Шаги. Сюжет седьмой. Часть вторая

Чужие. Cюжет седьмой, в двух частях, тошнотворный.

Часть вторая. Контрудар.

*****

Варданян позвонила ближе к полудню. Это считалось у нее: утром.

- Солнце мое! Тут какие-то от вас заходы… - сообщила она. – Проинструктируй меня, плиз.

- От нас? Что ты имеешь в виду?

- Да звонят тут некоторые. Комменты предлагают, на тебя наезжают. В страшном пребывают возбуждении…

- Кузовой?

- Нет, куда там… Кузовой ваш – светило, оно простым смертным не греет. А тут всего-навсего какой-то, кажется, Мерзяев… то есть, экскьюзе муа, Хорьков.

- Тебе звонил? И когда?

- Он не звонил. Написал. Вчера вечером, видимо. Я только сейчас увидела.

- Написал?! – поразился я. – Мейл?

- Ну не голубиной же он…

- Вот это да! – я не поверил своим ушам. - А прислать можешь?

- Ну-у-у… - как обычно, задумчиво протянула Варданян. – Ты же знаешь – это будет тебе дорого стоить…

- Само собой, само собой. Не первый день знакомы. Наша признательность…

- Да-да, будет безгранична – в пределах разумного. Ладно, золотце, сейчас скину. Давай, не забывай меня.

- Как можно? Жду, с благодарностью.

Я положил трубку.

Написал! Надо же, вот ведь кретин! Такого я не ожидал даже от Хорькова. Не просто вторгнуться в чужую сферу ответственности, не просто влезть со свиным рылом в калашный ряд, а еще и сделать это с полной потерей всякой осторожности. Самим – взять и дать на себя материал – тот самый, которого, в общем-то, и не хватало!

Подобные заходы со стороны Кузового и его людей имели место уже неоднократно. Но так топорно – впервые. До этого они журналистам звонили; те, естественно, сообщали об этом мне или Скрипке; но после – именно из-за того, что все было на словах и только – поставить вопрос резко, ребром, у меня не получалось: в одних случаях они врали, что все происходило не по их инициативе, в других – говорили: такого вообще не было, и все – исключительно мои выдумки; поскольку Ковыляев был склонен верить им, а не мне, призывы навести порядок впечатления на него не производили (хотя за несогласованные действия он, конечно, прямо не ратовал); да и для доклада через его голову устные свидетельства подходили плохо.

Пересланное Варданян сообщение имело следующее – цитируется дословно и «дозначно» – содержание:

«Здравствуйте, Ольга!

Меня зовут Алексей Хорьков, я представляю Группу Инвестеционных Отношений Финансового Блока Топливной Компании.

Этим письмом я хочу предложить вам прямое сотрудничество, для полученья точных и своевременных комментариев, на тему предстоящего Первичного Публичного Размещенья Акций Топливной Компании, а также по другим взаимнопредставляющиминтерес тематикам.

В силу того, что именно наша Группа в наи-большей степени включена в наи-более значимые и заметные Инвестеционные и Системные Проекты, целесообразность прямых контактов с нами является приоритетной, с точки зрения созданья объективной картины и позитивного имиджа Топливной Компании, а также в силу ограниченных объективных и профессиональных возможностей управленья общественных связей (над тем, что при упоминании моего управления страсть к заглавным Хорькову внезапно изменила я, конечно, похихикал отдельно: этим он, очевидно, пытался дополнительно указать на нашу неполноценность) Топливной Компании.

В силу этого, предлагаю вам в дальнейшем по тематикам, связанным с Первичным Публичным Размещеньем Акций Топливной Компании, а также по всем прочим интересующимся вас вопросам обращаться ко мне лично, а также к Первому Вице-Президенту Топливной Компании О.А.Кузовому, а не в управленье общественных связей, которые будут всегда рады предоставить вам самую точную и оперативную информацию о событиях».

Далее, после заверений в вечной любви и дружбе, были указаны мобильные телефоны и адреса электронной почты Кузового и Хорькова.

Еще некоторое время назад, прочитав подобное послание, я бы наверняка впал в бешенство. Очередное выяснение отношений с Кузовым, очередная попытка апеллировать к Ковыляеву – только таковы и могли бы быть последствия для самозванцев. Сейчас же весь этот текст – с его совершенно откровенным хамством в мой адрес, с его чудовищной безграмотностью, равно как и с прямолинейной и туповатой демонстрацией собственной некомпетентности и абсолютного непонимания принципов взаимоотношений с медиа и его представителями – вызвал у меня, вперемежку со смехом, самое что ни на есть злорадное удовлетворение.

Это был джек-пот, который внезапно и безо всяких усилий с моей стороны сам приплыл ко мне в руки.

*****

Помимо прочего, вылезти с подобной «инициативой» именно сейчас было с их стороны не слишком разумно еще и потому, что на как раз на сегодня была назначена моя встреча с Хорьковым и Педерсеном. К четырем пополудни эти двое должны были явиться ко мне в кабинет. Естественно, они именовали это «совещанием»; по мне же, встречи с ними больше походили на разборки, куда каждый приносил свои «понятия» (и они, по большей части, не совпадали); к счастью, пока обходилось хотя бы без членовредительства.

Формальным поводом к проведению данного минибредлама была необходимость утрясти детали и сроки попадающих в общую сферу ответственности мероприятий в рамках плана подготовки к первичному размещению акций Топливной – которое должно было пройти (естественно, в Лондоне, где же еще?) в середине следующего года. Попадание данных мероприятий в общую сферу ответственности вообще-то было спорным, поскольку речь шла о медиа; однако подобное отнесение было на совести Ковыляева; мне оставалось разве что сказать спасибо, что он вообще не распорядился забыть о моем существовании.

Вполне вероятно, впрочем, что целью указанного письма как раз и было – позлить меня в преддверии этого «совещания», позлить, спровоцировать на фонтан эмоций и превратить тем самым очередную встречу в демонстрацию «неадекватности». Просчитались они, избрав для своей провокации письменную форму; почему они так сделали – оставалось только догадываться; возможно, из-за водившейся за Варданян привычки не отвечать на звонки с незнакомых номеров.

Получалось, с какой стороны ни посмотри, эффект был достигнут, прямо противоположный задуманному: объектом для подобных заходов Ольга была крайне неблагодарным – по причине связывавших нас с ней давних и с некоторых пор, безусловно, взаимовыгодных отношений; меня же столь неосторожная «активка» оппонентов, в свете наличия планов по переходу к активной фазе противодействия им, не разозлила, а скорее обрадовала.

С учетом всех этих обстоятельств, предстоящую беседу с двумя названными субъектами я решил на всякий случай записать на диктофон.

*****

Опоздав на двадцать пять минут – также, безо всяких сомнений, исключительно в целях демонстрации мне моего истинного места в жизни (или, вернее, в «аппаратной» расстановке сил) – Хорьков и Педерсен без стука ввалились в мой кабинет, продолжая на ходу обмен сколь многозначительными, столь и ничего не значащими репликами.

Я поднялся им навстречу и пожал руки – хотя делать этого мне вовсе не хотелось: к ним обоим к тому моменту я испытывал стойкое физиологическое отвращение.
Ощущения при рукопожатии не добавили мне приятных эмоций: ладонь Педерсена была большой, сухой и шершавой, мою руку он сжал излишне крепко, словно пытаясь тем самым показать мне свое превосходство; Хорьков, напротив, быстро сунул мне свою тонкую, мокрую и холодную ладошку и также торопливо, с брезгливой гримасой, выдернул ее обратно.

- Прошу, - показал я им на стулья у приставного столика.

Они неспешно расположились. Я вернулся в свое кресло и, чтобы не отдавать инициативу в чужие руки, сразу напал на них.

- Так! – весомо, с некоторой нарочитостью, тоном ведущего, а не ведомого, произнес я. – Первое, что хочу сказать: в план предлагаю записывать реальные информационные мероприятия, а не общие слова.

- Что вы имеете в виду? – спросил Хорьков.

Имея внешность и манеры до карикатурности схожие с Кузовым, он был в целом во всех своих проявлениях более очевиден, чем тот: еще тупее, еще злее, еще отзывчивей на любые выпады, еще более враждебен по отношению ко мне, чем, откровенно говоря, мне даже по-своему импонировал – наверное, потому что с ним, по указанным причинам, было легче иметь дело (не в плане результата, конечно).

- Посмотрите, к примеру, пункт сто сорок три.

- Да, и что тут?

- Тут некая общая формулировка: выпуск пресс-релизов, тогда как каждое официальное заявление компании – должно, безусловно, идти отдельным пунктом. При этом каждое заявление должно быть привязано к конкретному событию, чтобы…

- Но вы можете объяснить, что имеете в виду? – объявил, перебивая меня, Кнут Педерсен, полностью игнорируя то, что я как раз этим и занимаюсь.

Выгодно позиционирующий себя как «норвежец», Педерсен был из тех представителей «цивилизованной Европы», которые, почуяв запах легкой добычи, в больших количествах наводнили бесценное наше Отечество на заре постсоветских «экономических реформ» и с тех пор с разной степенью успешности приторговывали здесь своей иноземностью – благо туземная робость перед «аглицкими» и прочими «мастерами» по причинам до конца мне не ясным по мере продвижения вверх по социальной лестнице возрастала в дорогих соотечественниках в геометрической прогрессии. Так, например, этот самый Кнут еще некоторое время назад весьма успешно продавал свое словоблудие хозяевам Углеводородной компании, а теперь, после частичного растворения последней в структуре Топливной, оперативно и без особых усилий переметнулся на противостоящую сторону. Характерным образом в качестве иллюстрации своих выдающихся талантов и бесценного опыта он щедро ссылался на заслуги перед поглощенной компанией – той, которую еще совсем недавно я, по указанию тех же самых людей, которые теперь, раскрыв рот, слушали басни Педерсена, старательно и местами небезуспешно поливал грязью; самым удивительным было даже не то, что этот «норвежец» поступал так, а то, что это находило самый горячий отклик в сердце Анатолия Петровича Ковыляева.

Конечно, чтобы не обижать соседей, стоило бы отметить, что уже по самому факту своего давнего и плодотворного существования вне скандинавских территорий «норвежцем» Педерсен был довольно относительным (если вообще когда-то он им был): за пятнадцать с половиной лет русским языком он овладел весьма бегло (хотя все равно путал временами предлоги, падежные и глагольные формы), обзавелся также русской женой, вполне релевантным месту пребывания и кругу общения хамским высокомерием по отношению к тем, кого он считал ниже себя по социальному положению, а также и всем набором достоинств профессионального карьериста, то есть лживостью, подлостью и полным пренебрежением интересами дела ради своей личной корысти, долговременной и сиюминутной. Если что и осталось в нем скандинавского, так это крайне обманчивая внешность провинциального простачка с налетом интеллигентности – эдакого учителя из глубинки, энтомолога, следующего на Суматру(1), рыбака-любителя откуда-нибудь из-под Бергена…

Заданным только что вопросом он, очевидно, пытался расставить иерархические акценты: себя назначив начальником, а меня – докладчиком.

- Речь о пункте сто сорок три, - коротко повторил я.

- Да, о сто сорок третьем, - зачем-то поддакнул мне Хорьков.

Педерсен глубокомысленно смерил взглядом лежащую перед ним бумагу и сделал следующее содержательное замечание:

- Но мы должны знать, что мы это будем делать, правда?

- Безусловно, - подтвердил я. – Не просто знать – мы должны выпускать пресс-релизы по всем значимым событиям, что, по-моему, очевидно. Как раз этой причине и надлежит отражать в плане каждый конкретный релиз, а не один лишь общий пункт о том, что они будут. Каждый релиз – в привязке к конкретному событию. То есть событие – релиз, событие – релиз. Я – про это.

- Можно исправить и написать: выпуск пресс-релизов, - поспешно вставил Хорьков. – ОК, давайте дальше…

- Тут уже написано: выпуск пресс-релизов, - остановил его я, не давая преждевременно убежать вперед. – В такой редакции – это вообще не нужно, понимаете? Либо мы обозначаем их выпуск после каждого события, которое мы планируем отразить, либо не пишем вообще ничего, подразумевая таким образом, что каждое значимое событие само по себе подразумевает выпуск сообщения о нем.

Хорьков и Педерсен быстро переглянулись – но не настолько быстро, чтобы я не понял смысла этого перегляда: так, мол, и думали, этот тип обязательно будет вязаться ко всякой ерунде…

- Вот, допустим, идем дальше, - продолжил я. – Что здесь есть… «роуд-шоу по США». После него – выпуск пресс-релиза. Или включаем в план, или просто исключаем сто сорок третий, подразумевая по умолчанию, что после роуд-шоу…

- Это точно не стоит, я вам говорю, абсолютно, - сообщил Хорьков, подчеркивая голосом кричащую очевидность этого факта.

- После роуд-шоу? – подхмыкнул ему Педерсен.

Они опять обменялись теми же говорящими взглядами.

Ожидалось, вероятно, что я, устыдившись своей некомпетентности, сразу стушуюсь.

- Почему не стоит?

Хорьков криво усмехнулся.

- Ну-у-у… Юристы, знаете ли, с этим… плохо себя чувствуют.

Я пожал печами.

- Речь же не о том, чтобы раскрыть все подробности. Завершение роуд-шоу – само по себе значимое событие; повод, чтобы выпустить сообщение.
Хорьков раздраженно поморщился.

- Нет, они вообще не хотят, чтобы мы публично признавали.

Не соглашаться ни с чем, мною предлагаемым, стало их принципом с момента моего первого столкновения с Кузовым. Переубедить кого-то я не рассчитывал, и временами даже, честно говоря, готов был на все это плюнуть. Проблем было две: последствия отстаиваемых ими глупостей для дела и последующее назначение ответственного за эти последствия. Им безо всяких исключений становился я, причем даже там, где для того, чтобы сделать меня ответственным, требовалось признать за мною совершенно демонические возможности.

- Это абсолютно нестандартно, да, - с уверенным видом поддержал Хорькова Педерсен. -- Так не делается вообще.

Хоть мне и хотелось уже выматериться, пока я только развел руками.

- Да как раз так и делается на самом деле.

- Ну… э-э-э…

Оба они наперебой попытались вставить еще что-то, но я, повысив голос, не дал им себя прервать:

- Компания информирует о том, что она делает в рамках подготовки к размещению, причем делает это тогда, когда она реально что-то совершает. Понимаете меня? А вы сразу переносите этот вопрос в область обсуждения содержания релиза.

Поправив с крайне озабоченным видом очки, Педерсен просветил меня:

- А вы, в свою очередь, понимаете, что тут есть очень тонкий юридический момент, связанный с quiet period и так далее?(2)

- Да-да, тут, во-первых, поэтому нельзя, - добавил Хорьков. - во-вторых, давайте теперь по каждому аналитику… я встречаюсь по два раза в день… давайте по каждому пункт отдельный…

- Да нет у нас пока никакого тихого периода, - довел я до их сведения, казалось бы, очевидное. - До размещения еще черт знает сколько времени. Ну а аналитики и ваши частные контакты с ними – это вообще другое дело.

- Еще ведь с банками все равно все согласовывается, - придумал тогда следующий «аргумент» Хорьков. – Сюда попадает только то, что банки одобрят, а они это обрубят, миллион процентов, они это не поставят.

Излишне говорить, что консорциум иностранных банков, выступающий официальным организатором размещения акций, – это была самая священная из всех священных коров; и, как искренне, вероятно, полагал Хорьков, любая ссылка на их мнение звучала как окончательный вердикт.

- Хорошо, давайте тогда уберем сто сорок третий пункт и пойдем дальше, - нетерпеливо сказал Педерсен. – Дальше…

В своем стремлении изображать страшно занятого и дорожащего своим временем делового человека он, кажется, даже не заметил, что тем самым поддержал меня: вовсе убрать из плана упоминание о пресс-релизах в совместной сфере ответственности с «финансовым блоком» и Педерсеном и выпускать их далее по своему разумению, отталкиваясь от мною же определяемых информповодов, – о таком в наличных условиях можно было только мечтать.

От неожиданности Хорьков несколько замялся.

- Да я бы его оставил все же, - неуверенно протянул он, с одной стороны, понимая, что из-за оплошности норвежца может проиграть ход, с другой – не решаясь попереть против природного носителя ценностей добра и прогресса. – Это же не совсем наш документ, это – документ банков…

- Нет-нет, постойте! - возразил я. – Нам вчера дано поручение, именно нам – его отредактировать. Несмотря на то, что это якобы документ банков. Согласен: банки как организаторы готовят первичку, но мы как представители заказчика…

- Нет, ну мы, конечно, можем… - начал было Хорьков.

Вероятно, он хотел опять повторить, что последнее слово все равно будет за обожаемыми банками, но я не дал ему закончить:

- Не просто можем, мы должны. И потому что мы есть заказчик, то есть его представители, и потому что нам дано такое поручение. В любом случае, я не собираюсь думать за банки. Мне дано поручение решить те вопросы, которые в моем ведении находятся, вот я и решаю. Если говорить о данном частном случае, то я бы, конечно, выход релиза с роуд-шоу увязал, да. С юристами давайте обсудим, нет проблем, но я уверен, что по существу у них не будет возражений, разве что по содержанию.

Лоб и лысина Хорькова постепенно становились красноватыми и сырыми – в точности так, как это происходило у злящегося Кузового, только еще более явно.

- Да нет, так просто никто не делает! – упрямо процедил он.

- Да ну неправда это! - махнул рукой я.

Педерсен надменно усмехнулся, Хорьков вслед за ним скорчил на лице усталую досаду и сказал:

- Хорошо, давайте, вы найдете какой-нибудь пресс-релиз подобный… любой другой компании… Мы посмотрим, и тогда…

Это была их излюбленная аргументация – на все случаи жизни.

- Слушайте, - ответил я, - этой вашей обезьяньей манерой я уже сыт по горло. Ну что это вообще, вы меня простите, за подход: давайте делать, как все? Если у нас есть юридические ограничения по данному вопросу – это одно.

- Они есть, - раздалось хором.

- Они по содержанию, а не по самому факту.

- Я позволю себе спорить, - весомо заявил «норвежец». - Я думаю, что сам факт объявления в виде пресс-релиза, что мы провели роуд-шоу, уже нарушает юридические…

- Да-да-да! – поспешно пришел к нему на помощь Хорьков. – Мне вчера юристы… я вчера…

Было видно, что он придумал это только что.

- Поэтому я предлагаю не ставить.

В запале принципиальной борьбы со мной Хорьков не заметил, что и сам изменил свое мнение.

- Хорошо, сто сорок третий убираем, - согласился я.

- Идем дальше, - так и не поняв, что только что произошло, спели они хором; после – продолжил один Педерсен: - Значит, UK media presentation(3), это мы убрали…

- Что-что? Это о чем вообще? – насторожился я.

- Это было в контексте роуд-шоу, где Кузовой и другие выступают, - млея от того, что может продемонстрировать мне мою неосведомленность, пояснил Педерсен. - И Алексей Сергеевич там в том числе…

Хорьков гордо приосанился.

- В том плане вот, что Кнут думал… что если все вместе будут в Лондоне… что тогда типа заодно и презентацию эту… для медиа.

В первый момент я не поверил своим ушам: прямо как тогда, когда Варданян сказала мне, что Хорьков изволил обратиться к ней в письменной форме.

- Что-о-о?! То есть презентацию для СМИ, причем во время роуд-шоу непосредственно, вы, значит, хотели провести? А пресс-релиз по итогам – он всему противоречит? Вот это интересно вообще! Что-то совсем никакой, знаете ли, не наблюдается логики!

- Это мероприятие… - с обычной назидательностью начал Кнут Педерсен, но Хорьков, враз потеряв свой гордо-осанистый вид (он дернулся так резко, что одна из подтяжечных застежек отстегнулась и резко отстрелила вверх, чиркнув его по уху), поспешно прервал его: - Ну отменили же, отменили ее!

Педерсен с некоторым недоумением взглянул на Хорькова, но в следующий момент, осознав, видимо, что и впрямь вышла неувязочка, со всей возможной солидностью поправил довольно глупо сидящие на его крупной, простовато-деревенской физиономии маленькие пенснеобразные очки и снова призвал нас следовать дальше.

- Хорошо, - сказал я. – У меня вопрос еще по одному пункту, по сто пятьдесят второму.

В этом пункте значилось проведение приуроченной к публикации аудита запасов Топливной компании пресс-конференции Ковыляева в Москве. Мероприятие должно было пройти через месяц, но, по моим данным, аудиторы только начали копаться в бумагах.

- А будет оценка-то к этому сроку?

- Оценки, судя по всему, не будет, - признал Хорьков.

- Тогда нужно переносить.

Что они и тут начнут возражать, я, в общем, не сомневался.

- Нет, переносить не надо, нет, - замахал руками Хорьков. – Изначально тут оценка и не планировалась. Планировалось повторение точь-в-точь того, что две недели назад было в Лондоне…

- Это было предложение президента! - особо подчеркнул Педерсен. - О котором он заговорил со мной приблизительно два дня назад…

Главной целью данного высказывания было, несомненно, произнести «президент» и «со мной»; но в чем состояла суть предложения Ковыляева я в итоге узнал не от Педерсена, а от Хорькова, который опять поспешно перебил своего горе-союзника:

- Но изначально он планировал ее и без этого…

Кнут явно опять блеснул сообразительностью: получалось так, что даже Ковыляев, решив все же увязать прессуху с выходом оценки, понимал, что проводить ее в информационном вакууме не есть самая блестящая идея.

- Без оценки это мероприятие смысла не имеет, - сказал я. – Нет информповода.

Хорьков отрицательно помотал головой.

- А у нас там и не надо.

К их косноязычию я уже привык, но вот что до сих пор меня поражало – это способность этой публики на голубом глазу отрицать любые доводы разума.

- Что, простите? Не надо? А о чем будем говорить? О чем писать будут?

- Президент сказал: я хочу зачитать ту же самую презентацию, что и…

- Да он же сам велел увязать с запасами, вы только что сказали, - вклинился я. - Впрочем, это мне известно: у меня на данный счет есть его резолюция.

- А если вы не согласны, пишите записку! - закончил Хорьков, явно слыша меня.

Полагая, что таким образом грозно поставил вопрос ребром, в ожидании моей реакции он вальяжно и тоже крайне сходно с Кузовым откинулся на спинку кресла.

Я ничего не придумал: у меня действительно имелась резолюция Ковыляева – ведь это я и предложил ему провести прессуху с оглашением из его уст оценки запасов. К моему удивлению с запиской этой он сразу согласился (видимо, не обратил внимания, кем она подписана) и велел включить данное мероприятие в обсуждаемый здесь и сейчас документ. После этого, вероятно, решил поставить в курс дела Педерсена…

- Вот, ознакомьтесь, - я взял со стола и подал им ту самую служебку.

Приятно было наблюдать, как по мере прочтения бумаги вытягивались их лица.

Первым очнулся Педерсен.

- Тогда мы констатируем, - важно заявил он, - что у нас есть профессиональные разногласия.

Это означало, конечно, что он прав, а я нет.

- Вы это очень любите делать, я заметил.

- Я знаю, что президент хотел видеть это мероприятие, поэтому предлагаю его в плане оставить, - заявил Хорьков, пытаясь, видимо, подобным нехитрым образом обвинить меня в нежелании выполнять данную часть резолюции Ковыляева.

- А я и не предлагал его из плана изъять. Его нужно перенести. Таким образом, чтобы увязать, согласно указанию президента, с оценкой запасов. Иначе это будет пустое мероприятие, по итогам которого не случится выходов, что, естественно, впоследствии вы оба, но в особенности, вы, Кнут, попытаетесь повесить на меня. Мне это не нужно. Мне нужно результативное мероприятие. Его дату, соответственно, определить можно будет тогда, когда будут точно известны сроки подписания оценки запасов.

- Нет, я против, я за то, чтобы оставить. Сдвинется ведь все, - продолжил тем не менее ныть Хорьков, хоть, видимо, и сам понимал, что крыть уже нечем. – Там президент потом уезжает, в регионы куда-то…

- Ну приедет же.

- И зачем… И к чему… Президент хочет… то есть президент делает… делает стратегию. О компании. Так все делают. В начале каждого года все руководители крупнейших компаний делают… Это абсолютно практика, сто процентов применяющая…

- Давайте, идем дальше! - неожиданно потребовал Педерсен.

Видимо, он был так впечатлен тем, что Ковыляев озвучил ему мою инициативу как свою, что совсем выпал из процесса.

- Да погодите вы идти дальше! – взорвался тут я, ощутив это уже как откровенное хамство. – Если вы ограничены во времени, вы можете покинуть кабинет; полагаю, мы прекрасно справимся и без вас. И не только в отношении обсуждаемого вопроса…

- В общем, мы с Кнутом предлагаем сделать следующее, - поспешно встрял между нами Хорьков. – Как и хотел президент, провести это мероприятие… провести в той части, которая не касается оценки запасов. Мы же провели так две недели назад в Лондоне… там провели, а у нас не было никакого информационного повода… И провели при этом чрезвычайно успешно.

- Что вы провели? – переключился я на него.

- Для аналитиков в Лондоне.

- А что значит: успешно?

- Ну как? Все пришли, и все были очень довольны, благодарили за встречу.

- Твою мать! - я почувствовал, что у меня начинает кружиться голова. – Ну сто раз уже говорено, ей-Богу: аналитики и журналисты – это две совершенно разные истории.

- Я не вижу разницы, - сообщил Хорьков.

- А я вижу! Вижу, потому что, в отличие от вас, каждый день общаюсь с ними – в течение энного уже количества лет. И что это вообще за критерий такой: все благодарили? Может, конечно, с аналитиками такое и возможно, хотя… Они в отчетах-то написали что-нибудь?

- Написали.

- Что написали?

- Ну я не помню, ну там… что мы готовимся к размещению…

- А, ну сенсация, короче. Так вот с журналистами такое не пройдет. Никто не будет писать новость, что мы готовимся к размещению, поскольку это не новость. Все знают, что мы готовимся, и сто раз уже об этом писали. Никто вообще ничего не будет писать, если не будет ничего нового.

Тут Педерсен решил, что настало самое время предъявить свой, уже изрядно набрякший на зубах, пасквиль в мой адрес.

- Антон Сергеевич! – назидательно произнес он. – При том пол-ном (это слово он нарочито разбил на слоги) незнании компании, которое мы видим у русских и западных журналистов, базирующихся в Москве, практически все, что там будет говорится… все это – будет для них новое.

- Конечно! – почти с восторгом выдохнул Хорьков.

Педерсен продолжил:

- Они этого на сайтах не найдут, они это в печатных материалах, в изданиях, не найдут. Это для них все новое.

- Безусловно! – еще раз поддакнул Хорьков.

Хотя подобное я слышал уже далеко не впервые, от той бесстыдной наглости, с которой это было произнесено (впрочем, и всегда произносилось примерно так), у меня в первый момент все равно перехватило дыхание. И это было хорошо, потому как, если бы с дыханием не было проблем, я почти наверняка уже сейчас сказал бы в ответ (а быть может, и сделал бы) что-нибудь не слишком приличное. Та пауза, которая понадобилась мне, чтобы восстановить дыхание, - вполне, возможно, именно она на этом этапе спасла этих двоих от немедленного выдворения из моего кабинета.

Мое пятисекундное примерно молчание было, между тем, расценено как отсутствие возражений. Хорьков с Педерсеном собрались было вновь двинуться «дальше», когда я, вернув себе наконец дар речи, сообщил им все же пришедшие мне в голову соображения.

- Послушайте, Кнут, или как вас там на самом деле? – сказал я. – Вам самому-то не надоело уже повторять одно и то же, а? Я еще могу, в конце концов, понять, когда вы посредством столь наглого и одновременно дешевого вранья рисуетесь перед Ковыляевым, но сейчас-то – на кого вы пытаетесь произвести впечатление? Вот на этого, что ли? – я показал на Хорькова. - Может, мне пора уже плюнуть наконец на любую этику и довести до сведения… как вы там сказали? русских и западных журналистов, базирующихся в Москве?.. довести до их сведения, какого высокого вы о них мнения? Сообщить журналистам из «Рейтера», «Блумберга» и «Эф-Ти», не говоря уже о «русских», что они, оказывается, как полагает Кнут Педерсен, вообще ничего не знают о Топливной компании? Почему бы не сообщить им об этом, а? Раз об этике речь уже не идет: некоторые этим вопросом совершенно не заморачиваются…

Хорьков резко вскинулся, но ничего не сказал, а Педерсен, видимо, трудясь над переводом, слегка подзавис после моей отповеди.

- Да-да! – подтвердил я. – Вы, Алексей Сергеевич, все верно поняли, но об этом мы с вами поговорим попозже. А пока вернемся к обсуждаемому вопросу. И вот что я вам скажу: по результатам пресс-конференции без оценки запасов писать журналистам будет нечего! Вот это я и называю – ничего нового. И пусть тут Педерсен распинается сколько угодно – я вам говорю, выходов не будет!

- Да нет же, Антон Сергеевич, это стандартная практика, - несколько сбросив обороты, снова завел свое Хорьков. – Вот же недавно в Газовой делали презентацию для журналистов – абсолютно безо всякого повода. И ничего – прошло на ура, журналисты покрыли это событие…

- Что сделали журналисты? – не удержался на сей раз я подметить вслух его тяжелые взаимоотношения с родным языком.

- Ну написали, осветили, как там? - злобно сверкнул глазами Хорьков.

- Это опять из области профессиональных разногласий, - отвис Педерсен. – И мы должны на этом остановиться: просто есть разные подходы…

Этот «аргумент» я тоже слышал тысячу уже раз.

- Я не вижу у вас никакого подхода, - пришлось и мне воспроизвести тот «контраргумент», от которого меня чуть не стошнило. - Точнее, ваш подход здесь такой – просто собрать тусовку. А результатом считать то, что они придут и пожмут вам руки. Не будет выходов, или они, не дай Бог, будут, но не особенно комплиментарные, или нас вообще обольют грязью – это для вас несущественно. Отчитаться же можно, что провели, так?

- Ну подождите, подождите… - опять попытался сбить накал Хорьков: совсем уж откровенного скандала и он, и Кузовой всегда побаивались, предпочитая действовать исподтишка. - Эти журналисты… Мы же просто хотим рассказать им чуть-чуть о компании, о ней ведь никто понятия не имеет.

- И вы так считаете?

- Ноль вообще. Я это вижу абсолютно, сто процентов.

- Расскажу это адресатам ваших сообщений. Обязательно расскажу, - не без удовольствия нажал я. – Они, безусловно, порадуются столь высокой оценке своих способностей.

Хорьков сделал вид, что не понял меня и уткнулся в план.

- По тому же принципу и поездки в регионы, - решил поддержать его Педерсен. – Они тоже…

Это вообще была больная тема. Педерсен с тупым упрямством пробивал эти региональные туры, куда собирался тащить – очевидно, просто в целях наполнения отчетности – кучу какого-то сброда из неспециализированных, а то и вовсе третьесортных изданий; я, предвидя беду, сопротивлялся, но очарованный Ковыляев ничего не желал слушать: поездки уже успели включить даже в лежащий перед нами план мероприятий. Какое отношение все это имело к размещению акций в Лондоне, объяснить внятно не мог, понятное дело, никто.

- По поездкам я уже неоднократно высказывал свое мнение.

- Да, мы знаем, они тоже не нужны, - иронически крякнул «норвежец». – Это ведь потому, что там никаких новостей нет?

- Вы вообще были у нас в регионах? Вы оба?

- Я вообще-то родом из… - начал Хорьков.

- Да мне плевать, откуда вы родом! – снова не дал ему сбиться я. - Я спрашиваю, вы у нас в регионах бывали, на предприятиях Топливной компании?

По тому, как они переглянулись, стало понятно: не бывали нигде; я, впрочем, и так знал, что не бывали.

- Вы хоть примерно представляете, что они там увидят?

- Антон Сергеевич, вы это уже говорили…

- Говорил, но никакого толку! Они, эти ваши непонятные люди из непонятных изданий, приедут туда, изначально заряженные негативно, приедут со всем этим своим политизированным мейнстримом в башке; и, увы, они не найдут там ничего такого, что могло бы их в этом эффективно разубедить. В реальности они увидят там оборудование, которое с советских времен не ремонтировали, увидят нефтяные разливы, увидят сжигаемый попутный газ, увидят разбитые дороги, бараки и прочие прелести. Допустим даже, что им ничего такого не покажут, но что покажут взамен? Что там сделано действительно нового, судьбоносного за последние десять лет? Ничего. Накормят их, напоят – это да; все будут, как вы это называете, благодарить; Педерсен занесет себе в отчет: мероприятие прошло о-о-о-чень успешно. Но, вернувшись, что они напишут? Свои стандартные опусы про пьяных медведей в ушанках среди сугробов, про Верхнюю Вольту с ракетами и т.п. Это, как вы изволили выразиться, миллион процентов! Президент начнет орать, почему такой выход, вы, конечно, свалите все на меня, заявите, что повсюду целенаправленный саботаж со стороны Щеглова… А может, вы для этого и затеваете подобную канитель, а? Или еще хуже…

Они снова переглянулись, выражая друг другу понимание и сочувствие.

- Ладно, я тогда здесь еще вставлю пункт: организация поездок журналистов в регионы, - сказал Хорьков, словно бы вовсе не слыша меня.

- Да, Западная Сибирь сначала, - в том же ключе подтвердил Педерсен.

- А из того пункта, значит, убираем оценку запасов и оставляем просто презентацию для журналистов.

- Я с этим не соглашусь, - сказал я. – Если вам, конечно, это интересно.

- Хорошо, это мы поняли, - отозвался Педерсен, не глядя на меня.

- Я тогда засылаю это банкам. Вы можете следом выслать свое несогласие, - пренебрежительно бросил Хорьков.

- Я вышлю не несогласие, а свою позицию. - ответил на это я.- Вернее сказать, свой вариант плана. И не банкам, а президенту. Я ему, а не банкам подчиняюсь, так что пусть он и решает.

Мой укол они снова пропустили мимо ушей.

- Следующее тут Интернет-сайт, - задумчиво, словно решая в уме сложную математическую задачу, произнес Хорьков. – Тут, боюсь, к сроку мы не успеем.

- Не успеем, - подтвердил Педерсен.

Имелась в виду еще одна «презентация для СМИ», приуроченная к появлению нового Интернет-ресурса компании. С подачи «норвежца» компания еще год назад решила обзавестись «отвечающим современным требованиям» веб-ресурсом – по причинам примерно той же степени
серьезности и обоснованности, что и во всех остальных случаях: на существующем сайте «мало информации», «не нравится», «некрасиво» и т.п. После липового конкурса, победителем которого, естественно, стала подсунутая Педерсеном третьеразрядная и никому не известная своими профессиональными достижениями контора, создание призванного потрясти весь информационный мир нового Интернет-представительства Топливной компании продолжалось уже год, и конца края этому не было видно. В свете этого, пожалуй, данные реплики правильнее было бы мне вовсе проигнорировать – в связи с крайней неопределенностью перспектив; однако, будучи на взводе, я не удержался.

- Понимаю, господа, что вам страшно дорог этот ваш сайт. Только вот открытие веб-ресурса – тоже событие так себе… По этому поводу устраивать информационное мероприятие, тем более вносить в данный план – ну это так, разве что до кучи… Тоже для отчетности.

Мои собеседники снова переглянулись, и на этот раз, уже никоим образом не скрываясь, глупо захихикали.

- Ну… тут я пока… - сквозь смех выдавил Хорьков. – У нас все равно нет определенности… Со сроками…

Я и тут не смог остановиться:

- То есть ваш этот сайт сам по себе – эту тему я оставляю. В данном случае, подчеркиваю, речь лишь о том, открытие нового сайта при существующем старом совершенно не то мероприятие, чтобы рассматривать его в качестве…

Услышав такое, Педерсен счел своевременным продекламировать еще одну поражающую своей глубиной цивилизационную мантру.

- Сайт – это форма общения с важными целевыми аудиториями! – не дав мне закончить, заявил он с видом ученого, сообщающего об открытии параллельной Вселенной. – Это позволяет нам говорить, что наконец-то - наконец! – у нас появился инструмент, который на уровне, своевременно и качественно, информирует о компании. И это, безусловно, событие!

Его напыщенный вид был столь комичен, что теперь уже я не удержался от откровенно язвительного смешка.

- Ну во-первых, вам ничего пока не позволяет, потому что вы уже год только рассказываете о том, как там у вас будет все качественно и на новом уровне. А во-вторых, говорить вы можете что угодно, только выходов по результатам очередной вашей презентации не будет, вот и все. Впрочем, вы, конечно, и это припишете моему саботажу.

- Задача пиара заключается в том, чтобы выстраивать профессиональные отношения со своими целевыми аудиториями… - не унимался Педерсен: остановиться на половине заученной фразы было для него, видимо, все равно как для Windows прервать исполнение запущенного экзешника.

- Задача пиара заключается в получении информационного результата, - перебил его я. – До «ай-пи-о» времени все же не столько, чтобы устраивать стратегические игрища. О выстраивании тоже можно говорить бесконечно, но конкретно сейчас нужны конкретные результаты; ваши же рассуждения – явно не о том, как их добиться.

Остановившись, Педерсен перезагрузился и выгрузил следующую заготовку:

- Давайте тогда я вам скажу следующее. Три года назад мы организовали семнадцать поездок журналистов по регионам Углеводородной компании. Там (он со значительностью поднял вверх палец) ничего нового ни одного разу не было. Но если вы посмотрите…

Куда мне нужно посмотреть, я так и не узнал, потому что Хорьков, решив именно в этот момент, что его союзнику необходима помощь, со странным выражением на лице – как будто эта мысль отправляла его на высший уровень блаженства – выдал следующую сенсационную истину:

- Почему-то пока что Financial Times пишет про Углеводородную хорошо, а о про нас плохо…

- И Кнут всерьез считает, что это исключительно его личная заслуга, да? – спросил я.

К моему удивлению, такая постановка вопроса смутила их обоих. Ответа не последовало, и я продолжил:

- Знаете, вот эти рассуждения по аналогии – ей-Богу, просто слабоумие какое-то. Углеводородная и мы, и три года назад, и сегодня, находились и находимся в принципиально разных ситуациях.

Опомнившись, оба снова натянули на себя спесиво-насмешливый вид.

- И в чем же разница? – потребовал уточнил Хорьков.

- Разница в том, - сказал я, - что Углеводородная является инструментом информационного нажима на действующий политический режим, а Топливная – атрибутом этого режима. Поэтому одни и те же действия будут приводить к результатам прямо противоположным. По-моему, это очевидно. Или, быть может, ваша цель вовсе не та, которую вы декларируете? Поэтому вы тут с таким упрямством… Полагаю, впрочем, что и те туры, о которых говорит Кнут, если там действительно не было ничего нового, ни к каким результатам в действительности не приводили - кроме разве что возможности отчитаться, что проведена тусовка. Но информационный результат – это не тусовка, а выходы…

- Ну ладно-ладно! - перестав улыбаться, Хорьков злобно поморщился. – К чему сейчас все это? Сайт в любом случае пока убираем. Давайте дальше, а? Публикация финансовой отчетности, ну тут стопроцентно. Дальше… конференция в Монтрё… это, честно говоря, я даже не знаю, что такое. Это ваше, Кнут?

- Да, - подтвердил Педерсен. – Это такая элитная тусовка, семинар, общение на высоком уровне… где вот… где главы государств заезжают…

Он так и сказал: «заезжают».

- Опять тусовка? - захохотал я.

- Это тоже не нужно?! - краснея от злости, гавкнул Педерсен.

Налицо был прогресс, чему я, признаться, гаденько порадовался: впервые, кажется, мне удалось вывести из себя его, а не выйти самому.

- К счастью, это меня не касается, можете впаривать президенту, если получится. Сомневаюсь, впрочем, что он туда «заедет», поскольку, как сказал Алексей
Сергеевич, как раз в эти сроки собирается куда-то в регионы.

- Ладно, дальше, - опять заспешил Хорьков. - Отчетность, Монтрё, пресс-конференция…

- Да-да, вот эта пресс-конференция еще, - сказал я. – У вас тут, получается, если оставить оценку запасов без оценки запасов, аж две прессухи за месяц? А здесь-то тематика тогда какая?

- Да-да, это обязательно нужно будет донести! - с неожиданным воодушевлением запел Хорьков, из чего я заключил, что вторая прессуха – вероятно, его личная идея. –
У нас к этому времени для аналитиков будет специальная такая толстая книжка. Тоже самое нужно будет и журналистам рассказать, чтобы они тоже были… чтобы знали о компании хорошо. То есть мы сначала проводим большие расширенные версии, там, может быть, будет даже не один, а два дня. Там такая собирается толстенная-толстенная презентация, где все-все аспекты осваиваются. То есть мы аналитиков, значит, обучаем этому всему за один-два дня, после этого проводим сокращенную версию для журналистов, где их тоже обучаем, потом журналисты идут к аналитикам, те уже сформировали свое мнение, чтобы комментировать…

- О-о-о! – я не удержался опять. – Какая благостная картина! Замечательно! Обучаем журналистов – это просто прекрасно! За парту их, в обязательном порядке… Не забудьте сообщить им, что считаете их малограмотными… Так а к чему это все… к чему привязано? К какому конкретно событию?

Кнут Педерсен снова покраснел, его очки перекосились, на лбу выступил пот; тогда как увлеченный своей утопией Хорьков моей иронии, кажется, даже не заметил.

- Опять же ни к чему не привязано, - радостно сообщил он. – К тому просто, что скоро размещение.

- Скоро? Через полгода?

- Это подогревание объективного интереса к компании, - попытался «обучить» и меня Педерсен. – Предоставление фактов.

- Это опять же президент хотел, - продолжил Хорьков. – Ему, понимаете, очень понравилось, как все в Лондоне прошло две недели назад, где действительно все отметили, что очень высокий уровень презентации…

- И поблагодарили?

- … и вообще сам факт, это хорошо… так что вот просто, если нужен информационный повод, и для первой презентации, и для второй, и для всех… то вот повод такой: Топливная компания становится более открытой к журналистам…

Трудно было заподозрить Хорькова в неискренности. Возможно, он и впрямь думал так, что можно провести пресс-конференцию, на которой будет сообщено, что проводится пресс-конференция. Однако именно эта блестящая идея переполнила чашу моего терпения на сегодня.

- Вы тоже так думаете? – обратился я к Педерсену.

- Безусловно! – весомо сообщил тот.

- Слушайте, коллеги или кто вы там, ну вы, что, больные, что ли, в конце-то концов? – отбросил я всякую уже дипломатию. – Вы правда нихера не соображаете? Или придуриваетесь, лишь бы только сделать по-своему, и больше вас ничего не интересует? Две прессухи за месяц – и обе без информповода! Да вы, ****ь, спятили!

Не знаю, какой ответ я хотел получить на свой выпад, но точно не тот, что последовал.

- Хорошо, - примирительным на первый взгляд тоном сообщил Педерсен. – Хорошо. Вот смотрите. Я получил вчера имейл. От корреспондента Neue Zuriche Zeiting(4) в Москве. Швейцария вас интересует?

- Безусловно, - ответил за меня Хорьков.

- Главная финансовая газета… Руководитель пресс-службы, пишут мне, говорил год тому назад, что, к сожалению, у него нет времени, чтобы общаться с прессой. Это – цитата. Таким образом, все, что узнают на этих мероприятиях журналисты, на презентации там, в региональных поездках тоже, это все будет для них новое…

Это было уж слишком!

- Что-о-о?! – взорвался я. – Какой еще, ****ь, корреспондент?! Куда он там вас послал?! Знаете, Кнут, то, что все эти бумажки, которыми вы тут сорите по разным адресам, содержат сплошь фальшивки и ложь, это для меня давно не открытие, о чем я уже, в общем-то, сказал… Кто вам там что писал, кто звонил, кто на ушко шептал… вешайте эту лапшу в другом месте! И что это вообще за издание такое? Главная финансовая газета? И кого вы тут пытаетесь поразить этой региональной швейцарской газетенкой? Может, вам еще из журнала «Кролики и тушканчики нечерноземной полосы России»(5) на меня пожаловались? Так вы обнародуйте, не стесняйтесь! Самая ведь что ни на есть целевая аудитория… если судить по спискам журналистам для региональных поездок. Какие-то тоже заштатные сплошь, локальные… Еще бы из школьной стенгазеты вашей сельской школы притащили кого-нибудь и тоже назвали «представителями СМИ»! Уж сказали бы хоть, что вам из вашего любимого «эф-ти» написали - так ведь не скажете, потому что кто вас там знает? Ну а уж тем, кто знает, теперь-то я точно сообщу, обязательно сообщу, что, по мнению Кнута Педерсена, они ни малейшего понятия не имеют про Топливную компанию! И что любая информация, в том числе и то, что такая компания вообще существует, будет для них новостью! Знаете, если уж на то пошло, соберу-ка я, кстати, еще различные мнения о вашей достойной персоне. Вы у нас тут, на просторах нашего Отечества, давно уже околачиваетесь, и представление о ваших талантах и человеческих качествах успело сформироваться. И у журналистов из приличных изданий, и у ваших бывших коллег по Угловодородной компании, где вы, как я понимаю, действовали примерно в том же ключе, что и теперь здесь. Не слишком благоприятное такое представление, и мне об этом хорошо известно! Ну а сейчас я вам скажу вот что: это совещание для вас окончено! Для вас, Кнут. Вас, Алексей Сергеевич, я попрошу остаться. С вами у нас имеется еще одна тема для разговора.

- У меня нет секретов от господина Педерсена! - важно заявил Хорьков.

- Меня не интересуют ни степень вашего взаимного доверия, ни любые другие оттенки ваших тонких чувств в отношении друг друга! Господин Педерсен, извольте покинуть мой кабинет, всего вам доброго! И видеть вас здесь я более не желаю, кто бы там ни требовал от меня налаживать с вами всяческое взаимодействие. Можете на меня хоть обжаловаться! Ну а вы, Алексей Сергеевич, собственно, как хотите. Мне, в принципе, все равно, я могу с вами и не говорить ни о чем, а сразу перенести обсуждение ваших действий в более высокие кабинеты…

Покраснев, как вареный рак (таким я уж точно видел его впервые), Педерсен процедил:

- Хорошо, я ухожу. Хочу только выяснить еще один вопрос.

- О, дайте, угадаю! Про фотоархив?

- Да. Я бы хотел…

- Если вы хотели выяснить этот вопрос лично, то так и нужно было поступать с самого начала! А не писать тонны кляуз про то, как я вас обижаю. На текущий момент, вопрос выяснен: фотоархив имеется на сайте, пользуйтесь!

- Тогда напишите мне записку об этом, - неизвестно зачем затребовал Педерсен, поскольку все произнесенное по данному вопросу мною уже неоднократно было зафиксировано в письменной форме.

- Ничего я вам писать больше не буду, - заставив себя все же понизить голос и тем самым окончательно лишить смысла его здесь пребывание, сказал я. – Все уже написано, все ответы даны. Проваливайте и закройте за собой дверь.

Педерсен отер пот со лба, грузно поднялся.

- Хорошо, спасибо, я вас понял! - с некоторой угрозой в голосе произнес он и, выбравшись из-за приставного столика, вышел за дверь.

- Вы, я смотрю, решили остаться? – обратился я к Хорькову.

- Вы же сами просили! - огрызнулся тот.

Я не отказал себе в удовольствии поглумиться:

- Я-то - да, но вы-то, вы… Оставили в одиночестве, получается, своего верного боевого товарища – и как раз в тот момент, когда ему, вероятно, так нужна ваша поддержка. После грубого попрания его прав варваром с Востока…

- Что вы хотели со мной обсудить? – не оценив моего юмора, сухо, но вместе с тем, как мне показалось, несколько опасливо осведомился Хорьков.

- А вот что! - раскрыв на весь экран его послание к Варданян, я резко повернул к нему монитор. – Может, как всегда, скажете, что вам это незнакомо?

Бегло пробежав глазами свое письмо, Хорьков воровато огляделся по сторонам и ожидаемо занял оборонительную позицию.

- Откуда это у вас? – спросил он, вероятно пытаясь выиграть несколько дополнительных секунд на раздумье.

- Попробуйте угадать.

На лице Хорькова отразилось тяжкое разочарование: он, видимо, посчитал, что его искренний порыв не оценили должным образом, и вообще предпочли ему человека, явно того не заслуживающего.

- Если вы еще этого не поняли, - не дождавшись от него вербальной реакции, сказал я, - поясню: обо всех абсолютно ваших поползновениях по установлению контактов с журналистами в обход нас, нам тут же становится известно. Обо всех без исключения! Вы, конечно, высоко цените свое понимание данного вопроса и полагаете себя совершенно бесценным для журналистов источником, но на деле вы не можете им предложить ничего такого, чего не мог бы дать им я. Реальным эксклюзивом вы не располагаете, да вы и не знаете, что это такое, раз думаете, что информповодом может быть повышение открытости, сто шестьдесят седьмое заявление о стратегии и прочие благоглупости. Какой им от вас прок? Никакого. А я с ними почти восемь лет уже вожусь, и это, попробуйте понять, чего-то да стоит. Я знаю, что нужно им, а они знают, что нужно мне.

- Тем не менее… - попытался вставить Хорьков.

- Тем не менее, - не дал ему этого сделать я, - до сего момента вам, пользуясь кредитом доверия со стороны президента, удавалось выкидывать подобные штуки без последствий для себя. И лишь благодаря моим исключительно усилиям по успокоению жаждущей грязненького белья пишущей братии, эти ваши идиотски-чванливые заходы к журналистам не имели публичных последствий негативного характера. Впрочем, поправка: почти не имели. А вы, соответственно, могли тут отпираться и делать вид, что ни при чем… Но после этого, - я показал на экран, - речь идет уже не просто о наших с вами разборках, вы это понимаете? Речь идет о трениях внутри компании, которые вы изволили предать огласке. И тому у меня есть доказательства. Раньше их не было, а теперь они есть, вы понимаете, о чем я? Вы хоть что-то вообще понимаете из того, о чем я вам говорю?

Набычившись и одновременно странно съежившись, скорчившись, как приготовившийся к отчаянному оборонительному прыжку зверек, Хорьков, без тени уже прежней насмешливой надменности – той, с которой он прибыл сюда полчаса назад, процедил:

- Мы вам говорили не один раз и только что говорили вместе с Кнутом… В условиях, когда о компании никто ничего не знает, а пиар-управление ничего не делает, чтобы это изменить… а только саботирует все наши инициативы… вот в этих вот условиях… у нас вообще нет другого выбора, как брать на себя часть вашей работы. Если вы думаете, что нам это очень нужно…

- Я в этом настолько не сомневаюсь, - усмехнулся я, - что даже не считаю необходимым обсуждать. Конечно, вам это нужно. Этого вы желаете всем своим одноклеточным организмом. Вам стоило бы как минимум несколько разнообразить ваши действия и аргументы, чтобы попытаться доказать, что у вас и без меня хлопот по горло. И что у меня настолько все плохо, что без вас мне просто никуда.

- Пытаясь создать позитивный имидж компании, я каждый день произвожу (он так и сказал: «произвожу») по нескольку (он так и сказал: «по нескольку;») встреч с представителями различных целевых аудиторий, - словно не слыша меня, продолжил нудеть свой заученный текст Хорьков. - И мне вполне этого хватает. Когда мы начинали здесь, мы искренне рассчитывались (он так и сказал: «рассчитывались») на вашу поддержку, а также сотрудничать… но с вашей стороны мы не встретили…

- Вранье! – снова перебил его я. – Это вы тонны своих кляуз на меня и десятки других сотрудников компании называете стремлением к сотрудничеству? Знаете, на фоне того, сколько их вами написано, я даже не уверен, что у вас вообще остается время на что-то еще. В частности, вот и на встречи с представителями целевых аудиторий…

Услышав это, Хорьков, вдобавок ко всем описанным ранее метаморфозам еще и злобно оскалился – выглядело уже и впрямь так, будто он, окончательно утратив человеческий облик, прямо сейчас бросится на меня и вцепится в горло.

- И вообще! - заявил он. - Мы это делаем, если хотите знать, по требованию президента. Это его требование: чтобы мы совместно с вами осуществляли общение с прессой.

- Ну так совместно же. А вы пытаетесь: вместо. Причем, еще раз говорю, крайне… Ладно, оставим в стороне вопрос о ваших представлениях относительно того, как и на основе чего строятся отношения с медиа и чем руководствуются журналисты в своей профессиональной деятельности. Позволю себе заметить лишь, что явно не заботой о… как у вас там… о позитивном имидже Топливной компании. У них совершенно, скажу вам по секрету, иные задачи. Но сейчас не это важно. Хочу лишь спросить еще раз: вы, что, действительно не понимаете, что подобными своими… даже не знаю, как назвать… инициативами, вы, что называется, выносите сор из избы? Вы не понимаете, что ставить в известность кого бы то ни было о трениях внутри компании – это просто недопустимо? Совершенно недопустимо. Тем более журналистов, поскольку, если это в том или ином виде вылезет через них наружу, это будут даже уже не слухи… Вы понимаете, в конце концов, что это против самой элементарной деловой этики? И как вообще это все тогда соотносится с декларируемой вами заботой о позитивном имидже компании? Вы, что, вообще нихера не соображаете, а?

- Слушайте, вы мне не начальник! Что вы себе позволяете?! – окрысился и одновременно воздел вверх свои длинные тонкие руки Хорьков. – Я делаю то, что мне велит мое руководство, и я не намерен перед вами отчитываться!

- Вот-вот! - не скрывая своего удовлетворения, резюмировал я. – С этого и надо было начинать. А то: вынуждены, требование президента… В общем, ясно все с вами, вопросов к вам больше нет. Можете дальше делать то, что вам велит ваше руководство. С ним тогда и будем разбираться, а с вами-то о чем говорить? По плану – придется мне, увы, снова писать президенту или разговаривать с ним, раз вы не хотите понимать элементарных вещей. А по этому поводу – ну тут я отдельно подумаю, что мне предпринять.

Хорьков так резко поднялся со стула, что я даже вздрогнул.

- Нисколько не сомневался, - с нажимом произнес он, - что и в этот раз нам с вами нам не удастся прийти к взаимопониманию. Удачи!

- Конечно, не сомневались! - проводил его я. – Настолько, что, как обычно, вполне сознательно следовали ровно в противоположном направлении.

*****

Следующий звонок Варданян ждать себя не заставил. Это произошло примерно через полчаса после того, как Хорьков покинул мой кабинет. Предательски не сообщая звонящей, что в целях повышения качества обслуживания разговор может быть записан, я тем не менее и здесь включил на всякий случай запись звонка.

- Ну что? – спросила она, не здороваясь. – Поставил на вид?

- Ну да, было дело, - слегка опешил я. – А ты откуда… Он, что…

- Ага, прикинь! - поспешила обрадовать меня Ольга. – Позвонил, родименький! Двадцать минут мне тут по мозгам ездил.

- По поводу?

- Ну как водится! Сначала обрушился, конечно. Как же так, говорит, по какому это праву вы состоите в личной переписке со Щегловым и сообщаете ему конфиденциальную информацию?

В который раз за день я не поверил собственным ушам.

- Что, прямо так и сказал?

- Прямее некуда. Правда, после того как я заметила, что как минимум по тому же праву, что и с ним, наезжать перестал потихоньку, стал увещевать. Как же так, мол, почему вы пренебрегаете нами и в нашем лице таким ценным источником информации? Зачем, говорит, вам Щеглов, он же вас недостоин, никакого от него все равно толку? А если, говорит, вы хотите с нами общаться, то это, извините, только эксклюзивно, ни с кем, мол, больше. Я, говорит, позвоню вашему начальству, раз с вами не удается. Ну и так далее. Весь, блин, джентельменский набор выдал, обзевалась я вся, пока он…
По отношению к Хорькову в этот момент я почувствовал нечто, похожее на прилив благодарности.

- А ты что?

- Да чего я? Начальству, говорю, хоть своему звоните, а кто там лучше мне как источник, так я, позвольте, сама буду решать. Как источник, говорю, вы себя никак не проявили, а с теми, что есть, сколько лет уже работаем; и свои, говорю, надежные источники я никогда не подвожу. В общем, поверь, в долгу не осталась. Ты же знаешь, зайка, я за тебя пасть-то порву. Только толку, боюсь, немного: он же, Мерзяев этот ваш, то есть, сорри, Хорьков, что ему говорят, вообще не слышит. Трещит себе и трещит, на раздражители внешние не реагирует.

- Есть такой момент.

- Ну а потом уговаривать начал. Подумайте, говорит, еще над нашим предложением, цены ему просто нет. Ничуточки не пожалеете, и все такое. Я вот думаю: что это он имел в виду?

- О, если ты подумала, что он о живительных вливаниях, - заверил ее я, - то тут оставь всякую надежду. Столь недостойные формы отношений они, безо всякого сомнения, отвергают. Как противоречащие европейским ценностям, транспарентности всякой и прозрачности. Будучи их истинными поборниками, они полагают, что и тебя смогут увлечь тебя за собой в мир этих светлых идеалов.

Живительные коррупционные вливания Варданян, как и еще ряд ее честных и бескорыстных коллег, уже несколько лет как получала от Топливной компании – в лице в моем собственном, а также в лице Скрипки. О выделении денег под эти нужды, помимо нас двоих, знали еще Марченко и Гуревич, о распределении и конкретных получателях – больше никто. Деньги были не слишком большие, но что-то мы да подкидывали; просили мы при этом немногого – если быть точнее, не просили ничего невозможного. Например, того, что, безусловно, подразумевалось «предложением» Хорькова: усовестившись после их «обучения», отражать деятельность Топливной компании в сугубо «позитивном», практически рекламном ключе.

- И чем же они мне тогда угрожают?

- Они полагают, что, рассказав о неуклонном следовании ковенантам, совершенствовании бизнес-процессов и повышении прозрачности, заставят тебя поверить в благородство намерений нашего руководства. Что, конечно, не замедлит сказаться на тональности ваших, с позволения сказать, материалов.

- Да мы вроде и так вас не особо тягаем… - протянула Варданян. – А уж с некоторых пор и подавно… Чего ж они еще хотят?

Как было невозможным для Хорькова уяснить, что формат хоть сколько-нибудь уважающего себя медиа в принципе не подразумевает плакатного стиля, так и для Варданан, видимо, сложно было понять, что кто-то может всерьез ожидать и, главное, желать прямолинейной и потому легко верифицируемой джинсы(6) на ленте деловых новостей.

- Полагают, стало быть, это недостаточным.

- Вот как, а рисуются-то… На повышение эффективности нацелены, скажите, что вас не устраивает, мы все исправим…

- Что? – насторожился я. – Это когда такое было?

- Да я тут сегодня еще нарыла, - почти сладострастно пропела Ольга. – После нашего утреннего разговора. Так что с тебя причитается. Собиралась тебе в любом случае звякнуть, а тут Мерзяев ваш еще…

- Ну не томи, не томи, уже готовлю конфетку…

- В общем, послание это… ну то, что я тебе отправила… оно оказалось продолжением более ранней, так сказать, активности. Кузовой ваш надысь – самолично названивал. Не мне, понятно: куда нам до светила? Руководству.

Чуть не подпрыгнув, я судорожно проверил, работает ли запись.

- Те же самые, в общем, песни: «ай-пи-о», все дела, стоит задача повысить, углубить и тому… Как будто тут кому-то до этого есть дело… В общем, после длительных преамбул он сообщил о недовольстве руководства компании своими пиарщиками и стоящей перед ним задаче эту проблему, как ты понимаешь, во всех смыслах порешать. Для
чего просил предоставить ему конкретный материал по всем тем случаям, когда нам типа не удавалось получить от вас комментарии.

От удовольствия мне захотелось зажмуриться.

- Предоставить? Письменно?

- Письменно, зайка, письменно.

- С намеком, стало быть, на нашу несостоятельность?

- Да я так поняла, что речь шла даже не о намеках. Прямо и без обиняков просил чуть ли не письмо скляузить, в котором обрисовать тебя в крайне невыгодном свете. Типа случаи непредоставления информации, конкретные цитаты, когда и куда вы нас посылали, анализ комментариев, если они были – мол, что тоже ни о чем. Ну и все в таком стиле.

- Круто! – почти радостно отреагировал я, но, спохватившись, что не выдержал должного тона, поспешно добавил: - Вот ведь гниды-то, а? А что же ваше руководство?

- Да они, собственно, их и перекинули на меня. Никому в вашу эту, прости, помойку соваться-то неохота. Сказали, чтоб со мной связались, что Топливной я занимаюсь… Ну а моя душа, ты знаешь, полнится кое к кому любовью и сочувствием… Забавно, кстати, что Мерзяев ваш… ну, то есть этот, с говорящей фамилией который… он понял все совсем буквально.

- Это как? Возмущался, что ты не выполняешь прямое указание собственного руководства?

- И это тоже. По крайней мере, он точно считал, что такое указание есть, поэтому тот факт, что я слила тебе письмо, вызвал у него конфликт с реальностью. Было заметно, что он не очень понимает, что происходит…

- Сие пусть вас не смущает: это его обычное состояние…

- И единственное объяснение, которое ему пришло в голову…

Меня, по обыкновению, чуть не стошнило; в другой ситуации я бы, как обычно, сделал вид, что недослышал, но в данном случае, подумав, что это место записи будет, вероятно, самым сомнительным, деланно кашлянул в трубку и пробубнил:

- Тут он, наверное, опираясь на собственный опыт…

К счастью, развивать тему Ольга не стала, зато наговорила мне на диктофон еще одну весьма ценную мысль:

- Я, кстати, почти уверена, что Кузовой ваш не только сюда заходил. Гриппом, как известно, все вместе болеют.

- Почти наверняка. Он точно как вирус: лезет везде. Это я попытаюсь узнать. Ну и тебе если кто проболтается, ты уж не…

- Ясное дело, но это…

- Конечно- конечно, будет мне дорого стоить. Наша признательность…

- Да-да, знаю. Ну пока, зайка. Целую-целую.

- Пока-пока. И спасибо, конечно.

*****

Мой первый разговор с блюстителем корпоративной безопасности - «на предмет пересечения по одному деликатному вопросу» - состоялся две недели назад. Как я и ожидал, мою озабоченность происками окопавшейся в компании злостной контры Рахманов воспринял с большим энтузиазмом. Поспешив заверить меня, что по его линии «значительное уже время предпринимаются в этой связи определенные действия», он поинтересовался, что могу предложить я со своей стороны; я ответил, что в первую очередь свое перо (которое можно считать шпагой), поскольку оно, безусловно, позволит придать исходящей куда надо информации значительно больше убедительности.
Иносказательно, но с полным пониманием с обеих сторон выразив недоверие ближайшему начальству – ввиду пагубного влияния на него разлагающих идей, в сходной форме мы сверили часы и на предмет альтернативного адресата – и констатировали, что наши позиции совпадают и здесь. Конкретно, впрочем, мы ни о чем не договорились: Рахманов пообещал «по мере поступления» поставлять мне информацию «для соответствующей обработки» (понятно было: никакой информации у него нет и не будет); я – «начать подготовку материала о конкретных нарушениях со стороны обсуждаемых субъектов».

Потом, через несколько дней, был еще второй разговор, который инициировал сам Рахманов; однако чего он от меня хотел, я так и не смог понять. То ли он снова взялся за свое и пытался проверить меня на предмет некоей альтернативной связи с родной ему организацией, то ли заподозрил с моей стороны двойную игру. Выглядело это примерно так: сообщив о поступивших сверху «серьезных сигналах» и необходимости активизации действий «на всех направлениях», Рахманов настоятельно попросил «во избежание попадания известного материала не в те руки» ускорить его обобщение (при том, что от него никакого материала я не получал). Также, по неведомой мне причине, он попросил не включать в «обобщенный материал» информацию о художествах Кнута Педерсена, по возможности «вешая» его грехи на «финансовый блок»; скорее всего, никаких причин и не было: просто блюститель корпоративной безопасности, в полном согласии с духом державных традиций, побаивался мифических «международных осложнений».

Несмотря на тяготы обычной текучки, «материал» был закончен как раз за день до описанных ранее событий, однако он, по моим понятиям, получился слишком уж обобщенным. Хотя создать нужную тональность, повествуя о прокравшейся извне, внедрившейся и распускающей свои устрашающие щупальца угрозе, мне, по собственным ощущениям, удалось (этому, безусловно, способствовало отсутствие необходимости придерживаться чрезмерно официально формата – подпись под данной бумагой, по понятным причинам, не предусматривалась), в «материале» не хватало изюминки: хотя бы и единичного, но конкретного, с доказанными обстоятельствами, случая проявлениями «субъектами» своей изощренной гнусности.

И вот сегодня, как по волшебству, изюминки сами посыпались в мои раскрытые ладошки. Письмо Хорькова Варданян, запись беседы с этими двумя идиотами, особенно важная в последней ее части, поскольку там содержалось не только признание Хорьковым факта отправки письма, но и отсутствие по этому поводу раскаяния, а также зафиксированный мною второй разговор с Варданян, свидетельствующий о вопиюще безответственном поведении Кузового – что еще было нужно? «Материала» было предостаточно, жаль было только, что этим «материалом» не получалось одновременно жахнуть и по «норвежцу».

Движимый (ввиду того, что все сложилось как нельзя более удачно) охватившим меня вдохновением, я, несмотря на беспрерывно звонящие телефоны, буквально за час успешно финализировал свой «литературный» труд.

«Материал» был озаглавлен так: «Наиболее яркие факты нарушений внутренних нормативных документов и корпоративной этики со стороны «финансового блока»; таким названием сразу подразумевалось, что этих нарушений было намного больше, но рядовые защитники державных интересов из числа сотрудников Топливной компании, самоотверженно сражаясь с ними (с опорой исключительно на собственные силы), не считали возможным подобными пустяками беспокоить облеченных более высокой степенью ответственности государственных мужей.

Далее следовал такой текст:

«1. В конце прошлого года управлением общественных связей (УОС) была инициирована работа по внесению изменений в официальный сайт Топливной компании (ТК) - с цельюпостепенной его модернизации и превращения в веб-сайт публичной корпорации при сохранении существующего имиджевого стиля - компании, находящейся под контролем государства. Однако в результате вмешательства «финансового блока» (во главе с первым вице-президентом ТК О.А.Кузовым) УОС было фактически отстранено от этой работы. Без каких-либо обоснованных пояснений была декларирована необходимость создания «совершенно нового» сайта, причем сначала англоязычного и лишь после – русскоязычного. Несмотря на наличие у компании надежного, проверенного временем и кризисными ситуациями подрядчика в этой области (фирма «W-Сont»), с подачи «финансового блока» был объявлен «тендер» на разработку дизайна сайта. Тендерное задание было сформулировано непрофессионально, а список из семи компаний, которым рассылалось данное задание, был сформирован без каких-либо обоснований выбора именно этих организаций. На тендерное предложение из семи потенциальных подрядчиков откликнулись только четыре; но и они прислали в основном стандартные заготовки описания своих возможностей и сделанные на скорую руку дизайнерские наброски макета. Весьма показательно, что фирма «W-Cont» отказалась от участия в тендере в связи с изначально непрофессиональной постановкой задачи со стороны заказчика. Будущее содержание официального сайта также формируется без учета позиции УОС. При этом, согласно положению об УОС, именно это подразделение является ответственным за создание и поддержку веб-ресурсов компании; кроме того, оно в течение почти восьми лет занималось созданием и обслуживанием веб-ресурсов ТК, таких как официальный сайт и внутрикорпоративное электронное издание. В результате на текущий момент компания не имеет ни модернизированного Интернет-сайта, ни сколько-нибудь внятного понимания сроков его запуска, ни даже окончательно согласованного проекта дизайнерского и программного решения по будущему веб-ресурсу. Особенно настораживает при этом ситуация с информационным наполнением проектируемого сайта: фактически формирование содержательной части полностью отдано на откуп «финансовому блоку», который не считает нужным проводить необходимые процедуры проверки и согласования подготавливаемой к публикации информации на предмет ее соответствия интересам основного акционера и критериям безопасности всех уровней.

2. В марте текущего года О.А.Кузовой без согласования с УОС дал интервью нескольким крупным иностранным изданиям. УОС было поставлено перед фактом свершившихся событий, что является грубым нарушением регламента распространения публичной информации ТК (распорядка, в соответствии с которым любые контакты со СМИ осуществляются исключительно через УОС – как через подразделение, несущее ответственность за информационно-рекламную политику компании). По результатам интервью вышел ряд статей, содержащих прямой негатив в адрес ТК и ее основного акционера (в частности, упоминались «сомнительные схемы» перехода в структуру ТК предприятий Углеводородной компании.

3. В апреле текущего года О.А.Кузовой провел брифинг для журналистов и инвестиционных аналитиков, формальным поводом к которому было представление предварительной (!) отчетности ТК. В нарушение указанного выше регламента, а также приказа президента компании, определяющего порядок представления финансовой отчетности, УОС было фактически отстранено от обсуждения целесообразности проведения мероприятия и его подготовки. Мероприятие было проведено на безобразном организационном уровне: в частности, ряд авторитетных изданий просто не были приглашены на брифинг. Финансовая отчетность была распространена еще до начала брифинга, в связи с чем отдельные сообщения с финансовыми показателями появились на лентах информационных агентств до начала мероприятия, что полностью девальвировало проведение самой презентации. Кроме того, вызывает вопросы форма распространения информации: раздав отчетность финансовым аналитикам, журналистам сотрудники «финансового блока» сообщили, что в их распоряжение предоставлять материалы «пока не велено»; в результате прямо на мероприятии журналисты вырывали отчетность из рук аналитиков и устраивали потасовки из нее. Момент для проведения брифинга был выбран крайне неудачно: предварительный характер отчетности обусловил невозможность предоставить ответы на наиболее актуальные вопросы журналистов, что привело к их недовольству и, как следствие, к крайне негативному отражению проведенного мероприятия в СМИ.

4. В мае текущего года без какого-либо информационного повода «финансовым блоком» был проведен «прием» с участием журналистов. В нарушение регламента УОС было фактически отстранено О.А.Кузовым от обсуждения форматов проведения данного мероприятия и его подготовки. На мероприятие явилось в несколько раз меньше посетителей (в том числе из числа российских и зарубежных журналистов), чем заявлялось организаторами. По ходу «приема» представители «финансового блока» общались исключительно с журналистами, а не с финансовыми аналитиками (большинство из которых они, похоже, даже не знали в лицо), что им полагалось бы делать в соответствии с распределением обязанностей. Контакты президента компании и других топ-менеджеров с журналистами организаторами никак не регулировались, в результате чего присутствовавшим сотрудникам УОС пришлось оперативно брать вопрос на себя. Проведенное мероприятие не достигло практически никакого результата: информационный «след» ограничился публикацией пары сообщений с информацией, которая ранее уже распространялась.

5. Упоминавшийся регламент в части предоставления комментариев журналистам по текущим темам постоянно нарушался «финансовым блоком» (в первую очередь, О.А.Кузовым и начальником управления по работе с инвесторами (УРИ) А.С.Хорьковым) в течение последних месяцев. При этом комментарии по текущим темам давались ими без анализа последствий, а последствия, к сожалению, чаще всего были негативными. Так, например, комментарии Кузового в отношении консолидации дочерних структур ТК, которые не были согласованы ни с УОС, ни со структурными подразделениями и представителями руководства, курирующими процесс консолидации, спровоцировали резкую реакцию миноритарных акционеров дочерних предприятий компании и последующий шквал негатива в СМИ.

6. Указанные в предыдущем пункте должностные лица в беседах с журналистами неоднократно и весьма настоятельно рекомендовали им не обращаться в УОС за комментариями, а работать только с ними; также они пытались склонять журналистов и представителей администрации некоторых средств массовой информации к жалобам, в том числе официальным, в адрес руководства ТК на якобы имеющий места непрофессионализм сотрудников УОС (в распоряжении УОС имеются доказательства наличия подобных контактов, они могут быть предоставлены). Ниже приводятся случаи наиболее вопиющего нарушения корпоративной этики названными менеджерами ТК:

а. Вчера начальник УРИ А.С.Хорьков направил по электронной почте письмо журналистке информационного агентства *** Ольге Варданян, в котором предложил, дословно, «в дальнейшем по тематикам, связанным с Первичным Публичным Размещеньем Акций Топливной Компании, а также по всем прочим интересующимся вас вопросам обращаться ко мне лично, а также к Первому Вице-Президенту Топливной Компании О.А.Кузовому, а не в управленье общественных связей, которые будут всегда рады предоставить вам самую точную и оперативную информацию о событиях». После того, как информация об этом шаге была передана начальнику УОС А.С.Щеглову и тот сообщил Хорькову о недопустимости подобных действий, как порочащих компанию, Хорьков, никоим образом не отрицая факта наличия подобного письма, связался по телефону с Варданян и устроил ей скандал, обвиняя, что она «состоит в личной переписке со Щегловым», и настаивая на отсутствии у нее прав на это, «если она хочет общаться с «финансовым блоком». Фактически своими действиями Хорьков открыто поставил журналистов в известность о внутренних трениях между подразделениями и должностными лицами ТК.

б. По подтвержденным несколькими источниками сведениям, в конце минувшего августа О.А.Кузовой под предлогом того, что ТК стремится к формированию «более открытых и прозрачных взаимоотношений со СМИ», вышел на руководство сразу нескольких ведущих деловых изданий и информационных агентств с просьбой предоставить подборку и анализ содержания комментариев, которые давали в последние месяцы этим медиа сотрудники УОС, перечислить случаи, когда они по каким-либо причинам отказывались от комментариев, а также письменно формализовать все свои претензии к работе УОС. Тем самым Кузовой открыто и публично противопоставил себя другим должностным лицам ТК, продемонстрировал наличие внутренних трений в менеджерской команде ТК, а также обнаружил приоритет личных интересов над командными.

В результате вышеописанных, а также других, не менее существенных, фактов нарушений нормативных документов и корпоративной этики представителями «финансового блока» стабильная и продуктивная информационная работа профильного подразделения компании поставлена под угрозу. Судьба разработанных УОС концептуальных документов по выстраиванию имиджевой политики в преддверии первичного публичного размещения акций неизвестна. Внутренний распорядок постоянно нарушается, полностью отсутствует координация усилий внутри компании, в информационной работе господствуют невежество, некомпетентность и непрофессионализм. Внешние силы открыто ставятся в известность о наличиях трений внутри ТК, существует угроза широкомасштабных утечек информации, содержащей коммерческую и деловую тайну, а также способной нанести значительный вред имиджу компании и стратегическим интересам ее акционеров. Попытки восстановить субординацию и слаженную работу структурных подразделений открыто саботируются. Неоднократные апелляции к президенту ТК не приносят никаких результатов».

Как и изложенное в конце, все перечисленное «для затравки» действительно имело место, нигде и ничего не было придумано, нигде не было даже преувеличено. Имело место и большее, особенно с учетом того, что мне пришлось опустить почти все, что относилось к достижениям Кнута Педерсена и не могло быть достаточно правдоподобно описано без упоминания его персоны. Однако «материал» и без того получился объемным (целых две страницы); раздувать его еще сильнее я посчитал неразумным: в таком случае возникал риск, что до конца он прочитан не будет. Мне же нужно было, чтобы он был изучен до самого последнего слова – затем, чтобы это последнее и стало тем, что запомнилось.

*****

В пять часов вечера Рахманова на рабочем месте я уже не застал, а его секретарша сказала мне, что он у него «несколько встреч за пределами офиса». Звонить ему на мобильный я не стал: использование, как выражался Рахманов, «недостаточно защищенных систем связи» превращало подобные разговоры в обмен ничего не значившими звуками. Электронной почтой он также не пользовался, видимо, считая и этот формат слишком подозрительным; пожалуй, в данном случае я бы и сам не стал засылать ему таким образом драгоценный «материал».

На следующий день ровно в десять – при отсутствии форс-мажора это было обычным началом его рабочего дня – Рахманов позвонил мне сам и пригласил «обменяться».

- Все готово! - войдя и поздоровавшись, протянул я ему лист бумаги, на который, поиграв форматированием и распечатав с двух сторон, сумел втиснуть весь «материал».

Экономить бумагу – я это знал – радетели безопасности и державных интересов любили почти так же, как и изводить ее на бессмысленную писанину.

- Как всегда, Антон Сергеевич, лихо и оперативно! - расплылся в восточной улыбке Рахманов, полагая, что сделал мне комплимент. – Присаживайся, чаю хочешь?

От чая я отказался, подумав, что его секретарше прерывать нас, наверное, не стоит, а на комплимент отреагировал в духе должной скромности, заодно сообщив нелишнюю информацию:

- Не столько я в данном случае, сколько наши друзья… Сами постарались, подкинули, так сказать, вещдоков. Там в конце, увидите…

- Хорошо, хорошо, давай тогда я сейчас…

Рахманов откинулся в кресле и принялся за чтение. Хоть он и пытался нагнать на себя солидности, видно было, что, на самом деле, пребывает в неумело скрываемом предвкушении. Оно было и понятно – ведь теперь это был его «материал». Через некоторое время (а читал он – предположу: для того, чтобы ничего не упустить, - не слишком быстро) это предвкушение стало совершенно явным: на круглом байском лице Рахманова буквально засветилось блаженство. Когда он подошел к концу, глаза его расширились, улыбка растянулась от уха до уха.

- Надо же! – совсем уже не пытаясь напустить на себя серьезности, Рахманов удивленно помотал головой. – И есть подтверждения? Тому, что в конце?

- Обижаете, Нуруддин Фахруддинович! Стал бы я… И письмо Хорькова имеется, и беседа с ним записана, - я потряс телефоном. – И беседа с Варданян тоже, где она рассказывает про его звонок и про Кузового. Последнее, конечно, не хотелось бы использовать, поскольку разговор я записал без ее ведома; но ежели сильно понадобится…

- Я думаю, не понадобится, - поспешно заверил Рахманов. – Возможно, вообще ничего не понадобится, тут все, в принципе, изложено. Оснований нам не доверять, - его палец указал на потолок, - там нет. Но на всякий пусть будет, конечно. В рукаве пусть будет.

Он взмахнул рукой, изображая фокусника.

- В рукаве у кого? – уточнил я.

- Пока у тебя пусть.

Я сообразил: мои «доказательства» Рахманову не очень-то удобны, ведь они сразу выявят источник «материала». Для меня это было скорее хорошо, чем плохо: как бы ни льстило моему тщеславию блеснуть собранным компроматом, лучше было бы ему остаться при мне – хотя бы затем, чтобы возможность получать подобную информацию сохранялась у меня и в дальнейшем.

- Что скажете в целом? Перспективы?

- Отлично! Отлично, Антон Сергеевич! Я просто в восторге, не побоюсь прямо так и сказать! – разразился похвалами Рахманов, радостно потирая руки. – Пойдет однозначно, во всех отношениях! Перспективами займусь прямо сегодня. Чтоб раскрутить все… правильным образом… ну ты понимаешь, да? Настало, настало время! Это будет правильный такой, совершенно правильный, считаю, ход! Наш контрудар по всей этой банде! И не сомневайся, прошу тебя, ни минуты, действия твои будут, безусловно, правильно оценены… нет никаких сомнений… тем более, что там… - конечно же, он снова поднял палец вверх, - прекрасно помнят и о том, как мы с тобой однажды разыграли тут в нужный момент весьма правильную партию…

Я кивал и понимающе улыбался.

- Да что ж я, что… - продолжал ворковать Рахманов. - Ты ведь и без меня все это знаешь, не правда ли?

*****

Когда через два дня Кузовой и Хорьков внезапно «подали в отставку», угрызений совести я не испытывал. Набрать Кузовому и объявить ему мат – признаюсь, мне этого хотелось; но я, конечно, не сделал ничего подобного; а когда Кузовой позвонил мне сам и попросил прислать на согласование проект официального сообщения о данном эпохальном событии, и злорадство, и чувство выполненного долга – все быстро куда-то улетучилось. Без единого слова я внес в пресс-релиз несколько довольно бессмысленных правок, которые он продиктовал мне по телефону; прощаясь, я почти искренне выразил сожаление, что столь выдающийся во всех отношениях профессионал так скоропостижно покидает Топливную компанию.

С Хорьковым после «совещания» в моем кабинете я больше не встречался и не разговаривал.

Впоследствии ни о том, ни о другом я ничего не слышал. Эти два человека, долгие месяцы целыми днями не выходившие у меня из головы, в одночасье исчезли из моей жизни. Как призраки.

Увы, на их месте сразу появились другие.


1.Отсылка к советско-польскому фильму «Дежавю» (1989 г.) режиссера Юлиуша Махульского. «Я американский энтомолог, следую на Суматру…» - легенда, придуманная для наемного убийцы, отправленного чикагской мафией в советскую Одессу в 1925 году для ликвидации сбежавшего туда стукача.

2.Quiet period – так называемый «тихий период», когда запрещаются (или объявляются нежелательными) любые публичные заявления и действия. Данный термин применяется, прежде всего, в отношении выборов; также тихие периоды, предшествующие значимым событиям, вводятся (и регламентируются) в различного рода корпоративной и финансовой практике.

3.Имеется в виду «презентация для средств массовой информации (медиа) в Соединенном Королевстве» (UK – United Kingdom) – в Великобритании.

4.«Новая цюрихская газета».

5.«Тот, кто хочет подписаться на «Новый мир», должен подписаться на журнал «Кролики и тушканчики нечерноземной полосы России» - цитата из выступления сатирика М.Задорнова. Речь идет о действовавшем во времена перестройки «лимите на подписку» на периодические издания – его наличие объясняли дефицитом бумаги.

6.Джинс; — журналистский термин, подразумевающий умышленное размещение скрытой рекламы или антирекламы под видом авторского материала.


Рецензии