015 В. Даль 1801-1872 гг

В.И.Даль прожил долгую, удивительно насыщенную жизнь, сменил множество занятий...
В рабочем районе Луганска (Украина) на улице, которая раньше называлась Английская, а ныне носит имя Даля, стоит небольшой одноэтажный домик. Там в 1801 году родился мальчик, которого назвали Владимиром. Его отец, Иоганн Христиан, был датчанином, умным и образованным человеком. В Россию он перебрался по приглашению Екатерины II, предложившей ему занять должность придворного библиотекаря. Но Даль старший пробыл при дворе недолго и вскоре уехал в Германию, где получил диплом врача, а затем вернулся в Россию. Через некоторое время он женился на Марии Фрайтаг – женщине исключительно эрудированной, хорошо знавшей мировую литературу, говорившей на нескольких языках, прекрасно игравшей на рояле. В семье родилось четверо сыновей. Владимир был старшим.

Пока муж служил, его жена вела хозяйство и воспитывала детей. Все четверо получили прекрасное начальное образование, а в 1814 году И.Х. Далю присвоили дворянский титул и вместе с ним – право на обучение детей в Петербургском морском кадетском корпусе. Старший сын, Владимир Иванович Даль в 1814 году поступил в Морской корпус, окончил его, получив звание гардемарина. Служил на Чёрном и Балтийском морях шесть лет. Внезапно, к удивлению окружающих, ушел в отставку и на двадцать пятом году жизни поступил на медицинский факультет Дерптского университета. Дерптский университет был открыт в 1804 году императором Александром I. При университете был открыт и первый в России профессорский факультет, куда принимались отличившиеся в учении выпускники медицинских факультетов из разных городов для написания докторских диссертаций. Этот факультет, по сути, явился прообразом аспирантуры и института усовершенствования врачей. Идея профессорского института возникла у Егора Ивановича Паррота, профессора физики, и первого ректора. Проект Паррота состоял в том, чтобы готовить молодых русских людей, закончивших курс в разных университетах и учебных заведениях. После двухлетнего пребывания в Дерпте студенты должны были отправиться ещё на два года на стажировку в заграничные университеты. Затем специалисты принимались на службу в качестве профессоров в ведомство Министерства народного просвещения. То есть путь получения знаний был заманчив и интересен. Мало того, он был бесплатен. На годовое содержание студента в Дерпте     выделялось 200 рублей ассигнациями, что соответствовало более 300 рублей серебром. Если студент на предварительном экзамене в Петербурге получал «неуд», то из казенных списков он исключался, однако права учиться в дерптском университете за свой счёт не лишался.
Владимир Даль учился вместе со студентом Николаем Пироговым. Они  не просто учились, а между ними возникла крепкая мужская дружба и взаимопонимание.
С утра они собирались в клинике, готовились к операции, отбирали нужные инструменты, перекладывали больного с кровати на стол и ассистировали доктору Мойеру. Действовали молча, не разговаривая, подавая сигналы друг другу глазами. Иван Филиппович Мойер был поражён жадностью к знаниям этих юношей. Часто он доверял студентам произвести под его наблюдением то или иное хирургическое вмешательство. В то время наркоз ещё не был изобретен и больные долго стонали и кричали. Даль, жалея, вытирал своим платком с лица больного липкий пот, давал немного вина и солёный огурец. К страданиям больных он так и не привык.
Человек, изучивший прежде астрономию, математику, кораблевождение, штудировал теперь толстенные книги, зубрил педантично латынь (100 слов в день!), возился с препаратами. Пирогов вспоминал потом в своих «Посмертных записках» о Дале как об остроумном  жизнерадостном человеке, блестящем рассказчике и балагуре.

Особое духовное родство чувствовал Пирогов к Далю. Необыкновенная любовь к русскому народу и его истории объединяла и сплачивала их. Всю жизнь два великих гения понимали друг друга с полуслова. Пирогов всегда удивлялся, с какой быстротой оперировал Даль. Владимир Иванович поселился в Дерпте в 1826 году, а уже в 1828 началась русско-турецкая война. Наиболее смышлёных студентов (кандидатов) в военном деле послали на войну, в их числе и В.И.Даля. 

Об этом периоде остались воспоминания доктора де Морни. Из записок: «В  Яссах встретил я подле трактира Владимира Даля, также направляющегося  к театру военных действий, и мы тотчас решили ехать вместе. Не могу не порадоваться столь приятному попутчику. Даля знавал я ещё в Дерпте на медицинском факультете. Доктор Мойер неизменно упоминал его в числе лучших своих учеников, а однажды говорил, что у Даля, бесспорно, и литературный талант, ссылаясь, при  этом на мнение известнейшего поэта нашего Жуковского. И здесь, в Яссах, Даль потешил меня после обеда двумя, наскоро сочинёнными им сценками. В первой представил непонятливого больного, который на вопрос: «Чем болен?», знай, отвечает: «А вот, батюшка, чем скажете». Во второй сценке мой попутчик живо изобразил себя самого при защите докторской диссертации…»
«Нынче увидели мы первые жертвы войны. Мы въезжали в печальный край, где чёрная смерть, чума собирает обильную жатву. Впереди повсюду карантины. Я подивился его бесстрашию. Даль, улыбаясь, сказал: «Чему быть - того не миновать». Главная квартира оказалась целым городом с улицами, кварталами и площадями, построенными из шатров и палаток. В госпитальном отделении нам указали полотняный перевязочный пункт: здесь мне и Далю предстояло жить и оперировать. Поистине, поле боя – лучшая школа для хирурга. Мы уже привыкли к обильно льющейся крови, страшным ранам, неистовым крикам. Рубленые раны, нанесённые турецкими саблями, особенно ужасны. Пленные большею частию ранены в спину казацкими пиками, однако, раны не глубоки. Пулевые и осколочные раны также уносят в иной мир наших пациентов: тут не так опасны сами повреждения, сколько гнилокровие, которое на жаре быстро развивается.
Чума по-прежнему свирепствует. Наши попытки спасти поражённых страшным недугом почти ни к чему не приводят…
Выступили в поход... В битве под Кулевчею Даль решительно отличился. Долгие часы он не покидал поле боя, действуя под пулями и ядрами. Он оказывал помощь сотням солдат, пока крайнее изнеможение не свалило его. Наутро он был найден крепко спящим прямо на сырой земле между убитыми и ранеными».
Эти записки доктора де Морни позволяют увидеть Даля глазами его боевого товарища. Доктор де Морни погиб во время этого похода.

И в таких условиях неутомимый Даль успевал ещё собирать слова и записывать  их в свои тетради. Даль в 1829 году досрочно защищает диссертацию и возвращается на фронт, где оперирует раненых, борется с чумой и холерой. Он входил в чумные бараки, видел солдат, умирающих от чумы, и, сознавая свое бессилие, помогал, чем мог. Друзья говорили, что у него две правые руки, его умелость и скорость операционной техники поражала даже опытных профессионалов. Именно это свойство при отсутствии обезболивающих средств нередко решало судьбу больного. Важно было по возможности избежать развития болевого шока, вовремя остановить кровопотерю, тем более в ситуации, когда еще не применялось переливание крови.

Время шло. Война кончилась. Вспыхнула эпидемия холеры. Даль вновь на передовой — борется с холерой в украинском губернском городе Каменец-Подольском. Эпидемия была в разгаре, город разделили на несколько районов. Владимир Иванович возглавлял один из них. В формулярном списке доктора Даля, хранящемся в архиве Луганска, сказано, что «в свирепствование холеры в Каменец-Подольском он заведовал госпиталем для холерных больных». В Каменец-Подольском Даль не только оказывал реальную помощь больным холерой, но и весьма успешно возвращал пациентам зрение, удаляя катаракты.

Есть свидетельства, что Н.И.Пирогов знакомился с диссертацией своего друга на звание доктора медицины. Она была посвящена успешной трепанации черепа и наблюдению за больными с неизлечимыми заболеваниями почек.

1830 год… Беспокойный, мятежный. Баррикадами  революции туго перепоясались парижские улицы; стучали тяжёлыми башмаками восставшие немецкие крестьяне; в Италии чистили оружие и ждали своего часа деятели тайных обществ. На парижские залпы отозвалась Польша, которая не захотела признавать русского царя. Русская армия выступила на подавление мятежа. Часть, в которой служил Даль, перешла польскую границу с юго-востока. После первых стычек в лазарет стали поступать раненые.

После войны, с марта 1832 года Даль работал ординатором военно-сухопутного госпиталя в Петербурге и приобрёл известность хирурга- окулиста. «Осмелюсь заметить, что глазные болезни, и особенно операции, всегда были любимою и избранною частию моею в области врачебного искусства, - вспоминал Владимир Иванович. – Я сделал уж более тридцати операций катаракты, посещал глазные больницы в обеих столицах и вообще видел и обращался с глазными болезнями немало».

Далю с его неуёмной энергией было скучно сидеть на одном месте, да и надоела не очень обеспеченная и очень беспокойная жизнь хирурга госпиталя, надоело получать выговоры за потраченный во время операции пузырёк йода, за правдивую, не угодную начальству цифру в отчёте. Несмотря на огромную врачебную популярность, прямодушный и правдивый Владимир Иванович не мог мириться с царящими в медицинском ведомстве злоупотреблениями. Потом в этот же госпиталь приедет его друг Н.И.Пирогов, который начнёт ломать, переделывать по-своему. А Даль умел воевать только на поле брани. И в его судьбе вновь наметились изменения.

В один из солнечных осенних дней 1832 года Даль встретился с Александром Сергеевичем, придя к нему на квартиру. Не будучи прежде лично знакомыми, они понравились друг другу. У Александра Сергеевича болела нога, поэтому ходил с палочкой. Пушкин усадил Даля в кресло, а сам, жалуясь на «рюматизм», устроился на диване. Сунул подушку под бок, поджал левую ногу, а правую, больную, бережно вытянул. Говорили о многом: о сказках и пословицах. Александр Сергеевич позавидовал Далю «годами копить сокровища и вдруг открыть сундуки» перед изумлёнными современниками и потомками. Пушкин заинтересовался подаренной ему книгой Владимира Ивановича «Русские сказки. Пяток первый» (СПб., 1832).

Судя по воспоминаниям Даля, знакомство имело продолжение, поэт приветствовал усилия в языковых изысканиях и посоветовал работать над составлением словаря. Продолжались немногочисленные встречи у общих знакомых в Петербурге, прерванные отъездом Даля из столицы. в Оренбург. В 1833 году военным губернатором Оренбурга стал В.А.Перовский. По совету брата Алексея и поэта В.А.Жуковского он взял с собой Даля. Исполнительный Владимир Иванович, способный во всём быстро разобраться, к тому же образованный и хорошо владеющий пером, подходит к роли чиновника по особым поручениям идеально. Даль снова переменил профессию. На официальном языке это называлось «О переименовании доктора Даля в коллежские асессоры». Но чем бы ни занимался Даль, он никогда не переставал интересоваться медициной. В поездки по Оренбургскому краю он всегда брал с собой медицинские инструменты, которые частенько использовал. В одной из командировок он искусно ампутировал руку больного, заражённую гангреной, и тем самым спас его. Следует отметить, что лучшего хирурга, чем В.И.Даль, в Оренбурге в то время не было. Через несколько лет Соколова не стало, а Владимир Иванович, оставшись вдовцом,  женился на его дочери Екатерине.

Занявшись «историей Пугачева», Пушкин направился по путям сражений и навестил Даля, работавшего к тому времени на Урале. Они виделись 18 и 19 сентября 1833 года в Оренбурге, встречались в доме у Владимира Ивановича, о чем оставила заметки первая жена Даля Юлия Андерс. 20–25 сентября 1833 года Владимир Иванович сопровождал Пушкина в поездке по краю, в частности в Бердскую слободу, для сбора материалов о Пугачеве. Они разыскали старуху, свидетельницу тех памятных событий, и общались с ней. В это же время Александр Сергеевич подарил Далю рукопись «Сказки о рыбаке и рыбке» с надписью: «Твоя от твоих! Сказочнику Казаку Луганскому — сказочник Александр Пушкин», а позднее переслал ему «Историю Пугачевского бунта» (1835).

Судьбе было угодно, чтобы доктор Владимир Иванович Даль был среди врачей, лечивших Пушкина после трагической дуэли. О поединке Владимир Иванович, приехавший по делам в Петербург, узнал на второй день после дуэли. Он тотчас помчался в дом поэта на Мойку, 12 и оставался безотлучно до кончины поэта. Он же составил подробное профессиональное описание раны Пушкина, произвел вскрытие, сделал заключение о некурабельности подобного поражения. В трагические дни присутствие Даля как опытного врача и доброго друга облегчило страдания поэта, во всяком случае, психологически. Тогда же Пушкин впервые обратился к Владимиру Ивановичу на «ты», они, по словам Даля, как бы побратались перед лицом смерти. К нему же были обращены последние слова умирающего Александра Сергеевича: «Тяжело дышать, давит». За несколько мгновений до смерти, также обращаясь к Далю, Пушкин произнес: «Жизнь кончена». В день смерти Пушкин снял с пальца кольцо — талисман, с которым никогда не расставался, и подарил Владимиру Ивановичу. После кончины Александра Сергеевича Наталья Николаевна отдала ему и жилет со следами крови, в котором стрелялся поэт. Даль в своих записках подчеркивал удивительное, невиданное мужество, с которым поэт переносил страдания, не позволяя себе кричать, чтобы не волновать жену. Здесь, у постели умирающего поэта, Даль проявил не только человеческие качества, но и врачебное умение, выполняя все необходимые процедуры.
Остались три записки доктора В.И.Даля, впервые напечатанные в «Медицинской газете» за 1860 год, № 49. Одна без заглавия, другая – «Вскрытие тела А.С.Пушкина», третья – «Ход болезни Пушкина». Пушкин, как известно, был ранен в брюшную полость, что вызвало перитонит – болезнь, которая при тогдашнем состоянии  медицины  неизбежно влекла за собой смерть. Ничего противоречащего методам лечения, которые обычно применялись в те времена при  перитоните, лечащие врачи, в том числе и В.Даль, не делали. Таков был основной вывод докладов Н. Бурденко и А. Арендта на заседании Пушкинской комиссии в 1937 году.
В 1982 году во Всесоюзном научном центре хирургии АМН СССР состоялась научно – практическая конференция, посвящённая ранению и смерти А.С.Пушкина. Ведущий хирург, академик Б.В.Петровский так сформулировал общее мнение собравшихся: «С позиции современной хирургии мы можем сказать, что перед тяжёлым ранением А.С.Пушкина наши коллеги первой половины 19 века были беспомощны».

В 1839 году генерал Перовский затеял поход на Хиву, где томились тысячи русских пленников. Даль был не против похода, но посоветовал выступить весной, но Перовский не прислушался. И зимой, потеряв тысячи замёрзших солдат (до одной трети), Перовский с полпути повернул назад. Поход провалился. Генерал, быстро оправдавшись перед царём, укатил за границу, но не забыл всезнающего и всё умеющего Даля, не бросил в глуши. Он передал его брату Льву Алексеевичу, который в 1841 году стал министром внутренних дел. Даль оказался вновь на высоте. Ему почтительно кланялись, перед ним заискивали. Здесь он снова встретил своего друга Пирогова, который находился в должности технического директора Петербургского инструментального завода, где создавались множество хирургических инструментов. Именно Пирогов состоял в медицинском совете при Министерстве внутренних дел и занимался судебно-медицинской экспертизой, создал научный кружок из единомышленников и учеников, почитателей петербургских и дерптских врачей. Владимир Иванович стал активным участником кружка. В кружке делались сообщения по последним открытиям в теории и практике медицины. Доклады готовили все члены кружка и заседания проходили с необычайным интересом. Даль тоже делал доклады на медицинские темы, но, кроме этого, сделал несколько докладов и о русском фольклоре. Одним из первых написал работу по организации медицинской службы в боевых условиях и по фармакологии. Найдены наброски статей об оперативной тактике при огнестрельных ранениях. Несомненно, важна и одна из первых статей В.И. Даля «Слово медика к больным и здоровым», подписанная псевдонимом Казак Луганский. В статье, в частности, подчеркивается важность правильного образа жизни: «Тот, кто в движении и не наедается досыта, реже нуждается в пособии врача». Однажды высказанные мысли не оставляли Даля никогда и отразились в подборе собранных пословиц на медицинскую тему. Вот лишь некоторые:
- болезнь входит пудами, а выходит золотниками;
- ешь вполсыта, пей вполпьяна  (не пей до пол пьяна), проживешь век до полна;
- и собака знает, что травой лечатся. Брюхо больного умнее лекарской головы;
- не дал бог здоровья — не даст  и лекарь;
- сама болезнь скажет, что хочет. Что в рот полезло, то и полезно.

Даль любил гостей. И каждый четверг у него на чай собирались члены кружка. Случайный гость, попавший на такое чаепитие, удивился, когда профессор Пирогов принялся излагать новые способы препарирования трупов, а другой профессор с недовольно оттопыренной нижней губой горячо доказывал, что пора открыть специальный институт для анатомических исследований. Дома случайный гость «Четверга» сел за письмо: «…отправился к Далю вечер провести, но было скучно, люди съехались невесёлые, занятые, печать заботы не сходит с их лиц».

1848 год начался революциями в Европе. Николай I кроме цензуры ввёл секретный комитет для строжайшего надзора за печатью и для обуздания русской литературы.
Даль отменил  четверги, жёг рукописи. Напечатанный маленький рассказ «Ворожейка» секретный комитет передал царю, и тот начертал через всю страницу: «Сделать автору выговор, тем более, что он служит». Министр, неприятно улыбаясь, предложил Далю: «Выбирайте, милостивый государь: писать – так не служить. Служить – так не писать».

И Владимир Иванович решает уехать в Нижний Новгород. Уезжал Даль из столицы, а вот от медицины убежать не мог. К управляющему удельной конторой (должность Даля) шли лечиться. Он накладывал повязки, рвал зубы, вскрывал нарывы, и снова серьёзно оперировал. Бабы просили: «Я то что?! Не дай, благодетель, погибнуть коровёнке!» Даль начитался ветеринарных справочников: толок в аптекарской ступе порошки, разводил в больших бутылях. В деревнях ходил по хлевам, конюшням. Мужик, заглянув ему через плечо, толкал соседа: «Видал, как с жеребёнком управляется? А говорит, не деревенский».

Многие поражались многогранности Даля, в нём было что-то от титанов Возрождения, которые были искусны во всём. Трудно даже придумать, в чём бы этот удивительный человек ни был бы мастером. Жизнь Даля настолько разнообразна и замечательна, что её хватило бы с лихвой на несколько интересных биографий: морской офицер, врач, ответственный чиновник, натуралист, писатель, учёный – языковед… Такие  крутые переломы деятельности для иного человека могли быть губительными, но Далю шли на пользу. Расширялся круг его контактов с людьми, разностороннее становились знания, богаче жизненный опыт.

Медицинская специальность – одна из самых насыщенных людскими контактами. Немалое количество слов, пословиц и поговорок Владимир Иванович «подслушал» у своих пациентов. Кроме того, медицина и близкие к ней биология и естествознание получили широкое отражение на страницах словаря, без чего он утратил бы свою энциклопедическую полноту. Владимир Иванович Даль прожил долгую жизнь, он один выполнил то, что не под силу целому институту, даже не по количеству ученых, а по разнообразию занятий.

Один из далиеведов Владимир Крупин писал: «Всегда нам укор будет то, что одиночка Даль свершил труд, равный труду многих десятилетий иного гуманитарного института с его могучим коллективом и современными средствами науки и техники».
Самым великим достижением Даля, несомненно, является созданный им словарь: «Я любил отчизну свою и принес ей должную крупицу по силам».

В последние годы жизни он много болел, вышел в отставку, поселился в прекрасном шестиколонном доме в Москве на Большой Грузинской улице. У него, как обычно, собирались люди разных интересов и профессий, и только один разносторонний хозяин являлся коллегой всех. Друзья думали, что, закончив работу над словарем, Даль сможет больше внимания уделять заметно пошатнувшемуся здоровью. Но доктор Владимир Иванович Даль хорошо знал негативное влияние смены стереотипов. Так и случилось. Вскоре после окончания работы над словарем у него случился повторный инсульт, кровоизлияние в мозг, с чем он не справился и, не приходя в сознание, умер 22 сентября 1872 года. Похоронен он в соответствии с не раз высказанным  пожеланием на Ваганьковском кладбище в Москве.