Упырь

                1

            Если читатель ждет от повести с таким одиозным названием изображения сцен, соответствующих репутации милейших ночных созданий, пьющих кровь более сильных живых существ, и полагает, что перед ним очередной материал для фильма ужасов, то, возможно, что мое сочинение его разочарует. Никаких восстаний из гроба на сельском погосте здесь нет.
            Хотя вся история нашей планеты во всех ее уголках полна неисчислимых страданий, подавляющее большинство людей живет так, чтобы весь мыслимый и немыслимый ужас обошел их дом стороной, и ни в коем случае не оставил следа на их белоснежных манжетах и галстуках. Я сам с этой точки зрения ничем не отличаюсь от других людей.
            Последняя моя физическая смерть произошла в 1915м году, случилось это в окопах недалеко от польской границы. Прусский солдат, бывший уже недалеко от наших позиций, выстрелил и пуля все-таки попала в мою бедовую голову. Стоял октябрь месяц и шел дождь. Я свалился в окоп, заливаясь кровью, последнее, что я увидел - мутное свинцовое небо и верхушки деревьев, мы стояли на самой опушке леса.
            Удивительно, но я услышал еще и гулкое эхо, взорвавшегося рядом снаряда. Как будто что-то очень тяжелое свалилось на меня и швырнуло на землю, смешав комья земли, доски и опоры траншеи с телами моих товарищей. Темное крыло смерти накрыло мои глаза.
            Пробуждение произошло много лет спустя: когда поздней осенью уже 1944 года земля снова рвалась от взрывов артиллерийских снарядов. Первое, что я увидел, открыв глаза - это направленное прямо на меня дуло автомата. Молодой русский солдат орал матом, но не мог перекрыть гула авиации и палящих орудий. Я не шевелился, глядя на него в упор, он сплюнул и побежал дальше. Я прополз несколько метров до ближайшей березы, рядом  лежал на земле какой-то юноша в форме с неизвестными мне нашивками и ритмично дергал раненной шеей и головой. Он сжимал в руке какую-то книжку, видимо, документ храброго воина. Это был рядовой Красной Армии, детдомовец Иван Луначарский, 22 июня 1941 года, отправившийся добровольцем на фронт. Фотографии в углу не было. Поцеловав окровавленный край документа, я потерял сознание и очнулся уже в медсанбате, где мне делали переливание крови. 


                2            

              Поправлялся я быстро. Тяжелая контузия привела к некоторым провалам в памяти и другим побочным эффектам, например, я не мог вспомнить годы своей работы на предприятии сразу после детского дома, два года жизни почему-то совершенно стерлись из моего сознания, также тяжело всплывали картины моего босоного голодного детства. Все это вместе с небольшим увечьем правой руки не позволило мне снова вступить в доблестные ряды спасителей Европы и продолжать службу в армии. Хирург, долго ковырявшийся в линиях моей жизни и судьбы, откровенно сказал: "тебе повезло", и то что я не слишком разговорчив с его точки зрения было только к лучшему. Будет меньше трепаться, заметил он, протирая полой халата стекла своего аккуратного профессорского пенсне.
             Выздоровление давало мне чувство счастья, силы прибывали с каждым днем. Однажды посмотрев на свою физиономию в круглое зеркало, висевшее в коридоре напоминанием о лучших временах,(эта память смутно проносится в голове каждого человека, столкнувшегося с зеркальной поверхностью, уводящей в отраженную перспективу другого настоящего), я увидел взъерошенного, темноволосого, очень молодого человека. На вид ему было не более 25 лет. Жесткая складка губ говорила о твердости характера, также как сизый чисто выбритый подбородок.
             Темный халат в зеленую клетку был мне к лицу. Проходившая мимо медсестра со складной шахматной доской и мешочком с фигурами в руках на миг запечатлела свою светлую тень в круглом окоеме, я обернулся.
 - Не желаете ли партию в шахматы? Спросил я.
 - Нет, я сейчас занята. Ответила она и вдруг остановилась, посмотрев на меня с некоторым интересом. - Что же, давайте сыграем партию в шашки. Впоследствии Алина стала не только моей первой жертвой, но и постоянной спутницей жизни. Мы с ней учились, работали и пили кровь русского народа до 1972 года. В 1972 году мы перелетели, наконец, через Берингов пролив и стали американцами. Возможно, я сейчас слишком широко забираю панораму событий. Но, в рамках небольшого вступления к повести пожалуй следует немного наметить основные вехи и события и немного  рассказать читателю о том, кто же это решился отвлечь его от привычной рутины будничных забот и усилий ради повествования о своих подвигах. 
               
                3 


              Что такое все наши заботы, хлопоты и усилия, если не повод в который раз убедиться в их тщетности? Если бы мне не помогали друзья, если бы не Алина с ее умом и тактом, я бы давно уже валялся в дорожной пыли с переломанными костями, раздавленный колесом истории.
             Красное колесо катилось по России с октября 17го года и до сих пор ничто не смогло его остановить. Волна, доходившего до абсурда, террора только на первый, самый поверхностный, взгляд разделила общество на строителей светлого будущего и его врагов, и те и другие в любой момент могли поменяться местами. До светлого дня кончины главного упыря Союза никто, ни один человек не мог быть гарантирован или защищен законами советской страны. Стихотворение Самуила Маршака под названием "Не болтай!" - точная иллюстрация и картинка образа жизни советского народа. "Будь начеку, в такие дни подслушивают стены. Недалеко от болтовни и сплетни до измены! Не болтай!
              Когда меня выписали и комиссовали мы с Алиной поселились в ее небольшом скворечнике. Так я называл ее небольшой коттедж с видом на линию железной дороги. Однажды, сидя на крылечке нашего уютного гнездышка, я заметил своей благонравной, что заниматься огородами и ремонтом битой мебели, конечно, правильно, но пора уже серьезнее подумать о нашем будущем. Война закончилась, нам надо было учиться.
             Алина моя не стала особенно артачиться и упираться, она сдалась почти без боя, также как и в ту ночь, когда я, почувствовав непреодолимый голод, впился зубами в ее сонную артерию и выпил всю кровь до капли. В 1951м году мы переехали в Вильнюс, она устроилась работать в местной больнице и поступила заочно в медицинскую академию, я же попал на журналистский факультет, как фронтовик, сдав экзамены, я был зачислен без конкурса.
             Исторический ландшафт того времени сейчас уже мало понятен. У большинства жителей постсоветского пространства просто не укладывается в голове, как могли произойти такие ужасные события, как красный и белый террор или избиение людей в лагерях смерти, как Сталин мог додуматься до послевоенного геноцида фронтовиков, побывавших в плену, и врачей, спасших столько жизней в те кромешные годы.
             В 1957 году по заданию нашей газеты я поехал в небольшой город на южном Урале, где произошло грандиозное наводнение. Городок этот плавал в воде и был известен только тем, что именно там еще в николаевское время отбывал солдатчину Тарас Григорьевич Шевченко, великий кобзарь, его памятник до сего дня украшает одну из городских площадей. Действительность превзошла все мои ожидания. Запах болотной тины и утопленниц стоял на улицах. Разлив оказался настолько сильным, что на время весь город, и, лежащий на восточном берегу Урала, старый и, строящийся на западе, новый, оказались затоплены. Устоял только главный проспект нового города и одна гора старого, на которой до революции стояла церковь. Она была построена еще при Александре третьем, а теперь там были только останки разрушенной колокольни. Там и спасались, сбившись в кучу сотни, если не тысячи людей, вместе с ними были козы, коровы, свиньи и домашняя птица. Связь с остальной сушей поддерживали вертолеты, они доставляли на гору продовольствие, хлеб и чистую воду.
              Строительство ГРЭС выше по течению реки прекратило стихийные бедствия, все время бывшие серьезным испытанием для жителей небольшой казачьей станицы, со временем  ставшей довольно большим городом. Когда вода уже начала сходить, на одной из площадей произошла сцена, навсегда изменившая мою жизнь. В подвалах  одного из домов культуры на западной стороне давно уже хранились архивные, еще дореволюционные библиотечные фонды. Там были те самые придворные календари 18 века, о которых Пушкин упоминает в своей "Капитанской дочке" и фамильные библии уральского купечества. На площади перед ДК, конечно, был памятник Ленину. Выкрашенный в бронзовую краску, Лукич как и водится, боевито грозил кулаком ехавшему мимо трамваю. Это был челнок, ходивший туда и обратно по только что построенной линии. Когда вода сошла из затопленных подвалов Дома Культуры стали выносить книги. Представьте себе мой добродетельный ужас, когда я увидел книжный развал антикварных редкостей вокруг памятника вождю мирового пролетариата. Книги раскладывали прямо на земле. Майское солнце сушило склеившиеся страницы и легкий ветер листал их. Так они и лежали вокруг памятника, пока люди не начали разбирать их по домам. Седовласые старцы в очках и смазливые юноши, засучив рукава, понесли в сетках и чемоданах в свои общежития и квартиры дореволюционное издание истории Александра Бенуа и молитвенник атамана Дутова.