Милость Шивы

МИЛОСТЬ ШИВЫ.

Глава первая.

Вечерние тени ложились на суровые склоны священной горы Кайлас. Холодный ветер, рождённый на вечных снегах, спускался вниз, словно дыхание самого времени. Под небесным сводом, который начинал усеиваться первыми звёздами, брёл одинокий паломник. Его шаги были медленны, усталость долгого пути ощущалась в каждом движении, но в сердце его горел огонь решимости. Он пришёл из далёких земель, преодолел ущелья и пустыни, дабы своими глазами узреть обитель Великого Шивы и найти ответы на вопросы, что терзали его душу.

Паломника звали Говинд. Молодой брахман с горящим взором, он покинул родные края в поисках истины. С детства слышал он истории о Махадеве — Великом Боге Шиве, чьё величие беспредельно. Говинд знал легенды о могуществе Шивы, о его грозных проявлениях и милостивых деяниях, о таинственных мантрах и ста восьми именах, прославляющих Его. Но сердце его жаждало не просто легенд — ему хотелось постичь глубинный смысл этих преданий, разгадать тайну многих ликов Шивы, почувствовать живое присутствие божества.

Вот уже несколько недель он карабкался по тропам Тибета, ведущим к подножию Кайласа. Днём палящее солнце нещадно обжигало кожу, ночью пронизывающий мороз сковывал кости. Но ни зной, ни холод не могли сломить его воли. Гора Кайлас, окружённая мистическим ореолом во всех шастрах, манила его вперед. По преданиям, на вершине этой горы обитает сам Шива, и каждый, кому улыбнётся удача подняться к его обители с чистым сердцем, обрящет благословение.

Говинд помнил наставления своего гуру: «Отправляйся на Кайлас, если хочешь познать Шиву. Там Великий Йогин откроет тебе истину, если сочтёт тебя достойным. И будь готов: Шива многогранен, Он — и грозный разрушитель, и милостивый спаситель. Познай Его аспекты — и познаешь вселенную». Эти слова звучали эхом в его уме с каждым шагом.

Когда путник достиг подножия горы, солнце скрылось наполовину за далёким хребтом. Небо переливалось красками заката — золотисто-алым, лиловым, постепенно переходящим в синеву ночи. В тишине высокогорья слышно было лишь биение собственного сердца да редкие порывы ветра. Он остановился передохнуть у огромного валуна, вырезанного, казалось, самой природой в формe священного шива-лингама — символа бесконечного Шивы. Паломник приложил ладони к груди и склонился в почтительном поклоне перед этим знаком: он знал из писаний, что лингам обозначает бесформенную, беспредельную природу Бога, столп света, началу и концу которого нет .

– О великий Шива, – прошептал Говинд, – пусть же твоя милость снизойдёт на ищущего истину. Открой мне себя в этих горах, наставь и просвети мое сердце.

Произнесённые слова исчезли в просторах, и в ответ была только тишина. Но стоило ему закрыть глаза, как слух уловил отзвук далёкого “Ом… Намах Шивайя… Ом… Намах Шивайя…”. Мантра, священная песнь в честь Шивы, будто раздалась негромким эхом вокруг. Паломник вздрогнул и оглянулся: вокруг никого. Казалось, сам ветер нашёптывал священные слоги.

Говинд знал эту мантру с детства. «Ом Намах Шивайя» – панчаакшара, пятислоговая мантра, означающая: «Ом, поклонение Шиве» . От одного её звучания сердце его затрепетало. Говорят, эта простая фраза заключает в себе бесконечную силу – тот, кто искренне повторяет её, кланяется самому внутреннему Высшему “Я”, ведь Шива – это не только божество, но и всепроникающая реальность, душа вселенной. Неужели здесь, у подножия горы, сама земля повторяет имя Бога?

Путник настороженно всматривался в сумерки. Кто произносит мантру? Эхо ли это давних молитв, впитавшихся в скалы? Или поблизости кто-то есть? Внезапно за валуном показался тусклый отблеск света — будто горел небольшой огонёк. Говинд медленно обошёл камень и в углублении скалы увидел пещеру. У входа тихо потрескивал костёр, и возле него сидела человеческая фигура.

Это был старец-отшельник. Его волосы и борода ниспадали седыми прядями, сплетёнными временем, на плечи. На теле – простая оленья шкура, вокруг шеи – чётки из рудракши. Глаза мудреца были прикрыты, губы едва слышно шевелились, повторяя священную мантру. “Ом Намах Шивайя…” – звук лился размеренно, в такт биению сердца мироздания.

Говинд застыл, поражённый неожиданной встречей. Он не ожидал увидеть на этой высоте другого человека, да ещё в столь поздний час. Однако сердце его вспыхнуло радостью: быть может, это знак, что его мольба услышана? Осторожно, чтобы не спугнуть чудесное видение, паломник приблизился и склонился в почтении:

— О мудрый! — произнёс он благоговейно.
— Прости, что тревожу твой покой. Я — странник, ищущий прибежища на ночь и, более того, ищущий мудрости. Не откажи в гостеприимстве и наставлении, если можешь.

Старец открыл глаза. В отблесках костра они блеснули глубокой мудростью и одновременно детской ясностью. На лице его появилась приветливая улыбка.

— Присаживайся, путник, — мягко сказал он, указывая Говинду место у огня. — Ночь холодна в горах, поделим тепло костра.

Говинд с благодарностью опустился на указанное место. Едва он устроился, старец протянул ему жестяную кружку с тёплым молоком яка, настоянным на травах. Паломник принял питьё и сделал глоток: тёплая горьковатая жидкость наполнила тело приятным теплом и бодростью. Старец тем временем внимательно рассматривал гостя, словно видел его насквозь.

— Долгим был твой путь, сын мой, — произнёс наконец отшельник тихим голосом.
— И, должно быть, непростым. Что привело тебя, молодого брахмана, в эти безлюдные места, под сень обители Господа Шивы?

Говинд встретил взгляд мудреца. В том взгляде светилась доброта и что-то неуловимо знакомое, как будто они встречались прежде. Паломник ощутил внезапное доверие к этому человеку, словно к давнему учителю. Он глубоко вдохнул морозный чистый воздух и ответил прямо:

— Я пришёл искать Шиву, отец, — произнёс он, складывая ладони.
— С детства я чту его, слышал истории о его великой силе и милосердии. Но в душе моей осталось много сомнений и неведения. Я хочу познать истину о Шиве: о его образе, его аспектах, формах, энергиях, о его величии безграничном. Говорят, он имеет сто восемь имён — я хочу понять их тайный смысл. Говорят, у него множество мантр — я жажду узнать их все и их силу. Я стремлюсь постичь, как величайший из йогинов и богов являет себя в мире. Быть может, у подножия  этой горы я обрету ответ… — Он опустил глаза. — Но добраться до горы у меня не хватает ни сил, ни отваги без благословения.

Старец слушал внимательно, кивая, и в глазах его плясали отблески огня. Когда Говинд умолк, смущённый своей откровенностью, мудрец некоторое время молчал, обдумывая услышанное. Наконец, он произнёс негромко, но отчётливо:

— Шива привёл тебя сюда. Знай, юноша, что без Его воли и зова даже ветер не колышет лист на древе. Если ты у подножия Кайласа, значит, Он уже смотрит на тебя. — Старец улыбнулся и поднял руку, указывая наверх, где за чёрными контурами горы вставала россыпь звёзд.
— Быть может, ответ ближе, чем ты думаешь.

Говинд поднял глаза к священным вершинам, теряющимся в ночном небе. Звёзды, казалось, венчали Кайлас короной из бесчисленных бриллиантов. Где-то там, на недосягаемой высоте, обитал тот, кого он искал. Паломник глубоко вздохнул.

— Но как мне постичь Его? — почти прошептал он, скорее самому себе, чем собеседнику. — Как смертному приблизиться к бессмертному?

— С открытым сердцем, — ответил старец, и взгляд его блеснул.
— С любовью и смирением. Знай: Шива открывается не через силу тела, а через глубину души. Можно всходить на горы, но истинный подъём — во внутренней тишине и осознании.

Говинд кивнул, внимая каждому слову. Мудрец говорил просто, но в его тихом голосе звучала власть Истины.

— Ты упомянул сто восемь имён Шивы, — продолжил старец, слегка склонив голову набок. — И многие мантры… Что ж, твое стремление похвально. Видно, поистине жаждет твоё сердце познания. Ибо трудно и опасно вознестись телом на вершину Кайласа, но ещё сложнее вместить разумом величие Махадевы. Однако, — он хитро прищурился, — раз ты пришёл, я поделюсь с тобой тем, что знаю. В эту ночь я поведаю тебе о Великом Шиве столько, сколько ты сможешь унести с собой.

Говинд склонился низко, выражая благодарность.

— Благословен я встретить такого учителя на своём пути, — искренне сказал он. — Как твоё имя, святой отец?

Старец задумчиво провёл рукой по своей длинной седой бороде. Казалось, вопрос слегка смутил или позабавил его. Он тихонько рассмеялся:

— Имена… Ты ищешь тайну имён Бога, а спрашиваешь моё имя? — Его глаза лукаво сверкнули. — Можешь звать меня просто Нараяном, сын мой.

Говинд заметил уклончивость ответа, но не стал переспрашивать. Возможно, отшельник оставил мирские имена и обеты личности давным-давно. Нараяна так Нараяна – в конце концов, это одно из имён самого Вишну, но также означает «тот, кто обитает в человеке». Имя показалось Говинду символичным, но он не придал ему большого значения сейчас.

Старец жестом пригласил юношу придвинуться ближе к огню, и сам выпрямился, уходя взглядом в пляшущее пламя. Так они сидели у пещеры — учитель и ученик, хоть и случайно сведённые судьбой. Над ними раскинулось бескрайнее звёздное небо, вокруг высились чёрные громады гор. Тишина сделалась осязаемой, прерываемая лишь треском дров да завыванием ветра вдали.

— Слушай же, Говинд, — промолвил наконец отшельник Нараян, — я расскажу тебе о Шиве всё, что сам постиг за долгие годы изучения шастр и медитаций. Тебя интересуют его образы, аспекты, энергии и величие? Поистине, у Шивы столько ликов, что человеческому языку трудно их все описать. Он – бесконечен, и каждое существо видит в нём то, что способно вместить.

Говинд устроился поудобнее, укрывшись края своего тёплого шерстяного плаща. Он приготовился внимать, не смея перебивать. Внутри у него росло предвкушение: сбывалось желание услышать о Шиве из уст мудреца на священной земле.

Огонь отбрасывал колеблющиеся тени на стену пещеры. Старец поднял руку и очертил в воздухе круг, словно обнимая ночное небо.

— Шива – не просто бог, которого почитают в храмах, — начал он ровным глубоким голосом. — В йогической традиции Шиву признают скорее как первого Гуру, первоначального учителя, чем просто как божество . Он – источник мудрости, изначальный йогин, сидящий в вечной медитации. Его нельзя загнать в рамки человеческих понятий добра или зла. Он включает в себя всё сущее и выходящее за пределы сущего. Свет и тьма, ярость и милосердие – всё это лишь грани Шивы. Именно поэтому в преданиях ему приписаны самые противоречивые качества.

Говинд кивнул. Он слышал об этом от своего гуру, но теперь слова проникали глубже, тут, рядом с горой, где сама атмосфера, казалось, вибрировала именем Шивы.

— Рассказывают, что форм и проявлений у Него бесчисленное множество, — продолжал Нараян, — но для удобства постижения мудрецы разделили их на семь основных ликов . Первый лик – это отдалённый, бесконечно высокий Господь вселенной, великий Ишвара, ослепительный и грозный, как сам космос. Второй лик – благой и близкий Шамбху, милостивый Бог, что откликается на молитвы и дарует благодать. Третий – простой и наивный Бхола, святой отшельник, что живёт в лесах и горах, чуждый гордости и хитростям, простодушный Господь, любимый простыми сердцами. Четвёртый лик – мудрый учитель Дакшинамурти, владыка знания, преподающий Веды и истины мудрецам, часто в полном безмолвии, лишь одним своим присутствием. Пятый – Натараджа, или Натеша, повелитель танца и всех искусств: в своём космическом танце он творит, поддерживает и разрушает вселенные. Шестой лик – грозный Кала-Бхайрава, Махакала, Владыка времени и смерти, яростный уничтожитель зла, перед чьим гневом трепещут демоны. И седьмой лик – Сомасундара, прекрасный и нежный возлюбленный, обольстительный юноша, чарующий своим видом, символ божественной красоты и единства мужского и женского начал.

Мудрец сделал паузу, давая Говинду осмыслить услышанное. Юноша ошеломлённо смотрел на рассказчика. Семь ликов… он не слыхал прежде подобной классификации, хотя знал отдельные имена.

— Но ведь и это лишь попытка описать неописуемое, — вздохнул Нараян, улыбаясь. — На самом деле, Шива не разделён на части – все эти грани составляют единое целое. Его сто восемь имён как раз отражают разные аспекты его природы – от грозных до благих, от величественных до интимных. Всякий преданный воспевает те имена, что ближе его сердцу, зная, что они все ведут к одному Шиве.

Говинд, услышав о сто восьми именах, склонился вперёд.

— О мудрый, — осторожно спросил он,
— не расскажешь ли ты подробнее про эти имена? Мне с детства было любопытно: зачем столько имён одному Богу?

Старец тихо рассмеялся:

— Затем, что одно имя не в силах охватить необъятное! — сказал он. — Подумай сам, друг мой: разве можно одним именем описать океан? Океан бескрайний меняет цвет под лучами солнца и под грозовыми тучами, бывает тихым и бывает бурным, даёт жизнь и может забрать её. Так и Шива – океан сознания. Одни называют его Махадева – “Великий Бог”, признавая верховенство Его во вселенной . Другие воспевают его как Ашутоша – “Тот, кто легко исполняет желания” , ведь известно, что Шива благосклонен к искренним молитвам. Для третьих Он Бхолена;тх – “Простодушный Владыка” , ибо так прост и открыт, что по легендам мог появиться нищему в облике простого йога и принять его скромную жертву с искренней улыбкой.

— Шива — многолик, и имена отражают Его деяния и качества, — продолжал мудрец. — Например, когда Он выпил смертельный яд ради спасения мира, горло его окрасилось в синий цвет — так появился эпитет Нилакантха, “Синегорлый” . А когда он танцует свой космический танец разрушения и творения, его славят как Натараджа, “Царь танца” . Как повелителя всех живых существ чтят Его как Пашупати, “Господь скота (и всякого существа)” . Как владыку времени зовут Махакала, “Великое Время” , ибо в конце времён всё растворяется в Шиве. А благие души называют его Шанкара или Шамбху, что значит “Дающий благость, счастье” .

Говинд слушал, затаив дыхание. При каждом новом имени сердце его откликалось радостью, словно он пил нектар по каплям. Он уже не чувствовал ни холода ночи, ни усталости — сознание его погрузилось в глубины рассказа.

Нараян продолжил, глядя в огонь, как будто видел в нём отражение древних времён:

— Представь себе далёкие эпохи, когда мир был моложе. Брахма-творец и Вишну-хранитель как-то раз спорили о том, кто из них верховнее и древнее. Спор разгорался, их гордость росла. И тогда перед ними внезапно возник исполинский столп ослепительного света, уходящий корнями в бездну и вершиной пронзающий небеса . Никто из них не мог разглядеть начала и конца этого столпа. Поражённые, боги решили отыскать границы явления: Вишну принял облик вепря и ринулся в глубины — вниз, вниз, всё ниже, пытаясь достичь основания. А Брахма обернулся лебедем и взмыл вверх вдоль сияющего столпа, желая отыскать его вершину. Они искали бесконечно долго: годы, века, эоны — но ни начало, ни конец не обнаружили.

— Вишну вернулся, признав своё бессилие и величие таинственного столпа. А Брахма не желал уступать — ему вздумалось схитрить. Он увидел падающий сверху цветок кейттаки (цветок небесного дерева) и решил взять его в свидетели. Вернувшись вниз, Брахма заявил, будто достиг вершины и в доказательство предъявил тот цветок, дескать он с вершины столпа. В тот миг столп раскололся, и явился им разгневанный Шива в образе грозного владыки Рудры – его глаза пылали огнём, от которого содрогнулись миры. Он обличил ложь Брахмы. За обман Брахму постигло наказание: Шива отверг его притязания, и с тех пор Брахма лишён поклонения – нет ему множества храмов, как другим богам. А цветок кейттаки был отвергнут как жертвенный — с тех пор его не приносят на Шивалингам. Вишну же, честно признавший поражение, был обласкан Шивой и признан равночтимым.

Говинд вспомнил: действительно, мало где воздвигнуты храмы Брахме, и никогда в подношениях Шиве не видел он тех цветов. Теперь причина стала ясна и поучительна.

— Так Брахма и Вишну постигли, что у Шивы нет ни начала, ни конца; что Он – бесконечный столп Света, Ананда. С тех пор Шиву почитают как высшую реальность, которая была до всего и пребудет после всего.

— А что случилось с тем столпом света? — тихо спросил Говинд, завороженный историей.

— Шива смягчился, увидев раскаяние Брахмы и смирение Вишну, — ответил Нараян. — И чтобы осчастливить их и все миры, он оставил образ столпа света, но ужалил его величину до более приемлемой формы — так возник священный лингам, символ Шивы. Сказано, что тот первый вечный Лингам стал предметом поклонения богов и людей, ибо сквозь него можно постичь бесконечного Бога. С тех пор Шива присутствует повсюду в форме Лингама, как невысказываемое, но ощутимое присутствие Божественного. Недаром даже сейчас ты видишь эти каменные столпы и валуны, напоминающие Лингам — само место пронизано Его вибрацией.

Говинд оглянулся на скалу-валун, у которого нашёл старца. Камень действительно поразительно напоминал очертаниями Лингам, как и многие другие вокруг, освещённые лунным светом. Казалось, сама гора Кайлас — гигантский природный лингам, вознесённый из земли к небесам. Паломник ощутил трепет: он действительно находился в святая святых.

Нараян продолжал рассказ:

— Величие Шивы признают даже другие боги. Но Шива уникален тем, что он не тщеславен, ему не нужна мишура. Он — отшельник, живущий на вершинах, покрытый пеплом кремационных костров, с гирляндой из черепов на шее , с спутанными длинными волосами. Его спутники — духи и демоны, изгои. Он повелевает ими как Бхутешвара — “Владыка существ тонкого мира” . Вокруг него бродят и дикие звери — и он Пашупати, господин животных. Он странен и неукротим, потому некоторые считают Его пугающим. Но, — тут старец поднял палец, — в этом внешнем страхе сокрыта великая милость. Шива принимает всех, отвергнутых другими. Грешников, падших – Он даёт им прибежище, очищает их душу огнём своей йогической тапас (аскезы) и милости.

Говинд вспомнил об одном эпитете Шивы — Хара, “уничтожитель грехов” . Да, тот кто повторяет имя Хара, считается освобождённым от греховных последствий. Теперь он начал улавливать смысл: Шива отпугивает лишь тех, кто привязан к внешнему благолепию, зато искреннему устремлённому искателю он являет свою благость.

— Мне вспоминается, как сам Шива испытывал преданных, — старец улыбнулся, глядя на Говинда. — Одному бедняку-охотнику он явился в образе дикого зверя, а потом в облике мудреца, проверяя его сердце. Другому — царю — явился как ванар (то был сам Хануман, сын бога ветра и проявление Шивы) проверить, способен ли царь отдать всё ради дхармы… — Он покачал головой. — Много историй ходит. Но давай я лучше расскажу тебе о событиях, прославивших его имена.

Паломник с готовностью подался вперёд. Ночь вступила в полную силу. Лёгкий лунный свет серебрил вершины. Огонёк костра становился ярче на фоне тьмы, освещая морщинистое, но вдохновенное лицо мудреца.

Глава вторая.

— Давным-давно, во времена, когда боги и асуры (демоны) искали мира, случилось великое событие — Пахтанье Океана, — начал новую историю Нараян звучным голосом, будто сам присутствовал там. — Девы (боги) и асуры вознамерились добыть из первозданного Молочного океана напиток бессмертия — амриту. Они употребили гору Мандара в качестве мутовки, обернули вокруг неё бескрайнего змея Васуки как канат и, взявшись с двух сторон — боги за хвост, демоны за голову — принялись вращать гору, взбивая океан миров.

У Говинда перед внутренним взором всплыли эти образы — он читал о них в «Бхагавата-пуране». Воображение нарисовало, как гигантская змея, обвившись вокруг горы, двигается, вспенивая воды, как девы и асуры трудятся сообща, полны решимости.

— Много чудесных вещей появилось тогда из океана: и драгоценности несметные, и чудесные создания, и богини, и наконец должна была явиться чаша с амритой. Но первым плодом пахтанья стало то, чего никто не ожидал: из глубин поднялся чудовищный яд — Халахала, так смертоносный, что его испарения могли уничтожить все миры. — Старец повысил голос, и в нём послышались драматические нотки. — Отравленные пары распространились вокруг. Боги и демоны в ужасе отпрянули — никто не мог совладать с убийственным ядом. Казалось, всё созданное окажется погублено раньше, чем родится амрита…

Говинд, затаив дыхание, уже знал, что будет дальше, но жаждал услышать из уст рассказчика.

— И тогда, — торжественно продолжил Нараян, поднимая руку, — во имя спасения мироздания явился Шива. Узнав о бедствии, Великий Господь без промедления пришёл к берегу того космического океана. Он увидел клубы смертоносного пара, от которого уже гибли рыбы и птицы, и не дрогнул. Боги и демоны пали к его стопам, умоляя о спасении. И что же сделал милостивый? — Старец обвёл глазами Говинда. — Шива черпнул в ладони ядовитый Халахала и… выпил его, одним глотком!

— Потрясённые боги вскрикнули: “Не пей, о Господь, погибнешь!”. Но Шива лишь улыбнулся и проглотил яд. И удержал его в своём горле силой йоги, не позволив яду спуститься в сердце. Яд был столь силён, что горло Его стало синим, словно индиго. Так Шива спас вселенную ценой собственной боли. С тех пор он зовётся Нилакантхой, Синегорлым — в память о подвиге во имя всех существ .

Говинд прикрыл рот рукой, поражаясь самоотверженности Шивы даже в тысячный раз: ведь этот миф он знал, но только теперь прочувствовал его столь глубоко.

— Представь только, — мягко сказал старец, глядя ученику в глаза,
— Какое бесконечное сострадание нужно иметь, чтобы принять в себя смертельный яд ради других. Потому Шиву называют Джаялу — “Милосердный” .

— Не вмешайся Шива, всё погрузилось бы во тьму. Только Он один готов принять на себя грехи и болезни мира. Его называют Хара, тот, кто отнимает, уничтожает негативное, грехи и страдания. Он забирает яд нашего невежества и злобы, а взамен дарует нектар бессмертного знания.

Пламя отражалось в глазах Говинда, которые увлажнились. Он чувствовал глубокую благодарность и трепет перед таким божеством.

— И Парвати, его возлюбленная жена, была рядом в тот момент, верно? — тихо спросил он. — Я слышал, она перехватила его горло, чтобы яд не опустился ниже.

Нараян кивнул одобрительно:

— Верно. Богиня Парвати в ужасе обвила шею супруга руками и сжала, не давая яду распространиться. Её сила Шакти помогла удержать его. Так оба — Шива и Шакти — совместно спасли мир. Это тоже символично: энергия Шакти всегда сопутствует Шиве. Без Шакти он бы не смог действовать, а без сознания Шивы сила была бы слепа. Они едины.

Паломник вспомнил слова из шастр: “Шакти – энергия, Шива – дух; Шива без Шакти – лишь труп, а Шакти без Шивы – лишь энергия без сознания.” Теперь история с ядом ярко иллюстрировала этот принцип.

— После этого великие воды были очищены, и пахтанье продолжилось. В конце концов боги и демоны добыли и чашу амриты — нектар бессмертия, который остался богам. Но запомни, Говинд: до нектара всегда выходит яд. На духовном пути тоже так — прежде чем вкусить бессмертие, нужно столкнуться с ядом своих грехов, страхов, иллюзий. И лишь милость Шивы поможет безопасно преодолеть это.

Юноша почтительно склонил голову. Сердце его переполнялось вдохновением.

— Итак, именем Нилакантхи мы почтили подвиг сострадания Шивы, — подытожил мудрец. — Но не менее славен он и в гневе своём праведном. Есть другие истории, где Господь выступает как карающая сила, защищающая мир от зла.

Глава третья.

Нараян пошевелил дрова, подкладывая несколько сухих веток, чтобы костёр не угас. Искры взметнулись ввысь, растворяясь под звёздами. Говинд, раскрасневшийся от близости огня и волнения, откинулся на камень, приготовившись слушать дальше. Он чувствовал себя словно ребёнок у ног деда, заслушавшийся сказками на ночь — только эти истории были священными и величественными.

— Называют Шиву и Трипурари, победителем Трипуры , — начал мудрец новую легенду. — Знаешь ли ты историю про три города?

— Три города… — Говинд помедлил, вспоминая.
— Ах да, три города асуров?

— Верно. Послушай. В давние времена жили трое могущественных асура — сыновья демона Таракасуры. Получили они от творца Брахмы в награду за суровые аскезы три удивительных комических города — Трипуру. Один город был из золота, другой из серебра, третий из железа. Они не стояли на земле, а летали в небесах, движимые таинственной силой. Жители тех городов — демоны — стали сильны и невежественны, начали нарушать равновесие в мире, притеснять мудрецов и людей. Не было от них спасения, ибо спрятаны были они в своих небесных крепостях.

Говинд слушал, воображая три блистающих города-крепости, парящие в поднебесье подобно зловещим звёздам.

— Наконец, боги взмолились Шиве: “О Всемогущий, защити дхарму, покарай злодеев!” Шива откликнулся. Но условие было не из простых: пророчество гласило, что Трипура будет непобедима, пока три города не выстроятся в одну линию раз в тысячу лет — лишь тогда их можно поразить одним ударом. Шива терпеливо ждал этот благоприятный миг.

— Когда же звёзды сошлись и три города оказались на одной линии, Шива взошёл на небеса в огненной колеснице. Колесницей той правил сам творец Брахма, а возничим был Вишну, принявший образ быстрокрылой птицы. Все силы вселенной объединились под эгидой Шивы. Сам Шива наложил на лук стрелу — и этой стрелой стал сам Вишну по его просьбе, отдав своё божественное тело, дабы служить орудием. Шива произнёс священную мантру Ом, натянул тетиву и выпустил стрелу. Стрела, сияющая, подобно тысяче солнц, пронзила разом все три города, когда те выстроились на небосводе, и сожгла их дотла.

— Так пал Трипура, а с нею и все демоны, что терзали космические земли. Мир был спасён, боги воспели победителя – Трипурари, разрушителя трёх городов. Это имя напоминает нам, что Шива уничтожает скопления зла, как бы недосягаемы они ни казались.

Говинд представил себе этот космический выстрел: как Шива-лучник на небесной колеснице выпускает гибельный снаряд по выровнявшимся трем мерцающим точкам-городам. Зрелище это должно быть величественным. Он невольно воскликнул:

— Воистину нет равных Ему по силе! Даже Вишну стал стрелой для Него…

— И не из подчинения, заметь, — поднял палец Нараян, — а из любви и единства цели. В тот миг не было “высшего” или “низшего” — все боги слились воли Шивы ради спасения мира. Потому Шиву ещё называют Вишванатхом — Повелителем Вселенной , ибо все элементы и божества – лишь органы его вселенского тела.

Паломник кивнул, постигая.

Мудрец продолжал:

— Но не только стрелой и трезубцем владеет Великий Шива. Ещё он известен своим космическим танцем — Тандава. Слыхал ли ты о Танце Шивы?

— Конечно, слыхал, — с готовностью откликнулся Говинд. — Шива в образе Натараджи танцует, уничтожая вселенную в конце времён, и танцует же, создавая её снова. Он танцует радостно, отчего происходит творение, и яростно, от чего идет разрушение. Его танец — ритм самого мироздания.

— Верно говоришь, — похвалил старец. — Есть поверье, что каждое его движение — это рождение или гибель галактик. В одном его танце сливается всё: и разрушение, и созидание, и благословение. Натараджа – излюбленный образ Шивы для многих поэтов и философов, ибо это символ бесконечного изменения и вечного постоянства одновременно. Когда Шива танцует Тандаву, он попирает ногами демона апасмару — олицетворение невежества. Под звуки дамару (барабана) и флейт божественных музыкантов Шива вращается, волосы его разлетаются по сторонам, разбрасывая капли Ганги из его спутанных прядей…

— Ганга? — переспросил Говинд, представив божественную реку.

— Да, именно тогда, во время космического танца, из его волос излилась на землю святая река Ганга. Эта отдельная история: как царь Бхагиратха молил Гангу спуститься с небес для спасения предков, и лишь Шива согласился принять удар небесной реки, смягчив её падение своими джатами (космами). Он — Гангадхара, “Опора для Ганги” .

— Так вот, в неистовом танце Шива носит в прядях полумесяц, символизирующий время, а на лбу пылает его третий глаз — око мудрости и огня. Он и разрушает вселенную, и творит её заново этим танцем. Потому говорят, что Шива — великая пустота, из которой исходят и в которую возвращаются все формы.

Слушая, Говинд словно видел самого Натараджу: изящную, но грозную фигуру, обвитую пламенем, одну ногу приподнявшую в танцевальном па, другую попирающую демона невежества, одну руку держащую барабан дамару, другую согнутую в жесте благословения. Этот образ часто отливают из бронзы — в храме отец показывал ему скульптуру Натараджи. Но сейчас он понимал куда больше символов: бубен означает первичный звук Ом, с которого начинается творение; поднятая рука в жесте абхайя мудры — защита всем, кто предан истине; огненный обод вокруг танцора — это цикл рождения и гибели миров. А спокойное лицо Шивы даже в самом вихре — знак невозмутимого сознания среди всей изменчивости мира.

— Когда мир погружается во мрак, Шива исполняет Танец гнева — Рудра Тандава, — завершил тему Нараян. — Но когда вселенная снова готова к зарождению, его танец становится радостным Анандой (танцем блаженства). Так циклы сменяют друг друга. Шива — и грозный Рудра, и радостный Шанкара одновременно.

— Сколько величия и тайны… — прошептал Говинд, потрясённый богатством образов.

— Потому и зовут его Садaшива, что значит “Всеблагой, Вечно благой” или “Вечно сущий Шива” , — молвил старец, — ибо за всеми грозными проявлениями в основе своей Он благ. Разрушая зло, Он спасает добро. Даруя испытания, Он же укрепляет души. Во всём его действии скрыто высшее благо для мира, хотя нам, людям, порой и не понять хитросплетений его лилы (божественной игры).

Глава четвертая.

Костёр уже прогорел до углей, тихо мерцающих красным светом. Ночная прохлада сгущалась. Нараян жестом пригласил юношу зайти внутрь пещеры, где было темно, но теплее и тише. В пещере, на грубо вытесанном каменном выступе, лежали меховые покрывала и циновка — видно, тут был скромный скит старца. Говинд почтительно сел на циновку, а мудрец укрыл угли плоским камнем, чтобы тепло сохранялось дольше, и последовал за ним внутрь.

Настала полночь. За входом в пещеру серебрился прямоугольник звездного неба, и чуть в стороне взошла луна, освещая внутренние стены слабым светом. Старец зажёг маленькую масляную лампу, поставив её между собой и учеником. Их лица озарились мягким ровным сиянием.

Говинд чувствовал, что рассказ близится к чему-то важному. Все истории о могуществе были чудесны, но сердце его искало не только величия, но и близости к Богу. Он осмелился спросить:

— Учитель, ты рассказал о великих деяниях Шивы — как он спасал миры, наказывал демонов… А есть ли истории о его милости к простым преданным, к людям, подобным нам? Ведь в сердце своём я стремлюсь не к силе, а к любви Бога. Я хочу уверовать, что он услышит и мою молитву, что близок не только к богам, но и к смертным.

Старец взглянул на Говинда с теплотой.

— Конечно, сын мой. Шива – хоть и владыка вселенной, но также и любящий отец для каждого своего бхакты (преданного). Он живёт на высочайшей горе, но стоит позвать его от чистого сердца — и он снизойдёт. Сколь часто Великий Бог являлся на зов преданных!

Нараян подумал мгновение, потом тихо заговорил, и голос его эхом отдавался под каменным сводом пещеры:

— Есть одна история, которая особенно вдохновляет меня. Это история о юном мудреце Маркандее. Слыхал ли ты о нём?

Говинд слегка нахмурился, припоминая. Имя было знакомо по писаниям.

— Маркандея… Разве это не тот совершенный преданный Шивы, который победил смерть?

— Он самый! — старец улыбнулся. — Выходит, ты уже знаешь конец, но позволь мне рассказать с начала.

Говинд устроился поудобнее, предчувствуя прекрасный рассказ.

— Маркандея родился в семье праведного риши (мудреца) Мриканду. Родители его долго не имели детей и вымолили этого сына у Шивы. Однако получил отец ребёнка с предостережением: судьбой было уготовано мальчику прожить всего 16 лет. И вот Маркандея рос необычайно благочестивым и умным отроком, радость семьи. Он с младых лет поклонялся Шиве, читал гимны, совершал пуджи. Когда ему исполнилось 16, в день своего рождения он узнал от родителей о роковом пророчестве. Но юноша не предался отчаянию — напротив, он утешил плачущих отца и мать, сказав: “Шива спасёт меня, если пожелает, ибо я вверяю себя ему полностью”.

— В тот самый день, когда срок жизни юного Маркандеи истёк, явился к нему Яма — Бог Смерти, грозный владыка загробного царства, на чёрном буйволе, с петлёй в руках. Он явился забрать душу отрока. Маркандея в это время находился в храме Шивы, крепко обняв руками Шива-лингам, погружённый в пение мантры Маха Мритьюнджая — “Великой, побеждающей смерть” мантры. Он не собирался сдаваться смерти без благословения Шивы.

При этих словах Говинд весь подался вперёд. Он много раз слышал о мантре Маха Мритьюнджая, но не знал историю её происхождения.

— Яма бросил свою петлю-аркан, и та обвила шею мальчика, а заодно обвила и Лингам, к которому тот прижимался. И в эту же секунду из Лингама раздался оглушительный рёв — сам Шива вырвался из камня, в гневе и славе! Он велел Яме немедля отпустить юношу и в ярости спросил- как ты осмелился наложить петлю и на мой лингам? Бог Смерти был потрясён. В ярости Шива ударил Яму своим трезубцем, повергнув его наземь без чувств. Таким образом, смерть отступила перед вечной жизнью Шивы.

— Маркандея склонился к стопам явленного Господа, лик которого сиял милостью. Шива благословил юношу: “Живи вечно, Маркандея. Ты победил смерть своим преданным служением и чистыми помыслами, воспевая Маха Мритьюнджая мантру».

— С тех пор Маркандея Муни (мудрец) стал вечным свидетелем эпох, оставаясь молодым и прославляя Шиву. А мантра, что он читал, вошла во все писания как сильнейшая молитва, дарующая долголетие и спасение от смерти. Именно поэтому её назвали Маха Мритьюнджая — «мантра побеждающая смерть».

Говинд сидел, раскрыв рот от восхищения. История разожгла в его сердце пламя надежды: вот оно, доказательство безмерной милости Шивы к преданным! Не ради богов, не ради наказания демонов — а ради смертного юноши Господь явился и отменил сам закон смерти.

— Не зря одно из имен Шивы — Махамритьюнджая, Победитель смерти , — добавил старец. — И каждый может обращаться к нему через эту мантру.

— Учитель, — тихо попросил Говинд, — а можешь ли ты научить меня этой мантре?

Нараян кивнул. Он выпрямился, закрыл глаза и начал нараспев произносить священные слоги. Голос его в каменном пространстве обрёл особую силу, раскатываясь, как гром, и одновременно убаюкивая, как колыбельная. Говинд внимательно слушал, впитывая как губка каждое слово:

—“ОМ ТРЙАМБАКАМ ЯДЖАМАХЕ
СУГАНДХИМ ПУШТИ-ВАРДХАНАМ,
УРВАРУКАМИВА БАНДХАНАН
МРИТЬЁР МУКШИЙЯ МАМРИТАТ”

Каждая строка прозвучала отчётливо, пропитанная мудростью веков. Говинд повторял шёпотом вслед за учителем сложные санскритские слова, пока не запомнил. Затем старец перевёл на понятный язык:

— Эта мантра означает примерно следующее: — сказал он.
— «Мы поклоняемся Господу Шиве, трехокому, благоуханному и питающему всё. Как плод отделяется от стебля, так и мы освободимся от смерти и бренности».

Говинд повторил перевод про себя, чувствуя глубокий смысл каждой строки. В самом деле, в словах мантры крылась мольба освободиться от смертных привязанностей, но обрести не бессмысленное продолжение жизни, а истинное бессмертие — духовное, осознание вечности.

— Запомни её, — молвил Нараян, коснувшись плеча юноши, — и повторяй, если когда-нибудь страх овладеет тобой. Она — как друг, что прогоняет тьму отчаяния. Но даже простое “Ом Намах Шивайя” столь же мощно, ибо оно зовёт самого Шиву напрямую.

— Я запомню, — горячо заверил Говинд, преисполненный благодарности. Он чувствовал, что любовь к Шиве, дремавшая в его сердце, теперь стала более явственной, подкреплённой новыми пониманиями.

— Есть множество других мантр Шивы, — добавил старец. — У каждого аспекта – своя. Есть и особые указания в Ведах, например, великий гимн “Шри Рудрам” из Яджурведы — мощнейший поток обращений к Рудре-Шиве во всех формах. В нём Шива призывается как всепроникающий Дух, ему совершаются поклоны всем сущим — деревьями, реками, зверями, людьми, богами, демонами — “Намах…” снова и снова. Там сотни эпитетов. По сути, “Шри Рудрам” и есть источник многих из 108 имен Шивы. В нём Его называют и грозным, и прекрасным, и живущим в сердце нищего, и живущим на кладбище, и юным, и старцем — всеми противоположностями разом. Потому что Рудра — это и есть жизнь во всём проявлении.

— Также существует “Шива-сахасранама” — тысяча имён Шивы, описанных в Махабхарате и других текстах. И “108 имён” (аштоттара-шатанамавали), которую ежедневно повторяют преданные, предлагая цветы Шиве. Когда произносишь каждое имя — как будто предлагаешь лепесток лотоса на лингам, воспевая очередное качество Господа.

Говинд улыбнулся этому прекрасному образу: слова как лепестки, которыми устилаешь путь к Шиве.

— Расскажешь мне все 108? — спросил он почти шутливо, понимая, что ночь может не хватить.

Старец рассмеялся:

— Что ж, перечислить-то можно, но осмыслить все за раз непросто. Однако я могу показать тебе их мистически…

Он многозначительно посмотрел на юношу. Тот вопросительно поднял брови, но в глубине души возникло волнение — словно предстояло нечто необычное.

— Ты готов отправиться в небольшое путешествие, не вставая с места? — загадочно спросил Нараян.

— Готов, учитель, — серьёзно ответил Говинд, не отводя взгляда.

— Тогда сядь прямо, закрой глаза и дыши ровно. Я помогу тебе увидеть то, что слова не объяснят.

Говинд повиновался. Он выпрямил спину, положил руки на колени ладонями вверх и медленно прикрыл веки. В памяти всплыла знакомая с детства молитва Шиве, и он мысленно обратился: “О Шива, будь моим проводником”.

Нараян негромко запел мантру Ом, протяжно, монотонно, вводя обоих в медитативное состояние. Потом его голос перешёл в размеренный ритм перечисления имён. Сначала Говинд не вслушивался в значение — он ощущал, как звук сам по себе вибрирует в его груди, в пещере, во всём пространстве вокруг. Но постепенно сознание настроилось, и каждое имя, словно всполох молнии, рождало образ во внутреннем видении:

“Ом Намах Шивайя, Ом Шива – Всеблагой… Ом Махадева – Великий Бог… Ом Шамбхаве – Благой, приносящий счастье… Ом Шанкара – Благодетель, дарующий благодать… Ом Бхоленатх – Простодушный Господь, принимающий всех… Ом Умапати – Супруг Умы (Парвати)… Ом Нилкантхая – Синегорлый, впитавший яд… Ом Трибхуванешвара – Владыка трёх миров… Ом Пашупатaе – Повелитель всех существ…”

Старец произносил одно имя за другим, а Говинд видел вспышками соответствующие сцены: вот Шива ласково улыбается Парвати на вершине Кайласа, Умапати, идеальный супруг богини; вот Он в облике пастуха пасёт стадо оленей в лесу, Пашупати, друг зверей; вот, как в рассказе, пьёт яд и горло его сияет синим, Нилакантха; вот предстает в ослепительном сиянии, коронованный луной и Гангой, грозный Трибхуванешвара…

“Ом Вишванатхая – Владыка Вселенной. Ом Вишваму;рти – воплощающий собой Вселенную. Ом Рудрая – ревущий Рудра. Ом Калакалая – время времён… Ом Чарувикрамая – источающий красоту.  Ом Гангадхарая – державший Гангу. Ом Шанкарая – дающий процветание,  Ом Шашишекхарая – носящий полумесяц в волосах.”

Пульсирующие образы сменяли друг друга. Говинд ощущал, будто душа его уносится куда-то за пределы пещеры. Вот он видит нечто колоссальное: Шива вырастает в бесконечного великана, чьё тело — сама Вселенная, звёзды рассыпаны по его волосам, планеты кружат вокруг, время течёт в его венах. Вишвамурти — вселенский образ! Юноша едва выдерживает величие видения, но голос старца был спокоен и повторял следующие имена, и образы смягчились:

Он увидел Шиву-мальчика, маленького юного аскета, играющего с тигрятами в джунглях. Вьягхрапада-прия (любящий тигров) мелькает мысль. Затем видит Шиву в форме старца-учителя, сидящего под баньяном, а вокруг семеро мудрецов сложили руки, внимая безмолвному учению — Дакшинамурти, юноша узнаёт этот аспект. Затем грозный вой: пред ним Калабхайрава – ужасный, в черепах, с трезубцем, скачет на чёрном псе по местам кремаций. Затем образ сменился мгновенно на иной: прекрасный юноша с луной в волосах играет на флейте для своей возлюбленной – это Шива в облике Сомасундары, воплощение красоты.

Старец всё напевал имена, переходя, казалось, то на шёпот, то на громогласный звук.

Говинд потерял счёт именам, но, казалось, слышал их все – Ашутоша, Авьяктая, Махешвара, Парамешвара, Чандрапала, Хара, Аджая, Трилочана… – и видел множество-множество ликов. Он увидел даже то, чего не ожидал: Шива в образе смиренного слуги, Шива-врачеватель, Шива-женщина (Ардханаришвара — наполовину Парвати, наполовину он сам), Шива-танцор, Шива-медитирующий неподвижно, как гора.

Странно, но образы не путались, не мешали друг другу — они появлялись, как вспышки, и оставляли в сердце глубокий отпечаток любви и почтения. Говинду уже не нужно было запоминать каждое имя и значение — все вместе они сливались в единый грандиозный образ бессмертного и всеобъемлющего Шивы.

Наконец, когда последние звуки святых имён замерли эхом, Говинд открыл глаза. Он не сразу понял, где находится. Ему показалось, что он очнулся от сна или транса. Старец сидел напротив, улыбаясь. Лампа догорела и погасла — однако в пещере было не темно: у входа, в просвете, стояла одинокая фигура..

Юноша моргнул: в проеме пещеры, освещённой лунным светом, медленно вырисовывалась высокая фигура мужчины с трезубцем в руке. На его голове сиял тонкий серп молодой луны, вплетенный в пучок спутанных матовых волос. По волосам струилась светящаяся река, ниспадающая на землю. Кожа незнакомца была покрыта пеплом, а горло отливало темно-синим оттенком. На шее его поблёскивали чётки из рудракши и ожерелье из черепов, на плечи была небрежно накинута шкура тигра. Три ока смотрели с бесконечным состраданием и мудростью — два привычных и одно вертикальное в центре лба.

Говинд ахнул и метнулся было упасть ниц, ибо узнал в незнакомце самого Шиву. Сам Махадева стоял в нескольких шагах от него, величественный и спокойный. Но Шива жестом остановил его порыв, мягко подняв ладонь в благословляющем жесте. От этого жеста исходила волна умиротворения. Паломник застыл, всё ещё не веря своим собственным глазам.

Старец Нараян тем временем тихо встал и тоже склонился в глубоком почтении, сложив ладони. Но на его лице не было удивления — лишь бесконечная любовь и радость, как если бы вернулся дорогой друг. Тут Говинд наконец понял: Нараян… то был сам Нарада Муни в облике старца, а может и сам Вишну (имя Нараян точно указывало на Вишну!). Но сейчас эти мысли вихрем пронеслись и улетучились. Главное — сам Шива стоял перед ними!

— Ом Намах Шивайя! — прошептал Говинд, опускаясь на колени и склоняя голову в поклоне. Нарада-старец тоже поклонился.

Шива подошёл ближе, излучая спокойствие. Казалось, сама гора Кайлас ожила и сошла внутрь пещеры. Воздух задрожал от его присутствия; тонкий звон возник откуда-то — не то колокольчики, не то эхо небесной раковины. Сердце юноши бешено колотилось.

Господь Шива поднял Говинда с колен легким касанием. Его рука была сильной и тёплой. Паломник поднял глаза: безмерно добрый взгляд Шивы проникал прямо в душу. Не было ужаса или дрожи — лишь бесконечное счастье и покой разливались по телу Говинда. Он почувствовал, как все тревоги, сомнения и поиски — всё в миг исчезло. Он нашёл. Все сто восемь имён, все мантры, все подвиги слились сейчас в одном облике, держащем его за плечо. Хотелось плакать от восторга и смеяться одновременно.

— Говинд, верный мой преданный, — прогремел голос Шивы, и хотя он был негромким, пещера наполнилась резонансом, — ты искал Меня, и вот Я перед тобой.

Юноша не мог вымолвить ни слова — ком подступил к горлу, и слезы лились по щекам. Он просто склонил голову к стопам Господа. Шива благословляюще коснулся его головы рукой.

— Ты хотел познать мою суть, — продолжал Шива ласково, — и Нарада помог тебе приблизиться. Теперь же знай: я всегда пребываю в сердце каждого живого существа. Все мои имена  — лишь пути к истине, все формы — лишь маски для ума. Под ними Я — чистое бытие, сознание и блаженство.

Говинд слушал, впитывая каждое слово, как пустыня жадно впитывает долгожданные капли дождя.

— Помни, что поклоняясь любой моей форме,  образу или имени, ты поклоняешься мне целиком. Нет разницы, зовёшь ты меня грозным Рудрой или сладостным Шамбо — Я откликаюсь на любую искреннюю молитву.

Шива слегка улыбнулся, и на миг юноше показалось, что вокруг них расцвели тысячи лотосов, а из земли забили источники нектара. Такая любовь исходила от лица Бога.

— Тайна ста восьми имён в том, что их множество ведёт к единству. Число 108 не случайно: оно соответствует многим структурам вселенной и духа. Древние говорили о 108 энергетических узлах в теле человека и 108 путях к сердцу, указывая, что столькими лучами сияет Атман . В небе 27 созвездий и 4 направления — вместе 108 комбинаций светил . Земля до Солнца — 108 диаметров Солнца, Луна от Земли — 108 диаметров Луны . Это Мое число, отпечатанное в космосе . 108 имен — как 108 лучей, сходящихся к одному центру: ко мне, кто есть свет высшего сознания. Поэтому, поминая все их, ты обходишь весь круг творения и возвращаешься к единству.

Говинд слушал, не смея задавать вопросов. Но внутри его сердце ликовало: вот оно, божественное знание и тайна! Даже звёзды и планеты соотносятся с этим числом. Воистину божественная гармония. Господь продолжал, словно читая его мысли:

— Люди изготовляют чётки из 108 бусин, чтобы повторять мантры, ибо каждая бусина — шаг ближе ко Мне, и пройдя все 108, искатель символически достигает полного круга единения . И древних упанишад тоже 108 по числу — ровно столько мудрости дали риши (святые мудрецы), чтобы постичь полноту истины .

Шива говорил просто, без высокомерия, будто старший друг объясняет что-то очень важное. Говинд незаметно запомнил эти факты, хотя его сознание всё ещё пребывало в блаженстве.

— А что до мантр, сын мой, — Шива мягко коснулся рукою груди паломника, — то пусть главной твоей мантрой будет имя моё. Всякая мантра, возносимая мне, — будь то Ом Намах Шивайя, или Маха Мритьюнджая, или какая иная — подействует, если произносится с верой и любовью. Слова вторичны — главное, чтобы твоё сердце пело от любви.

При этих словах Говинд почувствовал, как в его собственном сердце пробудился океан бузусловгой любви. Он ощутил внутри звучание бесконечного “Ом”.

— Теперь же, — Шива убрал руку, — тебе предстоит долгий путь. Знай же, что я всегда с тобой, где бы ты ни был. Оставайся чист сердцем, храни веру и тебе откроются многие знания и мудрость эпох без усилий.

Говинд наконец обрёл дар речи:

— О Всеблагой Господь… — голос дрожал, — благодарю Тебя за безмерную милость!

Он вновь поклонился до земли к стопам Шивы и почувствовал, как капля упала ему на спину — Шива благословил его, плеснув водою из ладони или может слеза скатилась с его глаз, трудно было сказать. Но невероятное ощущение прохлады и покоя разлилось по всему телу юноши.

Когда Говинд поднял голову, фигура Шивы начала таять в лунном свете. Господь, по всей видимости, возвращался на свой небесный план. Ещё миг — и перед Говиндом снова была лишь лунная ночь, одинокий вход в пещеру, и сияние снежных вершин снаружи. Шива исчез из видимости, но не из сердца — теперь он чувствовал явственно его присутствие повсюду.

Рядом стоял Нарада (уже без сомнений это был он, сбросивший личину скромного отшельника). Мудрец лучился радостью.

— Ну что ж, друг мой, — весело сказал он, — вот теперь твое паломничество действительно удалось! Не каждому смертному доводится беседовать с самим Махакалой (Великим Временем) лицом к лицу.

Говинд бросился было обнять Нараду в порыве признательности:

— О святой мудрец! Ты — тот самый Нарада, посланник богов! Почему я не понял сразу?

Нарада рассмеялся своим звонким смехом, мгновенно помолодев и приняв свой привычный облик небесного мудреца — с венком из цветов на шее и виной (струнным инструментом) в руках.

— Понять было и не нужно раньше времени, — подмигнул он. — Главное, что всё вышло как надо. Рад был помочь тебе, Говинд. Такие искренние и преданные Богу души, как ты, — большая редкость в век Кали. Шива не мог не явиться на твой зов.

Говинд стоял оглушённый счастьем. Ему хотелось плакать и смеяться, танцевать и воспевать имя Шивы одновременно. Он чувствовал себя полностью обновлённым. Казалось, все знания Вед, Пуран, всё, что он так хотел постичь — теперь не просто сухие строчки, а живой опыт, запечатлённый в его сознании.

Нарада вышел из пещеры, пригласив жестом юношу за собой. Они встали под звёздным небом. Ночь была тиха, пик Кайласа сиял лунным светом, как серебряный лингам, устремлённый в небо. Повсюду царил мир.

— Пришло время мне идти дальше, — сказал Нарада, слегка грустно, — много уголков вселенной ждут моих песен и вестей.

Он провёл по струнам вины, и нежные ноты разлились в воздухе. Говинд с поклоном отступил на шаг:

— Никогда не забуду я твоей доброты, о великий риши. Ты стал для меня проводником к Шиве.

— Ха-ха, на то я и Нарада! Нараяна, Нараяна! — шутливо пропел мудрец. — Моя задача — соединять сердца преданных с Господом и славить имя его. Желаю тебе счастья. Иди с миром, и даруй людям свет, что обрел здесь.

На прощание Нарада поднял правую руку и ещё раз звонко произнёс: “Нараяна, Нараяна!” – что было его любимым возгласом, прославляющим Вишну. Возможно, это был его способ напомнить, что все боги едины в конечном счёте. Говинд тоже сложил руки и громко ответил: “Ом Намах Шивайя!”

Нарада улыбнулся последний раз и, напевая мантры, шагнул прочь. И чудо: под его стопами, казалось, возникло облачко, подхватившее мудреца. В следующее мгновение небесный мудрец уже взмыл в воздух, сделав круг над горой и растворился меж звёзд.

Говинд ещё долго смотрел ему вслед, пока последние ноты божественной музыки не затихли вдали. Затем он опустился на камень, охваченный сильнейшим чувством благоговения и радости. Он повернулся лицом к священной вершине Кайласа, сложил ладони и закрыл глаза.

Перед внутренним взором сразу всплыла благословенная фигура Шивы. Но теперь Говинд не чувствовал дистанции или боязни — лишь безусловную любовь, как к самому близкому существу во вселенной.

Он прошептал:

— О Шива, благослови весь мир так же, как благословил меня. Да осознает каждое сердце твою истину, да воспоёт каждый ум твои имена. Ом Намах Шивайя…

Юноша поднялся, вдохнул полной грудью морозный чистый воздух. Вскоре займётся рассвет, и новый день принесёт новые пути. Но теперь он не странник во тьме — теперь в его груди горел неугасимый огонь божественных знаний и любви, полученных от самого Бога.

Под небесным сводом Кайласа раздавалось эхо его бодрого голоса, наполняя предутреннюю тишину мантрой: “Ом Намах Шивайя… Ом Намах Шивайя…”. Казалось, гора, небо и всё мироздание повторяли эти слоги вместе с ним. И в каждом звуке звучала слава Великого Шивы, чьё имя вечно пребывает во всех мирах.

ОМ НАМАХ ШИВАЯ.

С уважением, Благомир.