О трафаретах

Может ли когда-нибудь ослабеть или вовсе исчезнуть любовь человека к природе, к её такому божественному бытию и безусловной вездесущности? Отвечу за себя: чем я старше, тем больше моя зависимость от этих бесценных минут, проведенных с ней тет-а-тет, без суеты городского дурдома и ежедневных забот. Конечно же, любовь эта первая, берет свои истоки так давно, как могу я помнить себя самого. Мне повезло взрослеть не в мегаполисе, а на окраине небольшого города, где от нашей девятиэтажки было рукой подать до лугов, лесов и речки, на берегу которой я провел самые яркие летние дни моего детства и юношества. Это богатство выборов в совокупности отпечатало во мне свою несложную, но в то же время почти совершенную красоту, и я бережно ношу в себе его зыбкий образ по сей день, невольно сопоставляя с ним все, что попадает в поле зрения. Иногда я вижу то, что полностью совпадает с контуром этого внутреннего трафарета, и радуюсь тому, как ребенок, который нашел свою любимую потрепанную игрушку, казалось бы, безвозвратно утерянную в чулане. Такие вспышки детской радости - еще одна причина из многих других, чтобы любить жизнь во всех её многогранных проявлениях. По крайней мере, я верю в это.
 
Моим фаворитом до определенных ключевых событий, о которых пойдет речь немного позже, всегда был лес, а точнее два леса, под покровом которых я вырос, как бы странно это ни звучало. Ввиду шаговой доступности их можно было чередовать между собой, чтобы не дай Бог не заскучать от перенасыщения. Один по большей части был хвойным, второй - скорее лиственным. К своему четвертому десятку я мог бы сказать, что мне знакомо там чуть ли не каждое дерево, что, конечно же, было бы сильным преувеличением.
Чего там только не происходило! Лес представал передо мной высушенный и нагретый жарким летним солнцем, залитый дождем и запахом влажной сосны в конце сентября, укрытый белым пуховым одеялом сугробов, в которые я проваливался по колено и падал плашмя, заливаясь смехом. Сквозь дымное марево костров он видел меня озорным мальчишкой, пьяным подростком, серьезным мужчиной. Бывало даже, что мы засыпали и просыпались вместе под соловьиные трели и первые рассветные лучи, окутанные прохладой утреннего тумана. Мы знаем друг о друге все, что можно знать. Он всегда был щедр и по-родительски снисходителен ко мне, а я всегда это ценил и любил в нем больше всего остального.
Лес, нахваставшись собой вдоволь, бережно выводил меня за руку в зависимости от своего местоположения либо к реке, либо к озеру, чтобы я мог перевести дух, иначе в нем можно было заблудиться на всю оставшуюся жизнь, не в силах надышаться, наслушаться, насмотреться. По глади темной, неподвижной озерной воды, как по корке льда, сновали туда-сюда невесомые водомерки, огибая плавучие островки ряски и кувшинок. По всему берегу шелестел на ветру высокий камыш, в зарослях которого засевшие, видимо, еще с первой зорькой и петухами рыбаки задумчиво несли свой пост. Из лесной чащи то и дело доносилась птичья трескотня.
Когда-то и я, как те водомерки, краснощеким мальчуганом, суровой зимой рассекал здешние ледяные просторы с папой в потрепанных и тупых дедовских коньках, едва научившись уверенно на них стоять. На этой природной “ледовой арене” всем хватало места, и столкнуться с кем-то даже случайно никак не представлялось возможным, несмотря на многолюдность. Я и сам отлично с этим справлялся, заваливаясь то на бок, то на пятую точку, то на коленки. Порой, теряя самообладание от чрезмерного количества “фигуристов” толстый лёд давал трещины, и по всей округе, словно во время майской грозы, раскатывался зловещий рокот. Все спешно собирались домой, тихонько прося у озера прощения, в том числе и мы.
Река, в противовес флегматичному озеру, несла свои энергичные воды, извиваясь и петляя, в живописный тупик, заросший рогозом и тиной. Если стоять лицом к затону, можно было понаблюдать, как закатное солнце скрывается за макушками деревьев, окрашивая воду в пурпур. Душными июльскими вечерами, отмахиваясь от мошкары, я наблюдал, как заблудшие коровы утоляли в ней свою жажду, зарывая копыта в густой ил, а лягушачий хор провожал ко сну всё, до чего мог долететь по воздуху. По левому берегу виднелись жилые дома, а по правому – травянистое раздолье. Утки и чайки пребывали в умиротворенном соседстве. По всей округе стоял навязчивый запах навоза и свежескошенной травы, и сам я, набултыхавшись за этот долгий день до изнеможения, весь благоухал речным, травяным и живым.
 
С определенного возраста, когда появляется возможность осознанно сорваться и пойти, поехать или полететь куда подальше, возникает также нужда или даже необходимость узнать и увидеть как можно больше: впитать чужую культуру, сравнить с чем-то совсем далеким друг от друга. Не могу сказать, что я побывал во многих странах, но некий багаж образов уже собран, впечатления накоплены, а сравнения проведены. Выводы, соответственно, сделаны. Везде, само собой, присутствуют свои плюсы и минусы, везде по-своему хорошо, но вот, что я понял: необязательно выкладывать сотни тысяч деревянных за пальмы с кокосами и пятизвездочный отель на первой линии, чтобы номер с кондиционером, «все включено» и коктейли рекой. Иногда для простого мужицкого счастья достаточно привести своего внутреннего ребенка в ближайший лес, которыми так богата наша любимая, необъятная Родина. Еще лучше, когда ребенок настоящий, вполне осязаемый и улыбчивый. А самое главное - твой.
Однажды, незадолго до его рождения, я решил от безделия (тогда я пребывал в поиске новой работы) провести над собой эксперимент. Набил рюкзак всем необходимым, сложил в багажник палатку, спальный мешок и прочие пожитки, чмокнул недоумевающую супругу и отправился в путь, не совсем понимая куда конкретно он меня приведет.
Случайным образом оказавшись в безымянном лесу где-то в Московской области, я беспечно, словно беззаботное дитя, прожил до вечера без нервных заглядываний в телефон, бесконечного потока пустых мыслей и прочих проявлений множества психических расстройств, таких привычных и родных для среднестатистического жителя столицы. Я забрел в самую чащу, подальше от чужих глаз и ушей, и оборудовал стоянку на более-менее свободном пятачке: разбил палатку, натянул между стволами елей непромокаемый тент (на всякий случай), подпалил костерок, разогрел еды, вскипятил воду для чая. Поглядел на колючую и пахучую ветку и, особо не задумываясь, сорвал несколько изумрудных иголок, бросив их в термос для аромата.
Время остановилось. Воцарилась гробовая тишина, и лишь изредка потрескивали красно-белые поленья и дряхлые сучья. Внезапно заморосил мелкий дождик, шурша и постукивая по упругой крыше-тенту легкими пальцами, словно по барабану. Я залез в уютный полумрак палатки слушать очнувшийся лес и перекличку кукушки с дятлом, и, то ли от хорошего настроения, то ли охмелевший от переизбытка свежего воздуха с примесью терпких запахов и кислорода, легко разродился небольшим стихотворением, хоть и перестал это делать давным-давно. Возвращался домой я, тихонько улыбаясь про себя, спокойный и счастливый. Мое трепещущее сердце вспомнило, как оно может и умеет петь.
Жду не дождусь, когда мой первенец достаточно возмужает, чтобы составить мне компанию для ночевки с палаткой или хотя бы однодневного похода. Я обязан показать ему, как это бывает и с чем это едят. Надеюсь, что гены сыграют в свою игру, и спустя много лет он сам вместе с моим внуком, или внучкой, или с оравой моих внуков и внучек будет кипятить воду для чая на огне где-то вдали от шумного города и шумных людей, пугая лесных жителей своим громким смехом.
 
Я точно знаю: кто хотя бы раз побывал в горах, будет стремиться туда всю свою жизнь. Я – один из тех счастливчиков. Где-то глубоко внутри себя я, сколько себя помню, носил некое идолопоклончество по отношению к ним. Наблюдая за их монументальной статью откуда-то издалека, со стороны, я тайно мечтал оказаться на вершине одной из них и посмотреть на ничтожество мира их всевидящими глазами. Мои мечты рано или поздно должны были сбыться. И они сбылись.
Непроглядной египетской ночью, под небом, усеянным миллионами звезд, которые прятались где-то далеко до этого торжественного момента, мы восходили на Синай, с вершины которого открывался обширный вид на мёртвые каменисто-песчаные дали и одинокий монастырь Святой Екатерины у самого подножия. Алый рассвет заливал краской скопления бесформенных булыжников, и они, один за другим, начинали пульсировать жизнью, словно воскресшие от вечного сна. Спина, мокрая от пота, покрывалась мурашками на утренней прохладе, а ноги приятно ныли. Дыхание наверху становилось жадным и глубоким. Галдеж многонациональных паломников и туристов смешивался с верблюжьим ревом. Путь назад был не менее тяжелым на фоне накопившейся усталости и недосыпа, но удивительное перевоплощение пустыни через цветную призму восхода окупило все страдания и старания. Мы будто узрели некую метафору ада и рая, и это было мистически завораживающе. Единственная оплошность, допущенная мной по итогу этого события, заключалась в моей тогдашней уверенности в том, что скорее всего ничего прекраснее я уже не увижу никогда. Конечно же, такое умозаключение было к лучшему.
 
Спустя пару лет я, моя жена и мой лучший друг решили отправиться навстречу приключениям своим ходом, на автомобиле. Конечной точкой нашего маршрута был выбран поселок Домбай в Карачаево-Черкессии. Нет, мы не собирались ехать туда осваивать горные лыжи или сноуборд, да и сезон был совсем для этого неподходящий, что, конечно же, не являлось случайностью. Мы спешили на свидание с горами, чтобы своими глазами увидеть эти умопомрачительные пейзажи с фотографий, которыми богата всемирная паутина. Собственно, и выбрано мной было это место путем перебора тех самых фотографий и определения негласного победителя. Никто не оказался против.
Дорога в пункт назначения пролегала через Пятигорск и Кисловодск - всё равно было по пути. К тому же, в Пятигорске родилась моя мама, а знал я об этом городе лишь по выцветшим фотографиям и многочисленным семейным байкам: например, о том, какой у прадеда и прабабки был большой дом (что оказалось на деле не совсем так). Стало быть, нарисовалась еще одна историческая родина, которую необходимо было обязательно посетить. Интересно, сколько их всего у меня раскидано по целой стране?
Кавказ радушно принял нас, не скупясь на хорошую погоду. Добравшись до Пятигорска уже затемно, мы остались на ночлег в скромной, без всяческих излишеств, гостинице, а поутру отправились изучать окрестности. Городок оказался тихим, совсем небольшим, по-своему уютным. Обойдя все “чекпоинты”, мы отправились в сторону подъемника на Машук, который ненавязчиво возвышался над городом и был заметен практически из каждого его уголка. Синай в сравнении с ним почему-то вспомнился ворчливым дедом, иссохшим от своей важности и гордости. Машук производил двойственное впечатление: довольно высокий и величавый, он в то же время казался мягким, скругленным, жизнерадостно-колосящимся, гостеприимным. Хорошо, что именно он открыл собой наше путешествие, иначе, боюсь, разочарований на его счет избежать бы не удалось. Мы ожидали сиюминутной опасности и борьбы, но у гор на наш счет были свои планы. Они нестрого и обходительно, шаг за шагом подталкивали нас всё дальше за волнующий горизонт, где еле-еле с немым вызовом очерчивались их грозные, черно-белые силуэты. Жаль, Эльбрус, нелюдим и интроверт, скрылся в облаках, чем вызвал у нас (в особенности у меня) глубокое понимание и чувство солидарности. Никаких обид, Эльбрус. Под таким количеством пытливых взглядов я поступил бы точно так же.
Времени, казалось, было слишком мало, чтобы увидеть и сделать в этом городе всё, что входило в наши планы. К счастью, мы успели всё и даже больше, и отправились далее по маршруту. Погуляв под теплым дождем в Национальном парке Кисловодска и сытно отобедав, мы решили долго не задерживаться. Впереди оставался только Домбай, уже изрядно нас заждавшийся.
По плану мы должны были прибыть туда поздним вечером, когда окончательно стемнеет. После пересечения границы Карачаево-Черкессии вдоль дороги вместо автозаправок и бесконечных отбойников замелькали малолюдные села с холмистыми полями и перелесками. Холмы с каждым километром становились все круче, а линия горизонта то и дело терялась между небом и землей, скрываясь за спинами исполинов, тянущихся своими острыми макушками все выше и выше. На макушках сверкали снежные шапки.
Навигатор вывел нас по наиболее короткому пути на разбитую, еле посыпанную мелким щебнем грунтовку. Щадя колеса и подвеску, мы медленно покатились по ней, изредка ускоряясь на более-менее ровных участках. За час езды навстречу попалось лишь два автомобиля. Дорога медленно набирала градус, поднимая нас все выше в гору. Люди вокруг отсутствовали от слова совсем. Предсумеречная умиротворенность природы тревожилась громкой музыкой из динамиков и рычанием двигателя. Проезжая мимо редких горных аулов, мы глазели на бодающихся ослов и стада баранов, а дикие кони, случайно выбегавшие на обочину, тут же уносились галопом восвояси.
На закате мы преодолели уровень облаков, и, не выдержав своего любопытства, я остановил машину, потому что боялся не уследить за серпантином под колесами, крутя головой из стороны в сторону и задерживая дыхание от восхищения. Уж слишком привлекательны были картины за бортом. Встав у отбойника над обрывом, мы смотрели, как розовый свет разливается по белоснежным пастбищам, которые кипели непрестанным движением промеж черных верхушек айсбергов, прячущих свои начала где-то далеко внизу, на грешной земле. Нам не терпелось поскорее узнать, какие секреты скрываются за этой воздушной пеленой.
Ближе к ночи мы наконец-то добрались, заселились в съемный домик, выгрузили вещи из автомобиля, перекусили и завалились на боковую. С дороги сон накрыл моментально, с головой. Утром, в меру и без избытка выспавшиеся, мы встали и торопливо засобирались. На все про все оставалось несколько дней, поэтому терять время было нельзя. Каждый день был расписан от начала до конца.
В поисках какой-то безделушки я решил отправиться наружу и проверить багажник. Скрипнула входная дверь, свежий воздух ударил в лицо. Выйдя во двор из-под козырька, я застыл на месте, как вкопанный. «Вот и встретились», - пронеслось в голове. Моему взору предстало то, что никогда не передать ни одной фотографией в мире, впрочем, как и любое проявление чуда нашей скупой на чудеса жизни.Только вчера, крепко цепляясь за руль где-то в небесах, я и не подозревал, какой восторг ждет меня впереди.
Над крышами домов, закусочных и магазинов, куда ни глянь, возвышались самые настоящие горы. Поселок был взят ими в плотное кольцо. Монументальные подножия, усеянные густым лесом, переливались всеми оттенками зеленого. Пропорционально набору высоты деревья сходили на нет, вжимались в землю, плавно перевоплощаясь в кустарники и траву, а после – в голые скалы, кое-где покрытыми мхом. У самых верхов черный камень, словно мрамор, был испещрен белыми узорами, которые сливались друг с другом, постепенно образуя сплошную снежную массу. Гулкие порывы ветра гоняли по васильковому небу кучерявые облака и заглушали шум горной реки, клокочущей прямо за нашим домиком. Я стоял и радовался, как ребенок, раскрыв рот, пока меня не хватились мои попутчики. Вздохнул, глотнул кофе. В путь!
Последующие дни пролетели в сплошном празднике для глаз. Мы изъездили все канатные дороги и побывали на каждой высоте, до которой только можно было добраться. Мы восходили пешком до чистых, как слеза, горных озер, минуя дремучие леса и бурлящие реки. Ходили в короткие походы по экотропам, рассматривая папоротники, пихты и прочую растительность, которую не встретишь в наших краях. Пили из горных ручьев, не боясь последствий. Жарили мясо на заднем дворе у берега реки, ели местную еду в забегаловках, а по вечерам культурно и тихо выпивали на лавочке-качельке у дома и просто смотрели, смотрели и смотрели вдаль, туда, где кружат орлы. В один из таких вечеров даже застали короткую грозу: графитовые тучи налетели стремительно и дерзко, осеняя громом и вспышками молний черные тени гор, а затем извергли вниз обильные потоки воды. Было страшно-красиво.
Неизбежность возвращения домой поднимала со дна сердца мутную и склизкую жижу тоски. В памяти остались тысячи картин красочнее и четче любой из тех, что остались пылиться в другой, телефонной памяти. Уже через год мы с женой снова поспешили провести отпуск на Кавказе, на этот раз уже в горах Северной Осетии. Слишком долго было бы расписывать наши очередные приключения по ущельям и перевалам, поэтому скажу лишь одно: я до сих пор не могу определиться, где мне понравилось больше. Кстати, скорее всего наш сын был придуман именно там, в одиноком маленьком домике, затерянном в горах на полуторакилометровой высоте. Наверное, этому позволили случиться солнце, свежий воздух, вкусная еда, вино и, конечно, головокружительная и бескрайняя, как сами горы, любовь. И хорошо, что так.
 
Наш мир огромен и удивителен до бесконечности. Наверное, на свете есть счастливчики, которые побывали везде, увидели и потрогали всё, и больше их ничем, никогда и ни за что не заинтересуешь. Даже не знаю, завидовать им или соболезновать.
Что касается нас, простых людей, то нам далеко ходить не нужно. У нас уже есть Россия: лишь выгляни в окно, и вот, она уже подмигивает, корчит рожицы и бесстыдно улыбается тебе вовсю. Чего только стоит, например, поздней весной просто выбраться под вечер из своей бетонной коробки, послушать шелест сонной листвы, вдохнуть в легкие всю эту полифонию цветочно-древесных ароматов… Если есть под боком лес, луг, река или озеро – то вы сказочно богаты на жизнь, чувство прекрасного и воспоминания. Прямо как я. Если же нет, то ничего страшного. Склеивайте по кусочкам свой личный трафарет из всего, что видите вокруг. Кто ищет, тот всегда найдет. Стучите, и вам отворят. В крайнем случае, собирайтесь и езжайте в горы. Не сомневайтесь ни секунды. Вам точно понравится, уж поверьте.