На футбол!
Даже уже и не помню, когда мама меня взяла первый раз на футбол. Помню, что стадион находился совсем рядом, за железнодорожным переездом, едва ли метрах в пятистах от нашего финского домика, и мы пролезали туда с ребятами в дни матчей под забором. Дырки в заборе были небольшие, но ведь и мы тогда были стройные и маленькие.
Кто играл? С кем?
Да «наши» играли, с «не нашими».
Всё это было чрезвычайно увлекательно. Взрослые просто с ума сходили. О матчах и их результатах спорили задолго до их начала, и мы, дети, чутко улавливали нараставшее напряжение. Команда города, конечно, почти всегда обыгрывала команду поселка или команду завода, но ещё были какие-то команды комбинатов, коллективов физкультуры и много - много других команд.
Можно было узнать об ответственном матче и заранее, потому что около стадиона всегда висела афиша. И когда футбол начинался, откуда-то появлялись милиционеры в парадной белой форме, чтобы никто не прошел без билета, но к нам это не относилось…
Сашка Дронов показывал мне и другим ребятам самые лучшие дырки или лазы, как можно проникнуть внутрь и не ободраться о забор или шершавую колонну, где и когда надо лезть, чтобы дружинники не поймали.
В обычные дни ходить на стадион было скучно: серо, пусто, жарко, и у ворот никто не встречает, а вот когда матч - это целый праздник. Все – одеты как на парад, даже на поле, казалось, помыли траву, и она сверкает на солнце. На сиденьях деревянных трибун, нагретых за день, собирается почти весь поселок, да еще и гости приезжают со своими болельщиками и начинается свист-пересвист.
Кто – кого? Ну, конечно, «наших» больше, но как-то у гостей такой свистун попался, «наши» едва его заглушили.
На табло вывешиваются большие фанерные деревянные цифры почти в рост человека 0, 1, 2, иногда 3. Но чаще всего там висит 0:0
Потом, когда я стал постарше, совсем уже ничего не менялось, то ли цифры кончились, или некому было их менять, или было лень, но и так все знали, кто кому и сколько забил во время матча.
На матчи я ходил нечасто, и от бабушки украдкой, она бы ни за что не разрешила.
Для того, чтобы попасть на стадион, надо было, взяв велосипед, сказать, что еду до конца улицы к общежитию, где собирались все дети и взрослые по вечерам. Здесь, у кромки леса, была натянута волейбольная сетка, стояли несколько лавочек для зрителей. Взрослые играли на счет, серьезно и правильно, а дети - в пионербол, перекидываясь мячом.
Так вот, уехав будто туда, надо было спрятать велосипед в кустах, и с Сашкой или самостоятельно, штурмовать забор стадиона. Матч я смотрел всегда не полностью, и завидовал тем ребятам, которые, вальяжно расположившись на свободных местах, могли орать и свистеть, сколько душе угодно. Но как-то, когда играла команда завода и команда города, папа и мама взяли меня с собой. Была жара, выходной, меня одели в белую рубашку, шорты, которых я неимоверно стеснялся, дурацкую девчачью панамку как из детского сада и даже купили мне мороженое. Я съел его прямо на трибуне, без блюдечка, как захотела бы бабушка, если бы увидела. Мороженое текло по пальцам, я немного испачкался, но мама, достав платок, исправила положение. Официально попав на трибуну, я сразу же забыл и про мороженое, и про шорты, и панамку, и только во все глаза смотрел, что делают на поле команды с мячом. Но в этот день нам не повезло, мы не увидели ни одного гола. Все неистово кричали, свистели, топали ногами. Даже папа!
Он один раз так залихватски свистнул, что вокруг все обернулись и одобрительно загудели: - Вот, правильно, а то возят-возят мячик туда-сюда, скучища, а ты тут жарься…
Но на поле скучно не было, игроки то и дело перебегали с мячом от одних ворот к другим, нашим бы не поздоровилось, если бы не хороший вратарь. Так говорили все, когда уходили со стадиона.
После этого я смотрел все футбольные передачи по телевизору. Это бывало по воскресеньям, и мы с папой усаживались после обеда за шахматы, предвкушая зрелище, но, как только играл футбольный марш и голос Синявского объявлял составы команд, партия отодвигалась до перерыва.
Как-то папа сказал, что сегодня будет важный матч и он приедет домой поздно, а вечером, вернувшись, рассказывал в лицах, как городская команда в игре на кубок -обыграла сильную команду « Пахтакор».
- Почти до самого конца было 2:2, и вот наши, наконец, забили и выиграли.
Через несколько лет, когда мы уже переехали в город, он, вернувшись с другого матча, сказал, вздохнув: - А ты знаешь, кто живет над нами, в 27-й?
- Конечно, отозвался я, - Валерка Чавкин.
- Так вот, его папа, Василий Чавкин, мастер спорта, знаменитый футболист нашей городской команды. Ты, пожалуйста, если видишь его, то всегда здоровайся с ним. Сегодня наши «вылетели», грузинам продули только в дополнительное время, вот была игра-а, а вот три года назад были даже в финале… и «Спартак» твой по ходу 3 :0 тогда они обыграли, но ты не помнишь, еще маленький был…
- Конечно, пожалуйста, я и так с ним здороваюсь…
И, действительно, я часто видел этого красивого высокого мужчину, пружинистой походкой поднимавшегося по лестнице.. Он был всегда приветлив к детям.
А я и не знал, что он один обыграл весь «Спартак».
Мама всегда болела за «Спартак», папа – в разные годы болел почему -то за разные команды, а бабушка, перед началом матча, вытирая полотенцем чашки, говорила с умным видом заядлого болельщика, что болеет за «Торпедо», но только потому, что ей это слово нравится. От мамы я узнал, что «Спартак» - это бывшая команда «Пищевик», и поэтому иногда на трибунах можно было услышать обидное «торгаши» или «мясники». Но сам я беззаветно болел за «Спартак», с маминой подачи, конечно. Знал все результаты, кто и сколько забил и как чувствуют сегодня себя Рейнгольд или Логофет, а в Галимзяна Хусаинова был просто влюблен. Маленький, взрывной, он проносился через ряды соперников и частенько не уходил с поля без гола. Когда мама стала брать меня в Москве на большой стадион, в Лужники, я с удовольствием из последних сил орал, как все ,приветствуя его.
- Гиля! Гиля! –надрывался стадион, и Хусаинов, наверное, в ответ на эту любовь, творил на поле чудеса.
На «Спартак» мы любили ходить с мамой вместе, а потом уже иногда, и с Петровичем. Но с мамой было лучше, интереснее, она любила футбол искренне, непосредственно и всегда кричала своим поставленным высоким голосом: «Мазила!», если нападающий промахивался. Мужики вокруг оборачивались. Мама была красива в гневе, да и вообще привлекала внимание. Тогда женщину редко можно было видеть на футболе. Она рассказывала, что даже Стрельцов за ней ухаживал, но она всю жизнь любила только папу.
Мужчины ругались матом на трибунах, выпивали, свистели, не всем дамам это могло понравиться. Когда я спросил ее об этом, она сказала:
- Но мы же с тобой пришли на футбол, смотреть на нашу любимую команду… а не на это вот всё…
И вот пришло время, когда я стал сам ездить на матчи, Мне было уже тринадцать, мама изредка присоединялась ко мне, но в основном я старался летом не пропустить ни одного матча в Лужниках. Билет за воротами стоил 80 копеек, а на центральные трибуны - рубль двадцать.
Я брал в кассе билет за ворота и садился близко-близко к железному поручню, отделявшему нашу трибуну от центральной. Получалось, что сидишь как раз по линии вратарской ленточки и видимость с этого места была исключительной. Особенно хорошо, если забивали гол. С этой точки всегда видно первому, пересек ли мяч линию.
Я покупал программку, газету «Советский спорт» и усаживался в ожидании начала матча.
Диктор в это время рассказывал о статистике встреч команд, о будущих матчах, наших и международных. Приезжал я всегда заранее, потому что, выходя из метро, и чуть опоздав, можно было попасть в живой конный коридор, а топтаться между ног у милицейских лошадок, храпевших и рвавшихся в поводьях при виде толпы, мне совсем не хотелось.
Но вот однажды я ехал на матч в особо приподнятом настроении. Сегодня «Спартак» играл с киевскими динамовцами и все обещало трудную, но интересную игру. Команды в чемпионате шли почти наравне, и сегодняшняя встреча многое решала.
Но мама не смогла пойти со мной, хотя я заезжал к ней на работу, ждал ее у выхода, но её не отпустили. Из-за этого я приехал на станцию «Спортивная» позже обычного.
Уже подъезжая к «Парку культуры» на пересадку я обратил внимание, что поезда битком набиты людьми, а до «Спортивной» пришлось ехать плотно прижатым к стеклу вагона.
Толпа хлынула на перрон и понесла меня к эскалатору. Люди шли молча, понимая, что тот, кто оступится случайно или остановится, будет снесен или раздавлен. Дышать было нечем, и толпа несла меня все ближе к поручням, до которых оставалось метров десять. В этом месте передние начинают тормозить, чтобы видеть, куда ступить, а задние подпирают все быстрее. Тут я понял, что потерял опору, меня просто несли на эскалатор. Мою грудь сдавили телами, и я почти не мог дышать. В этом положении толпа выбросила меня, полубесчувственного на железный блестящий турникет, полукругло окаймляющий место дежурного. Дежурного здесь давно не было, и я повис как тряпочка, на животе .свесившись головой вниз. Толпа сзади прижималась ко мне и словно размазывала по этой железке, я не мог даже вздохнуть. В глазах потемнело…
Вдруг чьи - сильные руки поставили меня на эскалатор и бас крупного мужчины загремел мне в уши: -Живой? Живой…давай, дыши, дыши…
Я закивал благодарно своему спасителю.
Дальше было все, как по- писаному: масса народа, лошади, оттаптывающие нам ноги коваными копытами, полчаса в толпе до стадиона, сто тысяч зрителей на трибунах, и еще
час после окончания матча невозможно было попасть в метро.
Честно признаюсь, я не помню счета этого матча, а благодарен уже тому, что вам это рассказываю. Футбол я люблю по-прежнему, но заклинаю вас никогда не опаздывать
к началу ответственных встреч.
(из книги "Недетские рассказы")
Свидетельство о публикации №225060901674