Мёртвые седые корабли

ПЛАВАЮТ В СИРЕНЕВОМ ТУМАНЕ МЁРТВЫЕ СЕДЫЕ КОРАБЛИ.
(ВЕРТИНСКИЙ).
ОПЫТ РЕКОНСТУРКЦИИ МОСКОВСКОЙ ГОРОДСКОЙ ЛЕГЕНДЫ.

1.

...Вот там, - под водой, - целая флотилия покоится, возможно, до сих пор.
Это моя гипотеза, - сразу скажу, весьма зыбко-гипотетическая. 

У Коломенского глубина Москвы-реки в черте Москвы-города - Коломенского - изрядная: почти пять метров. 
Притом, что наибольшая глубина, в тех же пределах - около шести метров.
(Если не считать огромного провала у Перервинской плотины, - который образовался между 1870 - 1875 годами).   

В каком состоянии  там дно - честно говоря, не знаю;
( - хорошо бы и это выяснить -);
но можно предположить, что мегаполис, за столетия, нагромоздил там достаточно рыхло-толстые слои ила.

Чистить всерьёз дно реки принялись только в ХХ веке, да и то с переменным успехом. Так что под илом многое лежит до сих пор. Предположительно, конечно.


2.
Барки, сгоревшие барки, - собственно, мне это сообщение давно попадалось, много лет назад, но буквы этого сообщения не шевелились, не шептали мне ничего,
( --- незначительное слово - "барка", слишком короткое и слишком будничное, чтобы внимание притянуть, - не каравелла же, и не крейсер --- ),
и я перешагивал через эту строчку, в поисках иного, того, что вписывалось в величавые, монументально-историчные цели моих изысканий.

То есть: пока я рыскал по строчкам первоисточников, - как все, как принято, так, как и положено, сосредоточенно, целенаправленно и благопристойно,
(- то есть как чопорный академический историк, гурман пряной сухости трактатов,
- мне, как я теперь осознаю, открывалось немногое.)

Но вот когда я, не столь давно, сменил не только трасологию, но и статус, -
( теперь я не историк в классическом смысле, 
я - литератор, точнее, фланирующий бездельник, который неведом зачем идёт по давно пропавшему московскому следу призрачного короля Обеих Сицилий),
- стало высвечиваться - резко, вспышками, - то, что насупленно-вдумчивые историки не замечают, точнее, - то, чем они (зря) пренебрегают. 
( - осознаю, что это - хулиганский выпад, в духе Понасенкова, но кто его заметит? если всё же заметят и осердятся, после выхода книги, - превосходно было бы).   

3. 
Подтолкнуть подводную экспедицию я, к сожалению, не смогу, - во-первых, пока что убедительности в моих изысканиях недостаточно; во-вторых, никакая убедительность вообще в таких случаях не воздействует на начальство, распоряжающееся подводными пространствами реки Москвы.
На начальство, по моему опыту, вообще ничего не воздействует, кроме, разве что, начальства вышестоящего.

Но: как мне кажется, новую городскую легенду я могу исподволь внедрить - уже сейчас.

Московские фотографии, которые я тут вываливаю
- в фейсбуке,  наверно, сотни,
(а так-то их уже тысячи, только в новом смартфоне, за последний год, тысяч двенадцать, пора уже пропалывать),
- странно, наверно, большей частью выглядят; а если комментарии не читать, то и более, чем странно:
замурованные полуарки в глухих дворах, подворотни, кирпичи, трава, вода,
- то ли я претенциозный, но уныло банальный, фотохудожник-сюрреалист, то ли не в себе несколько.
Есть общая концепция, на самом деле, - то, что объединяет серую громаду лужковской архитектуры на Тверской с нетоптанной травой на краю Москвы, под жулебинскими эстакадами:
я фиксирую - не то, что что я ищу, а то, что искомое заслоняет. не нужно высмотреть нечто - сквозь бетон и асфальт, сквозь газонную землю, сквозь мокворецкую воду XXI века: цель - выяснить, что видел в этих самых местах - с седла, с высоты трёх метров, из-под собольей польской czapka, увенчанной африканскими страусовыми перьями, - король Джоаккино Наполеоне Мюрат.
Двести двенадцать лет назад.

4. 
В дворцовом селе Коломенском появился король Обеих Сицилий 19го (по моему предположению, опять же) сентября 1812 года. Ближе к вечеру.
Скорее всего - в четвёртом, а то и пятом часу пополудни, ( -- готов это обосновать -- ).
После шести в это время уже темнеет.
Днём - крепкий был ливень, даже сырая буря (есть такое упоминание). Хмурый был день.
 
Как и где побывал в этих местах король Джоаккино - не знаю; известно, что к нему подбежал иерей Андрей Ипатов, с перевязанной головой, (был избит дня за два до того, кажется, польскими кавалеристами), - просил короля приказать, чтобы вернули утварь в Казанскую церковь.
Джоаккино распорядился. И приказ был выполнен: спешно отыскали награбленное и отдали; видимо, король задержался, чтобы лично за тем проследить.
( - одного распоряжения, - вскользь, с седла, - было бы недостаточно).
Так что можно предполагать, что до Казанского храма в Коломенском король Джоаккино доехал.
  Рядом ,  - несколько шагов, - белое призрачное тревожно-чудесное - в небо устремлённое, такое, что не только в Италии не встречается, но и в России единственное, - Вознесенский собор.
Пустой, одинокий, как покинутый космолёт.
( -- это уже я - от себя, конечно, для нынешнего читателя).

Что король пренебрёг этим впечатлением, не подъехал ближе, - мне не верится. 

А от Вознесенской церкви открывался гулко распахнутый вид на реку Москву, на резкую её излучину,
и на пустынный, не то что сейчас, противоположный берег.
Вот не знаю, виделся ли оттуда Перервинский монастырь на другом берегу?
Кроме этого монастыря - лежали там, за рекой, только перелески, чахлые, видимо, и за ними огромные Чагинские болота. Уже далеко за окраиной Москвы тогдашней.
( За горизонтом, дальше, - нынешнее Марьино, где имеется, помимо прочего, небольшой, совсем свежий, Дюссельдорфский парк, - самый мюратианский топоним нынешней Москвы, как я уже писал). 

5.
 
Это всё ещё можно вообразить, если очень захочется;
но король Джоаккино тогда, 19 сентября, увидел то, что уже и лет через двадцать, в 1830х, показалось бы странным, жутковатым сном.
Посреди Москвы-реки, - тогда она, не сдавленная застройкой,  казалась шире, чем сейчас, против этих самых коломенско-перервинских берегов, - из-под воды торчали чёрные остовы: сожжённые барки; а ещё и целые, - может быть, полузатопленные, на мелях; а может, и подтянутые к берегу, - к западному, у Коломенского, поскольку на другом берегу никаких бивуаков Великой Армии не было).

... Зрелище было величавое.

На Москве-реке барки были - внушительные, порой по-настоящему могучие: тяжёлые, широкие деревянные плоскодоны.
Мелькает измерение одной барки тех времён: тридцать шесть метров в длину, почти девять в ширину. С современный малых сухогруз размером.
И не одна, а двадцать, под водой и на воде, - целая флотилия.
Если растянуть по одной - с прогалами, - больше километра .

6.

14 сентября 1812го, - во второй половине дня, - король Джоаккино Мюрат вошёл в Москву, во главе Авангарда.
В самом прямом смысле король был - во главе: он ехал впереди всей армии, рядом с польскими гусарами Х полка (Золотые Гусары).

Барки загорелись в первую же ночь, - сначала прямо в городе:
квартальный надзиратель, титулярный советник Порфирий Вороненко, отчитывался письменно - в 1836 году, двадцать четыре года спустя:
Квартальный надзиратель титулярный советник  Порфирий Вороненко
в 1836 году писал:
" 2 сентября в 5 часов пополуночи же он (граф Ростопчин прим) поручил мне отправиться на Винный и мытный дворы, в Комиссариат и на не успевшие к выходу казённые и партикулярные барки у Красного холма и Симонова монастыря и в случае внезапного вступления неприятельских войск стараться истреблять всё огнём, что мною и исполняемо было в разных местах по мере возможности в виду неприятеля до 10 часов вечера, а в 11ом часу из Замоскворечья, переправясь верхом вплавь ниже Данилова монастыря, около 2х часов пополудни соединился с нашим ариергардом ( 1812 в воспоминаниях с. 71).
Король Обеих Сицилий первую ночь провёл в Баташевскм дворце, на Вшивой горке.
Красный Холм, - то есть Краснохолмская набережная, - до неё от резиденции короля меньше дух километров.
Из дворца ночной пожар на реке вполне просматривался.
Вдали от города, вниз по реке, - у Коломенского, - барки запылали сутками позже, в ночь с 13 (5)  на 14 (6) сентября.

7.

 Ещё 18 (30) августа,  - за неделю до Бородинского сражения, и за две до падения Москвы, -
"О комиссариатских вещах дано было предписание от главнокомандующего в Москве генерала графа Ростопчина ...чтобы оные укладывать и приготовлять к свозу, буде бы надобность того востребовала...  И того ж 20 августа уведомлен был гражданский губернатор, что для своза комиссариатских вещей сухим путем потребно нарядить обывательских подвод до 2000 и что сверх того нужно...".
Но Москва уже начала уходить прочь, видимо, не слишком веря в победу. Лошади, телеги, - всё это с каждым часом таяло, цены росли чудовищно.
Распоряжался эвакуацией начальник Московского Арсенала, артиллерии полковник Антон Алексеевич Курдюмов (пятидесяти трёх лет от роду, старик уже, по тем временам).
Самое ценное на подводах, которые удалось добыть огромными трудами, вывезли в Коломну сравнительно исправно.

Комиссариат - Московская Комиссариатская Комиссия, (или Комиссия Комиссариатского Депо),  - это интендантство.
Командовал этим учреждением Генерал-кригс-комиссар (должность ещё петровского звучания) - генерал-лейтенант
Александр Иванович Татищев (1763 - 1833), будущий граф и военный министр.
Москва издавна была главной тыловой базой, и скопища военного имущества в Москве были неимоверно огромны. 
Только в Арсенале -
"...там по исчислению выходило всей тяжести до 161 888 пуд, требовавшей подвод до 6475...".
Оставалась - река.
"...по бывшему тогда крайнему недостатку в подводах, для отправления вещей водою назначить барок сколько возможно более.".
С барками почему-то произошла задержка - аж на двенадцать дней:
"По сему требованию и по особым после того докладам главнокомандующего дано было для своза комиссариатских вещей в разные числа 23 барки, а для сплава оных присланы лоцмана 30 августа, и как вещи тотчас погружаемы были на суда по мере получения оных, то на другой день по присылке лоцманов, т. е. 31 августа, отправлены они в путь.".

Но:
"...при том барки отпущены были и без всякой настилки, оснастки и без других к движению потребностей, которыми депо долженствовало снабдить от себя, на что потребовались и время и кошт."
Всё равно - и этого не хватало:
" ...назначено к отпуску от московского обер-полицмейстера 18 барок, для нагрузки одного только пороха и свинца, что половинной токмо части".
Половина пороха и свинца так и была брошена.
Исчисление имущества, по сохранившимся документам, исчислено бы вроде предельно точно,  но при сравнении разных рапортов и отчётов возникает путаница почти непролазная.
Насколько можно понять:
 8 барок подняли на борт имущество Артиллерийского департамента.
(пороха 9474 пуда и свинца 8507 пуда 3 фунта).
Ими командовал артиллерии поручик Оконнишников.
Прочие - пятнадцать барок, - это грузы Комиссариатского Депо:
сукно, холст, кожа, медные вещи.


8. 
Итак, речной поход начался 31 августа (12 сентября).
Впереди двинулись барки Комиссариата; за ними - Артиллерийского департамента -
"за коими Оконнишников и продолжил следовать с возможным поспешением.".
Двадцать три барки: флот изрядный;
Москва-река в те времена была напряжённой судоходной артерией, но всё же - это не Волга, и барки могли идти по реке только одна за другой.
Зрелище было внушительное: такая грузовая флотилия растягивалась больше чем на километр, а то и на два.
"С возможным поспешением" - до Коломны; оттуда - уже по Оке, - все припасы должны были отправиться в Муром, Владимирской губернии.

Не вышло.
Неясно, когда именно - в первый день, или на следующий, 1 (13) сентября, - почти весь  флот сел на мели.

Приблизительно посередине - между Перервинским монастырём (восточный берег) и Коломенском дворцом (западный берег).
Прорвались и ушли далее только три барки.
(Стащили их, видимо, с трудом:
"Из числа полученных комиссариатом барок, шедшие впереди артиллерийских, три барки спасены и находившиеся на них вещи отданы в армию.").
Двадцать тяжело гружёных судов замерли в неподвижности посреди реки.

Все восемь с артиллерийскими припасами, и двенадцать барок - Комиссариатского Депо.

Комиссариатские - перечислены достаточно точно:
четыре барки - холст;
четыре барки - сукно;
три - кожа;
одна - медные изделия.
(последний груз весьма был бы ценен, и по прошлым временам, и по нынешним).
Артиллерийское имущество:
четыре барки - порох;
две барки - свинец.
Всего, выходит, шесть артиллерийских; а должно быть, как сказано выше, восемь.

9.
 
Уже 13 (1) сентября все лоцманы и прочие рабочие мужики с барок разбежались, несмотря на окрики начальства.
Куда-то исчез  поручик Оконникшников, и бывшие с ним солдаты.
Остались, - и на следующий день, уже третий на воде, - только чиновник Комиссариат -  9го класса комиссионер, (титулярный советник) Гедеев, и с ним одиннадцать нижних чинов.
Было отправлено донесение в Главный Штаб, который 1 (13) сентября ещё пребывал перед Москвой, и обсуждал возможность нового сражения на Воробьёвых горах.
Но никакого отклика не последовало.
***
Известно, что почти сразу же одна из барок была разгромлена и потоплена, - ещё до прихода и французов, и российской кавалерии.
Есть все основания полагать, что успели попользоваться ситуацией местные мужики, из Коломенского и деревни Дьяково, а может, из Сабурово и Измайлово.

***

Продолжение ожидается.