Хроники невесты

 
Глава 1

— Мам, ты никогда не выйдешь замуж, если я буду решать твои проблемы! — возмущался сын, легкими движениями рук устраняя неполадки в доме.
— Уже вышла оттуда, причем, дважды!! — парировала я, наливая ему тарелку горячего супа. — Мне надо сделать перерыв в этом неизбежном процессе. А сам-то когда женишься?
Двое выросших детей, дочь и сын, никак не хотели или не могли создать семьи, откладывали это счастье на будущее. Видимо, наши отношения с их отцом, моим первым мужем, отбили у них энтузиазм по поводу брака, да и развод был мучителен для всех. Где детям было взять пример взаимоуважительного партнерства?
Прожив после развода полгода одна и ощутив все трудности самостоятельной жизни, я познакомилась с необычным мужчиной, путешественником, безоглядно влюбилась и вскоре снова вышла замуж.
Вуаля!
Второй брак был веселее, но появился страх снова остаться одной: кто будет вкручивать лампочки, перевешивать терпеливо с места на место картины, зарабатывать деньги и вытирать мои слезы по разным пустякам?
Но одна я все-таки опять осталась, на этот раз по причине смерти мужа. И спустя несколько лет, наплакавшись вдосталь, неожиданно почувствовала приятный вкус одиночества и научилась со всем справляться самостоятельно либо просить сына.
Так как бабушкой я еще не стала, то могла пожить в свое удовольствие. Что и старалась делать: временем распоряжалась сама и общалась с кем хочу.
Но так хотелось иногда кому-то снова сказать с восхищением: «Ты мой герой!» И на свой рутинный вопрос: «Любишь, купишь, поедем?» получить утвердительный кивок головой. Без слов, поскольку мой вопрос не всегда подразумевает конкретные действия, а в первую очередь подтверждает готовность любимого мужчины к подвигу.
В преддверии третьего Нового года я запаниковала, что опять придется сидеть в квартире без елки и с грустью вспоминать, как мы справляли этот праздник с мужем, когда он был жив. От этой мысли заболела голова, и я решила что-то срочно поменять.
Во-первых, думала я, надо наконец переехать в другое пространство, чтобы появился шанс не страдать. Во-вторых, нужен новый мужчина, чтобы продолжать любить, раз уж я это хорошо умею: опыта замужества у меня больше, чем свободы.
Квартиру нашла быстро. С мужчиной оказалось сложнее: я потратила предостаточно времени в диалогах на сайтах знакомств, а героя все не было видно. Я тщательно фильтровала претендентов. Ведь хотелось любить, и нужен был человек, который сможет держать удар в виде моего упрямого и свободолюбивого характера: я всегда веду себя абсолютно своевольно, даже если завишу от мужчины материально.
— Вот же счастье кому-то достанется, — сочувствовала я будущей жертве моей любви, вспоминая свои выходки на фоне ПМС в двух предыдущих браках. Может, климакс усмирил мой буйный нрав? Но проверить это можно было, только вступив в новые отношения: сама-то по себе я — ангел!
Однако выбранные мной мужчины, узнав, что я работаю в хосписе, сразу теряли ко мне интерес. Лишь один попросил номер телефона, а потом даже позвонил и предложил встретиться.
Глядя в зеркало, я поняла, что косметика и одежда уже ничего не исправят: фото на сайте выглядели значительно лучше оригинала. Да и язык мой как был «врагом моим», так и остался, его не спрячешь.
Свидание совпало с днем переезда. Быстро раскладывая вещи по новым местам, я обнаружила несколько поломок в квартире.
«Мужчина должен оказаться как минимум столяром и электриком в одном флаконе!» — определилась я наконец с целью знакомства.
— Мне бриться или можно с бородой? — приятный голос иронично зазвучал в трубке, видимо, проверяя, не передумала ли я встречаться.
— Главное, чтобы ты был без памперса и катетера, — бодро ответил мой язык, удержать который было невозможно.
— Хорошо! Тогда я буду в черной куртке, джинсах и с красным носом. Ты меня сразу узнаешь! — не задумываясь ответил он.
Я оценила самоиронию и отправилась на свидание, сменив привычные джинсы на платье. «Все-таки я женщина!» — уговаривала себя, торопливо семенила на высоких каблуках и терпела декабрьский холод в коленях, открытых всем ветрам.
Встретившись на выходе из метро, мы отправились знакомым до боли маршрутом в наш с покойным мужем любимый кинотеатр. Но я не успела на этот счет поностальгировать, так как мужчина взял мою руку в свою и всю дорогу гладил, будто чесал за ухом дикую кошку, пытаясь её усмирить.
— Профессионал! — оценила я, слушая его голос и погружаясь в гипнотическое состояние.
Кино мы выбрали по совету кассира, удобно устроились на диване, соприкасаясь телами, проверяя свои границы и погружаясь в ощущения. Трехчасовой фильм захватил наше внимание, мы тихо переговаривались, делились впечатлениями, в то время как наши руки знакомились друг с другом и к финалу сеанса удовлетворенно сплелись в уютное гнездо.
«То ли еще будет, если мы встретимся наедине», — подумала я.
Ждать новой встречи пришлось неделю. На Новый год прилетела подруга из Омска, и мы решили отметить праздник на Дворцовой площади. Шагая в новогоднюю ночь посреди Невского проспекта, я вспомнила избитый афоризм: «Если вы хотите получить то, чего никогда не имели, начните делать то, что никогда не делали!». Воистину, празднование Нового года вне дома случилось впервые в жизни. Пришло время загадывать желания. Я как мантру повторяла: «мужчина, дом, камин, рояль». Причем камин уже был наклеен на стену в виде фотообоев, а рояль стоял на работе, и я могла играть на нем сколько хотела. Осталось встретить мужчину и соединить это все в одном пространстве.
Всего делов-то!
Мой новый герой, Виталий, дождался, пока подруга улетела обратно, и вызвался помочь мне в домашних делах. Несколько лет назад он переехал в Петербург с юга после смерти обожаемой жены и тоже хотел наладить личную жизнь, но пока безуспешно.
В ожидании гостя я выстраивала в голове протокол нашей встречи, где тесный контакт откладывался на неопределенное время. Но притяжение сработало с порога, и нормы приличия слетели, как уже не нужный фантик с конфеты. Поцелуй был долгим и сладким. Свершилось!
Полгода назад, начиная задумываться о новых отношениях, я купила картину по номерам с репродукцией «Поцелуя» Густава Климта. Спасибо тому, кто придумал такую забаву! Теперь каждый может повторить любимую картину и украсить ею дом.
Раскрашивая нанесенный заранее контур на холсте, я предвкушала это необыкновенное ощущение, которое бережно хранилось в памяти, начиная с подросткового возраста. Перебирая в памяти поцелуи, отдала дань самому сильному впечатлению, связанному с первой любовью.
Картину повесила над кроватью как символ будущих отношений. Любуясь своим несовершенным творением, услышала в голове голос умершего мужа, Анатолия:
— Вот жеж символистка! Молодца!
Как будто он стоял рядом и тоже оценивал мою работу. К Толиным периодическим комментариям я уже привыкла: как будто он живет этажом выше и видит все, что со мной происходит, но для меня доступ на этот этаж пока закрыт.
Виталий оказался врачом-кардиологом, автором научной разработки, как выяснилось впоследствии. Выглядел он значительно моложе своих лет, потому что принимал гормональные лекарства. Мне он тоже их посоветовал. Тут я насторожилась. Виталий исправил все поломки в доме, подарил мне полезные, по его мнению, подарки, а затем решил взяться за мое здоровье.
Как-то после ужина он поинтересовался, какие таблетки я принимаю. Я открыла шкафчик: в нем стояли упаковка со спирулиной и баночка с витаминами.
— И это все? — спросил он удивленно.
— Да я, вообще-то, ни на что не жалуюсь, — смутилась я и почувствовала себя нерадивым пациентом на приеме у врача.
— Лечиться надо за три года до болезни, а не за три дня до смерти! — констатировал доктор грозным голосом. Попросил принести ему ручку и бумагу и написал (вполне, кстати, разборчивым почерком), какие анализы крови я должна сдать и какие лекарства начать пить для профилактики неизвестно чего.
Работаю я в медицинском учреждении, так что анализы сделала быстро. Они оказались хороши, но Виталий все равно остался недоволен и наказал купить лекарства. Я прочитала показания к применению и побочные действия и поняла, что мой организм не справится с таким лечением. Но все же под давлением благодетеля начала прием. А я ведь отродясь не пью лекарств — только витамины периодически принимаю, и то, скорее, как дань времени. Через неделю появилась кожная аллергическая реакция. Я предъявила Валерию красные пятна на теле и решительно отказалась принимать таблетки дальше.
— Наверное, просроченные, — лекарь крутил в руках упаковку, выискивая срок годности. С ним все оказалось в порядке. А то, что мой вегетарианствующий организм не может эту химию переварить, «благодетелю» в голову не пришло.
— Хорошо, — сказал он уверенно, — одну упаковку отменяю, но вторую ты должна пить!
Вот это он зря! Слово «должна», сказанное мужчиной и ничем не обоснованное, вызывает во мне ярость.
— Я тебе ничего не должна! Женщин вокруг миллионы, выбери другую и трави ее таблетками! — огрызнулась я.
— Не будешь лечиться, умрешь от инфаркта! — продолжал настаивать на своем он.
— И слава богу! — выдохнула я. — По сравнению с онкологией такая смерть — просто подарок судьбы.
После ухода Виталия я позвонила своему приятелю, тоже врачу, и пожаловалась, что мой новый герой ищет во мне болезни.
— Это правда! — рассмеялся он. — Мы, врачи, и дома врачи, только еще более придирчивые. Это такое проявление заботы о близких. Ты либо подчиняешься, либо нет.
— Знаешь, Саш, если у меня что-то заболит, я об этом скажу. Только дома я хочу, чтобы на меня смотрели глазами любящего и восхищенного человека, а не диагноста. Все равно абсолютного здоровья уже не достичь, да и нет у меня такой цели, буду донашивать то, что есть.
Я поняла, что отношения обречены: я не вписалась в здравозахоронительную систему этого мужчины. Через неделю тот подтвердил наше расставание фразой в СМС: «Мы с тобой не в ногу шагаем!»
«Спасибо, что ты был!» — написала я в своем дневнике, который заполняю каждый день. И подробно перечислила все «подвиги» уже бывшего героя, принесшего мне пользу своим недолгим появлением. Все «плохое» я и так хорошо запоминаю.
Конечно, я слегка огорчилась, что связь прервалась из-за моего упрямого характера, и подарка к 8 Марта уже не будет. Зато выяснилось: климакс не изменил мой нрав.
Что и требовалось доказать.
Мою грусть перебил внезапный карантин из-за нового вируса, захватившего всю планету, ну вы помните. Болеть я не собиралась, маску категорически не носила и вообще решила, что этот жесткий аттракцион меня не касается: после смерти мужа страх я потеряла совсем.
Хоспис, где я работала тогда, тоже закрыли для посещения. Родственники, привозившие на госпитализацию близких, прощались с ними на пороге: ведь срок жизни наших пациентов ограничен, и могло получиться так, что следующая встреча состоится только в морге.
Наблюдая эти драмы, я не выдержала и вызвалась поддерживать двустороннюю связь между ними через свой телефон: пересылала фотографии и аудиосообщения, которые сама же иногда надиктовывала, то пациентам, то родственникам, чтобы они успели сказать друг другу слова любви и прощения. Самые главные слова!
В то время я впервые подумала: как хорошо, что любимый муж уже умер и не видит этого мракобесия. Представить, что Толя ходил бы в маске и сделал прививку, было невозможно, а уж то, что границы закрыли и он, свободолюбивый человек мира, не смог бы уехать в Америку или куда ему заблагорассудится… Свят-свят-свят!
Как любой горюющий человек, я все еще ищу свою вину: «А вот если бы я тогда...». Различные продолжения этой фразы отбрасывают меня назад. Потому что у каждой ситуации есть причина. Если бы я вовремя увидела недомогание мужа и заставила пойти к врачам, если бы я не пришла работать в хоспис, не рассказывала бы Толе постоянно о смерти и не мотала нервы, если бы не поехала в день нашего знакомства на метро...
Я бы его и не встретила, и не прожила бы с ним безусловную любовь, которая раскрылась перед нами в последние три месяца жизни. Любовь, ради проживания которой мы, наверное, и рождаемся на этой планете. Которая нас тоже любит безусловно, сколько бы вреда мы ей ни приносили.
Разве нет?
Супруг терпеть не мог сослагательное наклонение и приходил в бешенство, когда кто-то говорил: «Вот если бы...».
— В жизни всегда и все происходит правильно и вовремя, даже если тебе это не нравится! — утверждал он.
Неужели смерть тоже бывает своевременной?
Накануне следующего Нового года я решила повторить попытку найти нового героя. Поймала себя на мысли, что уже маниакально ищу партнера именно в это время, так как с Анатолием мы познакомились второго января. Мне казалось, что я смогу войти в одну и ту же реку дважды.
Ой ли?
Ведь Толя сам меня нашел. До сих пор помню, как он раздвинул руками закрывающиеся двери вагона метро, потом сел рядом со мной и уболтал за три остановки, написал свой номер телефона на журнале, где была напечатана его статья, и вручил журнал в подарок. Прочитав про его увлекательное путешествие по Америке, я позвонила через две недели. Мы встретились снова и уже не расставались. И прожили вместе двенадцать счастливых лет, которые кардинально изменили нас обоих.
Как будто та встреча была назначена свыше.
На этот раз я доверила выбор нового мужчины легкой руке коллеги. Она зарегистрировала меня на сайте знакомств, лайкнула череду симпатичных ей лиц и вернула мне телефон:
— Теперь выбирай!
Началась активная переписка с несколькими кавалерами сразу. Лишь один вежливо попросил номер телефона. Вежливость и грамотность для меня, как оказалось, важные критерии для дальнейшего общения.
Буквально на следующий день, 25 декабря, в католическое Рождество, раздался звонок. Услышав незнакомый голос в трубке, я ответила, что занята, и отключилась. Но, несколько раз прокрутив в голове его звучание, констатировала, что оно мне понравилось, и через некоторое время перезвонила сама. Собеседник удивился, какой радостный у меня голос, и я, не задумываясь, ляпнула:
— Ну ты же не родственник умирающего пациента!
Язык мой, как всегда, рвался впереди паровоза.
Дело в том, что в хосписе в мои обязанности входили телефонные разговоры с родственниками больных в крайне тяжелом состоянии или умерших пациентов. Врачи записывают в специальный журнал желающих поговорить с психологом, и мое дело — помощь таким людям.
Надо сказать, разговоры вслепую на тему смерти поначалу давались мне трудно. Но, проработав пару лет на телефоне, я научилась очень быстро устанавливать контакт с «потерпевшими» и каждый раз получала искреннюю благодарность в конце такой беседы. К этим разговорам я долго мысленно готовилась, так как предстояло вести человека за собой час–полтора через пропасть отчаяния на твердую почву. И что именно станет опорой — заранее неизвестно.
Поэтому звонок из «мирной жизни» был для меня просто подарком судьбы, поэтому я так обрадовалась.
Мужчина на другом конце провода опешил:
— У меня маму сейчас увезли на «скорой» в больницу с коронавирусом.
Возникла пауза, и я почувствовала себя снова на работе. Выход на территорию жизни не состоялся, а жаль. Автоматически произнеся несколько поддерживающих слов, я подумала, что дальше потребуется психологическое сопровождение к хорошо известному финалу, и радость внутри меня угасла.
Но, слава богу, я ошиблась.
Мужчина поинтересовался, как я собираюсь встречать Новый год.
— Если придет Дед Мороз, то будет отлично, не придет — буду одна, что тоже хорошо, но грустно.
Я почему-то представила входящего в дом мужчину в красной шапке и с мешком подарков на плече как вариацию любимого мужа Толи: тот всегда ходил в шляпе и с рюкзаком, набитым неизвестно чем.
— Можно я буду Дедом Морозом?
— Конечно, приезжай, — не очень уверенно ответила я.
Видимо, ему не хотелось праздновать в одиночестве, и он искал себе компанию. Как, впрочем, и я. Это нас и объединило.
Предварительного свидания не получалось, так как он сидел дома на карантине. Мы ежедневно общались по телефону. Алексей звонил всегда в одно и то же время, и наш диалог непременно заканчивался моим смехом, которого так не хватало в жизни.
Мы договорились, что он приедет за мной на работу 31 декабря, то есть первая живая встреча состоится в хосписе.
Увидев Алексея в дверях, я обмерла: это была «версия» умершего здесь супруга, только на пару десятков лет моложе. Как будто он здесь же и воскрес.
Вот те на!
У меня стали подкашиваться ноги и наворачиваться слезы, так как именно в этом холле я сидела, как парализованная, в день смерти Анатолия и ждала, когда спецмашина увезет тело в морг.
Умер муж в свой день рождения, накануне сказав мне: «Love you, darling, adore you, ты самая преданная женщина в моей жизни».
— Что такое adore? — взорвалась я тогда. Нашел время выпендриваться!
— Обожаю тебя, — тихо ответил он.
Никогда ранее добиться от него нежных слов мне не удавалось, а после этих я поняла, что они, произнесенные единожды, последние. Муж берег их для меня до конца, как будто достал со дна своей души самую большую ценность.
Потрясенная, я склонилась и поцеловала его глаза, а он прикоснулся губами к моим.
 — Иди домой. See you later.
— До завтра! Будем праздновать твой день рождения! — ответила я бодро, не веря происходящему.
Это были последние слова, которые я слышала от него живого.
И теперь мужчина, так похожий на мужа, стоял передо мной:
— Собирайся, пошли!
Как будто «see you later» («увидимся позже») наконец-то состоялось.
Все в поведении Алексея было до боли знакомо, как будто это Толе разрешили в новогоднюю ночь вернуться в мир живых, чтобы провести время со мной в теле другого человека.
Как в кино!
Неужели он там прилично себя ведет и заслужил отпуск на Землю?
Войдя в квартиру, мой новый герой сразу выгрузил на стол коробку: это оказалась солевая лампа.
«Вот и камин», — промелькнула мысль, когда я включила лампу в розетку и она засветилась теплым оранжевым светом.
Я тоже успела приобрести гостю в подарок какую-то волшебную тряпочку для мытья машины. Мы одарили друг друга сразу, не дожидаясь полуночи.
Потом вышли на улицу в поисках елки, но обошлись пушистой сосновой веткой, которую я быстро нарядила.
Собрав праздничный стол из двух сумок продуктов, которые привез гость, мы еще успели надеть на головы смешные красные шапки, чего я раньше не делала никогда, и загадали желания, как положено.
Под бой курантов я сказала, что хочу написать книгу. Алексей отозвался: «Я тоже хочу, чтобы ты написала книгу».
Мурашки узнавания снова побежали по спине: Анатолий был главным редактором всех моих рассказов и всегда стимулировал мое творчество.
Прошло всего несколько часов с момента встречи, а мы уже уютно сидели рядом и разговаривали о пустяках, как будто давно знакомы. Телевизора у меня нет, и после двенадцати мы отправились гулять под грохот фейерверков. И вдруг я сказала, как будто Толе:
— Эти огни в нашу честь!
Я представляла себе, что книга уже написана, напечатана, продана и я смотрю на этот праздничный салют в завершающий момент триумфа. Дальше можно будет просто спокойно жить.
— Тираж будет двадцать тысяч экземпляров, — сказала я вслух.
— Двести тысяч, — мгновенно отреагировал спутник.
Осилить такую цифру мне было сложно, еще сложнее — придумать, куда потратить деньги. Но я переложила эту заботу на Вселенную и просто любовалась разноцветными вспышками на черном небе. Алексей молчал, и мне это нравилось: терпеть не могу болтливых мужчин!

Утром я попросила его помочь убрать оставшиеся на виду вещи мужа в диван, чтобы освободить пространство. Но мой гость захотел сначала примерить их на себя. Естественно, и сапоги, и шляпа пришлись ему впору. Я заглядывала в его глаза, с трудом сдерживая эмоции и ожидая, что он сейчас рассмеется и скажет: «Darling, я же с тобой, все хорошо, don't worry, be happy!».
Смесь английского с русским очень помогала супругу жить со мной: в минуты гнева и восторга он переходил на иностранный язык, изучить который мне было не под силу. Он говорил, что английский очень богат выражениями для разных оттенков чувств, тогда как в русском одно слово заменяет все.
Вы, наверное, знаете — какое.
Выражать свои чувства кратко Толя не умел, поэтому английский был ему в помощь. Да и покрасоваться очень любил. Чего стоил ковбойский наряд мужа, по которому его можно было узнать издалека!
Казалось, сейчас случится чудо: появится настоящий Толя, не дожидаясь второго пришествия Христа с обещанным воскрешением мертвых.
Но мужчина в одежде моего ковбоя молча смотрел мне в глаза, в которых были радость и смятение одновременно.
Три дня с Алешей счастливо пролетели как одно мгновение. Напоследок я предложила ему поиграть в своей песочнице, так как сказкотерапия на песке — моя многолетняя страсть, а теперь она стала и профилактикой выгорания от работы в хосписе: жизнь и смерть слились в один непрерывный поток разных человеческих эмоций.
Мой визави согласился и легко построил свой желаемый сказочный мир из маленьких фигурок людей и зверей в настольной песочнице. В нем царили Любовь, Богатство и Мудрость.
«Пусть все у него сбудется! Пусть счастлива и благословенна будет его жизнь!» — записала я в дневник после отъезда «Деда Мороза», преисполненная благодарности Богу за этот новогодний подарок. Дальше наши отношения не заладились, но расстались мы друзьями. Так тоже можно!
Поскольку я во всех мужчинах хотела видеть только своего ковбоя, то отложила идею знакомства с новым претендентом через интернет еще на пару лет. И погрузилась в работу, лишь изредка читая на сайте знакомств комплименты в свой адрес.
Однажды, накануне очередной годовщины смерти мужа, я решила проверить, буду ли по-прежнему искать его в других мужчинах. И вышла на сайт, чтобы снова сходить на свидание.
А как еще я могла в этом разобраться?
— Здравствуйте, прелестная незнакомка! Познакомимся?
Это сообщение привлекло внимание тем, что автор прислал его повторно, через много месяцев после первого, которое было отправлено второго января.
О-ля-ля!
Это же день знакомства с Анатолием, в который я так хотела снова попасть.
Какое интересное совпадение! Открыв анкету, я увидела грустное лицо человека восточной национальности.
Надо сказать, я избегаю контакта с южанами, испытывая перед ними безотчетный страх. Но мужчина на фотографии излучал спокойствие и доброту. Пальцы потянулись к клавиатуре и напечатали:
 
— Здравствуйте! Можно.

 

- Может, встретимся за чашкой кофе? Так будет интереснее.-перешел он сразу к делу без предварительных прелюдий.

«Одна встреча не причинит вреда», — подумала я легкомысленно.
Ключевое слово — одна!
Мне и в голову не приходило, что с восточным мужчиной могут сложиться продолжительные отношения: во-первых, рассуждала я, они все необратимо женаты, а во-вторых, любят разнообразие. Гарем придумали именно они. Разве нет?

Мужчина позвонил, мы полчаса пообщались по видеосвязи и оба остались под впечатлением. Во всяком случае я, когда услышала, что он работает простым инженером на заводе.

Это армянин-то?

— Удивительно, как с тобой легко общаться, — написал он вдогонку.

— Ничего удивительного, это профессиональное, — ответила я с ощущением, что он мне понравился.
Я умею устанавливать близкий контакт почти мгновенно с любым человеком. Годы работы в хосписе, где нужно уметь разговаривать с людьми, переживающими сильные негативные эмоции, научили меня не только быстро разряжать напряженную обстановку, но и никак не реагировать на «хвалу и клевету» в свой адрес. Оба навыка оказались очень полезными в жизни. Осталось разучиться доказывать свою правоту.
Но живую встречу пришлось передвинуть далеко вперед: приехала в гости тетя Таня, мамина младшая сестра, которая была еще на моей первой свадьбе. Нам надо было о многом поговорить.
Эта закономерность отсрочки свиданий меня уже не удивляла. Куда торопиться-то?
Встретились мы с Арсеном только первого сентября. Попытка вместе пообедать тоже удалась не сразу, так как все кафе и рестораны в округе были полны: нарядные школьники и их родители отмечали начало учебного года.
«Похоже, это тоже неслучайное совпадение», — подумала я и загрустила.
Начало новых отношений в День знаний явно давало понять, что мне опять придется учиться и сдавать экзамены хоть и по единственному, но самому трудному предмету: «любовь».
Прежний опыт семейной жизни научил прощать друг другу ошибки (а как же без них?) и мириться прямо в день ссоры: ежевечерняя амнистия, как молитва, стала святым правилом. Но на это были потрачены нервы и годы. И главный вопрос: «ты хочешь быть правой или счастливой?» — заставлял тогда делать трудный выбор почти каждый день.
Но счастье в прощении.
Разве нет?
С новым мужчиной это придется проходить заново.
Ох, справимся ли мы?
Мне хотелось надеяться, что с ним будет легче, но тревожила мысль: в компьютерной игре каждый следующий уровень сложнее предыдущего, а вдруг и в отношениях так же?
Пока я размышляла о предстоящих трудностях, Арсен настойчиво искал свободные места в ресторанах, и это ему наконец удалось. Он щедро вознаградил официантку (вы где-нибудь видели жадных армян?), и нас очень быстро обслужили. Во вкусовых пристрастиях мы оказались схожи, да и неторопливый улыбчивый разговор тоже пришелся по душе.
Когда мы снова сели в его машину, Арсен деликатно сказал:
— Ты мне очень понравилась. Подумай и реши, что у нас дальше. Скажешь завтра.
Я с удивлением слушала свое сердце, которое просто захлебывалось от радостного стука. Что это с ним?
— Да! — услышала свой мгновенный ответ.
Мое тело явно выходило из-под контроля и стремилось соединиться с мужским. Прямо сейчас! А то ведь я годами могу быть одна, пренебрегая его потребностями.
И мы начали целоваться.
— Приезжай завтра, — прошептала ему на ухо.
И, с трудом оторвавшись от его губ, вышла из машины.
А завтра началось то, от чего я отвыкла напрочь.
Сначала он повел меня в магазин и сказал эту горячо любимую ранее фразу: «Выбирай, что хочешь».
Хотя магазин был продуктовый, мне стало худо оттого, что я прямо сейчас могу выйти за рамки своих ограниченных возможностей, к которым успела привыкнуть за годы одиночества. Раньше материальными вопросами занимался муж, и мои доходы не играли особой роли в бюджете, а после его смерти они стали основными.
Я медленно складывала в корзину то, что мне нравилось. Арсен никак не отреагировал на ее содержимое, все оплатил и нанес очередной «удар»:
— Прости, я забыл тебе купить цветы. Пойдем, выберешь.
В цветочном магазине я выбрала благоухающие розы. Потом мы зашли на рынок, и он опять предложил выбирать все, что хочу.
Это был уже перебор. Я надела черные очки, благо был солнечный день, и слезы потекли из моих глаз.
Господи, как же я одичала!
Ведь раньше вопрос «Что ты хочешь?» был нормой жизни и сразу включал радость. Я с одинаковым энтузиазмом отвечала мужу: «Хочу целоваться, хочу в Италию, хочу новое платье, хочу мороженое…».
Не все желания выполнялись сразу, а некоторые так и оставались неосуществленными (муж ведь — не Бог), но вопрос звучал постоянно и вызывал радостный отклик. И благодарность моя за это была безмерна. Толя не боялся спрашивать каждый день, хотя знал, что мои желания могут выходить за пределы его возможностей. Он был счастлив, и когда мог их выполнить, и когда получал в ответ нежность и восхищение.
— Ты мой герой! — так я говорила всегда, даже если весь героизм заключался в том, чтобы снять  паука над моей кроватью или отремонтировать то, что сам же накануне и сломал.
Но сейчас этот вопрос вызвал смущение и страх. Казалось, эта встреча — просто «одноразовая акция», а потом все снова станет на свои места.
«А может, и хорошо, что это одноразовая акция?» — тут же подумала я. «Не успею привыкнуть к тому, что кто-то спрашивает о моих желаниях».
И успокоилась. Я ведь планировала всего одно свидание, как же я об этом так быстро забыла?!
Мой мозг давно уже привык любую ситуацию сразу рассматривать с двух сторон: плюсы и минусы могу найти почти во всем.
Но Арсен не собирался со мной расставаться. Осмотрев мою квартиру, он увидел все неполадки и предложил их починить.
И в день смерти-рождения мужа я проснулась в хорошем настроении, глядя на букет роз.
Я почему-то подумала, что это привет от него. И улыбнулась.
Цветы ковбой любил и дарил мне регулярно. Не всегда из магазина: иногда он рвал их на клумбах или в чужих садах, охапками приносил черемуху и сирень, даже сам выращивал тюльпаны и нарциссы, а с февраля в доме постоянно стояли в горшках разноцветные гиацинты. Только незадолго до смерти муж торжественно купил у меня на глазах дорогой букетик ландышей, хотя я его об этом и не просила.
Мы тогда возвращались домой после консультации врача-онколога. Вероятно, доктор сказал мужу всю правду, от которой Толя меня тщательно берег, но цветами бессознательно обозначил завершение совместного пути.
Дальше цветы носила уже я — к тому месту, где был развеян его прах.
С Арсеном мы прекрасно проводили время вдвоем, рассказывали друг другу разные истории, смешные и грустные. Я как будто вернулась в жизнь, где чувствовала себя легко и счастливо. Хотя он совсем не был похож на Анатолия ни внешностью, ни темпераментом.
Неужели в мою жизнь может войти другой мужчина, и с ним мне тоже будет хорошо?
Но через месяц я неожиданно для себя самой прервала нашу связь. Сказать об этом в глаза у меня не хватило духу, и я написала СМС: «Ты великолепен, спасибо большое, но мы больше не будем встречаться. Прости».
Арсен перезвонил, пытался выяснить, что же произошло, но не получил внятного ответа.
The end!
Я была в шоке от содеянного, и эта история стала поводом для терапии, которую я прохожу как та, кто не справилась с гореванием: раньше я разбиралась со своими печалями, теперь проблемой для меня оказались новые отношения.
Может, я решила вернуться в состояние страдания, ведь так привычнее?
Или меня остановил страх перед неизбежными конфликтами? Или — перед будущим расставанием?
Я решила снова сделать паузу и побыть одна. Тем более что недавно уволилась из хосписа и жила насыщенной жизнью свободного пенсионера: много общалась с друзьями, пела в хоре, ходила в филармонию, читала книги, путешествовала. Одиночество меня совсем не напрягало.
 Арсен продолжал периодически писать мне сообщения о своей любви и настойчиво предлагал снова встретиться. Это продолжалось в течение почти двух лет разлуки.
 Ну и характер!
Читая его короткие тексты, я понимала, что мужчины из второго января — моя карма. Как будто с ними меня соединяет и разлучает только Создатель, а личной воли и свободы выбора здесь нет.
Не я ли сама этого хотела?
Более того, после очередного Нового года, который я с большим удовольствием праздновала одна, без попыток познакомиться с кем-то новым (ведь виртуальный поклонник уже был), меня пригласили на мастер-класс по пошиву куклы-оберега под названием «Богач».
Даже не удивительно, что проходило это мероприятие второго января.
Я шила мужскую фигуру по заданным лекалам, вкладывала в нее свои смыслы и с удивлением опознавала знакомые черты: упитанный, крепко стоящий на ногах прототип куклы уже колотился в мою жизнь.
Мир явно намекал, что новые отношения можно создать своими руками, если захотеть. Известно давно: куда внимание, туда энергия. Если я направлю внимание на лучшие для меня качества этого мужчины, то стану счастливой, а зациклюсь на несовершенствах — буду несчастной.
Все в моих руках!
И я сдалась.
И ответила на очередное послание Арсена: «Приезжай!».
Сердце радостно заколотилось, соглашаясь с моим решением.
Это правда, что сердце своим стуком подтверждает любовь, которая долготерпит и никогда не перестает?
Через полчаса я медленно шла к его машине и записывала каждый шаг на внутреннюю кинопленку, которую смогу восстановить в подробностях хоть через сто лет. Я как будто переходила пропасть своих страхов, ведомая любовью мужчины на том берегу.
У вас так бывает?
Арсен ждал у открытой дверцы. По его лицу невозможно было прочитать эмоции.
— Привет, — поздоровался он так, будто мы расстались только вчера.
Я подошла вплотную и, не вынимая рук из карманов куртки, положила голову ему на плечо.
— Прости, — шепнула на ухо.
— Пойдем купим что-нибудь, — он явно стеснялся нашей публичной нежности. Чуть отстранился, взял меня за руку, и мы снова пошли на знакомый рынок. — Что ты хочешь?
Любимый вопрос включил прежний энтузиазм.
— Апельсинов! — рассмеялась я.
— Я тоже, — улыбнулся он.
Глава 2
Мы  снова начали встречаться, но, зная свою способность внезапно рвать отношения, я все же записалась на прием к психологу.
Выяснилось, что я просто хранилище накопленных и невыраженных негативных эмоций. Как известно, «хорошие девочки» не позволяют себе истерить, а просто хоронят свои эмоции в глубине себя, чем ускоряют свой же путь в глубину земли. К тому же эти эмоции, как щит с шипами, мешают сближаться с другими людьми: как бы чего не вышло.
Вот и не выходит!
К счастью, современная психотерапия умеет с этим работать достаточно быстро и эффективно: не у всех есть время ходить годами на психоанализ.
На консультации с психологом мы нашли и «выпустили» на свет божий мои эмоции, которые я давно научилась блокировать при первом намеке, дабы никого не зашибить. И я с интересом стала ждать своей новой реакции на Арсена.
Как же я без «топора» теперь жить-то буду?
Надо сказать, что почти все свои трудности я регулярно прорабатываю на консультациях, а потом наблюдаю за их решением в своей жизни. Благополучным, естественно.
И тут же чередой пошли клиенты с подобными запросами.
Вот так всегда!
И это при том, что я себя как психолога нигде не рекламирую, а просто наслаждаюсь жизнью, которая теперича течет не отрезками от отпуска до отпуска, а по прямой до неба.
Создается ощущение, как будто в небесной канцелярии кто-то распоряжается нашими встречами, соединяет нас, чтобы мы помогали друг другу пережить эту жизнь.
В любви.
А не так, как мы «любим»: в войнах друг с другом.
Я часто слышу в свой адрес слова: тебя мне Бог послал! В смысле, во спасение души. Такое чаще всего бывает, когда кто-нибудь спрашивает мое мнение. Из меня неожиданно начинают сыпаться слова, как драгоценные камни, которые нужны были человеку в этот момент для осознания своей жизни. И мои клиенты, отвечая на вопросы, которые я бесконечно задаю, тоже поражают ответами, раскрывающими красоту их души.
Возможно, именно их слова прозрения запечатлеваются в моей памяти и потом выходят наружу для других?
Арсен, абсолютно земной человек, молча слушая мои рассуждения о пользе психотерапии, то есть о том, что нельзя потрогать руками, потихоньку начал снова спасать мою квартиру от бытовых поломок. Больше всего пострадали от эксплуатации деревянные кресла и стол. Клиентов я принимаю дома, и мебель просто не выдерживает напряжения. Внимательно изучив масштаб ущерба, Арсен тихо сказал:
— Давай я куплю лучше все новое, а это выбросим.
— Нет! — вскинулась я. — Эти вещи намоленные! Их нельзя выбрасывать, они живые, их только чинить. Сможешь?
К любимым вещам я привязываюсь не меньше, чем к людям. Потому что прежде, чем вещь попадет в мой дом, я в нее влюбляюсь!
Сейчас меня поняли только женщины...
Нравится мне в Арсене и то, что он не спорит со мной ни о чем: то ли правда считает, что я права, то ли снисходительно думает, что с женщиной объясняться бессмысленно, пустая трата времени. Второе вернее.
Он молча раскрутил, склеил и собрал все заново в течение часа.
— А ты с женщинами ссоришься? — молчаливое решение проблемы без перекуров, комментариев и «подай-принеси» удивило.
— Я не вступаю в диалог, когда женщина ругается, просто молчу, ничего не отвечаю, иногда ухожу, — небольшой акцент меня умиляет, все время хочется повторять за ним слова и интонации, но я держусь.
— А я не кричу, не обвиняю и не выясняю отношения. Обо всем можно спокойно поговорить. Поэтому будем жить мирно, — неожиданно сказала я, как будто забыла свой самый надежный способ решения проблем: резко прервать общение, в смысле, блокировать номер телефона. Причем, навсегда!
Вот что значит — терапия!
Но в моей голове какой-то голос все время интересовался подробностями его жизни за пределами наших отношений и строил навязчиво предположения о гареме, где я одна из многочисленных шахерезад. И от этого было больно.
Уж очень харизматичен мой герой!
Арсена, кстати, тоже беспокоило, как я провожу время, пока он хронически на работе. Но он шутя проговаривал это вслух, тогда как я крутила только в мыслях.
У всякой медали две стороны: с одной стороны, гостевые отношения — встречи только для удовольствия, без общего рутинного быта, с другой — отсутствие проговоренных обязательств и долгие разлуки вызывают сомнение, что наша история только на двоих.
Игнорируя демона в голове, думаю о том, как бы мне хотелось провести вдвоем это лето: и на концерт сходить, и в теннис поиграть, и съездить на берег залива, походить босиком по песку.
Воображение рисует красочные цветные картины совместного отдыха и вызывает положительные эмоции. И при этом есть согласие, что все будет по-другому: вдруг у Бога другие планы на нас?
Как, собственно, часто и происходит: встречи отменяются или переносятся на неопределенный срок. Хорошо, что мы договорились друг друга об этом заранее предупреждать. Но я все же огорчаюсь и тихо шиплю о своем недовольстве. И на него, и на Бога. Но оба в ответ молчат.
Как сговорились!
Несбывшиеся ожидания — причина для страдания. Как же я не хочу  больше чувствовать боль.
Но хочешь быть счастливым — будь им.
И на день назначенной встречи, которая может внезапно отмениться, я стала придумывать план «Б», который тоже доставит мне удовольствие и зависит только от меня.
Вот так вам!
И наличие двух счастливых вариантов сохраняет мне психику в балансе: со мной всегда все хорошо!
Многолетняя практика осознавания себя и своих эмоций, которую вроде как и пощупать нельзя, принесла реальные плоды: я научилась управлять своим эмоциональным состоянием, то есть быстро приводить себя в « божий вид» после того, как внешние события могут сбить в «ша мазоль».
Если сама не справляюсь, бегу в терапию: проверенные годами психологи всегда охотно оказывают мне поддержку, как и я им. Психотерапия с точки зрения денег — удовольствие дорогое, но с точки зрения сохранения психики дает быстрый и эффективный результат. Так что если хотите сократить продолжительность своих страданий, а то и приблизить счастливые перемены в жизни, то welcome!
Про отношения мужчин и женщин написаны миллионы книг на тему «Как правильно с ними обращаться». Я не люблю пользоваться советами, ведь каждая ситуация уникальна. В ней «звучат» не только свои психологические травмы, но и травмы партнера, да и родовые программы тоже принимают активное участие. Жизни наших предков в эмоциональном плане далеки от совершенства.
Поэтому любое недопонимание с мужчиной — повод для личной терапии, а не для разборок с ним и поисков ответов на стороне.
 Но это кому что нравится!
Кино, театры и книги — это про страсти и разнообразие. Счастливая семейная жизнь «скучна» и предсказуема, чего о ней рассказывать-то?
Боже, как я хочу получить такой опыт!
Недавно я увидела в интернете цитату Курта Воннегута: «Мы появляемся на свет для того, чтобы помочь друг другу пережить эту самую жизнь, в чем бы там ни был ее смысл».
То есть каждый человек, входящий в нашу жизнь, по сути, ангел, и только наши мысли делают из него демона?
Сразу вспомнилась фраза: « Будь приветлив с каждым незнакомцем. Вдруг это переодетый ангел?».
Арсен буквально был прислан Богом мне в помощь. А я два года сопротивлялась.
Это моя привычная стратегия.
Анатолий так меня и называл: Сопротивлялка, потому как мое первое слово на какое-нибудь его авантюрное предложение было «нет!».
Сам он был записан у меня в телефонной книге Победителем, так как регулярно вел войну то со своим весом, то с окружающим миром. И всегда побеждал. Даже когда лечился по больницам, находил в этом что-то полезное для себя: то голодал для оздоровления организма, то книги свои продавал, то ко всем приставал с разговорами, чтобы собрать материал для новых рассказов. До самой смерти он нарочито бодро держался, не падал духом и искал повод пошутить над собой и другими. Его девиз при этом был: «Как хорошо, что все так плохо!».
Правда, везде медицинский персонал мечтал избавиться от беспокойного пациента, и я, подкупая всех шоколадками, старалась побыстрее забрать его домой, дабы спасти их от лишних хлопот: закрытых дверей и субординации для него не существовало.
В хосписе тоже жаловались на поведение Толи, и я планировала после курса капельниц все же его забрать. Не успела. Памперсы он носить отказался, смирно лежать в кровати тем более не хотел и не мог в силу темперамента и беспрестанно ходил. По дороге и упал. А через сутки умер.
Я помню только, как влетела в пустую палату, которая теперь почему-то стала в два раза меньше, и замерла перед пустой кроватью и сложенными на ней его вещами. Со мной рядом постоянно был кто-то из коллег, их руки ко мне прикасались, гладили, обнимали, никто ничего не говорил, просто были вокруг меня со всех сторон, создавая безопасный круг. Мы все знаем, что слов утешения в этот момент не существует, и показать свое сочувствие можем только присутствием рядом.
Забрав его вещи, я вышла на крыльцо, села на скамейку и позвонила Толиному сыну от первого брака — сообщить о смерти его отца. Совместных детей у нас не было.
Мимо проехала специальная черная машина, которая приезжала к нам каждый день забирать умерших. Провожая ее глазами, я подумала, что тело  мужа там.
Я встала и решила зайти в православный храм, который стоит рядом с хосписом. Оплатив все предложенные поминальные услуги, вышла на улицу и услышала в своей голове:
— Ты что, обалдела? Целых 500 рублёв отдала им! Ты же знаешь, как я к попам отношусь, — голос мужа звучал возмущенно.
Я обрадовалась:
— Шиманский, ты не умер?
Я оглянулась по сторонам. Мне ведь не показали его труп, и возникла надежда, что он жив каким-то чудом: сбежал, например, это было бы в его духе.
Но вокруг никого. Я подумала, что схожу с ума.
Рассказав эту историю приехавшему за мной Стасу, сыну Толи и почти моему ровеснику, я увидела, что тот не удивился.
— Это в его стиле, — ответил он бесстрастно и отвез меня домой. По лицу Стаса было непонятно, что с ним самим происходит, но разговор не продолжился. Каждый погрузился в собственную утрату.
— Трусы-то возьми! Как я без трусов-то в гробе буду лежать? — неожиданно снова слышу голос мужа в голове, когда на следующий день рассеянно собираю вещи, которые нужно привезти в морг, чтобы надеть на него для церемонии прощания.
Я не удивилась и не испугалась: вчера я его уже слышала.
Я складывала джинсы, рубашку, бандану, теперь еще и трусы в пакет с ощущением, что все происходящее — какая-то очередная его игра .
— А сапоги тебе надо? — спросила вслух. Три пары ковбойских шикарных сапог стояли в коридоре. Все они были на одно время года, межсезонье, но Анатолий носил их постоянно и только в самую жару менял на сандалии.
— Позор-то какой! — продолжал причитать голос мужа. — Я что, буду, как барышня кисейная, весь в кружевах лежать? Стыд-то какой! — я прямо телом ощущала, что он мечется по дому в отчаянии.
— Ну хорошо, —  сказала я вслух, — давай тогда накроем тебя американским флагом, будешь как президент лежать.
Флаги разных стран, привезенные из путешествий, висели дома в качестве ширмы: его комната была проходной, и Толя отгородил таким образом свое личное пространство. Мы всегда снимали жилье, состоявшее из нескольких комнат, даже мирились с удобствами во дворе, лишь бы отдельно спать: я и ложилась раньше, и вставала позже, а у него круглосуточно орал телевизор, радио, сам он при этом что-то смотрел по компьютеру либо громко разговаривал по телефону.
— Тоже мне, Цезарь!
— Умненькая ты какая у меня, а я и не додумался про флаг-то. Молодца! — голос мужа звучал довольно. Ощущение его присутствия исчезло.
Наверное, в морг побежал, контролер: никогда не доверял мне до конца сборы в дорогу, сам все перепроверял, зная, что я что-нибудь забуду обязательно. Интересно, что там слышат патологоанатомы?
Собрав необходимые вещи, я поехала в морг уже по второму разу: тремя месяцами ранее всю эту процедуру я проходила с похоронами мамы, там же.
В дверях меня ждал Стас.
Теперь мы вдвоем ходили по кабинетам, оформляли бумаги, бесконечно оплачивали разные похоронные услуги, деньги на которые муж предусмотрительно нам оставил. Одна из служащих, изображая на лице сочувствие, поинтересовалась, будем ли мы отпевать усопшего. Мы хором ответили: нет! Зная отношение отца к религии, Стас сказал, что тот-де был гражданином мира, почти буддистом, и мы его просто кремируем. О том, что он завещал нам, возвращаясь после последней химиотерапии, развеять прах с небоскреба, говорить не стали: эту проблему мы будем решать сами.
На церемонию прощания собрались немногочисленные друзья, а также соратники по перу из Союза писателей. Издав несколько книг о своих путешествиях, Анатолий примкнул к этой веселой мужской компании, которая и мне очень нравится.
Я достала принесенный с собой американский флаг, торжественно врученный Толе в Америке за его поездку «Из России с любовью и миром», которую он совершил на телеге, запряженной лошадью, от восточного до западного побережья, даже документ об этом есть. Он был первым человеком, который осилил такую длинную дорогу в одиночестве и не меняя лошадь. Потому и дали ему американцы прозвище «русский ковбой», которое приросло к нему навсегда.
Вся Америка рукоплескала тогда Толиному необычному миротворческому вояжу.
Этим-то заслуженным подарком и покрыла любимое тело, положив сверху мужнину знаменитую шляпу: только он один во всем городе так естественно смотрелся в ковбойском наряде, и если кто-то цеплялся к его американской бандане, легко переходил на английский язык, изображая непонимание, чтобы избежать скандала и в то же время оставаться верным своему стилю. А того, что в руках Анатолий всегда держал какой-нибудь журнал на русском языке, никто и не замечал в запальчивости.
Служащие морга, не моргнув глазом, помогли мне постелить необычное покрывало поверх стандартного и ушли в соседний зал, где началось отпевание другого усопшего, но слышимость была изрядная.
— Ну вот, — услышала снова ироничный голос мужа, — на халяву еще и отпоют!
Мне, как обычно, захотелось его одернуть:
— Веди себя прилично!
 На мгновение я подумала, что это розыгрыш, что он сейчас встанет и это шоу наконец-то прекратится. Но Толя смирно лежал, и на лице была вылеплена улыбка радости, такая же, как у мамы, будто их делал один мастер.
Мужчины стали вспоминать разные курьезные истории с его участием, и прощание оказалось неожиданно веселым, как и сам муж был при жизни: мастер провокаций и смеха.
«Жизнь — это игра!» — говорил он часто в моменты окончания адреналиновых ситуаций, которые создавал на каждом шагу.
— Ага, — обычно парировала я, — со смертельным исходом!
Когда все вышли, я долго гладила его по лицу, дергая по привычке то за ухо, то за щеку, но он при этом не засмеялся, как обычно.
И только холодная как лед кожа подтверждала, что шоу с его участием больше не будет.
Game over?
Пустота в доме, пронзительная тишина в пространстве, ощущение огромной дыры вокруг и внутри, как будто вырван кусок сердца. Теперь там постоянная ноющая боль. И хочется шагнуть вслед, но не понимаю, где туда вход.
Просыпаюсь и прислушиваюсь, по обыкновению, что происходит вокруг. Это единственное мгновение, когда боли нет. Это сейчас самое безмятежное время: первый момент пробуждения, когда можно сладко потянуться и медленно открыть глаза. Про смерть мужа я еще не вспомнила.
 Где-то на краю сознания, внутри меня, звучит его насмешливый голос:
— Неужели проснулась, моя спящая царевна? Уже все петухи пропели, да и я уже два раза позавтракать успел. Вставать-то собираешься?
И, радостный, он приносит мне кофе в постель на маленьком подносе.
Почему-то ему важно было увидеть меня только что проснувшейся и напоить свежесваренным кофе.
Я беру чашечку из его рук, Толя уходит в свою комнату, продолжает заниматься делами, а я чувствую себя абсолютно счастливой.
Воспоминания плывут перед глазами цветными картинками и увлекают меня в прошлое. Я отказываюсь принимать реальность, где его физически больше нет.
— Вставай, царевна! — говорю сама себе вслух и плетусь на кухню варить кофе. Он всегда у меня убегает и растекается по плите черными разводами. «Потом помою», — думаю я и тут же оглядываюсь: мой чистоплюй тотчас бы обратил на это внимание и уже нудел бы, чтобы я помыла плиту сразу.
Если бы был жив.
Ставлю чашку на поднос и несу обратно в кровать. Раздеваюсь и снова ложусь, сама себе вслух говорю, пытаясь повторить его интонацию: «Good morning, darling, что снилось?».
— Лучше бы не просыпалась, — отвечаю безрадостно сама себе, и тоска перехватывает горло.
Вспоминаю, что снился он и мы там, во сне, о чем-то говорили. Но сон растаял и не за что было уцепиться, чтобы вернуться и продолжить разговор.
— Как ты посмел умереть и оставить меня одну? — пара выпитых глотков не доставляет прежнего удовольствия, и слезы капают прямо в кружку.
— Вот жеж плакса-то! — слышу внутри себя насмешливый голос мужа.
Я так зла, что мне хочется его ударить.
«Как ты посмел умереть и оставить меня здесь одну?» — эта фраза будет звучать во мне еще много лет, до тех пор, пока я не осознаю, что он выбрал для своей смерти лучшее время: впереди был карантин, а последующие события Толю бы точно добили. И он бы умер в ненависти. А сейчас он умер в любви.
Но я об этом еще не знаю.
Слезы льются и безостановочно болит в груди. Хочется уснуть обратно, так как во сне смерти нет. Но не получается.
Придется вставать и заниматься какими-то делами. Они мне безразличны, но их рутинность отвлекает от произошедшего.
Выхожу из дома, он просто вытесняет меня из себя своей пустынностью. Брожу нашими дорогами, как будто надеюсь его встретить. Вглядываюсь в прохожих и вздрагиваю, если вижу мужчину, похожего на мужа, в шляпе или красной куртке. Мне кажется, что это он. Сердце замирает на мгновение и начинает бешено колотиться.
Он?!
Но проходит несколько секунд, и я понимаю, что обманулась. И так мечусь по улицам несколько часов.
Возвращаюсь уставшая и утыкаюсь лицом в его подушку. Неужели этот кошмар никогда не закончится?
— Я привезу тебе урну, — слышу голос Стаса в телефоне.
И тут же ощущаю всплеск энергий, который бывает с приходом Толи в дом.
— Ты где был? — спрашиваю вслух, уверенная, что он рядом.
— В Южной Америке, всю жизнь мечтал там побывать: такая джунглёвая красота! — с обычной щенячьей радостью сообщает он мне прямо в центр головы.
— Шляешься где-то, а я тут одна сижу, — возмущаюсь, но сердце радостно стучит, так как ощущаю его присутствие всем телом. Не вижу, но чувствую.
Смерти нет?
Ну и пусть я сошла с ума, думаю про себя, никто ведь этого не видит и не помешает мне жить так, как я хочу. На принесенную в дом урну я автоматически надеваю шляпу мужа и, не долго думая, рисую белой гуашью глаза, нос, рот и уши. Получившееся лицо похоже на Толю.
Мне становится легче дышать.
Ставлю это сооружение на окно рядом с пустым креслом мужа и сажусь напротив, на свое место. Сердце колотится, но постепенно приходит успокоение: я больше не буду искать мужа на улице — он дома!
Кошка запрыгивает на подоконник, обходит урну со всех сторон, усаживается рядом и смотрит на меня.
Она появилась в тот момент, когда муж уехал в очередной раз путешествовать, а я осталась одна в загородном доме. Мыши сразу повылезали из всех щелей, и срочно пришлось брать из приюта кошку, так как мышеловки я ставить не умела.
Узнав об этом, Анатолий стал возмущаться, что кошка привяжет нас к дому и мы не сможем свободно уезжать. «И вообще — или я, или она!» — заявил он тогда в запале, находясь на другом континенте.
— А ты уверен, что выберу именно тебя? — прошипела я в ответ. — Кошка не пьет, не матерится, не ходит по дому в сапогах и не шляется по планете.
Муж опешил. Его двухмесячное отсутствие сказалось на наших отношениях самым негативным образом: он купался там в океане и гулял с друзьями, а я тут топила дом углем и носила воду из колодца. Да и уехал накануне 8 Марта, поскольку протестовал против праздника, заставляющего всех мужчин раскошеливаться на цветы. Тем не менее, праздник у меня все равно состоялся. Из мести.
Через месяц после его отъезда хозяева попросили освободить дом.  Я позвонила Толе в Америку и сообщила, что надо куда-то переезжать.
Он опрометчиво сказал:
— Ты справишься сама. Или попроси кого-нибудь. Я хочу еще здесь побыть!
К счастью, я нашла два дома по соседству и с помощью друзей и родных перевезла и разделила вещи. Я справилась.
Приехав из аэропорта в новое жилье, где ему теперь пришлось жить одному, Анатолий долго и яростно негодовал по поводу моего самоуправства. И я подала на развод.
Его два месяца свободы стоили нам полгода скандалов. Получив свидетельство о разводе, я созналась про свою месть на 8 Марта и думала, что наша история на этом закончилась. Тем более, что он снял себе новое жилье на другом конце города.
Но нет.
Вскоре Толя приехал ко мне в гости и сказал, что забирает нас с кошкой жить к себе, так как мой домик летний, а у него зимний, на дворе уже середина ноября и мы тут попросту замерзнем. Я не стала сопротивляться, тем более что он был прав: следующее жилье я не искала. Он помог собрать вещи и перевез нас в свой теплый дом.
— Прости, что я оставил тебя одну, это я виноват во всем, я же мужик и несу ответственность за тебя, — сказал он, когда я отогрелась под его теплым одеялом.
— Это ты меня прости, — расплакалась на его плече, — я и не знала, что такая мстительная и упрямая.
С тех пор он брал меня в путешествия с собой, либо оставлял не больше чем на месяц и в хороших условиях.
Мало ли чего еще могу вытворить.
Тем не менее нашел где-то декоративные рога, повесил у себя в комнате и периодически, трогая макушку, невинно спрашивал:
— Посмотри, у меня тут что-нибудь растет?
Он умел устраивать комедию из любой трагедии.
Теперь, без штампа, мы были друг с другом по свободной воле и очень ценили наш новый союз.
Трехцветную красавицу Толя назвал Матильдой. Она везде ходила за нами хвостом и даже сопровождала в прогулках вдоль залива. Все переезды кошка переживала нервно: на каждом новом месте ей приходилось отстаивать свою территорию заново. Наблюдая, как она отчаянно дерется с соседскими котами, Толя, как на стадионе, кричал ей:
—Давай, Матильда, бей их, не сдавайся!
 И она побеждала. Бедняга.
Умерла она через два года после него, накануне моего переезда в городскую квартиру, которую я все же купила после смерти отца. Он прожил без мамы всего год. Так часто бывает у пар, которые долго прожили вместе: супруги умираю друг за другом.
Матильда как будто почувствовала, что потеряет свободу и не сможет больше по утрам уходить в лес на весь день по своим кошачьим делам. Она внезапно отказалась от еды и умерла через три дня, пока меня не было дома…
— Теперь мы будем жить так! — констатирую вслух и рассказываю хвостатой подружке в очередной раз о том, что произошло: о внезапной болезни Анатолия, о бесперспективном лечении, о смерти.
Я еще много раз буду рассказывать об этом другим людям, подробно просматривая заново последние месяцы и дни нашей совместной жизни. Каждое сказанное мужем слово впечаталось в мою память навеки. «Я люблю тебя, я обожаю тебя, ты самая преданная женщина в моей жизни» — эти его последние слова звучат во мне почти каждый день и дают смысл и завершенность нашей совместной беспокойной жизни.
По утрам я давно веду бумажный дневник, где записываю сны, события, переживания, планы и мысли. По привычке открываю чистый лист и неожиданно для себя начинаю писать письмо.
Ему.
Мне надо рассказать, что произошло со мной за это время, поскольку ежедневный многолетний диалог прервался и внутри накопилось множество невысказанных слов. Эмоции переполняют меня, ручка не успевает записывать этот поток слов, получается неразборчиво, но это неважно сейчас: я нашла способ общения с любимым, и мне от этого хорошо. Потом я пересела в кресло мужа, прочитала как будто Толиными глазами этот малопонятный текст и написала: «Иди умойся, darling, позвони своему сыну, пусть он тебе новую лампочку на кухне вкрутит. Love you. Я».
Я опешила. Действительно, свет на кухне не включался несколько дней, и я перенесла туда настольную лампу, решив таким способом эту проблему. Попросить о помощи мне в голову не пришло.
Оказывается, у меня внутри живет мужчина, который знает, что мне делать в этой жизни?
Я обрадовалась: контакт установлен! Теперь я могу в любой момент быть с Толей на связи. И наш традиционный застольный разговор я превратила в переписку, где сама себе стала поддержкой.
Еще один ритуал — совместные поездки на велосипеде на берег залива и разжигание костра — я тоже свято соблюдала. И в этом костре постепенно сжигала его бумаги.
Оба велосипеда стояли у стены дома, прислонившись друг к другу, и смотреть на это было невыносимо. Однажды я попросила соседей кому-нибудь их отдать. Мне на глаза они больше никогда не попадались, но не прошло и пары месяцев, как приятельница подарила мне новый. На нем я по-прежнему ездила по нашим местам, но уже полностью приняв свое одиночество.
С вещами мужа я расставалась очень медленно: что-то отдала в музей, шляпы и трость — в Союз писателей. Часть так и осталась со мной, дома. Только все рубашки и футболки сожгла сразу, понимая, что его запах просто сведет меня с ума, так как я его очень любила.
Психика за несколько недель понемногу стала привыкать к новому миру, и я даже с радостью отвечаю на звонок Толиного приятеля, который живет в Эстонии, и включаю видеосвязь. На мужчине надета знакомая рубашка: точно такую же Толя покупал в Таллине. У меня все взрывается внутри, я закрываю рот руками, пытаясь сдержать крик, и прекращаю разговор.
Этих «минных полей», где я буду «подрываться», окажется еще много: и праздники, и знакомые места, и общие друзья — все это будет долго вызывать неконтролируемые эмоции и слезы.
Позже, вернувшись снова на работу в хоспис и консультируя родственников умерших пациентов, я буду рассказывать им о предстоящем маршруте по «минному полю». И это знание будет давать им хоть небольшое, но облегчение.
Прожитый опыт подтвердил то, что было написано в книгах.
Но кто у нас добровольно читает книги о горевании, кроме специалистов? Пока все живы-здоровы, мы о смерти не задумываемся, а когда приходит беда — не до книжек, это уж точно. Смерть приходит в каждый дом рано или поздно, но встречаться с ней никто не готов.
Первые сорок дней я живу в письменном диалоге сама с собой. Я никого не хочу видеть, не хочу разговаривать на эту тему, грублю желающим оказать мне помощь. И маниакально соблюдаю наши ритуалы. Даже поездка на неделю к морю, организованная близкой подругой, не прерывает этот ежедневный диалог. Но я хотя бы чуть выдохнула.
На сороковой день приезжает Стас, забирает урну и говорит, что повезет развеивать прах над заливом, как завещал Толя. Я и ему говорю какие-то грубые слова и отказываюсь ехать смотреть этот ужас.
Дома оставаться невыносимо, и я иду в хоспис.
Угощаю персонал. Толю все хорошо знали: он заходил за мной забрать с работы, а то я могла остаться там до ночи, да и жил там перед смертью две недели — незабываемый пациент!
Они смотрят на меня с сочувствием и говорят, что ждут меня обратно, но я пока не готова.
Потом иду на наше любимое место, жгу символический костер, как дань памяти, далее — в храм кришнаитов, расположенный в километре от хосписа. Их настоятель когда-то держал сеть ресторанов в Нью-Йорке, а Толя работал санитарным инспектором. Там они и познакомились. И вот 20 лет спустя они встретились здесь, на берегу, и мы часто стали заходить к ним в гости.
Я нашла Виджая и сообщила, что Толя умер. Мы сели рядом, и я стала рассказывать о своем сумасшествии: о ежедневных письмах в обе стороны, о том, что слышу Толин голос в своей голове, о том, что каждый день ставлю на окно стакан со свежим молоком для его души, чтобы она набралась сил перед дальней дорогой.
Ну не к психиатру же мне было идти?
Молча выслушав мою исповедь, Виджай тихо, но твердо сказал:
 — Прекращай его кормить, отпусти, ему надо уходить.
Я замираю и смотрю в окно на заходящее октябрьское солнце, где последний яркий луч медленно исчезает в облаках. Пытаюсь его мысленно удержать: мне кажется, что это душа мужа уходит в безвозвратную темноту ночи.
— Тебе нужно вернуться на работу, — тот же голос ставит точку в моем созерцании и возвращает в реальность.
— Я туда не вернусь никогда! — взрываюсь. — Мне надоела бесконечная смерть! — я резко встаю и выхожу из храма.
Вернувшись в дом, все же убираю с подоконника молоко и пишу последнее письмо:
«Дорогой мой!
Я поживу еще здесь, у меня есть дела. Я приду к тебе позже».
И отвечаю сама себе:
«Конечно, darling.
 See you later!»
Делаю глубокий вдох и выдох.
Эта произнесенная вслух фраза освобождает мое сердце от сдавливания и разрешает жить дальше.
Я начинаю размышлять, какой мир мне построить на руинах прежней любви, что прорастить на выжженной почве, ведь моя жизнь все еще продолжается. И её надо прожить так, чтобы мои близкие, ушедшие на небо, могли радоваться за меня, ведь столько любви в меня вложено. Неужели это все завянет, если я предамся бесконечному гореванию?
— Не сдавайся! — слышу мамин голос. Она обладала очень сильным характером, в этом плане они с ковбоем были похожи: не раз вместе смело ходили на марши несогласных, в то время как мы с сестрой боялись за их антигосударственное поведение.
— Я постараюсь!
Пережив первые 40 дней после смерти Толи, я почувствовала небольшое облегчение: в хосписе опытные люди говорили, что следующее тяжкое время — это три месяца, потом Новый Год и годовщина.
То есть ближайшие полтора месяца я как будто бы не буду сильно страдать, понадеялась я. И правда, так и произошло, поскольку пригласили на конференцию в качестве лектора и надо было подготовить выступление.
«Мне надо читать лекции постоянно», — подумала я после мероприятия: в момент работы я совершенно забыла о своем горе. Но, по иронии судьбы, темы последующих выступлений были как раз про общение с родственниками пациентов. Такими же, какой была и я.
Это самая большая проблема персонала: как себя с ними вести, чтобы свести к минимуму конфликты, которые часто возникают у постели умирающего. Теперь-то я в этом профи!
Поскольку мне приходилось быть на работе и психологом и родственником в одном лице, я держалась как могла. И только в день смерти все же зашла к дежурному врачу, ногой открыв дверь ординаторской — выяснить, что же он такое вколол Толе на ночь, что тот умер. То есть, я назначила виноватым врача, как и многие другие.
Никто и никогда не признает, что у Смерти собственный график, и она приходит сама, когда посчитает нужным. Только в хосписе я впервые узнала, что люди могут относится к смерти как к божьей милости: её приход прекращал наконец-то невыносимые физические и душевные страдания. Она становилась спасением.
Никак не реагируя на мой выпад, доктор усадил меня на диван, сел рядом, налил чаю, понимая, что я не в себе. Он молчал, а я высказывала свою боль как обычная женщина.
Это был мой последний рабочий день тогда.
Первый Новый год без Анатолия приближался неминуемым шквалом отчаяния. В течение дня друзья и родные звонили меня поддержать, присылали смешные открытки, дочь приехала после работы, чтобы составить мне компанию.
И так несколько лет подряд: кто-нибудь приезжал на эту ночь побыть вместе со мной, пока моя память беспощадно показывала цветное и смешное кино нашей совместной жизни и прежних праздников и никак не могла угомониться.
Я уже привыкла к своему одиночеству, надежно обложившись вещами мужа, часть которых так никому и не отдала: книги, дневники путешествий и уцелевшие картины все время на моих глазах. Начиная с прихожей, где прибитая к стене металлическая голова лошади, добытая им неизвестно откуда, служит мне вешалкой для сумок.
Его любви мне хватит на всю оставшуюся жизнь — решила я для себя и просто жила.
 Разве так нельзя?
«Процесс горевания подошел к концу, когда человек способен думать об умершем без острой боли» — так пишут в книжках на эту тему, которую я изучила вдоль и поперек.
Описанные там особенности этого периода давали приблизительный маршрут пути слез, по которому шла моя психика.
Когда долго и близко общаешься с человеком, почти срастаешься с ним в единый организм, то разрыв ощущается как разрез по живому телу. Сначала глубокая рана кровоточит, причиняя физическую боль, потом постепенно затягивается и остается шрам. Как тело само по себе стремится к исцелению и жизни, так и психика.
Поэтому слезы в этот период необходимы, как вытекающая кровь из раны. И моя любимая книжка на эту тему так и называется: «Путь слез». Именно по ней я наблюдала за собой, удивляясь верности описанных состояний, которые сопровождают утрату. Это шок, ужас, апатия, неверие, безнадежность,  беспомощность, облегчение, бессилие, вина, растерянность, отчаяние, тоска, злость и любовь одновременно. В обычной жизни мне эти эмоции были не свойственны, и я впервые столкнулась с ними после потери мужа.
Я не могла их избежать либо перескочить, но я знала по книге, что когда-нибудь боль поутихнет, и в конце пути я обрету новую себя — хоть и со «шрамом», но живую.
Знаете такое понятие «кинцуги» («золотая заплатка»)? Это японское искусство, которое воспевает философию красоты несовершенства. Осколки разбитой посуды собирают заново и склеивают с помощью специального лака, смешанного с золотым порошком, тем самым выделяя и подсвечивая поврежденные части. Ценность посуды после этого увеличивается.
Так можно сказать и про людей: после того, как мы чувствуем, что привычная жизнь разбилась на осколки и какие-то её части утеряны навсегда — например, умер близкий человек, — то, как бы плохо нам ни было, мы постепенно начинаем собирать мир заново и становимся устойчивее. «Золотым клеем» в этом случае может стать любовь, работа, вера, творчество, благодарность, теплые воспоминания, помощь другим или что-то еще. Каждый находит свои смыслы жить дальше.
Нам хочется верить, что наши близкие уходят в лучший мир, они там продолжают жить среди наших предков, в раю или у Бога. Мы продолжаем их любить и благодарить, что они были с нами сколько могли. И нам хочется верить, что после смерти мы встретимся с ними вновь.
Так это или нет, точно никто не знает, но с этого момента мы обращаем взор в запредельное будущее и ищем смыслы дожить до него.
И происходит тотальная переоценка ценностей: на первый план выходят люди сами по себе. А не наши ожидания от них. Мы становимся другими, более терпимыми и милосердными. Неожиданно взрослеем и начинаем заботиться о других больше, чем делали это раньше, быстрее миримся и чаще благодарим.
«Смерть знакомит нас с любовью» — услышала я однажды в песне.
Любовью как бескорыстной отдачей, а не желанием что-то взять или получить взамен, как на торгах.
 Пока я проживала вместе с мужем его последние месяцы, с меня как стружка слетали все прежние претензии к нему и росла его ценность самого по себе.
— Кричи, ругайся, веди себя как хочешь. Только живи! — все время повторяла эту фразу, пытаясь вырвать его из очевидного движения в вечность.
Мне тогда казалось, что сила нашей любви может преодолеть болезнь, но только потом я поняла, что она просто разожгла мое сердце и уже полилась дальше, на жизнь в целом, на других людей и помогала им через меня пройти этот путь «до и после смерти».
Мои профессиональные знания никак не помогли проживать эту последнюю стадию любви, разве что предупредили, какие трудные процессы меня ждут впереди. И на том спасибо.
Муж и родители начали болеть одновременно, и я металась по городу между домами и больницами, движимая только двумя желаниями: помочь им чем смогу и упасть спать.
Первой умерла мама, совершенно неожиданно. Сначала она сломала ногу. Через пару месяцев попала в больницу, потому что голова потеряла устойчивость: просто падала набок, мышцы её почему-то не держали.
В день маминой госпитализации, пока мы ждали скорую, я сидела в кресле, наблюдала, как собака грызет кость, и нечаянно буркнула:
— Чтобы накормить одно животное, надо обязательно убить другое…
— В следующей жизни я стану вегетарианкой, — неожиданно отреагировала мама, которая с опаской относилась к моему новому типу питания.
Работая в хосписе с умирающими людьми, я потеряла желание есть плоть животных уже через год, буквально в один день.
— Какая ты у нас слабонервная, — удивлялись врачи с большим стажем работы и все время пытались меня накормить «нормальной» едой. Но мой организм соглашался есть только траву и овощи, хотя не отказывался от пирогов и сладкого. Я не осуждала мясоедов, я просто не могла это есть. Мама тоже переживала, что я «ничего не ем», поэтому ее внезапное желание последовать моему примеру выглядело странно.
Она была очень активной, всегда в хорошем настроении, спасала и лечила всех животных во дворе, помогала людям. Собиралась жить до ста лет — и никто в этом не сомневался.
Мама написала что-то на бумажке и положила ее в тумбочку. Впоследствии оказалось, что это завещание-напутствие нам с сестрой. Потом показала мне все счетчики в квартире, и я начала нервничать.
 — Зачем ты это делаешь? Ведь скоро вернешься!
— Наверное, нет, — ответила мама.
К тому времени Толя болел уже полгода, и мама с тревогой наблюдала, как мы ездим бесконечно по врачам и больницам. Да и отец в тот год тоже несколько раз попадал в стационар с сердцем.
 — Они как будто сговорились! — злилась я. Никто из них раньше почти не болел, заботиться пришлось впервые. Одновременно. И при этом ходить на работу в хоспис, где общение с тяжелобольными и их родственниками было моей главной обязанностью. На собственном опыте я стала лучше понимать их чувства и заботы. Оказывается, злость  тоже проявление любви, хоть и искаженное.
Положив маму в больницу, я привезла ей все необходимое из дома за несколько поездок, так как сразу не получилось. Выходя из палаты в последний день, я спросила:
 — Мам, я все для тебя сделала, как ты хотела?
— Да, дочь, все! Езжай домой, — улыбнулась она, укладывая в изголовье кровати очередную привезенную подушку. В ней был какой-то особый наполнитель, я в них не разбираюсь совсем.
— Мам, я тебя люблю, — сказала с облегчением, что угодила ей наконец-то.
— Я тебя тоже, — откликнулась мама.
Мы обнялись, и я уехала с чувством выполненного долга.
Проснувшись утром, я почувствовала бесконечную усталость, а надо было еще съездить за лекарствами, которые мама сама себе назначила, «волшебными», естественно. Медицине она не доверяла. Попробуй не привези.
Посмотрев на меня, Толя сказал:
— Мы тебя замучили совсем.
Он тоже с трудом согласился на медицинскую помощь и пытался лечиться голодовкой. Не помогло.
— Я справляюсь, все хорошо, сейчас посплю еще немного и поеду, — сказала вслух, а сама подумала: Господи, забери меня отсюда, я больше не могу!
И расплакалась от отчаяния: все мои усилия не добавляют им жизни, она медленно и верно уходит из них, как бы я не старалась ее удержать. Я видела и бессилие врачей перед надвигающейся смертью: они все знают наперед, но поддерживают веру в исцеление.
А что им остается делать?
Я снова провалилась в сон. Меня разбудил телефонный звонок :«Ваша мама умерла сегодня, в 11 часов утра».
Шок!
Сколько раз в хосписе я видела смерть других людей и «реанимировала» плачущих родственников, оказывая им посильную поддержку.
А сейчас это случилось со мной.
Муж спал, обессиленный очередной химиотерапией. На другом конце города меня ждал больной отец, оставленный на день под присмотр соседей. Надо собираться и ехать к нему. Хорошо, что сегодня выходной, и я это услышала не на работе.
Звоню сестре, говорю убийственные слова. И взрываюсь слезами. Анна совсем недавно приезжала в гости к родителям помочь с ремонтом и купила им стиральную машину. Встретившись, мы с ней тогда весело спели детскую песенку" Мама-первое слово, главное слово в каждой судьбе. Мама жизнь подарила, мир подарила мне и тебе" В детстве мы часто устраивали концерты для родителей: я играла на пианино, а сестра пела и танцевала. Кто бы мог подумать, что именно эта песня оказалась прощальной.

Дальше провал в памяти. Помню, как мы с Анютой стоим у пустой кровати в больнице, потом вижу маму в морге. Она улыбается. Снится счастливой и танцующей на балу.
Позже я стала думать, что ту мою отчаянную просьбу «Господи, забери меня отсюда!» услышала именно мама. И умерла из любви, чтобы облегчить мне жизнь.
Мама — главный ангел в нашей жизни. Я об этом узнала только после ее смерти.
Она не хотела быть кому-то обузой, справлялась сама до последнего. И очень нас любила.
После её похорон Толя сказал:
— Ну вот, у тебя наконец-то будет свое жилье, — подразумевая, что родительская квартира останется нам с сестрой в наследство, и мне больше не придется скитаться по съемным домам. Потому как от первого мужа я ушла в никуда.
 — Мы по-прежнему будем снимать дом, — отчеканила я.
В моих планах была наша дальнейшая совместная жизнь, хотя он уже почти не ходил и понимал, к чему все идет.
Только я этого признавать не хотела.
Привыкнув к загородной жизни, я и представить не могла, что вернусь когда-нибудь в городской муравейник. У Анатолия хоть и была маленькая квартира под Калининградом, но мы туда переезжать не спешили: тесно и скучно после Питера.
После маминой смерти сестра забрала отца жить к себе в другой город. Все мое время теперь было посвящено любимому мужчине.
Он попросился в хоспис, поскольку уже не мог спускаться по ступенькам со второго этажа дома, где мы снимали очередную квартиру. За окном стояло теплое лето и Толе очень хотелось выйти на улицу. Благо, свободные места были, и мужа разместили в одноместной палате со всеми удобствами под рукой. Стационар находится на первом этаже здания и пациенты могут выходить гулять на улицу сами или в сопровождении персонала. Тем более, что до берега моря десять минут ходьбы. Такие прогулки-просто праздник для больных людей, родственники которых постоянно заняты работой и могут приходить только в выходные дни.
 Однажды, обходя палаты и спрашивая больных об их нуждах, я услышала от одного пациента: «Я так хочу прикоснуться к живому листику дерева!» Здоровому, ходячему на своих ногах человеку никогда и в голову не придет, что соприкосновение с природой может быть огромной ценностью, особенно на краю смерти. Зная это, я и согласилась на переезд мужа в хоспис, несмотря на осуждение окружающих. Родственники часто затягивают госпитализацию своих близких именно из-за страха общественного мнения. И несут непосильные заботы о пациенте на себе, пока не выдыхаются совсем. В хосписе же больные окружены профессиональной заботой многих людей и журнал отзывов пополняется каждый день письмами благодарности сотрудникам от родственников.

 Кто бы знал заранее, что именно здесь мы проведем последние дни и часы вместе с любимым мужчиной?

Заселившись в палату, Толя был рад оказаться снова среди множества людей, с которыми можно поговорить. К тому же освободился от моей  круглосуточной опеки, которая его душила: он привык быть свободным и сам принимать решения о том, что ему делать и как жить на белом свете. Да и я немного выдохнула: ночью за ним присмотрят медсестры и я смогу выспаться наконец-то.
Август в тот год выдался теплый, тягуче-медовый, и время как будто растягивалось по каплям-секундам. Я привозила его в коляске на берег залива  и мы молча разглядывали морской горизонт, устроившись рядом на песке. Внутренне я проживала ощущение невероятной близости между нами. Казалось, что вот-вот поднимется облачный занавес, отделяющий нас от неба, и мы войдем туда вдвоем.
Однажды коляска застряла колесами в песке, я сделала усилие и разрыдалась.
 — Ты чего? — забеспокоился муж. — Давай я встану и попробую пройти сам, тебе же тяжело.
— Да не в этом дело, — заговорила я, обливаясь слезами. — Прости меня, прости, пожалуйста, я так много тебе крови попортила своим характером, как ты меня только терпел столько лет?
Он улыбнулся.
— Ты только такая и нужна была мне. Противоположность во всем. Иначе было бы неинтересно, если бы ты соглашалась со мной. Я бы сразу сбежал.
Он терпеть не мог сослагательное наклонение «если бы да кабы», и в его речи никаких слов-паразитов я никогда не слышала. Сейчас это звучало убедительно.
Но мне больше не хотелось противоположности, а только единства.
Так бывает?
Чувство вины, мучившее меня в последнее время, чуть отпустило.
— Тогда я тоже тебе прощаю все прошлое, настоящее и будущее. Веди себя как хочешь. Я все равно буду тебя любить, — хлюпая носом, заявила я почти угрожающе.
— Ну, так неинтересно, — рассмеялся он, — что делать-то тогда будем, если ты перестанешь меня пилить?
«Пилорама»-одно из имен, которыми он меня торжественно называл, как и Немезидой, Афродитой и прочими выразительными именами. Богиней я была для него во всем.
На следующий день мы собирались праздновать его день рождения, но ночью муж упал. Прощенный мною во всех временах.
Стоя у его постели вместе с лечащим доктором, я впервые видела Толю спящим среди дня.
— Я назначила ему укол, спать он будет долго, — сказала доктор. — Он ничего не сломал, но сильно ударился об пол. Ходить он больше не сможет, слишком слаб.
Война против памперса, похоже, закончилась. Победа оказалась сокрушительной.
— Молись, чтобы он умер, — тихо продолжила она, — если он проснется и увидит, что не может больше ходить, то сойдет с ума. Такие, как он, сопротивляются до конца.
Бойцовский характер мужа мне был хорошо известен. Когда он «сбил» на велосипеде мерседес, то получил травмы всего тела. В больнице, куда я примчалась после Толиного звонка, врачи набросились на меня, что он не подчиняется и не хочет госпитализироваться, хотя у него наверняка сотрясение мозга. Голова была перебинтована, как и руки-ноги. Оценив обстановку, я поняла: безопаснее для всех будет забрать мужа домой под свою ответственность, так как он орал во весь голос медикам в ответ, что абсолютно здоров, и пытался снять бинты.
Я молча подписала тогда бумаги и помогла ему сесть в машину. Всю дорогу домой, не выдерживая моего молчания, Анатолий утверждал, что у него ничего не болит и он может ходить своими ногами. Шок у человека, понятно же.
Ночью я проснулась от странного звука: Толя пилой разрезал гипс на ноге. Сказать мне ему было нечего, поскольку я сама была еще там же — в шоке.
Утром я отвезла Толю в травмпункт, так как из больницы дали туда направление. Хирург тоже вылетела из кабинета в коридор, размахивая перед моим носом рентгеновскими снимками.
— У него трещины в ноге и руке! Он должен носить гипс! Наденьте на него хотя бы лонгеты! — она почти кричала.
Я продолжала молчать. Муж, встретившись со мной взглядом, понял, что переборщил, и согласился на лонгеты. Но лежать отказался и продолжал ходить. По лицу было видно, что ему больно, однако он героически переносил свою боль. Я никак это не комментировала, хотя и злилась.
В то время он только что устроился на работу в дом отдыха союза писателей в Комарово, чтобы мы летом жили на заливе. Море мы любили оба. И, не проработав и двух недель, попал в аварию, выехав на проезжую часть на велосипеде.
Адреналин ему был жизненно необходим.
Поэтому Толя снял гипс и продолжал работать. Дворником, кстати. Имея два высших образования: Ленинградского и Колумбийского университетов, а также кандидатскую диссертацию по биологии, по которой до сих пор учатся студенты. Но познание самого себя в разных жизненных ситуациях было его страстью. Снимать жилье в другом месте, без экспериментов над телом и своей гордыней он отказался. Скучно.
С моей легкой руки муж несколько лет назад даже заделался художником, и выставка его работ уже через год прошла в известной галерее города, хотя рисовать он изначально не умел. Картины раскупили.
Теперича он решил побыть дворником.
Разве на такого можно повлиять?
Директор дома отдыха зарабатывал еще и тем, что разрешал на территории ночные «шашлыки» посторонним людям. Я вежливо сделала им замечание за громкую музыку в полночь. Утром начальник набросился на Толю за то, что я позволяю себе недовольство. Ему нравилась власть над таким необычным подчиненным.
Анатолий же, ранее работавший инспектором ресторанов Нью-Йорка, заступился за меня и сказал, что ночью никто не должен орать. И вообще, на кухне антисанитарные условия. Начальник начал угрожать увольнением, а мой герой отправил в прокуратуру заявление о нарушении санитарии и пожарной безопасности. Профессиональные навыки не пропьешь. Дом отдыха после проверки закрыли.
Карьера дворника, к счастью, на этом закончилась, и мы переехали жить в Лахту.
— Я никому не позволю тебя обижать, — сказал муж тогда.
За год до этого он упал с недоделанного балкона второго этажа загородного дома, где мы жили. Ночью к нам пытались через него залезть воры несмотря на то, что мы оба были дома. Причем два раза подряд. Наш дом стоял на краю садоводства и граничил с лесом. Толя выскакивал за ними следом, но где там — злоумышленники мгновенно растворялись в темноте.
Мой защитник решил отпилить балку, чтобы воры не могли залезть вновь, но не удержал равновесие и свалился вниз. Он кое-как дополз до телефона и позвонил мне сказать, что живой, но, вероятно, поедет в больницу. Мы созванивались обычно несколько раз в день и сообщали друг другу о наших делах и маршрутах, так как у каждого была своя орбита движения. Обо всех приключениях Толя докладывал мне сразу.
Я вызвала ему «скорую» и помчалась домой, проклиная воров. Водитель машины, которая меня подобрала, показался мне подозрительным, но я уже села на переднее сидение.
— Пожалуйста, побыстрее, — попросила я и объяснила ситуацию. Мы ехали довольно быстро, и увидев «скорую», отъезжающую от нашего дома, я спросила напоследок водителя, чем он занимается. Он спокойно ответил:
— Я вор.
— Спасибо, — ответила ему, сунула деньги и пересела в карету скорой помощи. Ну что тут скажешь?
Толя не удивился моему появлению и сказал, чтобы я спокойно ночевала дома, туда теперь никто не залезет. И поехал в больницу.
Там ему поставили диагноз: перелом шейки бедра.
Мне все сочувствовали и говорили, что он надолго останется лежачим. Возможно, навсегда. Рассказывали кучу подобных случаев.
«Нет, это невозможно!» — решили мы оба и начали обзванивать друзей, коих у нас было предостаточно. Толя мужественно переносил свою неподвижность и отказался от еды, дабы не пользоваться памперсом. Голодать он любил по 10-20-40 дней, и это меня не удивило: я уже привыкла к таким ежегодным оздоровительным аттракционам.
Всю больничную еду муж скармливал соседям по палате и только пил воду. От врачей скрывал, я тоже молчала. Я всегда была на его стороне, что бы он ни делал. В своей жизни он всегда был прав, даже если мне это не нравилось совсем.
«Помощь друга» вскоре нашлась, операцию мужу сделали бесплатно, так что через три недели после падения он встал на ноги. Счастливчик!
— Я теперь киборг, — смеялся Анатолий. И начал выходить из голодовки, поскольку до туалета теперь мог добраться сам. Дома друзья из Союза писателей оборудовали ему высокую кровать. Муж стал разрабатывать ногу, упорно преодолевая боль. Уже через полгода мой герой снова бегал вверх по эскалатору, и лишь звон металлоискателя в аэропорту напоминал про его травму.
«Per aspera ad astra! Через тернии к звездам!» — был его жизненный девиз.
Тернии он находил с большим успехом.
Звезды были впереди…
Стоя теперь рядом с доктором и вспоминая его былые «подвиги», я поняла, что она права.
Врач вышла из палаты, а я осталась. Муж спал, лежа на спине, а я села рядом на стул и до ночи безотрывно смотрела на прежде мускулистое любимое тело, теперь исхудавшее и одетое в больничную рубашку с мелким рисунком. Хорошо, что он этого не видит. Казенную одежду он терпеть не мог и круглогодично ходил в своем ковбойском наряде.
Шляпа и трость тоже были с ним в палате.
Руки лежали на животе, с переплетенными пальцами. Это была его любимая поза. Раньше я любила лежать у него под крылом, и он, обняв меня одной рукой, все равно сцеплял пальцы. Мы часто переезжали с места на место, то по своей воле, то по воле хозяев жилья, но ощущение дома было только в его объятиях. Он любил повторять:
 — Важно, не где ты живешь, а с кем. Ты моя Нирвана, и я счастлив с тобой.
Он, похоже, пытался себя оправдать, почему не вернулся обратно в Америку, которую очень любил. Я ехать туда отказалась наотрез. И Толя остался со мной в Питере.
Может, затем, чтобы умереть на моих любящих руках?
Придумать я теперь могу любую версию, тем более что воображение у меня богатое.
Я вспоминала в подробностях нашу яркую жизнь и благодарила мужа за все, что он сделал для меня. Я пыталась его отпустить и даже мысленно говорила с его мамой, умершей за полгода до нашего знакомства, чтобы она забрала его к себе. Я видела свекровь только на фотографии и иногда жаловалась ей на мужа, но она, похоже, тоже никогда не имела на него влияния. Она просто его любила таким, какой есть. Как и я.
Я прощалась, но была уверена, что на следующий день он откроет глаза и мы еще сможем поговорить и посмеяться.
Но нет.
На следующий день — звонок с утра и голос врача:
— Алена. Все.
Свой день рождения он проспал как младенец и умер во сне. Непобежденным.

Глава 3

Тираж  последней книги Анатолия лежал дома, и я его потихоньку раздавала в подарок на протяжении восьми лет. Оставшиеся экземпляры неожиданно стали тяготить. Однажды вечером я решила вынести их в благотворительный ящик. Прямо сейчас.

У вас так бывает, что решение и действие следуют друг за другом незамедлительно и в самое неподходящее для этого время? 

Я нашла в доме скотч и стала торопливо обматывать им книги, чтобы не передумать. Зазвонил телефон. Это был Арсен.

— Что делаешь? — спросил он.

Этих двух слов оказалось достаточно, чтобы разрыдаться.

— Подвиг совершаю. Отрываю от сердца Толины книги, а то так и помру вместе с ними. Надо отдать их людям, пусть читают.

 После небольшой паузы он сказал:

— Я сейчас приеду.

Когда Арсен через полчаса вошел в дом, я уже сложила книги стопкой у двери. Мы взяли  упаковки в четыре руки и понесли к его машине. Я, всхлипывая, стала объяснять, как нам доехать до благотворительного ящика, но он меня остановил:

— Не беспокойся, я сам их пристрою.

 Сложив книги в  багажник, он закрыл его как дверь в прошлое.


Так  просто?


Мы вернулись в квартиру, где сияли пустотой освободившиеся полки и сели пить чай за стол, отремонтированный им недавно.

  Он всегда садится на мой стул, на котором я обычно консультирую, мне же достается клиентский. Я без слов  уступаю ему свой трон( он об этом и не знает), но для меня разница в ощущениях непередаваемая. С клиентского стула восприятие собеседника, как всемогущего Бога.

Вот и  сейчас я смотрела на мужчину, как на Спасителя и выливала на него свои эмоции, связанные с умершим мужем.

 Головой я понимала, что любовнику не надо знать мое прошлое, но поток уже было не остановить. Он молча все выслушал, дождался пока я успокоюсь и уехал в ночь домой.

  Мужчина и любовник, чаще всего, это разные люди, различающиеся между собой степенью ответственности. Сегодня я увидела их двоих в одном и почувствовала, что начинаю воспринимать Арсена по - другому, более близким человеком, чем просто гормональным партнером.
 Женщинами рождаются, а мужчинами становятся , когда начинают брать ответственность не только за себя, но и за других. А любовник - только для физических утех без обязательств.

Разве нет?

 Еще не пережитая до конца утрата завопила внутри: не сближайся, это опасно, он тоже умрёт или уйдет к другой и ты опять будешь страдать.

 То, что я сама могу умереть первой, мне в голову в ответ не пришло, да и почему я должна обязательно страдать после его ухода?

 Все, что ни делается-к лучшему!

Свободное же место в квартире, как и в жизни, требовало нового наполнения.

 Господи, какие у тебя  планы на мою дальнейшую жизнь?-мысленно поинтересовалась я у Создателя, так как своих идей у меня не было.

 Стоит только правильно и вовремя задать вопрос, как ответ приходит в виде непредвиденных событий.

 Надо сказать, что осень у меня ассоциируется не только с шуршащим золотом листьев под ногами, но и  с поездкой на теплое море. Это была ежегодная традиция , заведенная еще с Толей.
 До встречи со мной он успел " помыть ноги" почти во всех океанах, но загадочное Эгейское море и древняя Греция, воспетые в поэмах Гомера , которые он прочитал полностью, манили его всегда. Он и себя часто называл Одиссеем, за свои хронические ежегодные побеги в Америку, просторы которой он очень любил.

 Меня же многочасовой перелет через океан не прельщал и однажды я попросила в подарок на свой день рождения совместную поездку в страну, где родилась Елена Прекрасная( Троянская) из-за которой там, согласно мифу, началась война. Он легко включился в эту затею, поскольку это было и его мечтой . 

 Для первого путешествия мы выбрали небольшой остров Кос, на котором родился Гиппократ. Эгейское море покорило меня своей прозрачностью, неторопливостью и необыкновенно насыщенным синим цветом.  Мы с рассветом приходили на берег и я буквально растворялась в его воде, заплывая далеко от берега, на котором меня ждал Толя, не сводя глаз.
Взгляд у него был особенный: проницательный, с непрерывным потоком интереса  ко всему окружающему, веселый и добрый. Оторваться от него было невозможно. Я и сейчас люблю смотреть в его глаза на фото, когда мне грустно: оптимизм оттуда льется водопадом.

Мы оба влюбились в Грецию и  ежегодно стали туда летать, погружаясь не только в  чистую воду , но и в исторические сюжеты, которые с юмором рассказывал мой дюже образованный спутник. Два университета, Ленинградский и Колумбийский были закончены не зря.

   После его смерти , морская традиция продолжала организовываться   сама  по себе самым неожиданным для меня образом, давая мне в попутчики хороших людей. Я побывала и на Средиземном, и на Черном и на Каспийском морях , с удовольствием слушала местных экскурсоводов и терзала их вопросами, научившись этому у мужа.

У вас так бывает, что обнаруживаете в себе привычки любимых людей, которые  раньше не одобряли ?

 Во мне они неожиданно стали проявляться и возникло чувство, что Толя продолжает жить и познавать этот мир через меня дальше.

На этот раз я подспудно надеялась, что на море мы поедем вдвоем с Арсеном, хотя он предпочитал купаться в горных прохладных реках , но в его жизни друг за другом последовали неприятные  события и он занялся решением своих проблем.

 В назначенный для встречи  день он не приехал, телефон оказался отключен и я вскоре запаниковала.

Он относится к категории мужчин, которые не посвящают женщин в свои дела и предпочитают справляться с ними самостоятельно, полностью полагаясь только на себя.
Слушая мои рассказы о том, что ко мне на консультации иногда приходят мужчины для решения своих жизненных задач, он скептически улыбался, показывая этим, что они -слабаки, раз пришли за помощью к женщине.

 Психологов он считал шарлатанами и сильно удивлялся потоку моих клиентов и особенно стоимости моей консультации. На его лице одна за другой проявлялись вполне читаемые эмоции по этому поводу, среди которых ни радости ни восхищения я не наблюдала.

В его менталитет такое не укладывалось совсем!
 
В отличие от него, Анатолий гордился тем, что жена у него-сказочница( ключевое слово-жена!) и помогает людям становиться счастливее. Благодаря его активной рекламе, я часто работала со своей песочницей в разных галереях города, снималась в телевизионных сюжетах и консультировала всех его друзей. Он активно пополнял  коллекцию фигурок для моей песочной сказкотерапии и привозил их в качестве главного заокеанского подарка.

 Моя работа в хосписе его хоть и откровенно пугала, но он мужественно принимал на грудь мои слезы и расспрашивал обо всем, что там происходило.

 Мужья и жены сотрудников хосписа просто героические люди, вовлеченные туда не по своей воле, как мы, а по любви к своим супругам. Но благодарность и почет достается в основном тем, кто работает, а не тем, кто в тылу поддерживает моральный дух. Только благодаря поддержке мужа я согласилась на эту работу и продержалась там столько, сколько смогла.

Требовать уважение Арсена к своей профессии я не стала, просто однажды тихо прошипела в ответ на его очередное ироничное замечание в мой адрес:
 
-Не смей меня обесценивать!

Он оторопел.

По профессии Арсен инженер, занимается на работе ремонтом сломавшихся конвейеров и я  назвала его Повелителем Роботов, так как он единственный специалист на заводе, кто разбирается в этих сложных заграничных аппаратах, оставшихся сейчас без  техподдержки производителей.

Я им искренне восхищалась!

 К человеческим душам тоже нет инструкции и они тоже " ломаются" , но моя работа по их починке почему-то не вызывала у него ответного одобрения.

 Ну и ладно! Мне вполне достаточно благодарности и отзывов клиентов.

Тему  моей профессии мы перестали обсуждать, есть много чего другого, чем можно заняться вдвоем. С удовольствием.

  Обычно мы встречались у моего подъезда и шли в магазин: он не мог с пустыми руками войти в дом. И даже если я категорически отказывалась от пополнения холодильника продуктами, которых с появлением Арсена стало слишком много, то он настаивал, чтобы я взяла хотя бы шоколадку.

 Заходя в квартиру он сразу просил кофе. Несколько чашек в день-его норма. Сначала я варила ему кофе в турке ,как себе, но потом предложила растворимый-не стоять же мне у плиты через каждый час!

 Как раз в шкафу оказалась пачка его любимого сорта и я стала разводить в кипятке этот порошок, удивляясь, как можно это называть кофе и тем более пить. Но ему нравился этот напиток.

 О вкусах не спорят.

 На столе всегда были купленные им фрукты и он любил их красиво чистить и резать.

 Эстет!

Однажды, нарезая для меня арбуз, он иронично и грустно сказал:

 -Ты выиграла джекпот.

- Когда это я успела?-удивилась в ответ.

Он положил нож на стол и начал перечислять свои текущие  проблемы,  только фактами, без подробностей и эмоциональных комментариев по их поводу. Спокойно выслушав и быстро сравнив в голове с тем, что мне уже пришлось пережить ранее с ковбоем, я облегченно выдохнула:

-И только- то? Ты и правда джекпот!

Представить себе мужчину, который бы не имел проблем, трудно, но мужчину, который бы  их с увлечением еще и  собирал, причем, каждый день, был мне хорошо знаком и переплюнуть его в этом вряд ли кто сможет.



-Все, что ты рассказал- лишь временные трудности, это чинится, это не смертельно.

В моей голове не к месту всплыла картинка из хосписа: вечером я собираюсь наконец-то уйти  домой и прощаюсь с администратором, но  вижу, что к нам торопливо идет по коридору  молодой мужчина. Горло у него перевязано бинтами, которые намокают кровью, в руках ноутбук. Он подходит к нам, говорить не может, но явно что- то просит, выражая эмоцию всем телом. Я даю ему ручку и бумагу и он пишет: " интернет ".

Беспроводной интернет, как и мобильная связь в целом, и правда в нашем заведении работать не хотят.

  В глазах мужчины мольба. Я снимаю пальто и мы с администратором срочно обустраиваем перевозбужденному пациенту место недалеко от входа в хоспис, там, где интернет "ловит".
 Благо, посетителей уже нет, а то напугались бы, увидев его бинты.

Вида крови я не выношу, поэтому смотрю мужчине только в глаза, помогая ему подключить провода.

Прибежавшая медсестра, " потерявшая " этого пациента, прошептала мне на ухо, что с момента недавней госпитализации он не отрывается от компьютера, так как деньги зарабатывает дистанционно и мало обращает внимание на свое состояние, перевязки и другие процедуры.

 Когда все у него заработало, лицо засияло счастливой улыбкой и он повернул голову ко мне.

 Благодарные взгляды людей, чьи последние желания мне удалось выполнить,  периодически и не к месту всплывают в моей памяти, но я их быстро смахиваю, поскольку дальше стремительно наступала их смерть.

 Слава богу, не в мое присутствие, но к опустевшим  кроватям я всегда приходила попрощаться, помогая иногда родственникам собирать вещи и рассказывала что-нибудь хорошее об их близком человеке, с судьбой которого соприкоснулась и я.

 Больные часто бывают откровенны перед смертью, а родственники -после, но их тайнами я ни с кем не делилась, а старалась стереть из памяти сразу, как школьную доску от мела.



Мое внимание вернулось к Арсену. Он отрешенно смотрел в окно.

 
- Я тебя люблю и ты мне нужен любой,-прервала я молчание и это было правдой.

 

Никакой корысти в этих отношениях у меня не было: и квартира своя есть, и деньги сама зарабатываю. Пусть все это было в небольших размерах, но я не жаловалась и всем была довольна: уже то, что я утром могу вставать со своей кровати сама и идти куда хочу - великое благо.

Рядом с  этим спокойным мужчиной я чувствовала абсолютную безмятежность и мне этого было достаточно.

 Но за моими плечами были потеря близких людей и годы работы в  хосписе, а у Арсена -активная жизнь, непрерывный успех у женщин и богатство. Сравнение было в разных категориях.

Он ничего не ответил на моё признание и я предложила ему сделать массаж.

 Вот это он всегда с радостью!

 У мужчин обычно зажаты плечи, шея и скулы, они все время как будто находятся в боксерской стойке, ожидая от мира удар и готовые на него ответить.

Я включила музыку и мои руки, соскучившиеся по роялю, заиграли по его телу, как на всех музыкальных инструментах сразу. Удовольствие мы получили обоюдное.

Одна из моих приятельниц подарила мне электронное пианино и его надо было только от нее забрать и  перевезти домой. Я была в предвкушении счастья и сказала об этом Арсену.

Глаза у него загорелись: Я сам перевезу!

 Я тут же пожаловалась на плохо работающий компьютер.

- Я куплю тебе новый!-уверенно откликнулся он.

 Этих его "куплю" и " сделаю"  накопились уже великое множество. И когда он только собирается выполнять свои обещания?

 Через неделю после пропажи Арсена  только Бог знает, какие дурные мысли и чувства во мне поднялись и я  записалась на психотерапию.

 А то как же я без неё смогла бы выбраться из внутреннего ада, куда  так легко провалилась?

Тот, кого оставляли мужчины, хорошо меня поймут: в таких случаях внутри поднимаются самые разрушительные и болезненные чувства. Ревность, обида, злость, страх, сожаление скопом запели своей Реквием по мечте, который звучал с утра до вечера на все голоса, да и текст, сами знаете, какой: ни одного доброго слова. Ни жить, ни работать в таком состоянии невозможно.
 

Психологи  меня " проработали"  за пару недель интенсивной терапии, помогли почистить " авгиевы конюшни" моей души и я решила  не дергать взрослого мужчину своими паническими звонками и сообщениями, а оставить в покое , так как в сети он все же мелькал, а, значит, живой.

 И это главное.

Вот так результат!

Отпустив ситуацию на волю Создателя , я поехала в гости к сестре в другой город, у которой тоже желанная поездка в дальние края неожиданно отменилась.
 
Вот так совпадение!

Мы договорились прожить две недели ее отпуска вместе, тем более, что у нее родилась внучка и побыть бабушками нам было только в радость. Наша Василиса Прекрасная была всегда бодра и весела, а из ее глаз  лилась та самая безусловная любовь, которую приносят в этот мир только маленькие дети. Мы наслаждались этим комочком радости и с большим желанием проводили с ней время, пока ее родители отсыпались или занимались своими делами.

 Но мечта о море плавала по квартире и однажды вечером мы приняли решение : лететь!

 Перебрав возможные варианты, мы с Анной купили билеты в Сочи и умчались к желанному морю впервые в жизни вдвоем. Как будто заразившись счастьем бытия от внучки, мы проживали его хоть и не так импульсивно, но глубоко.

 Отпускники знают это состояние, когда утром ты не в офисе, а на пляже.

Погода была идеальной и , накупавшись вдосталь, мы вернулись по домам отдохнувшими и довольными, загадывая следующую счастливую поездку к морю уже с внучкой.

 Отпуск состоялся!

Морская традиция и на этот раз сама себя организовала самым наилучшим образом и в самой лучшей компании: с родной сестрой.

 И оказалось, что исчезновение  Арсена, погрузившегося в решение своих мужских задач, оказалось для меня благом: оно дало время пережить счастливое состояние с другими людьми и в другом месте.

 Я же знаю, что всё-к лучшему!

- И даже если он больше не появится в моей жизни,-утешала я себя после пропажи любимого мужчины, - я буду ему всегда благодарна. Особенно за пробудившееся вновь радостное сердцебиение и чувство любви. Это было главным  подарком нашей встречи.

Психотерапия стерла все претензии к Арсену и душа моя снова стала чиста и наполнена любовью и благодарностью ко всем людям и обстоятельствам, которые меня окружают.

 Надо чаще смотреть в глаза младенцев-заразиться безусловной любовью можно только от них!

Тем не менее, я наконец-то приняла решение, что пробный сексуальный период общения с мужчинами пора прекращать, а выходить замуж со взаимно взятыми посильными обязательствами .  По старинке.

Тем более, что мой восточный гость как-то обмолвился, что женщины после связи с ним удачно выходят замуж. Это произошло, когда у него звякнул в моем присутствии  телефон:  пришли свадебные фотографии предыдущей его любовницы.

-Хочешь посмотреть?-спросил он меня.

- Ни в коем разе!-отодвинулась я на другой конец постели.

Он положил телефон обратно на столик.

-Зачем она прислала мне фото?-повернувшись ко мне, спросил он с удивлением.

-Значит, вы еще не закончили отношения, у нее остались  чувства к тебе. Так бывает.


 В воздухе повисла пауза, я встала и оделась, близости расхотелось.

-Сделай мне кофе, пожалуйста, - попросил он, потянувшись за мной следом.

  Я не люблю задавать вопросы, потому что не знаю, что буду делать с ответами.

 Но на этот раз   не удержалась и спросила:

-Ты сам ушел или она тебя выгнала?

-Сам.

-То есть ты убегаешь от женщин, как сказочный Колобок? -он улыбнулся на мое сравнение и утвердительно кивнул.

-А когда ты укатишься от меня? Я хотела бы знать заранее,  - вопрос был запредельно смелым .

- Что ты такое говоришь???-он крепко обнял меня, как будто и правда собирался быть со мной вечность.

Прозвучало это с таким же воодушевлением, как " куплю и сделаю"....

  Затянувшееся на два месяца молчание Арсена было красноречивым  ответом на мой вопрос про расставание. Мужчина начинает отношения, он же их и заканчивает, как может, решение всегда принимает он и выяснять причины бессмысленно: в своей жизни он абсолютно прав.
 
 Разве нет?

 В отличие от меня, правду говорить он не любил, предпочитал отмалчиваться, а то и откровенно врать. Во благо, разумеется, чтобы, как он считал, никого не обижать, в том числе и в своем  "гареме", где жена и любовницы существовали параллельно.

 Я же предпочитаю говорить правду, чтобы не беспокоиться о том, кому и что именно  наврала, боюсь запутаться в показаниях, да и чувство стыда за свою ложь не переношу, сгораю просто. Поэтому в моей жизни мужчины появляются последовательно.

У каждого своя стратегия и она правильная для него.

Расценив его молчание как потерю интереса ко мне и  нежелание  обижать, в смысле говорить об этом правду, я внутренне уступила его другим прекрасным незнакомкам.

 В этот момент я выдохнула и мне стало легко.
 

Результаты психотерапии продолжали распаковываться и превзошли все мои ожидания, и я решила не отказывать себе в этом эмоциональном удовольствии в качестве профилактики. Уж очень мне нравятся ее последствия!

 Пусть уж лучше я буду проходить краткосрочную терапию в долгосрочных отношениях, как делают многие мои клиенты, чем наоборот,-принятое решение освободило меня от  ожидания возвращения чужого мужа  и  я заказала себе подвязки невесты, как символ завершения своего легкомысленного поведения без обязательств.
Точка.
 

 Я вспомнила обе свои пережитые свадьбы, где праздничный наряд вызывал телесный дискомфорт-он был тесный. Вероятно, я хотела выглядеть стройнее, чем есть. Да и в жизни потом часто зажимала себя, чтобы выглядеть хорошей девочкой. К чему это привело?

Сейчас я ношу свободные длинные платья во все времена года и чувствую себя в них прекрасно, и физически и психически. Мое внимание из внешне-показательного впечатления на других перешло во внутренне-заботливое ощущение себя. Я у себя одна и навсегда, а мужчины в моей жизни- величина переменная.

 Брачная ночь первого замужества вызвала даже в памяти ужас содрогания. Хорошо, что девственности лишаются только один раз: от второго я бы воздержалась.
 
Замуж за ковбоя  выходить уже не торопилась, раз детей мы рожать не собирались. Я считала, что в нашей ситуации штамп в паспорте нужен будет только для больницы, оформления ритуальных услуг  и получения наследства, которого у нас обоих не было. Но до этого еще далеко.

  Когда мне отказали в визе в Англию, Толя сказал, что одиноких женщин туда не пускают.

 И тут же  добавил:

- Если ты не согласишься выйти за меня замуж, то я сейчас же соберу вещи и уеду в Америку.

 Это был самый сильный аргумент и я сразу ответила: Да!

Без Англии я вполне обойдусь, а без него -нет.
 
Но его шантаж вызвал сопротивление. И на регистрацию брака я надела обычный серый костюм, гостей мы не пригласили, а по дороге  в загс и обратно все же разругались по какой - то ерунде.

 Одна радость-взяла его фамилию, которая, по словам Анатолия, подходит мне больше, чем ему.
 
Прожив несколько лет проштампованными, я вернула все в первоначальный вариант, поскольку мы наделали в законном браке массу ошибок и по моей инициативе развелись.

 Но через некоторое время, простив друг другу все грехи, решили начать все заново, с чистого листа. Взаимное притяжение было сильнее гордости.

Теперь  наш обновленный союз был скреплен  только Словом по доброй  воле и взятием ответственности за все, что будет  происходить  с нами дальше. По взрослому!

 Штамп второй раз ставить не стали, но прожили счастливо до самого конца: свое Слово мы держать умели оба, да и любовь-категория постоянного тока не прерывалась между нами  ни на секунду.

Вопросы в больнице мне никто не задавал, поскольку фамилия общая: времени углубляться в изучение документов у врачей нет и меня пускали к нему всегда.

В хосписе я наблюдала много историй, где жена  и любимая женщина были разными персонажами. Перед смертью никто не разводится и не женится. Не до этого. А до "этого"-всех все устраивало.

Поэтому  любящие и ежедневно ухаживающие женщины оставались потом буквально на улице, только с воспоминаниями о любви, а наследство получали жены. Видимо, как компенсацию за измену. Каждому-свое!

 Бывало, что за болеющими мужчинами приходили ухаживать давно брошенные жены и дети, так как нынешним, ради которых и была разрушена первая семья, они   были теперь не  нужны.

Однажды меня попросили поговорить с плачущей в гардеробе молодой девушкой. У нее только что умер отец. Она рассказала, что он ушел из семьи, когда она была совсем маленькой и всю жизнь мечтала с ним познакомиться. И вот мама передала ей, что он захотел ее увидеть перед смертью.

 Девушка приехала из другого города, была счастлива поухаживать за родным отцом и в её речи не было ни обиды, ни осуждения. Она успела рассказать ему о своей жизни и, самое главное, подержать его за руку. Целую неделю.

 В ее глазах в конце беседы появился свет, а расплакалась после её ухода  я. От потрясения : мечта ребенка сбылась не в самом лучшем месте для встреч.

 Трудно оставаться беспристрастным, слушая такие истории, но меня всегда покоряла и восхищала способность женщин прощать и любить несмотря ни на что.

 Думаю, что встреча с дочерью была для мужчины одной из самых главных в жизни.
 
Люди перед смертью очень хотят быть прощенными и хорошо, что их желание есть кому исполнить.

 Мужчин, которые бы ухаживали за своими умирающими женами и мамами, было единицы,  мы знали их по именам и я разговаривала с каждым из них до и после смерти.

  У наших врачей в стационаре по пятнадцать  и больше пациентов, а у тех еще  родственники  есть, плюс  стопки медкарт, в общем, куча работы.

 Общение с мужьями и сыновьями они старались делегировать кому-нибудь, кто посвободнее: обнять и поддержать плачущую женщину может каждый, пятиминутное дело, а на разговор с растерянным или агрессивно настроенным мужчиной нужно много времени, которого у врачей нет. А у меня есть.

Самый памятный разговор состоялся воскресным летним днем. Мы тогда снимали с Толей дом недалеко от хосписа и звонок с работы прервал нашу прогулку по берегу моря.

- Алена, ты можешь сейчас к нам зайти? У нас тут родственник буянит,-голос медсестры в трубке звучал напряженно.

-А что, мужчин сегодня в хосписе нет?-мне не хотелось в выходной день идти разбираться с проблемой и я стала искать другие варианты, кроме меня.

-Нет, и дежурный врач и охранница женщины.

- А в полицию звонили?

-Звонили. Ну ты же знаешь, что они обычно отвечают: вот когда вас убьют, тогда и вызывайте.

Это было правдой. Местная полиция нас знала: все угрозы родственников в состоянии аффекта были просто словами, никто еще не пострадал от них.

Главврача мы все любили и берегли, поэтому даже обсуждать не стали, нужно ли ставить ее в известность, пусть отдыхает, разберемся сами.
 
-Приду сейчас,-отвечаю в трубку и улыбаюсь Анатолию,-зайди, пожалуйста, за мной через полчасика, забери меня оттуда.

Я повернула с пляжа к хоспису, по дороге  медсестра продолжала рассказывать мне в ухо, что умерла мама молодого мужчины и он носится по коридору, стучит кулаками по стенам и дверям, обещая всех нас поубивать.

Реакция на известие о смерти непредсказуема, но у мужчин она проявляется особенно ярко.

 Внизу живота неприятно потянуло страхом, но ведь скоро придет Толя и все будет хорошо.

Как есть, в легком цветном платье захожу в здание, стремительно иду по пустынному коридору, подхожу к стойке медсестры. Она кивает головой в сторону отделения.

Оттуда выбегает из палаты мужчина в нашу сторону и что-то кричит. Медсестра уходит в процедурный, а я стою-жду, когда он приблизится ко мне: на ловца и зверь бежит.

Он подбегает ко мне и громко спрашивает, где тут все, отвечаю спокойно, что  тоже жду.
Сотрудники разошлись по палатам, чтобы не раздражать его лишний раз.

 Слава богу, я не зашла в кабинет и не надела белый халат, а то бы сейчас...

 Мы стоим рядом какое-то время и я начинаю тихо задавать вопросы, он отвечает и  постепенно увлекаю его за собой на диванчик.

 Садимся рядом, он начинает много и сбивчиво говорить, я глубоко и медленно дышу и поворачиваю голову к нему. В его глазах страх.

 Только вчера он был у мамы, она говорила и ходила своими ногами, а сегодня ему с утра сообщили, что она умерла. Он приехал, увидел её мертвое тело и взорвался: виноваты в её смерти врачи.

Ну, как обычно. Не болезнь же.

Медсестра принесла воды, он выпил, успокоился, я продолжала задавать вопросы и постепенно перевела разговор на другую тему, а он перевел дух.

Медсестра показала глазами на стол: теперь нужно было написать расписку о невскрытии  тела.

 Та еще процедура. Трупы больных обычно не вскрывают, так как диагноз есть, но нужно, чтобы родственники сами написали отказ.

Я поспрашивала его еще про всякую ерунду, чуть касаясь руки и повела к столу, рассказывая ,что нужно сделать.

 Стали подходить другие медсестры и все замерли в напряжении, ждали его реакции.

 Он сел на стул, взял  ручку и расплакался.

Все выдохнули и пошли по своим делам.

Я же  помогла ему заполнить бумаги и потом пошли в палату забирать вещи его мамы, благо, сестрички уже все упаковали, а тело увезли. Он уже сник, выглядел как растерявшийся ребенок и  я повела его  за руку к выходу.

 Там уже сидел Анатолий. Я глазами показала ему свою проблему, он понял без слов.

 Я вызвала такси, поскольку мужчина не в состоянии был ехать самостоятельно. Он позвонил другу и попросил, чтобы тот приехал к нему, так как оставаться в квартире одному было страшно. Друг согласился.

Мы всегда проясняем у родственников, как они доберутся до дома в таком состоянии и кто с ними там будет, чтобы поддержать. Не по обязанности, а по человеческой заботе.

Еще мы  поговорили с ним о том, что он будет делать сегодня и завтра. Все же план дальнейших действий для мужчин очень важен.

Когда мы вышли на улицу, мне стало спокойнее: за спиной дверь закрылась, а значит, никому больше этот мужчина угрозой не будет.

 Толя  стоял чуть поодаль, наблюдая за нами - я тоже под надежной защитой, если что.

Водителю такси я шепнула о состоянии пассажира, тот выскочил помочь положить вещи в багажник и обещал проводить его до квартиры.

 Садясь в машину мужчина посмотрел мне в глаза, в них уже был разум, поблагодарил  и попросил передать его извинения персоналу.
Уф!

 С начала его неадекватной реакции прошло почти три часа.

 А может и хорошо, что мужчины-редкие гости в нашем заведении? Иначе нам бы дополнительно пришлось держать штат мчсников.

Отпустив мужа домой, я вернулась обратно и увидела всю дежурившую смену из шести человек: они одновременно заговорили о том, что здесь было, ведь им достался самый  пик. Я поняла, что теперь мне придется выслушивать и успокаивать их всех по одному , поскольку им еще ночь работать.
 
Через три часа дежурный врач, тоже пережившая стресс, но накормившая меня ужином, пошла проводить до двери и тут мы обнаружили, что в помещении охранницы посторонний мужчина. Они пили вино.

 Это уже был перебор.

Я резко выставила его за дверь, а собутыльница набросилась на меня с криками возмущения.

 Агрессия - заразная вещь!

 Пришлось все же звонить главврачу, так как эту проблему мы сами решить не могли: ночной сторож должен быть трезвым и  заменить его могло только охранное агентство, по звонку одного начальника другому.

Ну и денек!

 Мы отвели пьяную женщину в свободную палату и уложили спать.

Всё!

 Дожидаться нового охранника я не стала, это еще час времени и Евгения Ивановна отправила меня  домой: мы тут уже сами справимся, иди.

Выйдя на улицу уже в темноте, я почувствовала, что внутри начинает расправляться какая-то пружина.

Я уже писала, что те, кто ждет нас дома  - наш надежный тыл и поддержка.

 Войдя в дом я рухнула на стул, а Толя молча налил кружку горячего чая, руки у меня тряслись. Он накинул мне на плечи куртку и  повел на берег, кошка побежала следом и громко замяукала, почувствовав мое состояние.

 Мы сели на бревно у воды ,наше любимое место просмотра вечерних закатов. Он быстро разжег костер, и обнял меня. Началась истерика. Вокруг никого не было и я отвела душу на всю катушку: несвязно, со слезами, во весь голос, что не хочу больше видеть это все, что боюсь, что я слабая и не справляюсь, что завтра же уволюсь и давай уедем куда угодно и прочее. Он молчал и держал меня в объятиях, пока я не успокоилась.

На следующий день главврач вызвала меня к себе-ей  уже рассказали про вчерашнее и она повела меня попить вместе чаю, впервые.

 Я вспомнила, как она принимала меня на работу, как всегда была благодарна моей способности улаживать конфликты, создавала все условия и поддерживала мои нововведения, гордилась, что меня приглашают выступать на конференции, переживала, что  переманят   работать в Москву, она точно не хотела терять такого специалиста, но ничего этого не сказала, просто сидела рядом и мы ели конфеты.

-Ладно, я пошла работать, спасибо,-не выдержав ее молчаливой просьбы я встала и ушла на отделение. Попытка к бегству не удалась. Любовь к коллективу и работе оказалась сильнее страха.

Толя не удивился, что я не уволилась, он считал, что для меня там "медом намазано", раз я до ночи сижу и домой меня нужно вызванивать, либо самому приходить забирать.

 Но я все же официально уволилась через год, когда он уехал на полтора месяца погулять в Америку: без его поддержки хосписные истории были для меня непереносимы. Потом я вернулась через полгода, как все и предсказывали.

После его смерти я уже могла самостоятельно справляться с любыми ситуациями и со своими эмоциями в том числе, но возникла другая проблема: главврача сменили, и новая начальница стала позволять себе крик и унижение персонала. Она не была обременена петербуржским менталитетом и воспитанием, а публичное обесценивание людей ей явно доставляло удовольствие.

 Мы к такому обращению не привыкли и сотрудники начали увольняться друг за другом, в том числе и я. Оставшиеся " слоны", видавшие много чего в этой жизни, в том числе и  начальство разного уровня бескультурья, с невероятным достоинством  слушали эти крики с высоты своего духовного роста, не вступая в конфликты и продолжали делать свою работу. Их уровня профессиональной выдержки и преданности профессии мне никогда не достичь, моя гордыня слишком уязвима.