Вот это сервис!

   Гвоздь торчал острием на улицу. Торчал, как будто поджидал кого-то, хотя я не уверен, что именно меня. Разумеется, гвоздь не был приурочен к моему появлению на этой улице, вколотили его просто так, без злого умысла. Скорее всего он оказался здесь по ошибке, вероятно, это был гвоздь от другого забора, с другой улицы.

   Но я как раз шел мимо и задумался, на меня иногда находит, возьму вдруг и задумаюсь — с кем не бывает-. Конечно, я сам виноват: - кто задумывается у заборов?
Так или иначе, я порвал   брюки. Дыра оказалась не особенно вызывающей, не так чтобы ах и ох! Но в театр или на приём в родной ЖЭК не пойдешь. Хотя я и не собирался.

«Натыкали гвоздей на улицах», подумал я грубо и, как теперь понимаю на холодную голову, несправедливо, потому что это был всего один гвоздь на одной улице. Правда, мне хватило и одного гвоздя.

Хоронясь, в поисках места где можно заштопать дыру на брюках, я побрел переулками и дворами, пока не вышел к большому зданию с приветливым названием «Дворец быта».

Честно говоря, мне хватило бы и хижины, но меня никто не спрашивал, в моде нынче Дворцы.

Едва я приблизился, двери сами собой распахнулись, над входом вспыхнули и заиграли светящиеся буквы: «Добро  пожаловать!»

Я сразу понял, что мне здесь рады, потому что в просторном холле большой симфонический оркестр заиграл «Поэму экстаза» Скрябина, а стены начали переливаться всеми красками.
То была настоящая светомузыка, я озирался оцепенело, не веря, что это для меня, для меня одного, ведь я лишь рядовой клиент, даже не первый, не миллионный.

Но оказалось, рады мне здесь искренне и чисто. Свет, как в храме, проникал сквозь витражи и отражался в зеркалах — помните у Данте в переводе Лозинского: «И свет предстал мне в образе потока, струистый блеск, волшебною весной...».

Над бассейном квартет арфисток в длинных туниках играл этюд Шопена до диез минор, сочинение десятое, номер четыре, на стенах висели картины в дорогих рамах, СПЛОШЬ ОРИГИНАЛЫ, ни одной копии, полы были затянуты коврами, а низкие мягкие диваны обещали волшебное оцепенение, грёзы, сладкий сон...

Я почувствовал легкий дурман. «Где я? Что со мной?» — успел подумать я — ко мне с улыбкой приближалась девушка.

Не верилось, что она из плоти и крови. Что о ней сказать? Немеют губы. Её глаза… На таких женятся до знакомства. Я сразу почувствовал, что она одна, одна на всём свете поймёт меня. Она ласково взяла мою руку, повела за собой.

Мы пришли в укромный уголок, сели у фонтана, она предложила шампанское и ананасы, заглянула мне в глаза и шепнула нежно
 Я приёмщица товаров в ремонт…

Меня тянуло довериться ей во всём, доверие моё было безграничным. Я хотел поведать ей мечты своей юности, поделиться чем-то своим – сокровенным – всех нас иной раз посещают высокие помыслы.

Я был взволнован. Всё вокруг дышало музыкой и поэзией...

Она тонко поняла моё состояние и, чтобы дать мне успокоиться, стала читать сонеты Шекспира, сначала на староанглийском, потом сама же перевела.

Что я мог сказать в ответ? Что у меня порвались брюки?
Мои мелкие заботы выглядели здесь низменными и ничтожными, я никак не мог признаться ей, что привело меня сюда. Она всё поняла и не настаивала.

-Я проведу вас по всему дворцу, вы останетесь, где захотите - предложила она.

Как это был тонко, как проницательно! Вам не лезли бесцеремонно в душу с вопросами, вас уважали как личность.

Мы ходили из зала в зал.
В одном камерный оркестр играл Брамса, третью симфонию фа мажор. Слушатели сидели в носках, между колен все держали  сапожные лапы. Мастер скользил во фраке, внимательный как дантист, наклонялся к каждому  и показывал как держать молоток и гвозди. Но никто не решался стучать, все слушали затаив дыхание, у некоторых на глазах наворачивались слёзы. Разумеется надо быть чурбаном, чтобы думать здесь о подмётках или каблуках.

В другом зале танцевала балерина. Около гладильных досок все стояли в пижамах, но никто не притрагивался к утюгам.
Какие утюги, когда на глазах рождается вдохновение?!  Лишь самые чёрствые украдкой пытались гладить свою одежду.

И аналогично было во множестве залов. Любая услуга была наполнена высоким смыслом и содержанием...

- Простите меня… я понимаю, это неуместно, но…но… нет ли здесь кого-нибудь кто бы мог зашить, заштопать…- я ещё не закончил, но уже понял, что оскорбил приёмщицу в лучших чувствах. На лице у неё появилось горькое сожаление.

- У нас ведь Дворец, а не обычная мастерская, - сказала она печально, и я понял, что всё пропало, никогда уже мне не подняться в её глазах, не войти в этот храм, не жить достойно.

Она смотрела скорбно и на глазах удалялась, оставаясь на месте.
«Не судьба" - подумал я горько и пропаще.

И тогда я постыдно бежал, сознавая низменность моих помыслов и желаний, бежал, стыдясь себя самого, жалобно поскрёбся к знакомой малограмотной старухе, к бабушке- старушке, и та без песен, без стихов в две минуты заштопала дыру.

Даже скучно стало.