Странствия Гюнтера

«...И говорю вам.. В доме есть ветер. Если кто потерял эту очевидную истину...

Бывает, он затихает, по углам. Застаивается. Замирает..  
Прячется под кроватями. Укрывается в шкафах и кладовых.. 
Иногда, лениво взметает пыль, осевшую в коридорах.
Или, чуть слышно, трогает лицо и шею. Чтобы, о нём не забыли.. 

Сворачивается волосяными клубками под лестницей. Таится на чердаке.
Высовываясь из слухового окошка, проказливо дёргает проржавевший флюгер.  
Но приходит время - и он оживает. Набирает силу, свивается в вихри.. 

И смерчем - сметая всё старое и затхлое на своём пути - врывается в жизнь. Расчищая место для нового. И удивительного...»


* * * * *


Before.



   В маленькое, изрядно закоптелое и треснутое в уголке, оконце нещадно барабанил дождь. Начавшийся два дня назад, он вымочил ближнюю округу и уже успел изрядно надоесть. Ибо, вгонял в грусть, портил настроение и стопорил дела. Осень началась внезапно и дружно. Народ в деревеньке не только не был к ней душевно готов. Но даже и урожай собрали не весь.
   Мужики уныло сидели с трубочками подле окошек. Иногда выходили на крыльцо. Деловито вглядывались в небо, плотно затянутое серо-стальными, набухшими тучами. Тяжело вздыхали и возвращались в тёплые, пахнущие дымком и вкусной снедью избы. Бабам – как известно – погода не указ. Потому, накинув тулупчики и подхватив длинные подолы, они сновали по двору. Живность накорми, корову подои. Опять же харчей на всю ораву наготовь. Уборка, постирушки, печь подтапливай. Ни покоя, ни отдыха..

   Гюнтер – старший сын в семействе кузнеца Мартина - был восемнадцати лет отроду. Высок, плечист, приятен лицом. Статью и силушкой пошёл в отца. А сообразительностью, трудолюбием и сноровистостью – в матушку. Семья считалась в деревне крепкой и зажиточной. Мать, мало того, что всё хозяйство содержала в образцовом порядке. Да ещё находила время и силёнки на рукоделие. А была она, на сто вёрст окрест – самая известная кружевница. Такие ажуры выплетала, что к королевскому двору не стыдно везти. За работу брала дорого – цену своему таланту и трудам знала. Но и за такую плату модницы в очередь становились. Бывало, и отказывала в заказе. Если женщина уж больно не по сердцу приходилась. Могла себе позволить…

   Детишек в семье имелось четверо. Выросших. Ещё двое умерли во младенчестве, от захожей чумы. Уцелевшие, видимо, были повыносливей.
Две дочери и два сынка радовали родителей. И внушали веру на спокойную и сытую старость.  Шарлотта детей отродясь не баловала, с нежных лет приучила к труду. Привила навык быть благодарными. И уметь довольствоваться простыми и малыми благами и удачам. Дочери выросли кроткими и послушными. Помогали матушке во всех делах. Были опорой и утешением в трудностях и хворобах. Сынки тоже удались. Младший – Карл – оказался весьма смышлён и до всяких знаний охочий. В любой день  с семи лет ходил в соседний городок заниматься в школе. Будучи последышем, тяжёлой работой не нагружался. Родители питали надежды, что получится из него дельный купец. Или вовсе, учёный человек…

     Минувший год выдался тяжёлым. Отец повредил руку в кузнечной печи и уж больше трёх месяцев не работал. Матери пришлось брать больше заказов. Хорошо, пятнадцатилетняя Герда уже приноровилась и могла выполнять несложную часть кружевной работы. Девочки были погодками. Дружили и во всём друг друга поддерживали. Сюзан – как старшая – считала правильным тут же научить сестру всему, что освоила сама. Потому, подменяя друг дружку - то на хозяйстве, то с коклюшками - женщины со всеми заказами справились в срок. Получили деньги. И в ближайшие дни собирались в столицу – к счастью, не далеко была – за покупками. Кроме обновок, кухонной утвари, инструментов по хозяйству. Надо было купить для Карла лекарств. Прошедшей, непривычно морозной зимой, он сильно застудился. Неделю метался в горячке, совсем плох был. Шарлотта вымолила сынка, выходила, поставила на ноги. Но всю весну и лето он кашлял. И мать опасалась чахотки.

   Начавшийся, совсем некстати, дождь путал планы. И хозяйка решила посетить знакомых поставщиц льняной нити. Живущие в соседних и более дальних деревнях, они пряли нить на продажу. А заодно, нахваливали всем проезжим мастерство Шарлотты. Дав указания дочкам, надела высокие тяжёлые башмаки. Достала из кладовки длинную кацавейку, накинула на плечи тёплый платок. И, ведя под уздцы, тощую кобылёнку, запряжённую в разбитую коляску, вышла за ворота.

_________


     Вернулась к вечеру следующего дня. Дождь – то переходя в еле заметный, то поливая, как из ведра – окончательно развёз просёлочные дороги. Коляска несколько раз застревала в жидкой грязи. А лошадка так выбилась из сил – жалко было смотреть.

Дети встретили объятиями, чистотой в доме и вкусным ужином. Мартин, распрягая лошадь, корил и нежно выговаривал жене: «Не бережёшь себя, голубка. В такое ненастье поехала. Так и заболеть не долго».
«Так что ж, в избе сиднем сидеть», - вынимая тюки из тарантайки, отвечала Шарли, - «да и нитки кончаются. Надо работы доделать. Девчонки, вон как навострились – плетут и плетут. Пальчики тонкие, быстрые, чуткие. А деньги нужны. Ты, вот, никак не оправишься, рука плетью висит. И Карлуша кашляет. Душу мою рвёт. Пока Гюнтер на мельнице урожай мелет, глядишь, и дождик уймётся. Хочу в город его с собой взять, поможет нам».

   Ближе к ночи, дочки тихонько прокрались в комнатку матери. Она отвлеклась от штопки, обняла погодок, прижала к себе.
«А расскажи нам, мамочка. Про Королевскую Кружевницу», - Сюзан хитро подмигнула сестре.
«Так ведь сколько раз рассказывала», - мать погладила дочку по волосам, - «уж наизусть выучили».
«А ты так расскажи, будто в первый раз. А мы слушать станем, словно и не слышали».
«Ну, хорошо. Уговорили, садитесь поудобнее…

   Было это давным-давно. Мы с Мартином только обвенчались. Жила я молодой, весёлой и счастливой. И король наш был молод, горяч и своенравен - всё норовил войну затеять. Ссорился с соседними королями и набирал армию. И звали его Фридрих. А молодая королева только-только родила инфанту. Девочка родилась слабенькой и крошечной. Но, красивая – как ангел. И назвали крошку – Изабелла.

Королева болела – никак не могла отойти от преждевременных родов. А случились они из-за дочки Королевской стряпухи. Она была чуть моложе королевы. Строптива, дерзка, высокомерна. И очень вольная в своих желаниях и поведении. Она всё время вертелась во дворце и старалась почаще попадаться королю на глаза. А когда это случалось, томно закатывала очи, жеманничала и всеми своими прелестями соблазняла Фридриха.

   Королева давно заметила эти игры. Но, монаршее положение не позволяло ей опуститься до прилюдных ссор. Она много плакала в одиночестве. И терпела. Будущий наследник или наследница – вот что было для неё самым важным. И в один несчастливый день она увидела, как король флиртует и обнимается с распутной стряпухиной дочкой…

Да, я забыла сказать. Королеву звали Гертруда. И она была красивой, умной и очень доброй. Слишком доброй…

Когда она это увидела и поняла, что монарх отвечает взаимностью на откровенные чувства Аннет. А именно так звали эту наглую кошку. Гертруда упала в обморок и скатилась со ступеней лестницы. Подбежавшие лекари привели королеву в чувство. Но малышка инфанта решила родиться раньше срока.

   Роды были тяжёлые. Изабелла родилась здоровой, хоть и маленькой. Но монархиня перенесла неизгладимый нервный срыв. И потеряла много крови. Несколько недель провела она в спальне, почти не вставая с кровати. Её дочку кормили, ухаживали за ней. И лишь иногда приносили к матери. А она – от тоски, одиночества и предательства любимого мужа – чахла, бледнела, угасала.
А король словно забыл про неё. Заходил редко и ненадолго. Зато, слуги шептались по углам, что Фридрих завёл фаворитку. И это - никто иная, как Аннет. И сплетни подобные ещё больше угнетали королеву…

   Так прошло несколько лет. У нас с Мартином родился первенец – Гюнтер. А в королевском дворце перемены произошли ещё большие. Фридрих совсем забросил свою супругу. И уже не скрывал свою новую любовь. Аннет стала не коронованной королевой. Она установила везде свои порядки. И не стесняясь, говорила, что выживет Гертруду из дворца. Изабелла подросла. Она была чудесным ребёнком. Но и она больше не интересовала своего отца. И тут – к великой радости монарха – наконец-то началась война…»

Шарлотта глянула на дочек. Сюзан уже сладко посапывала. А у Герды слипались глаза.
«Всё, дорогие мои. Продолжу в другой раз. А теперь – спать».

____________


     Двумя днями позже, вернулся старший сын. Дождь уже прекратился. Земля подсохла. И солнце робко и тускло светило, прогревая воздух и выманивая деревенских ребятишек из домов. Гюнтер, распрягая молодого, неспокойного жеребца, белозубо смеялся и подшучивал над сёстрами. Они заливисто хохотали, толкали его в бока и ерошили пшеничные волосы…



Now.



     Она проснулась на рассвете. Всё, что происходила минуты назад  - чей-то голос, влажный тёплый воздух, смех, крики отдалённые, суета, радости  - казались на удивление натуральными, естественными. Как будто случались с ней, вот только не пойми где.
Она приподнялась на локте, посмотрела тревожно в окна. Серый утренний туманец ещё не развеялся. И гостил на её балконе сизыми рваными тряпками. Вис на перилах, съедался - внезапно -  поднявшимся ветром. 
Чувствовалась нервозность и странная потерянность. Она снова оглядела пространство. Комната в полутенях. Трепыхается  — в потолок и складками по полу — плотный тюль. Порывы из приоткрытого окошка дёргают занавесь, как в театре, на поклоне. И холодный городской загазованный «бриз» шевелит волосы на её висках и длинную, отросшую чёлку.

Прикрыла глаза и обвалилась на кровать. Тюфяком, не доспавшим своего..

   Три часа спустя пробудилась окончательно. Было всё равно ещё рано. Но — делать нечего — встала и пошла уныло умываться.
Ветер не только не ослаб, но усилился. Пришлось закрыть окно. Деревья качались и, казалось, вторили усилиям боры. Листики отрывались в «свободный полёт», курсировали согласно налетевшему. И оседали скопом, в те немногие моменты тишины, что возникали.
 
Погода штормила и намекала — спокойно не будет, жди перемен!    
          
   Если бы она не была иллюстратором, то была бы швеёй. Ей нравилось из ничего создавать что-то. Это «что-то» оказывалось лучше, хуже. Но было, существовало и имело смысл. Всё бессмысленное она отвергала из принципа.
Рисуя персонажи к сказкам — а в основном она работала в детской литературе — ей удавалось не только воплотить замысел автора. Но и добавить — привнесть, так сказать — нечто своё, собственное. Она предпочитала перечитать не единожды перлы сочинителей. Если уж бралась за работу. И выбрать ключевые моменты — собственные, а не навязанные «сказителем». С ней спорили, убеждали, что «лучше знают». Но лучше всегда знала она и непременно оказывалась права.
 Она вживалась в хитросплетения повествования. Влюблялась в принцев и жалела королев, путешествовала с разбойниками и висела на плахе с перебитыми позвонками. Она любила произведение, отметив его при первом ознакомлении. И дальше — уже навсегда!

С ней совместно создавать получалось и легко, и сложно. Но обязательно новое и большее, нежели у литератора.
 
   Последние недели она — Марта Генриховна, особа тридцати восьми лет, миловидная, ВО, не состояла, не имела, не привлекалась — превращала в «большее» творение неизвестного. Она верила - «пока». Автора.
Тот — дай Бог ему здоровья!. Надо ж ещё продолжение воротить.. — имел дар придумывать интересные, захватывающие Миры. И населял их героями и событиями неслыханной дерзости и фантазии. Можно сказать, фэнтези. Но сей жанр Марта избегала — не терпела зауми, высосанной из пальца. И про себя поименовала труд полусказкой, Вроде и на быль похоже, но слишком уж насыщенная и привлекательная. В жизни так не бывает — а жаль! — но предполагать-то можно..

  Пару раз лично встречаясь с писателем и бессчётно в мессенджерах, мадам Генриховна сделала вывод. Неутешительный для сочинителя - «сдуется.. надолго его не хватит..» И применила знание к жизни. Потребовала предоплату в неприлично затратном объёме. А вдруг и вовсе не допишет! Ищи его потом..

И принялась за облагораживание Миров..

     День, начавшийся сумбурно, рвано, ветрено. Перетекал в привычный. И обещал прозаичный вечер..
Тройку раз из памяти или ещё откуда выявлялось приснившееся — привидевшееся, поблазнившее — ночью. В видах и формах страннейших. То глас чей-то услыхала, словно рядом проговорили непонятное. Но ей. То запах почувствовала — скорее, веяние. Травами, летом жарким, полднем, покоем. А ещё, случилось прободение — внезапно, ниоткуда вспомнила место. Да и не место, а край. Но точно, с деталями и почти с широтами..
Странно показалось — точнее, чудно.
Списала на Миры господина Афанасьева. «Чур меня, чур!» И своё богатое воображение..



Before.       



     «Карлуша побледнел с лица. И ест плохо..» - Шарлотта участливо поглядывала на сына. Он, сгорбившись, пристроив длинные нескладные ноги, вымахал за лето.. — учил что-то из языка иноземного. И бормотал то ли правила, то ли слова.. Мать перебирала крупу, взятую в миску из мешка полотняного. И разговаривала с мужем.
Семья благополучно пережила последние погожие денёчки. И перетекла — со всеми заботами, успехами и намерениями — в осень настоящую. Уложились в сроки — на грядках и наделах не осталось ничего. И перепахали под зиму. Съездили в город — удачно, с выгодой. И полотна дорогие продала хозяйка. Уж как девочки старались, помогали узорную строчку по краям делать. Ткани купил купчина зажиточный, на занавеси в дом.
   
   Карлу навезли и лекарств, и книжек. Радуйся, детина! Сёстры выбрали лент в косы, платков расписных — долго в рядах рыночных прогуливались. Матушка себе выторговала платье новое - обносилась уж вся. Вернулись из поездки довольные. Только Гюнтер был печален, скуп на беседы. Будто грызло, волновало его что-то.. Но что ж — парень большой. Никто в душу его не лезет.