Факты из жизни известных историков

В небольшом исследовании я поделюсь с читателями своими соображениями, основанными на фактическом материале. Я обосную связь известных дореволюционных историков Западной Сибири непосредственно со станицами Пресногорьковской линии, выходцами из которых  все они были, и где некогда укоренились их предки. Биографы историков исследовали все потаённые уголки их жизненного пути, поэтому я, не повторяясь, постараюсь изложить ранее неизвестные или малоизвестные факты.
Георгий Ефимович Катанаев (1848 – 1921)
Происхождение фамилии «Катанаевы» традиционно относят ко времени, когда эвенкийский князь Гантимур принял в  XVII веке российское подданство. У него был сын Катан, вот и ведут свою родословную Катанаевы от него. Для подтверждения или опровержения этой версии нет достаточной информации.
Будущий известный сибирский историк Георгий Ефремович Катанаев родился в станице Атбасарской 22 апреля 1848 года. Станица была основана тремя годами ранее казаками, выехавшими сюда с семьями из станиц Пресногорьковской линии. В их числе были и пресногорьковские казаки Безъязыковы, Черепановы, Бахиревы, Бухряковы, Еремины, Плехановы, Куреневы, Рытовы, Тупицыны, Ханины... Прибыл в первой партии и отец будущего историка хорунжий Ефрем Трофимович Катанаев.
В ревизской скаске за 1782 год по крепости Пресногорьковской значились в списке драгун и солдат – Андрей Кондратьев сын Катанаев 54, жена Ульяна Григорьева дочь 50, дети на пропитании Григорий 31,Панфил 21, Григорей 20,Трофим 14. Рожденная на поселении дочь Татьяна 14 (ТФ ГАТО, ф.154).
У Трофима Андреевича в 1811 году родился сын Ефрем, воспитывавшийся при родителях и вступивший в службу в 1-й казачий полк 20 ноября 1828 года.
До переселения во внешний округ Ефрем с апреля по сентябрь 1843 года находился в отряде пресногорьковского  войскового старшины Фёдора Бедрина. Казаки по приказу генерал-губернатора П.Д.Горчакова были отправлены в Курганский и Ялуторовский округа для прекращения волнений  государственных крестьян, направленных против реформ П.Д.Кисилёва т.н. «картофельных бунтов». Сотня действовала решительно, особенно в « центре волновавшихся селений» – селе Чернавском, и далее – до Кургана. За успешные действия войсковому старшине Бедрину было пожаловано дворянство.
12 августа Ефрем отправился на речку Убаган и почти два года – до мая 1845 года – провел во внешнем Аман-карагайском округе. На самом пикете казаков было немного, основная масса была распылена по наблюдательным постам. На посту Тюнтюгур  1 сентября Ефрем заметил Каратавских  барантовщиков числом около 300 человек, гнавших похищенных ими лошадей и настигнув их с одним урядником, 18 казаками и 15 киргизцами (так в документе) отбил до 750 лошадей.
В 1844 году Ефрем Трофимович получил за отличие первый офицерский казачий чин – хорунжий.  В следующем году он с партией казаков основывает Атбасарскую. В момент рождения будущего историка Сибирского казачьего войска Георгия, Ефрем командует заграничным отрядом из двух сотен казаков при урочище Караджар (апрель - октябрь 1848 года).
В 1863 году войсковой старшина Ефрем Трофимович Катанаев проживал в собственном деревянном доме в станице Акмолинской. Был женат вторым браком на дочери священника Марии Григорьевне Ильиной. Кроме сына у Ефрема и Марии была дочь Елизавета, 1845 года рождения.
Государственный исторический архив Омской области Ф. 67 оп. 1 д. 701 л. 482-486 (формулярный список на 01.01.1855), Ф. 67 оп. 1 д. 804 л.1-2 (кондуитный список за 1858 год)
Предстоит выяснить, в каком полку служил прадед Г.Е.Катанаева Андрей Кондратьевич (Ширванский пехотный  или в одном из трех драгунских полков, расформированных Екатериной Великой в 1771?) и искать дальше.
Николай Георгиевич Катанаев (1885-1920)
 Сын известного сибирского историка, генерал-лейтенанта Г.Е.Катанаева, является соавтором трёх альбомов, свидетельствующих о вере, быте, службе и занятиях сибирских казаков – «Виды территорий СКВ», «Типы построек в станицах», «Типы казаков. Сибирские казаки на службе и дома». Альбомы были представлены в экспозиции грандиозной 1-й Западно-Сибирской сельскохозяйственной, лесной и торгово-промышленной  выставки, прошедшей в Омске в 1911 году.
Он сделал целый ряд фотографий, которые сегодня являются уникальными и не имеют аналогов. Без подобной работы Николая Георгиевича история дореволюционной жизни станиц Пресногорьковской и Иртышской линий, селений в Кокчетавском и Петропавловском уездах Акмолинской области выглядела бы значительно беднее. Ст. Пресногорьковскую хорунжий Катанаев снимал весной 1909 года, оставив для потомков семь фотографий – церковь с юго-западной стороны, внутренний интерьер зимнего придела храма, группу женщин и казаков, участников среднеазиатских походов, южную часть дома Василия Кладенова и внутренний интерьер зала, окна которого смотрят на юг и фотоснимок смешанного казачьего училища.
Его отцу, тогда полковнику,  Георгию Ефремовичу Катанаеву принадлежит ряд снимков  1896 года – «Субботний торжок в станице Пресногорьковской», «Чины станичного управления станицы Пресногорьковской». Есть еще два снимка – Свято-Никольская церковь, снятая с юго-востока, и алтарная часть летнего придела. Они датируются 1900 годом. Но, возможно, что они также принадлежат Г.Е.Катанаеву (1896 год).
Снимок Пресногорьковки, сделанный с пожарной каланчи фотографом Э.Ярженовским помещен в XVIII том собрания сочинений «Россия. Полное описание нашего Отечества», - СПб,1903 год. Достоверно неизвестно, когда был сделан снимок – для публикации в книге или ранее. О личности фотографа сведений нет.
Еще одно фото церкви с северной стороны сделано ранее 1911 года предположительно женой священника Александрой Христофоровной Преображенской (1910), увлекавшейся фотографией.
Как сложилась судьба Николая Катанаева?
 Родился 5 декабря 1885 года, в 1904 году окончил Сибирский кадетский корпус в Омске и отправился в Москву, где учился в Александровском военном училище, готовившего пехотных офицеров. В 1909 году служил во 2-м Сибирском казачьем полку в чине хорунжего. На 05.10.1914 в составе 2-го Сибирского казачьего полка, подъесаул, начальник войсковой мастерской и заведующий войсковым музыкантским хором.
 28.11.1914 был переведен в 5-й Сибирский казачий полк, подъесаул. В Гражданскую войну в белых войсках Восточного фронта; в 1918-1919 гг. в штабе Сибирской армии, с июня 1919 г. заведующий оружием 2-го отдела Сибирского казачьего войска. Есаул (1919). Женат, три сына и дочь.
Убит или умер в 1920 г. в Томской тюрьме.
Шадринский фотограф Николай Прибылёв снимал поездку цесаревича по линии и смену конвоя в урочище Красный Столб, на границе с Оренбургской губернией. Но эти фотографии до сих пор не найдены.

Николай Алексеевич Симонов (1851- не ранее 1917)
В бытность студентом исторического факультета Кустанайского педагогического института  я работал над материалами военно-хозяйственной колонизации северных районов Акмолинской области. В изучаемых мною источниках часто встречались ссылки на мемуарные труды Николая Алексеевича Симонова – на  «Очерк службы 1-го Сибирского казачьего Ермака Тимофеева полка». Многие, но отнюдь не все, воинские подразделения императорской армии имели своего историографа и полку, к которому был приписан в 1914 году цесаревич Алексей, определенно повезло –  в разное время о нём оставили сведения Фёдор Усов, Николай Путинцев, Григорий Николаевич Потанин, Георгий Ефимович Катанаев, но наиболее полную картину формирования  полка и его участия в среднеазиатских походах нарисовал в мемуарах Николай Алексеевич Симонов.
Без его труда я не мог двинуться дальше в своих студенческих изысканиях. Книги, увидевшей свет в 1901 году, не оказалось в областных библиотеках Кургана, Кустаная и Петропавловска. Пришлось отправить запрос в Москву, в главный книжный архив страны –  Публичную библиотеку имени В.И.Ленина. Существовал в советское время обмен редкими книгами по межбиблиотечному абонементу – по запросу библиотека высылала читателю нужную книгу на определенною время. Сегодня система кажется анахронизмом, но в те годы работала без сбоев.
Но из знаменитой «Ленинки» пришел неожиданный ответ, что единственным экземпляром книги библиотека рисковать не может. Так и остался я на два десятилетия в неведении,лишь догадываясь, о чём же писал в книге Симонов. Лишь в 2009 году репринтные воспоминания были переизданы по инициативе О.Г.Шилова и я, наконец, открыл книгу.
 При её написании автор пользовался трудами Словцова, Усова, Ухтомского, материалами «Военных сборников», документами из архива штаба полка, приказами по войскам Туркестанской армии. Наиболее интересными были страницы с описанием походов, в которых автор принимал участие. Он лично знал знаменитого Михаила Скобелева, полковника Семена Елгаштина, генералов Кауфмана,  Терентьева, Головачева, Куропаткина и многих  других известных исторических личностей Туркестанской армии. Николай Алексеевич описал службу полка на среднеазиатских границах, походы на Хиву, Коканд, Андижан, Джамму и Кульджу. Отдельную часть книги занимал отчет о посещении 1-го военного отдела цесаревичем Николаем в 1891 году. Книга написана живым, образным языком. Содержит хронологию походов, характеристики командиров, описание подвигов рядовых и офицеров – Суслова, Угренинова, Трошкова, Березутского, Ерковского, Панкова, Асанова, Калугина, Косых, Еремина, Ильина, Милюшина, Менькова, Куянова, Агеева, Кучковского, Мутасова, Дробышева, Мурзинцева, Кириллова, Левашова, Иванкина (ординарец Скобелева), Петрова, Герасимова и других. Симонов был свидетелем событий, его видение происходящего – ценный источник информации для исследователя, изучающего этот период истории.
Кем же был автор книги? Его фамилия звучит в строках  сборника «Песни сибирских казаков», изданном в Петрограде в 1916 году. Песня «Здравствуй, Симонов, полковник!» была записана неизвестным народным автором в 1895 году, во время похода полка с китайской границы в родные места.

Здравствуй, Симонов, полковник!
Мы пришли теперь в запас,
Со полком мы распростились,
И желаем видеть Вас.

Хотя мирно отслужили,
Так ведь не было войны,
Ну, а если вдруг объявят
Будем вновь готовы мы.

Вот опять, родной начальник,
С храбрым взглядом видим Вас,
Слаще вдруг на сердце стало,
Ободрил ты снова нас.

Сочинили Вы неплохо,
Дай Бог счастливо служить,
Мы сердечно Вам желаем
Генерала получить…

Надо отметить, что далеко не о каждом командире создавали в народе песни...

В апреле 1897 года Николай Алексеевич, находясь в должности атамана 1-го военного отдела, получил звание генерал-майора от кавалерии. Первой пробой пера генерала стал  названный мною «Очерк…». Он писал 15 октября 1899 года в станице Кокчетавской:
« Начиная с первых дней движения русских вглубь Азии казаки полка принимали самое деятельное участие во всех его походах. В Амолинской и Семиреченской областях нет уголка, который не был бы им хорошо известен. Они изъездили по всем направлениям Сыр-Дарьинскую, Самаркандскую и Ферганскую области, побывали в хивинских и туркменских степях, на самой границе Персии, были и в Бухаре и Кашгаре, даже проникали в нагорный Кафиристан. В последнее время они изучили нашу границу с западным Китаем, не раз посетив пограничные провинции Поднебесной империи. Такая деятельность полка за вековой период его мирной и боевой жизни не может не обращать на себя внимания».
«Очерк…» был издан московской типографией Кушнерева в 1901 году и вызвал живой интерес у любителей истории и исследователей Средней Азии. Тогда же вышли в свет воспоминания Симонова о поездке цесаревича Николая. Атаман 1-го отдела был активным организатором и участником события лета 1891 года. Он планировал поездку и ночлег наследника престола на Пресногорьковской линии – от Петропавловска до границы с Оренбургской губернии. К приезду наследника в Омске было собрано 14 сотен в составе трех полков под командованием полковника Симонова, их представили цесаревичу. Позже по линии пели:

Полковой наш командир
Нас для встречи приводил,
Атаман наш, бригадир-
Сам Симонов командир.

После поездки и ночлега «перед выездом из Пресногорьковска его высочество потребовал к себе на квартиру (дом купца Василия Кладенова – прим.С.В.) председателя войскового правления и атамана 1-го отдела. Милостиво поблагодарив каждого за радушный прием и порядок, который соблюдался во время проезда по линии, Цесаревич выразил свою благодарность атаману за прекрасное состояние полков, представлявших ему в Омске. Он вручил полковникам Симонову и Катанаеву свои портреты с собственноручной подписью «Николай 1891 г.» – пишет Симонов в воспоминаниях.
В 1907 году была опубликована «Краткая история 1-го СКП». В нее были добавлены сведения о походе в Китай в 1900 году и ряд песен с комментариями автора.
Николай Алексеевич Симонов ушел в отставку в марте 1907 года.
Его послужной список содержит длинный ряд званий и наград. Перечислю некоторые из них.
Военное образование получил в Сибирской военной гимназии – так одно время называли Сибирский кадетский корпус в Омске, и продолжил свое обучение в Московском Александровском военном училище. Окончил его в 1869 году, а  11 августа 1871 года хорунжим вступил в службу в 1-й полк. Полтора года в чине есаула командовал сотней. В 1882 году был назначен командиром полка, а с 1888 года – атаманом 1-го военного отдела. В 1900 и 1904 годах командовал Сибирской казачьей дивизией.
19 марта 1907 года «уволен от службы, за болезнью, с мундиром и пенсией».
Участвовал в среднеазиатских компаниях 1873, 1875-76, 1878 годов и русско-японской войне 1904-05 гг.
Награжден шестью орденами:
Воспитал четверых детей:
Николай (1885-не ранее 1917). Родился в г. Верный. Окончил Сибирский кадетский корпус и Николаевское инженерное училище. Участник Первой мировой войны. награжден двумя боевыми орденами.
Владимир (1887-1915). Окончил в 1905 году Сибирский кадетский корпус и Константиновское артиллерийское училище. Участник Первой мировой войны. Награжден шестью орденами. Умер от ран 4 августа 1915 года.
Последнее открытие мне удалось сделать совсем недавно. Изучая метрическую книгу Свято-Никольского храма в Пресногорьковке я обнаружил запись о рождении 7 мая 1851 года сына Николая  у родителей «1-го казачьего полка есаула Алексея Михайловича Симонова и законной жены его Марии Алексеевны». Восприемниками стали «губернский секретарь Адам Красуский с женою подполковника Симонова Екатериной Павловой». Младенец был крещён 3 июня иереем Никитой Розановым.
Запись свидетельствует о рождении будущего историографа в станице Пресногорьковской Петропавловского уезда. Так была сделана еще одна находка после записей о рождении полковников Фёдора Карповича Набокова, Семена Алексеевича Елгаштина и генерала Николая Павловича Кубрина.

Николай Григорьевич Путинцев (1860  - не ранее 1914)
Перу уроженца станицы Петропавловской Петропавловского уезда Акмолинской области принадлежит интересный труд  «Хронологический перечень событий из истории Сибирского казачьего войска», изданный в Омске в 1891 году к приезду цесаревича Николая. Кроме этой безусловно, очень важной для историков работы, Путинцев принимал участие в составлении Путеводителя по Пресно-Горькой линии. За труды по собиранию материалов, относящихся до истории Сибирского казачьего войска и за составление исторической хроники этого войска Всемилостивейше награжден «вне правил» орденом св. Станислава 2-й степени 8 июля 1898 г.
Родился в семье есаула 2 мая 1860 года. Окончил Сибирскую военную гимназию и Александровское военное училище в Москве в 1878 году. За отличие по службе произведен в полковники 6 мая 1903 г. Ввиду объявления мобилизации войск Сибирского военного округа вновь вступил в должность старшего адъютанта Окружного штаба 2 февраля 1904 г. Уволен со службы на пенсию в чине полковника в 1911 году.
Женат вторым браком на Петербургской 2-й гильдии купчихе девице Марии Николаевне Малышевой. От первого брака имеет детей: Георгия (11 марта 1882 г.), Зою (15 августа 1885 г.), Михаила (6 ноября 1890 г.) Жена и дети вероисповедания православного.
РГВИА, фонд 409, № 260-691, 1911
Николай Ильич Потанин (1801- не ранее 1857)
В середине XIX века в 150 верстах к западу от уездного города Петропавловска, на казачьем тракте, между двух огромных  озер, уютно расположился небольшой поселок Островка, приписанный тогда к станице Пресновской. В 1878 году в нем проживало ровно 700 жителей обоего пола, занимавшихся земледелием и скотоводством. Село Островка упразднено в прошлом 2018 году. Для историка оно интересно событиями гражданской войны, оставившими на западной окраине села братскую могилу. В ней лежат красные бойцы  35-й дивизии, попавшие  в железный капкан Сибирского казачьего корпуса теплым сентябрьским утром 1919 года. Отсюда прорывались к Казанской остатки изрубленного 43-го полка под командованием будущего маршала, героя Сталинграда, Василия Ивановича Чуйкова. Но, кроме названных  событий столетней давности, есть еще одна веха в истории нашего края, которая будет время от времени возвращать пытливого читателя к этому оставшемуся лишь на старых картах названию – Островка, Островный, Островский…
Эта веха – жизнь в наших местах Ильи Андреевича и Николая Ильича Потаниных, деда и отца известного путешественника, этнографа, писателя Григория Николаевича Потанина(1835 - 1920 гг.). После основания Новоишимской (Пресногорьковской) линии крепостей и редутов, протянувшейся от урочища Звериная голова на Тоболе через край горько-пресных озер  до Омской крепости на седом Иртыше, появились в этих местах городовые казаки из сибирских слобод и острогов – Тюмени, Царева кургана, Тобольска. Прадед Григория Потанина Андрей прибыл с братом из Тары в середине 50-х годов и  был одним из первых строителей редута Второпресного, простоявшего до 1764 года.
 Сын Илья, родившийся здесь, дослужился до сотника в основанной позже Островке, предположительно возникшей на месте упраздненного редута Второпресного (самая ранняя запись об Островке  найдена автором в «Списке крепостей и редутов Сибирской линии» за 1802 год). В литературе встречаются упоминания об участии Ильи в Отечественной войне с Наполеоном, но ряд аргументов опровергают это предположение. К 1812 году Илья был в почтенном для службы возрасте, кроме того, сибирские казаки принимали участие в Отечественной войне лишь в составе выведенных ранее генералом Антоном Скалоном (1808-1809 гг.) армейских полков. Кроме службы Илья занимался разведением и торговлей лошадьми, в которых знал толк. Бабушка Степанида рассказывала маленькому Грише как дед возил ее в телеге  с утра до вечера по пресновской лесостепи, показывая бесчисленные косяки лошадей, а когда он скончался (после 1820 года – прим. С.В.) в Островку, для дележа скота между тремя братьями, пригнали коров и овец и загнали в загоны трех домов, а лошадей даже не пригоняли – делили в степи. Илья поддерживал связи с богатыми и влиятельными баями, имел тамыров во многих аулах, часто ездил в гости и сам принимал степных гостей. Особенно гордился он письмом хана Абылая, показывая всем оттиск печати, сделанным перстнем самого хана (сложно сказать, принадлежало ли письмо хану, было ли адресовано Илье Андреевичу или кому-то другому – Абылай скончался в 1784 году, но оно было несомненной реликвией сотника).
Состоятельный Иван Андреевич Потанин, прослышав об открытии в Омске войскового казачьего училища в 1813 году, отправляет учиться сыновей Дмитрия(1792 г.р.) и совсем маленького Николая(1801г.р.). Училище открыл давний его знакомый, пресногорьковский майор, атаман Сибирского казачьего войска Федор Карпович Набоков (1768 -1831 гг.). Поначалу из его стен должны были выпускаться урядники, а с 1822 года – офицеры войска. Содержание воспитанников целиком ложилось на казачьи общества и родителей. Старший сын Дмитрий  (18 лет, из казачьих детей, 2 аршина 3 вершка; лицом бел, глаза серые, волосы светло-русые, щедро вихров (?), нос средний, говорит просто, [в службе казаком] с 811г., холост. – Списки СКВЛ, 2-й полк) уже имел звание урядника и был приглашен  продолжить образование. Дмитрий служил на Иртыше, в станице Семиярской, будучи есаулом, командовал 7-м казачьим полком. В 1825 году им с помощью казаков в Семиярской была построена каменная церковь Всемилостивого Спаса.  «Церковь с двумя колокольнями, которые не примыкают к центральному зданию с куполом, а выстроены в виде отдельных башен, одна к северу, другая к югу от церкви, купол над центральным зданием плоский, и весь ансамбль этого сооружения скорее напоминает мечеть, чем церковь», - вспоминал Григорий Потанин. В 1838 году был председателем Семипалатинского земского суда, был награжден орденами Святой Анны 3-й и 4-й степеней. Дмитрий Ильич имел влиятельные связи в Омске, сумел приумножить доставшееся от отца достояние (до 10 тысяч голов лошадей). Кроме того, в 1833 году он удачно женился на дочери томского золотопромышленника Павле Александровне Гороховой(1808 г.р). У них в 1834 году родилась дочь Елена (Леонтина). Гриша Потанин  жил в Семиярской два года(1841-1843 гг.), дядя обещал устроить его после начальной подготовки в столичный кадетский корпус, но в 1842 году простудился и умер. После его кончины Павла вышла замуж за барона Мейршейфа фон Гильзена (ум.10 апреля 1858 года, погребена: Николаевская церковь села Колыон, Мариинского уезда, Томской губернии).
Николай Ильич Потанин изучал в казачьем училище Закон Божий, историю и географию, арифметику, алгебру («до пропорций гармонических»), геометрию, тригонометрию, грамматику, военную топографию, артиллерию, фортификацию, рисование и черчение пером и кистью. Окончив полный курс со своими товарищами Симоновым, Шрамовым, Панковым, Толмачевым Николай был выпущен казаком в конно-артиллерийскую бригаду войска. В 1821 году по достижении двадцатилетнего возраста он становится урядником, в следующем году получает первое офицерское звание прапорщик с переводом во 2-й конный казачий полк, базировавшийся в редутах Пресновской крепости.  В 1829 году хорунжий Потанин был вызван в Омск, где от командующего войсками Западной Сибири генерала И.А.Вельяминова получил приказ сопроводить в Коканд ханское посольство от иртышских форпостов до Ферганской долины. Николай Ильич записал в дневнике: «По воле высшего начальства я был назначен в 1829 г., мая 17-го дня для сопровождения до г. Ташкента коканских посланников, бывших в С.-Петербурге, и кроме сего поручения имел обязанностью делать съемку и описывать по мере возможности положение и свойство тех мест, чрез которые мне проходить надлежало. …Я необходимостью поставил сообщить моим соотечественникам некоторые о них сведения, полученные мною во время прохождения оных и во время… моего пребывания в городах Ташкенте и Кокане». После курса обучения тонкостям маршрутной съемки Николай Ильич отправился в Семипалатинск. Дорога шла через Ямышевскую крепость, в которой, он, должно быть, познакомился со своей будущей женой. По мнению А.Л.Захаренко: «Потанин, наряду с охраной посольства, подарков хану, должен был выполнить задачи дипломатические – расположить к русским хана, его приближенных, правителей крупных городов на пути следования, и научные, посильные целой экспедиции». Николай Ильич находился в поездке с 12 августа 1829 по 24  мая 1830 года. Вместе с ним был конвой из 13 казаков.
Дневниковые записи под названием «Записки о коканском ханстве хорунжего Н.И.Потанина» были опубликованы в популярном  «Военном журнале №4,5» за 1831 год. Они были с большим интересом встречены российскими читателями. Впоследствии «Записки» неоднократно переиздавались различными историко-географическими изданиями. Написанные чрезвычайно талантливым, живым языком, «Записки», по свидетельству П.П.Семенова-Тяньшанского, дошли до Александра Гумбольдта и были использованы им в капитальном труде «Центральная Азия».
С 1834 года началась служба Николая Потанина в звании есаула в недавно созданном Баянаульском внешнем округе, начальником военного гарнизона. Происходят изменения и в личной жизни есаула – он женится на Варваре Филипповне Труниной (1811 г.р.), дочери заслуженного артиллериста, штабс-капитана Филиппа Львовича Трунина(1775-1841 гг.). Свадьба состоялась в крепости Ямышевской, сюда же в следующем году «отец привез в Ямышево свою жену в дом своего тестя только на короткое время, чтобы дать ей возможность разрешиться от бремени…Мой дед не сделал военной карьеры, потому что имел большую семью, у него было 17 детей, из которых взрослого возраста достигли три сына и шесть дочерей» [Потанин Г.Н.].
Григорий родился 22 сентября (ст.ст.) 1835 года и уже через полгода был увезен в станицу Пресновскую, где провел с перерывом восемь детских лет. Николай Ильич Потанин продолжал службу далеко южнее линии. В 1839 году военный отряд под его командованием направлялся к берегам Сарысу. Здесь произошел случай, прервавший блистательную карьеру и круто изменивший жизнь всей его семьи. В отряде кроме казаков, были солдаты и артиллерия, которые подчинялись своим командирам. Казак из отряда Потанина взял ружье пехотинца, стоящее на сошках возле палатки,  и на охоте выстрелил в воду, повредив ствол. Пехотный офицер наказал казака, не уведомив Потанина. Последний  велел арестовать проморгавшего свое оружие солдата. Случай этот перерос в драку между командирами и их подчиненными. Обе стороны отправили рапорт о происшедшем каждый своему начальству. Потанин по приказу генерал – губернатора Западной Сибири П.Д.Горчакова был отдан под суд, год провел в тюрьме и разжалован в рядовые казаки. Не помогло вмешательство влиятельного брата, богатые подношения  нужным людям. У Горчакова сложилось мнение о недисциплинированности офицеров-казаков и он принял решение сурово  наказать одного из них, чтобы «другим неповадно было».
Николай Ильич оказался в тяжелейшем положении. В 1840 году скончалась Варвара Филипповна (похоронена в Пресновской), чуть позже – брат Дмитрий, единственный, кто помогал ему в судебной тяжбе. Он остался с пятилетним сыном на руках практически без средств к существованию –  все состояние было потрачено на прекращение судебного дела. Гриша до смерти дяди проживал в Семиярской, и, приехав в Пресновку в 1843 году, был взят на воспитание в семью полковника Мориса Эллизена, командира казачьей бригады. Отца Григорий видел редко – друзья «назначили отца в состав экспедиций, которые ходили в степь для усмирения киргизского бунта, поднятого Кенесарой, после каждого такого похода начальник отряда представлял моего отца к прощению и возвращению ему офицерского звания. Таким образом, он совершил четыре или пять длинных походов в степь. Во время экспедиции генерала Сивергельма, в звании рядового казака, доходил до коканских городов Сузака и Чимкента, за недостатком топографов ему поручено было произвести маршрутную съемку вдоль реки Сары-су, от гор Улутау до ее устья. Барон Сильвергельм представил его к награде, но князь Горчаков остался при своем решении не щадить казачьих офицеров». Сделанная Потаниным топографическая съемка, описание местности вдоль реки Сары-су, стала одним  из основных источников для составления третьей части (Киргизская степь Западной Сибири.1852 г.) XVII тома фундаментальной энциклопедической работы «военно-сттатистическое обозрение Российской империи». Лишь в 1855 году указом Александра II ему даровано звание хорунжий.
В период между походами Николай Ильич жил в своем доме в Пресновской. Вместе с ним проживала сестра Меланья Ильинична с мужем Кирилом Корнеичем. Приходили в гости племянницы – старшая была замужем за казачьим фельдшером Чучкиным, а младшая Прасковья сильно привязалась к двоюродному брату Грише. Она совместно с Эллизенами занималась его воспитанием. Бывали  у Николая Ильича  добрые знакомые из Степи, желанным гостем в доме был Чингис Валиевич Валиханов, сын последнего хана Среднего жуза Вали. По словам Сабита Муканова: « Николай Ильич был и офицером и российским верноподданным, но выросший среди казахов, он дружил со многими из них. Знакомясь с казахской историей, бытом и культурой, он видел в казахском народе черты добродушия и честности. Можно сказать даже больше: он полюбил казахов, стремился приобщить их к русской культуре, чтобы открыть дорогу гражданскому росту народа».
Главной заботой Николая Ильича Потанина было строительство новой большой деревянной церкви. Ему поручили надзор за постройкой и он увлеченно эти занимался – чертил планы, делал разрезы, производил расчеты. Часто его можно было увидеть среди строителей храма во имя Архистратига Божия Михаила, дающего распоряжения строителям. Церковь была освящена в 1847 году. «Построена тщанием прихожан. Зданием деревянная, с такою же над папертью колокольнею, прочна и утварью достаточна» (описание 1914 года). Уроженец Пресновки, известный писатель Иван Петрович Шухов такой видел церковь в 1912 году: ««Срубленная в лапу из могучих лиственничных бревен и обшитая снаружи продольными тесинами с пазами, имитирующими кирпичную кладку, пропитанная при многократных покрасках вековым наслоением белил, церковь и впрямь выглядела белокаменной. Белокаменной. И в то же время маловесомой, строго – нарядной, слитной, с шатровой, порывисто устремленной в небесную высь, увенчанной жарко горевшим крестом колокольней. Церковь покоилась на самом возвышенном месте станицы - на Древнередутском холме бывшей сторожевой казачьей крепости, обнесенной земляными валами. Оттого-то так хорошо и видна была она издалека - со всех дорог, сходившихся с четырех сторон света к станице».
Найти сведения о последних годах жизни Николая Ильича Потанина не удалось. Появляющиеся в прессе сведения о том, что он с мая 1854 по декабрь 1857 года служил на золотых приисках  дальнего своего родственника Философа Горохова ничем не подтверждены. Тем более что купец Горохов вчистую разорился и умер в нищете, потеряв все имущество в 1855 году. Дата смерти Николая Ильича точно не определена, 1858? 1860? год. Не удалось установить и место погребения. Да и столь ли важно знать об этом. Главное – помнить о том огромном вкладе, который внес Николай  Ильич Потанин в развитие истории и культуры  нашего края в далеком уже девятнадцатом веке.
Читатель, проезжая по шоссе Кустанай-Петропавловск, остановитесь на минуту и постойте на обрыве огромного озера, на северном берегу которого прячутся в туманной дымке крыши домов последних жителей Островки. В скором времени лишь старые карты и книги напомнят нам о ней и о людях, некогда живших под этим вечно безмятежным небом, отраженным в озерной глади…
Григорий Николаевич Потанин (1835-1920)
Свои детские годы будущий путешественник, историк и писатель, провёл в горьколинейной крепости Пресновской (в 1836-1841,1842-1846 гг.). Отрывки из его воспоминаний я привожу, не меняя орфографию документа. Воспоминания написаны живым, образным языком, и дают представление о жизни офицерской семьи в середине XIX века на далекой окраине империи.
1836-1841гг.
«Я начал помнить себя только с пяти лет. На пятом году жизни я лишился матери, и я ее не помню. О своей жизни до этого момента я знаю только из рассказов моих родных. Отец рассказывал мне, что, когда мне было полгода, ему пришлось перевозить меня из Ямышева в Пресновск. Это было зимой; он с женой ехал в кошеве; полугодовой ребенок был привязан к подушке. Дорогой ямщик остановил лошадей, разбудил спящего отца (была ночь) и сказал, что ему показалось, будто что-то с воза упало. Подушки с ребенком не оказалось. Испуганные родители бросились назад по дороге и нашли на порядочном расстоянии от кошевы подушку с путешественником, лежащим на ней, носом кверху, и продолжающим спокойно спать. Это было начало моих путешествий.
У моего отца в Пресновской станице был свой дом; брат и сестра жили в нем вместе. Старшая дочь Мелании Ильинишны была замужем за доктором Чучкиным, который тоже жил в Пресновске; младшая ее дочь, Прасковья, девица, жила с нами. Вот она-то и заменила мне мою покойную мать. Я ее звал своей мамой и должно быть, любил.
В то время, вероятно, в Пресновске стояла какая-то часть линейной пехоты; в моей памяти остались такие картины, хранившиеся от времен детства. Помню солдата с висящими на животе турецким барабаном; проворные казачата пролазали под барабан и стучали в него. Помню кадки с тестом, которые солдаты месили своими ногами. Нигде этих картин я не мог видеть, кроме Пресновска. Были в Пресновске лазарет и доктор Чучкин. Эта медицина тоже, вероятно, предназначалась для нужд пехоты. Немного позже я помню пустые солдатские казармы, в которые мы, дети, лазили днем, а ночью боялись и далеко обходили их. Если, в самом деле, здесь стояла пехота, то в женихах не было недостатка, и у моей кузины появился жених, линейный офицер Ваныкин. Он часто ходил к нам и любил подразнить меня, угрожая, что он отнимет мою маму. Я его возненавидел.
Однажды он меня расспрашивал, во что я ценю своих родных, что стоит отец, что стоит Мелания Ильинишна, что стоит бабушка Степанида, Очень дорого я ценил бабушку; она была дороже всех других, но когда дело дошло до оценки "мамы", то я задумался. Долго я соображал, во что бы такое оценить ее, что превышало средства поручика Ваныкина; наконец, объявил: две оловянные рыбки. Офицер ушел, и я успокоился, уверенный, что купить мою "маму" он не в состоянии. На следующий же день он принес две блестящие рыбки с раскрашенными красной краской хвостом и плавниками, взял за руки мою "маму" и повел. Я закричал и вцепился в него зубами. После этого он сделался моим врагом, и я был постоянно настороже.
Бабушка очень любила меня и нередко играла со мной. Она была слепая, я ее водил за руку, и она покорно ходила вслед за мной. Однажды я вывел ее из нашего двора на улицу и на площадь, которая была перед нашим домом. Мои кузины увидели в окно, что я увел далеко старушку; то они сели к отворенному окну и следили за нами, чтобы в случае, если предоставлю бабушку ее собственным средствам, вовремя поспеть к ней на помощь. Вдруг они видят, что я бросил старушку и бегу к нашему дому. Они мне кричат в окно: "Зачем бросил бабушку? Беги назад и веди ее сюда" Но я ничего не слушаю; подбежал к окну и требую, чтобы меня сейчас же подняли в комнату. Так как они не хотели меня поднять, то я оставил их, нашел большую палку и спрятался за калиткой у ворот. Дело было в том, что, гуляя с бабушкой по площади, я увидел показавшуюся в дальнем углу площади фигуру поручика Ваныкина, идущего к нам в гости. Я оставил бабушку среди площади и пустился домой, чтобы встретить своего врага с оружием в руках. Когда поручик прошел в ворота, я вывернулся из-за калитки и нанес ему удар по спине изо всей силы.
В конце концов, однако, силы мои оказались слабее противника: «Маму» мою отдали замуж.
В Пресновске моя жизнь не отличалась от жизни простых казачат. В Пресновске я большую часть времени проводил на полатях, в избе, наблюдая оттуда, как муж моей тетки Мелании Ильинишны Кирила Корнеич тачал сапоги – он был сапожник. Он сидел на табуретке против окна, и на лавке, проходившей между ним и окном, были разложены орудия и материалы сапожного ремесла. Днем я бегал по улице и играл с казачатами в бабки. Два раза в день из нашего двора выгоняли лошадей, штук 10-12, на водопой и часто садили меня верхом на одну из них, как будущего казака, причем выбирали всегда самую смирную…
1842-1846 гг.Переезд из Семиярской в Пресновскую.
Здесь я опять очутился на полатях и в обществе простых казачат. Меня заставили каждый день ходить в казачью школу. Азбуку к этому времени я уже знал; первый раз за книжку меня посадили еще в Семиярске. Первого своего учителя я совсем не помню, но облик первой книжки остался в памяти, хотя и в смутных чертах. Тогда книжек для первоначального чтения не было, да и вообще детская литература была бедна. Вероятно, после азбуки мой учитель подсунул мне первую попавшуюся книгу. Это, может быть, было какое-нибудь руководство к строительному искусству или фортификации. Я водил по строчкам указкой, разбирал слова правильно, но удивлялся, что ничего не понимал.
В то время Пресновск был штаб-квартирой полка и бригады. Бригадным командиром был полковник Эллизен, а полковым командиром войсковой старшина (майор) Симонов (возможно – Алексей Михайлович, отец генерала Николая Алексеевича Симонова – прим. С.В), который очень дружил с моим отцом. Эллизен любил заниматься огородом и цветоводством; он много выписывал огородных семян, при доме, в котором жил, развел огромный огород, а все площадки, которые примыкали к дому были заняты цветниками.
Он пристроил отца к своему огороду. Работа в огороде пришлась очень по вкусу отцу. Он был человек практический, ум его был способен к математическим занятиям. От школьной скамьи в войсковом училище он сохранил тетрадки геометрии и тригонометрии. Он любил математику; помнил то, чему учился в войсковом училище, и уже в возрасте шестидесяти лет не забыл формулу, как высчитывать объем тела и измерять плоскости, – но не был совершенно знаком с гуманитарными науками. Я был удивлен впоследствии, когда мне было пятнадцать лет и когда я узнал, что он ничего не слыхал о поэте Пушкине. Все литературное движение было для него – белая бумага.
В то время, как мы жили в Пресновке, здесь строили новую деревянную церковь. Надзор за постройкой был поручен моему отцу, и он с увлечением отдался этому делу; он чертил планы, разрезы, раскрашивая их. Занятие в огороде для него было подходящее, тем более, чем полковник Эллизен дарил ему семена, и он их сеял в своем собственном огороде.
Когда отец привез меня из Семиярска, Эллизен предложил ему поместить меня в детскую вместе с его детьми. У Эллизен было две дочери, Соня и Лидия, и сын Адоря (Андрей). Отец мой согласился, и я перешел в дом Эллизена. В комнате, где спали Соня и Лидия, поставили и для меня кроватку. С нами вместе в нашей детской спала наша няня Оксана. Она была хохлушка. Полковник Эллизен был женат на дочери генерала Горохова, помещика Харьковской губернии. В приданое за помещичьей дочерью было дано несколько дворовых, две горничных, няня Оксана и ее муж Радзи-баба, служивший кучером.
Только на воскресные дни меня отпускали в отцовский дом; – уводили меня в субботу, вечером, и я на другой день пользовался ласками Меланьи Ильинишны. Она кормила меня вкусными шаньгами, оладьями, блинами. Особенно я любил печенье, которое называлось крестики; своими очертаниями они походили на ордена, которые украшают грудь заслуженных чиновников.
Они были привлекательны потому, что в центре их было спрятано варенье.
Вечером меня опять отводили в мой пансион. В доме Эллизена меня переодели: казачью рубашку, с разрезом на горле и с воротником, заменили барской рубашкой, без воротника.
В доме Эллизен я прожил три года. Я был взят в этот дом, главным образом, в качестве компаньона Адоре, но он был на два года моложе меня, и потому я оказался больше подходящим в сверстники девочкам; я был на полгода младше Сони и на полгода старше Лидии, так что одно время я был ровесником Соне, потом отставал от нее, тут меня догонялаЛидия.
Для обучения детей Эллизены пригласили казачьего учителя Велижанина. Мы садились рядом с ним вокруг небольшого стола и учились арифметике и русскому языку, а Соня, кроме того, проходила и географию. Так я очутился на общем положении с детьми барского семейства, т. е. очутился на исключительном положении сравнительно с детьми других казачьих офицеров. Следует заметить, что в этом доме я был окружен не только другой, необычной для казаков, домашней обстановкой, но и жить мне пришлось другой духовной жизнью. В этой жизни было много черт помещичьего быта…
Кроме занятий в классной комнате, у нас были и внешкольные занятия; этим я выгодно отличался от других казачат. "Полковница", – так я привык называть во время моего детства мать этого семейства, – выписывала для своих девочек детский журнал "Звездочку", который тогда издавала Ишимова; и у Сони и у Лидии была у каждой своя полочка над кроватью для детских книг. Всякий месяц для них был праздник, когда с почты получалась новая книжка-журнал. Очень часто полковница собирала детей вокруг своей кровати, на которой она любила проводить послеобеденное время, лежа на пуховой пышной перине. Одна из девочек читает какой-нибудь рассказ из "Звездочки", остальные слушают.
В полковнице билась жилка пропаганды. Она не только заботилась увеличить умственные запасы наших маленьких детских голов, но делала иногда пропагандистские набеги и на взрослую среду. Съездив как-то погостить в Омск, она навезла оттуда интересных и занимательных книг и стала собирать у себя по вечерам местных дам. Женское общество в Пресновске было очень маленькое. Жена казачьего полкового командира Симонова, две сестры казачки, жившие при своем брате офицере, одна вдова, другая старая девица, молоденькая жена полкового доктора Войткевича и ее мать Роза Ивановна, седенькая польская дама, вечно в чепчике и с вязанием в руках – вот и все общество нашей станицы. Полковница опускалась в глубокое мягкое кресло и, усадив вокруг себя гостей, развертывала книгу.
Девочки размещались по стульям около матери, а мы, мальчики, валялись и барахтались.
Только лет пять спустя после того, когда я уже был в кадетском корпусе, я сделал открытие, что это были за забавные книги, привезенные в Пресновск из Омска: собрание сочинений Гоголя.
.
* Эллизен Мария Павловна, жена Карла Мориса Эллизена, полковника, командира пограничного отряда крепости Пресногорьковской, Потанин считал ее своей «духовной матерью».

Полковник в нашу духовную жизнь совсем не вмешивался. Его значение для нас ограничивалась пределами внешней обстановки. Он любил хороший стол и цветы. За столом у нас появлялись изысканные блюда. Каждый год с Ирбитской ярмарки наш дом получал кучу разных приправ для кушаний. Иногда нам подавались каштаны, кукуруза и другие деликатесы. Поваренная книга была его настольной литературой. Иногда он угощал нас новым блюдом, приготовленным им самим по только что прочитанному рецепту. Однажды он нас заставил расхлебать суп «заблудшегося короля». Какой-то французский или немецкий король, бывший на охоте, заблудился в лесу со своей свитой. Нашедши хижину лесника, охотники решились устроиться в ней на ночлег. Король был голоден, а у лесника запасы были скудны; кроме хлеба – ничего. Обошлись тем, что случилось под рукой, и, благодаря остроумию и находчивости, создали суп, который, по крайней мере, можно было есть. Опыт был повторен полковником за нашим столом, и мы получили по тарелке супа, в котором мясо было заменено гренками. В летние жары полковник всегда сам приготовлял очень вкусную ботвинью, для которой иногда с реки Ишим, за 250 верст, (здесь неточно, до Ишима от Пресновска всего около 100 верст, а не 250 - прим. С.В.) доставлялись раки.
Очень много было у нас цветов. Мы жили в одноэтажном длинном доме. В правом крыле главного посада выходили окна кабинета; на левом находилась половина полковницы. Перед окнами этого посада поднимались 2-3 ствола берез, за березами - густая роща вишневых кустов. Все свободное пространство между деревьями и роще было занято цветниками, за которыми ухаживал сам полковник. Он превращал цветники в орнаменты, снабжал их греческим рисунком, превращал их в буквы и письмена. Это цветоводство не осталось бесследным для моего детства. Может быть, ему я отчасти обязан своими симпатиями к естественным наукам. Огромное количество форм растительного царства залегало тогда в моей памяти. Особенно мне казалось занимательным сравнивать формы плодов и семян растений.
Может быть, тогда уже во мне зарождался ботаник.
Растительность Горькой линии, на которой стоит Пресновск не из богатых. В те времена хлебопашество здесь было не так сильно развито, и ишимские степи, прилегающие к Горькой линии с севера, состояли исключительно из целины. Я помню, семья Эллизен из Пресновска ездила на реку Ишим на купальный сезон, старшие в семействе приходили в восторг от степей, покрытых сплошь цветами. Они говорили, что здесь ковер одного цвета беспрестанно сменяется ковром другого. Но эти цветущие поля все-таки далеко уступали по богатству форм Алтаю, который считается самым богатым по флоре Сибири.
Моя детская память хорошо сохранила формы двух растений пресновской флоры. Во-первых, это кремовая скабиоза и растение Verbascum phenicebum – на востоке не доходит до Оби, но около Пресновска растет обильно и на западе распространено через всю Оренбургскую степь до Самары. Когда граф Толстой пил кумыс в самарских степях, на границе с землями Уральского казачьего войска, он видел тут этот цветок, и он ему очень понравился. В зрелые годы, просматривая листы своей детской памяти, я находил между ними этот «Вербаскум», «цветок засохший, безуханный»; другим таким же засушенным цветком была скабиоза; они всегда меня возвращали к годам детства.
Степи, окружающие Пресновск, ровные, гладкие, совершенно горизонтальные, утомляли бы своим однообразием, если бы их не оживляли березовые «дубровы» и березовые «колки». Путешественник Миддендорф об этих «дубровах» и «колках», говорит, что их абрисы сменяются перед глазами путника как в калейдоскопе, и эта замена одной картины другой занимает его в течение всего дня (А.Ф.Миддендорф побывал на линии во время своего путешествия в Сибирь – прим С.В.).
Линия называется Горькой потому, что большинство здешних вод горько-соленые. На всем протяжении от Ишима до Тобола около 250 верст, проточной воды нет. Воду берут из колодцев или озер, которые, в отличие от горько-соленых, называются «питными».
Пресновск также стоит на берегу небольшого «питного» озера. На одно «питное» озеро здесь приходится десяток горько-соленых. Эти последние представляют большую неприятность для местного населения. В их сточной воде загнивают растительные остатки, и, когда ветер разволнует воду озера и подымает лежащую на дне его гниль, сероводородные газы освобождаются и разносятся по окрестностям. Бывало, по целым суткам некуда было спрятаться в Пресновске от запаха тухлых яиц.
Припоминая теперь полковницу, я нахожу, что она была для того времени редкостной воспитательницей, хотя конечно, в ее программе определенного параграфа об эстетике не было.
Мои эстетические воззрения складывались под влиянием цветников. Не помню также, чтобы в программе значился пункт религии. Вероятно, старшими нам делались в этом отношении надлежащие внушения, но все это основательно забыто. Сохранились в памяти только те радостные минуты, которые в нас оставили церковные праздники. Религиозные фибры наших сердец питались помпой этих праздников. Наилучшие воспоминания связаны с теми из них, которые бывают летом. Особенно мы любили Троицу. С этим праздником не соединено никакое обжорство, вроде пасхального. Этот праздник бескорыстный, бесплотный, воистину - детский праздник. Он напоминает о себе не куличами, не курчавыми масляными барашками с восковыми позолоченными рожками, а ароматом срезанных березок. Троицын день венчался демонстрацией религиозного чувства офицера-цветовода. Он нарезывал полную корзину цветов и посылал ее в церковь.
У правого клироса ставился аналой, и положенный на него крест утопал в живых цветах.
В доме моего отца, как было сказано выше, с ним вместе жила его сестра Меланья Ильинишна и вела его домашность. Она была за вторым мужем, первый ее муж был человек с кокардой, и потому две дочери, которых она от него имела, выросли на положении казачьих барышень. Мелания Ильинишна носилась со мной как с писаной торбой. Когда я капризничал и поднимал рев, она хватала меня на руки, качала в воздухе и приговаривала «Полубочье мое, с золотом!» Тогда ее муж Кирила Корнеич иронизировал над ней и перефразировал ее слова «Полубочье с крошевом». Кроме тетки и отца, у меня было две бабушки, жившие в том же доме. Одна из них бабушка Степанида, другая бабушка Хлебникова. Как последняя приходилась мне родней, я, может быть, совсем и не знал, но, кажется, она была все-таки близкая родственница. От этих двух представительниц самого старого поколения очень мало дошло до меня преданий. Бабушка Степанида рассказывала, что она помнила время Пугача; ей было 12 лет, и она жила в то время в Островке, когда весь этот край был напуган слухами, что с запада, из Оренбургской губернии, идет на Курган со своей ордой Пугач. Деревни и казачьи селения волновались и с ужасом ждали мятежников. Однако Пугач до Кургана не дошел. Потом она рассказывала об армейских полках, которые прежде (до 1812 года) стояли в Сибири. Это воинство оставило по себе тяжелую память своими насилиями над местным населением. Один из полков назывался ширванским, по имени кавказского города Ширвань; но сибирские крестьяне переделали название в «уши - рванский» и, кажется, распространили эту кличку на все армейские полки, стоявшие в Сибири (Ширванский полк принимал участие в Бородинской битве и прекратил своё существование в 1917 году – прим.С.В.). Еще бабушка моя помнила, как она познакомилась первый раз с самоваром. В то время она была уже замужем и жила с мужем в Островке. Они только что пристроили к своей избе новую избу, но сруб еще не был прикрыт, и окна не вставлены. В Островку приехал какой-то генерал. Квартира ему была отведена в доме бабушки. Генеральский денщик поставил самовар, налил в него воды, насыпал горячих углей и выставил машину в новую избу. В его отсутствие бабушка увидела машину, заинтересовалась, начала трогать ее части и сделала открытие - повернула кран, и полилась вода. Но привести машину в прежнее положение никак не могла. Вертит кран направо и налево, вода все бежит. Бабушка в отчаянии бросилась в чистую комнату к генералу с криком: «Грех случился, я изломала вашу машину!» На крик прибежал денщик и вмиг поправил дело. Моей бабушке, вероятно, было в то время около 20 или 23 лет; следовательно, самовары впервые появились в Курганском уезде в 80-х годах XVIII столетия».
В доме Эллизенов Гриша провел три года. Позже, вспоминая это время, он говорил, что своей любовью к науке и литературе он обязан влиянию жены Эллизена, которую считал своей духовной матерью. В 1846 г., когда семья Эллизена уехала в Петербург, чтобы поместить старшую дочь в Смольный институт, где воспитывались дочери высших офицеров и знати, отец свез Гришу в Омск, где отдал его в войсковое казачье училище, преобразованное потом в Сибирский кадетский корпус.



На фото: церковь в Пресновке, которую строил Н.И.Потанин