Грязная среда

(Рассказ-памфлет с нелицеприятными моментами, не читать во время еды и особо брезгливым)

Перед невероятным похищением телеведущий Владимир не успел опорожниться.
Он вертелся на высоком красном кресле, а по кругу, на расстоянии вытянутой руки, стояли серебристые стойки с массивными красными кнопками, и за стойками шевелилась черной вуалью плотная непроглядная темнота.

Мрак постепенно отступал и перед Владимиром показался деревянный помост со столбами и перекладинами – с каждой свисало по толстой верёвке с петлей, и каждая веревка разной длинны. «Должно быть для преступников разного роста», - успел подумать телеведущий, как вдруг, раздалась барабанная дробь.

Строй из осуждённых на казнь был длинным, как гусеница, на головах у каждого преступника  стояло блюдце со свечей – гусеница шла, словно поезд в огне. На каждом шаге, свечи дрожали, и поезд, казалось мерцал огнями, моргал и подмигивал. И если первое лицо осуждённого было чужим и опасным, лицом головореза, заслуживающим казни даже с первого взгляда, то следующее лицо было Владимиру знакомым с детства, родным и дорогим. (Например, вторым было лицо двоюродного дяди, гостившего в доме родителей каждое лето.) При виде его, Владимир был готов бежать к нему с радостными воплями, чтобы обнять и расцеловать, чтобы расспросить о жизни, и особенно о том, как он здесь оказался.

Шел строй осуждённых в виде горящего поезда очень быстро, так что в один момент Владимиру хотелось отстраниться от очередного головореза, а в другой, наоборот, кинуться к очередному родственнику. Да и родни в строю было слишком много, поэтому Владимир мялся и оставался на месте. Очень скоро все осуждённые встали под перекладинами, послушно просунув в петли бритые головы с мерцающими свечами на макушках, которые держались, словно прикрученные намертво.   

«Неужели сейчас будет казнь?», – подумал Владимир в нерешительности. Казнь оказалась не долгой процедурой. Телеведущий даже не успел насладиться моментом, или хотя бы покричать на безропотных осуждённых, как он любил это делать на своих вечерних ток-шоу.

Когда первый головорез, с петлей на шее, проплыл перед Владимиром, красная кнопка на стойке засветилась и он сразу на неё нажал. Раздался трубный сигнал, и преступник провалился в раскрытый люк - тело подпрыгнуло на верёвке, так что громко хрустнули шейные позвонки. Свеча на голове погасла, пуская вверх тонкую струйку дыма, а убитый безвольно повис, мерно раскачиваясь и дразня Владимира выпавшим языком.

«Правда всегда одна» - это так или это не совсем так? Владимир не хотел рассуждать об этом, тем более сейчас. Он понял, что у каждого осуждённого своя кнопка и решил нажать только те, к которым привязаны головорезы. Но за первым распахнувшимся люком, самопроизвольно открылся следующий люк, на котором стоял его любимый двоюродный дядя. Владимир не успел ничего осмыслить. Он закричал, кинувшись из кресла, чтобы успеть спасти, подпрыгнувшего в петле родственника, что само по себе было, конечно, уже бесполезно - вверх потянулась тонкая струйка второй погасшей свечи.

Владимир поскользнулся на деревянном помосте и упал на спину. Пол сразу накренился и он покатился на спине, как тюлень по скользкому льду. Проезжая мимо каждой висельницы, он видел, как падает люк, слышал как хрустит шея, подпрыгивает в петле тело, без разбора, головорез это или родственник – и вскоре на помосте качались все осуждённые. Остывающие свечи потухшего поезда курились ладаном в наплывшей темноте.   

Владимира взяли под руки голенькие зелёные бабки и подтащили его к чану, заполненному до краев бурой вонючей жижей. Над чаном висела табличка: «Соловьиный помет». Владимир принял это как должное, не даром ведь работал на пропаганду, и сам полез внутрь, зябко поеживаясь и оценивая ножкой температуру содержимого.
Крышка чана нависла куполом над головой и закрылась, что совсем не удивляло, ведь чан был закрытого типа. Владимир оказался наедине со своим дерьмом. При одном взгляде на жижу, становилось ясно, что она чрезвычайно политизированная. На внутренней стороне бронзовой крышки держалась табличка с инструкцией под названием «К сведению пропагандиста». То, что телеведущий прочёл в этой инструкции, наполнило его великой радостью.

Как выяснилось, на новой работе Владимиру предстояло поглощать дерьмо, таким образом, чтобы оно ни в коем случае не переливалось за край. Но что было самым приятным, дерьмо можно было заедать сладким тортиком в любых количествах. Крышка открылась, когда телеведущий почувствовал голод и перед ним повис вкуснейший, судя по сильному ванильному запаху, перебивающему запах дерьма, тортик. Владимир откусил кусочек и чуть язык не проглотил от удовольствия – с радостью понял, что работать он будет.

Вдруг почувствовал бурление в животе и вздрогнул. «Днище» прорвало безудержно, со свистом, точнее с бульканьем и поднимающимися пузырями над жижей. Дерьма в чане сразу же немного прибавилось, так что оно чуть не выплеснулось наружу. Владимир быстро дочитал инструкцию, которая гарантировала, в случае переливания жижи такое, что он стал быстро и нервно отхлебывать коричневую массу. Что сразу же привело к рвотному рефлексу, и чтобы его заглушить, рука инстинктивно потянулась к воздушному тортику над головой. Волшебная ваниль наполнила рот и полностью заглушила противный вкус. Но поглощение тортика мгновенно вызвало бурление в животе и снова пришлось облегчиться… Дерьма в чане опять прибавилось и Владимир набрал в лёгкие воздуха, готовясь к поглощению…

Прошло две недели, Владимир освоился, не так уж было и страшно. В чане не надо было сидеть всё время. Хотя он заполнялся довольно быстро, и дерьмо пропаганды в нем было особенно ядовитым, но заедание тортиком было необыкновенным удовольствием, хотя влекло за собой очередную порцию дерьма из собственной надорванной кишки.

Вообще-то поедание тортика было не обязательным, и однажды, когда Владимир попробовал перетерпеть, он не почувствовал бурления в животе и приятно удивился, что не обосрался ни через пять минут, ни через пол часа. Владимир открыл для себя новое правило, которое было не очевидным – если дерьмо не заедать тортиком, его по итогу можно и меньше потреблять. А это в свою очередь приводило к свободному времени, которое Владимир назвал Чистым Четвергом. Когда можно было отдохнуть от поедания собственного дерьма.

А к концу месяца случилась неожиданная радость. Зелёная бабка из службы безопасности принесла ведущему купоны в баню. Он сразу же вылез из чана, чтобы отмыться. В бане был вечный женский день, и столько голых бабок телеведущий в жизни не видел, разве что в далёком детстве. Однако прямо в бане ему снова приспичило, но дерьмо не должно покидать пределов чана, и он побежал сломя голову до своего рабочего места. Прыгнув с разбегу он нырнул в родную жижу с головкой. И наконец-то расслабился. А выплыв на поверхность сразу деловито отхлебнул впрок, на будущее, чтоб потом не переливалось. И даже тортиком не закусил, так привык и вошел во вкус.

Постепенно у Владимира сформировалась новая привычка: отхлебнув изрядную порцию жижи, он хватал купоны и бежал в баню, которых было две в радиусе досягаемости, так чтобы он успел и помыться и добежать обратно к чану, чтобы выхлебать накопившегося дерьма до того, как оно начнет переливаться.

Разницы между банями не было никакой. И тут и там мылись древние морщинистые бабки. При виде своего кумира, они визжали и окружали голого мужчину, растирая его, поглаживая и пощипывая. Владимир пел соловьем от наслаждения под кучей морщинистых тел, вылизывал запекшиеся творожком волосатые старушечьи складочки и быстро одевался, ведь времени на повторную попытку у него не было и надо было бежать назад.

Ходя вокруг чана перед тем как сделать решительный прыжок, он часто размышлял о том, вкусно ли то, что он поедал, или вкусно было то, чем он это заедал – похоже, что правда была где-то посередине. К такому выводу подталкивали не только собственные вкусовые предпочтения, но и книги, которые ему подносили зелёные бабки. Одну из них написал некий кремлевский кулинар, другую некий кулинар из кремля. По кремлевскому кулинару выходило, что вкусно было то, что он поедал без закуски, а по кулинару из кремля – вкуснее было то, что он поедал, закусывая тортиком. Одна из книг была по политической кулинарии, и в ней заключался основной вопрос президента – «а править вечно это много»? а вторая по кулинарной политике, и в ней заключался основной ответ президенту – «ой, это до хрена!»

Но главное, что понял Владимир из книг, что нет ничего лучше бани. Он чувствовал это и сам, собственной кожей, так сказать, но книги объясняли: чтобы иметь возможность отмыться, нужно сначала как следует испачкаться и выжрать тонну дерьма. А тот, кто не пачкается и не поглощает дерьмо, тот никогда не сможет позволить себе зеленых бабок и талоны на очищение.

Вскоре Владимир узнал, что в обоих банях у зелёных бабок можно позволить себе не только помыться, но и услышать слова чистой правды. Правда, услышав сколько эта правда стоит, Владимир чуть вдвойне не обосрался - месячной пачки купонов в баню хватало лишь на одно правдивое предложение из пяти слов. Но у зелёных бабок были свои резоны – возить правду сюда было сложнее, чем в остальную Москву. Кстати эти зелёные бабки были свои, тамошние черти. Владимир прятал купоны для правды в тазик с марганцовкой, куда не на долго опускал свой воспаленный зад. Зелёная бабка, вручавшая ему талоны на баню, делала вид, что ничего не замечает. А Владимир в свою очередь не замечал, что некоторые талоны были уже использованы -  пробиты и с дырками. Словом шла нормальная ролевая игра. Да и потом, ничего другого на эти талоны купить было нельзя, так что Владимир жадничал не долго.

Купив правды на одно предложение, он поражался её чистоте и простоте и заходил в душевую кабинку. На него лилась тонкой оранжевой  струйкой холодная ржавая водичка, размывая по лицу разводы присохшего дерьма. Владимир повторял про себя пять заветных слов услышанной правды, потому что вслух этого сказать было нельзя. И в эту минуту был почти счастлив. Поэтому когда, за пару минут до того, как будет пора бежать к чану за порцией жижи, к Владимиру в кабинку постучали, он понял, что кайф целого месяца сейчас обломится. Владимир открыл дверь и впервые вместо зеленой бабки он увидел обнаженную молодую девушку в черном плаще:

- Быстро за мной! Я Тринити!

- ?

- Я, как это понятнее тебе объяснить? Я твоя Маргарита!

- ?

- Ты прав, к черту загадки! Я журналистка Рен-ТВ и проникла сюда, чтобы тебя спасти! Давай за мной, пока они не заметили yтечку! Мы спрячем тебя на нашем канале! Там не нужно будет вырабатывать и поглощать дерьмо непрерывно и в огромных количествах! Всего лишь репортажи про инопланетян иногда. Но дерьма и у нас хватает, так что не пугайся, будет тебе и дерьмо! Правда это дерьмо – в кошачьих микродозах, ничего серьезного, смех один. Но тоже какули.

Владимир смерил обнаженную девушку в черном плаще презрительным взглядом:

- Знаешь что, шлюха? Летела бы ты отсюда!

Девушка наверное обиделась, она запахнула плащ и прыгнула, зависнув над потоком. Превратившись в черную точку, Тринити-Маргарита исчезла  в решетке отдушины.

Владимир тоже подпрыгнул, но к своему сожалению в воздухе не завис. И тогда, разозлившись, он сделал на резком выдохе свой коронный удар кулаком по воздуху.

- Думает мне нравится жрать дерьмо? На самом деле, я прекрасно понимаю, что жрать его не приятно. Просто слишком дорого обходится чистая правда.