Как я побывал в Москве

В конце девяностых отец частенько ездил в Россию по своим, взрослым делам. Если поездка выпадала на школьные каникулы, брал с собой меня и сестру. Мы ждали таких поездок — нередко возвращались уже, когда занятия шли полным ходом. Пропустить несколько учебных дней — дорогого стоит, а неделю — бесценно!

Москва. Мне лет восемь. Впервые оказался в настолько большом городе, что аж в голове не укладывается. Уже на перроне навалился размеренный, фоновый гул — не умолкающий ни на минуту, словно попал в улей. Сначала это сильно отвлекало. Огромные проспекты, многополосные дороги и вовсе повергли в ступор, а вот папа ориентировался в этом хаосе с удивительным спокойствием — словно сам был частью городского механизма. Он успевал всё: и делами заниматься, и нас повсюду водить.

Гостиница, в которую мы въехали, впечатляла — ковры, мрамор, позолота. Тогда казалось роскошью, теперь — обычный китч. Номер, хоть и однокомнатный, был просторным, а в ванной стояло биде. Естественно, я не знал, что это такое, да и ознакомиться времени не было — весь день на ногах, в номер возвращались лишь ночевать.

Как-то утром, проснувшись раньше всех, я, на цыпочках, чтобы никого не разбудить, пошёл умываться. Сияющая, словно операционная, ванная комната встретила холодным кафелем и какой-то чужеродностью. Краны оказались совершенно непонятными — покрутив туда-сюда рычаги и вентили, воду включить не получилось.

Биде не вызвало вопросов — я быстро нашёл кнопку. Нажал — и вуаля, фонтанчик забил вверх. Я ещё подумал: «Что за неудобная конструкция!» Склонившись, принялся умываться, набирая воду в ладони.

По раздавшемуся хохоту понял, что вошла мама. Я удивился.

— Лёша, иди сюда, — давясь смехом, позвала она отца.

И вот мы уже смеёмся все вместе, правда, я не понимал почему. Мне рассказали — и стало не так смешно. Неловко. С тех пор, если я вижу биде (не часто), всегда улыбаюсь.

В целом, поездка была богата на события. Мы много передвигались по городу — я не отходил от родителей ни на шаг. В сравнении с тихой, прилежной Ригой, Москва казалась хулиганом, которого стоит опасаться.

Несколько раз заходили в огромное ателье, где улыбающиеся женщины замерили меня портновским метром — я снова не понимал что происходит — а позже пошили наряд, в котором я щеголял на первое сентября. Костюм-тройка с малиновым пиджаком. Реакция преподавателей была разной: большинство усмехались, ну а кто-то смотрел нахмурившись. Что поделать — мода девяностых. Первое сентября походило на витрину или даже маскарад — родители наряжали нас кто во что горазд.

Гвоздём поездки стал цирк на Цветном бульваре. Лишь обрывочно помню номера, зато мужчина в возрасте и в костюме, который их объявлял, отпечатался в памяти навсегда. Он был монументален. Почти не двигался, выходил на одно и то же место, говорил. Все замирали. Лишь пар изо рта напоминал, что люди вокруг живые — в цирках всегда прохладно. Не помню слов. Я тихонько ёрзал на бархатном кресле в ожидании выступлений, а абсолютная, пропитанная пиететом тишина немного пугала. Полный зал людей и тишина — странное сочетание. Мужчина замолкал — и зал взрывался аплодисментами. Ладоней никто не жалел.

Это был Юрий Никулин.

К тому времени я уже смотрел шедевры Гайдая, знал и любил Балбеса, Труса и Бывалого, но детский мозг не мог сопоставить того Никулина и этого — уж очень они отличались.

Я ожидал слегка поддатого, в оранжевой шапке, валенках и с красным носом Никулина. Ну или — в черкеске, с папиросами в патронташе. В крайнем случае — просто с гипсом. Наверное, я даже был слегка удивлён, если не сказать расстроен.

Намного позже я понял, что видел легенду. Вроде ничего такого — это не дало мне +3 к интеллекту или +5 к чувству юмора, зато запомнилось на всю жизнь. Это одно из тех воспоминаний, которое возвращается внезапно — будто кто-то шепнул за спиной: «А помнишь?..» — и ты уже улыбаешься, даже если день незаладился.