Наперекос

Сено косить в этот раз пошли Петька, Дмитрич и жена Еремея, Дуся. Впереди шествовали Петька с Дмитричем, позади Дуся. Петька оборачивался на каждом метре и каждый раз ловил на себе колкий взгляд Дуси, но это его не останавливало никак, он продолжал оглядываться и делать удивлённый вид. Всё это Петька делал совершенно зря, Дуся на всякие удивления внимание не обращала, а только по-маленьку начинала сердиться. Но вида пока шибко не показывала, терпела.

Дмитрич шел спокойно, не нервничал или не подавал вида. Наделенный опытом, он лишний раз нервозность не проявлял, берёг остаток своего здоровья. Большую часть которого утерял безвозвратно в долгих семейных отношениях с женой своей Марфой. Марфа была женщина видная, крупная от природы, могла без особого труда бычка годовалого завалить. И от этой силы женской, немереной, Дмитричу прилетало частенько, но он всё держал в тайне, и на каждый фингал у него был готов новый сказ.

Марфа померла год уже как, а Дмитрич всё отойти не мог, ведь кроме крепкого кулака было сорок годочков вместе прожитых лет, пятерых ребят вырастили, а ещё как вкусно готовила, а как обнимет, так все косточки звук издадут. По морщинистому лицу Дмитрича скатилась слеза. Большая, скупая, мужская слеза. За Марфиной спиной Дмитрич был как у Христа за пазухой. Вот хотя бы сегодня взять, председатель отправил сено косить с бабой. Была бы Марфа жива, ни разу бы не допустила такого безобразия. Но Марфуши нет, а председатель озверел и творит невесть что, окаянный. Дмитрич плюнул. Дорога была пыльная, дождя с неделю не было, да и косить трудно будет, трава без соку, только косу тупить. Правда, плюс всё же один был, сохла такая трава без проблем и прелости. Но это уже на радость председателю, никак не косарям.
 
Наконец дошли до дальнего поля, трава была высокая, по пояс. Сели передохнуть. Дуся поодаль, мужики вместе. Поле делить не стали, пошло рядом. К полудню от такой работы и зноя выдохлись все. Повалились на свежескошенную траву, не соблюдая субординации, прям рядом. Дуся дышала как паровоз, Дмитриич выводил художественный хрип легкими, один Петька чувствовал себя хорошо, лежал и смотрел на редкие облака. А как пахла свежескошенная трава! Это просто чудо какое-то, мятой, душицей, валерьяной и арбузом. Да-да, арбузом, эту диковинку Петька уже пробовал, когда его маленького увезли в Узбекистан, там-то он и покушал сей диковинный фрукт или ягоду. Запах был именно арбуза, сладкого, спелого.

- Дмитрич, ты пробовал арбуз? - спросил Петька.
- Да на кой он мне сдался, - сказал Дмитрич уже немного отдышавшись.
- Не-е-е, не скажи, арбуз — дело хорошее, это тебе не репа пареная, это жуткая вкуснятина, - мечтательно завел глаза к небу Петька.
- Арбуз, арбуз, да что в нем диковинного? Круглый, как капуста, похож на крыжовник, только крупнее, ела я его у тетки, когда в Донецк ездила, так, одна вода, - ворчливо проговорила Дуся, - давай косить, чего время попусту тратить.

Петька с Дмитричём поднялись и пошли косить с новой силой, пытаясь оторваться от Дуси и скоротать хоть немного времени на отдых, но это было не так-то просто. Дуся шла шаг в шаг и ничем не уступала мужчинам. Только к вечеру Дмитрич понял, что председатель совсем не глуп, ведь без Дуси всё поле бы даже пяток мужиков не осилили. А с бабой втроём справились.

Домой шли уже не такие напряжённые, и даже порой смеялись, вспоминая, как Дусин муж Еремей поросёнка целый день ловил, так и не поймал, а потом его всю ночь Дуся искала и нашла только на заре, когда пятый раз озеро обходила и увидала его крепко спящим, а недалеко от него и поросёнка, тоже, видать, уставшего и заснувшего у камышей. Так Дуся сначала поросёнка принесла, а уж потом за Еремеем сходила, и долго ему доказывала, тот всё идти не желал, что поросёнок уже давно дома, пока не треснула по загривку. И только тогда Ерёма всё понял и сопротивляться перестал.
Конец.