Я чувствую себя...

                "Я чувствую себя свободным"

              (Интервью с известным немецким писателем Б. Шлинком.
                Сокр. пер. с нем. Е.Дроздова)

   Вопрос: когда последний раз Вы почувствовали себя по-настоящему свободным?

   Ответ: я чувствую себя всегда свободным. Я знаю, что мой ответ разочарует Вас. Вы, наверное, ожидали услышать о каком-то поворотном моменте. Но на самом деле это так.

   В.: как это пришло?

   О.: мы свободны, если живем по закону, который сами себе установили. Не по указке других, независимо от нашего настроения. Указание других может на нас так сильно подействовать, что мы уже не сможет открутиться. И обычно свобода, которую мы сами себе позволяем важнее той, что нам позволяют другие. Вспомните, например, алкоголиков или наркоманов, которые вместо того, чтобы поставить свою жизнь под собственный закон, подчиняют ее болезненной страсти.

   В.: что Вы подразумеваете под собственным законом?

   О.: это знание того, что Вы хотите, что требуете от себя и от других. Это можно назвать планом жизни, но закон лучше. План жизни может меняться в зависимости от обстоятельств.

   В.: 5 лет тому назад началась корона-пандемия. Тогда были большие ограничения свободы, государство бесцеремонно вмешивалось в жизнь своих граждан. Чувствовали Вы себя и тогда свободным?

   О.: для меня это было хорошее время. Многое из того, что ежедневно осложняло мою жизнь, отпало. Я мог день-деньской сидеть над моей последней книгой, снова читать большой роман, слушать сонаты Бетховена - вещи, которые обычно были мне недоступны.

   В.: не было ли у Вас ощущения, что государство слишком вторгается в частную жизнь, указывает, что можно делать, а чего нельзя?

   О.: нет. Государство не знало, как справиться с ситуацией - откуда было ему знать? Оно так и сяк пыталось делать правильно. Это ему не удавалось. Уже тогда можно было кое - в - чем усомниться, что в последствии мы рассматривали как ошибку. Но то, что государство давило тогда на своих граждан, пробовало вмешиваться в их личную жизнь, я считал безумием.

   В.: некоторые говорят: "Раньше жизнь была свободнее! Можно было больше говорить, не надо было сильно следить за своим поведением." Ваше мнение об этом?

   О.: свободное восприятие жизни уменьшилось, по крайней мере для детей. Стали больше обращать внимание на их безопасность. Езда на роликах и футбол на улице запрещены.

   Свобода подразумевает нечто, самим определяемое, но это не значит, что можешь жить, как твоей душе угодно. (В одной из статей я привел слова мудреца: "Свобода - это осознанная необходимость." - пер.)

   В.: насколько был для Вас важен Бог?

   О.: в детстве Бог был как дядя Хайни или тетка Мария. Он определенно принадлежал к семье. Как о тетке Марии долгие годы были только разговоры, хотя я ее не видел, но она существовала, также было и с Богом. Правда, иногда тетка Мария появлялась, а вот мы с Богом никогда не встречались.

   В.: жалеете ли Вы, что в Бога не верите?

   О.: нет. Но я благодарен моему религиозному воспитанию в детстве и юности. Мы говорили о свободе, которую нам дают другие (и государство в том числе), и свободе, которую мы предоставляем себе сами. Есть также свобода христианина. Речь идет о том, справляемся ли мы с теми заданиями, что нам важны, или нет; с теми вещами, что нам дороги, становимся ли мы счастливее или наоборот несчастнее; люди, которых мы любим, радуют нас или огорчают - все равно мы не отказываемся ни от первых, ни от вторых и ни от третьих.

   В.: что из этого для Вас следует?

   О.: знание создает расстояние, а расстояние создает свободу. Свободу не заботиться о том, что я делаю, куда прихожу, нравится ли это, нравлюсь ли я сам. Я могу делать лишь то, что нужно.

   В.: сейчас некоторые беспокоятся, что Германию ждут времена несвободы. Например, если "Альтернатива для Германии" (АдГ- ультра-правая партия - пер.) получит политическую власть. Разделяете ли Вы эти опасения?

   О.: да. Везде, а не только у нас, авторитарные силы становятся все крепче. Там, где они побеждают, право и свобода здорово ограничиваются; уничтожается назависимость суда и подвергаются преследованиям те, кто не с ними.

   В.: можете ли Вы сказать, что нам грозит снова фашизм, что без 5 минут 1933 год?

   О.: преследования и уничтожения евреев не будет. Но то, что нам грозит, мы можем видеть в современной Америке. Там происходит нечто подобное тому, что случилось в Германии в 1933г. Тогда большинство организаций было распущено, а вместо них образовывались новые, беспрекословно подчинявшиеся воле нацистов и перенявшие их символику. Тут же подключится народное хозяйство. Университеты должны будут следовать линии Трампа или ожидать сокрушительного урезания средств. В обществе надо будет соблюдать такие правила разговора, чтобы не попасть в поле зрения администрации Трампа. Неизвестно, состоятся ли через 2 и 4 года снова честные выборы.

   В.: значит, предупреждения перед новым фашизмом или даже перед новым нацизмом справедливы?

   О.: да. То, что все чаще употребляются термины "фашизм" и "нацизм", я считаю мало полезным. Слова не убеждают, нужны действия.

   В.: откуда идет угроза авторитарной власти?

   О.: на то есть много причин. Одна из них, не самая важная, но особенно жизнеспособная, это развитие культуры с ее для многих непонятным, многих отталкивающим так наз. wokeness (этот термин пришел из сленга американских негров 30-ых годов прошлого века. Он описывает движение, вызванное осознанием соц. несправедливости и дискриминации, направленных против черных, женщин и нац. меньшинств - пер.)

   В.: Вы часто были в Америке. Как Вы можете описать типичного американца?

   О.: свобода по-американски значит быть маленьким королем в собственном маленьком королевстве.

   В.: американцы свободнее, чем европейцы?

   О.: у них другая ситуация. Для них политика намного дальше, чем для нас. Как мировая политика, так и политика в Вашингтоне и даже в собственном штате. У них нет нашей надежды на соц. справедливость. Если у тебя дела идут плохо, ты не жалуешься на государство и общество, а чувствуешь самого себя виноватым - это одновременно и свобода и зависимость.

   В.: Вам уже 80 лет. Старость приносит меньшую свободу, как физическую, так и духовную. Есть люди, которые говорят: прежде, чем меня прикует к постели, я сам уйду из жизни.

   О.: если я увижу, что к этому идет, конечно, я об этом задумаюсь. Мой дядя и моя тетка, когда им перевалило за 90, по этой причине простились с жизнью. Я не исключаю для себя такого исхода.

   В.: думаете ли Вы о смерти?

   О.: иногда я думаю, это хорошо, что я не буду свидетелем всего того плохого, что ждет нас впереди. Одновременно мне интересно, а как, черт возьми, дальше пойдет, и я с удовольствием посмотрел бы на 200-300 лет вперед.

   В.: для Вас важна посмертная слава или нет?

   О.: Я вспоминаю библиотеку своих родителей. (Далее Бернхард Шлинк называет имена некоторых немецких писателей прошлого.) Но их время прошло. Также будет и с моими книгами. Это книги моего времени. У будущего будут другие.

   От переводчика: книги русских писателей прошлого, особенно писателей XIX века, читают и сегодня с таким же интересом как и сто лет назад. Книги Толстого, Достоевского, Чехова издаются и переиздаются большими тиражами. А самым современным писателем считается Антон Павлович Чехов, живший 120 лет тому назад.