В крещенскую ночь 1943 года

 
Марийка была очень счастлива: позади учёба в медицинском училище, весёлый выпускной вечер. По направлению краевого отдела здравоохранения ей повезло начать свой трудовой путь не  в каком-то маленьком хуторке, а в районной станице. Девушке очень понравилось буквально всё: ровные улицы,  тенистый парк с танцевальной площадкой, большие магазины и дом культуры. И, конечно же, больница, что располагалась в длинном старинном кирпичном здании на высоком цоколе. Встретили её приветливо, пожилой главный врач предложил работу в хирургическом отделении, которое сам и возглавлял.
Для молодой медицинской сестры сняли комнату в добротном доме совсем рядом с медицинским учреждением. Квартирная хозяйка оказалась сердобольной. Позаботилась о молодой жиличке, чтобы та ни в чём не нуждалась, могла хорошо отдохнуть после трудной смены.
«Мамочка, – писала Маша домой, - мне так повезло! Коллектив отличный, подсказывают, подбадривают. Знаешь, я решила поработать пару лет, а потом поступить в медицинский институт. Очень хочу стать врачом!».
Но этим мечтам не суждено было сбыться. Вернее, они осуществились, но не через два года. Помешала война. В солнечный июньский день Маша получила повестку. Придя в военкомат, узнала, что её направляют в медсанбат одной из авиационных частей. Сборы были не долги, а боевое крещение – едва прибыла по назначению.
На военный аэродром налетела целая туча фашистских мессеров. Казалось, день превратился в ночь. Рёв самолётов, бесконечные взрывы, стрельба из пулемётов, пожары, суета, неразбериха и несчётное количество раненных и убитых. Окровавленные, обессилевшие, хрипло зовущие на помощь, как успеть помочь всем? И при этом самой не угодить под вражеские пули? Впрочем, никто из молоденьких санитарок медсанбата тогда о себе не думал.
В кошмарном водовороте тяжёлых кровопролитных боёв пролетели месяцы 1941 года и весь 1942 год. Маша уже не вспоминала, как после своего первого боевого крещения, утирая слёзы, с ужасом думала: «Разве можно к такому привыкнуть? Везде кровь, везде смерть!».
Человек ко всему привыкает. Она уже не терялась, во время боя, несмотря на визг пуль, спешила к раненым, перевязывала, успокаивала и изо всех сил тащила их в санбат. Только за внешним спокойствием пряталась жгучая душевная боль: такие молодые бойцы: кто без руки, кто без ноги, у кого изуродовано лицо или оторвано ухо… «Терпи, милок, терпи, родной, скоро полегчает», - твердила она всегда почти автоматически.
Санбат готовил к отправке раненых в госпиталь, оказывал первую медицинскую помощь. Как-то их с подружкой Таней отправили в соседнее село, которому сильно досталось от вражеской артиллерии. Не разрушенных домов не осталось. На месте одного из них торчала лишь печная труба. За разрушенной печью стонали дети. Там они прятались, и их буквально раздавило взрывной волной. Спасти удалось всего двоих, у которых были не такие  уж сильные ранения. А от находившейся рядом бани, где укрылись взрослые, осталась лишь огромная воронка с разбросанными вокруг частями тел. Помогать тут оказалось не кому.
Но молодость и желание жить, вернее, выжить, брали своё. В короткие перерывы между боями девчата иногда устраивали посиделки, вспоминали довоенные события, затягивали любимые песни. А в крещенскую ночь недавно наступившего 1943 года,  затеяли гадание. Было это на Смоленщине. Решили узнать, как зовут суженого, ряженого, как делали это их матери и бабушки. Написали на клочках бумаги мужские имена, положили в армейскую шапку-ушанку, перемешали и брали по очереди. Маша развернула свой «билетик счастья» и прочитала «Яша». Пожала плечами: «Какое-то редкое имя…».
О гадании девчата быстро забыли, потому что вновь начались ожесточенные бои. На западном направлении    с января 1942 года по февраль 1943 года  шли интенсивные боевые действия. Целый год советское командование проводило  около десятка наступательных операций,  не принесших ожидаемого результата.   Но самоотверженные, с большими потерями наступательные действия Красной армии на западном направлении способствовали улучшению обстановки на других участках фронта.  А летом 1943 года и здесь начались широкомасштабные наступательные операции. Смоле;нская продлилась с 7 августа по  2 октября 1943.
До самого логова влага довелось дойти сержанту медицинской службы Марии Ивановне. Так теперь уважительно называли её сослуживцы, включая начальника медсанбата. Не передать словами, как все радовались долгожданной победе, с нетерпением ждали возвращения домой. Их вагон, в котором,  разместился не только их, но и медсанбат другой части,  прикрепили к уже сформированному воинскому эшелону, отправляющемуся из Германии в Советский Союз.
«Домой! Домой! Домой!» стучали вагонные колёса. «Быстрей! Быстрей! Быстрей!»  стучало Машино сердечко. А продвигался эшелон с большими задержками, ведь железные дороги были перегружены. Во время одной из остановок, выбежав набрать кипятка, Маша услышала заливистую гармонь. Это у соседнего вагона играл и напевал «Катюшу» молоденький солдатик (то ли артиллерист, то ли просто пехотинец). Рассматривать петлицы ей было не досуг.
На следующий день всё повторилось. Задержка оказалась ещё более долгой и у соседнего вагона собралось много военных. Они подпевали гармонисту и даже танцевали. Маша тоже подошла, глянула внимательнее. «А что, этот музыкант очень даже ничего», - промелькнула молнией в её голове отчаянная мысль и тут же погасла. Взревел гудок паровоза и все кинулись по своим вагонам.
Так продолжалось до самого Ростова-на-Дону, где ей предстояло сойти. Проводить её на перрон вышли всем составом санбата. Долго что-то говорили, не стесняясь набежавших слёз, обнимались и целовались. Адресами обменялись ещё в вагоне. Когда состав тронулся, Маша еще долго махала ему в след. И подумалось: «Вот и здравствуй, мирная жизнь! Что-то ты мне принесёшь?». Оглянулась, а перрон-то уже опустел. Поправила на плече вещевой мешок и пошла через здание вокзала на площадь, искать попутный транспорт, чтобы добраться до родной станицы. Не успела немного пройти, как услышала: «Товарищ сержант, Вам, случайно не в Казанскую или Александровку? Мы туда едем!».
Это кричал солдатик, стоявший в кузове видавшей виды полуторки. «Вот повезло-то как!» - подумала Маша и замахала руками, закричала: «В Александровку, в Александровку!». Солдатик подал ей руку, и она ловко взобралась на машину. На лавке устроилась между  дородной пожилой женщиной и тем самым солдатиком. Ещё её попутчиками были усатый старшина и молоденький младший лейтенант. После неловкого молчания женщина сообщила, что выйдет первой, на окраине города. Остальные ехали в конечный пункт, в Казанскую. Только Маша - в Александровку. Маша не сразу заметила рядом с солдатиком гармонь, внимательно посмотрела на него и спросила: «Не вы, ли гармонист из соседнего вагона?». «Он самый, - услышала в ответ, - Яша,- и он протянул руку. «Маша», - только и смогла пролепетать смущенная попутчица. Девушка вспомнила крещенскую ночь 1943 года и мужское имя на клочке серой бумаги.
Слово за слово, непринуждённо они беседовали больше часа, пока не показалась вдалеке её родная станица. Сдержанно попрощались. Казалось, на этом можно и ставить точку. Но судьба распорядилась по-своему.
Недели через три в Александровку из районного центра прислали нового заведующего клубом, ещё не снявшего военную форму гармониста. Не откладывая в долгий ящик, он вскоре пошёл в станичную амбулаторию, где и нашёл свою суженую. Маша даже и не удивилась, улыбнулась: «Вот и ты, Яша!».
В любви и согласии прожили они 52 года. Вырастили пятерых детей, дождались 15 внуков и пятерых правнуков.