1812 год

                «Так посылайте к нам, витии,
                Своих озлобленных сынов:
                Есть место им в полях России,
                Среди нечуждых им гробов».
                А.С. Пушкин



Глава № 1.             Подготовка к войне с Россией.

                1-1. Наполеон Бонапарт родился 15-августа 1769 года на Корсике. В 1784 году Наполеон окончил Бриеннское военное училище, а в 1785 году Парижскую военную школу. С октября 1785 года в армии в чине младшего лейтенанта артиллерии. С первых дней французской буржуазной революции, в результате которой был, свергнут и казнён король Людовик-16  и власть в стране перешла к Национальному конвенту, Бонапарт, включился в политическую борьбу на Корсике и в 1792 году вступил в Якобинский клуб.
                Против республиканской Франции выступила коалиция европейских держав в составе: Англии, Австрии, Пруссии, Голландии, Испании, ставя своей целью восстановить во Франции старые порядки. Конфликт с корсиканскими сепаратистами вынудил Наполеона в 1793 году бежать во Францию, где он стал командиром артиллерийской батареи в Ницце, а затем помощником начальника артиллерии республиканской армии, осадившей город Тулон, который был захвачен монархистами и англичанами. Предложенный Наполеоном план овладения Тулоном был принят и революционные войска овладели городом. Командуя артиллерией, он умело расположил батареи и так искусно вёл огонь по войскам роялистов и английским кораблям, прибывшим им на помощь, что эти действия артиллерии оказали решающее влияние на исход боя. Представитель конвента Робеспьер, находившийся тогда в Тулоне, послал в Париж донесение с восторженной оценкой действий Наполеона, а командующий армией генерал Дюгамье предложил выдвинуть этого молодого человека. В декабре 1793 года 24-х летний Наполеон Бонапарт стал бригадным генералом и назначен начальником артиллерии Альпийской армии.
                27- июля 1794 года в Париже произошёл государственный переворот. Руководители Национального Конвента Робеспьер, Сен-Жюст и другие были казнены. Вся власть в стране перешла к Директории. Начались аресты. Был арестован и Наполеон, но через две недели его выпустили, но на службу не взяли. Молодой генерал оказался без работы и без средств к существованию. Роялисты готовили мятеж. Член конвента Баррас, возглавлявший вооружённые силы Парижа, разыскал Наполеона, и предложил ему взять на себя руководство подавлением мятежа. Наполеон согласился, выдвинув при этом одно непременное условие: ему должна быть предоставлена полная самостоятельность действий. План Наполеона был прост, артиллерийским огнём уничтожить мятежников, двинувшихся по улицам к зданию Конвента, учитывая, что у него было в четыре раза меньше войск. В результате Наполеон быстро разгромил роялистов.
                5-октября 1795 года Бонапарт был произведён в дивизионные генералы и был выдвинут на пост командующего парижским гарнизоном, а в марте 1796 года назначен командующим армией, предназначенной для действий в Северной Италии. За короткий срок Наполеону удалось из деморализованных войск создать боеспособную армию, провести её через Альпы и добиться победы над пьемонтскими и австрийскими войсками. Успехи итальянского похода ускорили подготовку экспедиционной армии под командованием Наполеона для захвата Египта, который привлекал французскую буржуазию, как рынок сбыта и как плацдарм для вторжения в Индию-главную колонию Англии. Английская эскадра Нельсона не смогла воспрепятствовать переброске французских войск, которая заняла Александрию и в июле 1798 года овладела Кипром. Но вскоре положение ухудшилось, началась партизанская война, англичанам удалось потопить французский флот, а Турция объявила Франции войну. И хотя Наполеону удалось разбить турок  при Яффе (в Сирии), это не улучшило их положение в Египте.
                Осложнилось положение и в Европе, где против Франции образовалась вторая коалиция европейских держав в составе: Англии, Австрии, России, Турции и Неаполитанского королевства. Разгром русской армией под командованием Суворова французской войск в Италии, особенно в сражениях на реке Треббия и при Нови, лишили Францию господства в Италии. В такой ситуации Наполеон, пользующийся популярностью в народе, казался подходящей кандидатурой на роль «спасителя отечества».
                10-ноября 1799 года Бонапарт стал первым консулом в результате государственного переворота, а 2-августа 1802 года пожизненным консулом. 18-июня 1804 года Наполеон был провозглашён императором, захватив всю полноту власти в стране, он ликвидировал национальное представительство и выборное самоуправление. Им была установлена жёсткая цензура печати, уничтожены другие демократические завоевания революции. Агрессивные устремления наполеоновской Франции ущемляли интересы других стран, особенно Англии, Пруссии, Австрии и России, которые составили основное ядро коалиции держав, противостоящей этому. Военные успехи французской армии при Маренго (1800 год), Аустерлицем (1806 год), Йена-Ауэрштедтом (1806 год), Ваграмом (1809 год) привели к расширению наполеоновской империи, и он стал фактически повелителем почти всей Европы.
                В военных успехах Франции большую роль сыграли личные полководческие качества Наполеона, который показал себя большим мастером стратегии и манёвренной тактики. Он преобразовал и усовершенствовал французскую армию, упорядочил управление войсками, улучшил штатную организацию пехотных и кавалерийских дивизий, которые сводились в корпуса, реорганизовал артиллерию, части, которой стали включаться в состав дивизий и корпусов, предусматривал создание в ходе сражения крупного артиллерийского резерва. Стратегия Наполеона носила решительный характер, он отвергал кордонную стратегию, цель боевых действий видел не в овладении крепостями и территорией противника, а в разгроме его армии. Наполеон всегда стремился захватить стратегическую инициативу, навязать противнику боевые действия в невыгодных для него условиях, добиться решительной победы в генеральном сражении. В ходе генерального сражения, достигнутый успех стремился развивать, организуя настойчивое преследование неприятеля. Для стратегии Наполеона было характерным осуществление широкого манёвра, искусные действия на внутренних операционных направлениях, быстрое сосредоточение превосходящих сил на решающем направлении, внезапные действия. Сражаясь против численно превосходящего противника, Наполеон стремился к разъединению его сил и уничтожению их по частям. Будучи сторонником смелого и решительного наступления, при определённых обстоятельствах признавал необходимость обороны, которая применялась им на второстепенных направлениях, как временная мера, в целях сдерживания противника и выигрыша времени для организации наступления на решающем направлении.
                Характер Наполеона за эти годы сильно изменился. Если после первой своей войны в Италии, Наполеон по собственным словам «разучился повиноваться – повиноваться людям». Но с Тильзита (1807 год), он стал терять способность повиноваться обстоятельствам и считаться с ними. « Я теперь всё могу, - сказал он своему брату Люсьену после Тильзита.- Политика? Политику делают большие батальоны, а у кого же больше батальонов, чем у него? Экономика? Её он тоже думает сломить большими батальонами, нужно только завоевать Европу и подчинить окончательно Россию, и не одного килограмма товаров англичане нигде не продадут, обанкротятся и задохнутся. Люди-дети и рабы, и с ними можно делать что угодно, а их цари и короли не только рабы, но и лакеи и всегда будут лизать руку, которая их бьёт, пока, во - всяком случае, большие батальоны будут в распоряжении их грозного барина».
                Наполеон поставил перед французской дипломатией задачу в первую очередь расколоть антифранцузскую коалицию европейских государств, используя для достижения этой цели различные возможности от заключения союза до нейтрализации. После военной победы над третьей антифранцузской коалицией, Наполеон начал решительное дипломатическое наступление на политические позиции бывших участников коалиции в Центральной и Юго-Восточной Европе. В течение марта-июня 1806 года Наполеон распределил завоёванные территории среди своих родственников и приближённых. Мюрат стал великим герцогом в Западной Германии. Брат Наполеона Жозеф – королём Голландии. За счёт Австрии и Пруссии получили территориальную компенсацию за участие в войне на стороне Франции её южногерманские сателлиты:  Бавария, Баден и Вюртемберг. Италия и Долмация были присоединены к Итальянскому королевству, главой которого Наполеон провозгласил самого себя. 15-декабря 1805 года был подписан франко-прусский мирный договор. Пруссия не только обещала быть союзником Франции, но и передала часть своей территории Баварскому королевству. Пруссии было обещано владение английских королей – Ганновер.
                12-июня 1806 года был создан Рейнский союз германских государств во - главе с Наполеоном. Франция попыталась привлечь Пруссию к участию в перекройке политической карты Германии на угодных Наполеону условиях, предложив создать Северогерманскую конфедерацию во - главе с прусским королём. Но к этому же стремилась и Россия, естественно стараясь направить эту конфедерацию против Франции. И Пруссия сделала свой выбор, предъявив 1-октября 1806 года ультиматум Франции, требуя, чтобы Наполеон вывел свои войска из Германии за Рейн и отказался чинить препятствия созданию Северогерманского союза во - главе с Пруссией. Наполеон отверг эти требования. Французские войска вторглись на территорию Пруссии и в двух битвах при Йене и Ауэрштадте в один день наголову разбили прусскую армию и оккупировали территорию Пруссии. Объявление войны, со-стороны России не стало для Наполеона неожиданностью, его стратегия строилась на том, чтобы в нескольких генеральных сражениях на территории Польши разгромить русскую западную армию и навязать Александру выгодный Франции мир. Он не мог не учитывать также в результате, каких событий пришёл к власти в России Александр-1. Что  это произошло благодаря только политическому заговору и государственному перевороту, когда 12-марта 1801 года император Павел-1 был убит и на престол вступил Александр-1, который немедленно восстановил отношения с Англией.
                21-ноября 1806 года Наполеон в поверженном Берлине издал декрет о континентальной блокаде. Всем европейским государствам запрещалась всякая торговля с Англией, все английские товары подлежали конфискации. Но оставалась Россия, давний торговый партнёр Англии, которая не собиралась присоединяться к этой блокаде.  Наполеон не мог не понимать, что без участия России, которая вела наиболее оживлённую торговлю с Англией, политика экономической войны с Англией не принесёт должных результатов. В борьбе с Россией Наполеон стремился сколотить антирусскую коалицию и прежде всего на южных границах России. Чтобы привлечь Пруссию на свою сторону, Наполеон подписал 7-мая 1807 года франко-персидский договор, обещая помощь в отвоевании у России Закавказья (в частности Грузии). Были предприняты попытки заключить франко-турецкий договор, направленный против России.
                После сражения при Прейсиш-Эйлау (1807 год), в котором победу Наполеон приписывал себе, когда французской армии не удалось нанести русской армии решающего поражения, Наполеон предложил заключить мир, создав между Францией и Россией буферное германское государство. Но русские ответили отказом.
14-июня 1807 года при Фридланде Наполеон нанёс русско-прусской армии поражение. Правда, дав ей без боя переправиться через Неман.
                9-июля 1807 года было заключено Тильзитское соглашение, с целью заставить Россию вступить в союз с Францией против Англии. Но вовлечь Россию в борьбу с Англией не удалось, хотя тильзитские соглашения и предусматривали обязательства России действовать сообща на суше и на воде, против всякой державы, которая будет находиться в войне с Францией. Но в тильзитских соглашениях ничего не говорилось о нейтральной торговле и это значительно облегчило участие России в континентальной блокаде. И по его распоряжению, несмотря на то, что договор был секретным и не подлежал оглашению французская дипломатия и разведка стали распространять в Европе и в Англии фальшивый текст Тильзитского договора. Расчёт строился на том, чтобы убедить англичан, что Россия не только капитулировала, но и стала верным союзником Франции. Ввиду того, что Александр постоянно поднимал вопрос о разделе Турецкой империи, Наполеон направил инструкцию Коленкуру, что «он далёк от мысли о разделе Турецкой империи. Что считает эту меру пагубной, но не желает, чтобы при объяснении с русским императором и его министром, безусловно, отвергать её, а всеми силами доказывать мотивы, по которым необходимо отстрочить время приведения её в исполнение. Что этот старинный проект русского честолюбия может служить связью между Россией и Францией, и с этой точки зрения мы должны стараться не разрушать совершенно её надежд».
                После начала русско-шведской войны в феврале 1808 года, Наполеон охладел к проведению второй встречи с Александром. Его тогда больше беспокоило ухудшение положения Франции из-за войны в Испании и угрозы войны с Австрией. В Испании началась народная партизанская война с захватчиками. 13-июня 1808 года под Байленом был окружён и вынужден был капитулировать 14-ти тысячный корпус генерала Дюпона, что нанесло большой ущерб престижу наполеоновской армии. Осложнилась обстановка и в Португалии. Англичане, высадившись в августе 1808 года, совместно с португальцами разбили корпус генерала Жюно и вытеснили французов из страны. Таким образом, Испания, Португалия и Швеция оставались вне рамок континентальной блокады. А Австрия слабо и формально соблюдала условия блокады. В Турции произошёл переворот, в результате которого был, свергнут профранцузский султан Мустафа-4.
                В январе 1808 года Коленкур и Румянцев подписали франко-русскую торговую конвенцию. Но вместо 14-миллионов франков, предусмотренных конвенцией, Наполеон выделил 1-миллион франков на закупку морского снаряжения в России, которое так и не было вывезено. А русское правительство не отменило манифест от 13-января 1807 года и не предоставило французским купцам никаких дополнительных преимуществ в торговле с Россией.
                В конце сентября начале октября 1808 года состоялась встреча Наполеона с Александром в Эрфурте. Во - время этих переговоров Наполеон вновь стремился заставить Россию принять активное участие в борьбе с Англией, заручиться активной полной поддержкой России в случае войны с Австрией. Но русский царь упорно отказывался принять на себя чёткие и ясные обязательства. Разногласия по австрийскому вопросу едва не привели к срыву переговоров. Тогда он заявил французскому послу Коленкуру в порыве гнева: «Ваш император Александр упрям, как осёл. Он притворяется глухим, когда не желает слушать». Тогда Наполеон категорически отверг требование царя вывести свои войска из Пруссии до уплаты последней контрибуции. Правда контрибуция была сокращена. Он также отверг требование России прекратить военные поставки герцогству Варшавскому, ссылаясь на угрозу со-стороны Австрии. В то - же время Наполеон пошёл на некоторые уступки, признав Финляндию, Валахию и Молдавию входящими в состав Российской империи. Решения, принятые в Эрфурте, отражённые в союзной конвенции, также как и тильзитские, были сформулированы в крайне туманных выражениях, дающих обеим сторонам широкую возможность произвольного толкования своих обязательств. В то - же время Эрфурт развязал руки Наполеону для действий в Испании (Александру удалось убедить австрийцев отложить начало боевых действий против Франции).
                5-ноября 1808 года Наполеон во - главе 250-тысячной армии перешёл Перенеи и повёл успешные боевые действия против испанских партизан. 4-декабря французские войска вступили в Мадрид. Но добиться полной победы в Испании Наполеону так и не удалось. Воспользовавшись тем, что Наполеон увяз в Испании, Австрия в апреле 1809 года начала боевые действия против Франции.
                5-6-июня 1809 года при Ваграме австрийская армия потерпела поражение. Но Россия не приняла участие в боевых действиях, хотя и формально объявила войну Австрии. Но Наполеон не решился на полный разрыв отношений с Россией, более того он вынудил Австрию передать России Восточную Галицию. Но и эта подачка не улучшила франко-русские отношения. Наполеон передал герцогству Варшавскому часть территории Австрии, понимая, что это затрагивает интересы его союзника.
                4-января 1810 года посол Коленкур подписал одобренный Александром франко-русскую конвенцию о Польше, в которой была статья запрещающая расширение существующей её территории. Наполеону доложили об ошибке Коленкура. Министр иностранных дел Шампаньи предложил не утверждать конвенцию. Но тогда Наполеон решил не раздражать Александра простым отказом, и решил направить в Петербург другой вариант текста конвенции, где было указано, что «император Наполеон обязуется не поощрять никаких попыток, имевших целью восстановление Польского королевства». Но и эта неопределённая редакция вызывала опасения Наполеона, как бы это не привело к сближению польских националистических кругов с русским царём. Поэтому он включил в конвенцию статью объявляющую её секретной.
                В мае 1811 года Наполеон произвёл некоторые перестановки в министерстве иностранных дел, чтобы смягчить франко-русские отношения, с целью выиграть время для подготовки к войне с Россией. Шампаньи на посту министра иностранных дел, враждебно настроенного по отношению к России, сменил более нейтральный Маре.
                В июне 1811 года Наполеон, находясь в  Тюльирийском дворце в Париже, в своём небольшом, но уютном  рабочем кабинете, вновь вынужден был вернуться к докладу бывшего министра иностранных дел Шампаньи, который был направлен ему ещё два года назад. Доклад носил название «Взгляд на дела континента и сближение России с Великобританией». В докладе указывалось, что выгоды Франции от союза с Россией испаряются день ото дня. Россия вот главный противник Франции, ибо только её влияние может противостоять силам вашего величества на Севере и Востоке Европы.  Шампаньи не видел путей к укреплению франко-русского союза. Не видел он и пользы от заключения мира с Англией, поскольку он лишь ускорил бы англо-русское сближение. В конце своего доклада Шампаньи так определил политику Франции на будущее: « Итогом этого подлинного изложения вещей является следующее: откровенно противостоящие интересы скоро вызовут более или менее выраженное противоречие политики Франции и политики России. Но, тем не менее, не пренебрегая способами продолжить союз, база которого рушится, не отказываясь совершенно от надежды найти какую-то уверенность в переговорах с британским кабинетом, приучимся заранее рассматривать Россию, как естественного союзника Англии, и подготовимся к борьбе с результатами сближения этих двух держав на континенте, коль скоро более не в силах помешать этому».
Тогда Шампаньи выдвинул целую программу дипломатических действий против России:
1. Наш союз с Россией, несмотря на личные качества императора Александра, должен рассматриваться как ненадёжный и идущий к концу.
2. Сближение петербургского и лондонского дворов, вызванное различными обстоятельствами, не может быть отстрочено на долгое время и частично зависит теперь от состава и политики нового английского министерства.
3. В случае разрыва с Россией Пруссия должна быть рассматриваема как противник, и Франция совершенно не заинтересована в её вхождении в свою федеративную систему.
4. Польша и Саксония являются самыми полезными и верными союзниками Франции против России и самыми заинтересованными в разделе остатков прусской монархии.
5. Нельзя ничем пренебрегать, чтобы обеспечить себе поддержку Швеции либо путём субсидий, либо даже путём брака с принцессой императорской фамилии, но эти переговоры вестись с чрезвычайной основательностью для того, чтобы не обеспокоить Россию и ускорить её мир с Англией и Турцией до завершения дел в Испании и Португалии.
6. Нужно продолжать в Константинополе начатые переговоры таким же образом и в отношении Швеции, до тех пор, пока войска, занятые сейчас войной за Пиренеями, смогут передислоцироваться в Иллирийские провинции и на север Германии.
7. Есть обоснованная надежда и способы привлечь Данию и Австрию к союзу против России и Англии. План этого союза и его результаты должны быть развиты и уточнены в зависимости от того, какое решение будет принято относительно Пруссии и Польши».
Что касается союза с Россией, думал Наполеон, Шампаньи был, безусловно, прав, это мнение ещё больше укрепилось, когда Александр издал законы, устанавливающие высокий тариф на предметы роскоши и вина, то есть, на те товары, ввозимые из Франции. Трудно себе представить двух таких более ненадёжных союзников, чем Англия и Россия, которые всегда или почти всегда больше  враждовали между собой. Их может объединять только общий могущественный враг и чем сильнее будет их противник, тем крепче будет их союз. Что касается Пруссии, то необходимо сделать всё, чтобы привлечь её на свою сторону, и тут все средства хороши. Что касается Польши и Саксонии то и тут Шампаньи был прав. Если конфликт с Россией будет неизбежен, то Польшу нужно привлечь на свою сторону обещаниями в будущем создать независимое польское государство, в обмен, разумеется, на прямое участие польских войск в войне с Россией. Но обещать не значит дать. Что касается брака с принцессой императорской фамилии, то в 1810 году его выбор остановился на Марии Луизе Австрийской, так как его брак  с сестрой императора Александра Анной Павловной по разным причинам не состоялся. И здесь, как всегда не обошлось без политики. Для него «австрийский брак» был крупнейшим обеспечением тыла, в случае если придётся снова воевать с Россией. Сближению с Австрией он придавал особое стратегическое значение. Цель запереть Балтийское, Беломорское и Черноморское побережья для английских товаров. Наполеон всё больше убеждался в том, что добиться этой цели можно будет, только разгромив русские военные силы. Его политику в отношении России, начиная с этого времени можно назвать «движущейся границы».  Присоединением новых земель на Востоке всё ближе приблизиться к границам России, в то - же время, усиливая  жестокие преследования против нарушителей континентальной блокады. В июне 1810 года он присоединил Голландию, а в декабре все ганзейские города и всю территорию между Голландией и Гамбургом, в том числе герцогство Ольденбургское. На их месте было создано 10-новых департаментов Франции. На них было распространено действие пошлин на ввозимые иностранные товары. Что значительно затруднило нейтральную торговлю России.  К тому же сестра Александра Екатерина была женой наследника герцога Ольденбургского. Император Александр протестовал. Но Наполеон приказал даже не принимать русской ноты протеста.  И если возникнет война с Россией, то виноват в этом будет только император Александр, который сам отверг все его предложения по введению тарифа на ввозимые иностранные товары. Собственно все усилия его Наполеона были направлены на то, чтобы завершить подготовку к войне с Россией так, чтобы меньше всего оставить на долю случая, чтобы сделать победу совершенно обеспеченной, а с другой стороны устроить так, чтобы ответственность за войну легла на императора Александра и на Россию. Наряжённое положение сложилось уже в апреле 1811 года, когда Александр обеспокоенный присоединением северогерманских территорий, увеличением поставок оружия полякам, придвинул к западной границе несколько корпусов. Тогда в Париже оценили эти действия, как начало войны, Наполеон тогда составил план военных действий. Но поскольку Александр ограничился этой военной демонстрацией, необходимость в этом плане отпала. Послом в Россию вместо Коленкура был направлен Лористон, которому были указаны чёткие инструкции, что из-за тарифа и герцогства Варшавского Франция воевать с Россией пока не будет. Имеются, однако, два возможных и единственных случая возникновения войны. Но этого не следует говорить в России. Но об этом можно намекнуть и пустить слух, чтобы там знали, к чему может привести то или иное намерение, тот или иной демарш с её стороны. Но эти намёки не должны быть ни скороспелыми, ни сделанными без достаточных оснований. Эти два случая, это, во-первых возможный мир России с Англией, во-вторых укрепление России на Балканах. Лористону он запретил в самой строжайшей форме высказывать личное мнение, по какому бы то ни было вопросу. Он даже подготовил для своего посла ответы на все возможные вопросы царя или канцлера Румянцева.
                Кстати, в мае 1811 года Наполеон принял генерал-адъютанта царя графа Шувалова в Сек-Клу. Он тогда говорил этому близкому и доверенному лицу императора Александра, что «не хочет воевать с Россией. Это было бы преступлением потому, что не имело бы цели, а я, слава богу, не потерял ещё головы и ещё не сумасшедший. Неужели могут думать, что я пожертвую, быть может, 200- тысячью французов, чтобы восстановить войну? Впрочем, я не могу воевать у меня 300-тысяч человек в Испании. Я воюю в Испании, чтобы овладеть берегами. Я забрал Голландию потому, что её король не мог воспрепятствовать ввозу английских товаров, я присоединил ганзейские города по той же причине, но я не коснусь ни герцогства Дармштадского, ни других у которых нет морских берегов. Я не буду воевать с Россией, пока она не нарушит Тильзитский договор. Русские войска храбры, но я быстрее собираю свои силы. Проезжая вы увидите двойное против вашего величества войска. Я знаю военное дело, я давно им занимаюсь, я знаю, как выигрываются и как проигрываются сражения, поэтому меня нельзя пугать, угрозы на меня не действуют. Тогда как дружба со мной выгодна любому. Сравните войну, которая была при императоре Павле с теми, которые были потом. Государь, войска которого были победоносны в Италии, обзавёлся после этого только долгами. А император Александр, проиграв две войны, которые вёл против меня, приобрёл Финляндию, Молдавию, Валахию и несколько округов в Польше».
                15-августа 1811 года на торжественной церемонии празднования дня именин во - время парадного приёма в большом тронном зале всех дипломатических представителей, Наполеон сошёл с трона и завязал разговор с русским послом. Куракин екатерининский вельможа, обладавший всеми тайнами придворного искусства, не пользовался полным доверием Александра и находился в Париже больше для представительства. Настоящими представителями царя были советник посольства Нессельроде и полковник Чернышёв. Наполеон стал обвинять царя в военных приготовлениях и воинственных намерениях. Он объявил, что не верит, будто царь обижен на него за присоединение Ольденбурга. Затем он начал говорить о Польше.
- Я не думаю о восстановлении Польши, интересы моих народов этого не требуют. Но если вы принудите меня к войне, я воспользуюсь Польшей как средством против вас. Я вам объявляю, что я не хочу войны и что я не буду с вами воевать в этом году, если вы меня не нападёте. Я не питаю расположения к войне на севере, но если кризис не минет в ноябре, то я призову лишних 120-тысяч человек. Я буду продолжать это делать два или три года, и если я увижу, что такая система более утомительна, чем война, я объявлю вам войну, и вы потеряете все ваши польские провинции. По-видимому, Россия хочет таких же поражений, как те, что испытали Пруссия и Австрия. Счастье ли тому причиной или храбрость моих войск, или то, что я немножко понимаю толк в военном ремесле, но всегда успех был на моей стороне, и, я надеюсь, он и дальше будет на моей стороне, если вы меня принудите к войне.
Наполеон стал уверять Куракина, что у него со временем будет в действующей армии 700-тысяч человек, которых будет достаточно, чтобы продолжать войну в Испании и чтобы воевать с вами. И у России не будет союзников. Он добавил.
- Вы рассчитываете на союзников, но где они? Не Австрия ли, у которой вы похитили в Галиции 300-тысяч душ? Не Пруссия ли, которая вспомнит, как в Тильзите её храбрый союзник Александр отнял у неё Белостокский округ? Не Швеция ли, которая вспомнит, что вы её наполовину уничтожили, отобрав у неё Финляндию? Все эти обиды не могут быть забыты, все эти оскорбления отомстятся,  весь континент будет против вас.
Куракин  сорок минут не мог вставить ни одного слова. Наконец, ему едва удалось промолвить, что Александр остаётся верным другом и союзником Наполеона.
- Слова, - возразил Наполеон и снова начал жаловаться на происки Англии, которая ссорит Россию с Францией. Наконец, он предложил выработать новые соглашения, Куракин отвечал, что у него нет для этого полномочий.
- Нет полномочий? Так напишите, чтобы вам их прислали.
Послы других стран, которые напряжённо слушали обвинения Наполеона, бросаемые в лицо русского посла, сделали однозначный вывод о неминуемом нападении Франции на Россию.
                Отложив, наконец, доклад Шампаньи в сторону, Наполеон принял в своём кабинете бывшего посла Франции в России Коленкура, который прибыл к нему с отчётом об итогах работы посольства. Наполеон довольно сухо принял его и сразу же обрушил на него град упрёков, что он плохо разбирается в международной обстановке, «обольщён» Александром и обведён вокруг пальца, не выполнил своего долга и тому подобное. Но, кажется, Коленкур был готов к этому, мужественно приняв на себя этот  первый натиск императора. Правда, в свою очередь, тщетно пытаясь предостеречь императора от недооценки мощи России. Бывший посол, между прочим, советовал пойти на уступки и быть более терпимым, намекал, что с Россией нельзя обращаться, как с вассальным немецким княжеством. Коленкур даже пересказал своему императору слова Александра, сказанные им во - время прощальной аудиенции: « Если император Наполеон начнёт против меня войну, возможно и даже вероятно, что он нас победит, если мы примем бой, но эта победа не принесёт ему мира. Испанцев нередко разбивали в бою, но они не были ни побеждены, ни покорены. Однако они находятся от Парижа не так далеко, как мы: у них нет ни нашего климата, ни наших ресурсов. Мы постоим за себя. У нас большие пространства и мы сохраняем хорошо организованную армию.  Имея всё это, никогда нельзя быть принуждённым заключить мир, какие бы поражения мы не испытывали. Но можно принудить победителя к миру.  Император Наполеон после Ваграма поделился этой мыслью с Чернышёвым; он сам признал, что он ни за что не согласился бы вести переговоры с Австрией, если бы она не сумела сохранить армию, и при большом упорстве австрийцы добились бы лучших условий. Императору Наполеону нужны такие же быстрые результаты, как быстра его мысль, от нас он их не добьётся. Я воспользуюсь его уроками. Это уроки мастера. Мы предоставим нашему климату, нашей зиме вести за нас войну. Французские солдаты храбры, но менее выносливы, чем наши, они легче падают духом. Чудеса происходят только там, где находится сам император, но он не может находиться повсюду. Кроме того, он по необходимости будет спешить возвратиться в своё государство. Я первым не обнажу меча, но я вложу его в ножны последним. Если военная судьба мне не улыбнётся, я скорее отступлю на Камчатку, чем уступлю свою территорию и подпишу в своей столице соглашение, которое всё равно будет только временной передышкой». Но на Наполеона эти слова и предостережения Коленкура, кажется, не произвели должного впечатления. Он остался глух ко всем его аргументам.
- Я хочу, - заявил он, - чтобы союз был мне полезен, а он не является более таковым с тех пор, как Россия начала допускать нейтральные суда в свои порты.  Для того, чтобы мир был возможен и длителен, необходимо, чтобы Англия была убеждена, что она не найдёт больше сочувствующих на континенте. Необходимо также, чтобы русский колосс и его орды не могли больше угрожать югу внезапным вторжением. Русское дворянство – класс развращённый, гнилой, своекорыстный, недисциплинированный, неспособный к самопожертвованию и после первых же неудачных боёв, после первых шагов нашествия дворяне испугаются и заставят царя подписать мир.
Коленкур стал категорически возражать.
- Вы ошибаетесь государь насчёт Александра и русских. Не судите о России по тому, что вам другие о ней говорят. Как правило, они не знают России и не понимают её народ. Не судите русскую армию, какой вы её видели после Фридланда, раздавленную и обезоруженную. Будучи под угрозой уже год, русские приготовились и укрепились, они высчитали все шансы. Они учли даже возможность своих больших поражений. Они подготовились к защите и сопротивлению до крайностей.
Наполеон напомнил Коленкуру, что у Франции великая армия и непобедимая гвардия.
Коленкур указывал на несправедливые требования: Россия должна с полнейшей точностью выполнять тягостные и разорительные для неё условия континентальной блокады, тогда как сам Наполеон их нарушает во имя интересов казны и французской промышленности, давая лицензии отдельным купцам и финансистам. Что Россия стала больше экспортировать хлеб, лён, пеньку и шерстяные изделия и что основным покупателем русских товаров является Англия, которая потребляет льна-91%, пеьки-73%,сала-77%,железа 71% от всего русского экспорта. Что за счёт этого  экспорта Россия увеличила свой бюджет с 1801 года в два раза. Что поэтому Россия никогда не согласится с условиями экономической блокады.
Но Наполеон заявил Коленкуру, что одна хорошая битва покончит с этой прекрасной решимостью его хорошего друга Александра и со всеми его фортификациями, сделанными из песка.
                В начале 1812 года по распоряжению Наполеона при Министерстве иностранных дел был создан специальный информационный центр. В его задачу входили сбор и обработка разведывательных и дипломатических данных о состоянии русской армии и укреплений.  Но о получении достоверной информации о России, Наполеон озаботился ещё раньше. В начале 1810 года Наполеон поручил французскому археологу Жану Лойару собрать сведения о рекрутских наборах в России, её военном управлении, складах, войсках и тому подобное (Лойар вёл раскопки в Персии и на обратном пути для выполнения этого задания провёл несколько месяцев в России). Археолог Лойар в декабре этого же года представил отчёт, в котором наряду с другими сведениями, содержались данные о состоянии дорог, о весенней распутице, что, между прочим, побудило Наполеона отодвинуть начало вторжения в Россию на конец июня 1812 года.
                В начале 1812 года Наполеон заключил военные союзы с Пруссией и Австрией против России. Австрия обязалась выставить против России вспомогательный корпус в 30-тысяч человек, а Наполеон соглашался вернуть Австрии Иллирийские провинции, которые он у неё отнял по Шенбруннскому миру 1809 года. Но Австрия получила бы эти провинции лишь после окончания войны с Россией, и, причём Австрия обязывалась уступить Галицию, восстановляемой Польше. Чтобы остановить колебания Прусского короля, ему было дано знать, что Наполеон сверх того обещал Австрии отдать Прусскую Силезию, в случае если Пруссия не заключит с ним военного союза против России.
                Ещё до нападения на Россию,  состоялся разговор императора с Талейраном, который упорно добивался этой аудиенции. Талейран в армии имел прозвище «подсолнечник», так как всегда  поворачивался к солнцу. Во - время этой короткой беседы Наполеон отвечая на вопрос своего собеседника, неужели французской армии предстоит русская кампания, заметил:
- Знаете ли, Талейран, когда имеешь дело с русскими всегда нужно учитывать, что у них можно выиграть бой, но проиграть сражение, можно выиграть сражение, но проиграть кампанию, можно выиграть кампанию, но проиграть войну.
Талейран пытался убедить императора в бессмысленности этой кампании.
- Тем более сир, даже если вы добьётесь успеха в России, эта война не принесёт вам никакой дополнительной славы, а лишь создаст новые трудноразрешимые проблемы, и тогда вам придётся жаловаться лишь на собственное упрямство, ведь вы их создадите своими собственными руками. Да и добиться победы над армией, получившей уже достаточно большой опыт боевых действий в Европе, к тому же на этот раз защищающей собственную землю, будет чрезвычайно трудно, если вообще возможно. Вспомните Испанию, с какими трудностями мы там столкнулись.
Но Наполеона не так легко можно было переубедить.
- Вы Талейран дипломат, вы ничего не понимаете в военном деле. Но и вы не можете не понимать, что в России сейчас нет настоящих полководцев. Император Александр государь по рождению и  ничего в этом не смыслит, Барклай не стоит того, чтобы о нём говорить, а старик Кутузов, хоть и очень хитёр, но ленив и слишком стар,  остальные, более или менее, видные генералы не обладают даром стратегического мышления, и ничего не смыслят в большой войне. Мы не можем этим не воспользоваться. К тому же нам известно, что русские сейчас испытывают серьёзные трудности, связанные с нехваткой оружия, чтобы сформировать достаточно большую армию, и тем более создать достаточные резервы. Вы утверждаете, что завоевать Россию невозможно, но невозможность – слово из словаря глупцов. Очевидно, что сейчас в России нет достаточных сил, чтобы противостоять французской армии. Можно согласиться с вами, что завоевание России,  не даст нам дополнительной военной славы, но нельзя не учитывать, что старая слава быстро изнашивается. Успех – вот что создаёт великих людей, и великие империи.
- Но война сир, эта игра с неким неизвестным, слишком многое предоставляется воле случая, что нельзя не учитывать, - пробовал возражать упрямый Талейран.
- В каждом большом деле, а война с Россией это большое дело, всегда приходится какую-то часть оставить на волю случая. Тем более, что моя цель не завоевание России, а достижения нужного мне соглашения с упрямыми людьми в Петербурге.
- Война сир, а это вы действительно знаете лучше всех, слишком серьёзное дело, чтобы доверять её военным. Я очень сомневаюсь, что тот способ, который вы избрали, чтобы договориться с русскими может принести нужный вам результат. Согласитесь - это не самая лучшая идея вторгнутся с армией на её территорию, чтобы достичь в итоге нужного соглашения. Мне трудно представить, при всём своём большом дипломатическом опыте, чтобы император Александр в этих условиях пошёл бы на какие-то соглашения.
Наполеону эти рассуждения Талейрана явно не понравились, он недовольно поморщился и после небольшой паузы заметил:
- У императора Александра в любом случае не будет другого выхода. Он вынужден будет пойти на соглашение, и принять условия нового мира, которые будут продиктованы французской армией и только французской армией. Я лишь стремлюсь заставить русских принять активное участие в борьбе с Англией, что нам не удалось сделать ранее, потому что император Александр упрям, как осёл. Он никак не может понять, что виновником всех наших разногласий всегда являлись и являются происки Англии. Но вопрос с Англией, наконец, будет окончательно решён. Если завтра я услышу, что этот чёртов остров, пошёл на дно, я вряд ли буду сильно огорчён.

                24-февраля 1812 года Пруссия заключила трактат с Наполеоном. Она обязалась выставить вспомогательный корпус в 20-тысяч человек, который должен был постоянно пополняться (в случае убыли). Пруссия также брала на себя обязательства предоставлять французским военным властям овёс, сено, спиртные напитки и тому подобное в определённых огромных количествах. За это прусский король выпросил у Наполеона обещание пожаловать Пруссии что-нибудь из отвоёванных русских земель.
                В это время во Франции возникли серьёзные затруднения с хлебом. Администрация не сумела сразу остановить сумасшедший рост цен на хлеб. В Нормандии поднялись голодные восстания, которые приходилось подавлять оружием. Наполеону пришлось запретить вывоз хлеба из страны. В эти дни он крайне возмущался требованием русских об эвакуации французских войск из Пруссии (это требование было передано Куракиным в апреле 1812 года), называя это дерзким ультиматумом. Узнав, что Александр выехал 21-апреля из Петербурга в армию, Наполеон принял решение направить в Вильно своего человека генерал-адъютанта графа Нарбонна, чтобы тот под предлогом переговоров посмотрел, что делается в русской армии. Вернувшись (Наполеон уже в это время находился в Дрездене), тот сообщил, что русская армия ни в коем случае первой не начнёт боевых действий и не перейдёт Неман. Что Александр не заключил никакого договора с Англией, но сделает это при первом же пушечном выстреле. Что если сейчас провести переговоры, то Александр уступит  по всем пунктам, за исключением одного, который считает необходимым император Наполеон (вопрос о нейтральных судах, которые приходят в русские порты и английской торговле). Нарбонн был уверен, что русская армия даст немедленно сражение после вторжения Наполеона в Россию. По его сведениям со Швецией ещё договора у России нет, а мир России с Турцией ещё далёк. На самом деле со Швецией уже была достигнута договорённость. Мир с Турцией был заключён сразу же после отъезда Нарбонна. Потом на острове Святой Елены, Наполеон признает, что тогда совершил ошибку, начав войну, несмотря на договорённость России со Швецией и заключении мира с Турцией. Кроме некой разведывательной миссии, Нарбонн должен был решить ещё одну важную задачу, которую перед ним поставил Наполеон, воспрепятствовать русской армии первой начать военные действия. Он должен был вести самые мирные речи, чтобы не допустить этого. В то - же время ему рекомендовалось соблюдать меру и осторожность и не терять из виду, что он имеет дело с человеком тонким и подозрительным. После доклада Нарбонна самому императору и всем вокруг стало ясно, что война с Россией неизбежна.
                По поводу переброски французских войск на север, Коленкур во - время одной из бесед с Наполеоном заметил, что он не думает, чтобы можно было принести в жертву союз с Россией.
Император ответил, что не хочет приносить его в жертву. Я оккупирую север Германии лишь для того, чтобы придать силу запретительной системе, чтобы действительно подвергнуть Англию карантину в Европе. «Для этого нужно, чтобы я был силён повсюду. Мой брат Александр упрямо видит в этих мерах план нападения. Он ошибается. Лористон непрерывно объясняет ему это, но у страха глаза велики, и в Петербурге видят только марширующие дивизии, армии в боевой готовности, вооружённых поляков. Между тем именно я мог бы предъявить претензии, так как русские пододвинули дивизии, которые они вызвали недавно из Азии».
Коленкур сделав несколько замечаний, которые должны были доказать императору, что в Петербурге не могли обманываться насчёт его действительных планов, добавил, что никакой политический интерес не может оправдать войну, которая удалит его на 800-лье от Парижа, в то время когда против него ещё были Испания и вся мощь Англии.
- Именно потому, что Англия занята в Испании и вынуждена оставаться там,  - ответил император, - она меня не беспокоит. Вы ничего не понимаете в делах. Вы похожи на русских, вы видите только угрозы и только войну там, где нет ничего другого, кроме развёртывания сил, необходимого, чтобы заставить Англию вступить в переговоры не позже, чем через шесть месяцев.
А во - время другого разговора, Наполеон сказал Коленкуру:
- Вы прекрасно понимаете, что я не хочу жертвовать нашими крупными интересами ради сомнительного восстановления Польши.
- Бесспорно, ваше величество, вы хотите воевать с Россией не только из-за Польши, - ответил Коленкур, - но для того, чтобы не иметь больше конкурентов в Европе, и иметь там только вассалов.
Говоря о континентальной системе, которая была бы строжайшим образом осуществлена от Архангельска до Данцига, Коленкур заметил, что «Наполеон хочет добиться этой цели лишь путём жертв, налагаемых на других, сам же не хочет, а может быть в известной мере не в состоянии принять в них участие с ущербом для собственного кошелька. Он предпочитает, поэтому войну, которая, как он надеется, даст ему в результате возможность требовать в качестве повелителя то, чего в течение некоторого времени добивался собственным примером и мерами убеждения. Он не собрал бы столько войск на севере в ущерб для своих дел в Испании и не затратил бы столько денег на приготовления всякого рода, если бы предварительно не решил уже использовать всё это лишь для известной политической цели, либо для того, чтобы удовлетворить свою излюбленную страсть.
- Это какая - же страсть? – спросил император смеясь.
- Война, государь.
Император потянул Коленкура за ухо, довольно слабо протестуя против его такого заявления, а затем предоставил ему полную возможность сказать всё, что он хотел. А, когда Коленкур касался какого-нибудь чувствительного пункта, он щипал его за ухо, и слегка трепал по затылку, когда ему казалось, что тот заходит чересчур далеко. Коленкур сказал ему, что «он стремится если не ко- всемирной монархии, то во-всяком случае к господству, которое означает более, чем «первый среди равных», и предоставило бы ему возможность требовать от других всего, не подвергая себя таким же лишениям и не оставляя за другими права жаловаться или хотя бы возражать. На время это может казаться выгодным для Франции, но в результате уже имеются, а в будущем ещё больше разрастутся враждебные настроения, враждебные чувства, зависть, и рано или поздно это будет иметь роковые последствия для нас, в нашем веке нельзя навязывать народам такое положение».
Император долго смеялся над филантропией Коленкура, как он это называл, и над выражением «первый среди равных». Он был в очень хорошем настроении и смеялся по всякому поводу, совершенно не сердился и делал лишь слабые попытки возражать Коленкуру. У него был такой вид, словно он говорил: « Вы правы, вы угадали верно, но не говорите об этом». Он стремился лишь доказать, что вёл всегда только политические войны в интересах Франции, давая понять, что и проектируемая война, на которую он, по его искренним уверениям, всё ещё не решился, будет политической войной более, чем всякая другая, и будет служить интересам всей Европы. Франция не может сохранить положение великой державы и добиться большого коммерческого процветания и влияния, принадлежащего ей по праву, если Англия сохранит своё влияние,  и по-прежнему будет узурпировать все права на море, так он называл английские претензии.
Они долго спорили по поводу утверждения Коленкура о том, что Франция уже сейчас слишком сильно территориально расширилась и всё её владения по ту сторону Рейна могут лишь быть поводом к войне и к серьёзным затруднениям. Его гений и его величие охватывают весь мир, но человеческий здравый смысл, то есть обыкновенный человеческий ум, как и разумные географические очертания государств, имеют свои пределы, которых не должны преступать мудрость и предусмотрительность. Наполеон старался убедить Коленкура, что мир с Англией – это крайняя цель его честолюбия и той страсти к войне, в которой его упрекают, но которая является лишь результатом предусмотрительной политики и что он гораздо более умеренный человек, чем это думают. Как потом напишет Коленкур в своих воспоминаниях: «… Ни одна женщина не обладала таким искусством убеждать и добиваться согласия, как Наполеон, когда ему было это нужно». Однажды он ему сказал, что «… когда мне кто-нибудь нужен, то я не очень щепетильничаю и готов поцеловать его даже в зад».
                Во-время другой беседы с Коленкуром, Наполеон подробно подверг обсуждению русские дела и перечислил все свои жалобы,  что если бы он хотел аннулировать свои шаги по отношению к русскому правительству, он сумел бы найти способы объясниться и договориться с ним. Коленкур вновь повторил, что для того, чтобы побудить императора Александра к новым коммерческим жертвам и убедить его обождать с удовлетворением принца Ольденбурского, нужно официальным образом восстановить прежнее положение на севере Германии при установлении всеобщего мира. А в данный момент не выдавать лицензий и не делать того, что император Александр называл монополией правительства за счёт подданных, если мы непременно желаем, чтобы он совершенно не допускал нейтральных. Коленкур напомнил, «что именно лицензии на право захода в Англию дешёвым  нашим судам, побудили Россию принимать нейтральных».
- Император Александр хотел, чтобы мы подвергали себя тем же лишениям, что и других, и чтобы он мог быть спокоен, насчёт наших будущих планов.
Так как Наполеон желал, чтобы Коленкур встретился с Куракиным, то тот на это заметил, что не станет помогать обманывать кого бы то ни было, а тем паче императора Александра, путём дипломатического шага, равносильного плутовству, что не хочет впоследствии упрекать себя в том, что он этому содействовал.
Император повернулся к Коленкуру спиной, сухо ответив, что тот ничего не понимает в делах и удалился.
                А во - время другого разговора с императором Наполеоном, Коленкур заговорил о неудобствах и опасениях столь далёкого похода в Россию, который в течение такого долгого времени мог задержать его вдали от Франции. Что его всегда будут упрекать за то, что он подвергается такому риску и ставит на карту такое прекрасное и великое будущее, в то время, когда он может осуществлять столь же сильное и столь же мощное влияние из своего кабинета в Тюильри. Какое впечатление произведут во Франции риск, угрожающий молодёжи, принадлежащей, вопреки прежним примерам и примерам других стран, не только к низшим классам общества? Что его уже упрекают за войну в Испании и опасно уезжать до того, как эта война будет окончена. Коленкур подчёркивал, что именно там надо нанести удар, прежде всего, если он настойчиво желает этой несчастной войны с Россией. Он говорил ему о стране, о климате, о том преимуществе, которое получат русские, не принимая сражения и предоставив ему продвигаться и исчерпывать свои силы в походах. Он напомнил ему слова императора Александра, а также напомнил о лишениях и о недовольстве войск во – время последней кампании в Польше. Но Наполеон отвечал на всё, что Коленкур сделался русским и ничего не понимает в делах. А тот отвечал на это шуткой, почему же вы ваше величество делаете ему честь беседовать с ним об этом. Он прямо заявил императору, что тот обманывает себя и строит иллюзии, и не учитывает опасностей принятого решения.
- Вы думаете, что идёте к великой политической цели, а  я считаю, что вы ваше величество ошибаетесь.
На это император с горячностью ответил, что именно русский император хочет воевать с ним, об этом ему сообщает Лористон. Все русские войска передвигаются,  даже войска, стоящие на границе с Турцией. Что любезности императора Александра ослепили Коленкура, и он узнал о враждебных намерениях русских лишь после того, как послал в Петербург другого посла, который доносит, что англичане открыто торгуют в Петербурге, и даже хотели похитить у адъютанта де Лонгрю депеши, которые послал с ним Лористон. Дело в том, что молодой офицер де Лонгрю посорился с русским курьером, лёгкая почтовая кибитка которого обогнала его. Француз думал, что он имеет право, как во Франции, запретить русскому обгонять его. Де Лонгрю начал стрелять в русского из своих пистолетов, но русский не обратил никакого внимания ни на эту пальбу, ни на угрозы. В Риге  губернатор указал молодому офицеру на его неподобающее поведение, хотя и разрешил продолжать свой путь из уважения к его должности дипкурьера, но в то же время сделал доклад своему двору. Маркиз Лористон до такой степени был недоволен поведением своего адъютанта, что отчислил его.  Вот что император изображал в виде нападения на одного из курьеров с целью похищения депеш.
                К концу зимы император Наполеон поручил Талейрану отправиться в Варшаву для руководства польскими делами во - время его похода в Россию, и для наблюдения за Веной и Германией. А когда Талейран открыл себе кредит на 60-тысяч франков в Вене, объяснив этот свой шаг тем, что не существует прямых банковских переводов из Парижа в Варшаву, и что он не хотел испытывать задержек или затруднений сейчас же по приезду.  Что привело Наполеона в бешенство против Талейрана, но потом этот его гнев остыл, объясняя себе этот шаг желанием Талейрана тайно донести до сведений венской почты, что он возвращается к делам. Наполеон говорил об этом, как об интриге Талейрана с целью придать себе вес и говорил Коленкуру, что даже сошлёт его. 
- Что Талейран поступил безрассудно, покинув министерство, так как он продолжал бы вести дела до сих пор, а теперь его ничтожество убивает его. В глубине души он жалеет, что он больше не министр, и интригует,  чтобы зарабатывать деньги. Его окружение всегда нуждается в деньгах, как и он, и готово на всё, чтобы добыть их. Он хотел внушить всем, что я не могу обойтись без него, а между тем мои дела шли не хуже с тех пор, как он в них больше не вмешивается. Он слишком скоро позабыл, что договоры, которые он подписывал, были продиктованы битвами, выигранными французами. Никто в Европе не обманывается на этот счёт. Мне нравился ум Талейрана, у него есть понимание, он глубокий политик, и гораздо лучше, чем Маре. Но у него такая потребность в интригах и вокруг него вертится такая шваль, что это мне никогда не нравилось.
Коленкур пытался заступиться за Талейрана, сказав, что возможно в этом есть какая-то интрига, о которой император не знает, и что он может разобраться в ней, если вызовет Талейрана. Но император  сказал, что не хочет его видеть, что даст приказ об изгнании его из Парижа, и запретил Коленкуру посещать Талейрана и говорить с ним. В итоге Талейран был заменён на аббата де Прадта.
                11-мая, когда император, покинув Париж, прибыл в Майнц и провёл там два дня. В разговоре с Коленкуром он жаловался на герцога Бассано. Он обвинял его в отсутствии предусмотрительности. Что министерство иностранных дел действует лишь поскольку, поскольку он сам его толкает. Бассано не думает ни о чём. Ещё три месяца назад Швеция должна была бы мобилизоваться, чтобы воспользоваться случаем отвоевать обратно Финляндию, а турки должны были бы держать 200-тысяч на Дунае. Всякий другой на месте Бассано заставил бы их развернуть знамя Магомета ещё два месяца назад, и в настоящий момент из-за этой ошибки Бассано император лишён своевременной помощи  с их стороны. Бассано будет нести за это ответственность перед Францией. В настоящем случае его министр дел должен был осуществить половину всей задачи похода, а между тем он еле-еле подумывает об этом, да и то потому, что император распёк его. Император был в плохом настроении и очень был недоволен герцогом. Коленкур возразил ему:
-  У нас не привыкли действовать без его приказаний, и он не одобрил бы таких действий, так как ещё и в настоящий момент он повторяет, что не хочет войны.  Шведское и турецкое правительство могли бы бояться скомпрометировать себя, забегая слишком вперёд. Его министр, очевидно, не осмелился действовать слишком откровенно, из страха преждевременно разоблачить проекты, которые он всё ещё продолжает отрицать. Наконец, для наследного принца шведского, ставка в этой игре слишком высока и поэтому из личных интересов он должен быть чрезвычайно осторожным. Коленкур заметил императору, что мир между Россией и турками уже давно зависит лишь от петербургского двора. Он убеждён, что Россия подписала бы его, если бы захотела, и она сделает это, когда захочет, а так как ещё нет сведений о том, что она сделала, то вопреки всему, что ему могли доносить.
Он вновь повторял, «что император Александр не хочет воевать с ним и, может  быть, даже всё ещё сомневается насчёт того, окончательно ли решил император Наполеон начать враждебные действия. Эти соображения неопровержимо доказывают, что проекты императора Александра являются оборонительными и никогда не были наступательными, так как если бы он хотел войны, то он не преминул бы начать с заключения мира с турками, хотя бы для того, чтобы иметь возможность свободно располагать своими войсками».
В течение нескольких минут император молчал, размышляя, а затем с горячностью сказал Коленкуру, что уверен в турках, что они, может быть, и не произведут мощной диверсии, но, наверное, и не подпишут мира. Турки вполне в курсе того, что подготовляется, и как бы ни были они не искусны в политике, они отнюдь не слепы.  Когда речь идёт о вопросах такого огромного значения для них, кроме того, не было недостатка и в соответствующих внушениях. Что касается Бернадота, то он вполне способен забыть, что он француз по рождению.  Но шведы люди слишком энергичные и неглупые, чтобы упустить этот случай, отомстить за обиды, наносившиеся им, со - времён Петра Великого.
                16-мая Наполеон прибыл в Дрезден. По его приказу стали распространять слухи о предстоящем свидании с императором Александром. А, чтобы сделать эти слухи правдоподобными, указывали на миссию де Нарбонна, который был послан к царю. В Дрезден приехали король Пруссии и кронпринц. Некоторые думали, что император не очень хорошо будет обращаться с королём, так как он его не любил и всегда говорил о нём: « Он фельдфебель и дурак». Но в данный момент Наполеон был реально заинтересован в том, чтобы убедить прусского короля, что он искренне включает его в рамки французской политической системы, и ничего больше не замышляет против него. Король и кронпринц были очень довольны оказанным им приёмом.
                Перед вторжением французских войск в Россию, Наполеон ещё раз обратился к своим самым высокопоставленным сановникам. Он пытался убедить их в полезности, правомерности и необходимости этой войны, но  один из них Коленкур особенно часто прерывал его с нетерпением.
- Не нужно обманывать себя или попытаться обмануть других, Франция обладает континентом, но разве нельзя обвинить её союзников в несоблюдении условий континентальной системы? В это время как французская армия заняла всю Европу, в чём можно упрекнуть русских с их армией? Разве теперь ваши амбиции заключаются в том, чтобы обвинить Александра в его амбициях? Решительность этого государя такова, что если вторгнуться в Россию, то нечего ждать мира, пока хоть один француз останется на её земле, при этом непоколебимая национальная гордость русских совершенно соответствует решительности их императора. Да, его подданные обвиняют его в слабости, но они не правы, его нельзя судить по той самоуспокоенности, которая была проявлена в Тильзите и Эрфурте, в ней больше нет восторженности, неопытности и налёта амбициозности. Этот государь любит справедливость, он хочет, чтобы правота была на его стороне, он может колебаться до определённой поры, но затем становится твёрдым. Если сказать о его отношениях с подданными, то он навлечёт на себя большую опасность, заключая позорный мир, чем ведя неудачную войну. Более того, как можно не видеть, что в этой войне нам следует бояться всего, даже наших союзников? Разве вы не слышали ропота недовольных королей о том, что они лишь ваши префекты? Чтобы обернуться против нас, они, все они, только ждут походящего случая: зачем рисковать, давая им шанс? С 1805 года система войны, вынуждавшая даже самых дисциплинированных солдат заниматься грабежом, сеяла семена ненависти по всей Германии, которую французские войска собираются теперь пересекать. И на кого, на что собираетесь вы опереться? На Пруссию, которую пять лет уничтожали, и союз с которой был притворным и вынужденным? Более того, вы собираетесь провести  самую длинную линию военных операций, которую когда-либо проводили, сквозь страны, чей страх был молчаливым, и чья угодливость может стать предательством. Страны, похожие на вулканы, зола которых прячет ужасное пламя, готовое вырваться наружу при малейшем ударе? В итоге, каким может быть результат столь многих завоеваний, сделать маршалов королями. Желаете ли вы знать мнение армии? Военные считают, что лучшие солдаты находятся в Испании. Что полкам, слишком часто формируемым за счёт рекрутов, не хватает сплочённости. Что солдаты даже не знают друг друга и не уверены, могут ли они положиться друг на друга в случае опасности. Что первая линия маскирует слабости двух других, что уже из-за молодости и слабости, многие из них пали во - время первого марша под тяжестью ранцев и оружия. Разве не известно, что все стихии защищают эти страны с 1-октября по 1-июня? Что это время, за малым исключением представляет собой пору, в которой армия, оказавшаяся в этих пустынях из грязи и льда, должна погибнуть там полностью и бесславно? Наконец, когда армии сойдутся лицом к лицу в этих пустынях, то какие разные мотивы будут ими двигать. На стороне русских – страна, независимость, интерес частный и общественный, даже тайные пожелания наших союзников. На нашей стороне - одна слава, не подкреплённая даже желанием приобретения. Задуманный вами поход оставит Францию одинокой, пустынной, без главы, без армии, доступной для любой агрессии. Кто тогда должен её защищать?
- Моя слава, - ответил император. – Я оставляю своё имя и страх, внушаемый вооружённой нацией.
Наполеон заявил, что собирается организовать в Империи когорты народного ополчения и доверить французам защиту Франции, его короля и его славы. Что касается Пруссии, то он обеспечил её спокойствие, лишив возможности двигаться, даже в случае его поражения или высадки английского десанта, на берегах Северного моря и в его тылу. Что касается остальной Германии, то политическая система и недавно заключённые брачные союзы с дворами Бадена, Баварии и Австрии связали её с Францией, а короли обязаны ему своими новыми титулами. Подавив анархию и связав себя с королями, он стал ещё сильнее, а последние не могут на него напасть, не заразив свои народы принципами демократии, и едва ли возможно, чтобы монархи стали союзниками естественного врага, всякого трона – врага, который если бы не был за него, сверг бы их, и против которого он один может их защитить. «Кроме того, немцы – медлительные и методичные люди, и имея с ними дело, он всегда должен располагать временем. Он господствует над всеми крепостями Пруссии, а Данциг является вторым Гибралтаром. Россия должна вызывать опасения всей Европы своим военным потенциалом и захватническим   правительством, так же как и своим диким населением, уже столь многочисленным, которое ежегодно прирастает на полмиллиона. Если ли угроза со стороны различных партий, которые предположительно существуют внутри империи во - время моего отсутствия? Где они? Я вижу только одну враждебную партию – это роялисты, главная часть старой знати, престарелые и неопытные. Но они бояться моего нападения, более, чем желают его. Меня превозносят, как великого военачальника, как способного политика, но почти не  говорят обо мне, как об администраторе. Между тем самое трудное и самое полезное, что я сделал, я остановил революционный поток, который бы поглотил всю Европу и вас. Я объединил партии, противоположные друг другу, смешал враждебные классы, однако среди вас были твердолобые дворяне, которые этому противились, они отказывались от моих благодеяний. Очень хорошо! Мне-то что? Ради вас, вашего благополучия я это предлагал. Что бы вы делали в одиночку и без меня? Вы просто горстка людей, противная массам. Разве вы не видите, что нужно уничтожить противостояние третьего сословия и дворянства путём полного слияния лучшего, что сохранилось в этих двух классах? Я предлагаю вам руку дружбы, а вы её отвергаете, но зачем вы мне нужны? Когда я поддерживал вас, я причинял себе вред в глазах народа. Раз так, то я король только третьего сословия – разве этого не достаточно»?
Переходя к другому вопросу, император сказал, что вполне осведомлён об амбициях своих генералов, но война всё расставляла по местам, и французские солдаты никогда не одобрили бы крайностей – они слишком гордятся своей родиной и слишком привязаны к ней. Если война опасна, то у мира есть свои опасности. Если вернуть армии домой, то проявится слишком много дерзких замыслов и страстей. Нужно давать им свободный выход.  «Короче говоря, я боюсь их меньше за пределами Империи, чем внутри её. Я чувствую, что я иду к цели, о которой не ведаю. Поскольку скоро я её достигну, то буду более не нужен, и будет достаточно атома, чтобы меня низвергнуть, но до этого времени все человеческие усилия против меня бесполезны».
                1-2.  Кто-то из современников императора России Александра--1 выразился так: «Александр, как Будда, по индийским сказаниям, проходит всю жизнь через разные «преображения», «становления», разные «аватары», поэтому у него и является всякий раз совсем новое лицо». Впрочем, подобное можно было сказать о многих. 
И хоть Александр каждый раз являл миру новое лицо, тем не менее, в нём было нечто постоянное, присущее только ему.
                Александр-1 родился в 1777 году в Санкт-Петербурге. Он стал российским императором 12-марта 1801 года в результате дворцового переворота и насильственного устранения своего отца Павла-1. После смерти его бабушки императрицы Екатерины-2, и воцарением его отца Павла-1, почти сразу вокруг Александра образуется своеобразный кружок друзей, которых великий князь согласился посвятить в свои тайны и приобщить к своим замыслам. Александр был недоволен правлением бабки, он утверждал, что в «наших делах господствует неимоверный беспорядок, грабят со-всех сторон, все части управляются дурно, порядок, кажется, изгнан повсюду, а империя стремится лишь к расширению своих пределов. При таком ходе вещей возможно ли одному человеку управлять государством, а тем более исправлять укоренившиеся в нём злоупотребления, это выше сил не только человека одарённого, подобно мне, обыкновенными способностями, но даже и гения, а я постоянно держался правила, что лучше совсем не браться за дела, чем исполнять его дурно». В послании польскому князю Чарторыйскому Александр признаётся в том, что он нисколько не разделяет воззрений и правил Кабинета и Двора, что он далеко не одобряет политики и образа действий своей бабки, что он порицает её основные начала». Он пишет о том, что ненавидит деспотизм повсюду, во всех его проявлениях, что он любит свободу, на которую имеют одинаковое право все люди, что он с живым участием следил за французской революцией, что, осуждая её ужасные крайности, он желает республике успехов и радуется им.
                В послании своему воспитателю Лагарпу он писал: «Вам известны различные злоупотребления, царившие при покойной императрице, они лишь увеличивались по мере того, как её здоровье и силы, нравственные и физические, стали слабеть. …Мой отец, по вступлении на престол, захотел преобразовать всё решительно. Его первые шаги были блестящие, но последующие события не соответствовали им. Всё сразу перевёрнуто вверх дном и потому беспорядок, господствующий в делах и без того в слишком сильной степени, лишь увеличился ещё более». … «Сегодня приказывают то, что через месяц будет уже отменено», «строгость лишённая малейшей справедливости, фаворитизм». Александр не мог одобрить умаление при Павле-1 прав своей матери-императрицы, и массовой раздачи государственных крестьян при коронации и откровенной демонстрации прав императора, как главы церкви и ограничением прав дворянства. Уже тогда он просит Чарторыйского составить манифест на случай возможного вступления его самого на престол.
Лагарпу он писал о своём плане даровать стране свободу.
                Александр,  проводит тайные совещания со своими друзьями, к коим относятся: Новосильцев, Строганов, Чарторыйский и другие. Часть, из которых начинают бороться с «эгоистической склонности Александра к уходу в частную жизнь после дарования свобод». Горячо разделяла его мысли и его супруга Елисавета Алексеевна.
Заговор против императора Павла-1 формируется и постепенно складывается вокруг великого князя Александра, вице-президента коллегии иностранных дел Панина, Ольги Александровны Жеребцовой, родной сестры фаворита Екатерины-2 Зубова - красавицы и авантюристки, и английского посла в Петербурге лорда Витворта, который имел с ней интимные связи. А Англия субсидировала заговорщиков, так как всегда была готова нагадить павловской России. Затем к заговору были привлечены итальянец на русской службе адмирал Иосиф де Рибас, русский посланник в Дании, отец будущих декабристов Иван Муравьёв, военный губернатор Петербурга Пётр Пален, посол России в Лондоне Воронцов. Но Александр колеблется. Панин и Пален, воздействуют на него доводами о «страдающем отечестве», о необходимости перемен, об опасном сближении с Францией, рискованной игре Павла с Наполеоном, об опасности разрыва с Англией.
                Когда Александру сообщили об убийстве его отца, он с горестным волнением закричал: « Как вы посмели! Я этого никогда не желал и не приказывал» и повалился на пол. Александр предался полному отчаянию. Граф Пален в присутствии Беннигсена схватив его за руку, говорит ему: «Будет ребячиться! Идите царствовать, покажитесь гвардии».
Через десять минут Александр предстал перед полками гвардии и сказал во - многом вынужденные слова: «Батюшка скончался апоплексическим ударом, всё при мне будет, как при бабушке».
Тут - же в ответ раздались крики «ура». Но оказалось, что не все кричат «ура». Пришлось показать им тело Павла, которое спешно привели в порядок три шотландских врача. Вскоре все полки гвардии приводят к присяге новому императору. Но Александр продолжает находиться в отчаянии, всё время повторяя: « У меня не хватит силы царствовать. Я отдаю власть кому угодно». Пален, воздействует на него с помощью его супруги.

                Александр-1 отличался нерешительностью, подозрительностью и двуличностью. Тем не  менее, в 1806-07-годах им был проведён ряд военных реформ: усовершенствована дивизионная и корпусная организация войск, реорганизована кавалерия, артиллерия и инженерные войска, создано земское ополчение, пополнившие регулярные войска и способствующие превращению русской армии в массовую. В 1808 году им было создано военное министерство.
                Александр умел держать себя в руках, как мало кто умел это делать, в особенности из самодержцев.  Александр умел долго и упорно ждать и желать. У него был достаточно твёрдый характер. Он никогда ни перед чем не останавливался, чтобы провести в жизнь свою выдумку, ни перед гнусностью, ни перед жестокостью. Он был не из тех, кого можно было легко обмануть. Во - всяком случае, не из тех, кого можно долго обманывать. Хорошо его знавший Сперанский говорил: «Александр слишком слаб, чтобы управлять, и слишком силён, чтобы быть управляемым».
                До войны 1812 года ему пришлось пройти через многие испытания, которые оказали на него большое влияние. Ему пришлось пройти через государственный переворот, в результате которого был свержен с престола и убит его отец Павел-1, во - время которого он проявил нерешительность и легкомыслие. Через поражение под Фридландом и Аустерлицем, когда он расплакался и сбежал с поля боя. Через позорное вынужденное заключение мира и союза с Францией, на невыгодных для России условиях. Пройти через предательство (как считали многие в Европе) в отношении прусского короля Фридриха-Вильгельма-3 и королевы Луизы, которым царь легкомысленно поклялся в вечном союзе и дружбе.
                Если во - времена Екатерины-2, правящие круги России на международной арене свои интересы видели в сохранении межгосударственных соглашений, закрепляющих за Россией обширные территориальные приобретения (польско-прибалтийские и районы причерноморья). Не вмешиваясь в англо-французское политическое и торговое соперничество, так как эти страны открыто не посягали на выгодные России межгосударственные соглашения, так называемая политика «свободы рук».  То с приходом к власти Павла-1, с заключением им франко-русского союза в 1800 году, внешняя политика России коренным образом изменилась, наметился отход от прежней, более надёжной политики. В  мае 1801 года Павел-1 разорвал мирные отношения с Англией и более того стал создавать против неё коалицию государств, что, безусловно, было в интересах Наполеона. Ускоренными темпами готовилась экспедиция русских войск в Индию во - главе с Платовым. 16-декабря 1800 года был заключён договор между Россией и Швецией, направленный против Англии, которая стала предпринимать действия, направленные против России, направив в Балтийское море эскадру под командованием адмирала Нельсона, с задачей бомбардировать Кронштадт. Но военные действия удалось предотвратить. Государственный переворот, в результате которого к власти пришёл Александр-1, произошёл из-за непреодолимых противоречий, возникших в дворянских и помещичьих кругах русского общества, которые были недовольны внешней и внутренней политикой Павла-1. Были недовольны его деспотизмом, преклонением перед «пруссачеством» и фридриховской системой в армии. Были недовольны разрывом торговых отношений с Англией, являвшейся основным покупателем русского хлеба и других продуктов сельского хозяйства. Англия и Франция стремились привлечь Александра на свою сторону. В правящих кругах России в это время преобладали две основные точки зрения. Представители первой уже не видели в императоре Наполеоне источник революционной заразы в Европе, считая, что Наполеон покончил с революцией, превратив Францию в нормальное буржуазное государство, которое больше не угрожает самодержавию и феодально-крепостным устоям Российской империи. Наиболее видными представителями которой, были министр коммерции Н.П. Румянцев, министр морских сил Н.С. Мордвинов и вице-канцлер А. Б. Куракин, управляющий коллегией иностранных дел В.П. Кочубей. Они предлагали вернуться к прежней внешней политике, проводимой при Екатерине-2. Вместо дорогостоящих войн с Францией вдали от русских границ, встать на прежний путь поддержания в Европе равновесия между Англией и Францией, Австрией и Пруссией, а острие внешней политики направить на Восток. А когда удастся создать в Европе политическое равновесие, баланс трёх государств (Англии, Франции и России), последняя не беря никаких политических обязательств по отношению к любой из двух других, будет иметь возможность поддерживать с ними самые тесные экономические связи. В то - же время, учитывая, что Англия к тому времени сумела занять преобладающее место в русской торговле и привязала к себе русских экспортёров, Румянцев выдвинул целую внешнеторговую программу избавления от этой экономической зависимости. В частности он предлагал освоение морского торгового пути через Чёрное и Азовское море, отстаивая необходимость для России иметь свой отечественный торговый флот.
Представители другой группировки, так называемые «англофилы», которые группировались в основном вокруг министра иностранных дел (март-октябрь 1801 года) Н.П. Панина, посла в Лондоне С.Р. Воронцова, его брата канцлера А. Р. Воронцова, посла в Вене А. К. Разумовского, отстаивали идеи вооружённой борьбы России в союзе с Англией и другими державами против Франции. По их мнению, лишь военный разгром Франции ликвидировал бы угрозу её экспансии в Европе. Только победа над Наполеоном позволяла бы России не только сохранить, но и увеличить территориальные приобретения. Поэтому они выступали против каких-либо соглашений и союзов с Наполеоном, отстаивая концепцию самого тесного англо-русского союза. Программа самого тесного союза с Англией была изложена в записке Панина «О политической системе Российской империи» (июль 1801 года), в которой доказывалась необходимость союзов для «удержания пограничных государств, в рамках их нынешнего могущества», выступая против политики «свободы рук». Особенно, по его мнению, России был необходим союз с Англией, считая, что основой этого союза может служить полное совпадение интересов». В то - же время Панин отрицал угрозу морского могущества Англии для России, считая, что это приносит ей большую пользу, удерживая Пруссию, Швецию и Данию в состоянии слабости, желательной для России. По мнению Панина, основная угроза для России исходит от Франции, главной нарушительницы европейского политического равновесия.
                Вначале Александр-1 занял центристскую позицию, даже более склоняясь к политике «свободы рук». Хотя его ближайшее окружение более склонялось к сторонникам вооружённой борьбы с Францией. Уже тогда было ясно, что добиться политического равновесия в Европе для России будет невозможно, из-за проводимой Наполеоном политики достижения гегемонии Франции в Европе, противоречащей интересам России. Это  создавало реальную угрозу потери ею некоторых территориальных приобретений, в то - же время это не означало, что во - всём можно было согласиться и с русскими «англофилами».
8-10-октября 1801 года в Париже был заключён русско-французский мирный договор. Был заключён и франко-русский торговый договор. Таким образом, Россия де-юре признало Францию равноправным государством. Договор поставил конец обвинениям Франции в «распространении революционной заразы». В дополнение к мирному договору была заключена секретная конвенция. По-существу это был раздел сфер влияния в Европе. В конвенции проводилась идея дипломатического сотрудничества России и Франции при урегулировании спорных вопросов германского и итальянского. Но от политики «свободы рук» Александру пришлось быстро отказаться, и виной тому был сам Наполеон, предпринятое им дипломатическое наступление сначала на Балканах, а затем в германских государствах, ставивших под угрозу равновесие сил в Европе, зафиксированное в мирном договоре 1801 года.
А заключённый в июне 1802 года договор между Францией и Турцией, ставил под угрозу отвоёванные Россией у Турции территории, свободный проход русским торговым судам через Босфор и Дарданеллы. Игнорируя соглашения о совместном с Россией влиянии на черноморские дела, французская дипломатия различными посулами, а то и угрозами стала склонять на сторону Наполеона и германских князей. Александр не мог на это не реагировать. Было отменено ранее принятое решение Госсовета о выводе русских войск из Неаполя и с Ионических островов, где к осени 1804 года находилось около 11-тысяч солдат и свыше 16-военных кораблей. Начались консультации с английским правительством о мерах по противодействию Франции в Турецкой империи. В марте 1804 года царское правительство издало декларацию о защите совместно с Данией «вольных ганзейских городов» от притязаний Франции, поскольку захват этих городов угрожал сокращению русской торговли на Балтике.
                Александру-1 потребовалось приложить много усилий, чтобы склонить к союзу против Франции некоторые европейские государства. Пруссия отказалась участвовать в войне против Франции. Но Австрию удалось склонить к союзу в 1805 году. Планировалось наступлением с австрийской территории через Швейцарию вторгнуться во Францию; наступлением в Северной Германии заставить Пруссию присоединиться к общей борьбе с Наполеоном и, используя её вооружённые силы, освободить занятый французскими оккупационными войсками Ганновер и южногерманские земли; двухсторонним наступлением с севера и юга изгнать французов из Италии; совместными действиями русского и австрийского флотов вытеснить французов из Средиземного моря.  Но это был нереальный план, не учитывающий обширности театра военных действий и ограниченность ресурсов. Ошибочной была и основная стратегическая идея этого плана, разработанного австрийцами. Наступление намечалось развернуть в трёх районах в долине Дуная, Северной Италии и Тироле. Соответственно этому создавались три группировки войск. Решая вопрос о командующем русской армии, Александр остановил свой выбор на опальном генерале Кутузове, которого до этого отправили в отставку с поста губернатора Петербурга. Кутузов после вступления в командование армией, предложил свой план предстоящей военной кампании, хорошо видя все ошибки стратегического планирования. По его мнению, русская армия должна была идти на Прагу, а затем прямо к Рейну, что выводило её прямо кратчайшим путём к главной группировке противника и создавало возможности быстрого перенесения военных действий на территорию Франции, широкого манёвра, лучшего обеспечения продовольствием, подчёркивая необходимость совместных действий русской и союзных армий. Однако соображения Кутузова не были приняты во - внимание, так как план действий был определён протоколом Венской конференции. Александр приказал Кутузову беспрекословно повиноваться главнокомандующему австрийскими войсками. В результате союзников могло ждать только поражение. После капитуляции австрийской армии Макка под Ульмом все надежды союзников возлагались на армию Кутузова. « Я только тогда останусь спокойным, - писал Александр-1 Кутузову, - когда узнаю, что вы решились принять на самого себя высокую ответственность защищать Вену». Между прочим, добавив, что «…Удостоверяясь из опыта в неспособности генерала Макка, вам не должно полагаться на его советы». Русская армия оказалась в тяжёлом положении. Кутузов, разгадав замысел Наполеона, стремившегося застать русскую армию врасплох, решил немедленно отвести армию из района Браунау для соединения с подходившей из России армией Буксгевдена. В это время в руки Кутузова попали письма начальника штаба французской армии Бертье и Наполеона австрийскому императору Францу, свидетельствующие о тайных переговорах, о заключении сепаратного мира. «Теперь, - доносил Кутузов царю, - я имею все основания считать, что существуют переговоры между Австрией и Францией.
Неожиданный поворот русской армии на север и переход её у Кремса через Дунай резко изменил всю обстановку, что позволило русской армии не только избежать окружения, но и поставить корпус Мортье в тяжёлое положение, который был разбит. В плен было взято до 2-тысяч человек. Но австрийцы беспрепятственно пропустили французскую армию через Таборский мост и сдали Вену. В результате этого предательства над русской армией вновь нависла угроза окружения. Вместо обороны переправы через Дунай, русская армия вновь была вынуждена отходить с боями в течение месяца. Но Кутузову удалось спасти армию и соединиться с войсками Буксгевдена.
                Прибывшие к армии Александр-1 и Франц-1, а также Веройтер и другие стали настаивать на немедленном переходе в наступление. Только Кутузов возражал против этого, считая, что русской армии необходима пауза для пополнения и приведения её в порядок. Но Александр-1, фактически отстранив Кутузова от командования, приказал начать наступление. В результате сражения под Аустерлицем союзники потерпели поражение, которое привело к распаду третьей коалиции против Франции.
26-декабря в Пресбурге были подписаны условия фактической капитуляции Австрии.  Аустерлиц и Пресбургский мир положили начало новой обстановке в Европе. Наполеон не только закрепил все сделанные им до 1805 года завоевания, но и приобрёл новые территории в Италии, Германии и на Балканах.
                В русских правительственных кругах вновь обострились противоречия, открыто выражалось недовольство неудачами русской армии и дипломатии.
В январе 1806 года состоялось заседание Госсовета для обсуждения дальнейшего курса внешней политики России. Министр иностранных дел Чарторыйский выступил с докладом «О положении политических дел в Европе», в который предварительно император внёс некоторые поправки. В своём докладе Чарторыйский остановился на причинах отхода России от политики «свободы рук» и её участия в третьей антинаполеоновской коалиции. Затем выступил Александр-1, обративший внимание на тяжёлое положение Австрии и «неизвестность о том, что прусский двор чинить намерен». Главное внимание следует обратить на «те опасения, каковые от присоединения к королевству Италийской Истрии, Далмации и всех венецианских владений родиться могут для Порты Оттоманской, а посредством оной и российским черноморским провинциям и их торговле».
В ходе обсуждения внешнеполитического курса России наметились три точки зрения. Сторонники первой точки зрения предлагали ничего не менять в прежней системе и под прикрытием мирных переговоров с Францией перегруппировать силы и в удобный момент в союзе с Англией начать новую войну против Франции.
Сторонники второй точки зрения предлагали вернуться к курсу «свободы рук» и неучастию в союзах. Наиболее полно эта концепция была выражена С.П. Румянцевым. По его мнению, Россия должна отказаться от дорогостоящих комбинаций по установлению европейского равновесия, заключить с Францией сепаратный мир и предоставить Англии и Франции изнурять себя в междоусобной войне, не вступая ни в какие союзы.
С третьим предложением выступил А.Б. Куракин, который считал, что от союза с Англией против Франции надо отказаться, так как это только увеличивает могущество Англии, но англо-русскую торговлю нужно продолжать и развивать. Пусть Англия одна борется с Францией. Оставаясь в стороне, Россия лишь выиграет, поскольку обе стороны будут искать её поддержки и Россия без особых военных усилий, а исключительно с помощью своей дипломатии может не только обеспечить безопасность своих собственных границ, но даже добиться их некоторого округления. Основные усилия русской дипломатии нужно направить на нейтрализацию Франции, ибо она единственная страна, которая может угрожать границам России.  Нейтрализацию Франции Куракин предлагал осуществить путём сепаратного с ней соглашения, не угрожающего Англии. Куракин предлагал также усилить русские армии и заручиться оборонительным союзом с Пруссией.  Предложение Куракина первоначально не было принято Александром, так как оно было необычным, менявшим всю систему политики России в Европе. Но старый князь, дипломат екатерининской школы, смотрел далеко вперёд.
В 1807 году Александр-1 вынужден был вернуться к идее Куракина. Предложения Куракина и Сперанского легли в основу концепции военной и дипломатической нейтрализации Франции. Эта концепция дала России пятилетнюю мирную передышку для подготовки к войне 1812 года.
                По предложению Н.П. Румянцева, Александр-1 поручил управляющему МИДа Чарторыйскому через торгового консула Франции в Петербурге Лессепса выяснить намерения Наполеона о возможности начала франко-русских переговоров, избрав в качестве предлога вопрос об эмбарго, наложенным в 1805 году французским правительством на несколько русских судов в портах Франции. Как удалось выяснить, Наполеон признал справедливость требований России в отношении русских судов. Однако Лессепсу рекомендовали не выступать инициатором в мирном урегулировании разногласий. Инициатива должна исходить от России. Тактика Наполеона оставалась прежней углубить англо-русские разногласия и заставить Россию пойти на сепаратные переговоры.
                17-июня 1806 года был уволен в отставку Чарторыйский. Министром иностранных дел России был назначен генерал Будберг. Дипломатическим представителем в Лондоне стал Николаи, в Берлине Алопсус.
В это время Александр-1 пытался создать Северогерманскую конфедерацию во - главе с Пруссией направив её против Франции. Особенно важным для русской дипломатии было осторожное согласие Австрии примкнуть к этой лиге при условии, что во - главе её станет Россия. Русская дипломатия пыталась также привлечь к новой антинаполеоновской коалиции Испанию и даже США.
                11-июля 1806 года в Петербурге под председательством Александра-1 состоялся военный совет. На котором с кратким обзором международной обстановки выступил министр иностранных дел Будберг. Затем Александр-1 призвал членов совета обсудить меры по усилению обороноспособности страны, в частности разработать планы военных операций на случай войны с Францией и Турцией, об увеличении численности русской армии и так далее. Военный совет постановил признать «полезным пребывание в оборонительном положении» до тех пор, пока «в случае неприязненных намерений кого-либо из соседей наших предупредить его предприятие сильным ополчением».
Узнав о том, что новое английское правительство во - главе с Фоксом намерено начать мирные переговоры с Наполеоном, Александр-1 в июле 1806 года также решил направить в Париж бывшего поверенного в делах России во Франции Убри для ведения мирных переговоров, который получил соответствующие инструкции, которые носили крайне противоречивый характер.  Плохо сориентированный Убри, полагал, что худой мир лучше доброй ссоры, под угрозой срыва переговоров, 20-июля 1806 года он подписал проект франко-русского мирного договора. Договор восстанавливал дипломатические и торговые отношения, сохранял за Россией Ионический архипелаг, гарантировал Турцию от вторжения французских войск. Но Франция категорически отказалась очистить Далмацию и согласилась вывести свои войска из Северной Германии только при условии вывода русских войск с адриатического побережья Балкан.
                В начале августа 1806 года Александр-1 созвал специальное секретное совещание Госсовета, пригласив некоторых военноначальников, в частности Кутузова. Госсовет должен был решить вопрос о ратификации этого договора. Против договора выступила целая группа во - главе с министром внутренних дел В.П. Кочубеем. Министр иностранных дел Будберг также высказался против ратификации договора. По его мнению, вывод русских войск с Балкан не компенсировался выводом французских войск из Германии. Кроме того, Россия рисковала лишиться помощи Англии. Основным же аргументом Будберга было утверждение, что Россия не может верить договорным обязательством Наполеона, поскольку он их всё - равно не выполняет.
В пользу ратификации высказались Румянцев, Куракин, Кутузов и другие, которые пытались доказать, что отказ от ратификации означал бы новую войну с Францией, а это в условиях распада третьей антинаполеоновской коалиции и поражения при Аустерлице было бы для России чрезвычайно трудным делом, поскольку ей пришлось бы вести войну один на один. Но они оказались в меньшинстве. В результате Александр-1 решил отказаться от ратификации русско-французского мирного договора, так как для него миссия Убри носила скорее разведывательный характер, с целью прояснить намерения Наполеона.
                В это время разгорелась дипломатическая война за Пруссию. Несмотря на заключение франко-прусского мира (декабрь 1805 года), Александр-1 направил в Берлин специального уполномоченного князя Долгорукого, который должен был попытаться сорвать выполнение этого соглашения прусским королём. В то - же время прусское правительство выдвинуло старый проект: заключение русско-прусско-французского союза. В Петербург со-специальной миссией был направлен герцог Брауншвейгский. Но русская сторона отвергла как этот союз, так и посреднические услуги Пруссии в вопросе урегулирования франко-русских разногласий. Пруссии было предложено примкнуть к антинаполеоновской коалиции. Но Пруссия в феврале 1806 года заключила с Францией новый договор. Александр отреагировал тем, что вручил герцогу Брауншвейгскому памятную записку, предложив Пруссии заключить военный союз. В этих условиях Россия брала на себя обязательство гарантировать целостность и независимость Пруссии. Герцог дал согласие на заключение такого союза, но 28-марта прусские войска заняли Ганновер. Англия реагировала очень остро, объявив 11-мая Пруссии войну, и был издан декрет о встречной блокаде морского побережья Северной Германии. К конфликту с Англией прибавился конфликт Пруссии со Швецией из-за владений шведского короля в Померании. 12-мая 1806 года Швеция объявила морскую блокаду балтийских портов Пруссии. Таким образом, Россия вместо объединения своих возможных союзников в мае 1806 года оказалась перед фактом морской войны между ними. Но Россия продолжала прилагать усилия для привлечения Пруссии на сторону четвёртой коалиции, путём посредничества в англо-прусском и шведско-прусском конфликтах, продолжением секретных переговоров о заключении русско-прусского оборонительного союза. В Пруссии всё больше стали понимать, что в условиях конфликта с Англией и Швецией, подозрительности Австрии, несогласия России, Пруссия не сможет реализовать французские предложения. Создание Рейнского союза 12-июня 1806 года германских государств во - главе с Наполеоном без консультаций с Пруссией, намерениями Наполеона отобрать Ганновер и снова передать его Англии, показали, что Наполеон лишь использует Пруссию в своей игре против Англии и России.
                1-июля 1806 года Прусский король подписал секретную декларацию, в которой подтверждалась сила русско-прусского союзного договора 1800 года. Пруссия отказывалась участвовать на стороне Франции в случае франко-русского конфликта из-за Турции и Австрии, обещала помириться с Англией и выражала согласие начать подготовку к войне с Францией. 24-июля 1806 года Александр-1 подписал ответную декларацию. Таким образом, была заложена основа четвёртой коалиции. 11-сентября 1806 года Александр-1 подписал Указ « О предстоящей войне с Францией». Но Пруссия неожиданно для своих союзников начала преждевременно действовать.
                1-октября 1806 года Пруссия предъявила Франции ультиматум. Наполеон отверг все требования и ввёл французские войска на территорию Пруссии. Прусская армия была разбита. Территория Пруссии была оккупирована французскими войсками. И хотя в России не ожидали, что Пруссия так быстро капитулирует, тем не менее, вынуждены были объявить Франции войну. Строганов и Чарторыйский предложили Александру осуществить высадку военного десанта на северное побережье Франции. Эта идея зародилась у проживающих в России французских эмигрантов-роялистов, среди которых возродились надежды на реставрацию королевского режима во Франции. Глава эмигрантов-роялистов, проживающий в России граф Лилльский (брат казнённого французского короля) вёл оживлённую переписку с Александром-1, призывая его встать во - главе нового крестового похода против Наполеона. В конце 1806 года граф предложил Александру конкретный план борьбы с Наполеоном, предлагая перенести войну против Наполеона на территорию самой Франции, воспользовавшись тем, что основные его силы заняты войной с Пруссией и на Балканах. С этой целью граф, претендовавший на королевский престол, предлагал высадить одновременно на юге и севере Франции англо-русский десант с включением в его отряд эмигрантов-роялистов. Об  этом писал позднее и маркиз Мезонфер. Но Александр-1 отклонил план графа Лилльского, предложив подождать развития событий. В письме министра иностранных дел Будберга графу Лилльскому, направленным по поручению Александра-1, между прочим, сообщалось, что даже в случае полной победы, он не намерен полностью реставрировать дореволюционные порядки. Графу Лилльскому рекомендовалось при обращении к французскому народу подчёркивать следующие моменты: «Полное забвение прошлого и всеобщую амнистию, сохранение сената, трибунала, госсовета и законодательного корпуса в их нынешнем виде».
                В связи с подготовкой, а затем и войной с Францией и Турцией, ухудшилось финансовое положение России. В 1806 году Александр-1 в марте и августе приказывал министру финансов Васильеву дополнительно к имеющимся в России ассигнациям на 10-миллионов рублей выпустить ещё на 10- миллионов рублей, которые предназначались на содержание русских войск за границей. Для сбалансирования бюджета Васильев предложил создать «Особый комитет по части финансов. Комитет должен был представить Александру перечень мероприятий по покрытию дефицита бюджета, а также разработать бюджет России на 1807 год.  26-октября 1806 года такой комитет был создан Александром-1 в составе: министра финансов Васильева (председатель), министра коммерции Румянцева, министра внутренних дел Кочубея, министра уделов Гурьева, министра юстиции Лопухина, министра иностранных дел Будберга и государственного казначея Голубцова. Комитет предложил испытанный метод пополнения бюджета за счёт нового выпуска ассигнаций и внешнего займа. Дефицит бюджета к марту 1807 года равнялся более 17-миллионов рублей ассигнациями. Положение усугублялось ещё и тем, что прусский король ввиду финансовой несостоятельности отказывался выплатить свою долю денег на содержание армии Беннигсена, как это было обусловлено ранее достигнутой договорённостью между Пруссией и Россией. Переговоры с Англией о предоставлении займа продолжались до апреля 1807 года. Английский премьер Гренвилль откровенно заявил русскому поверенному в делах в Лондоне Алопеусу, что Англия «раскошелится» лишь в том случае, если русские хотя бы раз побьют французов. Английское правительство соглашалось начать переговоры о займе, а также ускорить присылку субсидий лишь при условии принятия Россией ряда политических обязательств, в частности обязательства не заключать мира с Францией.
                13-января 1807 года Александр-1 издал Манифест «О даровании купечеству новых выгод», ограничивающий права иностранных купцов. Манифест был проникнут идеей самостоятельного развития русской торговли под защитой государства, вне зависимости, как от Англии, так и от Франции. В манифесте ставились три основные задачи:
- создание акционерных торговых обществ (домов) с национальным капиталом;
- предоставление дворянству права вступать в торговое сословие на правах купцов 1 и 2-гильдий;
- запрещение иностранным купцам быть акционерами русских торговых домов и лишение иностранцев ряда привилегий.
В январе 1807 года Александр учредил также Комитет общей безопасности. В задачи комитета входило выявление тайных французских агентов в России, а также рассмотрение дел «Об измене, нарушении спокойствия и безопасности государства». Специальным поручением комитета было расследование источников слухов об освобождении крестьян.
                26-апреля 1807 года Александр-1 заключил с прусским королём секретную конвенцию, которая по замыслу царя должна была мобилизовать участников четвёртой коалиции на активную борьбу с Наполеоном. Англия, рассмотрев конвенцию, сославшись на трудность ратификации, предложила выкинуть пункт о главенстве Пруссии в новом германском федеративном союзе. Австрия выразила сомнение относительно осуществления его статей на практике и предложила своё посредничество в урегулировании конфликта между Россией и Францией.
                Поражение русской армии при Фридланде 14-июня 1807 года повлекло собой крутой поворот во - внешней политике России. Но Александр-1 не сразу решился на такое изменение своей стратегии. Между царём и его братом Константином состоялось бурное выяснение взглядов, который настаивал на заключении мира. Александр-1 категорически отклонил это предложение и даже приказал брату не вмешиваться не в свои дела и вернуться в действующую армию. Однако нельзя было не учитывать, что поражение русской армии при Фридланде, приблизило французские войска к границам России. Нависла угроза вторжения наполеоновской армии в Россию. Кроме того, нельзя также было не учитывать, что на юге России шла война с Турцией. А помощь от Англии Россия так и не получила. Первоначально Александр-1 соглашался на перемирие на определённых условиях. Командующий русской армии Беннигсен должен был начать переговоры о перемирии только от своего имени. В то - же время царь направил в армию главного интенданта русской армии В. С. Попова, который должен был прояснить положение армии. Попов доложил, что русская армия отступает, но никаких признаков намерений французов вторгнуться в пределы России не наблюдается. Военные действия остановлены.
Наполеон дал возможность русско-прусской армии отойти за Неман, переправившись по тильзитскому мосту. 19-июня Наполеон въехал в Тильзит. Для ведения переговоров в Тильзит Александр-1 направил Лобанова-Ростовского, с предложением заключить перемирие. Вместе с тем он должен был осторожно выяснить вопрос о возможности заключения мира, при условии целостности территории России. К удивлению Александра-1 и его окружения, находившихся в это время в нескольких километрах от Тильзита, Наполеон принял условие о целостности территории побеждённого противника. В тот - же день, после отъезда Лобанова-Ростовского, которому поручалось заключить только военное перемирие, к Беннигсену явился адъютант Наполеона генерал Дюрок и от имени французского императора официально предложил заключить мир. Александр-1 пошёл на заключение сепаратного мира с Францией, так как русская армия понесла большие потери и больше не могла вести войну один на один с Францией, без эффективной помощи союзников по четвёртой коалиции. Англия не смогла или не захотела оказать эффективную помощь России. В то - же время, учитывая, что Наполеон не желает претендовать на изменение границ России, Александр-1 рассчитывал выторговать у Наполеона менее тяжёлые условия мира, в любом случае добиваясь сохранения Пруссии, как противовеса Франции и Австрии.
На Александра-1 пытались влиять другие члены императорской семьи, обеспокоенные известием о перемирии. В частности императрица-мать Мария Фёдоровна и сестра Екатерина Павловна, которая писала, что то, что сделает царь неразумно, ибо он сам способствует тому, что Наполеон чувствует себя «более сильным и более уверенным в своей силе, чем когда-либо». Поэтому встречи с Наполеоном не только бесполезны, но и опасны - Бонапарт обманет Александра. Всё, что он обещает ложь. «…Я бы заключила мир с тем миром только при условии практического воплощения слухов, ходящих по Петербургу, то есть при условии, что мы сделаем большие и стоящие приобретения: Висла, как граница с Пруссией и Дунай – пограничная река с Турцией, ибо без этого нам будет стыдно вспоминать, как мы братались с человеком, против которого справедливо и открыто, выступили без малейшей настоящей выгоды и чести для России; мы принесли огромные жертвы, а зачем?»
Александр отвечал сестре:
«…Бонапарт полагает, что я просто дурак. Смеётся тот, кто смеётся последним».
                Если Наполеону был необходим не просто мир с Россией, а союз, так как он был верен своей стратегии: разобщении своих врагов и уничтожения их поодиночке. Ему нужен был союз с Россией, и сложилась такая ситуация, когда он мог принудить Россию заключить такой союз, для борьбы с Англией, без России такая борьба была бы не эффективной. То  Александру нужен был мир на условиях сохранения своей империи, невмешательства Франции в русско-турецкие отношения и восстановления, хотя бы в урезанном виде Пруссии. На этом российский император предполагал остановиться, чтобы получить передышку и собрать новые силы. Поэтому вопрос о союзе вызывал наиболее острые разногласия. Александр отнёсся настороженно к предложениям Наполеона, высказанным в довольно туманной форме, о разделе европейских провинций Турции. Александр выдвинул свой план раздела «сфер влияния»:
- сфера влияния России - Молдавия, Валахия и Сербия,
- сфера влияния Франции – Албания, Далмация, Которская область. Обе державы обязуются не вмешиваться в политику каждой из них в её «сфере влияния».
В противовес условию Александра -1 о восстановлении Пруссии в урезанном виде, Наполеон выдвинул контрпредложение о восстановлении Польши под покровительством Франции, так называемого герцогства Варшавского.
В конце концов, Александр-1 убедившись, что Наполеон не примет его условий иначе как в рамках союзного соглашения, пошёл на уступки и согласился заключить с Францией секретный союз.
                7-июля 1807 года оба соглашения-русско-французский договор о наступательном и оборонительном союзе и русско-французский договор о мире и дружбе были подписаны, а 9-июля они были утверждены Наполеоном и Александром-1.
Но, несмотря на заключённые тильзитские соглашения, вовлечь Россию в борьбу с Англией французской дипломатии не удалось. Александр и не думал следовать в кильватере французской политики. В ответ на упрёки императрицы-матери, Александр-1 пишет, что интересы «России требуют хороших отношений с этим страшным колосом, с этим врагом».  «…Какими другими средствами могла располагать Россия для того, чтобы сохранить свой союз с Францией, как не готовностью примкнуть на время к её интересам и тем доказать ей, что она может относиться без недоверия к её намерениям и планам». Союз нужен России, чтобы «…Иметь возможность некоторое время дышать свободно и увеличивать в течение этого столь драгоценного времени наши средства и силы. …А для этого мы должны работать в глубочайшей тайне и не кричать о наших вооружениях и приготовлениях публично, не высказываться открыто против того, к кому же мы питаем недоверие».
Сейчас Россия должна укрепить связи со-своими бывшими союзниками, прежде всего с Австрией. Пусть в империи Наполеона растут внутренние трудности, Россия тем временем будет вооружаться. « Если провидение предрешило падение этой колоссальной империи, я сомневаюсь, чтобы оно могло произойти внезапно, но если бы даже оно было и так, то более благоразумно выждать, чтобы она рухнула, а затем уже принять своё решение».
После Тильзита Александр произвёл некоторые перестановки в высшем эшелоне власти. Министр коммерции Румянцев, сторонник мирных отношений с Францией стал исполнять обязанности министра иностранных дел. Сперанский стал госсекретарём Госсовета, Куракин был позднее направлен послом в Париж.
                21-августа 1807 года Александр-1 опубликовал манифест о заключении Тильзитского мира.
«Постановлением настоящего мира не токмо прежние пределы России во - всей их неприкосновенности обеспечены, но и приведены в лучшее положение присоединением к ним выгодной и естественной грани».
Как и Наполеон, Александр, также стремился воспользоваться миром, заключённым в Тильзите, так как он понимал, что мир с Францией это только временная передышка. Александр хотел заручиться формальным согласием Наполеона на присоединение к России трёх уже оккупированных русскими войсками провинций Турецкой империи: Бессарабии, Молдавии и Валахии. Но переговоры 1-августа 1807 года для русской дипломатии закончились полным крахом. Представители Турции и Франции, выступавшие единым фронтом, навязали России, так называемое Слободзейское перемирие (24-августа 1807 года), обязывающее Россию в месячный срок вывести войска из Молдавии и Валахии. Александр отказался утвердить этот договор. Наполеон ответил предложением о совместном походе в Индию, возможности полного раздела Османской империи и необходимости встретиться вторично. Кроме того, Наполеон давал согласие на присоединение к России Финляндии, если Россия заставит Швецию (дипломатическим или военным путём) примкнуть к континентальной блокаде (было предусмотрено тильзитскими соглашениями). Царское правительство тянуло с объявлением войны Швеции до февраля 1808 года, хотя было ясно (ещё в сентябре 1807 года), что она откажется примкнуть к блокаде. Таким образом, в начале 1808 года Россия оказалась в состоянии войны на два фронта – против Швеции и против Турции.
                C 28-сентября по 14-октября 1808 года состоялись переговоры в Эрфурте между Александром и Наполеоном. Прекрасно понимая, что неудачи французов в Испании и Португалии несколько поколебали позиции Наполеона, царь опять брал на себя лишь неопределённые обязательства для участия в борьбе с Англией. Александр, который направился на переговоры, как он писал своей матери спасти Австрию, упорно отказывался взять на себя чёткие обязательства и в отношении Австрии. Соответствующие статьи Эрфуртской союзной конвенции были составлены в таких туманных выражениях, которые давали царю вполне законное основание уклониться от активных военных действий против Австрии. В то-же время Александр  требовал вывести французские войска из Пруссии и прекратить военные поставки герцогству Варшавскому. Но Наполеон отверг эти требования. В итоге Эрфуртская союзная конвенция лишь ненадолго укрепила союз России и Франции и не устранила растущие противоречия между ними.
                В апреле 1809 года Австрия начала войну с Францией. Начались секретные переговоры князя Шварценберга и Александра в Петербурге, который дал согласие на фактический нейтралитет, хотя формально Россия и объявила войну Австрии и даже выдвинула к границам один корпус. Но 5-6 июня 1809 года австрийская армия при Ваграме потерпела поражение. России пришлось присоединиться к континентальной блокаде.
                В начале 1810 года русское правительство обратилось к французскому правительству с просьбой о займе и послало в Париж своего представителя Нессельроде. Наполеон не только не дал денег, но и запретил частным банкирам вести какие-либо переговоры по этому вопросу, так как к тому времени французское правительство само нуждалось в деньгах. В 1810 году дефицит французского бюджета составлял 180-млн. франков. Царь просил Наполеона также продать России 50-тысяч ружей. Официально ответив согласием, Наполеон от поставок оружия воздержался. Кстати, в 1808 году была организована поставка оружия из Австрии. В целях маскировки оружие перевозилось в ящиках под видом металлолома.
В 1810 году была осуществлена реформа государственного аппарата, финансов, торговли и промышленности по плану, разработанного Сперанским.
12-ноября 1810 года министр финансов Гурьев представил проект нового тарифа, который в декабре был утверждён Александром, который на 50% повышал ввозимые пошлины на любые, включая французские промышленные товары, было утверждено Положение о нейтральной торговле.
                Для быстрого принуждения Турции к миру нужны были опытные генералы. Кутузов был назначен командующим главным корпусом Молдавской армии, но у него возникли разногласия с командующим Молдавской армией фельдмаршалом Прозоровским, и его пришлось отозвать из армии. Кутузов был назначен Литовским военным губернатором. Но вскоре фельдмаршал Прозоровский умер. Командующим Молдавской армией был назначен генерал Багратион, а с весны 1810 года генерал Каменский. Но упорная борьба за крепости, разбросанные по обеим сторонам Дуная, не привела к общему успеху. Длительная осада крепостей, распыляло усилия войск на очень большом фронте, вызывало огромные материальные затраты, и не приносило результатов. Война с Турцией шла уже пятый год. К тому отношения России и Франции становились всё напряжённее. Александр прекрасно понимал необходимость быстрейшего окончания войны с Турцией, что в планах Наполеона Турции отводилось большое место. За участие Турции в войне с Россией на стороне Франции султану были обещаны Крым и причерноморские земли. Для России было важно сорвать расчёты Наполеона на привлечение Турции в качестве военного союзника, а также высвободить свои войска для переброски их на западную границу, так как назревала угроза новой войны с Наполеоном. Но ни один из назначенных командующих русской армией на Дунае не добился сколько-нибудь значительных успехов. При всей неприязни к фигуре Кутузова, Александру пришлось назначить его командующим Молдавской армией.
                После фактического присоединения Наполеоном герцогства Ольденбургского, Александр воспринял это как личное оскорбление. Ольденбургский вопрос тотчас же встал на повестку дня всех официальных франко-русских переговоров и не сходил вплоть до начала войны 1812 года. Как только французы говорили: «континентальная блокада», русские отвечали - «Ольденбург». Александр стал везде и всюду выдвигать этот вопрос в качестве предварительного условия решения любых спорных вопросов франко-русских отношений.
В апреле 1811 года из-за Ольденбурга и русского тарифа (1810 года) дело едва не дошло до официального разрыва франко-русских отношений и новой войны. Александр-1, узнав от своей разведки о том, что французы усилили поставку оружия полякам, отдал приказ придвинуть к границе несколько корпусов. Но дело ограничилось только этой военной демонстрацией.
                В конце ноября 1811 года русский посол во Франции князь Куракин, который не сомневался в неизбежности войны, сообщил канцлеру Румянцеву о целом ряде распоряжений Наполеона по военной и административной части, которые прямо указывали на близкое начало военных действий. Во французском дворе стали обходиться с Куракиным небрежно и невежливо. Старик просил инструкций на случай предстоящего разрыва и боялся быть задержанным в Париже в случае войны.
                24-февраля 1812 года был заключён франко-прусский союзный договор и военная конвенция. Пруссия обязалась выставить 20-тысячный корпус для войны с Россией. Эти соглашения были дополнены указом прусского короля от 15-апреля 1812 года о запрещении ввоза в Пруссию товаров из России. Но в Петербург был направлен подполковник Шёлер, который передал царю пожелание своего короля сохранить тайные сношения между Россией и Пруссией даже после начала войны. В Берлине функции секретного агента России выполнял подполковник прусской армии Валентини, который должен был передавать сведения, о передвижениях и подкреплениях французских войск.
                14-марта 1812 года был заключён союз Франции и Австрии, Александр писал Барклаю-де-Толли о намерении «отразить усилия Австрии против России подкреплением славянских народов и доставлением им возможности соединиться с недовольными венгерцами». Александр-1 отправил в Вену своего посланника Штакельсберга.
7-апреля по приказу царя Румянцев пригласил на беседу австрийского посла Сен-Жюльена и потребовал от Австрии если не союза, то по-крайней мере нейтралитета во франко-русской войне, заявив:
«Если ваш император намерен разыгрывать комедию и ограничиться формальной посылкой против меня 30-тысяч солдат, для меня достаточно, что я поставлен в известность об этом договоре. Но если … вы хотите со мной действительно воевать, то я двину против вас шесть дивизий, кроме Дунайской армии, я использую … все способы для усиления недовольства в Венгрии или же снова договорюсь с Францией, любой вариант – не в ваших интересах».
В июне 1812 года специальный уполномоченный Меттерниха Лебцельтерн встретился с царём в его Ставке в Вильно, который сообщил следующее:
«…  что численность австрийских войск не превышает 30-тысяч человек, а действия по возможности будут ограничены. Австрия навсегда останется другом России, но если русское правительство будет смотреть на неё как на врага, Австрии придётся действовать более решительно. Ведь не хочет же Россия, чтобы Австрия выставила 150-тысяч войск и окончательно встала на сторону Наполеона».
Александр пытался добиться большего и заключить письменное соглашение, но Меттерних отклонил это предложение.
В это время выяснилось, что шведы будут не на стороне Наполеона, а на стороне России, а значит, не нужно будет дробить силы для защиты Финляндии и северных подступов к Петербургу с суши и с моря.
                К началу войны Александр-1 уже более месяца находился в Вильно. Официально было объявлено, что он едет к армии с инспекторскими целями. В день выезда Александра из Петербурга, канцлер Румянцев, заявил французскому послу Лористону, что Россия войны не желает и готова сделать всё, чтобы её избежать.  Что царь отправляется в Вильно только потому, что французские войска приближаются к нашим границам, и он обеспокоен тем, чтобы не произошло какого-нибудь столкновения на границе, которое могло бы привести к разрыву отношений с Францией, и послужило бы поводом к войне.
В первые дни пребывания Александра в Вильно к нему неожиданно прибыл посланец Наполеона генерал-адъютант граф Нарбонн, который должен был «мирными предложениями» выиграть время, которое давало возможность французской армии полностью завершить сосредоточение войск, избегая того, чтобы русские первыми не нанесли удар по французской армии. Нарбонн пробыл в Вильно три дня. Он был принят Александром и провёл с ним ряд бесед и даже присутствовал на двух смотрах войск. Александр сказал Нарбонну: « Я не хочу, чтобы Европа возлагала на меня ответственность за кровь, которая прольётся в эту войну. В течение 18-месяцев мне угрожают. Французские войска находятся на моих границах в 300- лье от своей страны. Я нахожусь пока у себя. Укрепляют и вооружают крепости, которые почти соприкасаются с моими границами, отправляют войска, подстрекают поляков».
В заключение беседы Александр повторил уже не раз высказываемую им мысль, что он не обнажит шпаги первым, но зато последним вложит её в ножны, что русский народ не отступит перед опасностью. И если Наполеон решился на войну, то он не добьётся мира, если даже русским придётся отступить за Сибирь.
Визит графа Нарбонна был оценён Александром как компрометирующий и поэтому после двух дней переговоров, к графу Нарбонну явились граф Кочубей, Нессельроде с «прощальным визитом». К удивлению Нарбонна к нему с царской кухни принесли съестные припасы «на дорогу», а потом подали лошадей и объявили, что в 6-часов вечера он может уехать из Вильно. Кстати, графу Нарбонну ротмистр русской армии Саван, который работал на французскую разведку, но был завербован русской разведкой, передал подготовленное в русском штабе донесение, из которого следовало, что Барклай намерен дать генеральное сражение непосредственно у границы.
Все понимали, что война неизбежна. Положение России облегчалось тем, что в Испании было задействовано 220-тысяч солдат, а также поворотом в Шведской политике. Наполеоновский маршал Бернадотт был избран в 1810 году наследным принцем шведским. Умный, ловкий, смелый и честолюбивый Бернадотт начал службу в маленьких чинах в начале французской революции, а скончался в 1844 году королём шведским Карлом-14. При бальзамировании у него на руке была обнаружена надпись: « Смерть  королям». После появления в Швеции, у которой Наполеон отнял Померанию, Бернадотт, у которого были плохие отношения с Наполеоном, начал сближаться с Александром. Царь обещал способствовать Швеции в приобретении Норвегии. Для Бернадотта Александр был другом, и Наполеон врагом и он давно забыл, что был когда-то его маршалом. Большую роль в сближении России со Швецией сыграл швед Армфельд, один из самых близких к Александру людей и который подталкивал Александра к разрыву с Наполеоном.
В апреле 1812 года русский посланник Сухтелен и Бернадотт обменялись ратификацией соглашения. Александр настолько уверовал в военные таланты Бернадотта, что предложил ему возглавить русскую армию.
                Накануне войны обострились разногласия Александра с канцлером Румянцевым, который являлся сторонником максимального отсрочивания начала войны. Канцлер отказался выполнять приказ царя о составлении резкой ноты французскому правительству и в мае 1812 года подал в отставку. Но царь отклонил прошение об отставке, считая, что сохранение на своих постах Румянцева, Сперанского и Куракина пока необходимо и должно демонстрировать неизменность внешнеполитического курса России, принятого в Тильзите, не давая Франции никакого формального повода для обвинения в отступлении от Тильзитских соглашений.
Позднее  будет отправлен в ссылку Сперанский, который выступал за союз с Наполеоном.
                12-мая 1812 года в Бухаресте был подписан мир между Турцией и Россией. Для достижения мира Кутузов ловко использовал переговоры Нарбонна в Вильно. Турки подумали, что дело идёт к примирению. В результате для действий против французских войск освободилась Дунайская армия.
                18-июля 1812 года был подписан русско-английский мирный  договор.


ГЛАВА №2
               
                2-1.   Александр-1 и военное руководство России крайне нуждалось в разведывательной информации и в первую очередь о состоянии  французской армии, и войск союзников. Военный министр Барклай де-Толли предложил создать «Секретную экспедицию» для проведения военной разведки за рубежом и обобщения поступающей разведывательной информации, разработке военной доктрины на случай наполеоновского вторжения и осуществления секретных подготовительных мероприятий. Была создана служба военных атташе при посольствах и миссиях России за рубежом, которые  выполняли обязанности по сбору разведывательной информации, и что немаловажно при этом бы обладали дипломатическим иммунитетом (до этого такой службы не существовало, хотя военные агенты посылались и ранее). На пост директора «Секретной экспедиции» был назначен полковник Воейков, который был доверенным лицом Сперанского. После того, как он угодил в опалу, на место Воейкова был назначен полковник Арсений Закревский, который имел богатый штабной опыт, и видимо не случайно он закончит свою карьеру Московским генерал-губернатором. «Особая экспедиция» работала по трём направлениям:
- стратегическая разведка (добывание за границей стратегической информации);
- тактическая разведка (сбор данных о войсках противника, дислоцированных в сопредельных государствах);
- контрразведка (выявление и нейтрализация наполеоновской агентуры).
Контрразведкой также занималась военная полиция, которая была создана секретным указом царя. Возглавлял военную полицию потомок выходцев из Франции Яков Иванович де Санглен. Его сотрудники в основном были заняты выявлением наполеоновской агентуры в армии и в западных приграничных губерниях.
Обработкой поступивших донесений занимался сотрудник экспедиции, известный военный писатель, подполковник Пётр Андреевич Чуйкевич, который следил за всеми передвижениями французских войск.
Семь офицеров военно-дипломатической службы уже работали за рубежом в Лондоне, Берлине, Париже, Дрездене, Мюнхене, Вене и Мадриде в должности военных атташе при посольствах.
 К русскому посольству в Париже, был прикомандирован полковник граф Чернышёв Александр Иванович, сын сенатора и племянник екатерининского фаворита А.Д. Ланского, энергичный, инициативный, обладающий развитыми аналитическими способностями, который неоднократно ездил курьером с письмами от Александра к Наполеону и наоборот. Чернышёв сумел войти в доверие Наполеону своей тончайшей лестью и умением подавать, кстати, реплики в разговорах о военном деле, о чём так любил говорить французский император. Чернышёва называли «вечным почтальоном», так как царь доверял ему доставлять письма другим императорам. Наполеон приглашал его на охоту и обеды, вёл с ним долгие беседы о положении дел в Европе, надеясь таким образом влиять на царя.
С октября 1810 года Чернышёв стал фактически выполнять обязанности резидента русской разведки (хотя такого термина тогда ещё не существовало). Чернышёв стал своим человеком в доме сестры Наполеона Каролины-королевы Неополитанской. Ему приписывали любовную связь и с другой сестрой императора Полиной Боргезе.
В глазах парижского общества Чернышёв стал выглядеть истинным героем, после печально знаменитого бала у австрийского посла князя Шварценберга, когда загорелся дворец, Чернышёв сумел спасти немало людей, в том числе жён Нея и Дюрока. Чернышёв сделает блестящую карьеру, он будет военным министром, а позже даже Председателем Совета Министров.
                Ещё в 14-лет, как сын сенатора, Александр Чернышёв был на одном из балов, данных государю.  В одном из танцев он очутился в паре, стоявшей подле танцевавшего Александра-1. Весёлая и приятная его физиономия приглянулась государю. Он стал расспрашивать его о разных дамах, бывших на бале, об их свойствах, слабостях и тому подобном. Чернышёв отвечал умно, смело и забавно, и очень понравился государю, который вскоре пожаловал его в камер-пажи. Через полгода он был выпущен в офицеры в Кавалергардский полк. Чернышёв отличился при Аустерлице  и при Фридланде и поручил ордена Владимира и Георгия.
В 1809 году государь отправил его курьером в Париж к послу графу Толстому, с депешами и устными приказаниями.  Наполеон, узнав о прибытии чрезвычайного курьера из Петербурга, попросил графа Толстого завтра же привести его в Тюильри. Наполеон, увидев на нём военные ордена, спросил: « Вы один из моих недавних врагов! Где вы заслужили эти кресты»? Чернышёв ответил. Наполеон начал говорить об этих сражениях и критиковать действия русских генералов. Юный поручик, забыв, что говорит с самим императором Франции, с первым полководцем мира, начал спорить и опровергать его утверждения, несмотря на то, что стоявший за спиной императора Толстой напрасно подавал ему знаки, чтобы он умерил свой пыл. Но Чернышёв не замечая этого, продолжал отстаивать свои взгляды на действия русской армии и принудил Наполеона с ним согласиться. Его смелость и самоуверенность понравились императору.  Чернышёв находился с Наполеоном и в австрийской кампании 1809  года. В одном из сражений сам император едва не попал в плен. Сев в лодку, чтобы переправиться через Дунай, он заметил, что нет Чернышёва, и велел отыскать его. Ему доложили, что опасно медлить и должно быстрее отчалить.  «Нет, нет! – возразил он. – Что скажут, если будет взят в плен, находившийся при мне офицер русского императора». Чернышёв был найден и вместе с Наполеоном перевезён на правый берег Дуная. На следующий день Наполеон пригласил его к себе и попросил съездить в Вену и узнать о расположении тамошних умов. Что перед русским офицером, скрывать их не будут. Чернышев отправился с этим поручением и нашёл, что Вена в восторге и ликует о нежданной и неслыханной победе. Что Наполеону помешал одержать победу генерал Дунай.
- Прекрасная мысль!- воскликнул Наполеон. – Бертье, внесите это в бюллетень.
А Чернышёву он поручил написать Александру-1 сущую правду. Чернышёв написал реляцию о сражении, закончив следующими словами: « Словом государь, французская армия была так разбита, что она теперь не существовала бы, если бы австрийской армией командовал Наполеон». Императору это  очень понравилось. 
                Чернышев работал не в одиночку. В его резидентуру входили: граф Нессельроде – тогда скромный чиновник по финансовой части русского посольства и будущий министр иностранных дел России, Шарль-Морис Талейран – тогда министр иностранных дел Франции в отставке, который сам предложил свои услуги Алексендру-1, а также два глубоко законспирированных разведчика русский полковник Иван Осипович Витт, французский полковник Мишель, а также начальник штаба у маршала Нея генерал Жомини. Чернышёв старался вести жизнь этакого «Казановы» соблазнял женщин, кутил, внешне выглядел очень легкомысленно. Не случайно, когда министр полиции Рене Савари заговорил с Наполеоном о своих подозрениях относительно Чернышёва, император снисходительно уронил: « Он слишком ловелас, чтобы быть разведчиком». Правда, Савари всё-же включил Чернышёва в список подозреваемых. Чернышёв старался быть всегда на публике и вести открытый образ жизни.
                Французский полковник Мишель, служивший в главном штабе французской армии, работал на русскую разведку за деньги. Каждое 1-е и 15-е число месяца французский военный министр представлял императору отчёт о состоянии армии, со-всеми переменами в расквартировании, назначениях и так далее. Эти отчёты попадали в руки Мишеля на несколько часов. Мишель наскоро снимал копии и доставлял их Чернышёву за соответствующее вознаграждение. Но в феврале 1812 года французская тайная полиция, видимо что-то подозревая, произвела тщательный негласный обыск дома у Чернышёва. Был задержан на границе и один из курьеров. Обыски якобы дали такие результаты, что у Наполеона не осталось никаких сомнений в истинной роли полковника Чернышёва. Но тот догадался об обыске и благоразумно решил больше не засиживаться в Париже, он сжёг все бумаги и, откланявшись во дворце, немедленно выехал в Россию. С Чернышёвым всё было ясно, но французам не был известен предатель. Чтобы иметь хоть какие-то улики против русских разведчиков, Савари придумал эту историю, что будто бы полковник Чернышёв допустил серьёзную ошибку, когда он уехал, полиция провела ещё один обыск, под одним из ковров около камина было найдено письмо, написанное рукой Мишеля, каким-то образом туда завалившееся. Полковник Мишель был немедленно арестован и под давлением фальсифицированных улик выдал всех агентов Чернышёва, о которых ему было известно. Он был, судим и публично гильотинирован 2-мая 1812 года. Суд был гласным, Наполеон стремился представить дело народу таким образом, что именно Россия стремится напасть на Францию и подсылает своих шпионов. Вернувшись в Россию, Чернышёв составил справку императору Александру-1, в которой предлагал в случае войны вести активную оборону, постепенно отводить войска вглубь территории, не ввязываясь в генеральное сражение. Чтобы французы расходовали живую силу на гарнизоны и тем самым уравнять численность армий.
                Император Наполеон был весьма раздражён раскрывшимся фактом шпионажа. Министр иностранных дел герцог Бассино написал 3-марта 1912 года письмо русскому послу князю Куракину:
«Его величество был тягостно огорчён поведением графа Чернышёва. Он с удивлением увидел, что человек, с которым император всегда хорошо обходился, человек, который находился в Париже не в качестве политического агента, но в качестве флигель-адъютанта русского императора, аккредитованный (личным) письмом к императору, имеющий характер более интимного доверия, чем посол, воспользовался этим, чтобы злоупотреблять тем, что наиболее свято между людьми. Его величество жалуется, что под названием, вызывающим доверие, к нему поместили шпионов, и ещё в мирное время, что позволено только в военное время и только относительно врагов, император жалуется, что шпионы эти были выбраны не в последнем классе общества, но между людьми, которых положение ставит так близко к государю. Я слишком хорошо знаю, господин посол чувство чести, которое вас отличало в течение всей вашей долгой карьеры, чтобы не верить, что и вы лично огорчены делом столь противным достоинству государей. Если бы князь Куракин, - сказал император, мог принять участие в подобных манёврах, он бы его извинил, но другое дело – полковник, обличённый доверием своего монарха и так близко стоящий к его особе. Его величество только что дал графу Чернышёву большое доказательство доверия, имея с ним долгую и непосредственную беседу, император был тогда далёк от мысли, что он разговаривает со шпионом и с агентом по подкупу».
По заданию из Петербурга, посол России Куракин направил 14-апреля 1812 года официальную ноту протеста о якобы непричастности графа Чернышёва к махинациям арестованного полковника Мишеля, требуя опубликовать эту ноту в парижских газетах, но эта акция успеха не имела. Наполеон санкцию на публикацию не дал.
                Русский полковник Иван (Иоганн) Осипович Витт, 1782 года рождения, сын немца - коменданта военной крепости на юге Украины в Каменецк-Подольске и матери-польки Софьи Витт - авантюристки и любовницы многих известных людей. Среди её поклонников был даже князь Потёмкин-Таврический, начал службу в 18-лет и уже в 1801 году получил чин полковника, благодаря протекции матери и самого Павла-1.  Иван Витт стал самым молодым полковником в русской армии. Он знал шесть иностранных языков. Но получил малозаметную канцелярскую работу в Главном штабе императорской гвардии. В 1805 году по его просьбе его направили в действующую армию, где он принял участие в Аустерлицком сражении (был контужен, но остался в строю). В Тильзите представляется Александру-1, а тот в свою очередь представляет Витта Наполеону. Но неожиданно после этого Витт выходит в отставку и исчезает.
В 1808 году до его сослуживцев по Главному штабу гвардии доходят слухи о том, что Витт-предатель, был якобы завербован французской разведкой, во - время пребывания в Тильзите, сбежал во Францию и там поступил на службу к Наполеону. Витт действительно оказался во - Франции и было принят с сохранением чина полковника в наполеоновскую армию. Ему удалось войти в доверие к маршалу Мюрату, а затем и к самому Наполеону, который даже назначает его начальником своей временной походной канцелярии и берёт с собой в 1808 году в Испанию. Затем Наполеон поручает Витту ряд деликатных секретных миссий: на Балканах, поручает в 1810 году посредничество в своей неофициальной переписке с польской графиней и любовницей Марией Валевской. В начале 1811 года назначает Витта своим личным тайным представителем в Варшаве. Между прочим, Витт являлся кроме всего прочего, связником между полковником Мишелем, Талейраном и сестрой Наполеона Полиной Боргезе. Её парижский салон использовался и полковником Чернышёвым для легальных встреч со своими агентами. За несколько недель до вторжения наполеоновской армии в Россию, Витт исчезает и появляется в штабе 1-ой русской армии с целым портфелем сверх секретных документов. Витта немедленно доставили в Петербург, где тот был принят Александром-1 и проговорил с ним пять часов. По итогам аудиенции, Витт был произведён в генерал-майоры.
                Граф Нессельроде – советник русского посольства в Париже по финансовым вопросам, выполнял особое поручение Александра-1. Он должен был информировать царя не только о военных, но и о дипломатических мероприятиях Наполеона. Кроме того, он являлся тайным посредником между царём и Талейраном, который в октябре 1808 года в Эрфурте сам предложил свои услуги императору России. Именно Талейран предлагал русскому царю уклоняться от строго соблюдения условий континентальной блокады, сообщал данные о планах французской дипломатии, советовал начать секретные переговоры с Австрией, тайно поддерживать Пруссию, быстрее заключить мир с Турцией и так далее. Нессельроде находился в Париже с марта 1810 по август 1811 года и регулярно информировал царя. В письмах Нессельроде, а наиболее важные отправлялись через полковника Чернышёва, все главные действующие лица были зашифрованы. Талейран именовался «Анной Ивановной» или «наш библиотекарь», но чаще всего «мой кузен Анри». Наполеону было присвоено имя и отчество – «Терентий Петрович», а иногда – «Софи Смит». Послу Куракину - «Андрюша», Румянцеву – «моя тётя Аврора», Шампаньи – «наш племянник Серж». А сам Нессельроде скрывался под псевдонимом - «танцор». В своих письмах Нессельроде, как правило, наряду со-своими личными соображениями о политике Франции и России, сообщал о беседах с Талейраном, а также направлял копии важнейших документов французской дипломатии. В середине октября 1811 года Нессельроде представил Александру итоговый отчёт о своей миссии в Париже. В своём отчёте он констатировал, что союз с Наполеоном принёс России несомненные выгоды, способствовал укреплению обороноспособности государства, что у России сейчас самая сильная армия, которую она когда-либо имела с 1801 года. Поставленная в Тильзите цель – подготовиться в новой войне с Францией достигнута. Но этого мало. Нессельроде предлагал максимально ускорить тайные переговоры со-всеми потенциальными союзниками Франции по войне против России, прежде всего с Австрией. Только австро-русский союз может обеспечить России успешное ведение войны против Франции. Поэтому выигрыш во - времени необходим русской дипломатии, прежде всего для привлечения Австрии на свою сторону. Для продления передышки, поиска союзников, выгодной России, Нессельроде предложил начать официальные франко-русские переговоры по спорным вопросам. Царь должен был послать в Париж доверенное лицо с проектом франко-русской конвенции, который включал бы шесть основных пунктов: 1) ольденбургский вопрос; 2) взаимные сокращения вооружённых сил у границ; 3) польский вопрос; 4) судьба Пруссии; 5) русский тариф 1810 года; 6) австрийская гарантия этих условий франко-русского соглашения. И если интересами герцога Ольденбургского можно и пожертвовать, то ни в коем случае нельзя уступать в вопросе о русском тарифе. Гарантии Австрии – это первый шаг к русско-австрийскому союзу. Обсуждение вопроса о вооружённых силах потребует много времени и это очень хорошо. Россия может демонстративно отвести войска от своей западной границы, но так, чтобы они в любой нужный момент могли снова быстро занять построенные там укрепления. За это Франция должна вывести или уменьшить количество своих войск в Пруссии. Наполеон должен был взять на себя обязательства не помогать полякам оружием. И самый главный результат этих переговоров – выигрыш времени, что даст России дополнительную передышку для восстановления финансов и ещё большего укрепления армии. За это время Россия может заключить союз с Австрией и наладить тесный негласный контакт с Англией. Примерно те же соображения, но по военной части в начале 1812 года представил и Витт.
                По одним данным, по предложению Нессельроде, ведение франко-русских переговоров было поручено послу Куракину. Но министр иностранных дел Франции всячески уклонялся от них и даже не удосуживался отвечать на ноты Куракина, что само по себе было вопиющим нарушением дипломатического протокола. Куракин пригрозил, что если на последнюю его ноту ответа не будет, то он потребует паспорта для себя и всего персонала посольства. Не получив ответа, Куракин выехал из Парижа в одно из его предместий, надеясь припугнуть возможным разрывом отношений. Через месяц Куракин получил ответ. Все предложения посла объявлялись ультиматумом, а требования паспортов расценивались как объявление войны Франции.
По другим данным, 27-апреля 1812 года Наполеон дал большую аудиенцию послу России Куракину, который, между прочим, просил об эвакуации французских войск из Пруссии.
«Где у людей в Петербурге головы, если они думают, что можно достигнуть исполнения желаний, действуя на меня угрозами»?- воскликнул Наполеон. Хотя Куракин никаких угроз не высказывал. Куракин говорил о колоссальных вооружениях Наполеона, о его союзе с Пруссией, явно враждебном России. Но Наполеон его не слушал и говорил своё, или повторял свой решительный отказ.
На другой день Куракин посетил министра иностранных дел герцога Бассино. Куракин шёл почти на все уступки. Россия берёт назад протест по поводу герцогства Ольденбургского и начнёт переговоры о компенсации в пользу герцога (от чего она до сих пор отказывалась). Россия вносит в тариф 1810 года специальные оговорки, ставящие французскую торговлю в исключительное положение, в изъятие из правил этого тарифа. Но Россия по-прежнему требует эвакуации Пруссии во - имя условий Тильзитского договора, и, наконец, Россия отстаивает своё право торговать с нейтральными державами.  Но все эти переговоры уже ни к чему привести не могли. Куракин потребовал выдачи ему паспорта для отъезда. Герцог Бассино, уже после отъезда Наполеона из Парижа, всё ещё хотел внушить Куракину мысль, что войны, может, не будет. Это делалось по приказу Наполеона, который всеми мерами хотел предупредить вторжение русских войск в Варшавское герцогство или в Пруссию.
Таким образом, Куракину не удалось втянуть Наполеона в новые переговоры и тем самым оттянуть начало боевых действий на более поздний срок.  Как, впрочем, и Наполеону не удалось ввести русских в заблуждение относительно того, что войны может не быть.
                Особая миссия во Франции была возложена лично Александром-1 на князя Кансурова, который был  отправлен во Францию ещё в 1805 году. Владимир Кансуров родился в 1780 году в деревне Княжево Нижегородской губернии, которая принадлежала его отцу, который в своё время служил в армии. Он был участником Альпийского похода Суворова и в звании подполковника был уволен в отставку, после серьёзного ранения и длительной болезни. Мать умерла во - время родов и князь Кансуров её не помнил. После смерти отца, когда ему исполнилось 18-лет, он фактически остался не только один, но и без средств существования. Так как их родовое поместье было заложено и позднее продано за долги. Владимир обратился лично к императору с просьбой принять его в армию, и эта его просьба была удовлетворена. После окончания губернского военного училища, и обучения в кадетском корпусе, он был отправлен корнетом в обычную кавалерийскую часть и в 1805 году принял участие в Аустерлицком сражении. Ему удалось отличиться в разведывательном рейде перед самым сражением, в котором участвовал его эскадрон, и в ходе которого ему удалось взять в плен сразу несколько офицеров французской армии.  И, наверное, именно тогда на него обратили внимание сотрудники особой экспедиции, и он был представлен директору в качестве возможного сотрудника разведки. Полковник Закревский предложил ему службу особого рода, и он ни долго думая, дал своё согласие. Позднее он был представлен и самому императору перед направлением в Париж с особой миссией, которая заключалась в том, чтобы войти в доверие французским властям под видом эмигранта, просящего политического убежища, сторонника императора Павла-1. Замысел русской разведки был простой: использовать благожелательное отношение императора Наполеона к сторонникам свергнутого императора. И этот замысел удался полностью. Правда, для этого пришлось ещё принять участие в боях в Испании в составе французских войск. Позднее ему было присвоено звание капитана, и он был переведён для продолжения службы в Главный штаб армии по личному приказу Наполеона, так как там очень нуждались в советах людей хорошо знающих русскую армию. Так как к тому времени французская армия начала непосредственную подготовку к войне с Россией.
                Сведения о планах военного руководства французской армии он передавал лично полковнику Чернышёву во – время их встреч в салоне мадам Боргезе. И всё шло, возможно, даже слишком хорошо, по-крайней мере до внезапного отъезда полковника Чернышёва. Теперь Кансуров каждый день с тревогой старался определить установлена ли за ним слежка. Но к своему некоторому удивлению никакой слежки он за собой при всём старании установить он так и не смог. И когда казалось, что беда для него лично прошла стороной, его неожиданно вызвали прямо к самому начальнику Главного штаба маршалу Бертье. Тот был по-солдатски прям и откровенен, заявив, что к нему лично у него нет никаких претензий. Но он должен понимать, что после разоблачения полковника Мишеля и недостойного поведения графа Чернышёва, доверие к русским вообще и к русским  эмигрантам в частности серьёзно подорвано. Бросив на Кансурова суровый и подозрительный  взгляд, маршал с некоторым  пафосом торжественно добавил, что его судьбу решит сам император, который изъявил желание переговорить с ним лично. Через некоторое время состоялась аудиенция у самого императора Наполеона, предварительно его тщательно обыскали.  Эта была первая его встреча с императором Франции. Наполеон оказался человеком небольшого роста и плотного телосложения, но с очень энергичными и резкими движениями. Он стоял у окна и, сложив картинно руки на груди, смотрел отрешённо куда-то вдаль, словно весь был охвачен занимавшими его мыслями.  Увидев этого великого человека, Кансуров сразу понял, какой определённой тактики в разговоре он должен придерживаться, приняв решение быть абсолютно искренним и сыграть на склонности Наполеона к лести, в особенности, когда дело касалось его военного дарования.
Наполеон не сразу обратил на него внимание, предоставляя ему возможность осмотреться и даже слегка понервничать. И только затем, видимо решив его сразу -  же огорошить, заявил:
- Сударь вы шпион.
И это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.
- Ваше величество,  я уверен, что вы прекрасно знаете, как  я к вам отношусь. Я слишком вас уважаю, чтобы обманывать вас. Я действительно направлен в Париж с определённой миссией.
Кажется, ему  удалось удивить Наполеона, он видимо не ожидал от него ничего подобного. 
- Итак, сударь, я правильно вас понял, вы сами только что признались в том, что являетесь шпионом вашего императора.
Бросив на маршала Бертье торжествующий взгляд, который также присутствовал по время аудиенции, Наполеон заметил:
- Император Александр всегда клялся мне в верной дружбе, вот результаты этой дружбы. Под пустые разговоры о вечном союзе, он наводнил Париж своими шпионами. Он обыкновенный лгун и обманщик. Как можно после этого доверять этим людям.
- Сир, - решился прервать императора Кансуров, - Несмотря ни на что я честно служил вашему величеству в Испании. Я лично всегда мечтал и мечтаю только об одном, чтобы наши две страны, наши армии были самыми близкими союзниками и если воевали, то воевали только против общего врага, под вашим гениальным руководством. В своей деятельности специального агента я всегда старался убедить императора Александра и своё командование в том, что наши страны должны быть  самыми близкими союзниками. Я всегда восхищался вашим военным гением и всегда прилагал все силы к тому, чтобы избежать ситуации, когда Россия будет вынуждена воевать с Францией.
Наполеона эти слова Кансурова, если и не удивили, но заставили задуматься на некоторое время.
- Надеюсь, вы говорите искренно. Если вы действительно являетесь сторонником союза двух наших держав,  и действительно выступаете за тесное сотрудничество, то отправляйтесь к своему императору Александру и постарайтесь убедить его в выгодности для России союза со мной. Я не хочу войны с Россией, но если Александр хочет войны он её получит. Мне нужно знать, какого плана будет придерживаться русское военное командование в случае войны с Францией. И будьте готовы выполнить моё особое поручение, о котором вам будет известно позднее. Вам будут подготовлены и выданы все необходимые документы, паспорта и пропуска. Связь с вами будут поддерживать наши люди, каким образом, вам всё объяснят в штабе.
Откланявшись и получив все нужные документы, Владимир решил, как можно быстрее покинуть Париж и отправился в Вильно, где находилась Ставка командования русской армии. По дороге он не раз задумывался об этом разговоре с Наполеоном. Кажется, император Франции всерьёз возомнил о том, что ему удалось лично перевербовать нужного ему агента. Впрочем, император Франции нисколько не рисковал. Как-бы то ни было, главное для него, что он возвращается в Россию.
                Через несколько недель, Кансуров появился в Вильно в Ставке главного командования русской армии. Впрочем, руководитель Особой экспедиции Главного штаба русской армии, полковник Закревский нисколько не удивился такому исходу. Ещё несколько дней у него ушло на подготовку письменного отчёта о своей деятельности во Франции. И только потом его принял император Александр-1.
Владимир заметил, что за это время император нисколько не изменился. Он также выглядел молодо и уверенно, как и в 1805 году, когда он видел его последний раз.
Император тут - же перешёл к главному.
- Я ознакомился с вашим отчётом о проделанной работе во Франции. Вы должны знать, что мы не хотим войны с Францией. Но если Наполеон осуществит вторжение на территорию нашей страны, он получит войну до победного конца. Меня заинтересовали ваши предположения о том, как будет действовать французская армия в случае начала войны. У вас есть, что добавить к тому, что вы уже указали в отчёте?
- Хотя мне, к сожалению, ничего не известно о плане нападения французских войск на нашу страну, хотя бы потому, что такового просто не существует. А если он существует, то только в голове императора Наполеона. Думаю, они будут в любом случае стараться направить свои главные силы из Восточной Пруссии, перейдя Неман южнее (Ковно) Каунаса, выйти на правый фланг русской армии в районе Вильно (Вильнюс). А это означает ваше величество, что этот простой манёвр уже сам по себе обеспечивает превосходство французских войск на главном направлении и угрожает перерезать все коммуникации русских войск севернее Полесья и открывает кратчайший путь на Москву. Князь Кансуров, представил императору все сведения, которые ему были известны о французских войсках, в каких группировках они будут наступать, о количестве личного состава и орудий. Что перед войсками Наполеоном может быть поставлена задача уже в приграничном сражении охватывающими ударами, окружить и уничтожить по частям 1-ю и 2-ю Западные русские армии.
- Хорошо, - внимательно выслушав его, заметил император, - ваши сведения будут переданы в Главный штаб.  К сожалению,  нам мало, что известно об агентах Наполеона в России. Очевидно, что ваша миссия во Франции завершена. Я благодарю вас за службу и надеюсь, что вы и дальше будете примерно служить своему отечеству.  К сожалению, нам мало, что известно о французских агентах в России. Откуда император Наполеон получает сведения о русской армии? Займитесь этим вопросом. Помните война между Францией и Россией неизбежна, она  может произойти в любой момент. Следовательно, мы должны сделать всё, чтобы немедленно выявить как можно больше агентов французского императора, и ещё до начала войны их нейтрализовать.  Эта работа не требует отлагательств. И возможно вам придётся выполнить моё особое поручение, о котором вам будет известно позднее и если такая необходимость конечно возникнет.  Кстати, я  принял решение присвоить вам звание подполковника за те неоценимые услуги, которые вы уже оказали. Желаю вам успеха в вашей дальнейшей службе.
После завершения аудиенции, Кансуров получил поздравления от своих коллег по службе в частности от графа Чернышёва в связи с присвоением звания подполковника. И они вместе с полковником Закревским обсудили, каким образом можно будет выполнить поручение императора.  Между прочим, ему рассказали о том, что французской разведке удалось заполучить медные гравированные доски для печатания топографических карт западной территории России. Пришлось разработать контрмеры, подменив доски с реальным отражением местности фальшивыми. Уже после войны станет известно, что Наполеон яростно ругался по этому поводу, считая это проделками Чернышёва.
Граф Чернышёв, между прочим, предложил больше не задерживаться в Ставке, а отправляться в Петербург, а затем возможно и в Москву. Французские агенты, скорее всего, как заметил Чернышёв, окопались именно там,  заметив, что император ждёт от них реальных результатов.
Было принято решение, что Кансуров  больше не будет задерживаться в Ставке и немедленно отправится в Петербург. Куда уже позднее прибудет и полковник Чернышёв. По пути в северную столицу он не раз задумывался о том неожиданном совпадении, ведь и император Наполеон и император Александр говорили ему о готовности выполнить, какое-то  особое поручение. Интересно в чём будет оно заключаться, если вообще это произойдёт.
                Северная столица России встретила его дождливой, неприятной погодой. Ему удалось снять маленькую квартиру, состоящую из двух небольших комнат, меблированную старой, и уже изрядно обшарпанной мебелью. Одна из комнат использовалась им в качестве его кабинета и спальни, другая столовой и гостиной, здесь - же за ширмой  располагался его денщик.  С Фёдором Крапивиным, которому он в своё время предоставил вольную,  они воспитывались вместе, он знал его с детских лет, он был с ним везде даже во Франции. И давно воспринимался им скорее, как брат или друг, чем как его денщик. Более того он выполнял даже отдельные поручения, связанные с его служебными обязанностями. Фёдор по характеру был очень хитёр и нагловат, он изрядно был избалован хозяином, но при посторонних старался соблюдать этикет и привычную для того времени дистанцию между  хозяином и его слугой. Пришлось согласиться на подобные жилищные скромные условия, так как, несмотря на то, что ему выдали денежное содержание за время прохождения службы во Франции, денег было мало и даже ему подполковнику русской армии приходилось экономить на всём.
В первую очередь он встретился с капитаном Серебряковым, сотрудником военной полиции, которому было поручено несколько месяцев назад, организовать постоянное наблюдение за представительством Франции в Петербурге. Серебряков, которому были подчинены несколько сотрудников полиции, организовал в соседнем доме напротив не только круглосуточное наблюдение за всеми посетителями посольства, но и постарался установить эти лица. Вскоре в Петербург прибыл и князь Чернышёв.  А в списке постоянных посетителей посольства выделялись несколько лиц, на которых граф обратил особое внимание. Среди них выделились фамилии некоторых членов российского правительства, сотрудников МИДа, известных в Петербурге людей, занимающихся торговлей, каких-то  проезжающих транзитом путешественников, а также значилась фамилия мадам де Монторо. Правда мадам появлялась в посольстве всего только один единственный раз. Как пояснил капитан, графиня мадам де Монторо, из числа французских роялистов, нашедших политическое убежище в России, вынужденных покинуть Францию из-за репрессий со стороны наполеоновского режима, содержит французский салон на Невском, в доме купца Никитина, где снимает два этажа. Чернышёв решил также поручить Серебрякову установить постоянное наблюдение и за этим салоном. И для этого пришлось  потратить довольно много времени. Но сам граф не терял времени даром, он потратил его на изучение личных дел всех сотрудников Главного штаба русской армии, а также на сбор сведений о каждом, пытаясь понять, кто их них мог  являться потенциальным агентом и передавать сведения французской разведке. После нескольких недель наблюдения за салоном мадам де Монторо, они получил от Серебрякова нужный им список постоянных посетителей, среди которых он с некоторым для себя удовлетворением увидел фамилии нескольких сотрудников Главного штаба. Среди которых было несколько полковников и даже генералов. И если изучение сотрудников Главного штаба  мало что дало, то теперь список подозреваемых резко сократился. Их было всего шесть человек. Правда, нужно было иметь в виду, что мадам де Монторо, если она действительно использует свой французский салон, для сбора секретной информации, возможно, просто получает нужные ей сведения из разговоров, что называется  под рюмку, которые ведутся в её салоне. В первую очередь нужно было точно установить работает ли мадам Монторо, на французскую разведку. В этих целях Чернышёв решил ближе познакомиться с полковником Ефимовым, который являлся  и постоянным посетителем салона и служил в Главном штабе по квартирмейстерской части. Нужно было стать близким приятелем полковнику и несколько дней ушло на совместные попойки, на которые Ефимов оказался большой охотник. К тому - же, что было не самым приятным открытием для графа, полковник любил выпить и погулять за чужой счёт. Среди подозреваемых и постоянных посетителей салона значилась и фамилия сотрудника французского посольства господина Гризмана. За всеми подозреваемыми по приказу Закревского было установлено круглосуточное наблюдение. Знакомство и приятельские отношения с полковником Ефимовым, наконец, дали желаемый результат. В один из дней, Чернышёв и Кансуров были приглашены полковником в салон мадам де Монторо.
                Французский салон в Петербурге представлял собой несколько красиво убранных  зал, в одном из трёхэтажных домов в самом центре города, для приятного времяпрепровождения избранного общества.  Одна из зал предназначалась для карточных игр, где были установлены специальные столы, другая для питья кофе и курения, третья была столовой, где подавали блюда только французской кухни. Желающих  посещать французский салон было очень много и, поэтому попасть в число постоянных посетителей было чрезвычайно трудно. Нужны были не только рекомендации солидных людей, но посетителям приходилось ежемесячно платить достаточно большие деньги, своеобразную абонентскую плату. Рекомендации полковника Ефимова сработали, но вступительный взнос был таким большим, что, к примеру, Кансурову для этого пришлось заложить старинный перстень, доставшийся ему от покойного отца. И только когда все формальности были улажены, он, наконец, был представлен мадам де Монторо.
Графиня оказалась довольно привлекательной женщиной средних лет, говорящей хоть и с акцентом на русском языке. Князь, решил не тянуть кота за хвост, и как было согласованно с графом Чернышёвым, не долго - думая решил сразу-же «закинуть удочку в огород» мадам. Он обратился к ней с просьбой передать письмо в Париж одному своему хорошему знакомому. И то, что она ему сразу не отказала, было хорошим признаком того, что они находятся на верном пути. Письмо было зашифрованным сообщением французской разведке о том, что он прибыл в Петербург, продолжает службу в главном штабе русской армии, и готов к выполнению задания. Через несколько недель он получил от мадам ответное зашифрованное письмо из Парижа, в котором ему рекомендовалось поддерживать связь через мадам де Монторо. Таким образом, канал связи с французской разведкой был установлен. Ему повезло, это удалось сделать очень быстро. Одновременно это письмо служило подтверждением того, что мадам или является агентом или используется французской разведкой. А постоянное круглосуточное наблюдение за полковником Ефимовым и господином Гризманом также дали хоть и не сразу нужный результат.  В частности было установлено, что они не только знакомы, но иногда встречаются, причём не в самых лучших трактирах, стараясь не привлекать к себе особого внимания.
                Кансуров доложил графу Чернышёву, с которым  они встречались ежедневно на своей квартире за скромным ужином о проделанной работе, и о подозрениях в отношении мадам де Монторо, господина Гризмана и полковника Ефимова. Граф внимательно выслушал все его соображения, приняв решение форсировать события в отношения Гризмана и полковника Ефимова.
- К сожалению, у нас нет времени для сбора всех необходимых улик и доказательств, поэтому вам придётся, как можно быстрее  завершить операцию в отношении этих лиц. Что касается мадам, пока мы не будем её трогать, она нам ещё пригодится. Что касается других постоянных посетителей салона, из числа сотрудников Главного штаба, я буду рекомендовать его императорскому величеству немедля перевести их для дальнейшего прохождения службы в отдалённые гарнизоны. Мы не можем рисковать, а времени для тщательной разработки у нас просто нет. Война может начаться в любой день.
В конце разговора с графом Чернышёвым ему было рекомендовано в соответствие с указанием Закревского, отправляться в Москву с такой же задачей.  Но перед этим господин Гризман  и полковник Ефимов были арестованы с поличным в момент передачи секретной информации о возможных действиях русских войск. Позднее и мадам де Монторо будет арестована и выслана из России.


                2-2. Николай Алабьев родился в 1793 году в Петербурге. Его мать из рода Беклемишевых умерла ещё при родах, и он её не знал, и вспоминать не мог. Его отец из дворянского рода Алабьевых после смерти супруги так и не женился, и жил почти безвылазно в своём имении в Псковской губернии, которое перешло к нему по наследству. Воспитанием своего рано осиротевшего сына он не занимался, полностью передав это дело в руки своей тёщи, хотя иногда всё же наведывался в имение бабушки в соседней губернии, которая и взяла на себя воспитание своего единственного внука. Когда это произошло, бабушка Екатерина Фёдоровна к тому времени уже овдовела, лишившись своего безвременно почившего супруга в ещё относительно молодые годы. Она так и не вышла вторично замуж, хотя многие достойные мужи добивались этого, соблазняясь относительно богатым наследством, не менее полутора тысяч крепостных и двумя солидными домами в Петербурге. Но бабушка не захотела больше зависеть от капризов нового мужа, предпочтя жизнь более независимую и свободную. Она быстро взяла всё в свои руки и к удивлению многих своих соседей, и, несмотря на свою неопытность,  умело управляла своим имением, к концу жизни значительно увеличив доставшееся ей состояние.
                Екатерина Фёдоровна воспитывала своего внука в своём духе, исходя из собственных представлений о том, каким человеком должен стать Николя, как она его всегда называла на французский манер. Бабушка никогда не была замечена в особой любви к Франции, тем не менее, почти всегда предпочитала говорить по- французски, прибегая к родному языку только при общении с усадебной прислугой и своими крестьянами. Поэтому на русском говорила плохо с заметным акцентом. И внука с самых младых лет обучали, прежде всего, французскому языку, почти не уделяя родному языку никакого внимания. В этих целях из Петербурга был выписан француз-гувернёр месье Мишель, бывший портной из Марселя, которого каким-то чёртом занесло в Северную Пальмиру, и который бог знает из каких соображений, возможно из-за того, что учителя-французы были нарасхват,  и им хорошо платили, занялся репетиторством. Кроме изучения французского языка, бабушка сочла целесообразным уделить некоторое время и изучению немецкого и английского языков, с которыми была достаточно знакома, занимаясь обучением внука лично, несмотря на постоянную загруженность управлением поместьем. Обычно занятия этими языками происходили вперемежку с ежедневными хозяйскими делами, видимо, поэтому Николай так и не преуспел в изучении этих языков. А вот русский язык он знал достаточно хорошо, правда в этом заслуг бабушки не было, это произошло благодаря, как ни странно отцу, который каждый год увозил его к себе на лето, и он предоставленный самому себе, тесно общаясь с дворовыми ребятишками, невольно стал прекрасно говорить на родном языке. С самого раннего детства бабушка воспитывала его в довольно жёстких рамках, установив для него строгий распорядок дня, в котором были расписаны не только часы постоянных занятий, но и свободного времяпрепровождения, и куда по мере взросления добавились занятия верховой ездой и даже стрельбой из охотничьего оружия. Этим нужным, как считала бабушка,  для каждого мужчины делом, с ним занимался управляющий имением, небогатый, разорившийся дворянин,  отставной младший офицер, некто господин Никольский Владимир Николаевич, с которым у бабушки были особые доверительные отношения.
                В отличие от бабушки, его отец Вадим Петрович Алабьев предпочитал говорить больше на английском, хотя довольно неплохо изъяснялся на французском, немецком и довольно хорошо на русском языке. Каждое лето отец забирал его погостить к себе в имение, где абсолютно не утруждал его никакими занятиями, в основном предоставляя самому себе. И это время для Николая было лучшими днями его детства. Отец его был, что называется англофилом. Бог знает почему, но он любил всё английское, и эта его труднообъяснимая любовь отражалась даже на всём его облике. Он старался одеваться во - всё английское или думал что это так, что он одевается, как настоящий английский джентльмен. И, как правило, на завтрак ему всегда подавали овсяную кашу, которую приходилось терпеливо, слегка морщась съедать, что у Николая всегда вызывало протест и неоднозначные чувства. Вечером в 5-часов неизменный чай, от которого невозможно было уклониться.  А во - время ужина, после выпитого бокала виски двадцатилетней выдержки, папа позволял себе выкурить гаванскую сигару, которых ему доставляли из города. И тогда его тянуло на философские рассуждения о смысле жизни. Но самой любимой темой его рассуждений была международная политика. Он не любил и резко критиковал императора Павла-1 за его ориентацию на Францию, и выступал за сотрудничество с Великобританией, самым, как он считал могущественным государством в мире. Только в союзе с Англией, утверждал отец, Россия сможет стать великой державой. Он всячески приветствовал расширение торговых отношений с Англией и призывал к военному союзу с этой страной против Наполеона. Николаю приходилось постоянно выслушивать его во - многом путаные откровения о превосходстве английской нации и английского государства над всеми другими народами и государствами. Вольно или невольно, Николай с самых малых лет вобрал в себя эти, мягко говоря, спорные взгляды и представления своего отца, к которому если и не чувствовал особой любви, но во - всяком случае относился к нему всегда с большим уважением и почтением. Всё или почти всё, что происходило в России, любые шаги правительства им подвергались суровой и беспощадной критике, и напротив всё, что происходило в Англии, одобрялось и превозносилось до небес. А самым большим несчастьем в своей жизни, отец, почти всерьёз, считал именно то обстоятельство, что ему довелось родиться и всю жизнь провести в России. Он искренне считал, что в Англии он бы жил более интересной и насыщенной жизнью. Старший Алабьев был просто вдохновлён и приветствовал отстранение, а фактически убийство императора Павла-1 и приход к власти императора Александра, связывая эти перемены с необходимостью более тесного сотрудничества с Великобританией. Войну с Наполеоном он считал для России неизбежной и не ошибся в этом своём долгосрочном прогнозе.  Он всегда выписывал газету «Ведомости» и когда её доставляли в имение, правда, с недельным опозданием, любил зачитывать, что называется до дыр, по несколько раз, за день, комментируя одни и те же новости, события и факты. А, когда ему удавалось выбраться в Петербург, а это он делал ежегодно, то почти всё время проводил в английском клубе, откуда черпал все новости, сплетни и слухи. Для отца это были лучшие дни его жизни, где собирались в основном его единомышленники, такие же, как и он англофилы.
Кстати, бабушке было известно об этой слабости своего зятя, и она иногда любила подтрунивать над папа, иногда спрашивая у своего внука, как там твой, ещё не спятил окончательно, от этой своей безумной любви ко-всему английскому.
                В 1810 году Алабьев поступил в Пажеский корпус в Петербурге. Это произошло только благодаря протекции и большим связям родной бабушки. Во - время учёбы в Пажеском корпусе его больше всего увлекали чисто военные дисциплины, а также в особенности история войн и военного искусства. И он стал серьёзно задумываться о своей будущей военной карьере, представляя себя непобедимым полководцем и популярным генералом. Но, как ни странно, именно во - время учёбы в элитном Пажеском корпусе, с ним произошло нечто такое, что совершенно настроило его против всей императорской семьи, и он стал противником самодержавного строя.  Однажды в день празднования годовщины создания корпуса, это учебное заведение должен был посетить сам император Александр-1. Но по каким-то причинам вместо него явился его брат великий князь Константин Павлович. И надо же было такому случиться, что именно ему Алабьеву было поручено приветствовать государя, а потом его брата, коротким, но запоминающимся приветствием. С самого раннего утра он наизусть заучил текст этого приветствия, написанного самим директором этого учебного заведения. И хоть его вовремя предупредили, что вместо императора приехал его брат и великий князь, он вместо уместного в данном случае обращения: «ваше высочество», автоматически выдал заученное: «ваше величество». Великий князь Константин Павлович, услышав такое к нему обращение, поморщился и негромко проговорил, но так, что многим было слышно: «ну и болван». Это маленькое происшествие, эту его оплошность потом ещё долго ему припоминали ему его сокурсники. А Алабьев с тех пор стал чувствовать большую неприязнь ко всей императорской семье. Он тогда с большим трудом сдержался, чтобы не ответить великому князю какой-нибудь грубостью. И единственный кто не смеялся над ним, был его друг Пестель.
                С Павлом Ивановичем Пестелем он подружился именно в Пажеском корпусе, а позднее, после завершения учёбы,  они были выпущены в его величество лейб-гвардии Литовский полк. Ещё во - время обучения в Пажеском корпусе, уже тогда,  его друг Пестель, весьма критически высказывался о государственном устройстве России и заявлял о необходимости построения нового государства демократического типа, и высказывался против монархии. Пестель был убеждён, что «разумный человек не может считать разумной власть, подчиняющий его государю, такому же человеку, как он сам». В то - же время он обосновывал необходимость цареубийства, физической ликвидации всех членов царской семьи. Вначале это даже испугало Алабьева, но потом постепенно, под влиянием своего друга, он и сам пришёл к такому выводу. Уже после перевода в гвардию, во - время службы в Литовском полку, они в узком кругу молодых офицеров, за бокалом шампанского или вина, обсуждали проблемы перестройки русской армии. Пестель уже тогда высказывался за отмену рекрутских наборов, предлагая введение системы воинской повинности с сокращением срока воинской службы, комплектование офицерского корпуса путём свободной сдачи экзаменов на звание офицера в военных училищах при каждом из воинских корпусов, а также высказывался за создание трёх высших военно-учебных заведений. Потом, много лет спустя, уже после так называемого декабрьского вооружённого восстания 1825 года, уже находясь на каторге, когда все иллюзии полностью исчезли, Алабьев будет вспоминать эти годы, сделав вывод о том, что именно эта дружба с Пестелем и привела его к этому незавидному итогу всей его жизни. И, конечно, его знакомство с англичанином майором Парком, с которым его судьба столкнула именно в английском клубе, куда он и Пестель любили захаживать после службы. Английский клуб впервые был создан в Петербурге в царствование Екатерины-2 по инициативе английских торговцев. Представлял собой наиболее фешенебельное общественное учреждение, принадлежность к которому считалось особой честью. Затем английский клуб был создан в Москве, а также в других крупных городах. В петербургский и в московский клуб было очень трудно попасть даже аристократам.
                Ведь только в английском клубе они чувствовали себя свободными от этой нудной, невыносимо скучной, повседневной гарнизонной воинской службы. Только здесь в английском клубе они могли говорить на любые темы, не беспокоясь, что их услышат чужие, враждебные уши. Но Николая в английском клубе привлекала не только возможность свободно обсуждать любые волнующие их вопросы, но и прекрасная возможность весело проводить свободное время, которого у офицеров гвардейского полка было немного, играя в карты или в популярный среди офицеров гвардии бильярд. И именно здесь и произошло это роковое для него знакомство с майором Парком, который вначале показался им довольно недалёким, типичным англичанином и солдафоном. Постепенно сложилась тесная компания из молодых офицеров, представляющих почти все полки лейб-гвардии. И неизменно почти всегда во - время этих вечеринок присутствовал и  английский майор Джеймс Парк, который умело, направлял каждый разговор на интересующие его темы, или легко улаживал любой спор, возникающий между молодыми людьми. А им несколько льстило, что с ними так запросто дружит человек, который был не только старше годами, но и является старшим офицером и англичанином.
                С некоторого времени посетителей английского клуба стал особенно беспокоить вопрос о предстоящей войне с Францией.  Были такие офицеры, которые считали, что воевать с Наполеоном является настоящим безумием. Мы и Франция, это просто невозможно даже представить, говорили они, воевать с самым гениальным полководцем за всю историю мировой цивилизации может только безумец. Но находились и другие, которые утверждали, что если война между Россией и Францией всё же неизбежна, то русская армия будет сражаться, как никогда упорно и до победного конца. Вы с ума сошли, говорили им, победить самого гениального полководца ещё никому никогда не удавалось. Мы будем немедленно разгромлены, если не дай бог осмелимся сопротивляться объединённым европейским армиям Наполеона. У нас просто нет достойных полководцев, которых можно было даже хотя бы в какой-нибудь степени сравнить с этим гениальным полководцем. Пусть мы потерпим поражение, отвечали им, но никогда не сдадимся и будем сражаться до последнего человека. И в связи с этим порой в клубе возникали жаркие споры, которые даже иногда приводили к полному разрыву, и непониманию в отношениях  между офицерами. Как ни странно, но самого Алабьева этот вопрос мало волновал и беспокоил. Для него война тогда была не более чем интересным приключением. А, когда вопрос касался внутреннего устройства российского государства, тут он более всего прислушивался к своему другу Пестелю, который уже тогда был наиболее радикально настроен среди всех офицеров гвардии, посещающих английский клуб.
                Кроме английского клуба, очень много людей среднего звания в Петербурге любили посещать Биргер-клуб или гражданское собрание, которое располагалось в доме Щербакова, напротив Адмиралтейства. Там, в основном собирались купцы, художники, ремесленники и тому подобная публика, русские и иностранцы, которые сообщали друг другу всё, что удалось узнать и услышать. Были даже и приверженцы Бонапарта: в основном французы, эльзасцы, и швейцарцы. После Каястицкого сражения, графа Витгенштейна в собрании нарекли спасителем Петрова града. Иностранцы посматривали косо, со злобной усмешкой. Радуйтесь, веселитесь, а скоро карачун вам будет. А, когда приходили для них новости благоприятные они пили шампанское и смотрели на русских с торжеством и презрением.
                Пестель резко выступал против монархии и крепостного права, считая их пережитком времени. И даже майор Парк иногда с большим удивлением и интересом вслушивался в откровения, которые позволял себе высказывать Пестель. Однажды он заметил ему, что тот далеко пойдёт, если так угодно будет судьбе и если, конечно,  не будет повешен на первом суку. На это Пестель  с улыбкой ответил, что где-нибудь в Европе он наверняка стал бы заметной фигурой, в России же он обречён, быть не более чем рядовым армейским офицером. И это при условии, что ему ещё при этом крупно повезло, что он попал в элитную гвардейскую часть. На это Парк, вдруг неожиданно для них заявил, что в любом случае это будет зависеть от самого Пестеля. Смириться ли он со своим сегодняшним положением или поставит перед собой большие, великие цели.
- Если в своей жизни вы не будете ставить больших целей, то и нечего ждать от судьбы подарков и успехов, и тогда только останется смириться с сегодняшним незавидным положением. А единственная достойная цель, которая может стоять перед человеком в его жизни, это добиться, прежде всего,  более цивилизованного и прогрессивного устройства собственного государства. Вот чему необходимо посвятить всю свою жизнь. Вот цель, которая одна только и достойна настоящего человека.
                А Николая Алабьева, несмотря на то, что он внимательно присушивался ко-всем разговорам и спорам своего друга Пестеля с майором Парком, в это время волновали совсем другие вопросы. Хотя иногда его просто пугала, поражала и удивляла свобода их суждений, совершенно не задумываясь тогда, к чему могут привести все эти разговоры. В последнее время, особенно после того, как  был произведён в офицеры и переведён в гвардию, он стал постоянно влюбляться в почти каждую симпатичную девушку, с которыми периодически приходилось сталкиваться, несмотря на суровую, аскетичную офицерскую жизнь. Девушки появлялись в его жизни  в качестве знакомых или родных его друзей, продавщиц или прислуги. И это желание любить и быть любимым, многократно усиливалось, когда он находился в нетрезвом состоянии. Тогда он мог совершать самые невероятные поступки и даже предложить руку и сердце любой понравившейся ему девушке. Случилось так, что он влюбился во француженку, которая служила проституткой в полуподпольном публичном доме, в самом центре российской столицы, куда его затянули друзья и которая стала его первой в жизни женщиной. И он не просто влюбился, а совершенно потерял себя, предложив этой проститутке стать его женой, к полному изумлению офицеров полка, которым стала известна эта история. Он был готов пойти на этот шаг, думая, что спасает эту девушку от её незавидной участи.
                И этими своими планами Николай решил поделиться со-своей бабушкой, которая должна была, как он надеялся, если не одобрить эти планы, то во-всяком случае понять и поддержать его. Но когда он довольно сбивчиво и непоследовательно, но в довольно восторженном тоне, изложил всё это своей бабушке, то та просто была поражена услышанным. Правда, ему всё же хватило ума, чтобы не говорить «гранд маман» о том, что эта девушка занимается проституцией. Он заявил, что его будущая избранница работает продавщицей в модном французском магазине. Но если саму идею о женитьбе бабушка ни сколько не оспаривала и даже довольно благосклонно восприняла, заявив:
- Неужели, наш Николя, наконец, взялся за ум.
То, услышав, кем является  его будущая избранница, бабушка сказала:
- Если до этого я одна знала, что ты у нас дурачок, теперь весь Петербург будет знать, что ты у нас настоящий дурак. Если жениться, то жениться нужно на достойной невесте. И хоть твой полоумный отец и не был самым лучшим выбором для моей дочери, но всё же он имел достойное наследство, а твоя мать всё же графиня из рода Беклемишевых и Салтыковых. Никогда не забывай об этом. В нынешние тяжёлые времена многие отпрыски родовитых семейств безумствуют, начинают беситься от жира.
А, когда он попытался всё же настаивать на своём, бабушка и вовсе пригрозила, что в любой момент может лишить его наследства. Вдобавок ко всему, словно этого ему было мало, он зачем-то решил обсудить с бабушкой и вопрос о необходимости отмены крепостного права. Когда он только заикнулся о том, что считает справедливым дать всем крестьянам  хотя бы в их имении вольную, бабушка просто подскочила в своём кресле.
- А мы чем будем жить? Вот чему ты понабрался в этом чёртовом Петербурге и Пажеском корпусе. Вся наша жизнь зависит от этого имения, от того насколько прочно и крепко мы будем держать всё в своём кулаке.
При этих словах бабушка с силой сжала связку ключей, которая всегда лежала на её письменном столе.
- Добровольно мы никогда на это не пойдём, и никогда не отдадим добровольно то, что принадлежит нам по праву.
И будто, кто-то  толкал его под руку, Николай не мог не сказать:
- А, что вы будете делать, если это произойдёт по указу, скажем правительства или даже императора?
Но бабушка уверенно заявила:
- Зачем нам такой государь и такое государство, которое разрушает свои основы. Стоит только дать слабину, усомниться в правильности устройства основ всей нашей жизни, как всё тут - же рухнет и исчезнет, как будто и не было.
Бабушка при этих словах разжала свой кулак, и связка ключей с лязгом упала на блестящий и тщательно натёртый крепостными дворовыми паркетный пол.
После этого разговора с бабушкой, желание жениться на французской проститутке у него совершенно исчезло, так как он хорошо понимал справедливость некоторых суждений своей «гранд-маман». И он даже стал избегать посещений публичного дома, и встреч с милой Катрин и постепенно окончательно забыл о ней, и о своём безумном желании жениться на этой продажной женщине.
                Но прошло совсем немного времени, как он снова влюбился. Его избранницей стала родная сестра командира его роты капитана Владимирского, из небогатой и незнатной семьи. Ей звали Еленой, ей было 17-лет, и она была просто прелестным созданием, словно созданным для любви. Но на этот раз Николай был более осторожен и предусмотрителен, решив предварительно посоветоваться на этот раз со своим отцом. Он надеялся, что его большой жизненный опыт поможет ему избежать ошибок в этом важном важнейшем для будущей жизни деле. К его удивлению отец совершенно невозмутимо отнёсся к известию о его планах в отношении будущей женитьбы. Николай специально завёл этот разговор после ужина, когда папа, наслаждаясь сигарой и бокалом виски, пребывал в прекрасном расположении духа. Только сейчас он заметил, что за эти годы его учёбы в Пажеском корпусе отец заметно постарел, прибавилось несколько седых прядей, а на лбу пролегла глубокая морщинка. Но держался отец, как и раньше довольно бодро, уверенно, и старался прямо держать спину. Узнав о его намерении жениться, и что из себя представляет его невеста и её родные, папа завёлся вполоборота. Тут - же заявив:
- Жениться мой дорогой нужно в уже зрелом возрасте. Ты ещё слишком молод, зачем это тебе? В твои годы нужно наслаждаться молодостью и всеми теми радостями жизни, которые может подарить только молодость, а не вешать на шею хомут семейной зависимости, от которой жизнь молодых людей зачастую превращается  просто в ад. И вообще если жениться, то жениться нужно с расчётом. Да, да, мой дорогой,  с расчётом. Прости за цинизм, но это закон жизни. Жениться нужно или на более богатой, или на более родовитой. У тебя для этого есть все возможности и шансы, и  грех от этого отказываться. Ты завидный во-всех отношениях жених. Я знаю, что ты мне хочешь сказать. Я всё понимаю. Ну, хорошо не всем довелось родиться в родовитой семье. Бывает.  Но может быть твоя избранница хотя бы из богатой семьи. Так нет. Ну, хорошо и такое бывает. Но может твои будущие родственники, хотя бы люди умные, так нет, и скорее наоборот, если судить по тому, что ты о них рассказываешь. Тогда зачем тебе нужна эта женитьба? Не трудно сделать вывод, мой дорогой о том, что ты выбрал неудачную кандидатуру себе в невесты и пока не поздно следует от этих планов отказаться. И если сейчас ты женишься, то неизбежно сделаешься самым несчастным человеком и сделаешь несчастной свою будущую избранницу. И вместо любви, которую ждёшь, получишь одну только ненависть.
Сделав паузу и выпустив несколько колец сигарного дыма, которые медленно  и торжественно поплыли над его головой, отец заметил:
- Хорошо, что ты решил в первую очередь посоветоваться со мной. И советую ничего не говорить  своей бабушке. Она вряд ли одобрит твой выбор, и может очень просто лишить тебя наследства. А это, с твоей стороны, будет непростительной ошибкой.
Высказав эту жизненную истину, отец замолчал и уткнулся в свою газету. Он больше никогда не говорил с ним на эту тему, а Николай больше никогда не советовался с ним по этому вопросу. А планы жениться отпали сами собой, когда их полк был переброшен на западную границу.
                И служба в полку продолжалась, хотя особенно досаждали почти ежедневные караулы и строевая подготовка, которая только усилилась в связи с назначением строевого смотра всей гвардии, на котором должен был присутствовать сам император. И это связывали с приближающейся войной с Бонапартом, о которой всё чаще стали говорить и не только в офицерском кругу. В оставшиеся последние несколько дней до строевого смотра занятия по - строевой подготовке только усилились, и стали проводится каждый день по шесть часов кряду, словно они готовились не к войне, а к параду. Готовилось и обновлялось обмундирование, амуниция и личное оружие. А во - время проведения строевого смотра Литовского полка лейб-гвардии его величества, Алабьев впервые увидел самого императора Александра-1, который явился на смотр в окружении большой свиты генерал-адъютантов и флигель-адъютантов. Государь был в белом, парадном, полковничьем мундире их полка и выглядел он очень молодо и постоянно улыбался заразительной, притягательной улыбкой. Смотр продолжался не менее трёх часов, в заключение которого они торжественным маршем прошли возле самого императора, отдавая ему честь, и удостоились похвалы главы российского государства. И вновь Алабьева поразила молодость императора, как впрочем, и всей его блестящей свиты. И былая ненависть к императору и всей императорской семье, если она и была, вдруг исчезла сама собой. А вот у прапорщика Пестеля блестящая свита императора вызвала совсем другую реакцию. Когда они были буквально в нескольких шагах от императора, проходили торжественным маршем, он шептал ему на ухо ругательства, и оскорбления в адрес, как самого императора, так и всей его свиты.
                И всё было бы не так и плохо, если бы с ним не произошла серьёзная неприятность. Заигравшись в карты в английском клубе, он сам не заметил, как умудрился проиграть крупную сумму в пять тысяч рублей майору Парку. Потом он долго пытался понять, как он мог так увлечься игрой, чтобы так вляпаться по самые уши, и проиграть такую астрономическую сумму. Видимо тогда он здорово перебрал с пуншем и ликёром. Ему пришлось написать расписку и подтвердить свою готовность выплатить долг в ближайшие десять дней, хотя он абсолютно не представлял, каким образом он сможет это сделать. Ведь его денежное содержание офицера составляло 65-рублей в месяц, и бабушка ему ещё присылала 35-рублей, и эти деньги составляли весь его бюджет. Обращаться за помощью к бабушке или отцу он отмёл сразу - же, так как он понимал,  к чему это может привести. Отец ему просто откажет, а бабушка к тому же ещё и лишит наследства. Он пытался занять деньги у знакомых ему людей, но все ему  в помощи отказали. И, когда он решил, что у него нет иного выхода, как покончить с собой, чтобы освободиться от карточного долга чести, но его буквально спас майор Парк.  Он пообещал простить ему этот долг, если он согласиться сотрудничать с ним, и подпишет некий договор о работе на английскую разведку. Плохо тогда понимая, что значит работать на иностранную разведку и к чему это может привести, Алабьев, после недолгих колебаний, согласился на эти условия, так как у него не было тогда иного выхода, не зная, что вся эта история с карточным долгом была специально подстроена самим майором Парком, который шантажируя, таким образом, легко завербовал его в качестве своего агента. Но вскоре, перед самым началом войны, гвардия была переброшена на западную границу в Вильно, и это его даже обрадовало, он надеялся, что таким образом ему удастся избежать тягостной опеки со стороны англичанина.
               



   Глава №3                Русская армия накануне войны.
   
                3-1.  В конце 18-века русская армия переживала трудные времена. В конце царствования Екатерины-2 широко практиковалась система протекций при замещении командных должностей. Многие генералы и старшие офицеры не соответствовали своим должностям по своим моральным качествам, боевому опыту и уровню военной подготовки. Многие командиры воинских частей систематически использовали личный состав для личных нужд, в качестве бесплатной рабочей силы. По некоторым данным до 50-тысяч человек в год, в то время, когда вся армия насчитывала 400-тысяч человек. Многие военные начальники смотрели на свои командные должности, как на доходные места. В кавалерийских полках более половины конского состава использовалось не по назначению. Отдельные полковые командиры «умудрялись» получать от своих полков ежегодно дополнительного дохода до 20-25 тысяч рублей. Значительная часть генералов не находились в войсках. Многие из них жили в Петербурге или в Москве и занимались своими личными делами. Правительству пришлось принять ряд мер по борьбе со «злоупотреблениями» и «своеволием» в армии. Запрещалось использовать нижних чинов в личных целях. Все офицеры, которые не находились в войсках в момент вступления на престол Павла-1, были уволены со службы. Усилился контроль, за деятельностью войсковых начальников, несколько уменьшилось казнокрадство. Однако, Павел-1 стал перестраивать русскую армию по прусскому образцу, копируя фридриховскую систему организации и боевой подготовки войск. Указом императора были введены новые уставы: «Воинский устав о полевой пехотной службе», «Правила о службе кавалерийской», и «Воинский устав о полевой кавалерийской службе». По существу они представляли собой перевод прусских воинских уставов 1780 года. Принятые воинские уставы законодательно закрепляли устаревшие положения линейной тактики. В основе обучения войск стала подготовка солдат не, сколько к боевым действиям, сколько к смотрам и вахтпарадам, игнорируя успешный боевой опыт, к тому времени накопленный в русской армии. Обмундирование русской армии было также изменено на прусский манер. Введение новых уставов вызывало серьёзное недовольство в войсках. В армии процветала жестокость и палочная муштра. За малейшую неточность в исполнении уставов следовало строгое наказание. За время царствования Павла-1 было уволено со службы 7-фельдмаршалов, более 300-генералов и свыше 2-тысяч штаб и обер-офицеров (в том числе Суворов, Репнин, Каменский, Прозоровский). Многие военные реформы Павла-1 были направлены к дальнейшей централизации управления армией. По существу вся система руководства войсками была сосредоточена в кабинете императора. В первые - же дни по вступлении на престол, Павел-1 упраздняет департамент генерального штаба, а офицеров его распределяет в армии. Вместо генерального штаба была создана так называемая «Свита его императорского величества по квартирмейстерской части». Однако при этом круг обязанностей этих офицеров не был определён, и вся их деятельность сводилась главным образом к перечерчиванию карт, планов, производству съёмок на местности. В итоге получилось, что в военное время в армии не оказалось офицеров по квартирмейстерской части.  Суворов во - время походов в Италию и Швейцарию в 1799 году вынужден был пользоваться услугами австрийских офицеров генерального штаба. Были ликвидированы «дежурства», своеобразные штабы при старших воинских начальниках. Дело дошло даже до упразднения полковых канцелярий. В то - же время приказы и распоряжения стали в отличие от времён Екатерины-2 быстрее поступать в войска. Таким образом, в мероприятиях Павла-1 имелось с одной стороны стремление покончить со злоупотреблениями и своеволием в войсках, укрепить дисциплину, повысить организованность и чёткость в управлении. А с другой стороны  насаждалась мелочная регламентация воинской службы,  крайняя централизация, подчинение всей системы обучения и воспитания войск лишь внешней эффективности их действий при полном игнорировании боевого опыта, слепое подражание «прусскому образцу». В целом мероприятия Павла-1 не соответствовали назревшим потребностям времени, многие реформы тормозили развитие военного дела в России, законодательно закрепляли устаревшие положения линейной тактики, порядки и правила, существовавшие в Пруссии ещё в середине 18-века. После смерти Павла-1 указом от 24-июня 1801 года была учреждена Воинская комиссия для рассмотрения положения войск и устройства их.  Воинской комиссии было предписано внести предложения по целому ряду вопросов, связанных с устройством и содержанием войск, определить общее число войск по их родам и порядок размещения, наметить новые штаты в полках и ротах, определить меры по продовольствию и фуражированию, обмундированию, снаряжению и вооружению войск, рассмотреть вопросы, связанные с содержанием конной артиллерии. Первым наиболее значительным результатом работы Воинской комиссии было составление расписания войск. Прежде всего, отменялись некоторые меры «на случай разрыва дружбы с Англией». В связи с этим все войска, входившие в созданные с этой целью три армии, должны были вновь войти в состав инспекций. Предусматривалось, чтобы в каждой из 14-инспекций имелись войска всех родов, 11 из которых занимали пограничную территорию. Комиссия рассмотрела ряд вопросов, связанных с изменением численности войск по их родам. В частности, 20-июля 1801 года был утверждён доклад комиссии о сокращении числа кирасирских полков и преобразовании части их в драгунские (из 13-кирасирских полков стало- 6, остальные-7 обращались в драгунские). Таким образом, уменьшались издержки на содержание кавалерии. По предложению Воинской комиссии были утверждены новые штаты для пехоты и кавалерии. В пехоте все полки стали 3-х батальонного состава (ранее 2-х батальонного), без увеличения количества рот. Батальон теперь состоял не из 6-рот, а из 4. Только егерский полк увеличился на две роты. В гренадёрских полках все роты стали гренадёрскими (ликвидировались фузилерные роты).  В мушкетёрских полках кроме двух мушкетёрских был введён один гренадёрский батальон. Увеличилась численность гренадёрских и мушкетёрских полков. Гарнизонные войска предлагалось увеличить на 20-батальонов. Но Александру-1 эти предложения комиссии показались недостаточными. Он принял решение усилить армию формированием новых полков: 4-драгунских, 2-гусарских, 7-мушкетёрских, 1-егерским и 1-конно-артиллерийским батальонами. Увеличивалось и число артиллерийских батальонов, хотя общее число орудий увеличилась незначительно. Увеличивались инженерные войска (пионерские). По предложению Воинской комиссии 20-июля 1803 года было утверждено «Генеральное расписание». Инспекции на западной границе были усилены кавалерией, пехотой и артиллерией. Все эти изменения вызывались главным образом политическими соображениями, проводимым Александром-1 внешнеполитическим курсом, стремлением, по словам Александра-1 «водворить мир в Европе на прочных основаниях».
                В 1802 году было учреждено министерство военно-сухопутных сил, но военное управление было по-прежнему централизовано. Таким образом, можно сделать вывод, что меры, предложенные Воинской комиссией, не затрагивали основ устройства, комплектования и боевой подготовки войск. Однако потребность в более глубоких военных преобразований вполне назрела. Военные действия 1805-1807 годов явились убедительным тому подтверждением. В сражении под Аустерлицем в 1805 году ярко проявились основные недостатки русской армии. Одним из основных причин поражения союзной русской и австрийской армий в этом сражении было отсутствие постоянного состава дивизий и корпусов. Например, были полки, которые по частям одновременно входили в разные колонны. И как результат отсутствие связи и должного взаимодействия. Каждой части войск предоставлено было действовать отдельно. Отсутствовало единое командование.  Кутузов, был лишён самостоятельности и исполнял чужой план, разработанный австрийским генералом Вейротером, который он не разделял. Этот план представлял собой образец шаблонных методов боевых действий, по заранее разработанной схеме, без учёта изменений, которые могут произойти в ходе боевых действий. Поражение под Аустерлицем показало, что для успешной борьбы с армией Наполеона необходимо иметь, прежде всего, более совершенную систему управления и взаимодействия войск и совсем иную организацию высших тактических соединений.
                Военные действия, которые развернулись в 1806-1807 годах и целый ряд неудач, постигших русские войска в войне с Францией, вновь показали насущную необходимость глубоких военных преобразований. В сражении под Прейсиш-Эйлау в действиях русской армии уже наметился переход от линейной к тактике колонн и рассыпного строя. В этом сражении успешно применялись батареи по 60-70 орудий. Особое место отводилось конной артиллерии, как важному подвижному резерву. В ряде случаев егеря использовались не только на флангах, но и впереди пехотных линий.
Русская военная мысль после неудачных боевых действий русской армии в 1805-1807 годах стала особое внимание уделять боевому опыту, основанному на применении новых методов и приёмов ведения боя, вопросам управления и организации войск, системе комплектования и боевой подготовки.
                19-октября 1910 года 14-мушкетёрских полков были преобразованы в егерские. В 1811 году было сформировано ещё 5-егерских полков. Накануне войны 1812 года в русской армии было 50-егерских полков. Увеличилось и количество пехотных полков. Таким образом, в 1812 году пехота русской армии состояла из 6-гвардейских полков и 1-батальона, 14-гренадёрских, 96-пехотных, 50-егерских и 4-морских полков. Общая численность более 400-тысяч человек. Каждый пехотный батальон, в том числе егерский имел гренадёрскую роту. Появилась возможность лучше сочетать в бою действия стрелков с применением холодного оружия в сомкнутом строю, в котором важное место отводилось гренадёрам.
К началу войны 1812 года были увеличены и кавалерийские части. Русская регулярная кавалерия состояла из 6-гвардейских полков, 8-кирасирских, 36-драгунских, 11-гусарских и 5-уланских. Всего 11-кавалерийских дивизий, сведённых в 5-кавалерийских корпусов, а также имелись несколько отдельных кавалерийских дивизий. Общая численность около 70-тысяч человек. Плюс казачьи формирования общей численность более 100-тысяч человек.
В составе иррегулярных войск находилось 64-казачьих полка Донского войска, 4-полка Уральского войска, 3-полка Бугского войска, 4-полка Украинского войска, 3-полка калмыков, 2-полка башкир, и 4-полка крымских татар.
К началу 1812 года из существующих артиллерийских рот были сформированы 26-полевых, 10-резервных и 4- запасные артиллерийские бригады. В каждой из них состояло по 2-легкие роты и батарейная. В марте 1812 года были сформированы 3-батарейные, 14-легких и 8-конных рот. Кроме того, в гвардейской артиллерийской бригаде имелось 2- батарейных, 2-легких, 2-конные роты и 2-орудия морского экипажа. 2-конных роты находилось у казаков Донского войска. Вместо инспекций было сформировано 18-дивизий. Все полки дивизии .были объединены в бригады. Дивизии были сведены в корпуса, а последние в армии.  Вначале 6-корпусов по 2-3 дивизии. В состав корпусов входили также кавалерийские дивизии и полки тяжёлой кавалерии. Была создана полевая артиллерия. При каждой дивизии были образованы «комиссариатские и провиантские комиссии», занимающиеся вопросами вещевого, продовольственного и фуражного обеспечения войск.
                Объявленный в 1811 году 81-й рекрутский набор, по которому предполагалось получить 120-тысяч рекрутов, посчитали недостаточным. В марте 1812 года был объявлен новый чрезвычайный набор рекрутов по 2-человека с 500-душ, предполагалось получить 65-70-тысяч рекрутов, которых должны были принимать и содержать при губернских гарнизонных батальонах, так как рекрутские депо назначались на формирование новых пехотных дивизий. В марте 1812 года из 97-запасных батальонов было сформировано 8-пехотных дивизий и 4-кавалерийские дивизии. Общая численность регулярных войск русской армии достигла 590-тысяч человек.
                Офицерский состав поступал в войска после обучения в военно-учебных заведениях, но большинство путём производства в офицерский чин унтер-офицеров главным образом из дворян. К началу 19-века в России существовало 4-военно-учебных заведения. В 1801 году указом государя подготовка офицеров предполагалось организовать в 17-губернских военных училищах. Подготовка офицеров должна была начинаться в губернских военных училищах, а заканчиваться 1-м и 2-м кадетских корпусах, всего 3-тысячи человек. В 1807 году все дворяне вместо определения их в полки унтер-офицерами могли зачисляться в петербургские кадетские корпуса без прохождения курса обучения в губернских военных училищах. В этом же году был создан Волонтёрский учебный корпус, переименованный позже в Дворянский полк. Готовил офицеров и Пажеский корпус из числа детей придворной знати. Накануне войны 1812 года было решено создать учебное заведение топографов - Финляндский топографический корпус. В 1808 году был сформирован 1-й учебный гренадёрский батальон для подготовки унтер-офицеров. В 1809 году был сформирован 2-й учебный батальон, в 1811 году - третий, а также учебный кавалерийский эскадрон, и две учебные артиллерийские роты. Унтер-офицеры также готовились в военно-сиротских домах. 30-ноября 1806 года был объявлен манифест Александра-1 «О составлении и образовании повсеместных временных ополчений или милиции». Всего предполагалось собрать 612-тысяч человек. В июле 1812 года был опубликован манифест царя «О сборе внутри государства земского ополчения», а через несколько дней появился Указ «О составлении временного внутреннего ополчения».
                С приходом к власти Александра-1 были предприняты первые шаги, с целью изменить характер управления войсками. В 1802 года было учреждено министерство военных сухопутных сил. Первым министром был назначен генерал Вязьмитинов, бывший до этого вице-президентом военной коллегии. При министре была учреждена особого рода канцелярия, получившая название департамента. Артиллерийская экспедиция была разделена на две самостоятельные экспедиции: артиллерийскую и инженерную. В 1805 году была учреждена должность генерал - интенданта армии, на которого была возложена обязанность управления обоими этими ведомствами и председательствования в провиантской и комиссариатской экспедиций. Медицинское обеспечение армии было из министерства внутренних дел передано в военное ведомство, где была учреждена медицинская экспедиция. В 1808 году в состав военного министерства вошла военно-походная канцелярия, которая до этого находилась в непосредственном ведении царя и фельдъегерский корпус, тем самым был устранён параллелизм в управлении войсками. В этом же году была введена должность дежурного генерала, который по существу являлся помощником военного министра. В круг деятельности дежурного генерала входили вопросы устройства и службы войск, их  материального обеспечения, проведение инспектирования войск и различных служб армии, с докладом непосредственно министру.
                В 1810 году в России был образован Государственный совет. Совет состоял из четырёх департаментов: законов, дел военных, дел гражданских и духовных, государственной экономии. Председателем департамента военных дел был назначен Аракчеев, а в январе 1810 года военным министром – генерал М.Б. Барклай – де-Толли. В январе 1812 года министерство военных сухопутных сил было преобразовано в военное министерство, в составе 7-департаментов, канцелярии министра  и особых установлений. Была ликвидирована военная коллегия. В работе военного министерства было много недостатков: многочисленность сотрудников, сложная система делопроизводства, бесконечная переписка и крайне медленное движение дел.
                27-января 1812 года было объявлено «Учреждение для управления большой действующей армией», которое имело большое значение для создания более совершенной организации полевого управления войсками. В соответствии с этим положением главнокомандующий большой действующей армией получал все необходимые права. Его приказания должны были безоговорочно исполняться как в армии, так и всеми гражданскими чиновниками пограничных областей и губерний. Главнокомандующий управлял большой армией при помощи главного полевого штаба армии. В круг обязанностей главного штаба входили: составление карт и планов движения войск и сражений, составление ведомостей и табелей, представляющих положение различных частей управления армии, ведение военного журнала и составление донесений, распределение войск и расписание начальников, рассмотрение донесений из корпусов, дивизий и крепостей, издание и рассылка приказов и приказаний, обеспечение армии провиантом, фуражом, амуницией, жалованием, оружием, артиллерией, боеприпасами, обеспечение «порядка и повиновения» с помощью полиции и суда, устройство лагерей, обозов, движение транспортов, госпиталей и так далее. Главный полевой штаб состоял из 4 главных отделений (управлений): начальника главного штаба, инженерного, артиллерийского и интендантского. В состав главного отделения (управления) начальника главного штаба находились квартирмейстерская часть и дежурство армии. Квартирмейстерская часть делилась на два отделения. 1-е отделение делало «все приуготовительные соображения к военным операциям». К 1-му отделению принадлежала также чертёжная и походная типография. 2-е отделение осуществляло «приуготовительные соображения» 1-го отделения и ведало делами, содержащими военную тайну: диспозицией к бою и  рекогносцировкой, расположением лагерей, выбором мест для боя, проектами укреплений этих мест, расписанием временных и зимних квартир, секретной перепиской и так далее.
Общее по армии дежурство состояло из четырёх отделений. 1-го отделение обязано было вести учёт численности войск и объявлять приказы, определять «пароли, лозунги, отзывы и сигналы», передавать распоряжения о движении армии, подготавливать расписание войск и чинов, и ведать походной типографией. 2-е отделение ведало вопросами полевой воинской комиссии, готовило распоряжения о военнопленных, принимало и отправляло курьеров, а также ведало денежным, вещевым, провиантским довольствием, конвоем главной квартиры, готовило сведения о всех обозах армии. 3-е отделение занималось делами, связанными с разрешением разного рода представлений, перепиской по вопросам внутренней службы с военным министерством, командирами корпусов, а также с другими военными и гражданским и инстанциями, делами военных судов и так далее. 4-е отделение ведало устройством госпиталей, распределением священников, списками умерших, перевозкой больных и так далее.
В Учреждении были определены права и обязанности начальника штаба большой армии, генерал - квартирмейстера, дежурного генерала, а также структура управления в войсковых соединениях, генерал-гевальдигера, занимающегося вопросами военной полиции, генерал-вагенмейстера, который занимался обозами, коменданта главной квартиры, и некоторые другие, в том числе канцелярии главнокомандующего.
Несколько обособленное положение в системе военного управления занимала так называемая «Свита его императорского величества по квартирмейстерской части», которая по существу выполняла функции упразднённого Павлом-1 генерального штаба. В 1810 году во - главе квартирмейстерской части был поставлен генерал Волконский.
                Некоторые положения уставов и положений по боевой подготовке войск основывались на сочинении А.И. Хатова «Общий опыт тактики», появившейся в 1807 году. Значительная часть работы отводилась обучению войск по принципам линейной тактики, в то - же время отражалась назревшая необходимость ломки устаревших тактических положений. Много внимания было уделено боевому и походному построению войск, маршам и манёврам, тактике артиллерии и кавалерии. Генералом Кутайсовым были подготовлены «Общие правила для артиллерии в полевом сражении».
В 1808 году был создан комитет «для сочинения воинского устава». К началу войны 1812 года был издан лишь «Воинский устав о пехотной службе». Поскольку составление кавалерийского устава к началу войны закончено не было, часть его была издана под названием: «Предварительное наставление о строевой кавалерийской службе». В начале войны 1812 года в войска было направлено «Наставление господам пехотным офицерам в день сражения», в котором содержалось много ценных указаний и требований к пехотным офицерам.
                Рядовые пехотных и гренадёрских полков были вооружены кремниевыми гладкоствольными ружьями с трёхгранным штыком, последний образец которых был утверждён в 1808 году. В конце 1811 года вооружение алебардами было полностью отменено. Ружья в егерских полках отличались от пехотных только более короткими стволами. Унтер-офицеры и лучшие стрелки вооружались штуцерами с примкнутыми кортиками по 12 на роту. Последний образец егерского штуцера был введён в 1805 году, который имел 8-нарезов, а также особый прицел для стрельбы. Кирасирские и драгунские полки были вооружены пистолетами (по два на каждого рядового), штуцерами (по 16 на эскадрон). Кроме того, кирасиры имели ещё карабины, а драгуны мушкеты, переименованные в 1810 году в кирасирские драгунские ружья. Гусары были вооружены карабинами, мушкетонами (по 16 на эскадрон) для стрельбы дробью и пистолетами. Рядовые уланских полков имели по два пистолета и 16-человек были вооружены штуцерами.
Действенность стрельбы из огнестрельного оружия была низкой. Наибольшая дальность стрельбы из пехотного ружья только на 300-шагов. Скорострельность была также низкой (один выстрел в минуту). Учитывая все эти обстоятельства, войска стали чаще применять не пальбу, а хорошо организованный прицельный огонь, выделяя для этой цели специальных стрелков, действовавших в рассыпном строю и способных вести меткую стрельбу.
Накануне войны промышленность выпустила и направила в войска 347250-ружей.
Холодное оружие имелось в пехоте и артиллерии – тесаки у рядовых и унтер-офицеров и шпаги у офицеров. Кирасиры и драгуны (рядовые и офицеры) палашами, а гусары – саблями. Пики были только у улан и казаков.
В артиллерии, батарейная рота на вооружении имела 4-полупудовых единорога,4-12-фунтовых пушки средней пропорции и 4-12-фунтовых меньшей пропорции.
Лёгкие роты имели по 12-орудий, 4-четырёхпудовых единорога и 8-6-фунтовых пушек. Конные роты-12-орудий, 6-четвертьпудовых единорога и 6-6-фунтовые пушек. На каждое орудие во-всех ротах полагалось иметь боекомплект из 120-зарядов: 80- с ядрами или гранатами, 30-с картечью и 10-с брандкугелями.
В каждой артиллерийской роте имелась полевая кузнеца. Кроме полевой артиллерии существовала артиллерия осадная и гарнизонная (крепостная).
Осадная артиллерия имела 24 и 18-фунтовые пушки, а также 12-фунтовые большой пропорции, пудовые единороги, 5 и 2-пудовые мортиры, 6-фунтовые. В 1808 году по указу царя полагалось иметь осадной артиллерии -180-орудий. Накануне войны 1812 года было решено сформировать 2-роты осадной артиллерии в Петербурге, по одной в Риге, Киеве и Тирасполе, всего 5-рот. Гарнизонные артиллерийские роты располагались во-всех крепостях. Всего 62-крепости 2775-орудий разных калибров.
Ещё до начала войны, царь издал распоряжение об эвакуации ценностей из Эрмитажа, а также золотые запасы.
               

Глава №4.  Начало войны с Россией.

                4-1.      Подготовку к войне с Россией Наполеон начал с февраля-марта 1810 года. Неуклонно увеличивая военный бюджет Франции. В 1810 году-389- млн. франков, в 1811 году-506- млн. франков, в 1812 году- 556-млн. франков. В те же годы Наполеон призвал под ружьё небывалое ранее число новобранцев: в 1810 году-110-тысяч, в 1811 и 1812 годах – по 120-тысяч. Общая численность его войск, разбросанных по всей Европе, к концу 1811 года достигла (без польских войск) -986,5-тысяч человек. Против России Наполеон был готов использовать и войска герцогства Варшавского,  к марту 1811 года они насчитывала 60-тысяч человек.
К 1812 году была значительно активизирована деятельность французской разведки против России. Посол в Петербурге Лористон изготовил своеобразное досье на 60-русских генералов с краткими характеристиками их достоинств и недостатков. Военной разведкой в России ведало специальное бюро при Главном штабе Франции во - главе с генералом Сокольницким, которое было создано по приказу Наполеона.
                Начальник штаба французской армии, маршал Александр Бертье родился в Версале 20-ноября 1753 года. Его отец занимал должность инженера-географа во - время правления короля Людовика-16 и приобрёл репутацию в этом деле. Уже в 13-лет Александр получил первую должность инженера. Его топографические работы отличались точностью, чистотой отделки и приятностью рисунка.  Людовик- 16, очень любивший географию и топографию, поручал молодому офицеру составление карт королевской охоты, черновики которых, подправленные рукой короля, представляли редкий образец искусства. Бертье отличали прекрасные познания в математике и топографии. Его чертежи и рисунки в этом деле порой превосходили своим качеством и точностью работы более опытных мастеров. Александр, однако, мечтал посвятить свою жизнь службе в армии. Вскоре, благодаря связям отца, он поступил в Лотарингский полк – лучшую кавалерийскую школу Франции того времени.
                В 1789 году, когда французское правительство решило направить экспедиционный корпус для помощи восставшим колониям в их борьбе против Англии, Бертье был зачислен в звании капитана в штаб Нормандской армии. В январе 1781 году, он был отправлен с французскими войсками в Америку и находился при штабе главнокомандующего-графа де Рошамбо. Участие в боевых действиях в Америке создали молодому офицеру прочную репутацию. Среднего роста, большой головой с волосами неопределённого цвета, и ничем непримечательной внешностью, он не слишком пользовался успехом у женщин, но среди людей, знавших его достаточно близко, слыл человеком добрым, приятным в общении и надёжным в работе. Возвратившись из Америки с прекрасной репутацией, Бертье был направлен в Пруссию для изучения военной организации Фридриха Великого. В 1788 году Бертье, благодаря своим знаниям в топографии и черчении, участвовал в строительстве большого лагеря в Сен-Омере и получил крест ордена святого Людовика.  На следующий год в чине полковника он был назначен начальником штаба сначала принца Конде, а затем барона Везенваля. Даже в походах он тщательно следил за своим внешним видом. В отличие, например от маршала Даву, который не придавал никакого значения внешнему виду. Бертье шил себе великолепные, впечатляющие мундиры. Даже, если его поднимали среди ночи с постели, его никто и никогда не видел в одних панталонах и рубашке. Даже во - время ночной атаки он был безупречно одет, свежевыбрит и всегда был готов диктовать приказы по 12-часов без перерыва.
                После революционных событий, когда в 1792 году началась война с коалицией европейских держав, Бертье был направлен начальником штаба к своему старому другу графу Рошамбо, а затем после его отставки, к генералу Люкмуру. Несмотря на проявленную доблесть и таланты, при подавлении роялистского мятежа в Вандее: в одном из боёв под ним убили двух лошадей, а сам он получил серьёзное ранение, военный министр Бушотт уволил его из армии с типичной формулировкой того времени: «лояльность Бертье к Республике была неискренней». После переворота 9 термидора, свергнувшего якобинскую диктатуру, Бертье, в 1795 году был восстановлен во - всех своих правах и направлен начальником штаба Альпийской армии генерала Келлермана. В 1796 году Бонапарт пригласил его возглавить штаб Итальянской армии. Наполеон дал ему такую характеристику: «Бертье был чрезвычайно деятельный человек, он сопровождал главнокомандующего на всех рекогносцировках и поездках, без малейшего замедления хода дел. Он был нерешительного характера и не имел способности командовать войсками, но обладал всеми качествами хорошего начальника штаба. Он умел разбирать карты и разрабатывать планы, производить рекогносцировку, наблюдать лично за рассылкой приказаний, легко, просто и ясно составлял диспозиции самых сложных движений войск».
Штаб французской армии под руководством Бертье обеспечивал свою деятельность по следующим основным направлениям:
1. Планирование и контроль передвижения войск, и хода боевых действий;
2. Организация снабжения войск, налаживание и контроль за работой полевых и стационарных госпиталей, обеспечение работы военных трибуналов;
3. Обеспечение разведки и доставки необходимой информации о противнике и местности;
4. Обеспечение деятельности главной квартиры армии: её перемещение, расположение, снабжение и охрану;
5. Проведение топографических работ и снабжение командного состава необходимыми картами.
                Как правило, Бертье подбирал в свою службу людей не только талантливых в штабной работе, но и физически выносливых. Офицерам штаба армии перед началом каждой кампании вменялось лично осмотреть местность, проехаться по дорогам и убедиться, в каком они состоянии, нарисовать план местности, чтобы потом составить карту для всех командиров. Во - время боевых действий приказы императора для командиров корпусов и дивизий посылались Бертье не с одним, а несколькими курьерами, чтобы до цели обязательно добрался хотя бы один посыльный, если бы остальные были захвачены неприятелем. Бертье следил за тем, чтобы донесение обязательно было доставлено до адресата, видя в этом залог успеха всего дела. Во - время боевых действий и не только, дивизионные и корпусные штабы должны были постоянно предоставлять в генеральный штаб самые разнообразные сведения: о состоянии своих собственных сил,  о местонахождении сил противника и так далее. Это позволяло главнокомандующему и начальнику штаба располагать всесторонней информацией о состоянии, как своих войск, так и войск противника, материальных и боевых ресурсах и, таким образом,  судить об их готовности выполнить те или иные задачи.
                Бертье понимал Наполеона с полуслова, а иногда и предвосхищая его мысли и желания. Он быстро превращал намёки Наполеона в детальные и ясные распоряжения и указания. Он точно и ясно доносил до корпусных командиров суть приказов Наполеона, будто это были его собственные мысли и замыслы. Благодаря своей феноменальной памяти, Бертье наизусть знал все данные по своей армии, в любое время дня и ночи он мог сказать, где какая часть располагается и в каком она состоянии. Он изучил каждый взгляд, каждый жест своего императора, которые порой были более красноречивы, нежели десятки слов. Без всякой суеты и нервозности он составлял единую упорядоченную картину из обрывков рапортов, донесений, указаний, и недосказанных фраз. Физическая выносливость и работоспособность, аккуратность и методичность – в нём восхищало Наполеона, который говорил: «Никто другой, возможно, не смог бы заменить его».
                После переворота 18-брюмера Наполеон назначил Бертье военным министром Франции.  Все административные службы были реорганизованы, крепости на границе были пополнены новыми гарнизонами, армия была снабжена продовольствием, денежным довольствием и резервами.  В кампании 1800 года Наполеон вновь назначил Бертье начальником генерального штаба армии. После битвы при Маренго, Бертье был направлен в качестве чрезвычайного посла в Мадрид для того, чтобы убедить Испанию объявить войну Португалии (союзнику Англии). Эта миссия закончилась полным успехом. Затем Бертье был вызван в Париж, чтобы вновь занять пост военного министра, который он удерживал в своих руках до августа 1807 года.  В 1804 году Бертье было присвоено маршальское звание. В это время, готовясь к десанту на Британские острова, Наполеон вместе с Бертье работали над созданием огромного Болонского лагеря. Но десант откладывался на повестку дня вставал другой вопрос: разгром третьей коалиции. Наполеон отдал приказ начать движение Великой армии к Рейну, где в районе Ульма расположилась австрийская армия генерала Мака. Уже через 45-дней великая армия оказалась на Рейне, отрезая австрийские войска от шедших к ним на соединение войск Кутузова. Эта была безупречно проведённая концентрация войск.  Бертье был постоянно с Наполеоном. Их общим домом стала знаменитая карета, которая являлась маленьким передвижным отелем с раскладными столами, раскладным креслом для Наполеона, легко превращающимся в кровать, большим отделением для хранения карт, кладовой для припасов и небольшой оружейной.  Бертье спал сидя. После разгрома союзной армии под Аустерлицем, Бертье некоторое время исполнял обязанности командующего Великой армии.
                В 1806 году Бертье был пожалован княжеский титул - влиятельного князя Невшательского и Валанжского.  После подписания Тильзитского мира с Россией, Бертье получил от Александра орден Андрея Первозванного. А Наполеон возвёл его в звание вице - коннетабля Франции, с освобождением от должности военного министра.  С самого начала испанской кампании, Бертье предупреждал императора, что вопрос о снабжении армии лежит в корне всех трудностей в Испании.  В это время Наполеон настоял на его женитьбе, на принцессе Элизавете, дочери герцога Баварского, брата короля Пруссии. Супруга родила ему трёх детей. Но Бертье не прервал свои нежные отношения с мадам маркизой Висконти, для которой снял в Париже небольшой дом, находящийся рядом с его особняком.
                Но в начале австрийской кампании 1809 года, Бертье совершил столько ошибок, что чуть не поставил  под угрозу всю кампанию. Его приказания не только сбивали с толку командиров корпусов, но и вызывали у некоторых вполне справедливое негодование. Наполеон, упоминая потом о создавшейся ситуации, скажет: «Вы не можете представить, в каком положении я нашёл армию по своему прибытию, и к тому же, какие ужасные последствия могли бы произойти, если бы мы имели дело с предприимчивым врагом…» Но под непосредственным наблюдением императора дела были поправлены. Правда, во - время переправы через Дунай произошла по вине Бертье путаница в войсках, но благодаря сообразительности Даву и Удино этого не произошло. Тем не менее, Бертье получил ещё и титул князя Ваграмского. И готовясь к войне с Россией, Наполеон вновь назначил Бертье начальником генерального штаба Великой армии, хотя многие маршалы были недовольны этим назначением. Особенно плохие отношения были у него с маршалом Даву.

                19-мая 1812 года Наполеон с императрицей и частью императорского двора, выехал в Дрезден, официально для смотра «Великой Армии» на Висле, неофициально на войну. Оставив императрицу и двор в Дрездене, Наполеон 21-июня прибыл в Вильковышки, и 22-июня по его приказу началось движение «Великой Армии» к Неману. В Данциге он пребывал с 7 по 10-июня, где находилась крупная база войскового снабжения, и где его ожидал Мюрат. Наполеон не хотел, чтобы между Мюратом и австрийцами завязались тесные связи. «Если австрийский император, - говорил он Коленкуру, - отнесётся к нему хорошо, то у Мюрата закружится голова, и он наверняка натворит много глупостей». В это время отношения между императором и Неаполитанским королём (Мюратом) были более чем холодные. Наполеон часто и справедливо упрекал его в том, что он часто нарушал континентальную блокаду на побережье королевства и метал по этому поводу громы и молнии. Но он был нужен императору для своего похода. При первом же разговоре была восстановлена полная гармония, хотя император всего лишь утром повторял то, что он говорил перед выездом из Парижа, а именно будто король забыл, что он француз по рождению и что император сделал его королём. А Мюрат жаловался на то, что он является государем только по имени и должен жертвовать тем, что считает интересами своих народов, ради того, что император называет интересами Франции. Через некоторое время император вновь жаловался на Неаполитанского короля, говоря, что он более не француз и забыл всё то, чем он обязан своей Родине и своему благодетелю. А Мюрат жаловался Бертье, Дюроку и Коленкуру на то, что император сделал из него всего лишь вице-короля и орудие для того, чтобы выжимать соки из его народа и так далее.
                Наполеон заявил, что он сохранит Данциг за собой и присоединит его к великой империи. В то - же время Наполеон заявлял, что его братья не помогают ему. « Они заимствовали от царственных династий только глупое тщеславие и не отличаются никакими талантами, не обладают ни малейшей энергией. Мне приходится править за них. Не будь меня, они разорили бы бедных вестфальцев, чтобы обогатить своих фаворитов и любовниц, чтобы давать празднества и строить дворцы. Мои братья думают только о себе. А между тем я показываю им хороший пример. Я народный монарх, так как я трачу деньги лишь на поощрение искусств, на то, чтобы оставить после себя славное и полезное для нации наследство. Никто не скажет, что я одаряю фаворитов и любовниц. Я вознаграждаю оказанные родине услуги и больше ничего».
                В это время Наполеон задавал множество вопросов бывшему послу в России Коленкуру: отличаются ли русские крестьяне энергией, способны ли они взяться за оружие, как испанцы и организовать партизанские отряды, а также думает ли он, что русская армия отступит и сдаст ему Вильно без боя.
Он приводил много аргументов, чтобы доказать, что русская армия не может отступить и тем самым сдать столицу Литвы, а, следовательно, русскую Польшу без боя, чтобы не обесчестить себя в глазах поляков.
Коленкур ответил, что не верит в правильные сражения, что у русских не так уж мало территории, чтобы они не могли уступить ему порядочный кусок хотя бы для того, чтобы удалить его на большее расстояние от Франции и раздробить свои силы.
- В таком случае, - с живостью возразил император, - я получу Польшу, а Александр в глазах поляков бесповоротно опозорит себя тем, что отдаст её без боя. Уступить мне Вильно – значит потерять Польшу.
Он много говорил об этой оккупации, о развёртывании его сил и их быстрых передвижениях и пришёл к выводу, что русские корпуса не смогут спасти свой обоз и свою артиллерию. Он думал, что многие из них придут в расстройство и не смогут уйти от  его быстрого наступления. Он подсчитал, сколько часов понадобится ему, чтобы дойти до Вильно и забрасывал Коленкура вопросами, как будто тот ездил по этой дороге и как будто вопрос заключался в том, чтобы доехать туда на почтовых.
- Меньше чем через 2-месяца, - сказал император, - Россия запросит мира. Крупные помещики будут перепуганы, а многие из них разорены. Император Александр будет в большом затруднении, так как русским, по существу, весьма мало дела до поляков, и они вовсе не хотят терпеть разорение из-за Польши.
Он постоянно спрашивал Коленкура, неужели тот не разделяет его мнения, но не давал ему вставить ни слова. Коленкур напомнил ему слова Александра о том, что он скорее отступит до Камчатки, чем уступит свои губернии.
22-июня Наполеон обратился к армии с воззванием:
«Солдаты, вторая польская война начата. Первая кончилась во Фридланде и Тильзите. В Тильзите Россия поклялась в военном союзе с Францией и клялась вести войну с Англией. Она теперь нарушает свою клятву. Она не хочет дать никакого объяснения своего странного поведения, пока французские орлы не удалятся обратно через Рейн, оставляя на её волю наших союзников. Считает ли она нас уже выродившимися? Разве мы уже не аустерлицкие солдаты? Она нас ставит перед выбором: бесчестье или война. Выбор не может вызвать сомнений. Итак, пойдём вперёд, перейдём через Неман, внесём войну на её территорию. Вторая польская война будет славной для французского оружия, как и первая. Но мир, который мы заключим, будет обеспечен и положит конец гибельному влиянию, которое Россия уже 50-лет оказывает на дела Европы».
Это воззвание и было объявлением войны России, никакого другого объявления Наполеон не сделал. По приказу Наполеона среди солдат и местного населения широко распространялась листовка, с так называемым (фальшивым) завещанием Петра Великого, о том, что Россия должна стремиться к порабощению Европы. Причинами войны были экономические и вытекающие из них политические разногласия. Заставить Россию подчиниться не выгодным ей экономическим интересам крупной французской буржуазии, силой заставить её соблюдать континентальную блокаду, создать против России постоянную угрозу в виде вассальной и всецело зависящей от французов Польши, с которой присоединить Белоруссию, Литву и Украину, оторвав их от России. Открыть дорогу в Индию и обеспечить условия для захвата Турции. Воспрепятствовать сближению России и Англии. Стратегический план Наполеона состоял в том, чтобы в короткие сроки одержать победу над русской армией, разгромив её в одном-двух генеральных сражениях, овладеть, если это потребуется Москвой, и принудить Россию к капитуляции и подписанию мира на выгодных для него условиях. Главные силы французских войск были развёрнуты в два эшелона.
Первый эшелон в трёх группировках между реками Неман и Висла (444-тысячи человек, 940-орудий) Первая группировка должна была наступать на Вильно через Ковно. Вторая группировка в полосе между Гродно и Ковно с целью недопустить соединения 1-й и 2-й Западных русских армий. Третья группировка движением на Гродно должна была оттянуть на себя 2-ю Западную русскую армию.  На левом крыле вторжение первой группировки войск обеспечивал прусский корпус маршала Макдональда (32-тысячи человек), выдвинутый к Тильзиту для удара в общем направлении на Ригу. На правом крыле вторжение третьей группировки войск обеспечивал австрийский корпус фельдмаршала Шварценберга (34-тысячи человек), перегруппированный из Лемберга (Львов) в Люблин. В тылу между реками Висла и Одер, оставался второй эшелон главных сил (170-тысяч человек, 432-орудия) и резерв корпус маршала Ожеро и другие войска. Всего Наполеон бросил против России 647158-человек и 1372-орудия.
                11-июня в район расположения войск, в штаб князя Экмюльского прибыл Наполеон и немедленно приказал произвести рекогносцировку на берегах  реки Неман. Император объехал берег реки в сопровождении сапёрного генерала Аксо. Ему пришлось накинуть на себя шинель одного из польских солдат, чтобы не привлекать внимания. Когда он скакал галопом по полю, из-под ног его лошади выпрыгнул заяц, и она слегка отскочила вбок. Император, который очень плохо ездил верхом, упал наземь, но поднялся с такой быстротой, что был на ногах прежде, чем к нему подоспели, чтобы его поднять. Некоторые решили, что это падение – дурное предзнаменование. «Я должен перейти с главными силами у Ковно, - писал Наполеон Даву 20-июня, - постарайтесь не показывать неприятелю ни одного пехотинца, ни одного кавалериста. Пусть первыми солдатами, которых увидит противник, будут понтонёры». Произведя смотр войскам, он приказал, чтобы под вечер следующего дня три моста были перекинуты через реку, возле деревни Понемунь. Затем он вернулся в свою стоянку и провёл весь этот день частью в своей палатке, частью в одном польском доме,  где тщетно искал отдыха в душной и жарко натопленной комнате. Как только настала ночь, император отправился к реке. Французская армия двинулась по наведённым переправам на правый берег Немана. Французские войска тремя колоннами вторглись на русскую землю. Корпус Даву устремился на Вильно, вслед за ним пошла кавалерия Мюрата. Корпус Нея двинулся к Скорули, а корпус Удино – к Янову. Прежде всех её переехали в лодке несколько сапёров. Всё было тихо и спокойно.  Но вскоре к ним подъехал простой казачий офицер, командовавший патрулём.  Он спросил, кто они такие.
- Французы!- последовал ответ.
- Что вам нужно?- осведомился русский офицер, - зачем вы пришли в Россию?
Один из сапёров возразил ему резко:
- Воевать с вами! Взять Вильну! Освободить Польшу!
Казак удалился и исчез в лесу. Трое французских солдат произвели в него несколько выстрелов. Триста стрелков тотчас же переехали реку, чтобы защищать постройку мостов. За исключением нескольких отрядов казаков ни в этот, ни в следующие дни французы не встретили никого. Неожиданно на французскую армию обрушился ливень. Раздались раскаты грома. Поля и дороги были залиты водой, и зной стразу сменился неприятным холодом. Около 10-тысяч лошадей погибли во - время этого перехода и на бивуаках. Император нашёл убежище в монастыре. Но вскоре он выехал в Ковно, где царил полнейший беспорядок. Ковно был занят без сопротивления частями 2-го корпуса Удино. Наполеон был очень рассержен тем, что в Вильно казаки разрушили мост, где Удино наткнулся на сопротивление.  Наполеон приказал польскому эскадрону своей гвардии переплыть реку. Это отборное войско бросилось туда без всякого колебания. Но на середине реки было сильное течение, которое разъединило их. Лошади перепугались, уклонялись в сторону, и их стало уносить силой течения. Всадники выбивались из сил, тщетно стараясь заставить лошадей плыть к берегу. Их гибель была неизбежна. Кто-то их них крикнул: «Да здравствует император». Армия застыла от ужаса и восхищения перед этим подвигом. Наполеон быстро отдал приказания, чтобы спасти наибольшее число из них. Но он даже не казался взволнованным, видимо не желая нужным проявить неуместную слабость, которую он не должен был показывать.
                16-июня Наполеон уже был в Вильно. Его расчёты на сражение у Вильно не оправдались. Русские войска провели артиллерийский обстрел приближающихся французских войск и успели эвакуировать город, сжечь все запасы и мост за собой. Он двинулся туда озабоченный и недовольный, обвиняя генералов авангарда, что они выпустили русскую армию. Это упрёк был обращён к Монбрену, как к наиболее активному из них, и Наполеон так вспылил, что даже пригрозил ему. Однако этот гнев не имел последствий. Он проехал по городу, который казался опустевшим, осмотрел остатки моста, окрестности и подожжённые неприятелем склады, которые ещё горели. Император приказал поскорее починить мост, отдал распоряжение по некоторым оборонительным работам и заехал во дворец. Население ровно ничем не проявляло любопытства, никто не выглядывал из окон, не наблюдалось никакого энтузиазма, не видно было обычных зевак. Наполеон был поражён этим. «Здешние поляки не похожи на варшавских», заметил он. В Вильно он пробыл три недели. Его интересовали вопросы административного устройства, он беседовал с местными представителями дворянства и духовенства, строил планы переустройства Литвы. Здесь же принял Балашова.
                Император Александр послал министра полиции Балашова с письмом к Наполеону.  И велел на словах в разговоре с французским императором прибавить, что если Наполеон намерен вступить в переговоры, то они сейчас начаться могут с условием одним, но непреложным, то есть, чтобы армии его вышли за границу. В противном же случае государь даёт ему слово, докуда хоть один вооружённый француз будет в России, не говорить и не принять ни одного слова о мире. Между прочим, Александр сказал Балашову, что «… не надеется, от сей посылки на прекращение войны, но пусть же будет всей Европе известно и послужит новым доказательством, что начинаем её не мы».
                Балашов сначала попал к Мюрату, а потом к Даву, который весьма грубо, невзирая на протест, отнял у него письмо Александра и направил его с ординарцем к Наполеону.
В письме к Наполеону Александр писал: «Государь, брат мой, вчера я узнал, что, несмотря на добросовестность, с которой я выполнял мои обязательства по отношению к Вашему величеству, Ваши войска перешли границы России. …Если Вы согласны вывести свои войска с русской территории, я буду считать, что всё происшедшее не имело места и достижение договорённости между нами будет ещё возможно».
Только 30-июня Наполеон принял Балашова уже в Вильно, в той же самой комнате, из которой пять дней тому назад император Александр отправил его с посланием. У Балашова было два свидания с Наполеоном. Первое после завтрака, второе во - время обеда и после обеда. Наполеон говорил о том, что Александр окружил себя негодяями (Армфельд, Штейн, Беннигсен и другие). С плохо скрываемым раздражением он говорил об отступлении Барклая из Вильно, и о Барклае, о поляках, о том, что мог получить Александр за дружбу с Наполеоном, о Сперанском, о его ссылке. Во - время обеда Наполеон говорил о том, что получил Александр в результате заключения Тильзитского союза, вновь затронул окружение Александра. Генералов хороших у России нет, кроме одного Багратиона. О слабости Беннигсена, как военноначальника, об убийстве Павла.
«… Мне сказывали, что ваш государь принял начальство над своими войсками. К чему это? Война - моё ремесло, я привык к нему. Императору Александру вовсе этого не нужно, его дело - царствовать, а не командовать войсками. Напрасно он берёт на себя такую ответственность».
Неожиданно Наполеон заявил, указывая Балашову на Коленкура:
- Вот рыцарь вашего императора. Это русский во французском лагере.
Коленкур страшно обиделся на эту шутку и когда Балашов уехал, спросил у императора зачем он его оскорбил, с жаром заявив, что он француз, хороший француз и что это он уже доказал и ещё докажет. Коленкур сказал, что он докажет императору, что эта война непопулярна, опасна, что она погубит армию, Францию, и самого императора. Он попросил дать ему дивизию в Испании, где никто не хочет служить.
Наполеон пробовал его успокоить, но напрасно. Коленкур ушёл не помирившись. На другой день Наполеон прекратил ссору, дав, во-первых формальный приказ Коленкуру остаться, во-вторых обласкав и утешив его.
Как и ожидал Александр из миссии Балашова ничего не вышло. Правда, в ответ на письмо Александра, Наполеон предложил: «Будем договариваться сейчас же, в самом Вильно. …Поставим свои подписи, и я вернусь за Неман». Понятно, что согласиться на это требование царь не мог.
В ответном послании, которое было отправлено с Балашовым, Наполеон писал:
«Если бы Вы не переменились с 1810 года, если бы Вы пожелали внести изменения в Тильзитский договор, вступили в прямые, откровенные переговоры, Вам принадлежало бы одно из самых прекрасных царствований в России. …Вы испортили всё своё будущее».
Кстати, к Балашову был прикомандирован военный разведчик поручик М.Ф. Орлов (впоследствии генерал), который во - время этого визита, сопровождая его, должен был собрать нужные сведения о продовольственных трудностях французской армии, фактах упадка дисциплины и даже о планах неприятеля.
                После отъезда Балашова, Наполеон говорил Коленкуру:
- Александр насмехается надо мной. Не думает ли он, что я вступил в Вильно, чтобы вести переговоры о торговых договорах? Я пришёл, чтобы раз навсегда покончить с колоссом северных варваров. Шпага вынута из ножен. Надо отбросить их в их льды, чтобы в течение 25-лет они не вмешивались в дела цивилизованной Европы. Даже при Екатерине русские не значили ровно ничего или очень мало в политических делах Европы. В соприкосновение с цивилизацией их привёл раздел Польши. Теперь нужно, чтобы Польша в свою очередь отбросила их на своё место. …Надо воспользоваться случаем и отбить у русских охоту требовать отчёта в том, что происходит в Германии. Пусть они пускают англичан в Архангельск, на это я согласен, но Балтийское море должно быть для них закрыто. …Теперь Александр видит, что дело серьёзно, что его армия разрезана, он испуган и хочет помириться, но мир я подпишу в Москве. …Пришло время, когда Екатерина делила Польшу, заставляла дрожать слабохарактерного Людовика-XV в Версале и в то же время устраивала так, что её превозносили  все парижские болтуны. После Эрфурта Александр слишком возгордился. Приобретение Финляндии вскружило ему голову. Если ему нужны победы, пусть он бьёт персов, но пусть он не вмешивается в дела Европы. Цивилизация отвергает этих обитателей севера. Европа должна устроиться без них.
                24-июня Варшавский сейм призвал всех поляков к оружию, убеждая покинуть знамёна угнетателей, которым они служили.
За время пребывания в Вильно император проявлял невероятную активность. Ему не хватало не только дней, но и ночей. Адъютанты, офицеры для поручений, штабные офицеры носились по всем дорогам. Всех приезжих он, прежде всего, спрашивал: «Сколько взято пленных». Но стычки оставались безрезультатными. Он был очень недоволен стычкой авангарда Мюрата с неприятельской кавалерией, когда генерал де Сен - Женье и довольно много солдат попали в плен.
                5-июля Наполеон выехал из Вильно. В Свенцянах он присоединился к гвардии и двинул её на Глубокое, стремясь опередить отход русской армии. Здесь он узнал об оставлении русскими Дрисского лагеря, об отъезде Александра через Москву в Петербург, о дополнительном наборе рекрутов, о формировании народного ополчения.
Когда стало известно, что Александр покинул армию, решили, что он это сделал, не желая, чтобы на него падала ответственность за последние результаты военных действий. Стало известно об указе о рекрутском наборе и о двух манифестах. Печатные листки Барклая, подброшенные на аванпосты французской армии, французов и немцев призывали покинуть свои знамёна, обещая устроить их в России. Наполеон сказал:
- Мой брат Александр не считается больше ни с чем, я тоже мог бы объявить освобождение его крестьян, он ошибся в силе своей армии, не умеет руководить ею и не хочет заключить мира, это не очень последовательно. Когда вы не являетесь более сильным, то надо быть лучшим дипломатом, а дипломатия  Александра должна заключаться в том, чтобы покончить с войной.
                Наполеон был страшно рад, когда узнал об эвакуации Дрисского лагеря. Отъезд Александра из армии также казался ему успехом. По его словам он мог теперь выбирать между Москвой и Петербургом, если Россия не запросит мира. Он надеялся своими быстрыми манёврами принудить русскую армию принять сражение, которого он желал, или же деморализовать и изнурить её непрерывным отступлением без боя. Он говорил также, что Багратиону не удастся соединение с главными силами, что он будет захвачен или разгромлен, по крайней мере частично и это произведёт большое впечатление в России, так как Багратион был одним из старых соратников Суворова.
Для действий против корпуса Витгенштейна, который прикрывал петербургское направление, Наполеон оставил в районе Полоцка корпус маршала Удино (герцог Реджио), 28-тысяч человек. Взаимодействовать с Удино частью своих сил должен был маршал Макдональд, корпус которого (32,5-тысяч человек) осадил Ригу. По замыслу Наполеона, Удино должен был, взаимодействуя с Макдональдом, обойти Витгенштейна с севера и отбросив его к югу к центральной армии, полностью уничтожив, открыть себе дорогу на Петербург.
Войска Удино переправились через Двину у Полоцка и двинулись на Себеж. Получив сведения о движении французов, Витгенштейн принял решение нанести фланговый удар по корпусу Удино. Оставив у Динабурга 3-х тысячный отряд с задачей задерживать возможное наступление войск Макдональда со-стороны Якобштадта. Витгенштейн сосредоточил 16-июля свой корпус у деревни Росица и повёл его в направлении на Клястицы. К тому времени Удино занял Клястицы и 17-июля, не имея точных данных о расположении русских войск, выдвинул с целью разведки один полк по дороге на Себеж, а дивизию генерала Леграна направил к деревне Якубово.
                18-июля авангард корпуса Витгенштейна под командованием генерала Кульнева атаковал французов у Якубово, несмотря на превосходство противника в силах. В ходе завязавшегося боя на помощь к Леграну, подошла дивизия Вердье, а к Кульневу прибыли на подкрепление два егерьских полка и конноартиллерийская рота. Удино двинул свои резервы частью против центра русских войск, частью в обход их левого фланга. Метким и сильным огнём артиллерии русские войска отразили атаки противника и привели его в замешательство. Русские войска атаковали французов по-всей линии, опрокинули их боевые порядки и отбросили к селу Клястицы. Попытки отступавшего противника организовать оборону на правом берегу реки Нища, успеха не имели. Преследование поспешно отступавших войск Удино вёл отряд под командованием генерала Кульнева.
                20-июля у деревни Боярщина его отряд, оторвавшийся от своих главных сил, был атакован превосходящими силами французов и, понеся потери (Кульнев был смертельно ранен), отступил. Войска Удино попытались перейти в наступление, но были разбиты подошедшими главными силами корпуса Витгенштейна и отступили к Полоцку. Макдональд не выполнил ни одного из всех тех действий, какие были уговорены между ним и Удино, а раздробил свои силы между осадой Риги и городом Динабургом, где и застрял. Таким образом, Удино оказался без поддержки.
Успешные действия Витгенштейна вынудили Наполеона направить на поддержку Удино баварский корпус маршала Сен - Сира (13-тысяч человек), что ослабило его на главном направлении. Удино был ранен и эвакуирован в тыл. Маршал Сен - Сир предпринял наступление, но не добился успеха. Корпус Витгенштейна отошёл и занял выгодные позиции на реке Дрисса. Корпус Сен - Сира занял оборону в районе Полоцка с задачей прикрыть коммуникацию Минск-Смоленск с севера.
                Наполеон узнал о неудаче Удино на северном фланге уже в Витебске. Он был всем этим очень раздражён и недоволен. Он знал, конечно, что никакой настоящей победы, о которой трубили в Петербурге и в Англии, Витгенштейн над маршалом Удино не одержал. Не в этом дело. Император должен был примириться с тем, что никакой существенной помощи оба его маршала Удино и Макдональд, ему уже не окажут и что серьёзной диверсии на Петербург русские могут не бояться.
Жомини считал величайшей ошибкой, какую Наполеон совершил за всю свою жизнь, то обстоятельство, что он так долго просидел в Вильно. Если бы Наполеон, не задерживаясь в Вильно, пошёл прямо к Минску, он не дал бы ускользнуть Багратиону. Но слишком много забот было у Наполеона. Нужно было устраивать Литву, организовать её гражданское правление, вести тонкую политику в отношении поляков, следить за положением в Испании. Кроме этих забот, беспокоил континентальный  климат в условиях русского бездорожья, большая жара, а затем сильные дожди. Беспокоили болезни, которые угрожающе косили ряды армии. В Вильно были оставлены около 3-тысяч больных и раненых. Наполеон, не мог лично возглавить преследование Барклая и Багратиона, он не мог разорваться и быть везде. К тому же неожиданно возникла проблема с продовольствием для людей и кормом для лошадей. У Наполеона были заготовлены колоссальные магазины, но обоз не мог угнаться за быстро двигавшейся армией, в результате увеличились случаи мародёрства. Последовал странный приказ: всем полкам запастись на три недели фуражом и провиантом. Этот приказ начисто обобрал население Пруссии союзной страны. Наполеон гневался: «Передайте генералу Жомини, - писал император, своему начальнику штаба Бертье,- что нелепо говорить, что нет хлеба, когда есть 500 квинталов муки на каждый день вместо того, чтобы жаловаться, нужно вставать в 4-утра и самому отправляться на мельницы и в провиантскую часть, и заставлять, чтобы изготовляли 30-тысяч рационов хлеба в день, но что если он будет только спать и плакать, то он ничего не получит, что император, у которого много занятий, сам ежедневно посещает провиантскую часть». Император вынужден был издать приказ по армии: арестовать всех солдат, уличённых в грабеже и мародёрстве, предавать их военно-полевому суду и в случае обвинительного приговора расстреливать немедленно.
                1-июля Наполеон, издал приказ об учреждении в Вильно правящей комиссии Литвы, которая должна была управлять Литвой и Белоруссией. Основная задача, которой была поставка продовольствия и провианта. Немного припасов французам удалось получить из русских складов. Русская армия отступала так быстро, что не успевала забирать по пути и по сторонам своего движения накопленные припасы. Но мародёрство не прекратилось. Наполеон издал более грозный приказ о борьбе с мародёрами и дезертирами. Большинство французской армии составляли немцы, итальянцы, голландцы, португальцы, хорваты, швейцарцы, испанцы, среди которых дезертирство постоянно росло. Находясь в Вильно, Наполеон должен был обдумать две операции: против Багратиона и против Барклая. Наиболее трудным было положение Багратиона, и Наполеон сразу же велел двинуть против него большие силы. По его приказу в погоню за Багратионом вышел из Вильно маршал Даву с 50-тысяч человек. Даву шёл через Ошманы на Минск, обходя Багратиона и отрезая отступление. Своему брату королю вестфальскому Жерому Бонапарту, у которого было 16-тысяч человек, Наполеон велел идти на Новогрудск, предупреждая движение туда Багратиона, который 29-июня ещё был у Немана. Багратиону грозила капитуляция или полнейшее истребление.
1-июля в 2-часа ночи Наполеон послал маршалу Даву следующий приказ: «Сегодня уже нет сомнения, что Багратион прошёл из Беженца на Гродно, из Гродно прошёл в шести лье от Вильны и направился в Свенцяны. Я организовал три сильные колонны для того, чтобы его преследовать. Все три будут под вашим начальством». «Теперь, - объявил Наполеон, - Багратион с Барклаем уже более не увидятся». Даву находился в этот момент в Ошмянах. За Багратионом гнались маршал Даву-50-тысяч, Понятовский -35 тысяч, Жером Бонапарт-16-тысяч, Груши-7-тысяч и Латур-Мобур-8-тысяч. Но Багратион ушёл. Французские командиры сваливали вину один на другого. Маршал Даву, преследуя Багратиона, занял Могилёв, Оршу и двинулся дальше. Столкнувшись с корпусом Раевского и наблюдая казачьи разъезды Платова, посланные Багратионом к Могилёву, для маскировки собственного его отступления со всей 2-й армии. Даву замедлил движение и тут сделал убийственную ошибку, послав за Багратионом корпус Жерома, наиболее бездарного из всех бездарных братьев Наполеона. Для Багратиона уйти от Жерома, сбить его с толку и замести все свои следы, было вопросом жизни и смерти. Если бы Даву стал быстро и круто теснить и догонять его со всеми своими силами, катастрофа 2-й русской армии была бы очень возможна и, во - всяком случае, благополучное соединение Багратиона с армией Барклая в Смоленске было бы немыслимым.
                Уже 5-июля для Наполеона стало ясно, что его брат Жером упустил Багратиона.
«Сообщите вестфальскому королю, - разгневанно диктовал он Бертье, - что я крайне недоволен тем, что он не отдал все свои лёгкие войска князю Понятовскому для преследования Багратиона. …Скажите ему, что невозможно маневрировать хуже, чем он это делал. Этого мало. Скажите ему, что все плоды моих манёвров и прекраснейший случай, какой только представляется на войне, потеряны вследствие этого странного забвения первых правил войны».
                6-июля Наполеон даёт новую директиву: «Нужно либо заставить Багратиона идти в Могилёв, либо отбросить его в Пинские болота. И в том и в другом случае французские части могут войти в Витебск раньше Багратиона, и Багратион окажется отрезанным». Одновременно Наполеон приказал подчинить Жерома маршалу Даву. Но Багратион вновь ушёл.
Наполеон вновь и вновь гневно обрушивался на своего брата Жерома: « То, что вы не были осведомлены о том, сколько Багратион оставил на Волыни, что вы не знали, сколько дивизий при нём находится, что вы даже не стали его преследовать, и что он мог совершить своё отступление так спокойно, как если бы никого позади него не было – всё это противно всем военным правилам».
                18-июля Багратион прибыл к Бобруйску. Маршал Даву последовательно занял Свислочь, Минск, Оршу и явно ставил себе целью отрезать Багратиону путь к дальнейшему отступлению.
19-июля Даву занял Могилёв.
                23-июля состоялось столкновение с корпусом Раевского, который отступил, но это сражение дало возможность Багратиону 26-июля беспрепятственно добраться до Нового Быхова и перейти там Днепр. Даву не стал преследовать Раевского. Маршал был убеждён именно вследствие упорства боя с Раевским, что Багратион идёт к Могилёву и примет генеральное сражение,
 и стал сосредоточить свои силы у Могилёва. Весь этот манёвр Багратиона и был рассчитан на то, чтобы внушить французам мысль, что он идёт к Могилёву и там примет генеральное сражение. Маршал Даву только спустя сутки узнал о переходе Багратиона на левый берег Днепра, о чём и донёс императору. Наполеон был очень недоволен этим неожиданным спасением Багратиона. Правда, несмотря на ошибки Жерома (отставленного и вернувшегося в своё королевство), несмотря на опоздание и задержку самого Даву в Минске, всё-таки частично повеление Наполеона Даву исполнил: багратионовская армия не была допущена к Витебску и только в Смоленске cмогла соединиться с армией Барклая. Но этот «успех» казался Наполеону не весьма большим утешением при сопоставлении с теми первоначальными надеждами, которыми он был так полон, когда узнал, что маленькая армия Багратиона отброшена к югу, отрезана от главных русских сил и что ей предстоит переправа через две параллельные реки Березину и Днепр. Во-всяком случае, следовало немедленно извлечь пользу из того обстоятельства, что Багратион ушёл, а армия Барклая предоставлена собственным силам.
                26-июля Наполеон, узнав о столкновении французских войск с корпусом Остермана, а затем дивизией Коновницына, лично прибыл на место сражения. Он тут - же отменил решение Мюрата и Богарне дать отдых французским войскам, утомлённым семи часовым боем и приказал немедленно начать преследование войск Коновницына, которые продолжали отступать до самой ночи. Наполеон приказал двинуть всю армию на Витебск, уже зная , что Багратион совершил попытку прорваться к Могилёву -23-июля и о том, что Даву отбросил русских. Наполеон приказал Мюрату и вице-королю Евгению не препятствовать отдельным отрядам русской армии соединиться с главными русскими силами: «Если неприятель хочет сражаться, то для нас это большое счастье.… Поэтому нет неудобства в том, чтобы предоставить ему соединить свои силы, потому что иначе это могло бы для него послужить предлогом, чтобы не драться».
К вечеру французская армия подошла к Витебску, в котором находилась армия Барклая.
                У Витебска Наполеон провёл весь день на лошади. Он обследовал территорию во-всех направлениях, и притом на довольно большом расстоянии, и возвратился в свою палатку очень поздно.                По приказу Мюрата небольшой отряд французов атаковал русскую кавалерию, и был отброшен. Наполеон приказал прекратить эти мелкие столкновения и занялся изучением позиции и осмотром подходивших войск. Вечером он заявил Мюрату, что в 5-часов утра он начнёт генеральное сражение. На рассвете к Наполеону прибыл ординарец с эстафетой от Мюрата: ночью Барклай ушёл. Сначала Наполеон не хотел верить Мюрату. Он не допускал, чтобы русская армия могла так бесшумно сняться ночью с лагеря и бесследно скрыться. Император велел подходить к покинутому русскому лагерю со-всеми предосторожностями, боясь засады и внезапного нападения. Но русский лагерь оказался пуст. В городе многие жители также ушли вместе с армией. Кавалерийские отряды, разосланные Наполеоном, рыскали по всем дорогам около Витебска и вернулись, так ничего точного не узнав.
Наполеон сам лично участвовал в разведке и вернулся в город в 11-часов. Он быстро объехал улицы и окраины города, а также весьма тщательно обследовал все закоулки неприятельской позиции, в частности те, где был лагерь и бивуаки неприятеля, чтобы составить точное представление о численности русской армии.                Витебск же было легко укрепить, так как его высоты были покрыты лесом, могли служить для укрепления лагеря в центре.  Оттуда на юг, Березина и её болота, прикрывающие Днепр, оставляли лишь несколько проходов, и для защиты их хватало небольшого количества войск. Дальше Бобруйск отмечал правый фланг этой огромной боевой линии, и император уже отдал приказ завладеть этой крепостью. Главный магазин армии находился в Данциге, а большие пакгаузы – в Вильно и Минске. По приказу императора приступили к устройству всякого рода учреждений, построили 36-хлебопекарен. Так как вид дворцовой площади портили карликовые здания, то император приказал своей гвардии сломать их и унести обломки. Он даже помышлял уже о зимних удовольствиях. Парижские актёры должны были приехать в Витебск. Стояла такая невыносимая жара, что император чувствовал себя совершенно измученным и не переставал жаловаться на это. В своей комнате  он почти не надевал мундира и часто, обессиленный валился на кровать, чтобы отдохнуть.  В таком виде он часто принимал высших офицеров, хотя в его правилах было всегда появляться перед ними в мундире. Наконец он решил идти на Смоленск и Москву.

                Французская армия всё больше стала испытывать нехватку продовольствия, плюс постоянные форсированные марши, выводившие из строя транспорт, который не годился для плохих дорог России, приводил к беспорядку повсюду. Войска стали испытывать нужду во - всём. Отсюда недисциплинированность и её последствия. Наполеон сердился, суровее, чем обычно бранил начальника штаба, командиров корпусов и интендантов, но это не помогало. Он учредил две должности помощника начальника штаба, одного для пехоты и одного для кавалерии, которые должны были контролировать вопросы снабжения. На эти должности были назначены граф Лобо и граф Дюронель. На генерала Коленкура (брата шталмейстера его величества) была возложена обязанность по водворению порядка в главном штабе и гвардии, и наблюдение за госпиталями, складами.
                Наполеон часто повторял, что его обманули насчёт русского климата, как и насчёт всего остального, и что эта страна подобна Франции, но только зима здесь длится дольше и те холода, которые у нас бывают в течение 12-15 дней, держатся здесь шесть-семь месяцев. Коленкур ему возражал, что он ничего не преувеличивал и обо всём говорил ему правду, как самый верный из его слуг. Но убедить императора ему не удавалось.

                2-августа Наполеон получил неприятное известие. Войска Тормасова разбили генерала Ренье. Погибли три французских батальона. Уже на другой день после получения этого известия Наполеон написал австрийскому командующему вспомогательным корпусом князю Шварценбергу, что он император, отказывается от своей первоначальной мысли включить австрийский корпус в состав непосредственного центра «Великой армии», так как уже не надеется, что генералу Ренье удастся без помощи Шварценберга удерживать напор Тормасова.
Проявилось недовольство поляков разграблением французскими войсками герцогства Варшавского.
                В свою очередь Наполеон проявлял недовольство поляками. С самого начала кампании он дал понять князю Понятовскому, что недоволен им за то, что князь просил у него помощи и жаловался на своих солдат. Корпус которого давно уже не получал жалования и испытывал много лишений. Император жаловался, что в Варшаве ничего не делают. Литва держится холодно, рекрутские наборы не удаются и от него требуют денег, как будто поляки не должны приносить никаких жертв, для восстановления своей родины.
                Во французской армии пало очень много лошадей, и в связи этим было брошено много артиллерийских зарядных ящиков и обозных телег. К этому времени в строю оставалось не более половины лошадей из тех, кто начинал эту кампанию.
Во - время одной из последующих бесед генерал Бельяр, начальник штаба Мюрата, сказал в присутствии императора, отвечая на его вопрос:
- Надо сказать правду вашему величеству. Кавалерия сильно тает. Слишком длительные переходы губят её, и во время атак можно видеть, как храбрые бойцы вынуждены оставаться позади, потому что лошади не в состоянии больше идти ускоренным аллюром.
Император не обратил никакого внимания на это замечание.
                Вечером 28-июля Наполеон пригласил к себе Мюрата, Богарне, князя Невшательского и маршала Бертье, хотя не любил военных советов, предпочитая принимать решения единолично.
Наполеон, конечно, догадался, что Барклай направился к Смоленску, чтобы там соединиться с Багратионом и возможно там будет готов дать генеральное сражение. Но у Наполеона сначала созрело совсем другое решение: русская армия будет бесконечно отступать, линии сообщения французов и без того непомерно растянуты. Нужно тут, в Витебске, прервать эту странную, ни на что не похожую кампанию, ведущуюся так, как никакая война до сих пор не велась с тех далёких времён, когда скифы заманивали своими бесконечными отступлениями в свои пустынные, безводные, жгучие степи, вторгшуюся неприятельскую армию. Скифы владели две тысячи лет тому назад лишь частью той необъятной территории, которая принадлежит их наследникам русским. Не унаследовали ли русские не только их территорию, но и их стратегию и тактику? Император спросил у начальника штаба Мюрата Бельяра и этот генерал откровенно заявил, что полки очень обессилены, что они измучены и нуждаются в отдыхе. Если продолжать идти ещё шесть дней, то конница погибнет, поэтому пора остановится. Из-за жары, холодных дождей, бескормицы, нехватки фуража, болезней, длительных изматывающих маршей, у французской кавалерии наблюдается массовый падёж лошадей. Лошади конфисковались у местного населения. Высокорослые и широкоплечие, могучие французские кирасиры и карабинеры довольно нелепо смотрелись на неказистых, низкорослых крестьянских лошадках. Французским пехотинцам в условиях сильной жары приходится совершать форсированные марши, в погоне за русской армией, с полной выкладкой, изнемогая от жары и усталости. Император был утомлён всеми этими разговорами и быстро согласился. Он снял саблю и, положив её резким движением на карты, которыми были покрыты столы, вскричал:
- Я останавливаюсь здесь.
Наполеон закончил совещание торжественным заявлением, что он намерен окончить в Витебске кампанию 1812 года, организовать, завоёванные Литву и Белоруссию, укрепиться на своих позициях, пополнить армию и ждать мирных переговоров с Александром, устроившись прочно, спокойно, надолго в завоёванной огромной стране. Кампания 1813 года сделает остальное. Французская оборонительная линия уже была начертана на картах. Осадную артиллерию император направил на Ригу. На этот укреплённый город должен был опереться левый фланг армии. Ригу осаждали прусские войска из 10-го корпуса маршала Макдональда, а остальная часть его войск подошла к Двине для осуществления захвата Динабурга.  Но решение  завершить эту кампанию не просуществовало больше двух суток. Упорная мысль кончить войну в этом, а не в будущем году имела непреодолимую власть над его душой. Кончить же её в этом году можно было только одним способом: разгромить русскую армию. Значит нужно догнать Барклая и, если ещё возможно разбить его до встречи с Багратионом. Если Барклай встретился уже с Багратионом – разбить их обоих. Он приказал Мюрату, во что бы то ни стало захватить пленных и послать их к нему. В Витебске император несколько раз жаловался на жителей Литвы и Волыни, которые как он говорил, забыли, что родились поляками и сделались русскими. «Не стоит долго сражаться за дело, о котором эти люди мало беспокоятся сейчас».
                Наполеон объявил своим маршалам, что он пойдёт на Смоленск. Мнения маршалов о новом внезапном решении императора были весьма различны. Всецело на стороне продолжения активного преследования русской армии был Мюрат, который с первой минуты, едва только убедившись на рассвете 28-июля в уходе русских,  стоял за немедленную погоню. Наполеон сказал ему в тот день: «Мюрат, первая русская кампания закончена. …В 1813 году мы будем в Москве, в 1814 году в Петербурге. Русская война – это трёхлетняя война. Мюрат этому не поверил. Не в духе наполеоновской стратегии были многолетние войны. Да и сам  Наполеон  хорошо осознавал: как воевать годами так далеко от покорённой, но ненавидящей Европы, с сомнительными союзниками на флангах и давать время России вооружиться и приготовиться к дальнейшей обороне?
Бертье, Дюрок, Дарю, Коленкур, в прямую противоположность Мюрату,  высказались против нового наступления. Редко когда они осмеливались так определённо и настойчиво не соглашаться со своим повелителем. И всё же маршалы, несмотря на то, что с ними не было Даву (он находился в Орше), на этот раз решились на непривычное дело, осмелились быть откровенными. Почтительно, но твёрдо генерал и обер-гофмаршал Дюрок настаивал, что русские явно заманивают « Великую армию» вглубь страны, что там её ждёт гибель. Бертье его поддержал. Они оба говорили императору об ужасающем падеже лошадей, об отсутствии корма, о дезорганизации в снабжении армии провиантом, о нищей, умышленно разоряемой русскими войсками стране, о бесконечных пространствах, неслыханной африканской жаре, от которой падают люди и лошади. Обер-гофмаршал Дюрок упорно  указывал на зловещее значение того факта, что император Александр не просит мира. Наполеон ответил, что он отдаёт себе отчёт в опасностях, которые сопряжены с движением вглубь России, но что он кончит поход 1812 года в Смоленске. Дюрок не сдавался. Он утверждал, что и в Смоленске русские не будут просить мира. И Бертье, и Дюрок, и Коленкур говорили, кроме того, в ненадёжности подневольных австрийских и немецких «союзников», которые пошли в поход из-под палки, дерутся против русских из-под палки и перейдут на сторону русских, едва только императорская палка отдалится от их спины. Наполеон на это возразил, что, если пруссаки изменят ему, он прервёт войну с Россией, обратится на запад против Пруссии, и тогда Пруссия расплатится за всех – и за себя, и за русских.
Совещание прошло в этих бесполезных разговорах. Император, в конце концов, раздражённо закричал: Я слишком обогатил моих генералов, они думают об удовольствиях, об охоте, о катанье по Парижу в своих великолепных экипажах. Война им уже опротивела». Маршалы молчали, но ещё не сдавались. Люди военные, они не смели продолжать спор с императором всякий раз, когда он обрывал их этими язвительными попрёками в личной изнеженности, в том, что он, император, их осыпал богатствами, а они вот стали ему неохотно служить.
Но в Витебском лагере был человек другого положения, чем они. Это был госсекретарь, главный интендант граф Дарю, лучше кого бы то ни было знавший дела снабжения. Он не скрывал от Наполеона трудностей снабжения. Он высказал своему монарху ещё и многое другое:
- Из-за чего ведётся эта тяжёлая и далёкая война? Не только наши войска, государь, но мы сами тоже не понимаем ни целей, ни необходимости этой войны. Проникновение английских товаров в Россию и желание императора создать Польское королевство – это недостаточные мотивы.
Дарю, это высказывал в присутствии Бертье и в отсутствии других маршалов. Беседа продолжалась 8-часов подряд. Дарю, настаивал, что эта война непонятна, а потому непопулярна во Франции, «ненародная». Нужно заключить мир.
Наполеона взорвало то, что Дарю, повторил совет Дюрока: ждать мира в Витебске, потому что ни в Смоленске, ни в Москве нет более серьёзных шансов дождаться мира, чем в Витебске.
-Ещё кровь не пролита! Россия же слишком велика, чтобы уступить без боя. Александр может начать переговоры только после большого сражения. Если понадобится, то я пойду до самого святого города, чтобы добиться этого сражения. Мир ждёт меня у ворот Москвы! Я хочу мира, но чтобы мириться, нужно быть вдвоём, а не одному, Александр молчит.
Наполеон открыто высказал мысль, которая уже не раз приходила в голову его окружению. Желание мириться русские не обнаруживали.
- Что же делать?-возражал Наполеон графу Дарю.- Оставаться в Литве, где нужно или совсем разорить страну и этим её настроить против себя или за всё платить, чтобы содержать армию, и где нужно будет строить крепости, чтобы продержаться или идти дальше? Куда идти? В Москву? Заключение мира ожидает меня у Московских ворот. Он понимает, что Александр не хочет мириться до генерального сражения. Если нужно я пройду до Москвы, до святого города Москвы, в поисках этого сражения, и я выиграю это сражение. После такой проигранной битвы Александр уже сможет заключить мир, не подвергая себя бесчестью.  Но если и тогда Александр будет упорствовать, хорошо, я начну переговоры с боярами или даже с населением этой столицы. Это население значительно, объединено и, следовательно, просвещено, оно сообразит свои интересы, оно поймёт свободу.
Что понимал император под этими словами? Во-всяком случае не освобождение крестьян от крепостного ига. Слышал что-то Наполеон о традиционном духе соперничества, который существовал в Москве относительно Петербурга. И в этом разговоре с Дарю, император безмерно преувеличивал значение этой московской дворянской фронды, шпионы которого явно придавали преувеличенное значение этому соперничеству.
- Москва ненавидит Петербург, я воспользуюсь этим соперничеством, последствия подобного соревнования неисчислимы.
Дарю, обратил внимание Наполеона на то, что до сих пор «война была для его величества игрой, в которой его величество всегда выигрывал».
- Но теперь от дезертирства, от болезней, от голодовки, Великая армия уже уменьшилась на одну треть. Если уже сейчас тут в Витебске не хватает припасов, то, что же будет дальше? Нужно остановиться теперь, после Витебска, уже начинается коренная Россия, где население будет встречать завоевателя ещё более враждебно. Это почти дикие народы, не имеющие собственности, не имеющие потребностей. Что у них можно отнять? Чем их можно соблазнить? Единственное их благо – это их жизнь, и они её унесут в бесконечные пространства.
Бертье поддержал это мнение и поддакивал Дарю. Он заявил, что если фланги будут сильно растянуты, то это будет выгодно русским. Голод и в особенности  же русская свирепая зима также будут их союзниками, между тем, как остановившись здесь, император сам будет иметь зиму союзницей и сделается господином войны. Он будет держать её в своей власти, чтобы идти за ней следом. Наполеон вдруг с большой горячностью стал вспоминать о шведском походе времён Петра Великого.
- Я хорошо вижу, что вы думаете о Карле-XII,- воскликнул он, хотя никто не говорил ему об этом. – Пример Карла-XII ничего не доказывает: шведский король не был достаточно подходящим человеком для подобного предприятия. Наконец нельзя из одного случая выводить общее правило. Не правило рождает успех, но успех создаёт правило, и если он Наполеон, добьётся успеха своими дальнейшими маршами, то потом из его нового успеха создадут новые принципы.
На этом разговор закончился. Император написал тогда герцогу Маре, чтобы он ежедневно сообщал туркам о новых победах французского оружия. Будут ли эти известия истинными или вымышленными – это совершенно безразлично, лишь бы разорвать мир турок с русскими.
                В день, когда Наполеон покинул Витебск, Шварценберг и Ренье выполнили его приказ и стабилизировали правый фланг «Великой армии». У местечка Городечна их корпуса атаковали Тормасова, который опрометчиво разослал в наступательные рейды больше половины своей армии и остался с 18-тысячами человек. Атаки вёл главным образом 13-тысячный корпус Ренье. Шварценберг помогал главным образом артиллерией. Тормасов отразил все атаки, но тяжёлые потери и превосходство противника в силах заставили его ночью после боя отступить за реку Стырь, и долее к Луцку, где он закрепился. Сообщение об этом относительном успехе оживило надежды императора.
- Это даёт,- сказал он, - жизнь союзу. Эхо этой пушки прозвучит в Петербурге, в тронном зале моего брата Александра. Это хороший пример для пруссаков. В них проснётся, быть может, дух чести.
Он спросил у Коленкура, хорошо ли известен князь Шварценберг в Петербурге, связан ли он с горячими головами петербургского двора. Он приказал немедленно выдать ему вторично сумму в 500-тысяч франков на секретные расходы и поручил князю Невшательскому послать чек на эту сумму. А также ходатайствовал о получении Шварценбергом фельдмаршальского жезла.
                Императору донесли, что генерал Себастиани подвергся внезапному нападению со стороны русской кавалерии и потерпел урон около Инкова. Сразу воскресла надежда на то, что русские остановились где-то около Днепра, на левом берегу реки. Наполеон предупредил Даву, что он рассчитывает перейти через Днепр у Рассосны, где он велел навести четыре моста, что он перейдёт на левый берег с 200 тысяч человек.
                4-августа к Смоленску с юга подошли войска Мюрата, Нея и Даву, прибыл и Наполеон в сопровождении маршалов. Поздно вечером к городу стали подходить войска 1-й и 2-й русских армий.
Под Смоленском они наблюдали передвижение русских войск. Эти массы надвигались так быстро, что, казалось, будто они бегут. Это были войска Барклая и Багратиона, словом вся русская армия. Увидя это, Наполеон захлопал в ладоши от радости и вскрикнул: «Наконец то они в моих руках!»  Наполеон спросил у Коленкура, что он думает об этих передвижениях. Тот откровенно ответил, что русские выпустили из своих рук инициативу и, следовательно, наступать не будут и предпочтут отступить.
- Если это так, - ответил император, - то отдавая мне Смоленск, один из  священных городов, русские генералы бесчестят своё оружие в глазах своих солдат. Я укреплю свои позиции. Мы отдохнём, опираясь на этот пункт, организуем страну и тогда посмотрим, каково будет Александру. Я займусь корпусами на Двине, которые ничего не делают, и моя армия будет страшна, а моя позиция ещё более грозна для России, чем, если бы я выиграл два сражения. Я обоснуюсь в Витебске. Я поставлю под ружье Польшу, а потом решу, если будет нужно, идти на Москву или на Петербург.
Коленкур постарался поддержать в императоре эти «мудрые намерения», но князь Невшательский сомневался, что они удержатся после взятия Смоленска. Он позвал Мюрата и Даву. Первый заметил, что движение русских, указывает на то, что они готовятся отступить. Мюрат постоянно готов был видеть у них признаки отступления. Он не верил, что на другой день произойдёт битва. Даву же был противоположного мнения. Но император верил только тому, чему хотел верить.
                План Наполеона заключался в том, чтобы корпуса Даву, Нея и Понятовского штурмом взяли Смоленск, а в это время корпус Жюно, обойдя Смоленск, вышел бы на большую Московскую дорогу и воспрепятствовал отступлению русской армии. 5-августа войска Нея овладели предместьем Смоленска, а войска Даву приступили к штурму города.
С утра Смоленск был в огне. Наблюдая за пожаром, Наполеон заметил, что это извержение Везувия. Коленкур согласился с ним, что это ужасное зрелище.
- Ба! – возразил император. – Вспомните изречение одного из римских императоров: Труп врага всегда хорошо пахнет.
Когда Смоленск был занят французскими войсками, Наполеон заметил:
- Не пройдёт и месяца, как мы будем в Москве, через шесть недель мы будем иметь мир.
                6-августа Наполеон проснулся с надеждой увидеть русскую армию перед собой, но поле битвы, приготовленное им, оставалось пустынным и, тем не менее, он упорствовал в своём заблуждении. Маршал Даву разделял это заблуждение, так как один из его генералов, видел неприятельские батальоны, выходившие из города и выстроенные для битвы. Император ухватился за эту надежду, против которой тщетно выступал Ней вместе с Мюратом. Но вскоре императору сообщили, что русские отступают. Генерал Бельяр предложил даже, чтобы часть армии перешла реку с целью отрезать отступление русского арьергарда, которому было поручено прикрывать отход русской армии от Смоленска. Но кавалеристы не нашли броду и только утопили несколько лошадей. Только позднее стало известно, что имелся широкий и удобный брод всего в одной мили расстояния от города. Мюрат выступил против этого предложения, такое огромное усиление казалось ему совершенно излишним. Он воскликнул, что, так как русские не желают битвы, то пришлось бы их преследовать очень далеко, и поэтому пора остановиться. Император возражал.
Русские войска оставили Смоленск. Овладение Смоленском сулило Наполеону большие стратегические преимущества. Наполеон приобретал этим крупную базу, на которую он мог опираться в ходе дальнейшей войны. В Смоленске произошла размолвка между Мюратом и Даву, в присутствии императора. Мюрат упрекал Даву за его медлительность и слишком большую осторожность, и за его неприязнь, которая существовала со времён Египта. В своей запальчивости он заявил, что если между ними существует ссора, то они должны её уладить между собой, а армия не должна от этого страдать. Раздражённый Даву обвинял Мюрата в дерзости. По его словам безрассудная горячность Неаполитанского короля постоянно подвергает опасности его войска, и он бесполезно тратит силы солдат, их жизнь и снаряды. Что может погибнуть вся кавалерия. Впрочем, прибавил он, Мюрат вправе распоряжаться ею, но что касается пехоты 1-го корпуса, то пока он Даву командует ею, он не позволит так расточать её силы. Мюрат не оставил это без ответа. Император слушал это, играя русским ядром, которое он толкал ногой. Казалось будто в этих разногласиях ему что-то нравилось. Ему нравилась пылкость Мюрата. Его стремительность больше соответствовали его желаниям, нежели методичная рассудительность Даву. Поэтому он, отпуская их, тихо сказал Даву, что нельзя соединить в себе все качества, и что он лучше умеет сражаться, нежели вести вперёд авангард. Приказав им лучше сговариваться в будущем.

                Маршал Ней застал противника на позициях у Валутиной горы. Наполеон приказал герцогу де Абрантес (генерал Жюно) и князю Невшательскому захватить русский корпус целиком и не дать ускользнуть ни одному неприятельскому солдату. Тем временем маршал Ней напал на противника и опрокинул его, но гренадёрская дивизия, прибывшая на подкрепление неприятельского арьергарда, держала позиции, несмотря на повторную атаку дивизии Юдена, который был смертельно ранен. Герцог де Абрантес, который должен был обойти левый фланг русских, не прибыл вовремя, в результате русские до ночи сохранили свои главные позиции. Император снова послал герцогу приказ действовать с должной энергией.
- Барклай сошёл с ума, - сказал он. – Этот арьергард будет взят нами, если только Жюно ударит на него.
                Наполеон побывал на месте сражения у Валутиной горы, и вернулся очень сердитый на герцога, который не действовал с должной энергией. Герцог возражал, что он был вынужден двигаться сомкнутой колонной, дабы не подвергаться риску, а кроме того, движение было замедлено препятствиями (болота), вынудившими его уклониться вправо. Князь Невшательский и король Неаполитанский уверяли, что этих препятствий не существовало. Маршал Мюрат, лично передавая герцогу, приказ Наполеона ускорить движение, говорил ему:
- Ты обижаешься, что ты не маршал. Вот прекрасный случай. Воспользуйся им. Ты наверняка заработаешь жезл.
Но корпус герцога не последовал за королём и он должен был замедлить свои операции, чтобы не испортить дела и поджидать свою кавалерию.
- Жюно, - повторял Наполеон с горечью, - упустил русских. Из-за него я теряю кампанию. Генерал Жюно, которого Наполеон направил в обход Смоленска, с целью воспрепятствовать Барклаю и Багратиону отступать и соединиться на Московской дороге, переправившись через Днепр, дал войскам роздых, и его патрули были застигнуты русскими врасплох, а главные силы задержаны боем при Сенявине. Когда Жюно вышел через болота на Московскую дорогу, то он опоздал, русская армия уже ушла к Дорогобужу. Мюрат был в бешенстве и, передавая генералу Жюно резкий выговор императора, прибавил от себя: «Вы недостойны, быть в армии Наполеона последним драгуном». Генерал Жюно не вынес опалы и немилости, через несколько месяцев он сошёл с ума и вскоре скончался.
                Наполеон приказал найти или русского офицера или какого-нибудь более или менее видного человека из русских. Нашли одного русского офицера, который был по некоторым соображениям задержан. Император принял его и после нескольких незначительных замечаний спросил, состоится ли сражение. Он добавил, что честь русских требует, чтобы они не сдавали свою страну без боя, не померявшись с нами силами хотя бы раз, после этого легко будет заключить мир – подобно двум дуэлянтам, которые примиряются после поединка. Война, сказал он, является чисто политической. Он не сердится на императора Александра, который в свою очередь, не должен чувствовать обиды против него. Затем император сказал офицеру, что он отправит его обратно с тем условием, чтобы он передал императору Александру то, что он ему только что сказал, а именно, что он хочет мира и лишь от императора Александра зависело объясниться до того, как война началась. Офицер обязался передать эти слова, но заметил, что не верит в возможность мира до тех пор, пока французы остаются в России.
                Наполеон  приказал доставить к себе пленного русского генерала Тучкова-3. Наполеон попросил пленного генерала написать письмо Александру-1, но когда тот отказался это сделать, заявил:
- Но можете же вы написать своему брату (командиру 3-го корпуса). Известите его, что вы меня видели, и я поручил вам написать ему, что он сделает мне большое удовольствие, если доведёт до сведения императора Александра сам или через великого князя, или через главнокомандующего, что я ничего так не хочу, как заключить мир. Довольно мы уже сожгли пороха и пролили крови. Надо же когда-нибудь кончить. Москва непременно будет занята и разорена и это будет бесчестьем для русских,  потому что для столицы быть занятой неприятелем – это всё равно, что для девушки потерять честь.
Письмо Тучкова было доставлено в главную квартиру Барклая, который отослал это письмо царю в Петербург. Ответа не последовало.
                Наполеон обсудил с ближайшими соратниками главный вопрос: идти на Москву или остановиться? Все и даже Мюрат были против, он даже бросился на колени перед Наполеоном со словами: « Москва нас погубит». В течение пятидневного пребывания Наполеона в Смоленске, он высказывал намерение оставить армию в Смоленске на зимние квартиры, создать продовольственные запасы, строить лазареты и дороги. Он приказал устроить в Смоленске госпитали для раненых, пекарни, соорудить прочный мост, привести в порядок здания города, а также произвести некоторые оборонительные работы.
Но вскоре выяснилось, что зимовать в Смоленске нельзя, так как местные ресурсы были ограничены.
На севере генерал Сен - Сир, присоединивший к своему 6-му корпусу 2-й корпус маршала Удино, накануне раненного в сражении у Полоцка взял вверх над корпусом Витгенштейна и отбросил его за реку Дрисса, правда, развить свой успех не сумел. Довольный Наполеон произвёл Сен - Сира в маршалы. Он был уверен, что если русские так отчаянно сражались за Смоленск, то ради Москвы они обязательно пойдут на генеральное сражение, тем самым предоставив ему возможность закончить эту кампанию славной победой.
По поручению императора, Бертье в Смоленске написал письмо Барклаю, которое заканчивалось словами: « Император поручил мне просить вас передать его приветствие императору Александру. Скажите ему, что никакая превратность войны и никакие обстоятельства не в состоянии изменить дружеских чувств императора Наполеона к нему».
                Находясь в Смоленске, Наполеон говорил Коленкуру:
- Александр прекрасно видит, что его генералы делают только глупости и что он губит свою страну, но он предался в руки англичан, а лондонский кабинет подстрекает дворянство и мешает ему прийти к соглашению с нами. Его убеждают, что я хочу отнять у него его польские провинции, что он получит мир лишь этой ценой, а он не может заключить такой мир, потому что если он уступит, то русские дворяне, которые все владеют поместьями в Польше, через год задушат его, как его отца. Напрасно он не доверится мне, так как я не хочу ему зла, пойду даже на жертвы, чтобы спасти его из затруднительного положения. Если бы не этот страх, он написал бы мне, он послал бы ко мне кого-нибудь, ибо он не заинтересован в том, чтобы продолжать эту войну.
                А во - время другого разговора в Смоленске, император прибавил к этому:
- Я тоже не заинтересован в том, чтобы продолжать войну, так как поляки не в состоянии поддерживать эту борьбу, наборы не осуществляются, они не делают ровно ничего ради собственного дела, ежедневно они просят денег, а в Литве из-за оккупации России у них есть только бумажные деньги. Поляки хотели бы получить Галицию, что им за беда, если я поссорюсь с Австрией? Я ожидал большего от обещанных ими преданности и усердия. Я не хочу разорять Францию ради них. Если бы Александр послал мне какое-нибудь доверенное лицо, то мы быстро пришли бы к соглашению. Никогда он не получит таких хороших условий и никогда у него не будет лучшего случая. Я придаю Польше не больше значения, чем чему-либо другому. Есть много способов уладить дело. Пусть он выскажется против Англии и тогда всё уладится. Турки заключили мир. Андреосси не сумел помешать его ратификации. Бернадот забыл, что он родился французом, он вступил в союз с русскими. Эта ошибочная политика будет поставлена ему в вину, из-за этого в один прекрасный день его свергнут. Неслыханная вещь: две державы, которые должны потребовать всё обратно у русских, являются их союзниками как раз тогда, когда представляется прекрасный случай вновь завоевать потерянное. Никогда больше не представится такой случай. Армия, стоявшая в Финляндии, пойдёт на подкрепление Витгенштейна. Армией, находившейся в Молдавии, Россия также сможет располагать, потому что турки не переходят от мира к наступательной войне с такой быстротой, чтобы нельзя было своевременно заметить их наступление. МИД должно было обеспечить мне шведов и турок, но никто теперь не умеет делать политику. Мне не служат, я сам должен делать всё. Франция вечно будет упрекать в этом Маре. Эта бездарность причиняет мне большой вред. Эта расстраивает всё. Кто мог бы ожидать, что эти государства будут действовать против своих собственных интересов? Их политика была такой очевидной, их путь был начертан так ясно!
Коленкур напомнил императору, что герцог Бассано не мог отправить Андреосси без его распоряжения, а что касается Швеции, то его требование о соблюдении континентальной блокады, захват шведских кораблей и в особенности разоружение полков, отосланных затем в качестве пленных во Францию, оскорбили самолюбие этой в высшей степени гордой нации.
Эти рассуждения вызвали досаду императора, который выразил её в своих обычных словах.
- Вы ничего не смыслите в делах, вы не понимаете.
               


ГЛАВА №5             Отступление  русской армия после начала войны.

                5-1.Император Александр узнал о переходе Наполеона, через русскую границу спустя сутки 13-июня в Вильно на балу, данном в его честь   в загородном имении Беннигсена.  Он не высказал никаких эмоций и даже не сразу ушёл с бала. Был издан приказ по войскам, объявляющий о вторжении и начале войны. Тотчас же был отправлен курьер в Петербург с сообщением о начавшейся войне. Войскам вначале было приказано, согласно разработанному плану, отступать 1-й Западной армии к Свенцянам, а 2-й Западной армии и казачьему корпусу Платова - наступать во фланг противнику.
                К началу войны русские войска были объединены в четыре армии.
1-я Западная армия (между Россиенами и Лидой)- главнокомандующий генерал от инфантерии Барклай- де Толли (110-127-тысяч человек, 558-орудий).
В составе:
- 1-пехотный корпус (генерал-лейтенанта графа Витгенштейна),
- 2-й пехотный корпус (генерал-лейтенанта Багговута),
- 3-й пехотный корпус (генерал-лейтенанта Тучкова -1-го),
- 4-й пехотный корпус (генерал-адъютанта графа Шувалова),
- 5-й пехотный корпус (великого князя Константина Павловича),
- 6-пехотный корпус (генерала от инфантерии Дохтурова).
Кавалерийские корпуса:
- 1-й (генерал-адъютанта Уварова),
- 2-й (генерал-адъютанта барона Корфа),
- 3-й (генерал-майора графа фон дер Палена) и
 - Казачий отряд.
2-я Западная армия (под командованием генерала от инфантерии Багратиона) (район Волковыска) – 45-48-тысяч человек, 216-орудий.
В составе:
- двух пехотных корпуса,
- один кавалерийский корпус,
- казачий отряд (9-полков).
3-я армия – резервная или обсервационная (под командованием генерала от кавалерии Тормасова) – (район Луцка, прикрывала направление на Киев)-43-46-тысяч человек, 168-орудий.
В составе:
- три пехотных корпуса,
- кавалерийский корпус,
- отряд казаков (9-полков).
Дунайская армия (под командованием адмирала Чичагова)- (в Молдавии).
В составе:
- четырёх пехотных корпусов,
- и нескольких отрядов.
Ряд нескольких войсковых соединений находились на Кавказе, в Крыму и Финляндии. В районе Риги располагался отдельный корпус генерала П.К. Эссена (18,5-тысяч человек). В районе Торопца и Мозырей корпус генерала Меллер-Закомельского и корпус Эртеля. Всего: 220-240-тысяч человек, 942-орудия.
                Подобное расположение русской армии в канун войны было связано с характером позиций наполеоновских войск, стоявших на границе от Кёнигсберга до Люблина.
Ещё в феврале-апреле 1812 года Барклай представил царю несколько докладов, в которых содержались конкретные предложения по укреплению обороноспособности страны.  В одном из докладов Барклай писал:
«Уклонение от генеральных сражений, партизанская война летучими отрядами, особенно в тылу операционной линии, недопускание до фуражировки и решительность в продолжение войны суть меры для Наполеона новые, французам утомительные и союзникам их нетерпимые. …Надобно вести против Наполеона такую войну, к которой он ещё не привык. … Соображать свои действия с осторожностью. …Заманивать вглубь и дать сражение со свежими и превосходящими силами. … Тогда можно будет вознаградить с избытком всю потерю, особенно когда преследование будет быстрое и неутомимое». …
В частности Барклай предлагал построить линию оборонительных сооружений на правом берегу Западной Двины и левом берегу Днепра, чтобы встретить французскую армию на границе, измотать её в боях на плацдарме Рига-Смоленск-Киев, а затем отойти на укреплённые позиции по Двине и Днепру.  Были и другие варианты действий. Некоторые предлагали занять Варшавское герцогство и, вступивши в Пруссию, дать королю благовидную причину присоединиться, усилив тем самым армию и далее действовать сообразно обстоятельствам. А если бы превосходящие силы противника заставили перейти в войну оборонительную, Пруссия представляет местность особенно для того удобную, средства, продовольствие изобильные и, война производилась бы вне границ наших. Ещё больше Россия имела бы выгод, если бы она пошла на это годом раньше. Французские войска в Германии маршала Даву не были многочисленны. Жестокая война в Испании требовала значительных подкреплений. Австрия, безусловно, поддерживала бы союз России и Пруссии, а если бы даже не оружием, то, во - всяком случае, осталась нейтральной. В этом случае Наполеон не рискнул бы вторгнуться в пределы России.
Ещё в 1810 году Александр-1, с военным министром Барклаем-де-Толли, объехали аванпостную линию обеих западных армий, от Ковно до Волковыска.
                Было принято решение 1-й Западной армии отойти в укреплённый лагерь в Дриссе, устроенный по предложению состоявшего в свите царя прусского генерала Фуля. Учёный генерал, теоретик, создававший при начале всякой войны обширнейшие, точно разработанные планы, из которых никогда ничего не выходило, Фуль начал свою карьеру в прусских войсках. Когда в 1806 году
началась война Пруссии с Наполеоном, то Фуль, бывший докладчиком по - делам главного штаба при прусском короле Фридрихе-Вильгельме- III, составил по обыкновению самый непогрешимый план разгрома Наполеона. Война началась 8-октября, а уже 14-го, ровно через шесть дней, Наполеон и маршал Даву в один и тот же день уничтожили всю прусскую армию, в двух одновременных битвах при Йене и при Ауэрштадте. В этот страшный час прусской истории Фуль изумил всех: он стал хохотать как полоумный, издеваясь над погибшей прусской армии за то, что она не выполнила в точности его план. Слово «как полоумный» применил к Фулю в данном случае наблюдавший его Клаузевиц. После этого краха он перешёл на русскую службу. Он поселился в Петербурге и тут стал преподавать военное искусство императору Александру. Царь уверовал в гениальность своего учителя и взял с собой на войну 1812 года, этого раздражённого, упрямого, высокомерного неудачника, не научившегося за шесть лет пребывания в России ни одному русскому слову и презиравшего русских генералов за незнание, как ему казалось стратегической науки.
По совету Фуля, Александр приказал устроить укреплённый лагерь в местечке Дриссе на Двине (4-км в длину, 3-км в ширину). По мысли Фуля, этот лагерь, где предполагалось сосредоточить до 120-тысяч человек, мог по своему срединному положению между двумя столбовыми дорогами воспрепятствовать Наполеону одинаково как идти на Петербург, так и на Москву. И когда Наполеон перешёл через Неман, русской армии было велено отступать на Свенцяны, а оттуда в Дриссу. Генерал барон Беннигсен  всемерно пытался склонить на сближение армий, чтобы можно было стать на дороге в Смоленск или избрать такое положение, которое бы препятствовало неприятелю, но при всей своей настойчивости сумел лишь добиться перемещения 2-й армии в местечко Пружаны. Генерал Фуль выступал против соединения двух армий, считая, что 2-я армия может действовать на фланге неприятеля, когда он устремится на 1-ю армию. 2-я Западная армия, после нескольких неудачных попыток выйти к Минску, двинулась к Бобруйску. Войско Донское атамана генерала Платова, расположенное близ Гродно, будучи назначено действовать вместе с 1-й армией, не смогло к ней присоединиться и движением корпуса маршала Даву, было отброшено и вынуждено было присоединиться к армии генерала князя Багратиона.
                16-июня арьергард под командованием генерала Кульнева нанёс поражение войскам корпуса Удино.
                27-28-июня произошёл бой в местечке Мир между арьергардом 2-й русской армии под командованием Платова и передовым отрядом французских войск (1-я кавалерийская дивизия). Прикрывая отход главных сил армии, казачий корпус Платова в бою под Кареличами отбросил конницу противника к Новогрудну и отошёл к местечку Мир. При этом по обе стороны дороги были устроены засады. Отряд казаков, отступая к Миру, с нескольких сторон атаковал Польскую дивизию уланов генерала Турно на марше и разбил её, было захвачено в плен 248-человек. Казаки потеряли 25-человек. В ночь на 28-июня генерал Багратион усилил Платова 16-экскадронами под командованием генерала Васильчикова. Противник утром 28-июня перешёл в наступление, занял Мир и двинулся по Несвижской дороге. Когда он достиг деревни Симаково, казаки всей массой обрушились на него, применив свой излюбленный приём – атаку лавой. На помощь Платову подошёл летучий отряд генерала Кутейникова. Противник был полностью окружён. За два дня боёв противник потерял до 600-человек. В общей сложности было разгромлено до 9-польских уланских полков. Арьергард Платова, совместно с конницей Васильчикова, задержали продвижение французских войск и обеспечили отход к Слуцку 2-й русской армии.
                1-июля в Дрисском лагере, куда вступила 1-я армия, состоялся Военный Совет с участием Александра-1.
«Дрисский лагерь мог придумать или сумасшедший или изменник»,- категорически заявили в глаза Александру некоторые генералы. Что русской армии грозит окружение и позорная капитуляция. Дрисский лагерь со-своими мнимыми укреплениями, имея в тылу только один понтонный мост через Двину, не продержится и нескольких дней.
Генерал барон Беннигсен, осмотрев лагерь, заметил, что многие части укреплений не имели достаточной между собой связи, и поэтому была слаба взаимная их оборона, а к некоторым противник имел удобный доступ, а сообщение между войсками было затруднительно. Были места близ лагеря, где неприятель мог скрывать свои движения и сосредоточивать силы. Профили укреплений были слабы.
Находившийся в небольших чинах при армии Барклая Клаузевиц, осмотревший и изучавший этот лагерь как раз перед вступлением туда 1-й русской армии, делает следующий вывод: «Если бы русские сами добровольно не покинули этой позиции, то они оказались бы атакованными с тыла, и безразлично было бы их 90 или 120-тысяч, они были бы загнаны в полукруг окопов и принуждены к капитуляции».
Нелепый план Фуля, полное подражание Бунцловскому лагерю Фридриха-2, был составлен уже спустя несколько дней после вторжения Наполеона, но вред эта фантазия бездарного стратега успела принести. Согласно идее таких «укреплённых лагерей», обороняющийся должен действовать непременно при помощи двух разъединённых армий: одна защищает лагерь и задерживает осаждающего неприятеля, а другая, маневрируя в открытом поле, тревожит осаждающего атаками и так далее. Русская армия уже самой природой Полесья была разделена на две части, к тому же совершенно не известно было, куда и какими дорогами двинется Наполеон.
Барклай предложил отступить, не идти на верный проигрыш генеральной битвы у границы. И царь перестал не только разговаривать с Фулем, но и смотреть в его сторону.
Первоначальный план русского командования, по свидетельству генерала графа Толя, заключался в том, чтобы действовать наступательно, и только «непомерное превосходство его сил (Наполеона), сосредоточившихся на Висле между Кёнигсбергом и Варшавой, и некоторые политические обстоятельства» побудили переменить план. «Положено было вести войну оборонительную потому, что из 360-400-тысяч (считая с Донским войском и с гвардией), которые были в тот момент в России, непосредственно Наполеону противопоставить можно было всего лишь, уже считая с армией Тормасова 220-тысяч человек. Да и то эта цифра была лишь на бумаге.
                1-июля начальником штаба Главной армии был назначен генерал-майор Ермолов, который отказывался от этого назначения, заявляя, что не готов к исполнению столь трудной должности и что обстоятельства, в которых находится армия, требуют более опытного офицера, более известного армии. Его в этом поддержал Аракчеев, что при военном министре исполнять эту должность Ермолову будет очень трудно, предложивший назначить на эту должность Тучкого-1. Государь спросил у Ермолова, кто из генералов, по его мнению, более способен? «Первый встретившийся, конечно, не менее меня годен», - ответил тот. Окончанием разговора явилось  решительная воля государя, чтобы Ермолов вступил в должность. Ермолов обратился с просьбой к императору не лишать его надежды возвратиться к командованию гвардейской дивизией. Ему было это обещано. Прежний начальник штаба генерал-лейтенант  маркиз Паулуччи (выходец из Италии, был командующим Грузинским корпусом, будет назначен генерал-губернатором лифляндским и курляндским, в 1829 году вернётся в Италию, где будет министром у короля Сардинии) был удалён из армии к другому назначению по настоянию недовольного им главнокомандующего. Был освобождён с занимаемый должности и генерал-квартирмейстер армии Мухин, который был, как говорили с иронией  лишь «хорошим чертёжником»,  что называется, был «мокрой курицей». Вместо него был назначен полковник Толь.
                2-июля русская армия, покинув Дрисский лагерь, перешла за Двину и расположилась у Дриссы.  Наполеон намеревался зайти к ней под левый фланг со стороны Полоцка и заставить её сражаться с перевёрнутым фронтом, но не успел осуществить этот план.  По его признанию он не ожидал, что русская армия «не останется долее трёх дней в лагере, устройство которого стоило нескольких месяцев работы и огромных издержек». Половина мостов была сохранена для арьергарда генерал-адъютанта барона Корфа. 1-й корпус расположился напротив правого фланга бывшего лагеря. 6-й корпус приблизился к Дисне, чтобы подкрепить графа Палена, на левом берегу Двины.
Государь Александр-1 поручил флигель-адъютанту графу Потоцкому в случае необходимости истребить против Десны переправу. Авангард графа Палена, усиленный пехотной дивизией от 4-го корпуса, должен был прикрывать отход армии к Полоцку.
                4-июля армия Барклая двинулась и в три дня пришла к Полоцку. 4-й корпус графа Витгенштейна (24-тысячи человек) имел приказ, в случае действий против него превосходящих сил противника, отступать к Пскову, прикрывая Петербург. Французские войска приблизились к Динабургу. Граф Витгенштейн донёс, что намерен удерживать Динабург, выделив для этого значительные силы. Барклай резко выступил против этого плана Витгенштейна, против дробления сил, против этого странного намерения оборонять отдалённый и не приготовленный к обороне Динабург. В это время прусские войска генерала Йорка и войска маршала Макдональда заняли Митаву и появились у Риги. Предложения генерала Фуля отступать даже за Волгу были отклонены. Арьергард графа Палена, перешёл на правый берег Двины и защищал переправу до вечера. На помощь Палену был направлен кавалерийский корпус барона Корфа и несколько полков егерей. В Полоцке возникли напряжённые отношения между великим князем Константином Павловичем и Барклаем, по приказу которого был арестован полковник конной гвардии Арсеньев, опоздавший выступить в назначенное время.
                5-июля арьергард 1-й Западной армии под командованием генерала Корфа под деревней Кочерыжки в течение дня сдерживал противника и лишь ночью отошёл за Десну.
Александр и Барклай были недовольны действиями Багратиона, войска которого преследуемые крупными силами неприятеля не приближались, а отдалялись от 1-й Западной армии. Багратиона упрекали в нерешительности. Князь Багратион мог бы опередить Даву, который направился к Минску, и если бы даже встретился с его войсками, то конечно с одними передовыми, как это произошло позднее, и мог бы овладеть дорогой на Смоленск. Но это сделано не было. И надежды на соединение двух армий рухнули. Багратион, получив преувеличенные сведения о противнике, возвратился к Несвижу и через Слуцк пошёл на Бобруйск, чтобы успеть миновать опасное место, хотя знает, что Александр этого не желает и раздражён этим отходом.
Царь Александр был от природы органически лишён понимания войны и военного дела. У Романовых это было прочной родовой чертой, начиная с Павла. Но в 1812 году это был уже не тот самоуверенный и легкомысленный человек, который вопреки воле Кутузова повёл на убой и на позор русскую армию. В этих грозных условиях вторжения армии Наполеона, он очень изменился, присмирел и теперь он больше выслушивал предложения своих военных советников. Александр не хотел обидеть Багратиона назначением, командующим Барклая. С характерной для Александра половинчатостью и нерешительностью он назначил обоих Барклая - командующим 1-й армии, Багратиона - командующим 2-й армии, причём каждый оказался независимым в своих действиях. Это лукавое решение, очень запутывавшее все дела, дополнялось ещё одной существенной чертой: 1-я армия была в 2- с лишним раза больше 2-й. Между двумя командующими возникла ссора. Багратион смотрел на тактику Барклая, как на тактику ошибочную. Он рвался в бой, но своей слабой армией он не мог противостоять Наполеону, а его призывы к Барклаю оставались безрезультатными. Барклай жалуется царю на Багратиона. Тот осыпает ругательствами Барклая в письмах к Ермолову и Аракчееву. Багратион иногда спрашивал у Ермолова о Барклае: «Что делает твой Даву».
А Барклай относился к окружению царя неуважительно. 8-июля он писал своей жене: «Я нахожусь при войсках в виду неприятеля и в Главной квартире почти не бываю, потому что это настоящий вертеп интриг и кабалы».
Тем не менее, в Полоцке благополучно решилась головоломная задача, которая стояла перед главным русским штабом, как отделаться от царя? Который успел много напутать и напортить в первые дни войны, как считали некоторые. Госсекретарь Шишков оказал русской армии эту очень важную услугу. Шишков привлёк к этому делу Аракчеева и Балашова, к которым присоединилась сестра Александра Екатерина Павловна. Совместными усилиями царя удалось убедить покинуть армию. Прощаясь с Барклаем царь, садясь в коляску сказал: «Поручаю вам свою армию. Не забудьте, что второй у меня нет».
Но не все так считали, к примеру, генерал Ермолов отмечал, что отъезд царя произвёл на войска неприятное впечатление. Появляясь, каждый день весёлым, сохраняющим спокойную наружность, никому не приходило в голову, что дела настолько худы, и каждый оживлялся в его присутствии.
Барклай приказал армии отступать на Витебск.
                7-июля Багратион в Бобруйске получил приказ Александра идти через Могилёв и Оршу на соединение с 1-й Западной армией. Багратион немедля двинул к Старому Быхову 7-й пехотный корпус Раевского, а вслед за ним 8-й пехотный корпус Бороздина и часть кавалерии 4-го корпуса Сиверса.
                9-июля в 6-км от Могилёва авангард Раевского был остановлен конно-егерским полком французов. Русские войска окружили конных егерей и уничтожили большую их часть. Маршал Даву выдвинул в этот район войска численность 28-тысяч человек, перекрывших путь на Могилёв. Багратион принял решение прорваться через Могилев к Орше для соединения с 1-й армией. Раевский получил приказ атаковать противника.
                11-июля завязался бой у Салтановки между войсками дивизии Паскевича и французскими войсками дивизии Дессе. Войска Паскевича не смогли обойти дивизию Дессе и начали отход к Старому Быхову. В этих условиях Багратион принимает решение наступательными действиями пехотного корпуса Раевского сковать противника в районе Салтановки, обеспечив переправу главных сил через Днепр. Под прикрытием наступательных действий корпуса Раевского главные силы 2-й армии переправились через Днепр в районе Нового Быхова. Таким образом, 2-й Западной армии, потеряв около 2,5-тысяч человек в бою у Салтановки, (французы потеряли около 5-тысяч человек) пробиться через Могилёв на соединение с 1-й Западной армией не удалось. В этих условиях Багратион принял решение отступать к Смоленску, выдвинув авангард Платова и Дорохова. Маршал Даву принял корпус Раевского за авангард и ожидал вступления в дело всех главных сил 2-й армии перешёл к оборонительным действиям, вместо того, чтобы самым решительным образом самому атаковать корпус Раевского всеми своими силами. Грубая ошибка маршала Даву позволила соединиться двум армиям русских войск. Багратион писал Ермолову: «Насилу вырвался из аду. Дураки меня выпустили».
                15-июля император Александр прибыл в Москву, где принял участие в собрании дворянства. В обществах в это время, в частности в Английском клубе были рассуждения, прения, толки, споры о том, что происходило, о стычках с неприятелем. И никто не предвидел, что Наполеон скоро будет в Москве. С приездом государя в Москву, война приняла характер народный.  Все колебания исчезли, все пришли к одному убеждению, что надобно защитить Россию и спасти её от вторжения неприятеля. Государь явился в собрание дворянства и купечества, созванное в Слобадском дворце. Наружность его была всегда обстоятельна. Он был величественно спокоен, но озабочен. И хоть он, как всегда улыбался, но было заметно, что-то задумчивое на челе. В коротких и ясных словах государь определил положение России, опасность ей угрожающую, и надежду на содействие и бодрое мужество своего народа.
На собрании обсуждался вопрос о создании ополчения.
Само назначение перед тем графа Ростопчина губернатором в Москву на место фельдмаршала графа Гудовича, который был изнурён годами и, следовательно, был недостаточно бдителен и деятелен, было уже предвестником нового настроения, нового порядка. Ростопчин мог быть, иногда увлекаем страстностью натурою своею, но в ту пору он был именно человек, соответствующий обстоятельствам.
Кстати, во-время назначения государь поинтересовался у графа Ростопчина, почему он граф, а не князь, как большая часть выходцев из татар, на что тот рассказал ему интересную историю: что его предок при поступлении на службу к русскому царю, когда тот предложил ему княжеское достоинство он желает получить, или шубу с царского плеча, ответил, что предпочитает шубу, так как в это время зимой было очень холодно в Москве.
С графом Ростопчиным позднее произошла неприятная история. Дело в том, что купеческий сын Верещагин был знаком с сыном Московского почт-директора Ключарёва. Вследствие этого знакомства имел он возможность читать запрещённые цензурою номера иностранных газет. Он переводил на русский язык то, что касалось до России и до намерений Наполеона. Его листки были перехвачены полицией. Граф Ростопчин приказал задержать его и передал суду. Почт-директор Ключарёв,  допустивший недостаточную бдительность и нарушение закона, по которому все запрещённые номера должны оставаться тайными, был удалён со своего поста и отправлен в Воронеж. Верещагин был впоследствии признан государственным изменником и приговорён к тому, чтобы « заклепав в кандалы, сослать в Нерчинск, вечно на каторжную работу». Но Верещагин был предан расправе черни, в чём потом стали обвинять графа Ростопчина, который принёс Верещагина в жертву для усиления народного негодования.
18-июля Александр-1 издал Манифест о создании народного ополчения, которое было ограничено 16-центральными губерниями, разделёнными на 3-округа. Ополченские формирования 1-го округа (начальник генерал Ф. В. Ростопчин)- Московская, Смоленская, Владимирская, Калужская, Тульская, Рязанская, Тверская и Ярославская губернии – предназначались для обороны Москвы.
2-го округа (начальник генерал Кутузов, с 27-августа генерал Меллер-Закомельский, с 22-сентября сенатор Бибиков)- Петербургская и Новгородская губернии - должны были прикрывать петербургское направление.
3-го округа (начальник генерал Толстой)- Костромская, Вятская, Нижегородская, Симбирская, Пензенская и Казанская губернии - являлись резервом.
Позже было создано Украинское ополчение (начальник генерал Гудович), которое формировалось в Полтавской, Черниговской, Киевской и Каменец - Подольской губерниях. На Дону, Украине и Урале создавалось казачье ополчение.  Руководство организацией народного ополчения возглавлял Особый комитет по ополчению, разработавший порядок зачисления в ратники, финансирование и снабжение формирований. Соответствующие комитеты создавались в губерниях и уездах.
Граф Мамонов подал через графа Ростопчина государю письмо, в котором он предлагал вносить, на всё продолжение войны, на военные издержки весь свой доход, оставляя себе 10-тысяч рублей ежегодно на прожитие. Государь приказал поблагодарить графа за усердие и значительное продолжение, признал полезнее предложить ему составить конный полк. Командиром полка был назначен князь Четвертинский. Были сделаны и от других частных лиц предложения и попытки составить полки на собственные издержки.
       
                Начальник штаба 1-й Западной армии Ермолов предложил Барклаю, переправившись через Двину, двигаться на Оршу, заставив Даву разделить его силы, внимание которого до этого было всецело приковано к движению 2-й армии, и тем самым способствовать соединению двух армий, уничтожить отряд противника и, перейдя на левый берег Днепра, закрыть собой Смоленск, отправив туда прямой дорогой все обозы и тягости. Барклай вначале согласился с этим предложением, были отданы все необходимые распоряжения. Но через час Барклай переменил своё решение, и армия продолжила путь к Витебску. Ермолов считал, что это было сделано под влиянием флигель-адъютанта Вольцогена, который пользовался у главнокомандующего большим уважением.
23-июля Барклай занял Витебск. У него была мысль подождать тут Багратиона и, как он говорил, дать сражение французам, которые двигались на Витебск. Чтобы задержать их продвижение, Барклай выслал навстречу французскому авангарду 4-й пехотный корпус графа Остермана - Толстого.
                25-июля едва пройдя 12-вёрст от Витебска, Остерман-Толстой наткнулся на головную часть французской кавалерии. По маршевой диспозиции впереди шли два эскадрона лейб-гусар, за ними конная батарея, два полка пехоты и один егерский, пешая полубатарея и рядом стороною шёл полк драгун. Лейб-гусары завидя передовые посты французов в лесу погнались за ними и наткнулись на большое количество неприятельской конницы. Конная батарея 5-й конноартиллерийской роты подполковника Кондыбы (был ранен), последовавшая за гусарами, подверглась рубке.  К своим удалось пробиться только 6-орудиям, потеряв половину своего состава. Подошедшая русская пехота с пешей полубатареей большого калибра 11-й артиллерийской бригады подполковника Котлярова, остановили французскую конницу и стали теснить её назад. В дело вступила и артиллерия французов, уничтожив часть русской артиллерии. Погибли подполковник Котляров и командир бригады генерал-майор Окулов. Остерман-Толстой приказал стоять насмерть. Русская пехота, несмотря на большие потери, удерживала неприятеля до вечера. Остерман-Толстой сделал ошибку вместо того, чтобы действовать из-за естественных укрытий, вывел пехоту на открытое пространство под удар французской артиллерии. Остерману дали знать, что дивизия генерала Дельзонна, посланная вице-королём Евгением, грозит обойти его правый фланг. В то - же время, когда он это узнал, два французских полка стремительным наступлением отбросили три батальона. Корпус Остермана-Толстого, отстреливаясь, стал постепенно отходить. Барклай направил подкрепление пехотную дивизию Коновницына.
                26-июля бой возобновился с новой силой у деревни Какзвачино. Коновницын, заменив Остермана, должен был задержать французов, чтобы дать время Багратиону подойти к Витебску, где Барклай решился дать генеральное сражение. Коновницын, попав в немилость при Павле-1, восемь лет провёл без дела. В 1806 году он вновь поступил на службу и отличился в 1808-1809 годах в Финляндии.
Рано утром Коновницын подвергся нападению с двух сторон войсками Евгения Богарне и Мюрата. До трёх часов дня Коновницын выдерживал неравный бой под сильным артиллерийским огнём и упорных кавалерийских атак превосходящего противника, а затем начал отходить. К остаткам отрядов Остермана и Коновницына подошло у деревни Комарово новое подкрепление гренадёрская дивизия во - главе командира 3-го корпуса Тучкова-1, которые все вместе подошли к армии Барклая в окрестностях Витебска.
                27-июля к Барклаю прибыл курьером от Багратиона князь Меньшиков, который сообщил, что Багратиону не удалось пробиться через Могилёв и, что он узнал о том, что маршал Даву предпринимает движение к Смоленску.
Барклаю доложили, что к Витебску явился сам Наполеон со старой гвардией.
На Военном совете начальник штаба Ермолов не переставал убеждать Барклая, что давать бой Наполеону на витебских позициях – значит идти почти на верный проигрыш сражения и, следовательно, на уничтожение русской армии, когда ещё есть надежды соединиться со 2-й армией, и это он делал ещё не зная, что приход Багратиона невозможен.
По воспоминаниям Ермолова, Барклай  изъявил согласие, но готовился дать сражение и приказал избрать место за городом по дороге к Смоленску. Ермолов, осмотревший новую позицию, также нашёл её невыгодной и предложил главнокомандующему оставить её немедленно. Генерал-квартирмейстер Толь, вопреки мнению многих, утверждал, что позиция соединяет все выгоды, что надобно принять сражение. Генерал Тучков-1 предложил отойти ночью. Барклай согласился на отступление армии.
В то - же время Барклай неожиданно заявил, что в данный момент, когда соединение двух армий не подвержено больше  ни малейшему затруднению, полезнее не соединение двух армий, а действие двух армий на отдельных операционных направлениях, предоставив 2-й армии операционную линию на Москву, ссылаясь на  недостаток продовольственного снабжения. А в Торопце и Тверской губернии и на Волге заготовлены большие запасы провианта, поэтому предполагает он с 1-й армией идти на Белый и вверх по Двине.
Ермолов выступил против этого плана, заявив, что «государь от соединения армий ожидает успехов и восстановления дел наших. Соединения желают войска с нетерпением». Движение к Двине выгодно только неприятелю, он разобьёт 2-ю армию и отделит 1-ю армию от содействия другим армиям. Барклай терпеливо выслушал эти доводы Ермолова, и они видимо его убедили.
Барклай принял решение уйти из Витебска к Смоленску, оставив заслон: три тысячи пехоты, 4-тысячи кавалерии, 40-орудий под начальством графа Палена. Русская армия пошла в Островно, выставив арьергард под командованием генерала Дохтурова.
                В 12-ти верстах от Смоленска состоялась встреча Барклая с Багратионом.
Генерал Багратион приехал к главнокомандующему с большой свитой и пышным конвоем. Говоря словами Ермолова: «они встретились с возможным изъявлением вежливости, со всеми наружностями приязни, с холодностью и отдалением в сердце один от другого».
«Барклай, быстро достигший звания военного министра, и вскоре соединя с ним власть главнокомандующего 1-й Западной армии, возбудил во - многих зависть и приобрёл недоброжелателей. Неловкий у двора он не расположил к себе людей, близких государю, холодностью в обращении не снискал приязни равных, ни приверженности подчинённых. … Приступивши к некоторым переменам, изобличая тем самым недостатки прежнего управления, он вызвал злобу своего предшественника  (до этого пост военного министра занимал Аракчеев). …Барклай-де-Толли имел состояние весьма ограниченное, скорее даже скудное, должен был смерять желания, стеснять потребности. …Осторожен в обращении с подчинёнными, не допускает свободного и непринуждённого их обхождения, принимая его за несоблюдение чинопочитания. Боязлив пред государем, лишён дара объясняться. Боится потерять милости его.
Генералу Багратиону война в Италии дала быстрый ход. Cуворов гений, озарил его славой. …Конечно, имел завистников, не менее возбудил врагов. Ума тонкого и гибкого, он сделал при дворе сильные связи. Обязательный и приветливый в обращении, он удерживал равных в хороших отношениях, сохранил расположение прежних приятелей. Подчинённый награждался достойно, почитал за счастье служить с ним, всегда боготворил его. …Не скор на гнев, всегда готов на примирение. Не помнит зла, вечно помнит благодеяния. … Государь избрал ему жену прелестнейшую, состояние огромное, но в сердце жены не вложил любви к нему, не сообщил ей постоянства (Графиня Екатерина Павловна Скавронская). …Если бы Багратион имел хотя бы ту же степень образованности, как Барклай-де-Толли, то едва ли бы сей последний имел место в сравнении с ним».
Барклай встретил Багратиона в парадной форме при шпаге, сняв шляпу, он поспешил встретить его в дверях залы, выходивших на лестницу, со словами, что он сам отправлялся к нему навстречу, и даже заключил его в объятия. На следующий день, он написал царю: «Отношения мои с князем Багратионом наилучшие. …Я объяснился с ним относительно положения дел, и мы пришли к полному соглашению в отношении мер, которые надлежит принять».
Александр позднее напишет Барклаю, что соединение армий в Смоленске произошло «противно всякому вероятию».
                3-го августа 1-я и 2-я русские армии соединились в районе Смоленска.
В Витебске Барклай дал поручение великому князю Константину Павловичу отправиться к государю в Москву, чем был очень недоволен великий князь, подозревая, что данное поручение не столь важно, чтобы его не мог выполнить другой человек. Впрочем, вскоре великий князь возвратился в армию.
Главнокомандующий приказал издать воззвание к жителям Смоленской губернии, призывая их противостоять неприятелю.
Барклай старался держать в армии железную дисциплину. Мародёрство он пресекал в корне. В одном из приказов он приказал «расстрелять каждого, у кого в лагере найдутся незаконно присвоенные вещи». В Облонье по его приказу было расстреляно 12 мародёров.
                В Смоленске Барклай созвал совещание Военного совета, пригласив  великого князя и всех старших начальников и командиров, предоставив возможность всем высказаться о предстоящих действиях армии. Генерал-квартирмейстер Толь спланировал наступательную операцию соединённых армий: ударить на Рудню – Витебск, прорвать центральную группировку Наполеона и, не давая разбросанным корпусам сосредоточиться, бить их по частям.
Общее мнение было атаковать французские войска. За такое решение высказывался в частности великий князь Константин Павлович. Воспользовавшись тем, что французские войска были на тот момент рассеяны на большом пространстве, и им для сосредоточения сил потребовалось бы не менее трёх дней, когда передовые их части были бы атакованы русской армией. Активных действий требовал и Александр-1. Подчиняясь его воле, на военном совете было принято решение воспользоваться рассредоточенным положением противника и перейти в наступление. Но Барклай не хотел рисковать, и в своём распоряжении о наступлении сделал оговорку, чтобы войска не отдалялись от Смоленска более чем на три перехода. Это было сделано потому, что Барклай понимал, что Наполеон может переправить свои войска через Днепр и ударом с юга овладеть Смоленском, отрезав русские войска от Москвы. Как показали дальнейшие события, это спасло русскую армию от возможного окружения и разгрома.

                Первая армия выступила двумя колоннами по направлению на Рудню, через селение «Приказ Выдра». С левой её стороны, недалеко от Днепра, проходила вторая армия. Отряд из нескольких егерских полков от обеих армий в команде генерал-майора Розена занимал позицию у селения Катань. Другой отряд во - главе с генерал-майором князем Шаховским был послан заблаговременно в селение Каспле. При выходе из Смоленска от 2-й армии в город Красный была направлена пехотная дивизия генерал-майора Неверовского, в подкрепление отряда генерал-майора Оленина и придан Харьковский драгунский полк. Но у Рудни армия остановилась. Багратион требовал движения вперёд. Атаман Платов, подкреплённый авангардом графа Палена, встретил при селении Лешне сильный отряд французской конницы, разбил его, и преследовал до Рудни, взяв в плен до 500-человек. У селения Мощинки  1-я армия находилась в бездействии четыре дня. Барклай, отказавшись от наступательных действий, опасался за свои фланги. Как выразился Клаузевиц: «Барклай стал, как будто временно терять голову». На самом деле Барклай опасался, что Наполеон попытается отрезать русские войска от Смоленска.
                2-августа передовые части Мюрата и следовавшие за ними войска Нея подошли к Красному, который оборонялся отрядом генерала Неверовского. Сдерживая противника, отряд Неверовского стал медленно отступать к Смоленску, который обороняли войска корпуса Раевского. Генерал-майор Неверовский, не имеющий большого боевого опыта, имеющий 6-тысяч пехоты, драгунский полк и батарейную роту, вместо того, чтобы выстроить пехоту в каре, задействовать батарейную роту и драгунский полк, позволил французской коннице осуществить несколько удачных атак, овладеть его артиллерией и разбить драгунский полк.
Узнав, что Наполеоном большие силы направлены на Дорогобуж, Багратион немедленно двинулся туда, чтобы занять Дорогобуж и не дать возможности неприятелю перерезать большую Московскую дорогу. Багратион велел корпусу Раевского идти из Смоленска навстречу наступающим французским войскам. Впереди Раевского должна была идти 2-я гренадёрская дивизия генерал-лейтенанта принца Карла Макленбурского, который был пьян и проснулся на другой день очень поздно, и дивизия двинулась вперёд очень поздно. В это время стало известно, что французам удалось разбить отряд Неверовского, который просил Багратиона о помощи, но помощь запоздала.
Барклай принял решение 1-й армии оборонять Смоленск, а 2-й армии прикрывать московскую дорогу. 7-корпус Раевского, имевший большие потери был заменён 6-м корпусом Дохтурова и 3-й пехотной дивизией Коновницына, а затем и 4-й дивизией принца Евгения Вюртембергского, племянника императрицы Марии Фёдоровны, принятого на русскую службу в 1807 году.
Багратион предложил Барклаю переправиться за Днепр и атаковать неприятеля. Генерал-квартирмейстер полковник Толь предложил атаковать двумя колоннами из города. Начальник штаба Ермолов обратил внимание главнокомандующего, что в городе мало ворот и они с поворотами на башнях. Большое число войск быстро пройти их не сможет, равно, как и построится в боевой порядок, не имея впереди свободного пространства, под огнём вражеских батарей. А в случае отступления все затруднения для войск возрастают в ещё больших размерах. Барклай согласился с этими замечаниями Ермолова. Было решено, что если нужно будет атаковать, то удобнее перейти за Днепр у самого города с правой его стороны, устроив мосты под защитой батарей правого фланга крепости.
Мнение господ корпусных командиров было доведено через генерал-майора графа Кутайсова, которые высказались за то, чтобы продолжать удерживать Смоленск ещё один день, если главнокомандующий примет решение непременно атаковать противника. В то - же время, считая, что Смоленск, в разрушенном состоянии, в котором он находился, продолжать удерживать совершенно бесполезно, тем более у армии не было возможности выделить сильный гарнизон для его защиты.
                6-августа Смоленск был оставлен русскими войсками.
2-я армия отошла к селению Пнева Свобода, где переправившись через Днепр, должна была дождаться 1-й армии. Авангард 2-й армии под командой генерал-лейтенанта князя Горчакова должен был оставить место только после смены его войсками от 1-й армии под командой генерал-майора Тучкова-3. Но когда отряд Тучкова-3 вышел на это место, то уже не застал авангард 2-й армии, который отправился на соединение со 2-й армией, не дав знать об этом и сняв все свои посты. В результате этого головотяпства, 1-я армия могла быть отрезана от 2-й армии. Тучков-3 закрыв собой, пересечение дорог, прикрывал отступление 1-й армии, где и столкнулся с неприятелем. Началась перестрелка. 1-я армия отступала двумя колоннами. Первая под командой генерала от инфантерии Дохтурова (5 и 6-корпуса) и арьергарда Платова. Вторая (2,3 и 4-й корпуса) и арьергард генерал-адьютанта барона Корфа совершали фланговый марш для достижения большой Московской дороги. Арьергард генерал-адъютанта барона Корфа был атакован большими неприятельскими силами. Барклай принял решение ему на помощь направить 2-й корпус генерал-лейтенанта Багговута. На помощь отряду генерал-майора Тучкова-3 был направлен 1-й кавалерийский корпус генерал-адъютанта Уварова и 3-й корпус генерал-лейтенанта Тучкова-1 и 4-й корпус генерал-лейтенанта графа Остермана-Толстого. Началось сражение, усилившееся с подходом больших сил французских войск. Все атаки противника были отбиты. Генерал-майор Тучков-3 попал в плен.
1-я армия благополучно отступила к Дорогобужу и соединилась со 2-й армией.
                13-августа Барклай принял решение отступать к Вязьме. В то - же время он направил офицеров во - главе с генерал-квартирмейстером Толем и начальником инженерной службы Труссоном для выбора и укрепления позиции, опираясь на которую можно было бы остановить противника и дать генеральное сражение.
Барклай в это время докладывал Александру-1: « Кажется, теперь настала минута, где война может принять благоприятный вид. … Наши войска подкрепляются резервом, который Милорадович ведёт к Вязьме. Теперь моё намерение поставить у этого города в позиции 20 или 25-тысяч человек, и так её укрепить, чтобы этот корпус был в состоянии удерживать превосходящего неприятеля, чтобы с большею уверенностью можно было действовать наступательно».
Барклай, вместе с великим князем Константином Павловичем, князем Багратионом и многими из генералов осмотрели выбранную полковником Толем позицию. Барклай сделал Толю несколько серьёзных замечаний по выбранной им позиции, на что тот стал резко возражать, заявляя, что лучшей позиции, быть не может. Барклай воспринял выпад Толя хладнокровно, но в разговор вмешался Багратион, который стал отчитывать Толя за его дерзостное поведение в отношении главнокомандующего и ещё в присутствии брата царя. Позиции, выбранные Толем, были признаны порочными, и армия остановилась на ночлег у Дорогобужа. Полковнику Толю был объявлен выговор.


                5-2. Генерал от инфантерии Кутузов был, как считали многие, умён, очень хитёр и тонок, умел быть ловким царедворцем, прекрасно вникал в военные и всякие иные интриги, очень ценил власть, почести, блеск, успехи. Кутузова отличали громадные стратегические способности, личная спокойная храбрость, очень большой военный опыт на различных командных постах, широчайшая популярность в народе и армии. «Никто лучше его не умел заставить говорить, а другого – чувствовать и никто тоньше его не был в ласкательстве и в проведении того, кого обмануть или обворожить принял он намерение». Этот «тончайший политик не любил делиться славой»… « Тех, кого он подозревал в разделении славы, он невидимо подъедал так, как подъедает червь и любимое и ненавистное деревцо». Так отзывается о нём дежурный генерал Маевский.  «Надо было ещё поймать минуту, чтобы заставить его выслушать себя и кое- что подписать. Так как он был тяжёл для слушания дел и подписи своего имени в обыкновенных случаях».
Только черты сибаритства, лени, лукавства и бросались в глаза людям, которые или не хотели или просто были не способны углубляться в анализ очень сложной натуры, большого ума, очень крупных военных дарований Кутузова.
                Михаил Илларионович Голенищев - Кутузов родился 16-сентября 1745 года в Петербурге. Он происходил из старинного рода. Отец Илларион Матвеевич был крупным военным инженером и разносторонне образованным человеком. По его проектам и под его руководством проводилось укрепление государственных границ, городов, строительство крепостей. Начав военную службу при Петре-1, Илларион Матвеевич пробыл на ней более тридцати лет, участвовал во многих войнах. Был уволен по болезни в отставку в чине генерал - поручика. И.М. Кутузов продолжил службу по гражданскому ведомству, составив проект Екатерининского канала, сооружённого для предохранения Петербурга от разливов Невы. Мать М.И. Кутузова происходила из рода Беклешовых. Она умерла, когда сын был ещё в младенческом возрасте. Сначала его воспитанием занялась бабушка, а затем это дело взял в свои руки отец. Но особая роль в воспитании М.И. Кутузова принадлежит родственнику и другу отца адмиралу Голенищеву-Кутузову, который с 1762 по 1802 год являлся директором Морского кадетского корпуса, был вице-президентом Адмиралтейств-коллегии, членом Российской академии, участвовал в составлении первого Толкового словаря русского языка. Адмирал Кутузов написал ряд трудов по военно-морскому искусству. В совершенстве владел французским и немецким языками. Он перевёл на русский язык работы многих зарубежных авторов. В его огромной библиотеке были собраны лучшие произведения русских и иностранных авторов по военному и морскому делу, различным областям науки, истории, литературы и искусству. В доме адмирала часто бывали видные учёные, литераторы, государственные и военные деятели. После смерти матери Михаил Кутузов некоторое время жил в доме адмирала, где получил возможность знакомства с библиотекой, занялся изучением того или иного предмета, которое направлялось опытной рукой замечательного педагога, каким был адмирал Кутузов.
                В 1757 году 12-летний Михаил Кутузов стал воспитанником Инженерной школы, которая была основана в 1712 году Петром-1, и которая со временем превратилась в центр военно-инженерной мысли в России. Основными дисциплинами были артиллерия, фортификация и тактика. Воспитанники школы наряду с военным получали и широкое общее образование. Они изучали историю, географию, геометрию, тригонометрию, алгебру, физику, литературу, французский и немецкий язык. Особое внимание обращалось на глубокое знание математики, военной истории. Большое влияние на воспитанников школы оказал великий русский учёный Ломоносов. С увлечением слушал лекции Ломоносова в Академии наук Михаил Кутузов.
Кутузов, посещая лекции и занятия, пользуясь услугами небольшой, но хорошо укомплектованной библиотеки школы, где кроме книг был широкий выбор русских, французских и немецких газет и журналов, получил в школе основательную подготовку. Не случайно в его формулярном списке было записано: «Грамоте читать и писать по-российски умеет, французский и немецкий язык, то же геометрию и часть алгебры, механики, фортификации и артиллерию знает».
В декабре 1759 года Кутузов досрочно окончил курс обучения и был оставлен в школе преподавателем математики. В июне 1761 года по его настоятельной просьбе он был направлен на строевую службу командиром роты в Астраханский пехотный полк, стоявший под Петербургом.
                Кутузов вступил в армию в тот период времени, когда в России предпринимались крупные шаги в развитии военного дела, которые были связаны прежде всего с введением прогрессивной для того времени рекрутской системы комплектования армии, дающей возможность значительно увеличить численность армии, улучшить организацию и обучение войск. А развитие военной промышленности и военной техники позволяло более полно обеспечивать возросшие потребности армии и флота в вооружении, снаряжении и боеприпасах. Русская армия по своим боевым качествам становилась одной из сильнейших армий мира. Что она доказала во - время Семилетней войны с Пруссией. В сражениях при Гросс-Егерсдорфе (1757г.) и Куннерсдорфе (1759 г.) русские войска наголову разгромили прусскую армию, возглавляемую лично Фридрихом-II. В 1760 году русские вступили в Берлин, а на следующий год овладели сильной крепостью Кольберг.
Семилетняя война (1756-1763 годы) убедительно показала несостоятельность и порочность прусского военного искусства. Генерал Румянцев уже в ходе Семилетней войны разработал ряд новых тактических приёмов, способствующих достижению победы. Применённые им в бою пехотные колонны и рассыпной строй явились значительным шагом на пути создания новых боевых порядков. Всё это не ушло от внимания Кутузова.
                В марте 1762 года Кутузов был назначен адъютантом к Ревельскому губернатору принцу Гольштейн-Бекскому и в том же году был произведён в капитаны. Но адъютантская служба его не привлекала. В 1767 году он принял участие в работе Комиссии по составлению нового Уложения, созданной по указанию Екатерины-2 для разработки проекта основных законов государства вместо устаревшего Соборного уложения 1649 года.
В 1769 году Кутузов в качестве командира отдельного отряда участвовал в военных действиях против польских конфедератов. Кутузов принял участие в Русско-турецкой войне 1768-1774 годов в качестве обер-квартирмейстера корпуса в армии Румянцева. Кстати, его отец также тогда же служил в армии Румянцева, имея чин инженер-генерал-майора. Кутузов отличился в сражении при Ларге и был произведён в обер-квартирмейстером премьер - майорского чина. Но находясь в штабе Первой армии Румянцева, где имелось засилье немецких офицеров и где его резкие суждения по поводу попыток насаждения в армии прусских порядков встретили недовольство у прусских офицеров и возглавляющего штаб генерал - квартирмейстера Фридриха Бауера. В результате Кутузов был отчислен из штаба армии и переведён в Смоленский пехотный полк премьер-майором. В 1771 году за проявленную храбрость в боях он был произведён в подполковники.
                В 1772 году Кутузов был переведён в Крымскую армию, где командовал батальоном в отряде генерала Мусина-Пушкина, который вёл боевые действия в южной части Крыма. В одном из боёв Кутузов был тяжело ранен: пуля ударила ему в левый висок и вылетела у правого глаза. Врачи считали рану смертельной, но Кутузов выжил и получил отпуск по болезни. Более года Кутузов находился на излечении за границей в Германии, Англии и Австрии, где не только лечился, но внимательно знакомился с состоянием военного дела в этих странах. Он встречался с прусским королём Фридрихом-2, с известным австрийским полководцем и военным теоретиком фельдмаршалом Францем Ласси, поклонником кордонной стратегии, отец которого был генерал-фельдмаршалом Петром Петровичем Ласси и служил на русской службе. Отличился ещё в Полтавской битве.  В 1737-39 годах командовал Донской армией, руководил осадой и взятием Азова.
                Возвратившись в 1777 году из-за границы, Кутузов получил назначение в войска Суворова, который являясь командующим войсками в Крыму, возлагал на Кутузова ответственные задачи по укреплению и охране Крымского побережья. Ему же он поручил ведение переговоров с крымским ханом. По ходатайству Суворова, Кутузов был произведён в полковники и назначен командиром Луганского инженерного, а затем Мариупольского легкоконного полка.
9-мая 1778 года Кутузов вступил в брак с дочерью известного военного деятеля генерал - поручика Бибикова. У Кутузовых было шестеро детей. Сын и  пять дочерей.
                В 1782 году Кутузов получил чин бригадира, а через два года стал генерал-майором и командиром Бугского егерского корпуса. В 1787 году Турция, поддерживаемая Англией и Францией, потребовала от России пересмотра Кючук-Кайнарджийского мирного договора, заключённого в 1774 году, по которому Турция лишилась ранее захваченных причерноморских земель, а Россия, получила выход к Чёрному морю, и Крым объявлялся независимым от Турции. Получив отказ, она начала военные действия. На стороне России выступила Австрия. Россия развернула на этом театре военных действий две армии. Корпус Кутузова в начале русско-турецкой войны входил в состав армии Потёмкина. На него возлагалась охрана юго-западных границ России по реке Буг.
В 1788 году корпус Кутузова был переброшен в Херсонско-Кинбурнский район, где действовали войска под командованием Суворова. Главные события развернулись вокруг крепости Очаков. Во - время отражения вылазки турок Кутузов получил вторую рану. После занятия русскими войсками Очакова, Кутузову было поручено командование войсками, расположенными между Бугом и Днестром, он получил задачу оборонять границу по побережью Чёрного моря. Во - время штурма Измаила, на Кутузова возлагалась ответственная задача: его войска, составляющие шестую колонну, должны были наносить удар через Килийские ворота и овладеть Новой крепостью – одним из наиболее сильных опорных пунктов Измаила. Кутузов лично вёл свои войска на штурм. Известна высокая оценка Суворова действий Кутузова под Измаилом. В рапорте Потёмкину он писал: «генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов оказал новые опыты искусства и храбрости своей, преодолев под сильным огнём неприятеля все трудности, вылез на вал, овладел бастионом, и когда превосходный неприятель принудил его остановиться, он, служа примером мужества, удержал место, превозмог сильного неприятеля, утвердился в крепости и продолжал потом поражать врагов». Находясь под Измаилом, Кутузов узнал о смерти от оспы своего сына. После штурма Кутузов был произведён в генерал - поручики, получил орден Георгия 3-й степени. Русским войскам, под начальством Кутузова, удалось разгромить турецкие войска при Бабадаге и у Мачина. За победу под Мачином Кутузов был награждён орденом Георгия 2-й степени. По итогам этих сражений Турция признала себя побеждённой и вынуждена была подписать Ясский мирный договор (в декабре 1791 года), по которому России отходил Крым, и устанавливалась новая граница по Днестру.
                В этих сражениях произошло становление Кутузова как военноначальника. Тактическое искусство Кутузова характеризовалось гибкостью и активностью. Он ставил перед войсками решительную цель – уничтожение живой силы противника, широко применяя манёвр, быстроту и внезапность действий, умело используя выгоды местности, в каждом сражении стремясь доводить разгром противника до конца. От Румянцева, Кутузов научился действовать решительно и смело, а когда необходимо осторожно и осмотрительно, не числом, а умением достигать победы. Суворов, научил его творческому подходу к военному делу, привил способность отбрасывать устаревшие способы ведения военных действий и вводить новые, которые обеспечивали бы наилучшее решение стратегических и тактических задач. Именно под влиянием Суворова, Кутузов стал ярым сторонником в войне наступательных действий с решительной целью разгрома живой силы противника. Кстати, сам Кутузов считал себя лишь скромным учеником великих полководцев Румянцева и Суворова.
                После заключения Ясского мира 1791 года, Кутузов некоторое время продолжал службу в Молдавии. В это время сложилась напряжённое положение в Польше. Россия ввела свои войска в Польшу. В марте 1792 года Екатерина-2 приказала генералу Кутузову с войсками направиться в Польшу под командованием Каховского. Но боевых действий почти не было. Был сформирован Передовой корпус под командованием Кутузова, который выдвинулся в район Варшавы. Неожиданно 5-ноября 1792 года по рескрипту Екатерины-2 Кутузов был назначен чрезвычайным и полномоченным послом в Порте Оттоманской. Екатерина-2 ставила перед Кутузовым задачу содействовать поддержанию мирных отношений между Россией и Турцией, в то - же время внимательно следить за действиями турецкого правительства. 26-марта 1794 года его дипломатическая миссия завершилась. Кутузов превосходно справился с этим поручением императрицы. По возвращении в Россию, Указом Екатерины-2 от 26-сентября 1794 года Кутузов был назначен главным директором Сухопутного кадетского корпуса, который был тогда основным военно-учебным заведением, готовившим офицеров для русской армии. Кутузов решительно изменил весь учебный процесс, так как в кадетском корпусе не уделялось должного внимания изучению специальных военных дисциплин. Нередко Кутузов сам лично вёл занятия по тактике. Вскоре Екатерина -2 возложила на Кутузова дополнительные обязанности командующего войсками в Финляндии, уделяя большое внимание строительству оборонительных сооружений, укомплектованию войск, обеспечению их всем необходимым.
                25-декабря 1797 года Кутузов получил указание отправиться в Берлин с дипломатическим поручением, чтобы поздравить с восшествием на престол Фридриха Вильгельма -3, а также подготовить почву для последующих переговоров с Пруссией для привлечения её на сторону России в борьбе с Францией. По пути в Берлин, Кутузов получил рескрипт Павла-1 о назначении инспектором Финляндской дивизии и шефом Рязанского мушкетёрского полка.
За два месяца пребывания в Берлине Кутузов сумел успешно решить одну из первостепенных задач внешней политики России: привлечь Пруссию на сторону России в борьбе против Франции.
                18-марта 1798 года завершив свою миссию в Берлине, Кутузов прибыл в Выборг к месту своей службы. Павел-1 поручил Кутузову составить расписание казачьих постов на границе со Швецией, которые были утверждены императором. Павел-1 предложил Кутузову дать замечания относительно действий корпуса, командовать которым ему предназначалось по разработанному плану войны со Швецией. Кутузов, убедившись в ошибочности плана, предложил свой план, но тот был, отвергнут Павлом-1. По указанию Павла-1, Кутузов вёл переговоры с командующим шведскими войсками в Финляндии по вопросу о демаркации границы.
                В октябре 1799 года Кутузов получил назначение командовать экспедиционным корпусом в Голландии, который был направлен туда для совместных действий с английскими войсками с целью изгнания французских войск из Голландии. Но пока Кутузов добирался до места назначения, обстановка ухудшилась. Главнокомандующий союзными войсками герцог Йоркский принял решение эвакуировать войска в Англию. Кутузову, который доехал только до Гамбурга, было приказано возвратиться.
                6-ноября 1799 года Кутузов был назначен Литовским военным губернатором и инспектором инфантерии. В январе 1800 года ему было поручено также «иметь начальство и по гражданской части», но инспекция выводилась из его подчинения.
                30-июня 1801 года Кутузов был назначен Александром-1 Санкт-Петербургским военным губернатором, а потом и гражданским, а также инспектором Финляндской инспекции. Кроме того, Кутузов был членом Воинской комиссии, учреждённой с целью выработки предложений по сокращению расходов на содержание армии. Император пытался расположить Кутузова к себе, но вскоре он понял, что Кутузов отрицательно относится к военной политике правительства.
Кутузов был уволен со всех должностей, «по болезни» в отпуск на год. Некоторые утверждали, что причиной увольнения было якобы плохое управление Кутузовым Петербургом. Другие, что Александр-1 стал постепенно устранять лиц, которым было известно о его причастности к заговору, с целью устранения Павла-1.
                Осенью 1802 года Кутузов, без жены и детей, отправился в деревню Горошки Волынской губернии, где прожил более трёх лет, занимаясь сельским хозяйством, разведением масличных культур. «Скучно работать, - пишет Кутузов жене, - и поправлять экономию, когда вижу, что состояние так расстроено, иногда ей богу, из отчаяния хочется всё бросить и отдаться на волю Божию. Видя себя уже в таких летах … боюсь проводить дни старости в бедности и нужде, а все труды и опасности молодых лет и раны видеть потерянными, и эта скучная мысль отвлекает меня и делает неспособным».
                В 1805 году Кутузов был назначен главнокомандующим русской Подольской армией, направляемой в Австрию, с подчинением австрийскому главнокомандующему, численностью 50-тысяч человек, 377-орудий. Кутузова не только не пригласили участвовать в разработке плана войны, но даже не выслушали его мнения. Ему просто вручили уже разработанный план и приказали исполнять во-всех подробностях. План содержал крупные просчёты. При сравнительно ограниченных силах, союзники стремились достичь слишком многого: с австрийской территории через Швейцарию вторгнуться во Францию, наступлением в Северной Германии заставить Пруссию, присоединиться к общей борьбе с Наполеоном, затем с их помощью овладеть Ганновером и южногерманскими землями. Двухсторонним наступлением с севера и юга овладеть Италией, и совместными действиями флотов изгнать французов из Средиземного моря.
24-летний Фердинанд  был назначен главнокомандующим армией лишь для того, чтобы избежать подчинения её по старшинству Кутузову. Фактически командовал армией генерал Макк. Но после ошибок австрийского командования и капитуляции австрийской армии Макка, русская армия оказалась в критической ситуации.  Кутузов разгадал замысел Наполеона. Ему было ясно, что единственным выходом может служить отвод войск для соединения с подходившей из России армией Буксгевдена. На военном совете в Вене, куда прибыл император Франц, Кутузов изложил свой план дальнейших действий. Он предлагал, отступая по долине Дуная и используя речные преграды Трауна и Энса, измотать силы противника, затем перевести войска на левый берег Дуная, не связывая их действия с защитой Вены. Организовав на левом берегу Дуная прочную оборону, не допустить форсирования реки противником, подтянув за это время австрийские и русские войска, перейти к активным наступательным действиям.
Этот план Кутузова без особых возражений был принят.
                Наполеон перебросил на левый берег Дуная корпус маршала Мортье с тем, чтобы отрезать путь отступления русским войскам у Кремса, а затем окружить и уничтожить их главными силами в районе Санкт-Пёльтена. Разгадав замысел Наполеона, Кутузов повернул армию на север, затем переправил её на левый берег Дуная, избежав окружения, чем упредил выход Мортье к Кремсу, прикрываясь крупной водной преградой, тем самым сорвав план Наполеона и создав условия для разгрома французского корпуса, растянувшегося вдоль Дуная на значительное расстояние. Кутузов выдвинул отряд Милорадовича (6-батальонов и 2-эскадрона) для фронтального удара, а отряд генерала Дохтурова (21-батальон и 2-эскадрона) направил в обход противника для атаки во фланг и тыл. Войска генерала Багратиона получили задачу прикрыть русскую армию с севера и охранять дороги, идущие через Кремс. В результате корпус Мортье был прижат к Дунаю и разгромлен. Русские войска захватили около 1,5-тысяч пленных.
Но неожиданно австрийцы беспрепятственно пропустили через Таборский мост французов и сдали Вену. В результате предательства австрийского командования над русской армией вновь возникла угроза окружения. Кутузову пришлось вместо обороны переправы через Дунай, ожидая подкреплений, уходить, избегая сражения с превосходящими силами противника, выдвинув в качестве заслона 6-ти тысячный отряд Багратиона. Кутузов воспользовался ошибкой, которую допустил Мюрат, предложив русским перемирие, пытаясь выиграть время для подхода своих войск и вместе с тем задержать движение главных сил русской армии. Кутузов умело использовал эту ошибку Мюрата. Перемирие было заключено. Русская армия получила целые сутки для беспрепятственного движения к Варшаве. 17-ноября русские армии соединились. Отряду Багратиона также удалось оторваться от французских войск.
На военном совете Кутузов предложил продолжать отступление, так как сил союзников даже после объединения армий было недостаточно, до присоединения к союзникам прусских войск.
Но императоры Александр-1 и Франц-1, а также некоторые генералы придерживались иного мнения, недооценивая силы противника и преувеличивая собственные возможности. Союзная армия была разделена на пять колонн. По принятой диспозиции на три левофланговые колонны под общим командованием Буксгевдена возлагалась задача нанести главный удар по правому флангу противника. Четвёртая колонна, при которой находился Кутузов, должна была двигаться на Кобельниц. Шестая колонна, состоявшая из австрийской конницы и отряда Багратиона, располагалась на правом фланге и должна была сковывать противника, обеспечивая обходной манёвр главных сил. Этот план был разработан начальником штаба русской армии генералом Вейротером – представителем реакционной прусской военной школы, составленный без учёта реальной обстановки, возможностей и сил, как своих, так и противника, с предварительным проведением сложных манёвров на виду у французов. Этот план обрекал союзные войска на неминуемое поражение. Что и подтвердило само сражение. Союзным войскам было нанесено поражение. Всю вину за поражение Александр-1 переложил на Кутузова, который вновь оказался в опале. Его отстранили от командования и назначили военным губернатором в Киев.
                В 1806 году Турция, нарушив Ясский мир, начала войну против России. Русским войскам удалось овладеть рядом крепостей и выйти к Дунаю. Положение осложнялось тем, что Россия в 1806-1807 годах вынуждена была одновременно вести войну и с Францией, что не позволяло русскому командованию направить на Балканский театр достаточные силы, чтобы добиться быстрой победы над Турцией. Но Тильзитский договор 1807 года между Россией и Францией, на некоторое время  связал руки Наполеону, который оказывал помощь Турции. Командующим Главным корпусом Молдавской армии был назначен Кутузов. В 1809 году на корпус Кутузова была возложена задача, взять штурмом крепость Браилов. Но главнокомандующий Молдавской армией, фельдмаршал Прозоровский на основе ложных данных о якобы малочисленности турецкого гарнизона и серьёзных разногласиях среди его начальников решил, не ожидая окончания подготовки, штурмовать крепость. Преждевременный штурм, против намерений и желаний Кутузова закончился неудачно. Отношения между Кутузовым и Прозоровским обострились. Кутузов, считал необходимым начать энергичные наступательные действия, не распыляя силы на осаду крепостей. Прозоровский придерживался другого мнения. Он полагал, что победы можно достигнуть, лишь овладев всеми турецкими крепостями. Прозоровский добился удаления Кутузова из армии. Кутузов был назначен Литовским военным губернатором. Но после смерти Прозоровского, после смены нескольких командующих, после обострения международной обстановки, назревания новой войны с Наполеоном, необходимости быстрейшего принуждения Турции к миру, в 1811 году командующим Молдавской армией был назначен Кутузов. К тому времени половина войск армии была уже переброшена на западную границу. В распоряжении Кутузова оставалось всего четыре дивизии, несколько казачьих полков, и Дунайская флотилия. Общая численность войск-45-тысяч человек. Причём часть этих войск была связана обороной крепостей Никополь, Рущук и Силистрия. Кутузов сообщал военному министру, что при таких силах невозможно вести не только войну наступательную, но и даже оборонительную. Тогда как Турецкая сторона увеличила численность своей армии до 80-тысяч человек. Вместо неспособного 80-летнего Юсуфа-паши был назначен новый, более энергичный верховный командующий Ахмет-паша. Кутузов понимал, что в этих условиях победить турок, которые за последние годы не только значительно увеличили количество своих войск, но и значительно улучшили организацию своей армии, изменили способы ведения боевых действий, путём овладения их территорий или крепостей нельзя. Необходимо было разгромить турецкую армию. Предпринимать наступление в такой обстановке не имело смысла, тем более турецкие войска в основном находились в крепостях. Идея Кутузова заключалась в том, чтобы отведя свою армию на северный берег Дуная (за исключением рущукского гарнизона) и собрав её в один мощный кулак, заставить турецкую армию идти к Рущуку, чтобы там обескровить её в боях, а затем перейти в решительное наступление и окончательно разгромить своего противника. Готовясь к решительным боям, Кутузов поощрял распространение слухов о слабости и бедственном положении русской армии, чтобы выманить турок из крепостей. Турецкая армия (60-тысяч человек, 78-орудий) под командованием Ахмет-паши направилась к Рущуку, куда Кутузов тут - же направил свои главные силы (15-тысяч и 114-орудий). Кутузов умело расположил свои малочисленные войска, обеспечивая возможность манёвра в ходе боя и нанесения контрударов. Турецкой коннице удалось прорваться в тыл русской армии, одна группа двинулась к Рущуку, а другая стала охватывать русские войска левого фланга. Для русской армии создалось тяжёлое положение. Русские войска, оставленные Кутузовым в Рущуке, отбросили турецкую конницу далеко от крепости, вся русская кавалерий была повёрнута против турецкой конницы, которой пришлось отойти. Наступил перелом в ходе  сражения. Русские войска на всём фронте перешли в наступление. Турки потеряли убитыми и ранеными более 4-тысяч человек, потери русской армии составляли не более 500-человек. Но, несмотря на поражение, турецкая армия не была разгромлена. В этих условиях Кутузов принимает неожиданное, но единственно правильное решение: простояв после сражения четыре дня в районе Рущука, он отводит армию на левый берег Дуная, взорвав одновременно крепость, вопреки предложению некоторых генералов продолжать преследование турецкой армии. Кутузова обвиняли в нерешительности и  даже трусости. Преднамеренное оставление Рущука было задумано Кутузовым, как стратегический манёвр. В результате этого манёвра военные действия переносились на левый берег Дуная, где создавались благоприятные условия для окончательного разгрома турецкой армии. Сделав Дунай рубежом между своей и турецкой армией, Кутузов резко изменил обстановку. Ахмет-паша, предпринимая наступление, вынужден был теперь расчленить свои силы, ослабить их и вести бой в полевых условиях. Будучи уверенным, что русская армия отступает вследствие своей слабости, визирь не замедлил вступить с войсками в Рущук и возвестить о своей победе. В Константинополе и Париже ликовали. Султан щедро наградил визиря.
                К тому времени, Кутузову удалось добиться о возвращении в Молдавскую армию 9-й, а затем и 15-й дивизий, строились оборонительные сооружения, усилилась боевая подготовка войск, создавались резервы боеприпасов и продовольствия. Из добровольцев болгар Кутузов создал Болгарское земское войско. Турецкие войска составляли две крупные группировки: 60-тысяч под командованием Ахмет-паши находились в районе Рущука, и 20-тысячное турецкое войско во - главе с Исмаил - беем подошло к Видину. Cултан и Наполеон требовали как можно скорее покончить с Кутузовым. Под давлением из Константинополя и Парижа, Ахмет-паша 9-сентября начал форсирование Дуная, переправив 40-тысяч на левый берег Дуная, оставив близ Рущука 20-тысяч. Кутузов принял смелое решение: блокировав турецкие войска на занятой ими позиции, скрытно переправить часть своих сил через Дунай и сначала разгромить противника под Рущуком, а затем окружить и уничтожить войска, находившиеся на левом берегу Дуная.
                19-сентября перешли в наступление турецкие войска Исмаил-бея, но прорвать оборону русских войск ему не удалось. 12-октября Исмаил-бей предпринял вторую попытку, но также безуспешно. 14-октября по приказу Кутузова, корпус генерала Маркова, переправившись через Дунай, внезапно атаковал турецкие войска у Рущука. В этом бою турецкие войска потеряв 1,5-тысяч человек, убитыми и 400-пленными в беспорядке отступили. В результате турецкие войска на правом берегу Дуная оказались полностью окружёнными. Начался артиллерийский обстрел турецких войск, которые несли большие потери. Съев всех лошадей, турки питались травяными кореньями. Сотни солдат ежедневно умирали от голода. Потеряв около двух третей своего состава, остатки окружённых турецких войск (около 12-тысяч) вынуждены были капитулировать. Лишившись армии, Турция запросила мира. Но султанское правительство, подстрекаемое французами, пыталось затянуть переговоры. И только благодаря настойчивости и дипломатическому таланту Кутузова удалось преодолеть все трудности и 28-мая 1812 года всего за месяц до вторжения Наполеона в Россию, заключить выгодный для России Бухарестский мирный договор,  по которому Турция не могла выступать в союзе с Наполеоном. К России отошла Бессарабия. По плану Наполеона, стремившегося привлечь Турцию в качестве союзника в войне против России, был нанесён серьёзный удар. Что позволило России высвободить значительные силы Молдавской армии и перебросить их к западным границам.


                5-3. Дорога из Петербурга в Москву тянулась по плоской равнине, и была покрыта досками, а по обеим её сторонам тянулись безграничные однообразные леса. Кансуров и Крапивин спали в карете. Слава богу, им выдали подорожную с правом брать почтовых лошадей. Обратил на себя внимание Вышний Волочек – один из самых оживлённых городов между Москвой и Петербургом, так как по нему проходил канал, по которому движутся многочисленные баржи.  Остановились лишь в Новгороде, где осмотрели монастырь.
Древний Кремль весьма невзрачного вида с Софийским собором. Улицы не кривы и не узки, и своей архитектурой и цветом напоминают Петербург.
Обедали в гостинице, стены которой были украшены английскими гравюрами. Затем прибыли в Тверь, где посетили церковь и помолились. Улицы в Твери прямы и широки, и для губернского города даже довольно красивы. Обедали, чем бог послал, своими припасами. Покинув Тверь, им пришлось переправляться через реку на пароме. Прямую бревенчатую дорогу оживляли деревни, где можно было остановиться у любого дома и подкрепиться превосходным молоком с чёрным очень вкусным хлебом.  А когда на горизонте появлялся город, можно было любоваться множеством позолоченных шпилей и куполами церквей.  В древнюю столицу России Москву, которая больше  походила на большую деревню, князь Кансуров и Фёдор Крапивин въезжали ранним утром, под звон колоколов многочисленных церквей и многоголосые крики петухов, когда город просыпался после утомительной, и на удивление тёплой ночи. А Кансурову, почему-то вспомнился Петербург. Бледное небо, величавая Нева, выстроенные дома по берегам её, озарённые каким-то необычным, несмотря на ночь, светом. И припомнились кем-то сказанные слова: как хороши северная ночь и особенно раннее необыкновенное утро Петербурга. И стало почему-то тяжело на душе, словно какая-то тяжесть вдруг навалилась на его плечи. Плохие предчувствия ещё долго не оставляли его.  Но что такое по большому счёту Петербург? Это по-существу край с враждебной для человека природой и климатом, где небо бледное с оттенками синего или зелёного, тощая травка, вереск, сухой мох, где царствует колючая сосна и ель, да чахлая берёза. Где болотистые испарения, и сырость легко проникают в каменные дома, и даже в кости каждого жителя. Где нет ни весны, ни лета, ни зимы, где круглый год господствует одна только гнилая осень. Но волей и трудами Петра Великого, был воздвигнут именно здесь город, который стал новой столицей Российской империи. Но по мере того, как рос и украшался Петербург, изменялась и древняя столица Москва, в которой причудливым образом перемешались черты европеизма и азиатизма.  Москва раскинулась и растянулась на обширной территории. Огромных зданий в ней почти не было. Это город патриархальной семейственности, где небольшие дома стоят на кривых улицах особняком и почти при каждом есть довольно обширный двор., заросший травой, и хозяйственными пристройками. В каждом доме погреб, где хранятся съестные припасы. На дворе куры и корова. Таких домишек в Москве множество, которые попадаются даже на лучших улицах между самыми лучшими каменными домами в два или три этажа. Главная улица Москвы - Тверская. Кривая, узкая, по горе тянущаяся, с небольшой площадкой с одной стороны, на которой самый большой и красивый дом  в Петербурге считался бы весьма скромным. Привыкшие к петербургским улицам прямым и правильным, они с удивлением замечали, что в Москве один дом выбежал на несколько шагов, а другой наоборот отстал от него на несколько шагов назад. А у самого красивого и большого каменного дома, примостился деревянный  ветхий домишко, а у самого великолепного и модного магазина может стоять крохотная табачная лавка, грязная харчевня или такая- же пивная. А на Кузнецком мосту они и вовсе увидели множество не просто маленьких, а миниатюрных магазинчиков.  Многие улицы в Москве: Тверская, Арбатская, Поварская, Никитская, состояли преимущественно, как говорили москвичи, из «господских» домов. Везде чувствовалась «особость», каждый живёт в своём доме, как в крепости и крепко отгораживается от своего соседа. Окна всегда занавешены занавесками, ворота заперты на засов. Везде раздаётся лай злых собак.  Особенно это было характерно для Замоскворечья, этой чисто купеческой и мещанской части Москвы. В городе было очень много трактиров, и они почти всегда были  набиты битком, где большинство пьют чай, который в Москве пьют по множеству раз в день.  Кондитерских не так много, мало и гостиниц. По смерти Петра Великого, Москва сделалась убежищем опальных сановников самого высокого разряда и местом отдохновения удалившихся от дел вельмож. Вследствие этого она получила какой-то аристократический характер, который особенно развился в царствование Екатерины-2. Но постепенно и Москва начала делаться городом торговым, промышленным и мануфактурным,  её окрестности были усеяны фабриками, и заводами, большими и малыми. Несмотря на узость московских улиц, снабжённых тротуарами в поларшина шириной, они только днём бывают, тесны, и то не все, и притом больше по причине узости. С десяти вечера Москва заметно пустеет и особенно зимой, а широкие улицы Петербурга всегда полны народа, который вечно куда-то спешит и торопится. Кондитерские, кофейни полны народом, где пьют, едят и читают свежие газеты и журналы. И рестораны всегда полны. Петербуржец о погребе не заботится, если он не женат, то обедает в трактире. Женатый житель всё необходимое берёт в лавке. Редко случается петербуржцу знать, кто живёт возле него, так как все заняты своим делом и не имеют времени узнавать о нём, как и он о них. В Петербурге любят всё публичное: улицу, гуляния, театр, кофейню, рестораны , трактиры. Тут едва проснувшись, хотят знать, что делают театры, какие концерты, скачки, гулянья. В Москве много извозчиков, так как москвичи ходить не любят, в связи с тем, что улицы очень грязны. Как правило, это плохие, и  прескверные дрожки, и сани. В Петербурге даже самый последний чиновник , ради хорошего тона отпускает при случае искажённую французскую фразу и одевается у порядочного портного и носит на руках хоть и засаленные, но перчатки. Девицы даже низших классов ужасно любят ввернуть в безграмотную русскую речь, какую-нибудь безграмотную французскую фразу.  В Москве ядро народонаселения составляет купечество, которые, как правило, имеют бороду, длинный сюртук синего цвета и ботфорты с кисточкой, плисовые или суконные брюки. Некоторая часть позволяет себе брить бороды и по своей внешности скорее напоминают дворян средней руки. Сколько старинных, господских домов уже перешло в руки разбогатевших купцов, которые имеют дорогие кареты и коляски при превосходных лошадях. Для московского купца первые блага жизни: большой господский дом, статная лошадь и толстая жена. Самое многочисленное сословие Москвы – это мещанство. Которые одеваются в смесь русского и немецкого платья, где обязательны зелёные перчатки, шляпа или картуз, сапоги, в которых прячутся нанковые или суконные штаны, нечто среднее между сюртуком и кафтаном, красная ситцевая рубаха с косым воротом, а на шее грязный пёстрый платок. Мещанки также одеты в нечто среднее русского с европейским: платья, шали, шляпки, белила, румяны и сурьма. Но в Москве есть ещё и среднее сословие, это так называемые, образованные, которые в костюмах и обычаях обнаруживают решительное притязание на европеизм.  Но если официально они носят европейскую одежду, то у себя дома, как правило, они постоянно пребывают в засаленных татарских халатах, сафьянных сапогах, татарских фесках и разного рода ермолках. И в Москве и в Петербурге любят играть в преферанс, и в банк, и в палки. В Петербурге любят играть по мастям и на семь не прикупают. В Москве прикупают  и на десять, без различия мастей. Образованный класс в Москве чрезвычайно разнообразен. Москвичи люди нараспашку. Они любят пожить. Кроме английского и немецкого клубов, есть в Москве ещё и дворянский. Поэтому в Москву съезжается много образованных людей из провинций. Что касается низшего слоя, то простой народ везде одинаков. Но Петербургский простой народ несколько разнится от московского тем, что кроме чая, ещё любит кофе и сигары, которыми балуются даже провинциальные простые мужики.  А разного рода служанки и кухарки утром предпочитают только кофе. Все швеи, петербургские простые женщины, обязательно носят шляпки и европейский костюм, тогда как в Москве предпочтение отдают чепцам. Купцов с бородами в Петербурге очень мало. Здесь множество купцов из немцев и англичан, и потому большая часть даже русских купцов смотрит не купчинами, а негоциантами. В Петербурге очень много бездомных людей. В Москве очень часто можно услышать вопрос: «чем вы занимаетесь»? В Петербурге этот вопрос решительно заменён вопросом: «где вы служите»? Военных в Москве мало, многие являются туда только на время, в отпуск.
                Превосходен вид Москвы с Воробьёвых гор. Множество монастырей и церквей различной архитектуры, все с золочёными шпилями и куполами, высокие деревья городских парков, холмы на которых построена Москва и Кремль в самом центре города - всё это производило сильное впечатление. У подножья Воробьёвых гор простиралась обширная равнина, которую огибала река, опоясывая город, и, кажется, она проходит по самому городу, и даже подходит к  Кремлю. Они осмотрели Кремль, где до этого никогда не бывали. И даже заглянули в огромную «Царь-пушку», а также в яму, где находился исполинский «Царь-колокол», который был прикрыт досками.  Жителей в Москве было около 250-тысяч человек. Все они платили налог на освещение улиц в вечернее время, но, несмотря на это освещались они довольно скверно.
                Но Москва, после начала войны на удивление уже успела измениться. Она стала другой. Она стала более родной, более русской.  Если раньше, по-крайней мере дворяне в основном предпочитали говорить на французском языке, то теперь французскую речь почти невозможно было услышать. Дело доходило до курьёзов. Некоторые дворяне настолько плохо говорили на русском языке, что их теперь с трудом понимали собственные слуги. В салонах, клубах, собраниях, балах и вечерах теперь произносились в отличие от недавнего прошлого сплошь только патриотические речи. Впрочем, в старой столице, несмотря ни на что, оставалось нечто такое, что было характерным для неё всегда: необыкновенное гостеприимство и хлебосольство.
                В трактире, недалеко от ямщиковой избы, они сняли свободную комнату и первым делом отправились в общественную баню, а потом, отобедав, отсыпались  до следующего утра. И только на следующий день представились руководству московского отделения военной полиции. Как пояснил её руководитель полковник Буйнов, уже солидного возраста, лет под пятьдесят, с брюшком и седыми волосами, и  усами, обстановка в Москве остаётся весьма сложной.
- А с началом войны, - пояснил он, - она ещё больше осложнилась. Многие иностранные граждане уже покинули Москву.
Как-бы упреждая их возможные вопросы, он тут - же заявил, что французские салоны, которых до войны было во – множестве, слава богу, закрылись сами собой и больше не функционируют.
- Огромная работа агентов военной полиции, по слежке за всеми неблагонадёжными лицами пошла псу под хвост. Но с другой стороны круг подозреваемых лиц в работе на иностранные государства резко сократился, - с явным удовлетворением отметил руководитель московской военной полиции, явно намекая на малочисленность штатов военной полиции.
Полковник Буйнов сообщил, что получил распоряжение директора департамента военной полиции о миссии графа Чернышёва и его подчинённых Кансурова и Крапивина, и готов оказать содействие в выполнении ими поручения государя.
                Кансуров и Крапивин также посчитали необходимым представиться и полицмейстеру Москвы, хотя и не стали подробно знакомить его с заданием, которое перед ними было поставлено руководством Особого департамента Главного штаба армии.
Полицмейстер Блинов оказался человеком опытным и уже солидного возраста. Было заметно, что он без особого энтузиазма воспринял появление сотрудников военной разведки у себя в кабинете. Но тем менее довольно откровенно высказал своё мнение о состоянии преступности и криминальной ситуации в Москве, которая оставалась достаточно сложной, но контролируемой.  Между прочим, сообщив им о любопытном факте. Один из его подчинённых из числа квартальных у одного из нищих обнаружил довольно крупную денежную ассигнацию в 25-рублей, которую он якобы подобрал на Тишинском рынке, когда какой-то пьяный купец, отмечая пасху, разбрасывал их направо и налево. Рассказывая об этом, полицмейстер, хитро сощурив свой глаз, заметил, что на всякий случай приказал проверить эту денежную ассигнацию. И, как оказалось, во-всяком случае, его в этом уверяют ответственные лица монетного двора, что данная денежная купюра является явной фальшивкой. После такого сообщения, Кансуров и Крапивин в первую очередь решили заняться этим делом. Они допросили данного квартального, обнаружившего фальшивую купюру, а потом и нищего, у кого была собственно и обнаружена данная ассигнация. Таким образом, им удалось выяснить, что деньги на рынке раздавал некто купец Борисов, имеющий небольшой магазинчик  на данном рынке, торгующий всякой мелочью. Был проведён обыск, как в магазине, так и в доме купца Борисова. Были обнаружены другие фальшивые купюры разного достоинства. А сам Борисов был арестован. В своих показаниях он пояснил, что данными ассигнациями с ним рассчитался за поставленный товар, купец Смоляковский, поляк по происхождению, который доставляет в Москву товар из Варшавского герцогства. В Москве он закупает оптом «разную всячину», в частности  у Борисова и доставляет всё это за границу. За купцом  Смоляковским было установлено постоянное наблюдение. Дождавшись когда тот начнёт закупать очередную партию товара, для этого Борисова пришлось  на время освободить из-под ареста, Смоляковского удалось задержать с поличным, с целым чемоданом фальшивых ассигнаций. Так Кансурову и Крапивину удалось ликвидировать один из каналов доставки фальшивых денежных знаков в Россию. Как выяснилось французская разведка, таким образом, пыталась осуществить экономическую диверсию перед вторжением в Россию. Позднее были обнаружены другие каналы доставки фальшивых ассигнаций, в том числе и с использованием «специальных агентов - маршрутников», которые занимались их распространением. Дело приняло такие масштабы, страна была буквально наводнена фальшивыми денежными знаками, что уже после войны, правительству России пришлось провести денежную реформу.
                Первые три дня Кансуров и Крапивин потратили на составление нового списка подозреваемых лиц, куда они включили разного рода торговцев, содержателей французских салонов, представителей консульства многих европейских иностранных государств, а также французских эмигрантов, получивших политическое убежище, после революции во - Франции. Список получился внушительный, но князь, который занимался в основном этим нужным делом, не жалел на это дело никаких усилий. В то - же время, пытаясь определить, за кем в первую очередь нужно будет установить наблюдение. Если князь несколько дней потратил на составление нужного списка, то Фёдор Крапивин занялся сбором разного рода слухов и сплетен, которые могли заинтересовать русскую контрразведку и каким-то образом вывести их на нужных лиц, обходя рынки, трактиры и магазины.  Совершенно случайно Фёдор, толкаясь среди самого разного рода людей, обратил внимание на богатую карету, в которой передвигался по городу довольно молодой господин приятной наружности. Он проследил за этой каретой до дома. А кто-то из дворников сообщил, что это граф де Лекруа, сын недавно умершего старого графа, французского эмигранта. Что этот граф ведёт довольно разгульный образ жизни, тратит большие деньги на карты, часто посещает разного рода увеселительные мероприятия, салоны и балы, в его доме собираются большие компании самых разнообразных людей.  Таким образом, совершенно случайно выбор пал на графа де Лекруа. Он оказался первым в списке особо подозреваемых лиц. Используя дополнительно выделенных сотрудников военной полиции, за ним было установлено постоянное наблюдение.
                Через несколько дней в Москву, сопровождая императора Александра-1 в его свите, прибыл граф Чернышёв. Он выслушал короткий доклад Кансурова о проделанной работе. И внимательно ознакомился с составленным списком, и со скудной информацией, которая имелась в военной полиции о каждом из них. Граф, между прочим, заметил, что нужно особое внимание обратить на лиц, которые совсем недавно содержали французские салоны в Москве, и  ещё не успели её покинуть, и что ими он займётся лично. Кансурову он поручил заняться австрийским консулом некто бароном фон Штюпльнагелем и консулом Пруссии герром фон Крюгером. Заметив, что есть данные о том, что австрийская и прусская разведки не только проводят активную разведывательную деятельность в России, но и делятся этой информацией с французской разведкой. Таким образом, они определяют основные направления приложения своих усилий и не исключено даже распределяют обязанности между собой. Мы должны иметь в виду, что в этой войне мы имеем дело не только с французской разведкой, а с объединёнными усилиями разведок  ведущих стран Европы.
                Но, несмотря на то, что графу Чернышёву удалось добиться выделения ещё несколько сотрудников военной полиции, но первые дни не принесли сколько-нибудь заметных результатов. Если не считать довольно странной истории, которая произошла с Фёдором Крапивиным. В один из дней, когда он следил за графом де Лекруа, тот проследовал в один из домов на Охотном ряду и пропал бесследно. То есть граф не покидал этого дома, но на следующий день он был обнаружен сотрудниками полиции, выходящим из своего собственного дома на Купеческой, который накануне посетила какая-то неизвестная мадмуазель, которая в свою очередь больше не покидала этого дома на Купеческой.  Крапивин клялся, что из дома на Охотном никто не выходил, если не считать какой-то молодой мамзели. Об этой истории они доложили графу Чернышёву, который долго не раздумывал. Он предложил установить постоянную слежку и за этой девушкой, заметив, что возможно мы имеем дело с обычной маскировкой и переодеванием, с целью возможно ухода от слежки.
- Кстати,- заметил граф. – Насколько мне известно, императору Наполеону в своё время предлагали создать целое женское подразделение французской разведки «батальон амазонок», которые в своей разведывательной и диверсионной работе широко используют подобные трюки с переодеванием и гримом. Возможно, они используют эти методы и в России.
                Совпадение или нет, но графу Чернышёву пришлось убедиться в этом на своём собственном опыте. Он решил лично принять участие в слежке за графом де Лекруа. В результате было установлено, из дома на этот раз на Никитской, который посетил граф, появилась очень симпатичная мадмуазель, которая прогуливаясь по улицам и периодически посещая магазины, зашла и в австрийское консульство в Москве. Возможно, как предположил Чернышёв, именно таким образом, осуществляется связь, и обмен разведывательной информацией между французской и австрийской разведками. Впрочем, это предположение вскоре нашло своё подтверждение. Постоянное, круглосуточное наблюдение за графом де Лекруа, наконец, дало нужный результат. Было также установлено, что некто майор Глебов в отставке, который с началом войны был привлечён к подготовке московского ополчения, постоянно встречается с графом в одном из трактиров города. Как показали дальнейшие события именно через Глебова, граф де Лекруа получал нужные французской разведке сведения о формировании и состоянии резервов русской армии.
                А слежка за мадмуазель, которая выдавала себя за австрийскую подданную, принесла и вовсе неожиданный результат. Граф Чернышёв, разыгрывая роль легкомысленного, молодого офицера, очарованного молодой красавицей, видимо несколько увлёкся и  своими постоянными ухаживаниями стал настолько мешать мадмуазель, что она решила отделаться от него раз и навсегда. Воспользовавшись тем, что граф Чернышёв последовал за ней и зашёл в подъезд одного из домов, неожиданно нанесла ему несколько сильных ударов, сбив с ног и только Фёдор, поспешивший на помощь, не позволил ей нанести роковой удар кинжалом в грудь графа, совершенно не ожидавшего этого от молодой девушки. А мадмуазель, воспользовавшись суматохой, исчезла бесследно.
Кстати,  когда потом об этом доложили императору Александру-1, государь изволил пошутить, что уже несколько раз предупреждал графа Чернышёва, насколько могут быть опасны мимолётные связи с молоденькими девушками. Но граф не прислушивается к его предупреждениям. Все с удовольствием посмеялись этой шутке императора.
На следующий день при передаче разведывательных сведений были арестованы майор Глебов и граф де Лекруа, который на проверку оказался молодой женщиной, французской подданной, которая  впрочем, отказалась сообщить своё настоящее имя.
                Пока граф Чернышёв и Фёдор Крапивин были заняты графом де Лекруа, князь Кансуров, с помощью группы агентов военной полиции, был занят наблюдением за австрийским консулом в Москве некто фон Штюпльнагелем и консулом Пруссии фон Крюгером. И если наблюдение за первым пока не принесло результата, то наблюдение за прусским дипломатом дало требуемый результат. Было установлено, что почти ежедневно встречается с французской эмигранткой мадам де Брюссон, которая до войны содержала французский салон в Москве. И хоть салон закрыт и уже не функционирует, но фон Крюгер продолжает постоянно посещать её дом. Князь Кансуров принял решение познакомиться с мадам де Брюссон. Ему удалось снять комнату в соседней квартире в этом же доме и если не войти в доверие к мадам, то, по - крайней мере, он получил возможность наблюдать за всеми посетителями. Французский салон формально уже не функционировал, но встречи мадам со многими людьми, в том числе и несколькими военными из частей московского гарнизона были продолжены. Эти военнослужащие были установлены персонально. Было принято решение этих офицеров немедленно отправить в действующую армию, чтобы резко сузить круг лиц, с помощью которых мадам де Брюссон возможно получает нужные разведывательные сведения для французской разведки. А наблюдение за самой мадам было продолжено. Позднее она была арестована с поличным во - время передаче ей одним офицером русской армии Беловым разведывательных сведений, и обвинена в работе на французскую разведку, так как налицо были  соответствующие доказательства.
                В результате слежки также выяснилось,  что секретарь австрийского консула фон Кюн постоянно встречается с капитаном Ивановым из штаба резервных частей, установив с ним гомосексуальные отношения. Русскую контрразведку естественно гомосексуальные отношения не интересовали, но заинтересовала сама личность капитана Иванова, так как возникли подозрения, не передаёт ли он Кюну и разведывательные сведения. Позднее эти подозрения князя Кансурова подтвердились. Но граф Чернышёв принял решение пока не задерживать этих лиц, надеясь использовать этот канал для передачи дезинформации французской и австрийской разведкам, через капитана Иванова, которого теперь можно было легко привлечь для работы в интересах русской разведки, шантажируя раскрытием его гомосексуальных связей, что было основанием для его увольнения из армии. Это решение потом было утверждено и директором Особого департамента полковником Закревским. Что позднее и было осуществлено.
                По Москве пошли слухи, что ночью сторож Большого Собора в Кремле был сильно напуган доносящимися из Собора топотом лошадей. Он бросился к церковному служителю, чтобы позвать его на помощь и вместе посмотреть, что это такое. Сторож быстро стал открывать своими ключами двери, но они вдруг распахнулись сами, церковь внезапно осветилась, и изумлённому взору предстали два война в полном старинном вооружении, крестящиеся и кланяющиеся перед образом Казанской богоматери, покровительницы Собора. Окончив молитву, войны оседлали коней и исчезли в облаках быстрее ветра. Но перед тем, как исчезнуть, успели помахать рукой, и заявить, что будут поддерживать своих земляков в битве против французов, и что Бонапарт непременно падёт.
                В один из дней граф Чернышёв и князь Кансуров, были приглашены на совещание к императору Александру-1.  На совещании присутствовали: граф Аракчеев, госсекретарь Шишков, министр полиции Балашов, директор военной полиции барон фон Розен, директор Особого департамента Главного штаба полковник Закревский, который доложил государю о проделанной работе по выполнению указания по ликвидации шпионской сети французской разведки.
Между прочим, отметив, что в настоящее время наибольшую активность против России наряду с французской разведкой, проявляет польская разведка герцогства Варшавского. Что благодаря проведённым контрразведывательным мероприятиям, проводимым сотрудниками Особого департамента, совместно с военной полицией, удалось выявить группу польских агентов, которая посетила Вологду, Архангельск и другие города русского севера и которых интересовали военные укрепления, переправы через водные объекты, а также мнение крестьян о Наполеоне и  крепостной зависимости. Как было установлено сбором разведывательной информации в России занимаются также австрийское посольство и посольство Пруссии, которые имеют среди российских подданных платных информаторов. Ответственные лица этих посольств делятся полученными разведывательными сведениями с посольством Франции, а значит с французской разведкой. Как стало известно, ежемесячно посольство Франции в Петербурге посылало в Париж так называемое «Обозрение русских вооружённых сил». А министерство иностранных дел Франции ежегодно тратило от 3до 5-миллионов франков для подкупа граждан России. Что французские послы в России сначала Савари, затем Коленкур и Лористон были и являются не только послами, но и генералами, и резидентами французской разведки в Петербурге. Что благодаря принятым мерам русской контрразведкой за последние два года в России были задержаны 39-иностранных шпионов. Была в частности обезврежена французская шпионская сеть в Бресте, на Украине,  Риге и Смоленске, Москве и Петербурге. В настоящее время происходит забрасывание французских агентов из числа лиц славянской национальности, которые сеют панические слухи и распространяют выгодную французам информацию, ведут наблюдение за русскими резервами, совершают диверсии на инженерных сооружениях. Кроме агентурных методов сбора разведывательной информации, французская разведка использует и технические возможности, к примеру, такие как воздушные шары - монгольфьеры с которых наблюдатели могут просматривать окружающую местность на десятки вёрст.
Государь Александр-1 поблагодарил за службу сотрудников «Особого департамента» и военной полиции, за проделанную работу по разоблачению и задержанию агентов иностранных разведок, поручив продолжать эту работу. В самом конце совещания неожиданно, по-крайней мере для князя Кансурова, заявив, что он хочет поручить подполковнику Кансурову, немедленно отправиться в Ставку императора Наполеона.
- Князь, пользуясь своими связями в штабе французской армии, вы должны довести до сведения императора Франции информацию стратегического характера. Вы должны убедить его в том, что командование русской армии не использует тактику заманивания французской армии вглубь своей территории, и последующего её изматывания. Что командование русской армии, планирует вскоре, скажем в районе Можайска дать генеральное сражение. Причём господа должен отметить, что эта информация не является дезинформацией и ложной, а напротив является правдивой.
Сделав небольшую паузу, во - время которой император внимательно обвёл взглядом своих ярких и добрых голубых глаз всех присутствующих на совещании, добавив.
- Нам господа невыгодно, если император Наполеон остановится в Смоленске на зимние квартиры и направит свои войска к Петербургу. Сделав Смоленск своей опорной базой, он может перевести эту войну в затяжную стадию, что повторяю нам абсолютно невыгодно, с экономической и политической стороны этого вопроса. Особый департамент уже подготовил сведения, которые вы князь должны также передать императору Наполеону, о формировании новых полков в России. Пусть он убедится в том, что затягивание войны не отвечает его интересам. Совсем скоро русская армия будет сильней вдвойне. Эти сведения должны подкрепить ту стратегическую информацию, которую вы должны передать императору Франции.
В заключение император пожелал князю Кансурову успеха в осуществлении этой разведывательной миссии.
                Ещё до отъезда в Ставку Наполеона, Кансуров успел побывать в английском клубе, который стал очень популярен в Москве с началом войны с Францией. В английский клуб на Поварской его затянул на обед давний знакомый и приятель граф Серж Решетов, которого он случайно встретил  в здании дворянского собрания.  Князь, решил не отказываться от этого приглашения, так как попасть в этот клуб, просто так, что называется человеку с улицы,  было просто невозможно. Но  этого они стали свидетелями, как по улицам Москвы проследовал Башкирский конный полк, который отправлялся к действующей армии. Собрались огромные толпы народа. Привлекали внимание их пёстрые одеяния. За спиной на кожаном ремне у каждого башкира были луки и колчаны со стрелами. Они были также вооружены пистолетами, ружьями, саблями и длинными пиками, причём эти пики были привязаны к правой ноге ремнями, не доставляя их владельцам особых неудобств. Их походные мешки были наполнены всем необходимым, сёдла увешаны снаряжением и провизией. Башкирские шапки очень тёплые и самых разнообразных форм и расцветок. Лошади не очень высокие, но очень сильные и выносливые. Кто-то из толпы обратился к ним с просьбой доставить Наполеона в Москву пленником. Их командир, какой-то майор, ответил с большим достоинством: «Дайте только добраться до него, а об остальном не беспокойтесь». 
Но к его разочарованию сам английский клуб не произвёл на него особого впечатления. Граф  Решетов рассказал ему очень интересную и во - многом поучительную историю о своём путешествии по Канаде и Северной Америке.
- Вы не представляете князь, насколько я сейчас настроен критически против этих чёртовых канадцев и американцев. Они придирались ко - мне и к моим бумагам везде и всегда по любому поводу, и вовсе без повода, видимо принимая меня за русского шпиона. Вы не поверите, но я просто возненавидел английский язык, это же просто язык сломать можно. И особенно возненавидел эту чудовищную приверженность почти всех американцев, да  и англичан золотому тельцу. Там ведь шага почти невозможно сделать, если предварительно хорошо не заплатить. И моей ноги не было бы в этом чёртовом клубе, но сейчас в Москве, особенно после того, как закрылись все французские салоны, просто нет другого более приличного заведения.
Кансуров отвечал ему что-то подобное в шутливом тоне, но Решетова не так-то легко было сдвинуть с этой волнующей его сейчас темы разговора.
- Но более всего меня просто изводит поведение в этом клубе некоторых наших доморощенных англофилов, которые никогда не были в Англии, но сейчас строят из себя, эдаких лордов. Образно говоря, вчера ещё только своим рукавом сопли вытирали, а сегодня они уже ни дать ни взять благородные джентльмены.
Решетов обращал его внимание то на одного, то на другого постоянного члена английского клуба и безжалостно высмеивал их за желание чем-то походить, говорить и одеваться под англичан. Особенно его смешили те, кто пытался говорить на английском, смеясь над их чудовищным произношением, или постоянно вставлял в русскую речь английские слова и выражения.  Между прочим, заявив, что просто ненавидит это чёртово английское пойло - виски, и всегда предпочитает ему русский коньяк или обыкновенную русскую водку. Кажется, именно тогда в английском клубе, Кансуров обратил внимание на английского майора Лоуренса Парка из миссии генерала Вильсона.
                Союзные английские офицеры, вместе с некоторыми своими русскими друзьями и коллегами отмечали «большую победу», одержанную русскими войсками в районе Смоленска, хотя этот относительный успех русской армии был явно преувеличен. Князь Кансуров не мог не заметить, что в какой-то момент майор явно спровоцировал спор с некоторыми в основном молодыми русскими офицерами. Англичане пытались убедить своих русских коллег в том, что русский командующий Барклай явно использует скифскую тактику заманивания французской армии вглубь русской территории и последующего ослабления. А русские офицеры сильно горячась по молодости и от выпитого, пытались доказать англичанам обратное, что отступление русской армии временно, что генерал Барклай вскоре намерен дать Наполеону генеральное сражение. Это не ушло от внимания графа Решетова, внимательно наблюдая за спором, он заметил:
- Вам не кажется князь, насколько легко эти английские шпионы получают секретную информацию о планах командования нашей армии. Достаточно только немного подпоить и спровоцировать несколько молодых и не очень молодых русских офицеров, как они готовы первому встречному выложить любую информацию о нашей армии.
- Я бы не стал граф преувеличивать важность этой информации о планах командования нашей армии, тем более, что им это и так известно, их генерал Вильсон постоянно торчит в штабе главнокомандующего.
- И всё - же, - не унимался Решетов, - какого чёрта этих английских собак допустили в главный штаб нашей действующей армии? Кто это разрешил? Зачем это нужно было? Или я что-то не понимаю? Это же обыкновенный шпионаж.
- Видимо есть такая договорённость, ведь Англия является нашим союзником в борьбе с Наполеоном, - ответил на все эти вопросы князь.
- А посмотрите, как нагло ведут себя эти английские собаки здесь в России. Словно они находятся в какой-то английской колонии. Словно мы их вассалы и все должны служить только интересам Великобритании.
Отобедав они расстались, пожелав друг другу удачи. Но перед этим граф Решетов заметил, что если французы подойдут к Москве, он намерен записаться в народное ополчение. А удача действительно, как никогда нужна была сейчас князю Кансурову и Фёдору Крапивину, которым предстоял трудный и опасный путь в Ставку Наполеона.
                Пусть в «гости» к французскому императору оказался непростым, долгим и опасным. Они выехали из Москвы и направились по дороге в Петербург сначала на север, обходя коммуникации сначала русских, а затем и французских войск. И только потом вышли на дорогу к Смоленску. К счастью пропуск, подписанный начальником главного штаба французской армии маршалом Бертье, сработал безукоризненно. Многочисленные аванпосты и патрули французских войск пропускали их беспрепятственно. Но только через две недели они оказались в Ставке французского императора, которая к тому времени уже находилась в Смоленске. Но сначала их провели к капитану Савеньи, который объявил, что именно он в штабе армии курирует работу с русской агентурой. Князь Кансуров стал настаивать на том, что информация, которой он обладает, носит стратегический характер, и он должен передать её непосредственно только самому императору Наполеону. И капитану Савеньи, как долго он не соглашался и не ворчал, всё - же пришлось смириться с этим. Только на следующий день его принял маршал Бертье, который внимательно выслушав, заметил, что не может ему гарантировать аудиенцию у императора.
- Это сударь полностью зависит от желания самого императора, - пояснил Бертье.
И только через ещё два дня, когда они уже потеряли всякую надежду, князя Кансурова принял император Наполеон.
                Рано утром капитан Савеньи, предварительно тщательно обыскав, его сопроводил к бывшему губернаторскому дому, где у крыльца князь Кансуров увидел несколько карет,  повозок,  лошадь императора и несколько десятков французских конных гвардейцев из охраны императора. Видимо Наполеон собирался в какую-то поездку. Они поднялись на второй этаж и в одной из комнат, он увидел стоявшего у окна императора, одетого в походный сюртук. Он смотрел в окно и автоматически постукивал стеком для лошади, по  голенищам своих блестящих сапог. В его кабинете присутствовал маршал Бертье, князь Невшательский, которого в армии называли: «жена императора» за то, что тот неотлучно находится при Наполеоне. Император не соизволил даже поздороваться, и с трудом скрывая раздражение, молча выслушал всё, что князю было поручено передать. И только в самом конце аудиенции, он изволил заметить.
- Не могу не отметить капитан Кансуров, что вы держите слово, данное в Париже. Это делает вам честь. Ваша информация о планах русского командования и сведения о резервах русской армии, которые вы передали в штаб, будут приняты во - внимание.
Князь не мог не заметить, что распоряжением императора Александра-1 ему  присвоено звание подполковника.
- Вот как?- приподняв бровь, слегка удивился Наполеон.
- Если вы будете служить мне, по-крайней мере так - же,  как служите своему государю, моя награда будет не меньше, - сказал император.
На этом аудиенция была завершена, и Кансурову оставалось только откланяться, и вместе с Фёдором Крапивиным покинуть Ставку императора Наполеона в Смоленске. И впереди их ждал трудный и не менее опасный путь в Москву. Но в штаб главнокомандующего уже Кутузова они попали тогда, когда уже состоялось Бородинское сражение, и Москва была сдана французам.


               
ГЛАВА №6         От Смоленска до Бородина.

                6-1.  После Смоленска русское командование изменило свои взгляды на дельнейший характер вооружённой борьбы. Если раньше до соединения 1-й и 2-й армий в Смоленске оно уклонялось от решительного сражения, то теперь считало его возможным и даже необходимым.
От Дорогобужа армия отступала в Семлево, а затем на Вязьму. Был отправлен отряд из двух драгунских полков, двух гренадёрских батальонов и 4-х орудий конной артиллерии под командой генерал-майора Шевича, с задачей пройдя Вязьму, выйти на дорогу к Духовщине и подкрепить генерал-майора Краснова, дабы дать время обозам и тяжестям 1-й армии пройти Вязьму. Отряду генерал-адъютанта барона Винцегороде поручалось действовать на фланге неприятеля и по возможности угрожать его тылу. Инженер-генерал-лейтенант Трузсон и генерал квартирмейстеры обеих армий были отправлены в Вязьму для изыскания позиций армиям и их укрепления. Полковник Толь обратился к Барклаю с рапортом об увольнении от должности генерал - квартирмейстера, чувствуя себя неспособным. Позднее Толь получил приказание выехать из армии, и он выехал в Москву. Недовольный беспорядочным командованием атамана Платова, который будучи сугубо кавалерийским командиром, не знал, как эффективно организовать взаимодействие кавалерийских полков  с приданной ему пехотой. Барклай уволил его из армии и тот также выехал в Москву. Инженер-генерал - лейтенант Трузсон не нашёл позиции, которая бы закрывала Вязьму. Около селения Царёво - Займище были усмотрены весьма выгодные позиции. Начались работы инженеров, и армия заняла боевое расположение.
Если после соединения двух армий Багратион примирился было с Барклаем, добровольно ему подчинившись. То теперь после Смоленска он обрушился на военного министра с критикой ещё более резкой, чем ранее. В письмах к Ермолову, Ростопчину и Аракчееву (явно для царя), он обвинял Барклая в падении Смоленска. «Подлец, мерзавец, тварь Барклай отдал даром преславную позицию». « Генерал не то, что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего отечества», «нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества». Багратион противопоставлял ему себя: « Ежели бы я один командовал обеими армиями, пусть меня расстреляют, если я его (Наполеона) в пух не расчешу». Багратион совершенно искренне (в интересах дела и отечества) стремился «открыть глаза» на Барклая царскому окружению, но в глазах подчинённых и с самим Барклаем держался корректно, если не считать их ссоры в Гавриках, когда даже невозмутимый Барклай отвечал на выпады пылкого Багратиона отнюдь не деликатно, а генерал Ермолов сторожил у дверей, сопровождая всех, кто близко подходил словами: «Главнокомандующие очень заняты и совещаются между собой.
А великий князь Константин Павлович просто изводил Барклая интригами и сплетнями, намеренно мешал ему и пытался дискредитировать. Великий князь мог подъехать к фронту солдат и «утешать их такими словами: « Что делать друзья. Мы не виноваты. …Не русская кровь течёт в том, кто нами командует! Вскоре после Смоленска в Дорогобуже великий князь при адъютантах заявил главнокомандующему в лицо: «Немец, …изменник, подлец, ты предаёшь Россию». Против Барклая были настроены фактически почти все генералы русской армии.
Барклаю удалось выпроводить из армии несколько царских флигель-адъютантов, великого князя Константина Павловича, вместо которого командующим 5-м корпусом был назначен генерал-лейтенант Лавров, принца Августа Ольденбурского и генерала Беннигсена.
                В Москве, Александр-1, издав указ о формировании народного ополчения (80-тысяч человек), с удивлением обнаружил, что вооружить их нечем. Ни царь, ни военный министр Барклай этого не знали. В своём письме Барклаю 26-июля Александр пишет: «…К крайнему моему удивлению у нас нет более ружей, между тем как в Вильно вы, казалось, думали, что мы богаты этим оружием.  Я, покамест, сформирую много кавалерии, вооружённой пиками. Я распоряжусь дать их  также и пехоте, пока мы не достанем ружей».
По высочайшему повелению в июле велено было не проводить в действие предложенного вологодским дворянством сбора ополчения, а вместо этого прислать от губернии 500-человек звероловов-охотников с их охотничьими ружьями.
Всего ополчения набралось -116-тысяч человек, но ружей не достали.
                3-августа Александр-1 прибыл в Петербург. Из армии приходили такие вести, которые не позволяли дольше медлить с решением вопроса о главнокомандующем. Положение Барклая в армии после падения Смоленска сделалось просто невозможным. В Дорогобуже все корпусные командиры явились к цесаревичу Константину и заявили ему о дурном состоянии армии, о неравной борьбе, в особенности, если армией будет продолжать командовать Барклай-де-Толли. Великий князь Константин явился к Барклаю просить о паспорте для отъезда из армии. Барклай пробовал переубедить Константина, но тот всё-таки уехал, заявив, что он хорошо знает положение и что он уедет в Петербург, чтобы заставить своего брата заключить мир. Кстати, за мир с Наполеоном также выступала вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, а также Аракчеев и другие.
                5-августа Александр получил письмо от графа Шувалова, который сообщал о плохом состоянии армии, о плохих отношениях между Барклаем и Багратионом, о необходимости единого командования. В этот же день Александр созвал чрезвычайный комитет в составе: председателя Госсовета генерал-фельдмаршала графа Салтыкова, петербургского главнокомандующего генерала Вязьмитинова, тайного советника князя Лопухина, графа Кочубея, министра полиции Балашова и Аракчеева. Рассмотрев рапорт, как самого Барклая, так и Багратиона и других лиц, комитет приступил к обсуждению вопроса о новом главнокомандующем. Обсуждались кандидатуры Дохтурова, Тормасова, Беннигсена и Багратиона. Комитет принял решение, в резолютивной части протокола было записано: « После чего рассуждая, что назначение общего главнокомандующего армиями должно быть основано, во-первых, на известных опытах в военном искусстве, отличных талантах, на доверии общем, а равно и на самом старшинстве, почему единогласно убеждаются предложить к сему избранию генерала от инфантерии князя Кутузова».
8-августа Александр утвердил, через три дня это решение комитета, в дни, когда пришло известие о боях под Смоленском, и об отступлении Барклая. Александр констатировал всеобщее раздражение против Барклая, «министр обнаружил нерешительность и беспорядочность в ведении своего дела», а кроме того, раздоры  между Барклаем и Багратионом всё усиливались и усиливались. Кутузов был принят Александром-1 на Каменном острове. Аудиенция была непродолжительной.
Александр писал своей сестре Екатерине Павловне: « Я нашёл, что настроение здесь хуже, чем в Москве и провинции; сильное озлобление против военного министра (Барклая), который нужно сознаться, сам тому способствует своим нерешительным образом действий и беспорядочностью, с которой ведёт своё дело. Ссора его с Багратионом до того усилилась и разрослась, что я был вынужден, изложив все обстоятельства небольшому нарочно собранному мною для этой цели комитету, назначить главнокомандующего всеми армиями, взвесив всё основательно, остановились на Кутузове, как на старейшем. …Вообще Кутузов пользуется большой любовью у широких кругов населения здесь и в Москве». Позже, также в письме к сестре, Александр сообщал: « В Петербурге я увидел, что решительно все были за назначение главнокомандующим старика Кутузова, это было общее желание. Зная этого человека, я вначале противился его назначению, но когда Ростопчин письмом от 5-августа сообщил мне, что вся Москва желает, чтобы Кутузов командовал армией, находя, что Барклай и Багратион оба неспособны на это, к тому же Барклай делал одну глупость за другой под Смоленском. Мне оставалось только уступить единодушному желанию, и я назначил Кутузова. Я должен был остановить свой выбор на том, на кого указывал общий голос. В тех обстоятельствах, в которых мы находимся, я не мог поступить иначе».
                Известие о вторжении наполеоновских войск в Россию застало Кутузова в его поместье Горошки Волынской губернии, в отставке. Но Кутузов немедля выехал в Петербург, хотя туда его в тот момент никто не звал.
24-июля Кутузов был приглашён на срочно созванное секретное заседание Комитета министров. Председатель комитета Салтыков обратился к нему с просьбой взять на себя командование Невским корпусом и принять необходимые меры для защиты Петербурга. Кутузов в донесении Александру-1 от 18-июля доносил:
«17-июля сего месяца Санкт-Петербургское дворянское общество призвало меня в своё собрание, где объявило всеобщее желание, дабы я принял начальство всеобщего ополчения Санкт-Петербургской губернии, от дворянства составляемого.
 Дабы отказом не замедлить ревностных действий дворянства, принял я сие предложение и вступил в действие по сей части, но с таким условием, что, будучи в действительной Вашего императорского величества военной службе, ежели я вызван буду в другой комиссии или каким-либо образом сие моё управление Вашему императорскому величеству будет неугодно, тогда я должность сию оставить должен буду другому по избранию дворянства».
Александр-1 обратился к Кутузову с рескриптом: « Настоящие обстоятельства делают нужным составление корпуса для защиты Петербурга. Я вверяю оной вам». В распоряжение Кутузова  было предоставлено 5-эскадронов драгун, 9-батальонов пехоты, и 3-роты артиллерии. Всего: 8-тысяч человек. Для защиты Петербурга, было решено срочно привлечь ополчение.
18-июля Кутузов обратился с письмом к управляющему военным министерством генерал-лейтенанту Горчакову с просьбой о выдаче орудий из Санкт-Петербургского арсенала для формирования двух конноартиллерийских ополченских рот.
«Капитан барон Боде, вручитель сего, усердствуя содействовать ополчению С-Петербургской губернии, вызвался в самое скорое время сформировать две конные артиллерийские роты. Одобряя с моей стороны таковое его предложение и желая ему содействовать, из объяснения с г. инспектором всей артиллерии известно мне, что при здешнем арсенале можно набрать 24 трёхфунтовых орудия, я прошу согласия Вашего сиятельства приказать отпустить оных в моё ведомство на означенное уже требование и с упряжью, а лошадей под оные изыщет ополчение средство доставить собственным иждивением».
19-июля Кутузов направил рапорт Александру-1 о раздаче знамён частям Петербургского ополчения:
«При устроении вооружаемого в С-Петербургской губернии ополчения предположено в каждый батальон или дружину дать по два знамени, под коими бы новопоступающие войны приводились бы к присяге. Знамя, как сим положено быть, белого цвета с красным крестом и с надписью: «Сим знамением победиши».
По той поспешности, с каковою ополчение сие формируется, оные знамёна уже делаются, и дворянское сословие будет иметь только счастие ожидать высочайшего соизволения Вашего императорского величества на освящение и раздачу оных в ополчение».
20-июля Кутузов направил письмо министру полиции графу Вязмитинову с просьбой сделать объявление в Петербурге о сборе ополчения.
В этот же день Кутузов направил письмо генерал-лейтенанту Горчакову с просьбой выделить 80-унтер-офицеров и старослужащих солдат для организации ополчения.
28-июля Кутузов направил письмо Горчакову о полномочиях Экономического и Устроительного комитетов ополчения.
29-июля Кутузов был избран начальником Петербургского ополчения. Сенат, направил губернаторам секретную инструкцию, в которой указывалось, чтобы дворянство не препятствовало формированию ополчения, а содействовало этому, так как тем самым оно защищает свои личные права, свою собственность и владения.
31-июля Кутузов направил письмо генерал-лейтенанту Клейнмихелю о сформировании четырёх действующих эскадронов из резервных гвардейских кавалерийских команд дворянского и учебного эскадронов.
3-августа Кутузов направил письмо Бакунину о необходимости укомплектования ополчения штаб-офицерами.
10-августа Кутузов направил письмо петербургскому губернскому предводителю дворянства А. А. Жеребцову в связи с уходом с поста начальника ополчения и назначением главнокомандующим армиями:
«По высочайшему повелению отъезжая командовать армиями, за долг считаю изъявить мою благодарность вначале Вам, милостивый государь мой, как достойному предводителю почтенного дворянства Санкт-Петербургского, а через Вас к оному. С большою чувствительностью видел я рвение, какое употребляло почтенное сие сословие, дабы поспешно устроить ополчение, предназначенное. С горестию оставлял бы я начальство над оным, ежели б не был уверен, что краткое пребывание моё между ими оправдало во мыслях их хотя несколько выбор, которым они меня почтили, и что тяжкий путь, мне принадлежащий, будет сопровождён молитвами их обо мне богу, который один может устроить его. Память пребывания моего между почтенным дворянством Санкт-Петербургским пребудет со мною навсегда, и, ежели бог благословит меня успехами, сладостно сердцу моему будет извещать об оных особенно тех, которыми избран был единомысленно к начальству над ними».
12-августа Особый комитет по ополчению, в который вошли Аракчеев, министр полиции Балашов и госсекретарь Шишков, издал ряд распоряжений, определяющих порядок зачисления в ополчение, его формирование, обеспечение продовольствием и обмундированием. Петербургское ополчение в отличие от Московского делилось не на полки, а на дружины, в каждую из которых зачислялись ополченцы одного уезда. Дружина состояла из 4-сотен, а сотня из 200-ополченцев. Всего было сформировано 15-дружин. Петербургское ополчение было лучше вооружено и обучено, чем другие. Кутузов добился получения из арсенала 10-тысяч ружей.
                Вступая на пост главнокомандующего, Кутузов никакого плана дальнейших действий не получил. В этом отношении ему предоставлялась полная самостоятельность и свобода действий. В то - же время на него была возложена и вся ответственность за исход войны.
Поэтому, заняв пост главнокомандующего, и трезво оценивая обстановку, Кутузов пришёл к выводу, что наличных войск, действовавших против превосходящего противника, крайне недостаточно, нужны серьёзные подкрепления, зная, что Александр-1 объявил 4-августа новый 83-й рекрутский набор в период с 1-сентября по 1-ноября, по 2-человека со 100-душ. Предполагалось мобилизовать по этому набору 181585 человек, позднее это число определилось в 166563-человека.
10-августа Кутузов направил письмо Горчакову А. И.  о назначении его главнокомандующим армиями, действующими против Наполеона. Подобное письмо он также направил командующему 3-й Западной армии генералу от кавалерии Тормасову.
10-августа Кутузов направил предписание командующему 2-м резервным корпусом генерал-лейтенанту Эртелю о присылке сообщений о положении его корпуса.
Кутузов приказал генералу от инфантерии Милорадовичу, которому было поручено формирование особого корпуса из рекрутских батальонов и эскадронов в Калуге, двигаться с войсками к Дорогобужу для усиления 1-й и 2-й армий.
10-августа Кутузов направил письмо Горчакову о сдаче командования войсками в Санкт-Петербурге и Финляндии.
11-августа Кутузов направил письмо управляющему военным министерством генерал-лейтенанту Горчакову с просьбой представить сведения о новых формированиях, их вооружении и о количестве рекрут.
Горчаков ответил в тот же день, что « Исполняя требования Вашей светлости, …честь имею представить записки о войсках, формирующихся внутри империи, и о рекрутских депо, ныне существующих, причём долгом поставляю донести Вам милостивый государь, что подробнейшее по сим предметам сведение есть у г. военного министра, ибо многие по сей части распоряжения делаемы были прямо от него как по формированию полков,  так и в рассуждении рекрутских депо».
Таким образом, из этих записок было видно, что военное министерство пыталось в это время развернуть под Москвой второлинейную армию под командованием генерала  Милорадовича численностью 100-120-тысяч человек, которую называли «вторая стена».
 Поэтому 11-августа Кутузов писал Милорадовичу: « Вам известно, что 1-я и 2-я наши Западные армии находятся у Смоленска. Нынешний предмет состоит в преграде пути неприятельскому в Москву, к чему, вероятно, и все меры командующими нашими армиями предприняты. Но, звав Вас с войсками, Вашему высокопревосходительству вверенными, в расположении от Москвы до Калуги, поставлено в виду войскам, иметь вторичную стену противу сил неприятельских на Москву по дороге от Дорогобужа в той надежде, что Вы, расположа войска, Вам вверенные, сообразно сему предмету, противопоставите силам неприятельским их мужество и вашу твёрдость с тем, что найдёт враг наш другие преграды на дороге от Москвы, когда бы, пачечаяния, силы 1-й и 2-й Западных армий недостаточны были ему противостоять. Расположение ваше должно быть и в таком смысле, чтобы могли сии армии при надобности удобно опираться на Вас и Вами пользоваться».
В тот - же день Кутузов направил письмо графу Ростопчину:
« К Вашему сиятельству обращаюсь я с тем, чтобы по требованию генерала Милорадовича усилили его всеми теми войсками, которые уже до некоторой зрелости в формировании своём достигли, дабы тем главная армия нашла себе полный источник к усилению».
Сначала предполагалось, что корпус Милорадовича вместе с другими резервами войсками должен создать «вторичную стену» на пути движения неприятеля к Москве. Однако, эту идею осуществить не удалось. Военное ведомство не смогло быстро сформировать новые полки из наличных резервов. Корпус Милорадовича прибыл для соединения с Западными армиями 18-августа в Гжатск (16-тысяч человек пехоты и кавалерии). Эти войска были использованы для укомплектования полков действующей армии.
В целях усиления армии Кутузов приказал начальнику Московского ополчения генерал-лейтенанту Маркову направлять уже сформированные ополченские войска к Можайску. Их численность к Бородинскому сражению достигла 20-тысяч человек.
Кутузов на основе данных военного министерства приказал генералу Лобанову-Ростовскому, которому было поручено формирование резервных войск, направлять полки к Москве. Одновременно Кутузов направил предписание генерал-лейтенанту Клейнмихелю направить 12,13, 14-й полки немедленно для усиления действующей армии.
Усилив армию этими войсками, Кутузов полагал вполне возможным приостановить дальнейшее продвижение Наполеона вглубь страны, разгромить французскую армию ещё до подхода к Москве. Однако надежды Кутузова на пополнение армии резервами не оправдались. Обнаружилось, что военное министерство не располагало точными данными о состоянии вновь формируемых полков.
13-августа Кутузов направил письмо Барклаю де-Толли о полученном назначении на пост главнокомандующего армиями, действующими против Наполеона.
«Милостивый государь мой Михайло Богданович!
Влагаемые у сего высочайшие рескрипты: один на имя Вашего высокопревосходительства, другой же, который прошу тотчас доставить на имя его сиятельства князя Багратиона, - укажут Вам, милостивый государь мой, высочайшее назначение меня главнокомандующим всеми армиями. Поспешая туда прибыть, сие будет покорнейшею моею просьбою, выслать ко мне фельдъегеря в Торжок, через которого мог бы я получить сведение о том, где ныне армии находятся, и который указал бы мне тракт из Торжка к оным».
Русский генералитет встретил это назначение Кутузова по-разному. Барклай писал своей жене: «Счастливый ли это выбор, только богу известно. Что касается меня, то патриотизм исключает всякое чувство оскорбления».
Генерал Багратион ещё до войны писал о Кутузове военному министру, что «его высокопревосходительство имеет особенный талант драться неудачно». А назначение Кутузова главнокомандующим Багратион прокомментировал в письме Ростопчину: «Хорош сей гусь, который назван и князем и вождём! Если особенного он повеления не имеет, чтобы наступать, я вас уверяю, что тоже приведёт (Наполеона) к вам, как и Барклай. …Теперь пойдут у вождя нашего сплетни и интриги».
Неодобрительно судили в 1812 году о Кутузове такие герои войны, как Милорадович, считавший его «низким царедворцем». Дохтуров, относивший Кутузова к «малодушным людям». Раевский, по мнению которого и Кутузов, и Милорадович и Витгенштейн – «все эти господа – не  великие птицы».
                Для полного разгрома Наполеона требовались усилия всех русских армий. Кутузов пришёл к выводу о необходимости перенесения основных усилий Дунайской и 3-й Западной армий против главной группировки наполеоновских войск. Своё решение, Кутузов изложил в письмах командующим Дунайской и 3-й Западной армий.
14-августа по дороге в действующую армию, Кутузов направил письмо Чичагову, в котором сообщал: «Неприятель, соединивший почти все свои силы, находится уже между Смоленском и Москвой; наши две армии, 1-я и 2-я, по - последним известиям, около Дорогобужа. …Из сих обстоятельств Вы легко  усмотреть изволите, что невозможно ныне думать об каких-либо диверсиях, но всё это, что мы имеем, кроме 1-й и 2-й армии, должно бы действовать на правый фланг неприятеля, дабы тем единственно остановить его стремление. Чем долее будут переменяться обстоятельства в таком роде, как они были поныне, тем сближение Дунайской армии с главными силами делается нужнее».
Командующему 3-й Западной армии Тормасову Кутузов в тот - же день писал:
« Теперь не время думать об отдалённых экспедициях, а всё внимание останавливать быстрому ходу неприятельскому, а потому и армия, Вам вверенная, обязана действовать на правый фланг стремящегося неприятеля».
Основная стратегическая идея Кутузова, заключалась в том, чтобы усилив 1-ю и 2-ю Западные армии за счёт обещанных Военным министерством крупных резервных формирований, остановить дальнейшее продвижение наполеоновской армии. А затем совместно с войсками Дунайской и 3-й Западной армий, которые должны были выйти к этому времени на правый фланг и тыл противника, развернуть решительные наступательные действия и нанести неприятелю сокрушительное поражение.
                17-августа Кутузов прибыл в Гжатск, где встретил офицеров, направленных Барклаем для обозрения оборонительных позиций по Московской дороге.
- Не нужно нам позади армий никаких позиций, мы и без того слишком далеко отступили, - сказал  Кутузов и отправил офицеров обратно в армию.
17-августа Кутузов писал Ростопчину «… Надежды, которые Вы на меня полагаете, с помощью божию оправдать постараюсь, как всякий русской; за Вас же ручаюсь, что не откажите мне ни в чём том, что до пользы общей касаться и от Ваших сил зависеть будет.  Письмо Ваше прибыло со мною во Гжатск сейчас в одно время, и, не видавшись ещё с командующим доселе армиями господином военным министром и не будучи ещё достаточно известен о всех средствах, в них имеющихся, не могу ещё ничего сказать положительного о будущих предположениях насчёт действий армий. Не решён ещё вопрос, что важнее – потерять ли армию или потерять Москву. По моему мнению, с потерею Москвы соединена потеря России. Теперь я обращаю всё моё  внимание на приращение армии, и первым усилением для оной будут прибывать войска генерала Милорадовича, около 15-ти тысяч состоящие. За тем Ираклий Иванович Марков извещает меня, что уже 11-полков военного Московского ополчения выступили к разным пунктам. Для сего надёжного ещё оплота желательно бы было иметь ружья с принадлежностями, и я, усмотрев из ведомостей, Вашим сиятельством при отношении ко мне приложенных, что в Московском арсенале есть годных 11845 ружей и с лишком 2000-мушкетов и карабинов, да требующих некоторой починки ружей, мушкетов и штуцеров с лишком 18000, покорно просил бы Ваше сиятельство теми средствами, какие Вы заблагорассудите, приказать починкою исправить, а я  как о сих, и о первых узнаю от военного министра; буде не назначено им другое какое-либо употребление, может быть употреблю на ополчение и Ваше сиятельство не умедлю о том уведомить. Вызов восьмидесяти тысяч сверх ополчения вооружающихся добровольно сынов отечества есть черта, доказывающая дух россиянина и доверенность жителей московских к их начальнику, их оживляющего. Ваше сиятельство, без сомнения, оный поддержите так, чтобы армия в достоверность успехов своих могла при случае ими воспользоваться, и тогда попрошу я Ваше сиятельство направить их к Можайску.» 
18-августа Кутузов направил распоряжение генералу Багратиону об отправке 15-эскадронов 2-й армии в помощь арьергарду 1-й армии.
                19-авнуста Кутузов из деревни Старая направил донесение Александру-1:
«Всемилостивейший государь!
Прибыв18-го числа сего месяца к армиям, высочайше Вашим императорским величеством мне вверенным и приняв главное над оными начальство, счастье имею донести всеподданнейше о следующем.
По прибытии моём в город Гжатск нашёл я войска отступающими от Вязьмы и многие полки от частых сражений весьма в числе людей истощившимися, ибо токмо вчерашний день один прошёл без военных действий. Я принял намерение пополнить недостающее число сие приведёнными вчера генералом от инфантерии Милорадовичем и впредь прибыть имеющими войсками, пехоты 14587, конницы 1002 таким образом, чтобы они были распределены по полкам.
Не могу я также скрыть от Вас, всемилостивейший государь, что число мародёров весьма умножилось, так что вчера полковник и адъютант его императорского высочества Шульгин собрал их до 2000-человек; но противу сего зла приняты уже строжайшие меры.
Для ещё удобнейшего укомплектования велел я из Гжатска отступить на один марш и, смотря по обстоятельствам, и ещё на другой, дабы присоединить к армии на вышеупомянутом основании отправляемых из Москвы в довольном количестве ратников; к тому же местоположение при Гжатске нашёл я по обозрению моему для сражения весьма невыгодным.
Усилясь, таким образом, как чрез укомплектование потерпевших войск, так и чрез приобщение к армии некоторых полков, формированных князем Лобановым-Ростовским, и части Московской милиции, в состоянии буду для спасения Москвы отдаться на произвол сражения, которое однако же, предпринято будет со всеми осторожностями, которых важность обстоятельств требовать может.
Имеющуюся ныне с армию Смоленскую милицию и часть Московской, в готовность пришедшую употребить я намерен таким образом, что приобщу их к регулярным войскам, не с тем, чтобы ими оные комплектовать, но чтобы их употреблять можно там было иногда к составлению с пиками третьей шеренги или употреблять их за батальонами малыми резервами для отвода раненых или для сохранения ружей после убитых, для делания редутов и других полевых работ, наипаче замещать нужные места при обозах, дабы уже там ни одного солдата держать нужды не было...
От милиции имел я уже вчерашнего дня ту пользу, что помощию их поймано мародёров более 2000-человек.
В Московский межевой департамент отправил я инженерного чиновника для получения оттуда тех топографических карт, которые признаны нужными.
О неприятеле никаких сведений у нас нет, кроме того, что лёгкими войсками открывать можно или ведать от пленных, которых давно уже не было…».
19-августа Кутузов направил письмо генералу Горчакову об укомплектовании 1-й и 2-й Западных армий полками, сформированными Милорадовичем. «Сверх того, узнав от г. военного министра, что полки, вверенные формированию господина генерала от инфантерии князя Лобанова-Ростовского и генерал-лейтенанта Клейнмихеля, пришли уже в некоторую зрелость и вооружены, приказал я полки, находившиеся в Твери, Москве и Подоле, тотчас придвинуть к Можайску, а все прочие полки направить к Москве».
19-августа Кутузов направил письмо Барклаю - де-Толли с приказом о выступлении войск к Можайску.
19-августа Кутузов направил письмо Багратиону: «При настоящем соединении 1-й и 2-й армий я предположил составить общей арьергард армий под командование, впредь до повеления, генерал-лейтенанта Коновницина. …».
19-августа Кутузов направил письмо Салтыкову о прибытии в армию и о невозможности усилить корпус Витгенштейна за счёт 1-й м 2-й армий.
19-августа Кутузов направил письмо Кутузовой о моральном состоянии армии:
«Я, слава богу, здоров,  мой друг, и питаю много надежды. Дух в армии чрезвычайной, хороших генералов весьма много. Право недосуг, мой друг. Боже благослови детей.»
В этот же день Кутузов направляет письмо  и дочери Анне, которая была замужем за Н.Ф. Хитрово:
«…Это пишет Кудашёв, так как у меня немного болят глаза, и я хочу их поберечь. Какое несчастье мой друг, находиться столь близко от вас и не иметь возможности вас расцеловать, но обстоятельства очень трудные.
Я твёрдо верю, что я помощью бога, который никогда меня не оставлял, поправлю дела к чести России. Но я должен сказать откровенно, что ваше пребывание возле Тарусы мне совсем не нравится. Вы легко можете подвергнуться опасности, ибо, что может сделать женщина одна, да ещё с детьми; поэтому я хочу, чтобы вы уехали подальше от театра войны. Уезжай же, мой друг! Но я требую, чтобы всё сказанное мною было сохранено в глубочайшей тайне, ибо, если это получит огласку, вы мне сильно навредите. Если бы случилось так, что Николай не получил бы разрешения губернатора на выезд, то вы должны уехать одни. Тогда я сам улажу дело с губернатором, указав на то, что мужу надлежит сопровождать свою жену и детей. Но вы дети мои, уезжайте во что бы то ни стало. Я чувствую себя довольно сносно и полон надежды. Не удивляйтесь, что немного отступил без боя, это для  того, чтобы укрепиться как можно больше».
                20-августа Кутузов направил Тормасову о предполагаемом генеральном сражении и о роли 3-й Западной армии:
«…Таким образом, ожидать буду я неприятеля на генеральное сражение у Можайска. … В предмет действий Ваших не может более входить защищение и сохранение отдалённых наших польских провинций, но совокупные силы 3-й армии и Дунайской должны обратиться на отвлечение сил неприятельских, устремлённых против 1-й и 2-й армий…. А посему Вам, милостивый государь мой, собрав к себе все силы генерал-лейтенанта Эртеля при Мозыре и генерал-лейтенанта Сакена при Житомире идти с ними вместе с Вашею армиею действовать на правый фланг неприятеля».
20-августа Кутузов направляет письмо Ростопчину о перевозке из армии больных и раненых.  Так как тот сообщил ему, что приготовил в Москве помещение Екатерининского дворца для приёма 8000-больных и раненых. Куда и были вскоре из армии отправлены больные и раненые.
20-августа Кутузов направляет Чичагову поручения о плане дальнейших действий:
«…Я полагаю армию Вашу перешедшую уже Днестр, а потому всё то, что занимало попечение генерала Тормасова, может войти в предмет Ваш. Я, прибыв к армии, нашёл неприятеля в сердце древней России, так сказать над Москвою, и настоящий сей предмет есть спасение Москвы самой, а потому и не имею нужды изъяснять о том, что сохранение некоторых отдалённых польских провинций ни в какое сравнение с спасением древней столицы Москвы и самых внутренних губерний не входит..» 
                30-августа Кутузов, всё-время до этого говоривший о наступлении, неожиданно для всех отдал приказ по армии отступать. Дело в том, что когда Кутузов говорил о наступлении, он надеялся на прибытие резервов, о наличии, силе и готовности которых его уверяли в военном министерстве. Вместо ожидаемого прибытия в армию 60-тысячного корпуса Милорадовича, прибыло в Гжатск около 16-тысяч человек наспех собранных необученных солдат. Таким образом, от идеи использовать «вторичную стену» на пути противника к Москве, опираясь на которую Кутузов планировал развернуть наступательные действия, ему пришлось отказаться. Но Кутузов принял решение об отступлении не только потому, что не прибыли обещанные резервы, но и потому, что к тому времени реальное состояние русской армии значительно ухудшилось.
Александр-1 в своём ответном послании Кутузову даёт понять, что на большие резервы рассчитывать не стоит. «Касательно же упоминаемого вами распоряжения о присоединении от князя Лобанова-Ростовского новоформируемых полков, я нахожу оное к исполнению невозможным по неготовности ещё сих полков. Посему и нахожу необходимым, дабы Вы формируемых полков под ведением генерала князя Лобанова и генерал-лейтенанта Клейнмихеля в армию не требовали».
                Кутузов, явившись в Царёво - Займище, назначил Барклая командующим 1-й армии, а Багратиона командующим 2-й армии.
Ещё в Петербурге его племянник спросил Кутузова:
- Неужели вы дядюшка надеетесь разбить Наполеона?
- Разбить? Нет, не надеюсь разбить! А обмануть - надеюсь!
Совершенно очевидно, что Кутузов руководствовался не идеей «золотого моста», то есть изгнания Наполеона из России без излишнего кровопролития. Но сама стратегическая обстановка, которая сложилась с потерей Смоленска и подходом превосходящих французских войск к Москве, и прежде всего недостаток сил, и отсутствие крупных резервов, заставляли Кутузова отвести армию вглубь страны. Воспитанный Суворовым и Румянцевым, прежде всего в наступательном духе, Кутузов к отступлению мог прибегнуть только тогда, когда к этому его принуждали обстоятельства. И именно эти вышеперечисленные обстоятельства и заставили, вынудили Кутузова отдать приказ к отступлению. И разница в стратегии Кутузова и Барклая заключается не в том, что Кутузов ещё меньше, чем Барклай до него искал генерального сражения, а Барклай метался, был растерян, и говорил о переходе в наступление, но отступал.  План Кутузова после вступления в должность главнокомандующего заключалась в том, чтобы пополнив армию крупными резервами, которые якобы имелись по данным военного министерства, сосредоточив усилия всех русских армий против главной группировки наполеоновских войск, окружить и уничтожить французские войска. Но после того, как надежды Кутузова на крупные резервы рухнули, его стратегия заключалась в том, чтобы противопоставить стратегии Наполеона, который стремился добиться победы в генеральном сражении, целую систему отдельных сражений, манёвров в глубину, ослабляющих и изматывающих «великую армию», активную оборону с последующим переходом в контрнаступление, когда для этого будут созданы необходимые условия.
                Барклай-де Толли был естественно унижен и разочарован этим шагом императора, назначавшим Кутузова верховным главнокомандующим русских армий.
« Если бы я руководим, был слепым, безумным честолюбием, то, может быть Ваше императорское величество, изволили бы получить донесения о сражениях и, невзирая на то, неприятель находился бы под стенами Москвы, не встретя достаточных сил, которые бы в состоянии ему сопротивляться», - писал Барклай царю. Он оценивал свою отставку с поста верховного, как страшное оскорбление.
                Кутузов, прибыв в армию, немедленно приказал отступать  из Царёво - Займище на Гжатск, а затем и далее. В то - же время, делая, по мнению некоторых, противоречивые заявления, что его главный предмет спасение Москвы. Что потеря Москвы есть потеря России. И в то - же время: «Лучше потерять Москву, чем армию и Россию». Что Кутузов якобы путал и противоречил себе. Одни настаивали о якобы стихийном возникновении Бородинского сражения, что Наполеон, владея стратегической инициативой и стремясь к разгрому русской армии, заставил Кутузова пойти на это сражение, поставя его в безвыходное положение. Другие утверждали, что причиной Бородинского сражения явилась необходимость удовлетворить общественное мнение, и что Кутузов пошёл на это сражение вопреки военным соображениям, что Кутузов не дал бы Бородинского сражения, в котором, по-видимому, не ожидал одержать победу, если бы голоса двора, армии и всей России не принудили его к тому. Надо полагать, что он смотрел на это сражение как на неизбежное зло.
На самом деле Кутузов это сражение планировал заранее и предпринял по своей собственной инициативе. Основная цель состояла не только в том, чтобы обескровить противника, вывести из строя его лучшие силы и не допустить Наполеона к Москве.
О своём решении дать сражение наполеоновской армии Кутузов сообщает в Военное министерство, царю, Ростопчину и Милорадовичу.
                Кутузов по прибытию в армию стал оказывать поддержку и помощь в организации партизанского движения. По прибытии в армию он обратился 20-августа с возванием к смоленским жителям:
«Достойные смоленские жители, любезнейшие соотечественники!
…В самых лютейших бедствиях своих показываете вы непоколебимость правил. Вы исторгнуты из жилищ ваших, но верою и верностью твёрдые сердца ваши связаны с нами священными, крепчайшими узами единоверия, родства и единого времени. Враг мог разрушить стены ваши, обратить развалины и пепел имущество, наложить на вас тяжкие оковы, но не мог и не возможет победить и покорить сердец наших. Таковы россияне!»
Очень скоро были отмечены активные действия партизанских отрядов в Смоленской, Московской, Рязанской и Калужской губерниях.
                Кутузов приказал атаману Платову возвратиться в армию. Полковник Толь был также возвращён в армию на должность генерал - квартирмейстера 2-й армии. Когда русская армия двигалась от Гжатска к Можайску, к ней явилось подкрепление около 15-тысяч под начальством Милорадовича и 10-тысяч московской милиции под начальством графа Маркова. Получив это подкрепление, Кутузов окончательно решил остановиться и принять бой у Колоцкого монастыря.
21-августа Кутузов направил письма Ростопчину о выборе позиций для генерального сражения,  об обеспечении армии продовольствием и о пресечении провокационных слухов о состоянии русской армии:
«…С сокрушённым скорбным сердцем извещаюсь я, что увеличенные насчёт действий армии наших слухи,  рассеиваемые неблагонамеренными людьми, нарушают спокойствие жителей Москвы и доводят их до отчаяния. Я прошу покорнейше Ваше сиятельство успокоить и уверить их, что войска наши не достигли ещё того расслабления и истощения, в каком может быть стараются их представить».
                21-августа утром главные силы русской армии отошли от деревни Дурыкиной к Колоцкому монастырю, где Кутузов планировал дать сражение. В 5-часов утра он предписал Коновницыну «дабы с арьергардом держался долее», так как для устройства армии на позиции «нужно четыре часа времени». Коновницын сообщил Багратиону о предписаниях Кутузова и о своих распоряжениях.
В то - же время 21-августа Кутузов направил сообщение Витгенштейну об отправке ему подкрепления (8-батальонов из Твери), так как его корпус, оборонявший на Двине направление на Петербург, понёс в боях значительные потери.
21-августа Кутузов направил письмо Ростопчину с просьбой сообщить о возможности использования аэростата и о намерении дать сражение и защищать столицу:
«Государь император говорил мне об аэростате, который тайно готовится близ Москвы. Можно ли им будет воспользоваться, прошу мне сказать, и как его употребить удобнее. Надеюсь дать баталию в теперешней позиции, разве неприятель пойдёт меня обходить, тогда должен буду я отступить, чтобы ему ход к Москве воспрепятствовать и ежели буду побеждён, то пойду к Москве и там буду оборонять столицу». Имелся в виду управляемый аэростат Леппиха, который строился в большой тайне под личным наблюдением Ростопчина в деревне Воронцовке в 7-км от Москвы. Этот аэростат предполагалось использовать в боевых действиях против армии Наполеона. К Бородинскому сражению аэростат не был построен и после сражения был эвакуирован в город Ораниенбаум. Работы Леппиха не дали ожидаемых результатов и постройка аэростата была прекращена.
                Кутузов, прикрываясь отрядом Коновницина, подошёл к Колоцкому монастырю и тут начал укрепляться. Он поручил обследование позиции полковнику Толю. Позиция, выбранная по велению Кутузова полковником Толем для битвы, была вынужденной позицией по той простой причине, что Наполеон с главными силами уже не выпускал, в сущности, из своего кругозора арьергарда кутузовской армии. Некоторые участники событий утверждали, что эта позиция была совсем плоха, но пришлось её принять. Они явно сгущали краски. Но, несомненно, позиция у Колоцкого монастыря имела свои недостатки. Здесь был оставлен арьергард.  Начавшиеся упорные бои и обходной манёвр Наполеона силами 4-го и 5-го корпусов вынудили Кутузова оставить позицию у Колоцкого монастыря и отойти к Бородино, где была найдена более удобная позиция. В 12-ти верстах позади, была выбрана позиция у деревни Бородино. Другие утверждали, что Кутузов не сумел выбрать для Бородинского сражения подходящей позиции или вовсе не выбирал позиции, а просто прижатый Наполеоном остановился там, где смог, и наоборот, что Кутузов вообще не придавал значения выбору позиции для Бородинского сражения.
На самом деле эти утверждения не соответствуют действительности. Кутузов всегда, везде и при любых обстоятельствах, придавал самое большое значение выбору местности для предстоящего сражения, стараясь обеспечить своим войскам наиболее выгодные условия для боя. Кутузов заранее, заблаговременно направил офицеров соответствующих служб для выбора выгодной позиции. Кутузов лично осмотрел выбранные позиции и лично отдавал распоряжения по их укреплению. Её фланги не могли быть обойдены, так как они хорошо прикрывались справа рекой Москвой, а слева-лесом. Позиция возвышалась над местностью и давала хороший обзор и возможность обстрела для артиллерии. Реки и овраги, находившиеся с фронта, мешали французской армии свободно маневрировать. А равнинная местность позволяла использовать крупные соединения кавалерии и пехоты батальонными колоннами. В центре на высоте кургана возвели 18-орудийную батарею (Раевского).  У деревни Маслово, находились несколько редутов и люнетов (Масловские укрепления). На левом фланге у деревни Семеновское построили три флеши (Багратионовы). К западу от флешей, у деревни Шевардино, был сооружён редут, игравший роль передового опорного пункта.  Тыл позиции, особенно на левом фланге, прикрывался лесным массивом, что обеспечивало скрытное расположение войск и манёвр резервами.
                В то - же время другие утверждали, что напротив именно Наполеон был вынужден принять сражение на невыгодной для себя местности и применить фронтальный удар на узком участке фронта.
Но сам Наполеон считал позиции при Бородино выгодными и удобными для атаки и наступления. Неверно, что Наполеон вынужден был применить фронтальный удар на узком участке фронта. Местность, с учётом тех позиций, которые занимала русская армия, позволяла Наполеону, используя корпус Даву, нанести удар непосредственно во фланг русской армии и отбросить русские войска, и в последующем нанести удар главными силами. Он мог нанести главный удар по батарее Раевского с нанесением сковывающих вспомогательных ударов по правому и левому флангу русской армии. В данном случае и Кутузов и Наполеон абсолютно правы, когда утверждали, что бывает весьма редко, что позиции при Бородино являются выгодными и удобными, как для отражения атак, так и для наступления.
Кутузов, осматривая расположение войск, приказал отклонить левое крыло так, чтобы глубокая лощина пролегала перед его фронтом, приказав укрепить оконечность оного несколькими флешами. Таким образом, Шевардинский редут оказался совершенно бесполезен, и защищать, и удерживать его не было необходимости.
                Арьергард русской армии был атакован превосходящими силами противника. Его левое крыло, составленное из войск 2-й армии, отступила так стремительно и поспешно, не ставя в известность командование армии, что преследующие французские войска появились на высотах прежде, чем была переменена позиция по указанию Кутузова. Передвижение производилось на глазах неприятеля, что дало противнику повод к атаке. Бесполезный редут пришлось удерживать по необходимости, чтобы дать войскам время для занятия указанных позиций. Затем редут должен быть оставлен. Но командир 27-й дивизии генерал-майор Неверовский не решился оставить редут без дополнительного приказа, а его начальник генерал-лейтенант князь Горчаков не усмотрел пользы его оставить. Несколько французских конных атак было отбито защитниками редута. Подоспевшие две французские пехотные дивизии и три полка 3-й дивизии отбросили дивизию Неверовского, и пошли штурмом на Шевардинский редут. Русские защитники редута встретили французские войска штыковой контратакой. Они все были перебиты. Шевардино было поручено защищать князю Горчакову (11-тысяч человек). Наполеон направил на Шевардинский редут больше 35-тысяч отборных войск. Вечером и редут и деревня были взяты французами. Багратион послал Неверовскому (дивизия которого почти полностью погибла) подкрепление, и упорные бои вокруг Шевардина возобновились. Лишь потом Багратион получил от Кутузова приказ прекратить сопротивление и отойти от непосредственных окрестностей Шевардина к позиции левого фланга русской армии.
Наполеон пришёл к заключению, что подходящим пунктом для прорыва русской позиции является левый фланг русской армии.
Кстати, битва под Шевардиным была с точки зрения некоторых военных наблюдателей «ненужным и безуспешным сражением». Так отзывался об этом деле Роберт Вильсон, английский эмиссар с весьма неопределёнными функциями, который находился в штабе Кутузова, по согласованию с английским правительством.  Он направлял свои донесения в Петербург английскому послу лорду Каткэрту и императору Александру. Для русских войск сражение под Шевардиным, где французские войска появились неожиданно и внезапно, было вынужденным.  В то - же время бой за Шевардинский редут дал возможность русской армии выиграть некоторое время для завершения оборонительных работ, и что ещё более важно более точно определить направление главного удара французской армии. Что касается французских войск, то это сражение, безусловно, было ненужным и бесполезным.
                Для русского командования к тому времени стало ясно, что главный удар французская армия нанесёт по левому крылу русской позиции. Начальник главного штаба генерал Беннигсен предложил с правого фланга заблаговременно передвинуть поближе к центру два пехотных корпуса и несколько егерских полков, чтобы они могли быстро прийти на помощь 2-й армии. Но Кутузов отклонил это предложение.
На следующий день рано утром, Кутузов, осматривая армию, приказал, не изменяя положение 1-й армии, левое крыло довольно далеко отклонить назад, во - избежание внезапных атак и предоставлении возможности противнику обойти русские войска.
А Наполеон приказал на левом крыле французской армии, где находилась итальянская армия в оборонительном положении, воздвигнуть окопы и батареи против довольно открытой местности, удобной для наступательных действий русской конницы.
                22-августа Кутузов направил донесение Александру-1 о состоянии армии и выборе позиции при Бородине:
«Всемилостивый государь!
Прибыв в армию,  нашёл я оную в полном отступлении, и после кровопролитных дел в Смоленске бывших, полки весьма некомплектными. Дабы приближаться к пособиям, принужден я был  отступить далее, дабы встречающими меня войсками, которым я дал предварительно направление к Можайску, усилиться. По сей день вступили уже полки кавалерийские и пехотные до 17-тысяч из войск, формируемых генералом от инфантерии Милорадовичем. Правда, что приведены они уже ко мне были полками одетыми и вооружёнными, не, состоя вообще все из рекрут, в большом недостатке штаб, обер и унтер-офицеров, было бы сие войско весьма ненадёжно. И для того предпочёл я, отправя обратно штаб, обер и унтер-офицеров, барабанщиков и прочее, назад в Калугу к полному формированию, всех рядовых обратить к укомплектованию старых полков, потерпевших в сражениях. Завтрашнего числа получу тысяч до 15-ти из Можайска Московского ополчения.
Позиция, в которой я остановился при Бородине в 12-ти верстах вперёд Можайска, одна из наилучших. …Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюсь я исправить искусством. Желательно, чтобы неприятель атаковал нас в сей позиции, тогда я имею большую надежду к победе. …
Касательно неприятеля, приметно уже несколько дней, что он стал чрезвычайно осторожен, и когда трогается вперёд, то сие так сказать ощупью. Вчерашнего дня посланной от меня полковник князь Кудашёв заставил с 200 казаков всю конницу Давустова корпуса и короля неаполитанского несколько часов сидеть на лошадях неподвижно. Вчера неприятель ни шагу вперёд движения не сделал. Сегодня казачьи наши форпосты от меня в 30-верстах, и боковые дороги наблюдаются весьма рачительно. 
Продовольствие, хотя мы ни одного дня без хлеба не были, но не в такой деятельности, как бы я желал, что меня беспокоит весьма.
Неизбежно, что от имеющих впредь быть сражений   и самой осенней погоды последует убыль. Нужно содержать армию всегда в довольном комплекте, и для того должно Военное министерство, не теряя времени, обращать рекрут из депотов второй линии как можно поспешнее к Москве. Между тем приказал я некоторым полкам, формированным князем Лобановым, подойти ко мне, и ежели найду их ненадёжными действовать самим собою, то выну из них рядовых для укомплектования старых полков и обращу основание их к новому формированию».
                Р. S. Арьергардом командует ныне генерал-лейтенант Коновницын. Важных дел в сём корпусе ещё не происходило, но неприятель удерживается в большем к нам почтении. Вчера пленных взято несколько офицеров и шестьдесят рядовых. По именам корпусов, которым сии пленные принадлежат, несумненно, что неприятель концентрирован. К нему пребывают последственно пятые батальоны французских полков. Эти войска последние, которых ожидали и сие называют французы «Arriere Bon» (ополчение)….»
23-августа Кутузов направил письмо Салтыкову о направлении резервов к Москве.

                24-августа французская армия напала на арьергард русской армии.  В этот день Кутузов направил письмо Ростопчину о необходимости возвращения в армию врачей и найме транспорта для подвижного магазина. А также письмо о наступлении противника на арьергард русской армии.
24-августа Кутузов направил сообщение Витгенштейну о временной задержке у Твери отряда полковника А. С. :Жемчужникова и предписание полковнику Жемчужникову  о расположении его отряда в районе Твери и наблюдении за противником на дорогах к Старице и Волоколамску.
25-августа Кутузов направил донесение Александру-1:
«Всемилостивый государь!
За последним всеподданнейшим донесением, которое я имел счастье повергнуть Вашему императорскому величеству о том, что армия ввёл я в позицию при Бородине в ожидании сил неприятельских на себя. 24-го числа с отступлением арьергарда к кор-де-баталь неприятель предпринял направление в важных силах на левый наш фланг, находящийся под командою князя Багратиона. Видев стремление неприятеля главнейшими силами на сей пункт, дабы сделать таковой надёжнее, признал я за нужным загнуть оной к прежде сего укреплённым возвышениям. С 2-х часов пополудни и даже в ночи сражение происходило жаркое весьма, и войска Вашего императорского величества в сей день оказали ту твёрдость, какую заметил я с самого приезда моего к армиям. 2-я же кирасирская дивизия, должна, будучи даже в темноте сделать последнюю из своих атак, особенно отличилась, и вообще все войска не только не уступили ни одного шага неприятелю, но везде поражали его с уроном с его стороны. При сём взяты пленных и 8 пушек, из коих 3 совершенно подбитые,  оставлены на месте.
Многие при сём деле заслуживают внимание Вашего императорского величества; о всех таковых списки буду иметь счастье повергнуть вслед за сим. Теперь же, ограничиваясь кратким извещением Вашего величества, подношу при том и сколок карандашом с позиции, войсками ныне занимаемой».
25-августа Кутузов писал своей жене:
«Я, слава богу, здоров мой друг. Три дня уже стоим в виду с Наполеоном, да так в виду, что и самого его в сером сюртуке видели.
Его узнать нельзя, как осторожен, теперь закапывается по уши.  Вчерась, на моём левом фланге было дело адское: мы несколько раз прогоняли и удержали место, кончилось уже в тёмную ночь. Наши делали чудеса, особливо кирасиры, и взяли французских пять пушек».
                6-2. Надежда Андреевна Дурова родилась 28-сентября 1783 года. Её отец Андрей Васильевич Дуров был потомственным дворянином Вятской губернии, и служил в Полтавском легкоконном полку ротмистром. Мать Анастасия Ивановна Александрович была дочерью богатых помещиков. Она мечтала о рождении сына и была очень разочарована рождением дочери, и так и не смогла полюбить её. В условиях полка нянькой девочки стал денщик отца Астахов, который ходил с Надей в эскадронную конюшню,  сажал на лошадь, рано научил ездить верхом. Игрушками маленькой Нади были пистолеты и сабли. Девочка засыпала и просыпалась под звуки полкового оркестра. С детства она знала все командные слова. Постоянно крутилась среди гусар, бегала и скакала по горнице, и кричала во весь голос: «Эскадрон! Направо заезжай! С места, марш-марш». Тётки хохотали, а мать проявляла недовольство и всегда наказывала за это.  Отец вышел в отставку в 1788 году в чине секунд-майора. В 1789 году он получил назначение городничем в Сарапул – город Вятской губернии. Здесь Дуровы поселились в дворянском имении. Но военное воспитание дало свои результаты. Надя очень полюбила лошадей, много времени проводила на конюшне, лазила по деревьям, хорошо стреляла из лука. Мать всё - время жаловалась отцу на это гусарское воспитание. Отец отвечал, что она ещё дитя, что с летами дочь получит другие наклонности. Она не смирилась с этим и сама занялась перевоспитанием дочери: усадила её за рукоделие, стала учить  шить, вязать, и вышивать. Но девочка, казалось, не имела никаких способностей к женским занятиям.  Отношения Нади с матерью были сложными.  Мать часто в присутствии дочери жаловалась на тяготы женской доли, рисовала участь женщин в основном в самом безрадостном виде, говорила о несовершенстве и слабостях женщин. По её мнению, женщина должна была родиться, жить и умереть в рабстве, что вечная неволя, тягостная зависимость и всякого рода угнетения есть её доля от колыбели до могилы, что женщина самое несчастное, самое ничтожное и самое презренное существо на свете.
                К 14-годам лицо Нади было испорчено оспою, черты были неправильны, а постоянное угнетение свободы и строгость обращения матери, а иногда и жестокость напечатали на нём выражение страха и печали. Уже тогда Надя приняла твёрдое решение свергнуть это тягостное иго матери. Она решила выучиться ездить верхом и стрелять из ружья. Несмотря на запрет матери, Надя тайком по ночам продолжала развивать свои навыки верховой езды. Она решила, хотя бы это стоило её жизни, отделаться от пола, находящегося, как она тогда думала, под проклятием божием. А её отец в это время часто говорил: « Если бы вместо Надежды был бы у меня сын, я не думал бы что будет со мной под старость, он был мне опорою при вечере дней моих». И дочь едва не плакала при этих словах отца, которого чрезвычайно любила. Отец, по мере её взросления, стал уделять больше внимания её образованию, обучил грамоте, привил любовь к литературе, а также французскому языку. Два противоположных чувства: любовь к отцу и отвращение к своему полу, волновали юную душу с одинаковой силой. И Надя с твёрдостью и постоянством, мало свойственным этому возрасту, занялась обдумыванием плана выйти из сферы, предназначенной ей природой и обычаями женскому роду.
                В возрасте 14-лет Надю отправили на лето в деревню Абдулово Павловского района Нижне-Новгородской губернии к бабке и дяде, супруга которого умерла в 1798 году, и у него не было своих детей, где её не стесняли ни в чём. А вскоре Надю отправили в Полтавскую губернию в имение «Великая Круча», где бабушка и тётки сделали всё, чтобы придать её женственность, благородные черты характера. Надю возили на балы, которые устраивались в домах богатых помещиков. По воскресным дням все вместе посещали службу в церкви.  Там она познакомилась с молодым человеком, сыном помещицы Кирияковым, который был очень недурён собой, имел прекрасные чёрные глаза, волосы и брови, и юношескую свежесть лица. Молодому человеку очень понравилась Надя, который хотел просить её руки. Но его матушка узнав, что у неё нет никакого приданого, запретила сыну даже думать об этом. Постепенно Надежда несколько смирилась с женской своей судьбой и приняла вид, приличествующий молодой девице. Через некоторое время Надю вернули к родителям в Сарапул по их требованию. И вновь старые планы избавиться от своей женской доли возродились в её душе. В это время она увлеклась историческими романами, совершенно игнорируя любовные романы, которыми были просто поглощены все девушки. Особенно её увлекала история войн и военного искусства во - времена Петра Великого и Екатерины Великой. И именно в исторической литературе она стала искать примеры того, как женщина по рождению и своей природе становится воительницей, действующей наравне с мужчинами. Её героями стала Жана де Арк, и древние амазонки, в то-же время совершенно не отказываясь и от предназначенной природой женской судьбы. Надеясь, что любовь от неё не уйдёт, что и тогда ей удастся встретить любимого и достойного человека.
                В 1801 году в возрасте 18-лет Надю выдали замуж за заседателя земского суда, чиновника 14-класса Василия Чернова. Надя вышла замуж только из желания избавиться от опеки матери, надеясь полюбить своего мужа. Но этого не произошло. В 1803 году у них родился сын Иван. Однако, семейная жизнь не сложилась. Надежда возвратилась с сыном в родительский дом. Мать требовала, чтобы она вернулась к мужу, но Надя выбрала другой путь, она окончательно решила стать войном. Отец купил черкесского жеребца Алкида, почти неукротимого, и Надежда решила приручить его к себе, давала ему хлеб, сахар, овёс и постепенно достигла того, что он стал ходить за ней, как кроткая овечка.
                Воспользовавшись тем, что через город проходил казачий полк, Дурова бежала из дома, переодевшись в казачий кафтан, и догнала полк казаков, который находился недалеко от города в селении на дневке. Полковник и его офицеры уже проснулись, и собрались завтракать, когда в полковничью квартиру явилась Надежда. Они о чём-то шумно разговаривали, но увидев её вдруг замолчали. Полковник с удивлённым видом подошёл к ней:
- Который ты сотни? - спросил он.
Надежда ответила, что она не казак, что имеет честь быть причисленным к полку хотя бы только на время, пока полк дойдёт до регулярных войск. Что является дворянином, который оставил дом отцовский и идёт на военную службу без ведома и воли родителей. Что не может быть счастлив ни в каком другом звании, кроме военного. Полковник посоветовался с седым есаулом и разрешил Дуровой двигаться с полком. В Гродно  Надя попросилась принять её в конно-польский уланский полк под именем Александра Соколова товарищем, рядовым дворянского звания, где к ней был прикреплён один из уланов, который должен был обучить её всему: маршировать, рубиться, стрелять, владеть пикою, седлать, рассёдлывать, вьючить и чистить лошадь, а когда она несколько научилась этому, тогда обмундировать и употреблять на службу. Опытный улан, неизменно хвалил её всегдашнюю готовность заниматься эволюциями, хотя бы с утра до вечера. Особенно тяжело было при обращении с тяжёлой пикою и саблей, ей всегда казалось, что она может порезаться ею. Вскоре Дурова была назначена в первый взвод, под команду поручика Бошнякова. Она не могла не обратить внимания, на то, какой голодной стороной предстала перед ними Литва, где жители бедны, бледны и запуганы, и многие в полку смотрели на них с сожалением. Наде выдали мундир, саблю, и пику, такую тяжёлую, что она ей показалась бревном, дали шерстяные эполеты, каску с султаном, белую перевязь с подсумком, наполненным патронами. Всё это было очень чисто,  красиво и очень тяжело. Очень трудно было также привыкнуть к огромным казённым сапогам, со шпорами.
                24-мая 1807 года Дурова в первый раз вступила в сражение под Гутштадтом. Полк несколько раз ходил в атаку поэскадронно, но Надежда каждый раз ходила в атаку с другим эскадроном, думая, что так и нужно, пока вахмистр чужого эскадрона не накричал на неё: «Да провались ты отсюда, зачем ты здесь скачешь». Вернувшись к своему эскадрону, она не стала в строй, а стала рассматривать любопытную картину битвы, она увидела несколько человек неприятельских драгун, которые окружив одного русского офицера, сбили его выстрелом из пистолета с лошади. Он упал, и они хотели зарубить его лежащего. В эту минуту Дурова понеслась на них, держа пику наперевес. И эта её смелость видимо так испугала их, потому что они оставили этого офицера и рассыпались врознь. Надя прискакала к раненому и остановилась над ним, он лежал с закрытыми глазами, не подавая признаков жизни. Наконец он очнулся, но влезть на лошадь был не в силах. К счастью в это время подъехал солдат его полка и посадил раненого на лошадь, которую Дурова ему уступила. Спасённым оказался поручик Панин Финляндского драгунского полка. Оставшись без лошади, Дурова пешком пошла к своему полку, но тут встретила поручика Подвышанского на её Алкиде, который сказал, что его лошадь убили, и чтобы Алкид оставался с ним на сегодня. Позднее лошадь была возвращена Дуровой. А в сражении у Гельзберга французы дрались с остервенением. Но её полк в этом сражении почти не принимал участие. Он прикрывал артиллерию, и стоял на своём месте неподвижно. Одна из неприятельских гранат упала прямо под брюхо её лошади и тотчас лопнула. Осколки со свистом полетели во все стороны. Оглушённая и осыпанная землёй, Надя едва усидела на своём Алкиде, который дал такого скачка в сторону, что она подумала, что в него вселился дьявол. Но ни один осколок не задел ни её, ни её лошадь. Пошёл сильный дождь, на ней уже ничего не было сухого, когда, наконец, полку было приказано отодвинуться назад, так как на это место вставал другой кавалерийский полк.
                В июне 1807 года в ходе русско-прусско-французской войны в районе города Фридланда (ныне Правдинск Калининградской области) состоялось сражение между русской и французской армиями. Русская армия (около 60-тысяч человек) под командованием генерала Беннигсена занимала позицию на плацдарме на западном берегу реки Алле (Лова) северо-западнее и западнее Фридланда, которая оказалась невыгодной для русской армии: в центре глубокий овраг и озеро, а в тылу река Алле. На рассвете русские войска атаковали передовые части французской армии около 12-тысяч и потеснили их. Но из-за нерешительности Беннигсена была упущена возможность нанести удар превосходящими силами до подхода основных сил противника (около 70-тысяч). Наполеон планировал нанести удар по левому флангу русской армии (войска генерала Багратиона), отрезать их от переправ и уничтожить. До вечера войска генерала Багратиона сдерживали атаки французов (Нея, Виктора и старой гвардии), но затем по приказу Беннигсена они стали отходить к Фридланду. Французская батарея (36-орудий), выдвинутая вперёд стала расстреливать их колонны. По подожжённым мостам войска Багратиона с потерями отошли на правый берег реки Алле и отступили к реке Претель. За ними по разведанным бродам прорвались войска правого крыла генерала Горчакова. В этом сражении русские войска потерпели поражение вследствие неумелого руководства главнокомандующего генерала Беннигсена. Им была упущена возможность разгрома противника по частям,  а позиция для сражения была выбрана неудачно, плохо была организована разведка, а управление отличалось крайней нерешительностью. Позднее было заключено перемирие, а затем и Тильзитский мир. В этом сражении полк, в котором находилась Дурова, потерял более половины своего личного состава.
                К Фридланду полк шёл под проливным дождём, без привалов, в составе войск генерала Багратиона. В ходе самого сражения полк несколько раз ходил в атаку, несколько раз прогонял неприятеля и в свою очередь не один раз был прогнан. Их постоянно осыпали картечью и ядрами. После нескольких часов жаркого сражения остатку полка было велено отступать. Но Дурова поехала смотреть, как действует артиллерия. Там она увидела раненого улана, который бесцельно перемещался по полю боя. Надя помогла ему сесть на его лошадь и отвела на последнюю линию армии.
Обстановка к тому времени стала близкой к панической: жители города бежали, а полки русской армии отступали, было множество дезертиров, убежавших с поля боя, которые кричали: «Всё погибло! Нас разбили на голову, неприятель на плечах у нас! Бегите! Спасайтесь!»  Увидев драгун, которые целыми взводами на рысях неслись через город, Дурова от всей души пожалела, что увлеклась наблюдением за стрельбой из пушек, и что злой рок послал её раненого улана. Когда Наде всё - же удалось найти свой полк, генерал Каховский сделал ей ряд замечаний, что храбрость её сумасбродная, что она бросается в пыл битвы, когда не должно, что ходит в атаку с чужими эскадронами, среди сражения спасая встречного и поперечного, отдаёт лошадь свою, кому вздумается попросить, а сам остаётся пешком, что он выведен из терпения её шалостями и приказывает выехать в Вагенбург в тыл для того, чтобы сохранить для отечества храброго офицера на будущее время: «…через несколько лет вы с большей пользой можете употребить ту смелость, которая будет стоить вам жизни, не принося никакой выгоды».
                Дурова соединилась с полком уже у Тильзита, куда подходили все русские войска. Пошли разговоры о том, что кампании конец, что отсюда войска вернутся в Россию. Войска выстроились для торжественной встречи государя. Раздались команды, полки выровнялись, заиграли трубы, были преклонены пики навстречу, несущемуся к войскам на прекрасной лошади в сопровождении свиты, обожаемого многими русского царя.  В своих воспоминаниях Надежда отметит, что «…государь наш красавец, в цвете лет, кротость и милосердие изображается в больших его голубых глазах, величие души в благородных чертах и необыкновенная приятность на румяных устах его. Государь проехал шагом мимо всего фронта нашего, он смотрел на солдат с состраданием и задумчивостью».
За смелость и героизм Дурова была представлена к награде и произведена в унтер-офицеры. Вскоре русские войска вернулись на свою землю в Польшу. Но случилось несчастье с Алкидом, неожиданно вырвавшись и вырвав повод из её рук, он прыгнул через плетень, в котором были заострённые колья. Один из кольев вонзился ему в бок и переломился. Смерть была неизбежна. Каждый день Надя ходила плакать на могилу своего любимого коня.

                Неожиданно генерал Каховский приказал Дуровой отправляться в Витебск, к главнокомандующему русской армии, к тому времени генералу Буксгевдену с его адъютантом графом фон Нейдгардтом. Главнокомандующий встретил её с ласковой улыбкой, и прежде всего, спросил:
- Для чего вас арестовали, где ваша сабля?
Надя ответила, что всё её вооружение взяли в эскадроне.
- Я прикажу, чтобы всё это вам отдали, солдата не должно никуда отправлять без оружия.
После этого он спросил, сколько ей лет, и заметил:
- Я много слышал о вашей храбрости и мне очень приятно, что все ваши начальники отозвались о вас самым лучшим образом. Вы не испугаетесь того, что скажу вам, я должен отослать вас к государю. Он желает видеть вас. Но повторяю, не пугайтесь этого, государь наш исполнен милости и великодушия, вы узнаете это на опыте.
Но Надежда по- настоящему испугалась.
- Государь отошлёт меня домой, ваше сиятельство, и я умру от печали.
Она это сказала с таким глубоким чувством горести, что главнокомандующий был примерно тронут:
- Не опасайтесь этого, в награду вашей неустрашимости и отличного поведения государь не откажет вам ни в чём, а как мне велено сделать о вас выправки, то я с полученными мною отзывам вашего шефа, эскадронного командира, взводного начальника и ротмистра Казимирского приложу ему и своё донесение, поверьте мне, что у вас не отнимут мундира, которому вы сделали столько чести.
Сказав это генерал вежливо поклонился, что было знаком, чтобы Дурова ушла. Ей было приказано выехать в Петербург с флигель-адъютантом государя Зассом.
                31-декабря 1807 года состоялась первая встреча Дуровой с императором. Как только она оказалась к его кабинете, государь подошёл к ней, взял её за руку, и приблизясь с ней к столу, оперся одной рукой на него, а другою, продолжая держать её за руку, стал спрашивать вполголоса, и с таким выражением милости, что вся её робость исчезла, и надежда вновь ожила в её душе.
- Я слышал, - сказал император,- что вы не мужчина, правда ли это?
Надежда не сразу собралась с духом сказать:
- Да ваше величество, это правда.
С минуту она стояла, потупив глаза, и молчала, сердце её сильно билось, а рука дрожала в руке императора. Государь ждал. И тут она увидела, что он краснеет, и вмиг покраснела и сама. Она вновь опустила глаза и не поднимала их уже до той минуты, в которой невольное движение печали повергло её к ногам царя. Расcпросив подробно обо всём, что было причиной вступления её на военную службу, государь много хвалил её неустрашимость. Он говорил о том, что это первый пример в России, что все её начальники о ней отозвались с великими похвалами, называя её храбрость беспримерною, что ему очень приятно этому верить, и что он желает сообразно этому наградить её и возвратить с честию в дом отцовский, дав …
Государь не имел времени кончить при словах «возвратить в дом», Надежда вскрикнула от ужаса и в эту минуту упала к ногам государя:
- Не отсылайте меня домой, ваше величество, - говорила она с голосом отчаяния. – Я умру там, непременно умру. Не заставляйте меня сожалеть о том, что не нашлось ни одной пули для меня в эту кампанию, не отнимайте у меня жизни государь. Я добровольно хотела ею пожертвовать для вас.
Говоря это, она обнимала колени государевы, и плакала.
Император был тронут, он поднял её с колен и спросил слегка изменившимся голосом:
- Что же вы хотите? Быть войном, носить мундир, оружие?
- Это единственная награда, которую вы можете дать мне государь, другой для меня нет, - заявила Дурова, - я родилась в лагере, трубный звук был колыбельной песней для меня. Со дня рождения люблю я военное звание, с десяти лет я обдумывала средства вступить в него, в 16-достигла своей цели, одна без всякой помощи. На славном пути своём поддерживалась одним только своим мужеством, не имея ни от кого, ни протекции, ни пособия. Все согласно признали, что я достойно носила оружие. А теперь, ваше величество, вы хотите отослать меня домой. Если бы я предвидела такой конец, то ничего не помешало бы мне найти славную смерть в рядах войнов наших.
Надежда говорила это, сложа руки, как перед образом, смотря на государя глазами полными слёз. Император слушал её и тщетно старался скрыть, сколь он был растроган, когда Дурова перестала говорить, он минуты две оставался в нерешительности, наконец, лицо его осветилось.
- Если вы полагаете, - сказал государь, - что одно только позволение носить мундир и оружие может быть наградою, то вы будете иметь её.
При этих словах Надежда затрепетала от радости. Государь продолжил:
- И будете называться по моему имени – Александровым. Не сомневаюсь, что вы сделаетесь достойною этой чести отличностью вашего поведения и поступков, но не забывайте ни на минуту, что имя это всегда должно быть беспорочно, и что я не прощу вам никогда и тени пятна на нём. Теперь скажите мне, в какой полк хотите вы быть помещены? Я произведу вас в офицеры.
- В этом случае, позвольте мне, ваше величество, отдаться в вашу волю, - сказала Надя.
- Мариупольский гусарский полк один из храбрейших, и корпус офицеров из лучших фамилий, - сказал государь, - я прикажу поместить вас туда. Завтра получите вы от Ливена, сколько вам надобно будет на дорогу и обмундировку. Когда всё уже готово будет к вашему отправлению в полк, я ещё увижу вас.
Сказавши это, государь поклонился Дуровой, и она тотчас подошла к двери, но, не умея отворить, вертела во все стороны бронзовую ручку, за которую держала. Государь, видя это, что она не выйдет без его помощи, подошёл, отпёр дверь, и смотрел ей вслед до другой двери, с которой она уже справилась сама. И тут же оказалась окружённой пажами, которые наперебой спрашивали у неё: «Что говорил вам государь? Произвёл он вас в офицеры?» Надежда не знала, что им отвечать, но тут подошёл флигель-адъютант Засс и с ним ещё один флигель-адъютант и толпа пажей почтительно отступила.
                После обеда у родственницы флигель-адъютанта генеральши Засс, Надя со-своими новыми знакомыми поехали в Эрмитаж. Страстно любившая живопись Дурова увлеклась картинами, а генеральша говорила, что если она будет смотреть одни только картины, то не кончит и в месяц. Предложив осмотреть коллекцию драгоценных камней, но упрямая Надежда была другого мнения. Вечером они поехали в театр, но спектакль не оправдал её надежд, скучнее этого вечера она ещё никогда не проводила.  Пьеса и актриса нагнали немалую тоску. А по окончании спектакля, когда Надя уже села в карету, генеральша спросила, как показалось её представление? Она ответила откровенно, что пьеса показалась её составленной из нелепостей, а главная актриса была не похожа на лицо, которое представляла. Генеральше эти её откровения явно не понравились, она сухо ответила, что петербургские актрисы считаются лучшими из всех.
                Вскоре Дурову вновь пригласили к государю. Первыми словами, которыми он встретил её, были:
- Мне сказывали, что вы спасли офицера. Неужели вы отбили его у неприятеля? Расскажите мне это обстоятельство.
Надежда рассказала подробно и назвала спасённого офицера, государь заметил, что это известная фамилия, и что «неустрашимость её в этом одном случае более сделала ей чести, нежели в продолжение всей кампании, потому что имела основанием лучшую из добродетелей – сострадание».
- Хотя поступок ваш служит сам себе наградою, однако же справедливость требует, что бы получили ту, которая вам следует по статусу: за спасение жизни офицера даётся Георгиевский крест.
С этими словами государь взял со стола крест и своими руками вдел в петлицу её мундира. Надежда вспыхнула от радости и в замешательстве ухватила обе руки государя, чтобы поцеловать их, но он не допустил.
- Надеюсь, - сказал государь, - что крест этот будет вам напоминать меня в важнейших случаях жизни вашей.
                На квартиру генеральши Засс приехал дядя, который сообщил  Надежде о смерти матери и рассказал о том, каким  образом вся эта история дошла до государя. Дело в том, что для продвижения по службе Дуровой нужны были документы, подтверждающие её дворянское происхождение. Она написала отцу письмо, который послал его дяде в Петербург, чтобы узнать, жива ли дочь. Дядя показал его одному из знакомых ему генералов, и таким образом оно дошло до государя. Дуровой выдали подорожную, предписание в полк и две тысячи рублей на гусарский мундир и покупку лошади. Император приказал писать обо всём, в чём она будет иметь надобность, через графа Ливена. Очень скоро Надежда написала графу с просьбой пожаловать 500-рублей на покупку трёх лошадей. Через два месяца она получила их уже от графа Аракчеева, который заступил на место Ливена, и выплатила образовавшийся долг.

                Мариупольскому гусарскому полку велено было собраться близ Луцка. Здесь его будет смотреть корпусной командир генерал Дохтуров, но прежде нужно было выдержать экзамен перед дивизионным начальником графом Суворовым. Полк выступил в белых мундирах, блистающих золотом и с развивающими перьями на киверах. Во - время манёвров лощадь Дуровой заупрямилась, крутила головой и становилась на дыбы. Граф Суворов только сказал усмехаясь: « Молодой офицер не хочет с нами учиться». В результате батальонный командир дал ей свою лошадь. Но во - время учения, когда весь полк пошёл в атаку, Надежда упала с лошади. При команде: «С места! Марш- марш!», лошадь, молодой, игривый жеребец, поднялась на дыбы, прыгнула вперёд, от сильного движения ножны её сабли оторвались от переднего ремня, и попали между задних ног лошади, которая на всём скаку стала ими бить и с третьего подкида перебросила её через голову на землю. Она упала и потеряла сознание. Полк остановился в один миг. Её подняли, расстегнули доломан, но к счастью Надежда тут - же пришла в сознание. Начальник штаба после учений сделал выговор и приказал отправиться в запасной эскадрон и учиться ездить верхом. Вскоре в полк приехал новый шеф Меллер-Закомельский, который объявил, что Дурову уволили в отпуск на два месяца.
                В 1810 году вернувшись из отпуска в полк, Дурова узнала, что получено повеление, прислать одного офицера, унтер-офицера и рядового к командующему резервной армии  генералу Милорадовичу в ординарцы.  Её эскадронному командиру пришла фантазия послать в ординарцы самых молодых и по этому распоряжению жребий пал на неё. Приехав в Киев, назначенные в ординарцы гусары направились прямо к начальнику штаба резервной армии генералу Ермолову. В своих воспоминаниях Дурова потом напишет, что «приём генерала был весьма ласков и вежлив. Обращение Ермолова вообще имеет какую-то обворожительную простоту и вместе с тем обязательность. С каждым он говорит, как с равным себе и не старается упростить свой разговор, чтобы быть понятным каждому». Адъютанту Милорадовича пришла в голову сумасбродная идея провести некий смотр ординарцев так ли они одеты, но Дурова отказалась в этом участвовать. Может ли пехотный офицер знать в тонкости все принадлежности гусарского мундира, лучше, чем сами гусары. Адъютант пожаловался Ермолову, но тот, узнав причину, сказал ему, что «по приказу командующего вам следует сладить это как-нибудь». Адъютант оставил свои претензии. Скоро Дурова в составе ординарцев участвовала в объезде командующим резервной армии всех ближайших крепостей, что составило вёрст двадцать. Два месяца дежурства в звании ординарца командующего быстро прошли. Пока полк направлялся в Слоним, Дурову отпустили на 28-дней в Петербург. Там она узнала, что вместо графа Аракчеева военным министром был назначен генерал Барклай-де-Толли. О нём говорили, что он человек суровый. И Аракчеев был суров, но имел два неоценимых качества – искреннюю привязанность к государю и слепое повиновение его воле. В Петербурге, с кем бы она не общалась, каждый день она слышала, с каким чувством любви говорят об императоре Александре. Она видела слезы умиления в глазах тех, кто рассказывал какое-нибудь из его действий, и все они исполнены милости, и все они имеют целью счастие людей. Военный министр генерал Барклай-де-Толли вызвал её к себе и вручил 500-рублей. С весьма вежливым видом говоря, что государь император полагает эту сумму достаточною для её обмундировки. Но как впоследствии оказалось, этих денег для гусарского мундира явно было мало, и Дурова решилась перейти в уланы, мундиры которых были намного дешевле. Она написала об этом Барклаю-де-Толли и 1-апреля 1811 года её перевели в Литовский уланский полк подпоручиком. В это время в отсутствие его шефа Тутолмина, полком командовал князь Вадбольский. Её назначили в эскадрон к ротмистру Подъямпольскому. 17-марта 1812 года полк был направлен в Бельск. Подъямпольский, занятый в штабе, оставил Дурову старшим офицером, и она некоторое время командовала эскадроном. После начала войны и отступления армии, полк ещё ни разу не был в деле. Полковой командир Тутолмин отрапортовался больным ещё в Бельске. Командовать полком был назначен Штакельберг - подполковник Новороссийского драгунского полка, а Крейц - шеф этого полка был назначен их бригадным начальником. Между прочим, Штакельберг, как записала в своих воспоминаниях Дурова: «будучи любителем и знатоком музыкального искусства, занялся усовершенствованием полковой музыки и, кажется, довёл её до высшей степени превосходства, так что в обеих армиях нет ей равных».
                6-3.  Перед Гжатском авангард Мюрата захватил в плен казака и вскоре негра, заявившего, что он повар атамана Платова. Мюрат отправил их Наполеону. Негр рассказал некоторые подробности об образе жизни Платова, которому он всегда прислуживал за столом, а также слышал разные разговоры о соперничестве между некоторыми генералами, но он не знал ничего насчёт передвижения русской армии. Когда ему подтвердили, что он находится перед императором, то он поклонился, потом несколько раз простёрся ниц и принялся прыгать, танцевать, петь и выделывать самые разнообразные гримасы.
                Император велел подойти казаку, которого держали в стороне, пока допрашивали негра. Это был брюнет пяти фунтов ростом, с живыми глазами, открытым и неглупым лицом, серьёзный на вид, ему можно было дать от 30 до 36-лет, казалось, он был очень огорчён тем, что попал в плен, а в особенности тем, что потерял свою лошадь. Император приказал дать ему лошадь из императорской конюшни. По словам казака, русские открыто жаловались на Барклая, который, как они говорили, помешал им драться под Вильно и под Смоленском, заперев их в стенах города. Два дня назад в армию прибыл Кутузов, чтобы сменить Барклая. Что один штабной офицер приезжал вчера, чтобы поговорить с его командиром и сообщил ему эту новость, добавив, что дворянство принудило Александра произвести эту перемену, которой армия была очень довольна.
Это известие доставило императору большое удовлетворение, и он повторял его всем. Медлительный характер Барклая изводил его.
- Эта система,- говорил император, - даст мне Москву, но хорошее сражение ещё раньше положило бы конец войне, и мы имели бы мир, так как, в конце концов, придётся ведь этим кончить.
Узнав о прибытии Кутузова, он тотчас с довольным видом сделал вывод, что Кутузов не мог приехать для того, чтобы продолжать отступление, он, наверное, даст нам бой, проиграет его и сдаст Москву, потому что находится слишком близко к этой столице, чтобы спасти её. Он говорил, что благодарен императору Александру за эту перемену в настоящий момент, так как она пришлась как нельзя более кстати. Он расхваливал ум Кутузова, говорил, что с ослабленной, деморализованной армией ему не остановить похода французов на Москву. Кутузов даст сражение, чтобы угодить дворянству, а через две недели император Александр окажется без столицы и без армии, эта армия действительно будет иметь честь не уступать свою древнюю столицу без боя, он сможет теперь заключить мир, избежав упрёков и порицаний со стороны русских вельмож, ставленником которых является Кутузов, и он сможет теперь возложить на Кутузова ответственность за последствия тех неудач, которые он потерпит, несомненно, такова была его цель, когда он пошёл на уступку своему дворянству.
Казак говорил императору:
- Если бы русские солдаты Александра, а в особенности его генералы, походили на казаков, то вы с французами не оказались бы в России. Если бы Наполеон в своей армии имел казаков, то он давно бы уже был бы китайским императором. Французы дерутся хорошо, но неосторожны. Они любят грабить, чтобы рыскать по домам, они удаляются от своей армии, а казаки пользуются этим, чтобы каждый день захватывать в плен много французов и отнимают у них добычу. Не будь казаков, французы были бы уже в Москве, в Петербурге и даже в Казани. Именно казаки задерживают их. Казакам нравится Неаполитанский король, который носит большой султан, потому что он храбр и всегда первым кидается в бой. Они дали себе слово не убивать его, но хотят захватить в плен.
                Наполеон с гвардией вошёл в село Семлёво. На другой день французская армия двинулась на Вязьму. Русский арьергард под начальством Коновницина поджёг все склады провианта в Вязьме.
В Вязьме Наполеон вызвал к себе Лористона. Он долго беседовал с ним. На следующий день, когда они выступили, император сказал Коленкуру:
- Ну, Коленкур, так вы говорили, что ваш друг Александр не хотел воевать?
- Ваше величество получили доказательства этому, - ответил тот, - в то время, когда он заключил мир с Турцией, много других событий, как мне кажется, подтвердили то, что я имел честь говорить вашему величеству.
- Лористон говорит иначе, - возразил император, - Александр может быть доволен тем, что завёл дело так далеко. Его священный город сожжён, его страна находится в хорошеньком состоянии. Ему лучше было бы прийти к соглашению. Он предпочёл ещё раз предаться в руки англичан. Восстановят ли они ему его сожжённые города? Лористон говорит, что император Александр давно уже вёл переговоры с англичанами.
- Но не в моё время государь, - ответил Коленкур, - так как он конфисковал у них 80-кораблей, часть из них продана, а часть ещё находится под секвестром.
- Вас провели, господин обер-шталмейстер, - возразил император, - любезности вскружили вам голову.
- Если бы мне было позволено поставить под сомнение то, что утверждает ваше величество, то я вновь сказал бы,  что, по моему убеждению, император Александр начал переговоры с англичанами лишь после того, как прозвучал наш первый пушечный выстрел. Дата мира с турками, дата соглашения с Англией, действительная конфискация английских судов, в которой ваше величество хотите сомневаться, - все эти факты выяснятся со временем и послужат в моё оправдание. Не пройдёт и шести месяцев как ваше величество воздадите должное моей искренности.
Наполеон говорил с раздражением против герцога Бассано, которого считал виновным в том, что эти державы не сотрудничают с Францией. Он соглашался, что дата заключения мира между Россией и Турцией может говорить в пользу утверждений Коленкура.
- Но, - прибавил он с иронией, - ваш друг Александр не делается от этого в меньшей степени византийцем и фальшивым человеком. Впрочем, я на него не сержусь. Мне даже обидно за него, что его страна так страдает. Когда можно будет поговорить друг с другом, мы быстро придём к соглашению, так как я веду против него политическую войну, и есть много способов уладить дело так, чтобы русские не остались слишком недовольны и не убили его, как его отца.
                Генерал-адъютант Поль де Бельяр, начальник штаба Мюрата,  доложил, что за Вязьмой неприятель показался в значительном числе и занял удобную позицию. Мюрат встав во - главе одной дивизии Даву двинул её на врага. Но Даву успел прибежать и закричал своим солдатам, чтобы они остановились. Он громко порицал это манёвр, резко упрекал Мюрата и запрещал своим солдатам повиноваться ему. Тогда Мюрат напомнил ему о своём чине и о том, что время не терпит. Но всё было напрасно. Мюрат послал сказать императору, что он не хочет командовать  при таких условиях, и что поэтому надо выбрать между ним и Даву. Услышав это, Наполеон вышел из себя и закричал, что Даву забывает всякую субординацию, не признавая его зятя. Он направил Бертье с приказом отдать под команду Мюрата дивизию Компана, из-за которой вышла ссора. Даву не стал объяснять причины своего поступка, но доказывал только, что был прав, и он мог бы быть лучшим судьёй относительно местности и соответствующих манёвров. Мюрат чувствовал себя оскорблённым, он уже схватился за оружие и хотел идти к Даву, когда Бельяр остановил его, указав на обстоятельства, на то какой пример надо подавать армии, и на неприятеля, которого надо преследовать. Потом Бельяр рассказывал в главном штабе, что на глаза Мюрата навёртывались слёзы и падали на одежду, он проклинал свою корону и старался проглотить обиду. А Даву оставался совершенно спокойным и настаивал на своей правоте, утверждая, что император был обманут.
                Наполеон вернулся в Вязьму. В глазах французов то обстоятельство, что Барклай навлёк на себя всеобщее недовольство русских, было величайшей похвалой ему. У французов его действия одобряли за то, что он пренебрегал общественным мнением, когда оно заблуждалось, что довольствовался только высматриванием всех движений французской армии и извлекал из них выгоду, зная, что нацию можно спасти иногда вопреки её собственной воле. А Кутузова, напротив, считали обладающим мстительным, малоподвижным характером и в особенности хитростью, что это  характер татарина. Он умел подготовить, под покровом приветливой, уклончивой и терпеливой политики, самую неумолимую войну. Он был более ловким и искусным царедворцем, нежели генералом. Но он был опасен своей известностью и искусством увеличивать её, и заставлять других содействовать ему. Он умел льстить целой нации и каждому отдельному лицу, от генерала до солдата.  Наполеона, как и его ближайшее окружение, удивляло отступление 100-тысячной русской армии, при котором не оставалось ни одного отставшего, ни одной повозки. На несколько километров кругом нельзя было найти какую-нибудь лошадь или человека, который мог бы служить проводником. Один и тот же проводник вёл французов три-четыре дня подряд и, в конце концов, оказывался в районе, который он знал не лучше французов. Авангард армии был в таком же положении.
                В Гжатск французы вступили, когда часть города уже была сожжена и ещё дымилась. Император приказал произвести усиленную разведку. Он посетил госпиталь и требовал ускорить восстановление мостов и прохождения войск. В городе оставалось ещё меньше жителей, чем в Вязьме. Наполеон утверждал:
- Новый главнокомандующий не может продолжать эту систему отступления, которую осуждает общественное мнение России. Он поставлен во - главе армии с условием сражаться. Та система войны, которой они придерживались до сих пор, должна, следовательно, измениться.
В Гжатске, Наполеон приказал своему начальнику штаба маршалу Бертье: « Напишите генералам, командующим корпусами армии, что мы ежедневно теряем много людей вследствие недостаточного порядка в способе добывания провианта. Необходимо чтобы они согласовали с начальниками разных частей меры, которые нужно принять, чтобы положить предел положению вещей, угрожающему армии гибелью, число пленных, которых забирает неприятель, простирается до нескольких сотен ежедневно; нужно под страхом самых суровых наказаний запретить солдатам удаляться». Император приказывает, отправляя фуражиров давать им достаточную охрану против казаков и крестьян.
Наполеон приказал сделать всеобщую перекличку боевых сил. Оказалось 103-тысячи пехоты, 30-тысяч кавалерии и 587-орудий. Но ещё продолжали подходить отставшие части.
                Сознавая необходимость привести в порядок обозы, загромождавшие дороги, и дать возможность артиллерии выехать вперёд, когда начнётся сражение, которое, по мнению Наполеона, предстояло в ближайшие дни, император отдал приказ сжигать все экипажи, которые оказались бы впереди артиллерийских парков.
- Я прикажу сжечь мой собственный экипаж, - сказал император Коленкуру, - если он окажется не на своём месте.
Передвигаясь верхом, император встретил много экипажей, которые ехали отдельно от своих колонн, рядом с артиллерийским обозом. Он приказал егерям из своего конвоя задержать их, потом сошёл с лошади и велел сжечь первый из них. За экипаж вступились. Нарбонн обратил его внимание на то, что из-за этого может лишиться всего необходимого офицер, которому, быть может, оторвёт завтра ногу.
- Мне обойдётся гораздо дороже, - ответил император, - если я окажусь завтра без артиллерии.
Экипаж сожгли.
- Я хотел бы, чтобы это был ваш экипаж, - сказал император князю Невшательскому, - это произвело бы больше впечатления, и вы этого вполне заслуживаете, потому что я всё время встречаю ваш экипаж.
- Позади экипажа вашего величества, - ответил князь.
- Эта вина Коленкура, - возразил император. – Впрочем, я обещал ему сжечь и мой экипаж, если я его встречу. Так что не сердитесь на мою угрозу, потому что я окажу своему экипажу не больше милости, чем другим. Я здесь главнокомандующий и я должен подавать пример.
               

ГЛАВА № 7         Бородино

                7-1.  23-августа (3-сентября) русская армия расположилась у с. Бородино (в 124-километрах западнее Москвы) на заранее избранной позиции, где Кутузов решить дать французам решительное сражение. 24-августа (4-сентября) он доносил Александру-1: «Позиция, в которой я остановился, при деревне Бородино в 12-верстах вперёд Можайска, одна из наилучших, которую только на плоских местах найти можно». Бородинская позиция занимала 8-км по фронту. Её передний край проходил по линии деревень Маслово, Горки, Бородино, Семёновское. Правый фланг примыкал к Москве реке у деревни Маслово, левый по труднопроходимому лесу. Центр опирался на высоту Курганная. В тылу позиции находился лес и кустарник, что позволяло скрытно расположить войска и осуществлять манёвр резервами. Позиция возвышалась над окружающей местностью и обеспечивала хороший обзор и артиллерийский обстрел наступающего противника. Бородинская позиция была оборудована в инженерном отношении. На правом фланге у деревни Маслово была возведена группа земляных укреплений - редутов и люнетов (так называемые Масловские укрепления) на 26-орудий.  На высотах севернее и западнее с. Горки располагались 4-батареи (32-орудия). В центре на  высоте Курганная были оборудованы укрепления на 18-орудий батареи Раевского. Флеши прикрывали подступы к позиции с запада и юго-запада, а впереди у деревни Шевардино, был подготовлен редут, как передовой опорный пункт.  По замыслу Кутузова эта позиция надёжно прикрывала  основные пути, ведущие в Москву, и ограничивала возможности Наполеона по совершению манёвра войсками на поле сражения. Охват флангов был невозможен, а глубокий её обход с юга приводил к ослаблению войск противника на главном направлении.   
                Русская армия располагала перед Бородинским сражением следующими силами. Правым крылом и центром командовал Барклай де-Толли. Правым крылом непосредственно командовал Милорадович, в распоряжении которого было два пехотных корпуса- 2-й и 4-й (19800-человек) и два кавалерийских 1-й и 2-й (6-тысяч человек), а также девять казачьих полков Платова (25800-человек). Войска правого крыла должны были прикрывать путь на Москву. Центром непосредственно командовал Дохтуров, у которого были 6-й пехотный и один 3-й кавалерийский корпуса (13600-человек). Войска, которого прикрывали Новую Смоленскую дорогу.
Резерв центра и правого крыла состоял в непосредственном распоряжении самого Кутузова (36300-человек), а всего на правом крыле и центре с резервами было 75700-человек и всё это называлось 1-я армия.
Левым крылом командовал Багратион (2-я армия). Левое крыло состояло из двух пехотных корпусов (22-тысячи человек) и одного 4-го кавалерийского корпуса (3800-человек). Всего с резервами у Багратиона было 34100-человек.
Кроме того, к русской армии под Бородином присоединились 7-тысяч казаков и 10-тысяч ратников (смоленского и московского ополчения). Всего русская армия имела 120-тысяч человек (без казаков) и 640-орудий. Главный общий резерв русской армии состоял из 3-го и 5-го пехотных корпусов, 1-й кирасирской дивизии и артиллерийского резерва в 324 –орудия. Эти резервы располагались за центром позиции у деревни Князьково.  Штаб Кутузова размещался в деревне Татариново, а сам главнокомандующий в деревне Горки. 1-ю линию боевого порядка русских войск составляли пехотные, 2-ю кавалерийские корпуса, 3-ю резервы. Боевые порядки пехотных корпусов строились в линию пехотных дивизий. Дивизии строились в две линии полков, полки в батальонные колонны. Впереди пехоты  были развёрнуты цепи егерей. Кавалерийские корпуса строились на расстоянии 300-400-шагов позади пехоты в 2-линии полков, развёрнутых для атаки. За кавалерией на дистанции около 800-метров располагались резервы. 
К Бородинскому сражению французская армия имела 130-тысяч человек и 587-орудий.
                Наполеон осуществил две рекогносцировки. Первая началась в два часа утра за день до битвы и закончилась в 9-часов утра. В начале третьего часа дня началась вторая рекогносцировка, которая закончилась вечером около 18-часов. Поздно вечером он ещё раз осматривал русские позиции, чтобы убедиться в намерении противника дать сражение. Наполеон сам лично выставил портрет своего сына Франсуа Бонапарта, полученный им именно в этот день, перед своей палаткой и позвал своего адьютанта генерала Раппа. Он сидел, положив  голову на руки, и раздумывал о тщете славы.  Что такое война?  Ремесло варваров, в котором всё искусство заключается в том, чтобы быть сильнее в данном месте в нужное время. Он жаловался на непостоянство судьбы, которое по его словам, он уже начинает испытывать. Затем к нему вновь вернулись успокоительные мысли. Он вспомнил то, что ему рассказывали про медлительность и нерадивость Кутузова, и удивлялся, что ему не предпочли Беннигсена. Тут он снова подумал о критическом положении, в котором он очутился и прибавил, что приближается великий день и произойдёт страшная битва. Он спросил у генерала Раппа, верит ли он в победу.
- Без сомнения, - ответил Рапп, - но только в кровавую!
- Знаю,- возразил Наполеон. – Но ведь у меня 80-тысяч человек и я с 60-тысячами вступлю в Москву. Там присоединяться к нам отсталые и маршевые батальоны, тогда мы будем ещё сильнее, чем перед битвой. .
Ночью он тщетно старался утолить жгучую жажду мучавшую его. Император страдал затруднением мочеиспускания. К тому же он был сильно простужен, его мучил кашель, головные боли, и обострился геморрой.  Лечащий врач Метивье предписал ему надеть тёплые чулки, выпить микстуру, и сделал ему компрессы.
 
                На совещании у Наполеона, Даву предложил осуществить окружение армии Кутузова. Выйти со своим корпусом через леса к Утице и ударить во - фланг русским, отбросив их к устью Колочи. Однако Наполеон с улыбкой ответил Даву: « Вы всегда хотите всё окружить». Он отказался от манёвра и решил нанести главный удар в направлении деревни Семёновское, батарея Раевского, с тем, чтобы прорвав здесь оборону, лишить русскую армию основных опорных пунктов, а затем и уничтожить её. В целях ослабления центральной группировки войск и отвлечения резервов с этого направления он предусматривал нанесение вспомогательных отвлекающих ударов по флангам русской армии. На этом главном направлении была сосредоточена основная масса французских войск: корпуса Мюрата, Даву, Нея, Жюно и гвардия.
                Бородинскому сражению предшествовал бой за Шевардинский редут 24-августа (5-сентября)  в котором русские войска под командованием А. И. Горчакова (8-тысяч пехоты, 10-тысяч кавалерии и 36-орудий) героически отражали превосходящие силы противника. Шевардинский бой дал русским возможность выиграть время, чтобы завершить оборудование своих позиций. Поздно вечером русские войска оставили редут,  и отошли к основным силам. В течение 25-августа (6-сентября) обе стороны производили последние приготовления к сражению.
                В этот день император осматривал позиции, а вечером войскам читалось воззвание Наполеона:
« Солдаты вот битва, которой вы так ждали!
Впредь победа зависит от вас. Она нам необходима, она нам даст изобилие, хорошие зимние квартиры, быстрое возвращение на родину. Поведите себя так, как под Аустерлицем, под Фридландом, под Витебском, под Смоленском, и пусть самое отдалённое потомство говорит о вашем поведении в этот день. Пусть о вас скажут, он был в великой битве под стенами Москвы».
Наполеон был простужен и чувствовал себя очень плохо. Он начинал говорить с адъютантами и не заканчивал фразы, и практически не спал. Император расположился позади итальянской армии, налево от большой дороги. Старая гвардия образовала каре, вокруг его палаток.  В пять утра явился офицер, посланный Неем с извещением, что маршал просит разрешить ему начать атаку. Это  вернуло императору силы, ослабленные лихорадкой. Он встал, позвал своих адъютантов, и вышел из палатки, крича: «Наконец то мы держим их в руках.  Идём вперёд, откроем себе  двери Москвы».
В 5-часов утра Наполеон подъехал к редуту, завоёванному днём ранее. Взошло солнце, император показал на небо своим офицерам и воскликнул: «Вот солнце Аустерлица».
               
                Учитывая, что противник сосредоточил свои главные силы против центра и левого фланга, Кутузов направил на левый фланг 3-й корпус Тучкова, скрытно расположив его в районе Утицы, почти перпендикулярно к 8-му корпусу. При таком положении простое фронтальное движение выводило его во - фланг противника. Кутузов рассчитывал, после того как неприятель введёт в сражение последние резервы на левом фланге армии Багратиона, направить 3-й корпус ему во - фланг и тыл. К сожалению, этот замысел был сорван генералом Беннигсеном, который перед самым сражением приказал Тучкову выдвинуться и стать фронтом к противнику. Кроме 3-го пехотного корпуса в район Утицы были переброшены Московское ополчение и часть казаков (6-казачьих полков Карпова), а также артиллерийский резерв в составе 168-орудий, расположив в районе Псарёва. 

                Бородинская битва началась с нападения дивизии Дельзонна корпуса Богарне на деревню Бородино на правом фланге русской армии, которая оборонялась егерями.  Французам удалось вытеснить из деревни егерей. Барклай приказал сжечь мост, через Колочу. Деревня осталась за французами.
Русские войска строились в колонны, занимая позиции на значительную глубину, а не в трёхшереножную линию, как требовали уставные положения, опираясь на укреплённые пункты: Шевардино, Бородино, Багратионовы флеши, батарея Раевского и Утицкого кургана. Войска имели значительные интервалы, а не строились сплошным фронтом, как это требовала линейная тактика. Защита позиции в интервалах обеспечивалась тесным огневым взаимодействием между её опорными пунктами. Кутузов в диспозиции указывал, что  «резервы должны быть сберегаемы сколь можно долее, ибо тот генерал, который сохранит ещё резерв, не побеждён».
                Французские войска были построены колоннами в несколько эшелонов. Наполеон решил осуществить против русской позиции наступление пехотных дивизий, расположенных на значительную глубину. Так дивизия генерала Лендрю имела четыре эшелона батальонных колонн. Части Богарне нанесли отвлекающий удар, с целью сковывания сил правого крыла русской армии. Несколько французских конных полков оказались в тылу 6-го и 7-го русских корпусов. Линия оказалась разорванной, но полки Дохтурова и Раевского нисколько не смешались. Повернувшись обратным фронтом, они открыли  сильный огонь, не позволив французским войскам добиться своей цели.
                Кутузов ночь пред сражением провёл в избе, расположенной прямо за главным редутом. Одно из первых ядер попало прямо в крышу того дома, где находился главнокомандующий и он немедля его покинул. Кутузов разгадал замысел Наполеона, перебросив в ходе сражения 2-й корпус Багговута к Утице, а затем и 4-й корпус Остермана-Толстого к Курганной батарее.
В 7-часов утра войска Даву, Мюрата и Нея, которому был подчинён корпус Жюно, нанесли удар по левому флангу русской армии. Эта третья атака  Багратионовых флешей была отбита русской артиллерией и густым ружейным огнём. Маршал Даву упал, контуженный в голову, лошадь под ним была убита. Было убито несколько генералов и полковых командиров. Генерал Компана был ранен в самом начале боя за Багратионовы флеши. Осколок картечи попал ему в правое плечо, и его эвакуировали в тыл. Одновременно с третьей атакой флешей польский корпус Понятовского пытался овладеть деревней Утица и выйти в тыл армии Багратиона.
                Наполеон приказал генерал-адъютанту Раппу заменить генерала Компана. Но вскоре и он был ранен, его заменил генерал Дессе, который очень скоро также был ранен. Генерал-адъютант Рапп, которого отнесли к императору, сказал императору, что надо пустить гвардию, чтобы покончить с редутом. Но Наполеон ответил отказом.
Укрепления вокруг Семёновского, так называемые Багратионовы флеши, были сделаны наспех и с технической стороны очень неудовлетворительно. Наполеон приказал выдвинуть 150-орудий против Багратионовых флешей. После долгой артиллерийской подготовки французы бросили в атаку огромные силы.
 Были смяты и почти полностью уничтожены дивизия Воронцова, дивизия Неверовского. Сам Воронцов был ранен.
Мюрат, Ней, Даву послали к Наполеону за подкреплением. Но тот отказал, выражая неудовольствие тем, что флеши ещё не взяты. Французы возобновили атаки. Наполеон приказал начать общий штурм. Почти целый день он то садился, то опять вставал и медленно прохаживался то вперёд, то немного влево от шевардинского редута. Он только делал жест грустной покорности, когда ему докладывали ежеминутно о потере его лучших генералов. Иногда вставал и вновь садился. Несколько ядер упали почти рядом с ним, не разорвавшись. Его окружение смотрело на него с изумлением. До сих пор в таких серьёзных столкновениях он всегда был деятелен и спокоен. Но теперь это было тяжёлое спокойствие, вялая, бездеятельная кротость. Многие были готовы видеть в этом упадок духа, обычное последствие сильных волнений, другие же воображали, что он уже пресытился всем, даже сильными ощущениями битвы. Самые опытные объясняли эту неподвижность необходимостью не слишком часто менять место, так как командиру на большом пространстве, надо знать, куда направлять донесения.  Но некоторые это объясняли пошатнувшимся здоровьем. Вернулся командующий старой гвардией маршал Бессьер, который был послан Наполеоном на высоты, наблюдать за  поведением русских. Маршал объявил, что они, соблюдая порядок, удалились на вторую позицию, где видимо, готовятся к новой атаке французов. Что теперь достаточно одного приступа, чтобы решить судьбу неприятельской армии.  К императору явился генерал Белльяр, начальник штаба Мюрата с просьбой о выделении резервов, Наполеон сказал Белльяру, что ещё ничего не выяснилось, и что прежде чем дать свои резервы, он должен хорошо видеть расположение фигур на шахматной доске. Это выражение он повторял несколько раз, указывая с одной стороны на старомосковскую дорогу, которой Понятовский ещё не смог завладеть, на небольшой редут, который принц Евгений никак не мог захватить, а потом и на неприятельскую кавалерийскую атаку в тылу левого крыла. Огорчённый Белльяр вернулся к Мюрату и сообщил ему о невозможности добиться от Наполеона резервов.  Вскоре, явился Дарю, подстрекаемый Дюма и в особенности Бертье, и сказал шёпотом императору, что со-всех сторон кричат: «Пора уже двигать гвардию». Однако Наполеон возразил на это: « А, если завтра будет вторая битва, то с чем я буду вести её». Министр больше не настаивал.  Мюрат лично явился к императору с жалобой на потери, которые терпит его кавалерия. Он просил помощи гвардии.  Наполеон сделал вид, что согласился с ним. Он послал за Бессьером, но его не нашли, так как император вновь отправил его наблюдать за противником. Император ждал его около часа, не выражая никакого нетерпения и не возобновляя своего приказания. 
                Кутузов внимательно наблюдал за ходом сражения. Он вовремя заметил угрожавшую 2-й армии опасность и направил в распоряжение Багратиона часть сил общего резерва (три гвардейских полка Измайловский, Литовский и Финляндский), бригаду сводногренадёрских батальонов с артиллерией, бригаду  1-й кирасирской дивизии и 100-орудий из артиллерийского резерва.
Багратион решил предупредить штурм контратакой, бросив в штыковую атаку восемь батальонов из корпуса Раевского и 2-ю кирасирскую дивизию, которым удалось потеснить французов.
                Около 9-часов 20-минут последовала четвёртая атака на флеши пятью пехотными французскими дивизиями. Багратион контратаковал, бросив в штыки 2-ю гренадёрскую дивизию и восемь батальонов корпуса Раевского.
Чтобы облегчить положение Багратиона и помочь ему, Кутузов приказал казакам Платова и 1-му кавалерийскому корпусу Уварова нанести удар по левому флангу французской армии, чтобы заставить Наполеона оттянуть сюда часть своих сил. Была отбита и пятая атака французских войск на флеши.
Корпусу Понятовского на левом фланге русской позиции удалось оттеснить русских егерей и занять Утицу, но дальнейшее его продвижение было остановлено, а затем положение было восстановлено. В этом сражении погиб командир 3-го корпуса генерал Тучков.
Наполеон, сосредоточив крупные силы, начал атаку центрального участка русских войск - Курганной высоты.  В самый критический момент, когда нависла угроза прорыва центра русской позиции, начальник штаба 1-й русской армии генерал Ермолов, проезжавший мимо, лично повёл войска в контратаку и вновь восстановил положение. В плен был взят раненный генерал Бонами.
                В 10-часов 30-минут началась шестая атака на Багратионовы флеши. Багратион встретил французов артиллерийским огнём и контратаками, которых вновь удалось отбросить. Была отбита и седьмая атака.
Наполеон произвёл перегруппировку сил, сосредоточив против флешей 40-тысяч солдат и 400-орудий. В результате восьмой атаки французам удалось захватить флеши. Генерал Багратион, собрав остатки войск, лично повёл их в контратаку. В этот момент в Багратиона попал осколок ядра, который раздробил ему берцовую кость. Мгновенно пронёсся слух о его смерти, приводя 2-ю армию в замешательство.
Был тяжело ранен и начальник штаба 2-й армии генерал Сен-При.                Генерал  Коновницын, принявший командование, отвёл войска за Семёновский овраг. Попытка французов прорвать оборону на этой позиции успеха не имела.
К Кутузову прибыл с донесением полковник Кудашёв (зять главнокомандующего) и доложил о положении 2-й армии. Кутузов поручил генералу от инфантерии Дохтурову начальство над войсками 2-й армии и вообще над войсками всего левого крыла. А генералу Ермолову, немедленно отправится во 2-ю армию, и обеспечить её снарядами для артиллерии, в которых она испытывала недостаток.
Существует мнение, что если бы Кутузов согласился с предложением генерала Беннигсена заранее ещё до сражения поставить ближе к левому крылу 2-й и 6-й корпуса, то 2-я армия не понесла бы таких больших потерь. На самом деле это не самое лучшее решение. Главный удар Наполеон нанёс по левому крылу русской армии именно потому, что он был более слаб. Встретив более крупные силы, Наполеон мог нанести главный удар в другом месте.
                Наполеон приказал Мортье выдвинуть молодую гвардию, но ни в коем случае не переходить нового оврага, отделявшего его от неприятеля. Прибавив, что «поручает ему сохранить поле битвы – это всё, что он от него требует». Через час он снова повторил своё приказание, чтобы он не двигался вперёд, и не отступал, чтобы не случилось.  Части молодой гвардии и поляки двигались к редуту, прикрывавшему Московскую дорогу. Император, чтобы лучше рассмотреть их передвижения отправился вперёд и прошёл вплоть до самой линии стрелков. Пули свистели вокруг него, свою свиту он оставил позади. Заметив, что Коленкур находится рядом с ним, он приказал, чтобы тот удалился:
- Дело кончено, - сказал он, - ждите меня в главной квартире.
Коленкур поблагодарил, но остался. Несколько генералов стали умолять императора удалится. Но император отправился к подходившим колоннам. Князь Невшательский и Неаполитанский король указали ему, что эти войска не имеют командиров, что почти все дивизии и многие полки лишились своих командиров, которые были убиты или ранены, численность кавалерийских и пехотных полков сильно уменьшилась, время уже позднее, неприятель действительно отступает, но в таком порядке, так маневрирует и отстаивает позицию с такой отвагой, хотя французская артиллерия и сокрушает его войсковые массы, что нельзя надеться на успех. Они обратили внимание императора на то, что не следует рисковать единственным корпусом, который ещё остаётся нетронутым и надо приберечь его для других случаев. Император колебался. Он снова выехал вперёд, чтобы самому наблюдать за передвижениями неприятеля. Император удостоверился, что русские занимают позиции и что многие корпуса не только не отступили, но сосредоточиваются вместе и, по всей видимости, собираются прикрывать отступление остальных войск. Император отменил приказ об атаке и ограничился распоряжением поддерживать корпуса, ещё ведущие бой. Он много раз повторял, что он не может понять, каким образом редутные позиции, которые были захвачены с такой отвагой, и которые так упорно защищали французы,  дали небольшое число пленных. Этот успех без пленных, без трофеев не удовлетворял его.
Несколько раз во - время Бородинского сражения он говорил князю Невшательскому и Коленкуру:
- Русские дают убивать себя, как автоматы, взять их нельзя. Наши дела не подвигаются. Это цитадели, которые надо разрушать пушками.

                Взяв Багратионовы флеши, Наполеон повернул все орудия против батареи Раевского – центрального опорного пункта русской позиции. Но в это время Платов с казаками и командир 1-го кавалерийского корпуса Уваров с кавалерией произвели по приказу Кутузова в тылу французских войск большую диверсию для облегчения положения на левом крыле, нанеся удар по левому флангу противника. Платов и Уваров перешли через Колочу, обратили в бегство кавалерийскую бригаду и атаковали пехоту. Однако атака была отбита с потерями для русских войск. Платов был отброшен, Уварову велено было отступать. Но эта атака русской конницы задержала атаку французов на батарею Раевского позволив перегруппировать силы.
Наполеон приказал вице-королю Евгению и части кавалерии Мюрата, во что бы то ни стало взять батарею Раевского, туда же были брошены части Груши, Коленкура и Латур-Мобура. Но русские войска не уходили, и русская артиллерия продолжала обстреливать французские войска.
Наполеон приказал выдвинуть несколько новых батарей гвардейской артиллерии, также приказав кавалерии ударить по русской пехоте, по корпусу Остермана, который был тяжело контужен. Русская пехота встретила французов таким огнём, что атакующие дрогнули. В этот момент на помощь пехотинцам подоспели свежие гвардейские полки (кавалергардов и конный полк) и французы были отброшены.
Наполеон предполагал возобновить атаки. Он сам лично отправился на Семёновские высоты, а затем к батарее Раевского и в ходе рекогносцировки пришёл к выводу, что успех от ввода в бой старой гвардии весьма сомнителен. В случае неудачи он рисковал остаться без свежих войск для прикрытия своего отхода, если Кутузов введёт резервы и перейдёт в наступление. В ответ на просьбу маршалов двинуть в сражение старую гвардию Наполеон заявил, что за 800-лье от Франции не может жертвовать своим последним резервом. Ценой больших потерь к 16-часам французам удалось захватить батарею Раевского. Однако попытка 2-го кавалерийского корпуса генерала Коленкура развить успех была сорвана контрударом 2-го и 3-го корпуса русской кавалерии. В ходе этого боя генерал Коленкур (родной брат императорского шталмейстера) был убит.
                Кутузов, был полон решимости продолжать сражение. Но Барклай неожиданно предложил немедля осуществить отступление к Москве, решив, что сражение проиграно. Возмущённый Кутузов резко ответил его посланнику флигель-адъютанту Вольцогену: что касается сражения, то ход его известен ему самому, как нельзя лучше, неприятель отражён на всех пунктах.
Понятно, что если бы Кутузов принял предложение Барклая, то русская армия не смогла бы быстро оторваться от противника и, уйдя с бородинских позиций, была бы немедленно окружена и уничтожена.
Кутузов направил записку Барклаю-де-Толли о намерении возобновить сражение:
«Я из всех движений неприятельских вижу, что он не менее нас ослабел в сие сражение, и потому, завязавши уже дело с ним, решился я сегодняшнюю ночь устроить всё войско в порядок, снабдить артиллерию новыми зарядами и завтра возобновить сражение с неприятелем. Ибо всякое отступление при теперешнем беспорядке повлечёт за собой потерю всей артиллерии».
Аналогичную записку он направил и Дохтурову.
                С обеих сторон до вечера гремела артиллерия. Пошёл мелкий дождь.
- Что русские? – спросил Наполеон.
- Стоят на месте, ваше величество, - отвечали ему.
- Усильте огонь, им, значит, ещё хочется, - распорядился император. – Дайте им ещё.
Несколько ядер попали в дом, где находился штаб Кутузова.
Мюрат ещё раз пришёл к Наполеону просить, чтобы он дал гвардейскую кавалерию. Неприятельская армия по его словам, поспешно и в беспорядке переходит реку Москву. Он хотел захватить её врасплох и нанести ей последний удар. Однако, император отверг это предложение.
И продиктовал бюллетень этого дня. На 18-часов русские по-прежнему прочно стояли на бородинской позиции. Ни на одном из направлений французам не удалось достичь решительного успеха. Убедившись в бесплодности дальнейших атак, Наполеон оставил занятые укрепления русских и отвёл войска на исходные позиции.
В Бородинском сражении русские потеряли около 58-тысяч человек, французы более 50-тысяч. Из них убито и ранено 47- генералов.
Вечером Наполеон первым отвёл свои войска с поля битвы.
                Перед этим император объехал всё поле сражения. Угрюмое небо, холодный дождь, сильный ветер, обгорелые жилища, разрытая равнина, усеянная развалинами и обломками, а на горизонте унылая и тёмная зелень деревьев. Везде были солдаты, бродившие между трупами, и искавшие пропитание в ранцах своих убитых товарищей. Русские пули были толще французских и оставляли ужасные раны. Около штандартов ещё стояли уцелевшие солдаты. При виде императора даже раздались крики торжества. Но крики эти были редкими. Наполеон приказал подобрать и перенести на перевязочные пункты всех раненых, как французов, так и русских. После Бородинского сражения император был очень озабочен, много раз он повторял:
- Мир ждёт нас в Москве. Когда русские вельможи увидят, что мы хозяева их столицы, то они хорошенько задумаются. Если бы я дал свободу крестьянам, то это был бы конец всем крупным состояниям этих вельмож. Сражение откроет глаза моему брату Александру, а взятие Москвы - его сенату.
Больше всего его раздражало, что после сражения нет никаких пленных и никаких трофеев. Он лелеял надежду, что после подкрепления новобранцами и ополчением Кутузов ещё раз даст сражение, перед тем как сдать столицу, а сам он будет иметь под ногами твёрдую почву, что в одной руке он будет держать шпагу, а в другой - сделанные неприятелем предложения мира. По некоторым данным в плен было взято до 800-русских и около 20-разбитых пушек.
                По словам князя Невшательского, император в иные минуты определённо собирался идти на Москву, пробыть там неделю и затем отойти к Смоленску. Не допуская, однако, чтобы неприятель сдал свою столицу без нового сражения, и, не сомневаясь, что он попытается спасти её путём демонстративных оборонительных боёв и путём переговоров.  Император всего лишь один раз коснулся гипотезы о том, что он силой откроет двери Москвы, до такой степени он был убеждён, что его теперешнее продвижение приведёт его если не к предварительному мирному договору, то по крайней мере, к своего рода перемирию, которое быстро повлечёт за собой мир. Он говорил:
- Мы скрестили шпаги: честь спасена в глазах всего мира, и русские наделали себе достаточно бед, для того, чтобы я стал требовать от них другого удовлетворения. Они не будут гнаться за тем, чтобы я нанёс им второй визит, как и я не гонюсь затем, чтобы снова побывать в Бородине.
                Русская армия, которую многие эксперты посчитали потерпевшей поражение в битве при Бородино, не считала и не чувствовала себя побеждённой. Когда Кутузову доложили о потерях, он решил отступать. Вместе с тем зная, что наполеоновская гвардия участия в битве не принимала. 8-сентября днём Кутузов узнал, что Наполеон обходит своим правом крылом левый фланг русской армии.
                Некоторые эксперты трактуют результаты Бородинского сражения, как безусловную победу Наполеона. На самом деле тех целей, к которым Наполеон стремился в ходе бородинского сражения, ему достичь не удалось. Не удалось разгромить русскую армию, открыть свободный путь к Москве, заставить Россию капитулировать и продиктовать ей свои условия мирного договора. В то - же время и Кутузову не удалось остановить французскую армию, преградить ей путь к Москве и начать изгнание с русской земли. Но это не значит, что Бородино ни русским, ни французам, не принесло ни победы, ни поражения.  Бородинская битва означала, прежде всего, крах стратегии Наполеона, направленной на достижение победы в ходе генерального сражения. В уже наступившую эпоху «массовых» армий, особенно учитывая огромные пространства России, для достижения полной победы над противником требовалось провести целую серию сражений, а, следовательно, необходима была и другая стратегия, позволяющая достичь победы в ходе длительной и изнурительной войны.
                Другие эксперты утверждают, что на самом деле Кутузов самоустранился и предоставил руководство сражением Барклаю, Беннигсену и Багратиону, лишь изредка выступая с незначительными замечаниями, считая, что вообще Кутузов не имел собственной стратегии, и был лишь вынужден 
продолжать реализовывать стратегию выдающегося полководца Барклая де-Толли, подлинного командующего русской армии. В частности Клаузевиц считал, что под Бородином роль Кутузова равнялась «почти нулю».
Действительно, после ранения Багратиона, Барклай, являясь командующим 1-й армии, стал во - время сражения отдавать отдельные дельные оперативные указания и по 2-й армии, на которую навалились главные силы французской армии, что видимо и дало повод считать его реальным командующим русской армии в Бородинском сражении. Что на самом деле не соответствует действительности. Наиболее важные и решающие решения, и во - время подготовки к сражению, и все наиболее важные указания, влияющие на исход битвы, принимал и отдавал лично Кутузов.  Он полностью контролировал ход Бородинского сражения, влиял на его исход, используя для этого главные резервы армии, которые подчинялись ему лично. По воспоминаниям многих участников Бородинского сражения, к примеру, фон Дрейлинга, который был ординарцем Кутузова, во - время сражения главнокомандующий всё-время держался под самым сильным огнём, то сзади центра, то сзади левого фланга русской армии. Глинка так писал об этом: «Он окружён множеством офицеров, которых беспрестанно рассылает с приказаниями. Одни скачут от него, другие к нему. Он спокоен, совершенно спокоен, видит одним глазом, а глядит в оба, хозяйственно распоряжается битвою, иногда весело потирает рука об руку (это его привычка) и по временам разговаривает с окружающими, но чаще молчит и наблюдает».
После Бородинского сражения Кутузов 27-августа писал Ростопчину о сражении: при Бородине и решении отступить за Можайск.
«…Потому, когда дело идёт не о славах выигранных только баталий, но вся цель, будучи устремлена на истребление французской армии, я ночевал на месте сражения, я взял намерение отступить шесть вёрст, что будет за Можайском. Собравши войска, освежив мою артиллерию и укрепив себя ополчением Московским, в тёплом уповании на помощь всесильного и на оказанную неимоверную храбрость нашего войска, увижу, что я могу предпринять противу неприятеля».
27-августа Кутузов направил Ростопчину письмо о намерении дать сражение под Москвой и необходимости пополнить армию войсками, артиллерийскими орудиями, снарядами и лошадьми:
«Милостивый государь мой граф Фёдор Васильевич!
После кровопролитнейшего сражения вчерашнего числа происходящего, в котором войска наши потерпели, естественно, важную потерю, сообразную их мужеству намерение моё, хотя баталия и совершенно выиграна, для нанесения сильного почувствования неприятеля состоит в том, чтобы притянув к себе столько способов, сколько можно только получить у Москвы выдержать решительную, может быть битву противу, конечно, уже несколько поражённых сил его. Помощи, которые требую я, различные, и поэтому отправляю я полковника князя Кудашёва оные Вашему сиятельству представить лично и просить, что всё то, что может дать Москва в рассуждении войск, прибавки артиллерии, снарядов и лошадей и прочего, имеемого ожидать от верных сынов отечества, всё бы то было приобщено к армии, ожидающей сразиться с неприятелем. И к кому же надёжнее могу я во всех сих нуждах обратиться, как не к известному любовью и усердием достойному предводителю древней столицы».

                В то - же время эти эксперты утверждают, что Барклай в 1812 году разработал и использовал план заманивания противника вглубь русской территории, с последующим обессиливанием и уничтожением противника. Никогда подобный план не предлагался генералом от инфантерии Барклаем де-Толли. Как утверждал в своих воспоминаниях генерал Ермолов, военный министр России до войны с Наполеоном, предпочитал войну наступательную. И не просто предпочитал, а для этого были сделаны соответствующие приготовления: войска приближены к границам, огромные магазины были заложены в Белостокской области, Гродненской и Виленской губерниях у самой границы. Но позднее, учитывая превосходящие силы наполеоновской армии, решено было использовать план, предложенный прусским генерал-лейтенантом Фулем, используя укреплённый лагерь, в местечке Дрисса на Двине. К счастью для русской армии от этого плана вовремя отказались. Всякая попытка его осуществить привела бы русскую армию к позорной капитуляции. Будучи военным министром, Барклай поставил русскую армию, разделив её на несколько частей по этому плану Фуля в сложное критическое положение. Отступление Барклая было не запланированным, а вынужденным под давлением превосходящих сил противника. Вынужденная стратегия Барклая, в основном, строилась на том, чтобы объединив армии (то есть исправить свою собственную стратегическую ошибку), в ходе генерального сражения воспользоваться неудачным манёвром того или иного командира корпуса французской армии,  в надежде  одержать общую победу.
И раньше до войны 1812 года, Барклай командовал крайне неудачно.  За несколько дней до сражения при Прейсиш-Эйлау, тогда генерал-майор Барклай-Де-Толли командовал одним из трёх отрядов арьергарда русской армии, преследуемой французскими войсками маршалов Сульта и Даву. Для отражения натиска французских войск, Барклай выбрал неудачную позицию у селения Гор, стеснённой с двух сторон крутыми возвышенностями, оставив её в своём тылу, расположив свою конницу впереди селения и в случае отступления у неё не было иного пути, как вдоль тесной единственной улицы этого селения. В такое - же положение он поставил и свою пехоту. В результате атаки французов, русская конница была опрокинута на пехоту и всё это вместе на одну из батарей, половина личного состава его отряда была изрублена, войска подверглись жесточайшему артиллерийскому огню при отступлении через селение Гор.
Стратегия Кутузова строилась на более фундаментальных вещах, на понимании того, что в наступившую эпоху «массовых армий», тем более учитывая огромные просторы России, невозможно одержать победу над превосходящим противником в ходе одного генерального сражения, что, кстати сказать, и доказала Бородинская битва, в превращении войны между двумя армиями в войну общенародную. Едва вступив в должность главнокомандующего, Кутузов планировал, сосредоточив усилия всех русских армий против главной группировки французских войск, учитывая крупные резервы, которые имелись по данным военного министерства, построить так называемую «вторую стену», опираясь на которую он мог бы развернуть наступательные действия против противника, окружить и уничтожить наполеоновскую армию. Но, когда выяснилось, что на крупные резервы рассчитывать не приходится (таковые были только бумаге), Кутузов вынужден был отдать приказ об отступлении, решив использовать в своей стратегии огромные просторы России. Предложив своему превосходящему противнику, целую серию растянутых по времени сражений, умелых манёвров в глубину территории, ослабляя и изматывая французскую армию, выигрывая время для подготовки резервов, направляя усилия всех русских армий, специально созданных многочисленных армейских партизанских отрядов против главной группировки французских войск, с последующим переходом к наступательным действиям.
                Кутузов пошёл на Бородинское сражение не потому, что сдать Москву без боя было невозможно, что дав Бородинское сражение, Кутузов не надеялся на победу над Наполеоном. Если бы Кутузов действительно осуществлял тактику заманивания противника вглубь русской территории, то Бородинской битвы просто бы не было. Исходя из логики осуществления такой тактики, Бородинская битва была преждевременным и совершенно бессмысленным предприятием, в результате которой русская армия потеряла 58-тысяч солдат и офицеров из 112-тысяч, принявших участие в битве. Кутузов пошёл на Бородинское сражение не только потому, что сдать Москву без боя было невозможно и не только потому, что к тому времени русская армия пополнилась небольшими резервами: 7-тысяч казаков и 10-тысяч московского и смоленского ополчения, а потому, что надеялся на победу. Силы сторон к тому времени значительно подровнялись, из-за значительной убыли во французской армии (убитые, раненые, больные и отставшие). Теперь уже наполеоновская армия не имела подавляющего преимущества, и Кутузов решил воспользоваться этим. В своей диспозиции Кутузов писал, что верит в победу. Он никогда не повёл бы русскую армию в генеральное сражение, если бы не надеялся на успех.
                В то - же время другие исследователи утверждали, что Наполеон во - время Бородинского сражения уже был не тот. Это был состарившийся (хотя ему было всего 43-года), страдающий нарушением пищеварения, вялостью, сонливостью человек. Кроме того, давали о себе знать и первые признаки заболевания раком, от которого Наполеоне позже умер и как результат неудача во - время Бородинского сражения. Что Наполеон должен был принять предложение Даву и осуществить охват левого, а то и обоих флангов русской армии, должен был в критической ситуации бросить в бой свой надёжный резерв – старую гвардию.
Объективный анализ хода Бородинского сражения показывает, что, несмотря на болезнь, Наполеон постоянно держал руку на «пульсе сражения» и мгновенно реагировал на все изменения и сложности в ходе сражения. План  Наполеона на Бородинское сражение был более реалистичен, чем то, что предлагал маршал Даву. Охват одного или тем более обоих флангов противника всегда должен быть подкреплён ударом с фронта, иначе это будет охват ради охвата. У французов для этого просто не было достаточных сил. А рисковать своим последним резервом - старой гвардией Наполеон не захотел и правильно сделал. Так как Кутузов обеспечил прикрытие  обоих флангов своей армии. Охват обоих флангов русской армии Наполеон планировал осуществить не в начале сражения, а на втором этапе, если бы удалось сбить русскую армию, с её бородинских позиций и нанести поражение её главным силам. Наполеону не удалось разгромить русскую армию в Бородинском сражении не потому, что его план был плох. А потому,  что для этого ему просто не хватило достаточных сил.


ГЛАВА №8                Сдача Москвы.

                8-1. На рассвете 27-августа покинув поле Бородинского сражения, главные силы русской армии начали движение к Можайску.
Наполеон, узнав об отходе русской армии, выделил для преследования авангард в составе четырёх кавалерийских корпусов и одной пехотной дивизии под командованием Мюрата. К вечеру французский авангард подошёл к Можайску. Мюрат получил задачу овладеть этим городом. Но арьергард русской армии оказывал упорное сопротивление и удерживал Можайск до утра следующего дня, столько времени, сколько было нужно для эвакуации раненых и запасов. На следующий день арьергард русской армии отошёл за Можайск и остановился близ города на высотах. Здесь арьергард был усилен четырьмя пехотными и двумя егерскими полками с одной ротой артиллерии (к тому времени арьергард имел 2-кавалерийских корпуса, 10-казачьих полков и другие войска). Кутузов назначил командовать арьергардом генерала Милорадовича. Русская армия отходила за реку Нару к Крутицам. Арьергард в течение всего дня отражал атаки Мюрата на позиции у села Крымского. Французские войска были отброшены с большими потерями.
Кутузов направил донесение Александру-1 о сражении при Бородине. «Баталия, 26-го числа бывшая, была самая кровопролитнейшая из всех тех, которые в новейших временах известны. Место баталии нами одержано совершенно, и неприятель ретировался тогда в ту позицию, в которую пришёл нас атаковать».
                В Петербурге в это время погода стояла ясная, летняя. Разряженные толпы двинулись в Невский монастырь за крестным ходом.  К обедне приехал государь со всей императорской фамилией. В это время распространилась весть о победе русской армии при Бородине. Военный министр прочитал донесение главнокомандующего.  Все взоры обращались на государя, который молился с искренним благоговением. Он казался веселее и спокойнее, нежели обычно в последние дни. Громкие, усердные крики толпы сопровождали его, когда он после завтрака у митрополита уезжал из лавры. Весь Невский проспект был покрыт гуляющими и празднующими людьми. Но обнародование реляции на другой день несколько охладило пылкие ожидания, но не ослабило их. Затем наступило безмолвие. Через две недели после Александрова дня наступил другой царский праздник, день коронования государя. Молебствие было в Казанском соборе.  По окончании его государь вышел с императрицей и цесаревичем Константином Павловичем из церкви и сел с ними в карету. Он был бледен, задумчив, но не смущён, казался печален, но твёрд. Государь и государыня кланялись публике в обе стороны с приветливой улыбкой. Изданное тогда объявление об оставлении Москвы написано было с глубоким чувством. В это время из Петербурга стали вывозить некоторые архивы, институты и драгоценные вещи. 

                Три дня Наполеон оставался в Можайске, не выходя из своей комнаты. Сильнейшая простуда лишила его на некоторое время возможности говорить. Он вкратце писал содержание своих депеш.  Если же возникали недоразумения,  то ему приходилось объясняться жестами.  Он был болен, озабочен и принимал только проезжавших через Можайск маршалов.  Бессьер предоставил ему список всех генералов, погибших и раненых во-время этой битвы.
Жителей в городе оставалось очень мало. В том, что город не был подожжён, император усмотрел доброе предзнаменование для будущих событий. По его мнению, это подтверждало его мысль о том, что соглашение состоится. Император затратил эти дни на то, чтобы как можно лучше организовать госпиталь, куда было перенесено большинство раненых. Император приказал министру военного снабжения прислать хирургов и продовольствие, решившись, наконец, согласиться на расходы, которые министр предлагал в своё время, но от которых император рассчитывал избавиться за счёт ресурсов неприятельской страны, как это было при других кампаниях. Весь Можайск превратился в огромный госпиталь. По деревням рассылались отряды, чтобы раздобыть хлеба и хоть немного скота.
Было неизвестно, какое направление выбрал Кутузов, о котором не было никаких сведений, поэтому император счёл целесообразным остановиться. Его беспокоил правый фланг, который составляли войска Понятовского и от которого он не имел никаких донесений. Русские могли поставить под угрозу правый фланг и тыл с целью, по крайней мере, оттянуть наступление французов на Москву. Он по-прежнему делал отсюда вывод, что неприятель хочет предложить соглашение, дав одновременно бой. С большой радостью он узнал, что неприятель идёт по Московской дороге, где по некоторым сведениям возводятся укрепления. Он не мог понять, зачем вся армия движется на Москву, если она не даст сражения, ибо близость Москвы могла лишь способствовать расстройству русской армии и полностью дезорганизовать её. Отсюда он заключил, сказав об этом своим ближайшим помощникам, что русская армия потерпела значительно большие потери, чем думают в Москве, и не в состоянии будет выдержать кампанию этого года.

                28-августа Наполеон приказал вице-королю Евгению пойти с 4-мя пехотными дивизиями и 12-кавалерийскими полками в Рузу. Другими словами правому флангу русской армии грозил обход.
                После Бородинского сражения русские войска 2-й армии были присоединены к 1-й армии с сохранением её наименования. Главные штабы армий составили один. Генерал Ермолов был оставлен в прежней должности.
                Некоторые историки считают, что Кутузов сразу принял решение оставить Москву, что судьба Москвы была предрешена падением Смоленска, а Бородинское сражение давалось якобы вопреки желанию самого Кутузова, а лишь в угоду Александру-1 и для удовлетворения общественного мнения.
Понятно, что после Бородинского сражения, Кутузов не мог не думать о том, как быть с Москвой, дать ещё одно генеральное сражение у её стен, драться за Москву до последнего солдата, какие шансы на успех в этом случае или сдать без сражения сохранив армию. Дело в том, что после Бородинского сражения, Кутузов всё ещё надеялся на усиление армии за счёт свежих армейских резервов и народного ополчения.
Сразу после Бородинского сражения, Кутузов поручил генералу Беннигсену и квартирмейстерской службе избрать позицию для нового сражения. Толь выбрал для сражения позицию в Филях, в районе Поклонной горы.
 На все требования Кутузова и его штаба до Бородино и после него о посылке резервов следовали отрицательные ответы со стороны Александра-1 и Ростопчина. Александр-1 запретил Лобанову-Ростовскому выделять резервы, а Ростопчин отвечал, что все резервы израсходованы.
В то-же время нельзя согласиться с утверждениями других историков, которые писали о том, что царское правительство и его военное министерство всячески тормозили развёртывание и комплектование новых формирований рекрутов и народного ополчения, опасаясь превращения войны в народную. Ясно, что царское правительство несёт полную ответственность за неудовлетворительную подготовку армии вообще к войне 1812 года, за неудовлетворительную подготовку резервов, хотя задолго до этого было ясно, что избежать войны с Наполеоном будет невозможно. Но в то - же время совершенно понятно, что царское правительство в этой войне не выступало в качестве союзника Наполеона, и не менее Кутузова было заинтересовано в победе. Запрет Александра-1 князю Лобанову-Ростовскому направить в настоящий момент резервы в армию, а Кутузову использовать резервные войска связан с их неготовностью. Использование не подготовленных, не вооружённых или плохо вооружённых и подготовленных резервных войск не только бы не усилило армию, а наоборот ослабило бы её.
29-августа Кутузов направил рапорт Александру-1 об отступлении к Москве и о потерях противника в сражении при Бородине.
                Кутузов приказал строить на Поклонной горе обширный редут, где должен быть расположен правый фланг позиции русской армии. Кутузов спросил у генерала Ермолова его мнение о позиции, но тот ответил, что заметные недостатки допускают мысль о невозможности на нём удержаться. Кутузов взял его за руку, ощупал пульс и спросил у Ермолова, здоров ли он. Ермолов добавил, что он Кутузов не будет на этой позиции драться или будет разбит. Кутузов снисходительно выслушал Ермолова, приказав осмотреть позицию и ему донести. Осматривать позицию с Ермоловым, отправились полковник Толь и полковник главного штаба Кроссар. Вернувшись, генерал Ермолов доложил Кутузову об итогах рекогносцировки, что расположив армию на Воробьёвых горах, перехватя Калужскую дорогу впереди заставы, можно удерживать Серпуховскую дорогу и отступить на неё, проходя малую часть Замоскворечья. Общий вывод: позиция чрезвычайно невыгодна, отступление очень опасно и трудно арьергарду удержаться столько времени, чтобы армия успела отдалиться. Что прилично было бы арьергарду нашему в честь древней столицы оказать некоторое сопротивление. Кутузов на это ничего не сказал, войска продолжали устраиваться на указанных позициях. 4-й корпус генерала Дохтурова был направлен на Воробьёвы горы, подготовка позиций была продолжена.
                29-августа Кутузов подписал повеление Калужскому губернатору П. Н. Каверину о направлении транспортов с продовольствием из Калуги на Рязанскую дорогу, и об объявлении Калужской губернии на военном положении.
29-августа Кутузов направил рапорт Александру-1 об отступлении к Москве и о потерях противника в сражении при Бородине:
«Баталия, 26-го числа бывшая, была самая кровопролитнейшая из всех тех, которые в новейших временах известны. Место баталии нами одержано совершенно, и неприятель ретировался тогда в ту позицию, в которую пришёл нас атаковать. Но чрезвычайная потеря, и с нашей стороны сделанная, особливо тем, что переранены самые нужные генералы, принудила меня отступить по Московской дороге.  Сегодня нахожусь я в деревне Наре и должен отступить ещё потому, что ни одно из тех войск, которые ко мне для подкрепления следуют, ко мне ещё не сближались, а именно три полка, в Москве сформированные под орденом генерал-лейтенанта Клейнмихеля, и полки сформированные князем Лобановым, которые приближаются к Москве.
Пленные сказывают, однако же, что неприятельская потеря чрезвычайно велика. Кроме дивизионного генерала Бонами, который взят в плен, есть другие убитые, между прочим Давуст ранен. Арьергардные дела происходят ежедневно. Теперь узнал я, что корпус вице-короля италийского находится около Рузы, и для того отряд генерал-адъютанта Винценгероде пошёл к Звенигороду, дабы закрыть по той дороге Москву.
                Р.S. Некоторые пленные уверяют, что общее мнение во французской армии, что они потеряли ранеными и убитыми сорок тысяч».
30-августа Кутузов направил письмо Ростопчину:
«По сведениям ко мне дошедшим, неприятель 28-го числа ночевал в Рузе, а об силах его утвердительно знать невозможно. Иные полагают, на сей дороге целый корпус 20000, другие менее. Неприятель, за отделением сих войск, находится в 15-верстах передо мною в виду моего арьергарда и сегодняшний день не атакует. Сие может  продолжить он и завтра в том желании, чтобы армия моя оставалась здесь, а между тем, сделав форсированный марш на Звенигород и раздавив отряд Винценгероде, состоящий из 2000- кавалерии, 500-пехоты и двух пушек, возымеет дерзкое намерение на Москву. Войска мои, несмотря на кровопролитное бывшее 26-го числа сражение, остались в таком почтенном числе, что не только в силах противиться неприятелю, но даже ожидать и поверхности над оным. Но между тем неприятельский корпус находится ныне на Звенигородской дороге. Неужели не найдёт он гроб свой от дружины Московской, когда б осмелился он посягнуть на столицу московскую на сей дороге, куда отступит и Винценгероде. …
P. S. Прилагаемое при сем повеление к генерал-адъютанту графу Винценгероде благоволите, Ваше сиятельство отправить поспешнее в город Звенигород».
Дело в том, что слабое преследование со стороны противника и возбудило подозрение Кутузова, что Наполеон лишь усыпляет его внимание, а сам предполагает совершить обход корпусом Евгения Богарне на Рузу и корпусом Понятовского на Верею.
К Кутузову пришёл Барклай и стал высказывать причины, по которым армия должна оставить Москву без сражения. Кутузов слушал его внимательно.
                1-сентября Кутузов созвал совещание, собрав в Филях военный совет. Военный министр Барклай начал объяснение настоящего положения дел следующим образом:
«Позиция весьма невыгодна, дождаться в ней неприятеля весьма опасно, превозмочь его, располагающего превосходными силами, более нежели сомнительно. Если бы после сражения могли мы удержать место, но такой же потерпели урон, как при Бородине, то не будем в состоянии защищать столько обширного города. Потеря Москвы будет чувствительною для государя, но не будет внезапным для него происшествием, к окончанию войны его не наклонит и решительная воля его продолжать её с твёрдостью. Сохранив Москву, Россия не сохраняется от войны жестокой, разорительной, но сберегши армию, ещё не уничтожаются надежды отечества, и война, единое средство к спасению, может продолжаться с удобством. Успеют присоединиться в разных местах за Москвою приуготовляемые войска, туда же заблаговременно перемещены все рекрутские депо. В Казани учреждены вновь литейный завод, основан новый ружейный завод Киевский, в Туле оканчиваются ружья из остатков прежнего металла. Киевский арсенал вывезен. Порох, изготовляемый в заводах, переделан в артиллерийские снаряды и патроны и отправлен внутрь России».
Барклай предложил взять направление на Владимир в намерении сохранить сообщение с Петербургом, где находилась царская семья.
Кутузов предложил всем присутствующим на совещании высказаться по данному вопросу, начиная с младшего в чине. Слово было предложено генерал-майору Ермолову. Ермолов был убеждён в основательности предложения военного министра, но заметил, что направление на Владимир не согласуется с обстоятельствами. Царская семья может найти во-многих местах совершенно от опасности удобных, не порабощая армию невыгодному ей направлению, нарушающему связь с армиями генерала Тормасова и адмирала Чичагова. В то - же время Ермолов не решился дать согласие на отступление, предложив атаковать неприятеля, ссылаясь на то, что внезапные наступательные действия русской армии вызовут полное замешательство противника, которым его светлости, как искусному полководцу подлежит воспользоваться.
Кутузов с неудовольствием сказал Ермолову, что такое мнение он делает потому, что не на нём лежит ответственность.
Генерал-лейтенант Уваров, одним словом не дал согласие на отступление. Генерал-лейтенант Коновницын был мнения атаковать. Генерал Дохтуров говорил, что хорошо бы идти навстречу неприятелю, но после Бородино, где потеряны многие известные командиры, ручательств в успехе нет, и поэтому предлагает отступать. Генерал Беннигсен предложил атаковать неприятеля. Генерал-лейтенант Остерман дал согласие отступать, спросив у генерала Беннигсена, может ли он удостоверить в успехе? Беннигсен холодно ответил:
- Если бы не подвергался сомнению предлагаемый суждению предмет, не было бы нужды сзывать совет, а ещё менее надобно было бы его мнение.
Приехавший позднее генерал-лейтенант Раевский изъявил согласие на отступление.
Кутузов, выслушав эти мнения присутствующих на совете, приказал подготовить диспозицию к отступлению и произнёс следующие слова:
- С потерею Москвы ещё не потеряна Россия. Первою обязанностью поставляю сберечь армию и сблизиться с теми войсками, которые идут к нам на подкрепление. Самим уступлением Москвы приготовим мы неприятелю неизбежную гибель. Доколе будет существовать армия, и находиться в состоянии противиться неприятелю, до тех пор сохраним надежду благополучно завершить войну, но когда уничтожится армия, погибнут Москва и Россия. Приказываю отступать.
1-сентября Кутузов направил письмо Ростопчину об оставлении Москвы.
3-сентября Кутузов направил письмо Лобанову-Ростовскому с предписанием отправить вновь сформированные полки к Коломне и Серпухову.
3-сентября Кутузов направил письмо генерал-майору Винценгероде о прикрытии дороги на Клин и Тверь в связи с планом перехода армии на Калужскую дорогу.
4-сентября Кутузов направил донесение Александру-1 об оставлении Москвы. Главной причиной Кутузов считал необходимость оторваться от армии Наполеона и выиграть время для пополнения армии и подготовки её к переходу в контрнаступление.
                Отступать Кутузов решил на старую Калужскую дорогу. В 10-часов вечера армия должна была выходить двумя колоннами. Одна под командою генерала Уварова, через заставу «Дорогомиловский мост». При ней находился князь Кутузов. Другая колонна под начальством генерала Дохтурова проходила через Замоскворечье на Каменный мост. Тесные улицы, большие за армией обозы, резервная артиллерия и парки, огромные толпы жителей Москвы до того затрудняли движение войск, что армия до самого полудня не могла выйти из города.
Кутузов послал Ермолова к генералу Милорадовичу, чтобы он, сколько возможно удерживал неприятеля или бы условился с ним, дабы иметь время вывезти из города тяжести. Ермолов у Дорогомиловского моста с частью войск арьергарда встретил генерал-лейтенанта Раевского, которому сообщил о данном ему поручении для передачи его генералу Милорадовичу.
Первые части отступающей русской армии ещё только всходили на Яузский мост, когда командующий арьергардом генерал Милорадович получил известие, что французская кавалерия вступает в Москву через Дорогомиловскую заставу. Генерал Капцевич, полк которого был самым задним в арьергарде с трудом уходил от наседавшего Мюрата. Милорадович получил от Капцевича одно за другим известия, что неприятель стремится отрезать арьергард от города. Милорадовичу удалось снестись с Мюратом, и, уверив того, что народ в Москве будет отчаянно биться вместе с войсками, если французы не дадут русской армии спокойно пройти через Москву. А Милорадович обязался не предпринимать никаких враждебных действий. Это дало возможность арьергарду и многим жителям спокойно покинуть Москву, но не спасло арсенала. В руки противника попали 156-орудий, около 75 тысяч ружей, более 7-тысяч карабинов, мушкетов и штуцеров. Хотя некоторые историки опровергают эти данные. Были оставлены магазины, склады хлеба, сукон и всякого казённого для армии довольствия.
                Самостоятельное решение Кутузова об оставлении Москвы вызвало возмущение правительства. Было создано специальное заседание Комитета министров, на котором было высказано следующее мнение: «Комитет министров от 10-сентября 1812 года имел рассуждения, что донесения генерал-фельдмаршала князя Голенищева - Кутузова как от 29-августа, так и последнее, Комитету сообщённое,  из коих первым предваряет он об отступлении армии из позиции под Бородином, а вторым извещает о неожиданном допущении  неприятеля в Москву без всякого сопротивления, не представляет той определённости, и полного изображения причин, как в делах столь величайшей важности необходимы и что сие поставляет правительство в невозможность основать свои заключения. Комитет полагает предписать главнокомандующему армиями дабы во-первых, доставил сюда он протокол того совета, в коем положено было оставить Москву неприятелю без всякой защиты, и, во-вторых, чтобы на будущее время всегда присылал он полное о всех мерах и действиях своих сведения».
Александр-1 с раздражением писал Кутузову: « На Вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет, отрядить значительный корпус на Петербург для угрожения сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною Вам армиею, действуя с решимостью и деятельностью, Вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие, вспомните, что Вы ещё обязаны ответом оскорблённому отечеству в потере Москвы».
                В 10-часов утра на Воробьёвых горах Наполеон получил записку от Неаполитанского короля, сообщавшую ему, что неприятель эвакуировал город и что к королю был послан в качестве парламентёра офицер русского генштаба, просить о приостановке боевых действий на время прохождения русских войск через Москву. Император согласился на это, но предписал королю следовать за неприятелем по пятам и оттеснить его как можно дальше, как только французские войска подойдут к заставам. Он предложил также избегать вступления в город, и, если будет возможно, обойти его. Он предписал также королю, как можно скорее прислать ему к воротам, к которым он направлялся, депутацию от властей.  Вскоре он приказал генералу Дюронелю, который был назначен губернатором Москвы, вступить в город с тем количеством отборной жандармерии, чтобы установить там порядок и занять казённые здания. В частности он поручил ему ускорить присылку депутаций от властей, которую Неаполитанский король должен был собрать и которая, как он сказал, послужит для жителей города лучшей гарантией их безопасности. Но депутация не прибывала. Нетерпение императора росло. Каждую минуту он посылал всё новых и новых офицеров и справлялся о депутации. Наконец прибыли донесения от Неаполитанского короля и генерала Дюронела. Они не только не нашли никаких властей в городе, но и не могли отыскать там ни одного жителя из видных лиц. Все бежали. Москва стала пустыней, где можно было встретить лишь нескольких бедняков из низшего класса населения.
                В тот - же день, когда русские войска оставили город, в Москву въехал Наполеон. Когда ему доложили, что Москва пуста, он приказал графу Дарю привести ему бояр. Дарю естественно, никаких бояр не нашёл, только подтвердив, что город пуст. Но император был упрям, тогда один офицер, желая отличиться, привёл каких-то бродяг. Наполеон сразу понял кто перед ним, заявив: « О русские не знают ещё, какое впечатление произведёт на них взятие их столицы».
Адъютанты принесли ему весть, что Москва пуста. Наполеон сказал свите, что «может быть московские жители не знают, как сдаваться».
Слабое сопротивление французам было оказано лишь у ворот Кремля. Французы ядром выбили ворота и картечью перебили несколько человек. Наполеон остановился в одном из домов у Дорогомиловской заставы. Стали поступать донесения о многочисленных пожарах. Сначала у Наполеона возникло предположение, что солдаты грабят дома и по неосторожности возникают пожары. Наполеон приказал  немедленно прекратить грабежи. В три часа ночи ему доложили, что горит центральный квартал, и дома, куда французские войска ещё не входили.
На следующий день управление Москвой было передано герцогу Тревизскому, войска которого стали занимать город.
                15-сентября Наполеон переехал в Кремль, где всё находилось на месте, даже шли часы, словно владельцы оставались дома. Но все состоятельные жители бежали. И не было возможности образовать, какую бы то ни было администрацию. Оставались только учителя (гувернёры-французы), несколько торговцев иностранцев и отдельные жители из низших слоёв населения, а также прислуга в некоторых особняках. Оставшиеся жители и французские солдаты тут - же занялись грабежом. Начались пожары. Французам удалось захватить лишь небольшую часть архивов и драгоценностей. В арсенале оставалось немного оружия.
 Позже император узнал о воззвании Кутузова к армии.
Весь день пожар в Москве катастрофично разрастался. Наполеон сказал, обращаясь к Коленкуру: «Это война на истребление, это ужасная тактика, которая не имеет прецедентов в истории цивилизации. …Сжигать собственные города. …Этим людям внушает демон! Какая свирепая решимость! Какой народ!» С большим трудом Наполеон и его свита покинули Кремль, и он поселился в Петровском замке за чертой города.
                Неаполитанский король донёс, что русская армия движется по Казанской дороге. Он надеялся отбить у неприятеля часть его обозов и, по-видимому, был уверен в том, что отрежет его арьергард, так как ему казалось, что у русских крайний упадок духа. Все эти сведения были приятны императору, он вновь развеселился. Правда, он не получил никаких предложений у ворот Москвы, но нынешнее состояние русской армии, упадок её духа, недовольство казаков, впечатление которое произведёт в Петербурге весть о занятии второй русской столицы – все эти события, которые Кутузов, бесспорно скрывал (так считал император) до последнего момента, как от губернатора Ростопчина, так и от своего государя, должны были, говорил император, повлечь за собой предложение мира. Он не мог только объяснить себе движение Кутузова на Казань.   В полдень император отправился в Кремль, где объехал его и затем устроился в парадных покоях императора Александра.
Кстати, он написал императрице, в своём первом письме из Москвы: « Город так же велик, как Париж.  Тут 1600 колоколен и более тысячи красивых дворцов, город снабжён всем. Дворянство уехало отсюда, купцов также принудили уехать, народ остался... Неприятель отступает, по-видимому, на Казань. Прекрасное завоевание- результат сражения под Москвой».
               
                Александр-1 в своём ответном письме к сестре Екатерине Павловне (19-сентября), которая писала о крайнем раздражении умов в обществе, которое вызвано взятием Москвы французами. «Вас громко обвиняют в несчастье, постигшем Вашу империю, во - всеобщем разорении частных лиц, …в том, что Вы погубили честь страны и Вашу личную честь. И не один какой-нибудь класс, но все классы объединяются в обвинениях против Вас, …один из главных пунктов обвинений против Вас – это нарушение Вами слова, данного Москве, которая Вас ждала с крайним нетерпением, и то, что Вы её бросили. Это имеет такой вид, что Вы её предали. Не бойтесь катастрофы в революционном роде, нет. …Мысль о мире, к счастью, не всеобщая мысль, …потому что чувство стыда, возбуждённое потерей Москвы порождает желание мести. На Вас жалуются, и жалуются громко. Я думаю, мой долг сказать вам это, дорогой друг, потому что это слишком важно. Что вам надлежит делать – не мне это указывать, но спасите вашу честь, которая подвергается нападениям. Ваше присутствие может расположить к вам умы, не пренебрегайте никакими средствами и не думайте, что я преувеличиваю; нет, к несчастью, я говорю правду, и сердце от этого обливается кровью у той, которая стольким вам обязана и желала бы тысячу раз отдать жизнь, чтобы вывести вас из этого положения, в котором вы находитесь».
Александр старается реабилитировать себя, по крайней мере, в глазах сестры:
«…Что люди несправедливы к тому, кто находится в несчастье, что его обвиняют, что его терзают - это дело самое обыкновенное. Я не делал себе никаких иллюзий в этом отношении, я был уверен, что это со мной случится, едва только судьба будет ко мне неблагосклонна… Несмотря на неохоту утомлять кого бы то ни было подробностями, которые меня касаются, неохоту, которая ещё бесконечно увеличивается, когда я нахожусь в несчастье, искренняя привязанность, которую я к вам питаю, заставляет меня превозмочь это чувство, и я вам изложу дела так, как я на них смотрю. Что может делать человек больше, чем следовать своему лучшему убеждению? Оно-то мной только и руководило. Оно заставило меня назначить Барклая командующим 1-й армией на основании репутации, которую он себе составил во - время прошлых войн против французов и против шведов. Это убеждение заставило меня думать, что он по своим познаниям выше Багратиона. Когда это убеждение ещё более увеличилось вследствие капитальных ошибок, который этот последний сделал во-время нынешней кампании и которые отчасти повлекли за собой наши неудачи, то я счёл его менее, чем когда-либо, способным командовать обеими армиями, соединившимися под Смоленском. Хотя и мало довольный тем, что мне пришлось усмотреть в действиях Барклая, я считал его менее плохим, чем тот (Багратион), в деле стратегии, о которой тот не имеет никакого понятия. Словом, у меня тогда, по моему убеждению, лучшего никого не было.
Царю сказали, что Барклая и Багратиона считают одинаково неспособными командовать такими большими массами и что в армии хотят Петра Палена.
…Не говоря уже о вероломстве и безнравственным характере и о преступлениях этого человека, вспомните только, что он уже 18-20 лет не видел неприятеля. …
Как я мог положиться на него и где доказательство его военного таланта? В Петербурге я нашёл, что все умы настроены в пользу назначения старого Кутузова главнокомандующим. Это был общий крик: то, что я знал об этом человеке, меня сначала отталкивало от него, но, когда письмом от 5-августа Ростопчин меня известил, что вся Москва желает, чтобы Кутузов командовал, так как находят, что Барклай и Багратион оба к этому неспособны, а в то время, как нарочно, Барклай делал одну глупость за другой у Смоленска, я не мог поступить иначе, как уступить общим желаниям, и я назначил Кутузова. Я и теперь думаю, что при обстоятельствах, в которых мы находились, я не мог поступить иначе, как выбрать между тремя генералами, одинаково мало способными к главному командованию, за кого высказывался общий голос
Я перехожу теперь к пункту, который ближе всего меня касается, к моей личной чести…Я не могу думать, что в вашем письме ставится вопрос о той личной храбрости, которую имеет каждый солдат, и которой я не придаю никакой цены. Впрочем, если уж я должен иметь унижение останавливаться на этом предмете, я вам сказал бы, что гренадёры полков Малороссийского и Киевского могли бы удостоверить, что я умею держаться под огнём так же спокойно, как и всякий другой. Но, ещё раз, я не думаю, что в вашем письме идёт речь об этой храбрости, и я предполагаю, что вы хотели сказать о храбрости моральной – о единственной, которой в выдающихся положениях можно придавать некоторую цену. Может быть, если бы я остался при армии,  мне удалось бы вас убедить, что у меня тоже есть доля её.  Но чего я не могу понять, это что вы, которая в своих письмах в Вильну, хотели, чтобы я уехал из армии, вы, которая в письме от 5-августа, доставленном Вельяшевым, говорите мне: «ради бога, не берите на себя командования», устанавливая таким образом,  как факт, что я не могу внушать никого доверия, - я не понимаю, что вы хотите сказать в вашем последнем письме словами: «Спасайте вашу честь…ваше присутствие может примирить с вами умы». Понимаете ли вы под этим моё присутствие в армии? И как примирить эти два столь противоречивых мнения»?
Далее Александр говорит, что он, назначив Кутузова, отказался от мысли ехать в армию отчасти из-за советов сестры, отчасти, вследствие воспоминания о том, что «наделал придворный характер этого человека под Аустерлицем».
«Так как государь понял, что Кутузов был единственным,  кто тогда разгадал игру Наполеона, которому удалось обмануть царя, и он хотя и советовал не начинать битвы, но слишком слабо советовал, слишком легко уступил, не предостерёг. Собственно поэтому царь и не мог простить поведения Кутузова в то время, так ясно обнаружившего военную бездарность самого Александра, мечтавшего о славе великого полководца», так написал об этом академик Тарле.
Говоря о положении после Бородина, царь говорит, что, не будучи в армии, он не мог воспрепятствовать «губительному отступлению после Бородина, решившему учесть Москвы».
Кончается письмо уверением, что он, по мере сил, от всего сердца служит отечеству. «Что касается таланта, может быть, у меня недостаток его, но ведь он не приобретается: это благодеяние природы, и никто никогда себе его не достал сам. Обслуживаемый так плохо, как я, нуждаясь во всех областях в нужных орудиях, руководя такой огромной машиной, в таком страшном критическом положении, и притом против адского противника, соединяющего с самой ужасной преступностью самый замечательный талант, и который распоряжается всеми силами всей Европы и массой талантливых людей, сформировавшихся за 20-лет революции и войны, неудивительно, что я испытываю поражения».
                Кстати, по-поводу сдачи Москвы генерал Ермолов в своих воспоминаниях высказывал следующее соображение: « Армия наша от Можайска могла взять направление на Калугу и оставить Москву. Неприятель не смел бы занять её слабым отрядом, не решился бы отделить больших сил в присутствии нашей армии, за которой должен был следовать непременно. Конечно, не обратился бы к Москве со всею армиею, оставя тыл её и сообщение подверженными опасности».
Но Кутузов выбрал другой вариант, потому что действительно не хотел сдавать Москву Наполеону, как это он неоднократно утверждал, без сражения. И только запрет царя на использование ещё недостаточно подготовленной резервной армии, отсутствие хорошей позиции под Москвой и по другим причинам, заставили отказаться от этого. Наполеон мог поставить Кутузова в сложное положение, если бы действовал так, как об этом пишет Ермолов: «Если бы неприятель, наблюдая движение наше на Москву, со всеми своими силами пошёл по направлению на Калугу, нам предстояли другого рода неудобства. Из Калуги он доставил бы продовольствие в большом количестве. …Богатейшие провинции, снабжающие армию потребностями, были бы отрезаны. Неприятель сохранил бы в полной безопасности прежние свои сообщения. Москва могла быть спасена таким образом, но армия наша поставлена в необходимость дать сражение, прежде, нежели усилена была свежими подкреплениями».
Таким образом, можно сделать вывод о том, что Наполеон, совершил стратегическую ошибку, не повернув после Бородинского сражения на Калугу, заставив Кутузова принять невыгодное в тот момент для русской армии генеральное сражение. Суть этой ошибки Наполеона заключается в неверном представлении французского императора о характере и стратегии русского царя, характере и стратегии Кутузова, и характере русского народа вообще. Взятие Москвы, по мнению Наполеона,  ужаснёт русский народ, посеет хаос, заставит царя и командование русской армии почувствовать неуверенность, которая почти всегда приводит к ошибкам, заставит искать пути к немедленному заключению мира. Но этим надеждам Наполеона не суждено было сбыться.
                В это время Наполеон получал много сведений от своей разведки о зажигательном воздушном шаре, над которым долго работал под покровом тайны некий англичанин или голландец по фамилии Шмидт. Этот шар, как уверяли, должен был погубить французскую армию, внести в её ряды беспорядок и разрушение. Тот же изобретатель изготовлял много гранат и горючих материалов. Большая часть горючих материалов, найденных во-многих учреждениях и приготовленных для поджога, действительно была изготовлена по определённой системе. Многие сведения противоречили друг другу. Одна старая французская актриса сообщила, что от генерала Бороздина якобы она узнала, что недовольство против императора Александра и против нынешней войны из-за Польши достигло крайних пределов, русские вельможи хотят мира, во что бы то ни стало и принудят к этому императора Александра, так как опасность угрожает их главным поместьям и наиболее ценной части их состояния. Кутузов обманул петербургский двор, общественное мнение и московскую администрацию. Считали, что он одерживает победы. Внезапная эвакуация Москвы разорит русское дворянство и принудит правительство к миру. Дворянство взбешено против Кутузова и против Ростопчина, которые усыпили его лживыми успокоениями.  Наполеон не мог поверить, что русские сжигают свои дома, чтобы помешать французам. Но донесения, следовавшие одно за другим, не позволяли ему больше сомневаться, и он снова приказал принять все меры, которые могли бы прекратить это бедствие и привести к розыску исполнителей этих мероприятий. В результате 80-человек, которые занимались поджигательством, были задержаны, а потом казнены.
                Казачьи начальники продолжали всё время расточать комплименты Неаполитанскому королю, который в свою очередь не переставал выказывать им свою щедрость. Авангарду не было надобности сражаться, казачьи офицеры являлись к королю за указаниями, чтобы осведомиться до какого пункта он намерен продолжать переход и где он хочет расположиться со-своим штабом. Дело доходило до того, что они охраняли назначенный им пункт до прибытия его отрядов, чтобы там ничего не случилось. Они настоящим образом кокетничали, чтобы понравиться королю, которому были весьма приятны эти знаки почтения. Император из-за этого стал с меньшим доверием относится к его донесениям. Эти любезности казались ему подозрительными. Он видел, что короля оставляют в дураках, и он советовал ему не доверять так называемому движению Кутузова на Казань. Император не мог найти объяснение этому движению Кутузова на Казань. Он заключил, что от короля хотят скрыть какой-то манёвр или завлечь его в какую-нибудь ловушку.
                8-2.  Литовскому уланскому полку государев манифест был объявлен, когда он находился близ Смоленска. Уланы прыгали от радости и взоры всех пылали мужеством и удовольствием. «Наконец, - говорили офицеры, теперь будет наша очередь догонять». Два часа полк дожидался приказания под стенами крепости Смоленской. Наконец было велено идти на неприятеля по обеим сторонам дороги. Но место было так неудобно для кавалерии, что заранее было ясно, что при первом натиске неприятеля удержать его за собой будет очень трудно. Всё поле было изрыто, усеяно мелкими кустами и перерезано рытвинами. Вскоре русские уланы увидели скачущую к ним во - фланг неприятельскую кавалерию. Командир эскадрона Подъямпольский скомандовал: «Второму полуэскадрону правое плечо вперёд»- и поставя его к неприятелю лицом, приказал подпоручику Дуровой взять начальство, и в ту же минуту ударить по несущейся к ним коннице. Эта была восхитительная минута для неё, но вдруг её команда: «С места, марш-марш», слилась с громовым голосом командира эскадрона, раздавшегося позади фронта: «назад, назад». В одну секунду полуэскадрон Дуровой повернул назад и поскакал сломя голову на большую дорогу, и Дурова осталась позади всех. За спиной она увидела скачущих за ней всего на аршин только от крестца её лошади трёх или четырёх неприятельских драгун старавшихся достать её палашами в спину. Дурова, сама не зная для чего, инстинктивно закинула саблю на спину остриём вверх. Выбравшись на ровное место, уланы оплатили неприятелю за своё беспорядочное бегство. Повинуясь голосу и командам офицеров, эскадрон в минуту пришёл в порядок, построился и грозной лавой понёсся навстречу врагу. Неприятельские драгуны не вынесли этого грозного вида и, желая уйти, были догнаны, разбиты, рассеяны и прогнаны несравненно с большим уроном, нежели понёс эскадрон Литовского уланского полка. После этой короткой стычки с неприятелем, эскадрон Дуровой был поставлен на правой стороне дороги, а бугристое поле было занято егерями. Но пули неприятеля стали сильно беспокоить улан. Подпоручик Дурова была послана к командиру Литовского уланского полка Штакельбергу, сказать о критическом положении и спросить, что он прикажет делать. Штакельберг приказал стоять, не трогаясь ни на шаг с места. Командир эскадрона Подъямпольский отреагировал на это спокойно, заявив: «ну стоять, так стоять». Вскоре улан сменил эскадрон драгун. Ночью арьергард русской армии взошёл на высоты за рекой. Отступающим войскам было видно, что генерал Раевский с сожалением смотрел на пылающий Смоленск. Кто-то из толпы окружавших его офицеров вздумал с иронией воскликнуть: «Какая прекрасная картина».
- Особливо для Энгельгардта, - подхватил кто-то из адъютантов генерала, - у него здесь горят два дома.
В Литовском уланском полку все были недовольны отступлением, говорили о том, что неужели нельзя было встретить и разбить неприятеля ещё на границе. К чему такие опасные манёвры? Для чего вести врага так далеко в средину земли своей.
                Наступила очередь подпоручику Дуровой отправляться ординарцем к генералу Коновницыну. В это время завязалось небольшое сражение с французами. Генерал Коновницын подъехал к передовой линии, но его свита привлекла внимание, и противник усилил обстрел. Коновницын приказал своим ординарцам разъехаться. Но по какой-то причине этот приказ был не сразу исполнен, и в это время была ранена генеральская лошадь. Неприятель сосредоточил на этой группе свой огонь, что и заставило Коновницина отъехать немного далее от линии фланкёров. А, когда его свита, бросилась за ним, то лошадь Дуровой, имея больший шаг, незаметно вырвалась вперёд генеральской лошади. Генерал, увидя это, спросил её очень строго: «Куда вы, господин офицер? Разве не знаете, что вам должно ехать за мною, а не впереди». Дурова со-стыдом и досадою осадила свою лошадь. Коновницын, верно, подумал, что это страх заставил её ускорить шаг. Вскоре генералу надобно было послать на левый фланг к графу Сиверсу узнать, что в случае отступления безопасны ли и удобны ли дороги для его ретирады, довольно ли с ним войска, и не нужно ли будет ему подкрепления. Для принятия этого поручения явилась Дурова. 
- Ох, нет!- сказал Коновницын, взглянув на неё,- вы слишком молоды, вам нельзя этого поручить, пошлите кого постарее.
Дурова покраснела, ей это не понравилось.
- Не угодно ли вашему превосходительству испытать, может быть, я в состоянии буду понять и исполнить ваши приказания.
- А, очень хорошо! Извините меня, - сказал Коновницын и вежливым тоном, отдал ей свои приказания.
Не успела Дурова скрыться у него из виду, как генерал, тревожимый недоверчивостью, послал вслед другого ординарца, с тем же приказанием. И это спасло Дурову. Уже возвращаясь, она встретилась с посланным офицером, от которого узнала, что там, где прежде она смогла проехать, находятся уже неприятельские стрелки.
После доклада Коновницыну об исполнении приказа, генерал расхвалил её и посылал уже везде одну, говоря при каждом поручении: «Вы исправнее других». И Дурова носилась весь день из одного полка в другой, устала смертельно, и очень проголодалась, и совсем этому была уже не рада. Вернувшись в эскадрон, Надежда была послана заготовить сено, а командир эскадрона попросил достать что-нибудь съесть: гуся или курицу. В соседней брошенной деревне удалось всё это достать. Вернувшись в эскадрон, она узнала большую новость, что новым главнокомандующим русской армии назначен генерал Кутузов.
                К вечеру вся русская армия расположилась биваками близ села Бородино. Во - время Бородинского сражения Литовский уланский полк защищал Семёновские флеши. На ночь они устроились в шалаше. На рассвете грозно загрохотала вестовая пушка. Все сразу вскочили на ноги. Французы шли густыми колоннами. Это был адский день. Дурова едва не оглохла от дикого, неумолкающего рёва артиллерии. Эскадрон улан несколько раз ходил в атаку, чем Надежда была очень недовольна, так как у неё не было перчаток, и руки просто окоченели от холодного ветра, что пальцы едва сгибались. Когда эскадрон стоит на месте, она кладёт саблю в ножны и прячет руки в рукава шинели, но, когда велят идти в атаку, надобно вынуть саблю и держать её голой рукой на ветру и холоде.  К тому - же она всегда была очень чувствительна к холоду и вообще ко-всякой телесной боли. А теперь, перенося днём и ночью жестокость северного ветра, которому подвержена беззащитно, она чувствовала, что мужество её уже не то, что было с начала кампании. Хотя и тени робости не было в душе, но сейчас она бы несказанно обрадовалась, если бы перестала сражаться. Если бы была хоть малейшая возможность согреться и опять почувствовать, что у неё есть руки и ноги. Но воспользоваться саблей по прямому назначению во - время этого сражения ей так и не удалось, так как неприятель  не рисковал вступать в непосредственный контакт с уланами, ограничиваясь лишь их обстрелом из всех видов огнестрельного оружия. Во - время сражения у села Шевардино, Дурова получила ещё и контузию от ядра, и ранение в  ногу, которая распухла, почернела, и нестерпимо ломило от боли. Вахмистр не допустил её падения с лошади, поддержал и отвёл на фронт. Командир эскадрона спросил:
- Зачем ты воротился.
- Я не ранен, - ответила Надежда, не имея никакого понятия о серьёзности своей контузии.
                Русские войска продолжали стоять и выдерживать огонь до самой ночи. Тогда неприятель стал освещать всё вокруг горящими ядрами, живописно скачущими мимо фронта русских войск, наконец, и эта забава закончилась и всё затихло.  Литовский уланский полк несколько отошёл назад и спешился, хотя эскадрон Дуровой остался на лошадях. Уже больше не в силах выдерживать сильную боль в ноге, она сказала ротмистру, что не может более держаться в седле, что если он позволит, то она отправиться к лекарю, чтобы он посмотрел, что делается с её ногой. Ротмистр позволил. Но Дурова не смогла ехать далее Бородина и остановилась в этом селении, которое было наполнено ранеными. Ища бесполезно избы, куда бы её пустили и, получая везде отказ, она решилась войти, и занять место не спрашивая согласия. Отворив дверь одной большой избы, была встречена двадцатью голосами болезненно кричавшими: «Кто там! Зачем! Затвори дверь! Кто такой! Она ответила, что уланский офицер, что ранен, что просит позволить переночевать здесь.  «Нельзя, нельзя!- закричало сразу несколько голосов, - здесь раненый полковник, и нам самим тесно». Это заставило Дурову заявить, что раненый полковник должен по себе знать, что в таком положении трудно искать квартиры и как бы не было тесно, но вы должны были бы сами предложить её остаться, а не выгонять. На это ей заявили, что она может остаться, но ей негде будет лечь. На что она заявила, что это уже её забота и легла на краю во - всём вооружении, даже не снимая каски. Боль стала стихать, одна только ушибленная нога была тяжела, как бревно, и она не могла пошевелить ею без боли, в одну минуту погрузившись в глубокий сон, так как целый день не сходила с лошади. На рассвете, когда Надежда проснулась, нога по-прежнему жестоко болела, вчерашний озноб сменил сильный жар. К счастью её денщик нашёл телегу, и она отправилась в поисках лекаря, но нашла доброго своего приятеля полкового казначея Бурого. И благодаря его заботам тут - же оказалась в тёплом шалаше, в его тулупе, со стаканом горячего чая, нога была обвязана бинтами, намоченными спиртом, за неимением лучших средств. Хороший суп, чай и тепло возвратили членам её силу и гибкость. И всё сразу было забыто, как сон, хотя нога всё ещё и болела. Командир полка Штакельберг поручил ей отвести небольшой отряд, состоящий из 24-улан для пополнения и укомплектования эскадрона.
                Во - время отступления русской армии к Москве, командир полка разрешил Дуровой съездить в древнюю столицу, чтобы заказать тёплую куртку, которую ей тут - же сшили. Она хотела покинуть город, но многие извощики уже уехали, а те, кто был, просили по 50-рублей. И ей пришлось отправиться пешком. Пройдя версты три по мостовой, Надежда принуждена была лечь на землю, как только вышла за заставу. Нога вновь стала болеть и пухнуть, так что она не могла и вступить на неё. К счастью проезжала мимо какая-то фура, нагруженная сёдлами, ранцами и всяким другим добром. У главной квартиры она у одного знакомого офицера взяла лошадь и вернулась в полк. После оставления русской армией древней столицы, всё с волнением и сожалением смотрели на пожар, охватившим Москву. В это время Дуровой с командой поручили отправиться за сеном для полка. Она должна была ехать на лошади упрямой, ленивой и безобразной, как осёл. Надежда не могла не подумать, что с таким конём её ожидают стыд и беда, что в первом же деле на неприятеля он не пойдёт, и от неприятеля не унесёт. Она решила поручить унтер-офицеру вести отряд шагом к лесу, а сама поскакала к селу, надеясь найти там полковых заводных, где находился её Зелант. Наконец, она его отыскала, но заблудилась и уже не нашла своей команды. Пришлось вернуться в полк. Командир полка Штакельберг устроил дикий разнос:
- Где ваша команда? Как смели вы это сделать, как смели оставить свою команду. Ступайте, сыщите мне людей, иначе я представлю на вас главнокомандующему, и вас расстреляют.
Вскоре Надежда нашла своих людей, отвела их в полк и представила их командиру полка. После этого она решилась отправиться к главнокомандующему, чувствуя себя жестоко оскорблённой угрозой командира полка, что её расстреляют. После этого она уже не могла более оставаться под его начальством, и, не сходя с лошади, написала командиру полка записку: «Уведомьте полковника Штакельберга, что, не имея охоты быть расстрелянным, я уезжаю к главнокомандующему, при котором постараюсь остаться в качестве ординарца».
                Приехав в Главную квартиру, Дурова увидела на воротах написанные мелом слова «Главнокомандующему». Она вошла в сени, встретила какого-то адъютанта.
- Главнокомандующий здесь? - спросила Надя.
- Здесь, - отвечал адъютант вежливым и ласковым тоном, но в ту же минуту вид и голос адъютанта изменились, когда она сказала, что ищет квартиру Кутузова.
- Не знаю, здесь нет, спросите там, - сказал он отрывисто, не глядя на неё и ушёл.
Дурова пошла далее и опять увидела на воротах « Главнокомандующему». Она подошла к одному адъютанту, чьё лицо показалось ей лучше других, это был Дишканец.
- Доложите обо мне главнокомандующему, я имею надобность до него, - заявила Дурова.
- Какую? Вы можете объявить её через меня.
- Не могу, мне надобно, чтобы я говорил с ним  без свидетелей, не откажите мне в этом снисхождении, - прибавила она, вежливо кланяясь Дишканцу.
Он тотчас вошёл к главнокомандующему и через минуту, отворяя дверь, сказал ей:
- Пожалуйте.
- Что тебе надобно, друг мой? - спросил Кутузов, смотря на Дурову пристально.
- Я желал бы иметь счастие, быть вашим ординарцем во - всё продолжение кампании, и приехал просить вас об этой милости.
- Какая же причина такой необыкновенной просьбы, а ещё более способа, каким предлагаете её.
Надежда рассказала, что заставило её принять такое решение, и, увлекаясь воспоминанием незаслуженного оскорбления, говорила с чувством, жаром и в смелых выражениях.
- В Прусскую кампанию все мои начальники, так много и так единодушно хвалили смелость мою, и даже сам Буксгевден назвал её беспримерною, что после этого я считаю себя вправе назваться храбрым, не опасаясь быть, сочтён за самохвала.
- В Прусскую кампанию? Разве вы служили тогда? Который вам год? Я полагал, что вы не старее 16-лет.
Надежда ответила, что ей 23-й год и что в Прусскую кампанию она служила в Коннопольском полку.
- Как ваша фамилия? – спросил поспешно главнокомандующий.
- Александров.
Кутузов встал и обнял Дурову.
- Как я рад, что имею, наконец,  удовольствие узнать вас лично! Я давно уже слышал о вас. Останьтесь у меня, если вам угодно, мне очень приятно будет доставить вам некоторое отдохновение от тяжести трудов военных, что же касается угрозы расстрелять вас, - прибавил Кутузов, усмехаясь, - то вы напрасно приняли её так близко к сердцу, это были пустые слова, сказанные в досаде. Теперь идите к дежурному генералу Коновницыну и скажите ему, что вы у меня теперь будете бессменным ординарцем.
Она пошла было, но он опять позвал её.
- Вы хромаете? Отчего это?
Надежда сказала, что в сражении под Бородиным получила контузию от ядра.
- Контузию от ядра и вы не лечитесь, сейчас скажите доктору, чтобы осмотрел вашу ногу.
Надя ответила, что контузия лёгкая и что нога почти не болит. Говоря это, она сознательно лгала, так как нога на самом деле болела жестоко и вся была багровая.
                Таким образом, Дурова была назначена ординарцем главнокомандующего русскими армиями Кутузова и отвечала за своевременную доставку приказов, донесений и распоряжений Главного штаба до командиров соединений по всему фронту, и нередко ей приходилось оставаться целый день в седле. В Красной Пахре главная квартира находилась в доме Салтыкова.  Ординарцам выделили какой-то дощатый сарай, в котором все они жались и дрожали от холода. Лихорадка не проходила и изнуряла Надежду, она дрожала, как осиновый лист. Её посылают двадцать раз на день в разные места. На её беду, дежурный генерал Коновницын вспомнил, что она, будучи у него временным ординарцем оказалась отличнейшим из всех, тогда бывших при нём. Куда только нужно было послать скорее, Коновницын кричал: «Уланского ординарца ко мне». И уланский ординарец носился, по определению самой Дуровой, «как бледный вампир» от одного полка к другому, а иногда и от одного крыла армии к другому. Вскоре, Кутузов велел позвать её к себе.
- Ну, что, - сказал он, взяв Надежду за руку, как только она вошла, - покойнее ли у меня, нежели в полку? Отдохнул ли ты, что твоя нога?
Дурова принуждена была сказать правду, что нога болит до нестерпимости, что от этого у неё всякий день лихорадка, что она машинально только держится на лошади по привычке, что сил у неё нет и за пятилетнего ребёнка.
- Поезжай домой, - сказал главнокомандующий, смотря на неё с отеческим состраданием, - ты, в самом деле, похудел и ужасно бледен. Поезжай, отдохни, вылечись и приезжай обратно.
- Как мне ехать домой, когда ни один человек теперь не оставляет армию, - сказала Надежда печально.
- Что же делать? Ты болен, разве лучше будет, когда останешься где-нибудь в лазарете? Поезжай! Теперь мы стоим без дела, может быть, и долго ещё будем стоять здесь, в таком случае успеешь застать нас на месте, - настаивал Кутузов.
В конце концов, Надежда согласилась последовать совету главнокомандующего, так как понимала, что ни одной недели уже не сможет долее выдерживать трудов военной жизни.
- Позвольте ли, ваше превосходительство привезть с собою брата? Ему уже 14-лет. Пусть он начнёт военный путь под начальством вашим.
- Хорошо привези, - сразу согласился Кутузов, - я возьму его к себе и буду ему вместо отца.
Через два дня после этого разговора Кутузов вновь потребовал Дурову к себе.
- Вот подорожная и деньги на прогон, - сказал он, подавая то и другое, - поезжай с богом. Если в чём будешь иметь надобность, пиши ко мне, я сделаю всё, что от меня зависит. Прощай друг мой, - сказав это великий полководец, обнял её с отеческой нежностью.
                Лихорадка и телега трясли Дурову без пощады, когда она покинула расположение Главной квартиры русской армии, отправляясь, домой в Сарапул в отпуск на лечение. У неё подорожная курьерская, и это стало причиною, что все ямщики, не слушая её приказаний ехать тише, скачут сломя голову. Малиновые лампасы и отвороты её мундира пугают их так, что хотя они и слышат, как она им велит, садясь в повозку: «ступай рысью», но не верят своим ушам, заставляя лихих коней рвануть разом с места, придерживая и останавливая их, как только у крыльца другой станции. Но нет худа без добра, по крайней мере, она теперь не зябнет, от постоянной и мучительной тряски её беспрерывно бросает в жар.
В Калуге на почту явился какой-то местный чиновник и, выждав, пока никого не останется в комнате, подошёл очень тихо к Надежде и ещё тише спросил:
- Не позволите ли мне узнать содержание ваших депеш?
- Забавно было бы, если бы рассказывали курьерам, что написано в тех бумагах, с которыми они едут. Я не знаю содержания моих депеш, - ответила удивлённая подобным требованием Надя.
- Иногда это бывает известно господам курьерам, я скромен, от меня никто ничего не узнает, - продолжал её шептать искуситель с ласковою миной.
- Я скромен, как и вы, - ответила Дурова, вставая, чтобы уйти.
- Одно слово, батюшка, Москва …
Остальное она уже не слышала, села в повозку и уехала. Сцены эти повторялись во-во-многих местах, и многими людьми, которые пытались расспрашивать и разговорить проезжающих курьеров.
                В Казани Дурова остановилась в доме благородного собрания, чтобы пообедать. А, когда лошади уже были готовы и обед её приходил к концу, перед ней возник чиновник с прищуренными глазами и хитрой физиономией, подошедший к ней тихой поступью, с множеством вопросов:
- Куда изволите ехать? Вы прямо из армии, где она расположена.
- Не знаю, - коротко ответила Надежда.
- Как - же это? Может она перешла на другое место, где вы её оставили?
- На поле между Смоленском и Москвою, - вынуждена была ответить Надя.
- Говорят, Москва взята, правда ли это?
- Неправда.
- Как можно, вы не хотите сказать. Все говорят, что взята, и это верно.
- А, когда верно, так чего ж вам больше.
- Стало быть, соглашаетесь, что слух этот справедлив?
- Не соглашаюсь, - ответила Дурова на этот поток вопросов и утверждений, прощайте, мне некогда ни рассказывать, ни слушать всякого вздору о Москве.
Она хотела было уйти, но чиновник неожиданно заявил уже другим тоном:
- Не угодно ли побывать у губернатора. Он просил вас к себе.
- Вам надобно было сказать мне об этом сначала, не забавляясь вопросами, а теперь я вам не верю, и к тому же я курьер и заезжать ни к кому не обязан, - ответила Надежда.
Чиновник опрометью бросился от  неё, но через две минуты вновь явился.
- Его превосходительство просит Вас пожаловать к нему, он прислал за вами свой экипаж.
                Дурова вынуждена была поехать к губернатору. Губернатор Казанский князь Мансуров начал разговор благодарностью за её благоразумие в отношении к нескромным расспросам.
- Мне очень приятно было, - говорил он, - слышать от своего чиновника, с какой осторожностью вы отвечали ему, я много обязан вам за это. Здесь наделал, было, мне хлопот один негодяй, вырвавшийся из армии, сколько наговорил вздору, и так растревожил умы жителей, что я вынужден был посадить его под караул. Теперь прощу вас быть со мною откровенным.  Москва взята?
Надежда медлила с ответом, губернатора смешно было бы обманывать, но тут стоял ещё какой-то чиновник, и при нём ей не хотелось отвечать на такой важный вопрос. Губернатор угадал эту её мысль.
- Это мой искренний друг, это второй я. Прошу вас не скрывать от меня истины, меня удостаивает доверенностью и сам государь, сверх того, мне надобно знать участи Москвы и для того, чтобы взять свои меры в рассуждении города. Итак, Москва взята?
- Могу вас уверить ваше превосходительство, что не взята, но отдана добровольно, и это последний триумф неприятеля нашего на земле русской. Теперь гибель его неизбежна.
- На чём вы основываете свои догадки?- спросил губернатор, на лице которого при словах Москва отдана, изобразилось прискорбие и испуг.
- Это не догадки, ваше превосходительство, но совершенная уверенность за гибель врагов наших порукою нам спокойствие и весёлый вид наших генералов и самого главнокомандующего. Не натурально, чтоб допустив неприятеля в сердце России и отдав ему древнюю столицу нашу, могли они сохранить спокойствие духа, не быв уверенными в скорой и неизбежной погибели неприятеля. Сообразите всё это, ваше превосходительство, и вы сами согласитесь со мною.
Губернатор Казани ещё долго расспрашивал её о действиях и теперешнем положении армии, и, наконец, прощаясь, наговорил ей много лестного и в заключение заявил, что Россия не дошла бы до крайности отдать Москву, если бы в армии были все такие офицеры, как она.
Покидая Казань, Дурова думала о похвалах губернатора в свой адрес, что от такого человека, как Мансуров, они вскружили бы голову хоть кому, а ей и подавно. Её, которую очень скоро ожидает тьма толков, заключений, предположений, клевет, как только пол её откроется. Ах, как тогда необходима будет ей свидетельство людей подобных Мансурову, Ермолову и Коновницыну.
                За Казанью начались обширные леса, густые, дремучие и непроходимые. Со-второй станции Дурова поворотила с большой дороги на маленькую, так как по ней было и дешевле проехать. Наступила ночь. В дремучем лесу ничто не шелохнётся и только слышно периодически раздающиеся восклицания её ямщика и заунывные песни старого татарина, ехавшего вместе с ней от самой Казани. Он выпросил у Надежды позволения сидеть на облучке повозки и за то прислуживал её в дороге.
- Гайда, гайда, Хамитулла! – пел он протяжным и грустным напевом своего народа. Это был припев какой-то нескончаемой песни. Устав слушать одно и то же целый час, она спросила:
-Что за Хамитулла, Якуб, которым ты прожужжал мне уши?
Якуб сердито повернулся на облучке:
- Что за Хамитулла! Он был первый красавец из всего рода нашего.
- Из твоей семьи, Якуб, или из всего татарского племени?
Но Якуб не отвечал. Она даже подумала, не осердился ли он, по обыкновению, но седой татарин мрачно смотрел вглубь леса, и вздыхал. Надежда уже хотела, закрыв голову шинелью, лечь спать, как вдруг Якуб оборотился к ней совсем.
- Барин, мы едим теперь через тот самый лес, где так долго скрывался и скитался Хамитулла, где он наводил ужас на путников одним только именем своим и мнимыми разбоями. Где его искали, преследовали и наконец, поймали. Бедный Хамитулла,  видя его в цепях, я не верил глазам своим. Он добрый и честный человек, примерный сын, брат, друг. В цепях за преступление, за разбой. Как  вы думаете, барин, какое было это преступление и какого рода разбой? Хотите знать?
- Хорошо Якуб, расскажи.
- Я люблю говорить о нём, дивлюсь ему и жалею о бедственной судьбе его со - всем     сердоболием отца. Да я любил Хамитуллу, как сына. Ему было семнадцать лет, когда я, заплатив калым за вторую жену свою, переехал жить к тестю в деревню, чтобы помогать ему в трудах. Хамитулла влюбился в Зугру, дочь одного из богатейших татар деревни. Но её отец хотел такой калым, какого у нас в деревне никто дать не мог, а он и подавно. И тогда он решил в Казани продавать халаты. И  пока он продавал, нашёлся богатый купец, который дал такой калым, против которого отец Зугры не смог устоять. И Зугру помолвили и отдали за этого купца. Но однажды Хамитулла и Зугра исчезли оба. Начались розыск и поиски, и вскоре открылось, что Хамитулла живёт с Зугрою в этом дремучем лесу. Разнёсся слух, что Хамитулла то там, то сям отнимает у прохожих хлеб, а иногда и деньги, не делая никому ни малейшего вреда. В конце концов, Хамитуллу поймали и осудили, а Зугру вернули отцу, хотя она категорически отказалась возвращаться к своему мужу. Это она написала эту песню, где слова: «гайда, гайда», означают, спеши или пойдём. Хамитуллы уже давно нет, но ещё раздаётся звук его имени, когда поют эту песню.
                Дома в Сарапуле, отец принял Надежду со-слезами, которая заявила, что приехала к нему отогреться. Батюшка плакал и смеялся, рассматривая её шинель, не имеющую никакого уже цвета, простреленную, подожжённую и прожжённую до дыр. Рассказывая отцу о добром расположении главнокомандующего, она пыталась убедить отца отпустить с ней брата. Он согласился на эту жестокую для него разлуку, но только с условием дождаться весны, сколько Надя не уверяла, что это для неё невозможно, но батюшка ничего слышать не хотел.
- Ты можешь ехать, - говорил он, - как только выздоровешь, но Василия не отпущу зимой, в такие лета. В такое смутное время, нет, нет, ступай одна, когда хочешь, его время не ушло, ему нет ещё и четырнадцати лет.
Надежда надеясь, что время примерит отца с мыслию расстаться с нежно любящим сыном, в то же время не дожидаясь этого, приняла решение написать Кутузову, что «…желая нетерпеливо возвратиться под славные знамёна его, я, не надеясь иметь счастие стать под ними вместе с братом своим, потому что старый отец не хочет отпустить от себя незрелого отрока на поле кровавых битв, в такое суровое время года и убеждает меня, если можно дождаться тёплого времени, и что я теперь совсем не знаю, что мне делать». Вскоре был получен ответ Кутузова, в котором было сказано, что Дурова имеет полное право исполнить волю отца, что, будучи отправлена начальником армии, она только ему одному обязана отчётом в продолжительности своего отсутствия, что он позволяет ей дождаться весны дома, и что она ничего через это не потеряет во мнении людей, потому что опасности и труды она делила со своими товарищами до конца, и что неустрашимости её сам Главнокомандующий очевидный свидетель. Это письмо было написано рукою Хитрово, зятя Кутузова, а руку его батюшка хорошо знал, потому что отец имел случай переписываться с ним. Надежда показала письмо батюшке, и он был очень тронут милостями и вниманием к его дочери со стороны знаменитого полководца, что не мог не заплакать. Дурова хотела было сохранить это письмо памятником доброго расположения славнейшего из героев России, но батюшка, взяв к себе эту бумагу, заставлял её двадцать раз в день краснеть, показывая всем и давая каждому читать. Надя принуждена была унесть это письмо тихонько и сжечь. Когда отец узнал об этом её поступке, то очень оскорбился и строго выговаривал ей, укоряя в непростительном равнодушии такому лестному вниманию первого человека в государстве. В городе в это время жили пять пленных французских офицеров, трое из них очень образованные люди. Уверенность их в благоразумии Наполеона делает честь собственному их благоразумию. Они указывают на карте Смоленск и говорят Дуровой: «моневер Александр, франсус тут». И Надежда не находит в себе никаких сил вывести их из этого счастливого заблуждения, тогда как безрассудные французы, со своим благоразумным и гениальным Наполеоном в западне.
Кстати, ещё во-время Бородинского сражения в главной квартире она встречалась с известным писателем и поэтом, подполковником Денисом Давыдовым и была ему представлена, но сама уклонилась от дальнейшего знакомства, стараясь избежать раскрытия её тайны и неуместных для неё расcпросов.
                8-3. Ещё в начале марта 1812 года Литовский пехотный полк лейб-гвардии его величества, в составе трёх батальонов,  входивших в гвардейскую пехотную дивизию, как и все гвардейские части, вслед за императорской свитой, отправился из летних лагерей под Петербургом в Вильно. Тогда пехотной дивизией командовал генерал Ермолов, молодой, энергичный и талантливый военачальник, а 2-й пехотной гвардейской бригадой генерал-лейтенант, затем флигель-адъютант Удом Евстафий Евстафьевич.
                В Вильно для гвардии были организованы манёвры, где все представители генералитета, и императорской свиты нашли гвардию превосходной по её устройству и боевой выучке. После краткого пребывания  в Вильно, который очень приглянулся всем офицерам полка, гвардия возвратилась на свои назначенные квартиры в город Свенцяны. И не было никаких особых распоряжений о подготовке к отражению возможного нападения противника, хотя всем было прекрасно известно о том, что французы в больших силах сосредоточены близ границ России. И все офицеры гвардии, уже тогда были уверены в том, что война будет, и что их перебросили к границе именно для отражения неизбежной агрессии со стороны французской армии.
Государю императору известными сановниками был устроен праздник. Но неожиданно среди великолепных и роскошных увеселений явился чиновник с известием о переходе французский войск через Неман. По указанию государя праздник не был прерван, чтобы не создавать паники. По указанию Александра гвардия в составе 1-й Западной армии направилась к Дрисскому лагерю. И когда все думали о том, что именно в этом укреплённом лагере и будет дано генеральное сражение, неожиданно для всех офицеров гвардии, было принято решение об оставлении этого укреплённого лагеря и об отступлении. Чему, как понял Алабьев, немало способствовало то обстоятельство, что князю Багратиону не удалось выйти на соединение с 1-й армией. А Дрисский лагерь был признан бесполезным, так как в нём были найдены большие недостатки. Вскоре командир их пехотной гвардейской дивизии генерал-майор Ермолов был назначен начальником штаба 1-й армии. В Полоцке, куда отступила армия, государь покинул армию, но гвардии было обещано его скорое возвращение, так как его отъезд из армии был воспринят с тревогой, хотя все понимали, что у царя много и других забот.
                Но начавшаяся война были воспринята в гвардейской офицерской среде, в целом, как ни странно, с большим удовлетворением. Всем надоело ежедневная, бестолковая муштра, всем хотелось на деле применить свои навыки, хотелось нового и неизведанного, все жаждали генерального сражения. Но пройдя Полоцк, армия отступила к Витебску, где было решено дать генеральное сражение. И они  даже стали свидетелями того, как главнокомандующий генерал Барклай, в окружении целой свиты офицеров штаба, отправился на рекогносцировку местности, а армия стала занимать боевое расположение. И, когда казалось, что на этот раз избежать генерального сражения уже не удастся, вновь поступил приказ об отступлении. Авангард 1-й армии под командованием графа Палена, прикрывал отступление армии к Смоленску. Офицеры гвардии стали почти открыто возмущаться этим обстоятельством и попрекать в этом Барклая, обвиняя его чуть - ли не в измене. К сожалению, были отмечены многочисленные случаи грабежей и разбоев со-стороны солдат в отношении местных жителей, которые пытались пресечь ужесточением наказаний. Но в этом не была замешана гвардия, где традиционно соблюдалась строжайшая дисциплина. И хоть снабжение армии значительно ухудшилось, положение в гвардии было значительно лучше, но и здесь всё больше стали ощущать нехватку продовольствия.
                По прибытии армии в Смоленск, в первую очередь занялись заготовлением хлеба и сухарей. Наконец осуществилось соединение двух армий. Но, если в первой армии солдаты, утомлённые отступлением в жару, роптали и допускали беспорядки, и другие признаки упадка дисциплины, то вторая армия явилась под звуки бодрой музыки и неумолкаемых песен. В Смоленске было принято решение атаковать неприятеля, и армия двинулась к Рудне, но тут вдруг остановилась, а затем и вовсе отошла к Мощинкам. Армия Багратиона возвратилась в Смоленск, но она одна не могла защищать город и должна была поспешно отступать к Дорогобужу. Все офицеры гвардии из этого факта сделали вывод о том, что у Барклая нет чёткого разработанного плана, и от этого все эти странные манёвры, которые больше напоминали метания, не принявшего твёрдого решения человека. Все офицеры гвардии крыли Барклая последними словами, называя изменником. Тем временем армия оставила Смоленск, и вновь началось отступление. Здесь гвардейцы впервые увидели опустошённый, пылающий город собственного отечества и ужаснулись этому,  вдруг осознав, что эта война не будет лёгкой прогулкой. А, когда армия отступила к Царёво-Займищу, где предполагалось дать, наконец, генеральное сражение, пришло известие о назначении главнокомандующим генерала князя Кутузова. Уже несколько раз армия готовилась дать генеральное сражение, и была обманута в своих ожиданиях, что не могло не нервировать командный состав. Но меры принятые Барклаем по ускорению инженерных работ, для устройства позиции у Царёво-Займище, казалось, говорили об обратном. Назначение нового главнокомандующего в гвардии восприняли с надеждой, что, наконец, это бесконечное отступление будет прекращено. Но и новый главнокомандующий, прибывший вскоре в армию, тут - же приказал отступать. Правда, на этот раз это объяснялось необходимостью присоединить к армии московское ополчение. Вначале Кутузов намеревался дать сражение у Колоцкого монастыря, где производились необходимые работы, но вскоре была выбрана новая позиция при Бородине, близ Москвы-реки.
                И вот он, наконец, настал тот день, которого так жаждали и одновременно опасались офицеры Литовского гвардейского пехотного полка.  Вначале сражения под селом Бородино, гвардейские полки находились в резерве, но затем были направлены на помощь войскам 2-й армии, когда стало известно о тяжёлом ранении генерала Багратиона. Приближаясь к позиции 2-й армии, они увидели правое крыло её на возвышении, которое было покрыто дымом, а войска были рассеяны огнём противника. По приказу генерала Ермолова, который в это время был направлен главнокомандующим во 2-ю армию, снабдить её артиллерию снарядами, в которых образовался недостаток, егерские полки резерва были брошены в штыки. И они, опережая гвардейцев, вытеснили французов с позиции войск 2-й армии, начальство над которыми было поручено генералу Дохтурову. Ермолов заменил утомлённые войска гвардейскими, сюда же подошла 2-я гренадёрская дивизия принца Карла Макленбурского, который вскоре был ранен. Французы подтянули в этот район свежие войска,  и гвардейским пехотным полкам пришлось, выстроившись в каре, встретить огнём атаковавшего их неприятеля. Гвардейские полки Измайловский, Литовский, Преображенский, Семёновский стояли твёрдо под огнём противника, а гвардейский Финляндский был рассыпан в стрелках.  Во - время этого боя был ранен генерал Ермолов. Гвардейские пехотные полки понесли большие потери, но удержали свои позиции. После Бородинского сражения, оставшиеся в живых офицеры гвардии, были повышены в звании, и Алабьеву, как и его другу, Пестелю, которые не были даже ранены,  были присвоены звания подпоручиков. Правда, за проявленную личную храбрость, Пестель ещё получил и золотую шпагу. Ночлег они уже имели недалеко от Можайска, там же произошло объединение двух армий в одну. И русская армия продолжила отступление к Москве, но всем офицерам гвардии было понятно, что невозможно русской армии сдать Москву неприятелю без боя. У селения Фили армия готовилась дать Наполеону ещё одно генеральное сражения. И, когда в этом все совершенно уверились, был приказано отступать, и Москва была отдана неприятелю без боя. И хоть все офицеры гвардии были поражены этим обстоятельством, но на этот раз никто не роптал, так все понимали, что главнокомандующий принял такое решение в целях сохранения армии. Но Москва их поразила. К тому времени, когда гвардия прошла через город, многие жители уже его покинули. Дома были пусты и заперты, поражали и совершено пустые площади и улицы. И солдатами это обстоятельство было воспринято с удовлетворением. Куда бы хуже они себя чувствовали, если бы пришлось оставлять Москву под укоризненными взглядами брошенного на произвол судьбы населения. Позади всё время слышалась сильная канонада, это неприятель теснил арьергард армии. Переправа армии через Москву-реку была осуществлена у Боровского перевоза в неимоверном беспорядке. Затем они вышли на Калужскую дорогу у селения Красная Пахра, а потом на Вороново и далее прошли до Тарутина, где армия заняла боевое расположение, и были организованы земляные работы по укреплению и оборудованию занятых позиций. С занятием армией позиций в Тарутино боевые действия были прерваны. Создалось ложное впечатление о том, что установлено некое перемирие. Некоторые офицеры и даже генералы стали съезжаться на передовых постах со-своими французскими коллегами, что позднее вызвало недовольство старшего командования.
                В один из дней, когда армия уже находилась в Тарутино, офицеров Литовского гвардейского полка пригласил на ужин один из местных помещиков, некто Неверов Вадим Петрович, в прошлом имевший честь служить именно в их полку, дослуживший до звания секунд-майора. После ухода в отставку ему удалось разбогатеть на поставках зерна в армию. Господин Неверов, лет пятидесяти, прекрасно выглядевший для своего возраста, энергичный человек, встретил их верхом на лошади у деревни Масловка, любезно предложив вначале осмотреть его хозяйство и барскую усадьбу. Как потом выяснилось, хозяин имения был англоманом. Всё хозяйство: овчарня, конюшни, маслодельня, мельница, было устроено в английском стиле. А барский двухэтажный дом был окружён аллеями, садом и полянами. В доме поражала целая анфилада больших комнат, меблированных  диванами и стульями, обитыми красной кожей, напольными вазами и цветами. В гостиной: фортепиано, арфа, небольшие статуи в человеческий рост, большое зеркало с приставным столиком и изящными напольными часами, большие окна, которые открывали превосходный вид на небольшую речку, протекающую неподалёку, в окружении девственного леса.
                В столовой для офицеров полка был накрыт огромный стол. Хозяин усадьбы пояснил, что, к сожалению, его супруга с дочерями и сыном сейчас находятся в имении жены в Орловской губернии, иначе бы они с превеликим удовольствием приветствовали бы у себя в доме офицеров гвардии его величества. На этот обед или ужин подали несколько запечённых гусей и поросят на блюдах, пироги с различной начинкой, уху с рыбой, осетровую икру, разные холодные закуски из говяжьего языка и курятины, а также разнообразные фрукты и ягоды, среди которых была даже клубника и излюбленное блюдо хозяина мёд со свежими огурцами. И конечно, разнообразные напитки: наливки, вина и ликёры. Первый тост, как водится в гвардии, был поднят за государя императора и отечество, а затем за армию и гвардию. Алабьев почему- то с изрядной долей ностальгической грусти вспомнилось детство в имении бабушки. Как там было хорошо, где все его желания исполнялись по воле бабушки самым чудесным образом. И особенно зимой, когда ему  нравилось кататься с ледяных гор. Поднимаешься по лестнице наверх в небольшую беседку, от которой до самой земли тянется ледяная дорожка, которую специально для развлечения заливают водой, превращая в гладкий лёд. Садишься в санки и человек стоящий позади на деревянных коньках, привязанных к валенкам, разгоняя, толкает эти санки вниз. Ощущение такое будто летишь по воздуху. Но как быстро это всё прошло и уже не вернётся никогда.
                Хозяин усадьбы Неверов очень интересовался впечатлениями офицеров полка о Бородинском сражении. И командиру полка пришлось подробно рассказать обо всех подробностях этого сражения, свидетелями которого они стали. После обильного обеда, хозяин предложил перейти в соседнюю комнату, где гостям был предложен десерт: кофе, фрукты, ликёры, и где можно было курить. И все сразу задымили сигарами и трубками, постепенно завязалась непринуждённая беседа. В частности была затронута тема о засилье в России всего французского. Разлюбезный Вадим Петрович, между прочим, заявил:
- Господа, смотрите, что у нас происходит. Обеды нам готовят повара французы, детей, наше будущее, воспитывают гувернёры и гувернантки из Парижа, учат в учебных заведениях  французы, большей частью плохо образованные и безнравственные авантюристы. С одной стороны мы восхищаемся всем французским, их европейскими обычаями, историей, модой, сами говорим по французски лучше, чем на русском, и одновременно поносим Наполеона. Почти  в каждом нашем богатом доме у наследника есть или, по крайней мере, был до начала войны, наставник француз, зачастую истинный, безнравственный негодяй. Всё лучшее у нас заимствовано из Франции. Это ли не преступление перед будущими поколениями. Это настоящее забвение самих себя. Но нам всё кажется, что этот «жалкий писк» против Наполеона предохраняет нас от политического самоубийства. Какая глупость. Всё, что подано к обеду не от повара француза у нас отвергается, а если ребёнок воспитывается не французом, то он считается неловким и неуклюжим.
Кто-то из офицеров под смех присутствующих заметил, что надеется, что повара, приготовившие только что съеденный обед, не являются французами. Хозяин не замедлил заверить, что принципиально не заводит в своём имении никаких французов:
- Несмотря на войну, у нас продолжают преклоняться перед всем французским. Если ваше платье не из Парижа, то будьте уверены оно немодно и неэлегантно. В то-же время все поносят Бонапарта. А вот, скажем, другими языками почти никто не интересуется, к примеру, на английском почти никто не говорит, английской моды не любят, а отдельных людей, которые в устройстве своего имения придерживаются английского примера, критикуют, смеются над ними. Чего я только господа не наслушался, когда устроил своё хозяйство по английскому образцу.
Алабьев тут - же вспомнил своего отца, которого также обвиняли в этом, но не стал ничего говорить по этому поводу, хотя другие офицеры стали уверять хозяина имения, что они ничего не видят в этом особенного и удивительного, а тем более предосудительного. Общее мнение склонялось к тому, что всё хорошо, что ведёт к благополучию и процветанию  хозяйства. Кто-то затронул тему о наличии крепостной зависимости и необходимости освобождения крестьян, чтобы считать себя вполне цивилизованным государством. Но помещика Неверова, имеющего в собственности несколько сот крепостных крестьян, кажется, этот вопрос нисколько не удивил.
- Господа, для людей прогрессивно настроенных, если хотите цивилизованных, людей доброй воли, беспокоящихся о своём отечестве, совершенно ясно, что вопрос об освобождении крестьян в нашей стране совершенно назрел. Но как он может разрешиться? Ясно, что этот вопрос сейчас является главнейшим. На мой непросвещённый взгляд, он может разрешиться только двумя путями. Или указами государя, или, прости господи, революцией сверху, бунтом. Понятно, что второй вариант нас всех не устраивает. Предположим, он будет решаться указами государя, о наделении крестьян землёй. И что - же это господа, хочу вас спросить, будет? Ведь это наделение землёй крестьян будет по существу принудительным, ибо помещики обязаны будут подчиниться самодержавной, царской воле. И произойдёт, с одной стороны акт освобождения крестьян, не возбуждающий особого гражданского и политического отрицания, и в то же время нарушение принципа и права частной собственности на землю. И, если освобождение крестьян произойдёт именно таким образом, нам всем придётся ожидать неминуемых последствий этого шага. А последствия, уважаемые господа, смею заверить вас, могут быть самые ужасные, вплоть до гражданской войны и бог знает ещё чего. К тому - же возникают множество других любопытных вопросов. В частности, каким образом будут наделять землёй, вы будете наделять землёй каждого крепостного отдельно или, деля крестьян на общины, которые некоторые считают природной особенностью русского народа.  И, если будет выбран общинный способ наделения землёй, то все должны знать, что община существовала повсюду, и является самой примитивной формой владения, что отбросит наше сельское хозяйство в своём развитии значительно назад.  Что, кстати сказать, многие отрицают. Общинное владение землёй есть стадия известного момента жития народа, оно неизбежно должно переходить в индивидуализм, в индивидуальную собственность. А, если этот процесс искусственно задерживать, государство неизбежно хиреет. Ибо только всесильное «я» организует и двигает всё. Без чего невозможно построить современное сельское хозяйство, так как средневековая община является главным тормозом экономического развития крестьянства, не допускающая никакого совершенствования и последующего развития.  В то - же время необходимо понимать, что при индивидуальном наделении землёй крестьян, даже этого мало, для подлинного их освобождения от крепостной зависимости. Кроме земли, господа, для успешного хозяйствования, потребуется наделение крестьян ещё и средствами производства: лошадьми, плугами, боронами, семенами и так далее. А это можно сделать только за счёт помещиков и их хозяйств, что может привести к известному их разорению или, в лучшем случае, к простому изменению форм зависимости, когда помещик, как и был ранее, так и останется их подлинным хозяином. И никакого освобождения крестьян на деле не произойдёт.
После этих слов Неверова воцарилась пауза, все невольно задумались, которую прервал командир полка.
- Уверен, господа, что это не произойдёт. Если и будет принято решение об освобождении крестьян, то государь император, как подлинный отец нашего отчества, как в мире, так и в войне, примет правильное решение по всем этим чрезвычайно важным и сложным вопросам.
На этом обсуждение этого вопроса, к немалому облегчению присутствующих закончилось. Неверов предложил сыграть в карты, чего уже многие офицеры ждали с нетерпением, так почти всем наскучило обсуждать серьёзные вопросы. Алабьев, с недавних пор избегающий карточных игр, вышел на террасу, подышать свежим воздухом, где к нему присоединился подпоручик Пестель. Алабьев не мог не спросить у него, что он думает обо всём услышанном. Пестель, кажется, не удивился этому вопросу.
- Я понимаю, что вопрос освобождения крестьян является сложным, возможно наиболее сложным, из всех, стоящих перед нашей революцией и требует дополнительного изучения. Но в то - же время ясно, что цель нашей революции не может быть лишь освобождение крестьян от крепостной зависимости. Мы не можем им не дать общих гражданских прав, превратив в полноценных граждан своего отечества. Но недостаточно освободить крестьян от рабовладельца, наделить землёй, необходимо ещё освободить его от рабства произвола, дать ему законность и просветить его. Одним словом крестьянский вопрос является первостепенным вопросом жизни России, и его необходимо в первую очередь решить и упорядочить.
На этом этот разговор был прерван, господ офицеров снова пригласили в столовую, так как обед плавно перешёл в ужин.


               
                ГЛАВА №9                Тарутино и уход Наполеона из                Москвы.

                9-1. На второй день (2-сентября) после оставления Москвы русские войска пройдя 30-км по Рязанской дороге, переправились через Москву-реку и неожиданно были повёрнуты Кутузовым на запад. Кстати, избрание Кутузовым рязанского направления в качестве пути отступления армии вызвало всеобщее недоумение, но положение вскоре разъяснилось.
6-сентября русская армия форсированным маршем перешла на Тульскую дорогу и сосредоточилась в районе Подольска. Через три дня она уже находилась на Калужской дороге и остановилась лагерем у Красной Пахры. После пятидневного пребывания в Красной Пахре армия, совершила ещё два перехода по Калужской дороге, и 20-сентября перейдя реку Нару, остановилась в Тарутине.
Этот фланговый марш-манёвр изменил всю стратегическую обстановку, позволяя русской армии от оборонительных действий перейти к наступательным. Сущность этого флангового манёвра и его выгоды, Кутузов изложил в донесении царю.
                4-сентября он писал Александру-1:
«С армией делаю я движение на Тульскую дорогу. Сие приведёт меня в состояние прикрывать пособия, в обильных наших губерниях заготовленные, всякое другое направление пресекло бы мне оные,  равно связь с армиями Тормасова и Чичагова. …
Я принимаю теперь в операцию со - всеми силами линию, посредством которой, начиная с дорог Тульской и Калужской партиями моими, будут пересекать всю линию неприятельскую, растянутую от Смоленска до Москвы, и тем самым отвращая всякое пособие, которое бы неприятельская армия с тылу своего иметь могла, и, обратив на себя внимание неприятеля, надеюсь принудить его оставить Москву, и переменить всю свою операционную линию».
Большое внимание при проведении этого марш-манёвра, Кутузов уделил скрытности действий. Армия большую часть марша совершала в ночное время, выступая в поход в 2 или 3-часа ночи, Ни один человек от солдата до генерала не имел права отлучаться от своего места. Марш-манёвр главных сил армии прикрывался сильным арьергардом, в задачу которого входило не только обеспечение планомерного и безопасного движения войск, но и дезориентация противника, для чего часть войск арьергарда должна была совершать движение в ложном направлении, увлекая за собой отряды противника. Кутузов сохранял свой замысел в глубочайшей тайне, о предстоящих действиях не знали даже близко стоявшие к нему генералы и офицеры.
                5-сентября Кутузов приказал командиру арьергарда генералу Милорадовичу направить казаков по Рязанской дороге для «фальшивого движения», как он говорил, «а движение всего Вашего арьергарда должно быть так скрытно в ночи сделано, чтобы ни малейшего следа на фланговой нашей дороге неприятель не открыл».
«Старайтесь всячески иметь самые вернейшие сведения о неприятеле, - указывал Кутузов Раевскому, корпус которого прикрывал фланговое движение к Подольску.- И для того должны казаки делать частые разъезды во - все стороны, чтобы открыть настоящее направление неприятельских сил».
Несмотря на то,  что Наполеон разослал во всем дорогам отряды с тем, чтобы установить направление движения главных сил русской армии, это удалось сделать не сразу. В течение двух недель Наполеон не знал, где находится Кутузов и его армия. Завершив манёвр, русская армия прикрыла Калугу, где были сосредоточены огромные военные запасы и Тулу с её оружейным заводом.
Таким образом, в результате этого марш-манёвра, выхода русской армии в район Тарутино, сохранились сообщения с южными областями России, которые питали армию всеми видами снабжения, обеспечивалась связь с армиями Тормасова и Чичагова, открывал широкие возможности перед русской армией для развёртывания наступательных действий. Под ударами русской армии и партизанских отрядов оказывалась вся коммуникационная линия французов от Москвы до Смоленска. Уже в ходе самого марш-манёвра Кутузов выделил крупные армейские отряды для действий в тылу наполеоновской армии. Кроме того, этим марш-манёвром французская армия была поставлена в сложное положение. В первую очередь были закрыты пути в южные районы, богатые фуражом и продовольствием. Армия Наполеона очутилась в кольце русских войск и партизанских отрядов, лишившись в определённой степени свободы манёвра, и вынуждена была вести оборонительные действия. Позже Наполеон признал, что «хитрая лиса Кутузов - меня сильно подвёл своим фланговым маршем».
Уже после войны многие постарались приписать себе замысел проведения этого знаменитого флангового манёвра (Беннигсен, Толь), другие писали об этом, как о счастливой случайности.
Не понимая того, что подобный манёвр мог быть задуман и осуществлён только человеком, обладающим всей полнотой власти в армии. Мало с армией встать у Тарутина, главное суметь воспользоваться этим положением и ошибками противника, предоставившего русской армии такую возможность. Понятно, что подобную идею мог задумать и осуществить в полной мере только главнокомандующий русской армии Кутузов.
Вместо того, чтобы продолжать преследование русской армии и атаковать у переправы, отбросить русскую армию на Рязанскую дорогу, французская армия была занята грабежами, пьянством и распутством в Москве. Командованием русских войск была проведена дезинформационная операция, внушением противнику, что русская армия после бородинского поражения, действительно спасает себя стремительным бегством  на Восток.  Доведение этой дезинформации до командующего авангардом французской армии Мюрата, было поручено казакам. Марат постоянно доносил Наполеону об упадке духа в русской армии, которая бежит по Казанской дороге, что солдаты дезертируют, армия разлагается, казаки готовы её покинуть, а многие даже думают о присоединении к французской армии.
Приняв за арьергард русской армии небольшой казачий отряд под командой полковника Ефремова, французы преследовали его до Бронницы, и поздно увидев себя обманутыми, возвратились поспешно в Москву.
                6-сентября Кутузов направил письмо Тормасову об охране Киева, Волынской и Подольской губерний, и обеспечении тыла армии Чичагова. Он также направил письмо Каверину об отсутствии непосредственной угрозы для Калужской губернии.
7-сентября Кутузов направил письмо Рязанскому губернатору Бухарину об отсутствии непосредственной опасности для Рязанской губернии и об отправке артиллерийских снарядов в Нижний Новгород.

                Наполеон с захватом Москвы связывал окончание войны. Именно в Москве, он стремился продиктовать русским условия мира, в то - же время ещё перед Смоленском и Бородином, обещая отдать Москву на разграбление армии, в её полное распоряжение. Но размеры бесчинств и грабежей оказались настолько велики, что после недельного пребывания в Москве, Наполеон попытался их остановить.
7-сентября маршал Бертье разослал корпусным командирам приказ императора о прекращении грабежей. Но это не помогло. Борьба с пожарами и грабежами – вот две задачи, которые безуспешно пытался разрешить в Москве император.
Пожар уже утихал в центре, но ещё свирепствовал на окраине, когда Наполеон переехал из Петровского замка обратно в Кремль. Его отъезд из Москвы послужил сигналом к самым серьёзным беспорядкам. Спасённые от пожара дома были разграблены. Жители, оставшиеся в городе, подвергались избиениям. Двери лавок и погребов были взломаны. Подонки из населения, также занимались грабежом. Склады зерна, муки и сена, находившиеся на набережных, уцелели от пожара. Это продовольствие обеспечивало французскую армию во - время пребывания в Москве и даже дали возможность кормить людей и лошадей в течение некоторого времени при отступлении. Пришлось употребить большие усилия, чтобы снять с колокольни Ивана Великого гигантский крест. Император хотел украсить им в Париже Дом Инвалидов. В это время стаи ворон беспрерывно окружали крест, и их унылое карканье надоевшее Наполеону, заставило его воскликнуть, что стаи этих зловещих птиц как будто хотят защитить крест.
                В это время Наполеон предпринял несколько попыток к установлению мира, а также изысканием способов снять с французской армии в глазах Петербурга ответственность за пожар Москвы. Он поручил Лелорню отыскать какого-нибудь русского, который мог бы рассказать в Петербурге подробно об этом событии и передать то, что ему поручат. Генерал-майор Тутолмин, начальник воспитательного дома обратился к Наполеону с просьбой поставить стражу возле этого учреждения для охраны питомцев. Наполеон не только удовлетворил эту просьбу, но и 18-сентября пригласил его в Кремль. Во - время беседы Тутолмин попросил позволения написать рапорт Марии Фёдоровне, высшей начальнице всех воспитательных домов в России. Наполеон не только разрешил, но ещё предложил генералу добавить, что он Наполеон, почитает по-старому Александра и желал бы заключить мир. Если бы Александр в тот момент согласился на мир, то Наполеон намерен был требовать отторжения Литвы, подтверждения блокады, и союза с Францией.
Вторая попытка была произведена Наполеоном 20-сентября через Яковлева (отца Герцена) богатого московского барина, который доставил письмо Александру (между прочим, в этом письме Наполеон сообщает, что русские в Москве бросили 150-полевых орудий, 60-тысяч ружей, 1600-зарядов и порох). Хотя в этом письме не было прямого предложения мира, но по-существу оно таковым являлось. На эти письма Александр не ответил. Были предприняты и другие попытки.
                3-октября Наполеон провёл совещание со-своими маршалами в Кремле. Он заявил им: «Нужно сжечь остатки Москвы, идти через Тверь на Петербург, куда явится к армии и Макдональд. …Какой славой мы будем превознесены, и что весь свет скажет, что мы в три месяца завоевали две большие северные столицы».
 Маршалы возражали. Они считали этот план невыполнимым.  «Идти навстречу зиме, на север, с уменьшившейся армией, имея в тылу Кутузова, немыслимо». Только вице-король Италии Богарне вызвался идти во-главе своего 45-тысячного корпуса на Тверь и оттуда на Петербург, а остальная часть армии должна была противодействовать Кутузову.
Наполеон не очень и отстаивал этот план.
Граф Дарю предлагал:
-Оставаться здесь. Превратить Москву в укреплённый лагерь и зимовать в нём. Продовольствием и фуражом запастись на всю зиму, Если не хватит домов, разместиться в подвалах. Так продержаться до весны, пока не придут из Литвы подкрепления, чтобы соединиться с нами и закончить войну победой!
- Это совет льва, - воскликнул Наполеон.
Ночью, которые в Москве были особенно унылые, он говорил Дарю, что на самом деле Москва в военном отношении ничего не стоит. Москва не является военной позицией, эта позиция политическая. «Меня считаю больше генералом, а на самом деле я больше остаюсь только императором. В политике не надо отступать,  никогда не надо возвращаться назад, нельзя сознаваться в своей ошибке, потому что от этого теряется уважение, и если уж ошибся, то надо настаивать на своём, потому что это придаёт правоту».
                В тот - же день он спросил у Коленкура, как он думает, готов ли будет император Александр заключить мир, если он сделает ему предложение. Коленкур ответил, что принесение Москвы в жертву свидетельствует о не слишком мирных намерениях, а по мере того как будет надвигаться зима, шансы всё больше будут склоняться в пользу России,  словом нельзя считать вероятным, что русские сожгли свою столицу для того, чтобы потом подписать мир на её развалинах.
- Хотите ехать в Петербург? – спросил его император. – Вы повидаете императора Александра. Я передам через вас письмо, и вы заключите мир.
Коленкур ответил, что эта миссия совершенно бесполезна, так как его не примут.
На это император с шутливым и благосклонным видом сказал, что тот «сам не знает, что говорит. Император Александр постарается воспользоваться представившимся случаем вступить в переговоры с тем большей готовностью, что его дворянство, разорённое этой войной и пожаром Москвы, желает мира, он не сомневается в этом».
- Этот пожар, - прибавил он, - безумие, которым безумец мог хвастать в тот день, когда зажёг огонь, но в котором он назавтра же раскаялся. Император Александр хорошо видит, что его генералы бездарны и самые лучшие войска ничего не могут сделать, когда ими командуют такие начальники.
Коленкур возражал. Император ответил, что тот ошибается, он получает в настоящее время сообщения из Петербурга, там упаковывают вещи с величайшей спешкой, самые драгоценные вещи отправлены уже внутрь страны и даже в Англию. Император Александр не тешит себя иллюзиями, он видит, что его армия сильно уменьшилась и пала духом, тогда как французская армия в состоянии тотчас же двинуться на Петербург, погода стоит пока хорошая, если осуществиться этот поход. Российская империя погибла, потерпев поражение. Император Александр находится в очень затруднительном положении и ухватится обеими руками за предложение, сделанное нами, так как оно даст ему почётный выход из скверного положения, в которое он попал.
- Ладно. Отправляйтесь только в штаб фельдмаршала Кутузова.
Коленкур ответил, что эта поездка увенчалась бы не большим успехом, чем другая. «Я знаю характер императора Александра и потому уверен, что Александр не подпишет мира в своей столице, так как этот шаг с нашей стороны оказался бы безрезультатным, то целесообразнее не делать его».
Император, повернувшись к Коленкуру спиной сказал:
- Хорошо я пошлю Лористона. Ему достанется честь заключить мир и спасти корону вашего друга Александра.
Лористон почтительно повторил то - же самое, что говорил Коленкур. Но Наполеон прекратил спор повелением немедленно ехать к Кутузову просить пропуска для дальнейшей поездки Лористона в Петербург к царю.
- Мне нужен мир, он мне нужен абсолютно, во что бы то ни стало, спасите только честь.
Лористон отправился к Кутузову.
                Наполеон во всеуслышание заявил, что он принял решение и останется на зимних квартирах в Москве. Он приказал привести в оборонительное состояние Кремль и монастыри, окружающие город, а также приказал произвести разнообразные рекогносцировки в окрестностях, чтобы разработать систему обороны в зимнее время.
Император сообщил, что отдал приказ о новых наборах во Франции и Польше, а также подготовляет организацию польской лёгкой кавалерии. Резервы получили приказ присоединиться к главным силам, а шедшие пополнения, двигавшиеся эшелонами, должны были обеспечивать и охранять тыл, обозы и коммуникации. Здания почтовых станций были укреплены, эстафетная служба была предметом особого внимания. Сумка с депешами для императора и штаба регулярно прибывала ежедневно из Парижа в Москву, пробыв в пути неполных 15-дней, а часто лишь 14. Но вскоре эстафеты стали запаздывать. Одна из эстафет была перехвачена, то же случилось с двумя ящиками писем из армии во Францию.
                В Кремле была устроена хлебопекарня, шла энергичная работа по постройке многочисленных кухонь. Стремительно развёртывались оборонительные работы. Была проведена тщательная уборка овощей, в частности капусты, на огромных огородах вокруг города. Также убрали картофель и сено, сложенное в многочисленных стогах. Для снабжения императорского двора была запущена мельница, было приказано заготовить большой запас сухарей. В одной из боковых построек Кремля был устроен госпиталь для императорского двора.
                Неаполитанский король ежедневно писал из авангарда императору, что русские потеряли всякое присутствие духа, что офицеры проклинают Польшу и поляков, а в Петербурге не придают значение этой стране, и даже высшие офицеры открыто заявляют, что там желают и требуют мира. Это желание откровенно высказывают также и в армии, уже Александру и ожидают его ответа, и, наконец, Кутузов также настроен очень сильно в пользу мира. Император продолжал с большим удовольствием рассказывать о том, что доносил ему король, тем не менее, подвергал сомнению его сообщения о передвижениях русских войск:
- Они провели Мюрата. Не может быть, чтобы Кутузов оставался на этой дороге, он не прикрывал бы тогда ни Петербурга, ни южных губерний. Чтобы оправдать свою медлительность Мюрат заявлял, что он бережно относится к казакам, так как они не хотят больше сражаться против нас, если бы он даже и атаковал их, они, по его словам, не стали бы стрелять по французским войскам. Одним словом они уже не обороняются, и, по-видимому, не сегодня – завтра покинут русскую армию, с другой стороны, Неаполитанский король замечал, что крестьяне очень недовольны своим положением и многие из них поговаривают об освобождении. Император спросил у Коленкура, что он об этом думает.
- Что над Неаполитанским королём издеваются, - ответил тот.
Наполеон и князь Невшательский думали то же самое.
                Мюрат по-прежнему доносил, что русские не хотят воевать и желают мира, что она находится в достаточно хорошем положении, чтобы заключить выгодный мир, так как к ней пришли подкрепления. Кутузов и все генералы писали об этом императору Александру и убеждали его выслушать французские  предложения.
Но после одного случая, когда один из казаков чуть не застрелил его, он стал менее доверчивым и отныне меньше верил в их мирные намерения.
Состоялась встреча Мюрата с генералом Милорадовичем на аванпостах, которая по времени совпала с миссией Лористона. В разговоре с Милорадовичем, Мюрат сказал, что лично он желает мира. Милорадович ответил: «Сколько вы желаете мира, столько мы желаем продолжения войны».
                К тому времени,  распоряжения самого Кутузова о выходе армии на старую Калужскую дорогу подверглись очень злобной критике со-стороны начальника Главного штаба всех русских армий Беннигсена. А, когда Мюрат начал теснить арьергард русской армии на Калужской дороге, Беннигсен и его сторонники Буксгевден, Платов и другие резко выступили против дальнейшего отступления на юг. Кутузов убеждал, что нужно отступить сильно южнее, например, к селу Тарутино, потому что, чем ближе стать к Калуге, тем легче будет контролировать три дороги, идущие из Москвы в Калугу, по каждой из которых в любой момент может двинуться Наполеон. Беннигсен же настаивал, что нужно оставаться и принять бой с Мюратом на Красной Пахре. Кутузов вдруг раздражённо заявил, что на сей раз слагает с себя власть и предоставляет Беннигсену распоряжаться и отдаёт ему сейчас весь свой штаб, всех адъютантов, всю армию.
- Вы командуете армией, а я только доброволец, - заявил он Беннигсену и предложил ему немедленно искать позицию для боя с Мюратом тут, у Красной Пахры.
Беннигсен с 9-часов утра до полудня в сопровождении всего кутузовского штаба обыскивал окрестности, ничего не нашёл и, вернувшись, признался, что сражаться тут невозможно.
- В таком случае я беру снова на себя командование, - заявил Кутузов, - Пётр Петрович, пишите диспозицию к отступлению, - приказал он своему дежурному генералу Коновницыну, который незадолго до этого был назначен на эту должность.
Кутузов, которому после Бородинского сражения было присвоено звание генерал-фельдмаршала, нашёл нужным иметь при себе дежурного генерала с намерением не допускать близкого участия в делах начальника штаба генерала Беннигсена, с которым сложились неприязненные отношения.
Таким образом, центр тяжести по управлению войсками был перенесён на дежурного генерала Коновницына. Через его канцелярию стали проходить все распоряжения главнокомандующего, и к нему стали стекаться все сведения о состоянии войск, ходе формирования резервов и так далее.
Кстати, накануне приезда Лористона, бывшего перед войной послом Франции в России, в Тарутинский лагерь, Беннигсен, ненавидящий Кутузова и стремящийся занять пост главнокомандующего, распустил среди генералов слух, что фельдмаршал согласился с Лористоном на свидание за несколько вёрст от войск и на переговоры о мире, и что при переговорах будет присутствовать сам Наполеон. Что, покидая лагерь, фельдмаршал тем самым якобы слагает с себя власть, и генералы вправе ему не повиноваться. Прекрасно зная, насколько против переговоров о мире настроены генералы и офицеры русской армии, явно подстрекая их на прямой заговор против главнокомандующего. Но из этого ничего не вышло. Никто из генералов не решился открыто выступить против Кутузова, который к тому - же не вёл никаких переговоров о мире или перемирии.
                Граф Леонтий Леонтьевич Беннигсен бал длинный, сухой, накрахмаленный и важный, с длинным лицом  и орлиным носом, с видной осанкой, прямым станом и холодной физиономией. Он происходил из старинного ганноверского рода в Германии. Уже десятилетним мальчиком он состоял пажом при короле Георге-2. Беннигсен усердно занимался военными науками, чертил карты, учился верховой езде. Его отличали твёрдость, упорство, выносливость и методичность. В 14-лет он был произведён в прапорщики пешей гвардии, спустя 4-года в капитаны. Смерть отца круто переменили его жизнь, после вступления в обладание богатым родовым имением Бантельн. Деньги вскружили ему голову, он вышел в отставку и предался светской жизни. Его чрезмерная страсть к прекрасному полу вызвала больше толков, нежели его военные подвиги. Вследствие расточительного образа жизни он безнадёжно запутался в долгах и решил для восстановления своего состояния поступить на русскую службу. Подполковнику Беннигсену было 28-лет, когда он перешёл на русскую службу, не сменив, однако, своего подданства.
                В начале 1777 года Беннигсен определился премьер-майором в Вятский мушкетёрский полк. Он участвовал в штурме Очакова, утвердив за собой репутацию храброго, решительного и исключительно хладнокровного человека. С лёгкой руки Суворова в польскую кампанию 1794 года за несколько успешных операций ему был пожалован генерал-майорский чин. Во-время польской кампании он обнаружил качество хорошего кавалерийского офицера, но не выявил более высокого призвания, необходимого для командующего армией.  Он познакомился с Зубовым, братом всесильного в ту пору фаворита Екитерины-2, а через него с графом Паленом. Эти знакомства имели далеко идущие последствия. Он отправился вместе с Зубовым в качестве начальника штаба на Персидскую войну, участвовал в штурме Дербента.  В 1798 году был произведён в генерал-лейтенанты. Но Павел-1 не доверял людям, привязанным к Еватерине-2 и Беннигсен был вынужден подать в отставку, и отправился в свой имение в Минской губернии. Граф Пален привлёк его к участию в заговоре против Павла-1. В июне 1802 года Беннигсен получил чин генерала от кавалерии, но Александр удалил его к войскам в Литовскую губернию. В 1805 году он был назначен командиром корпуса. После выигранного сражения в 1806 году при Пултуске Беннигсен был назначен главнокомандующим. После неполной, незавершённой победы у Прейсиш-Эйлау Беннигсен был награждён орденом св. Андрея Первозванного и ему была назначена ежегодная пенсия в 12-тысяч рублей. Но военное счастье покинуло его при Фридланде и ему пришлось оставить пост главнокомандующего. В июне 1812 года Беннигсен вернулся в армию. Он сразу - же стал ссориться с Барклаем, упрекая его в нерешительности, укоряя за отступление. Он провёл в армии два месяца без назначения и без определённых дел. 18-августа Кутузов назначил его начальником Главного штаба. Поначалу их отношения складывались вполне благополучно. Правда, лёгкая тень омрачила их на военном совете в Филях. Представляя Беннигсена к награждению за сражение при Бородине, Кутузов писал о нём Александру: « С самого приезда моего к армии во-всех случаях был он мне усерднейшим помощником, в деле же 26-августа генерал Беннигсен советами своими усердно мне вспомоществовал, находясь лично в опаснейших местах».
После смерти Кутузова, Беннигсен вновь будет поставлен во - главе русских резервных войск, что были в тылу действующей армии. Он будет участвовать в сражении под Дрезденом, Лейпцигом, Гамбургом, и получит орден святого Георгия 1-й степени. Но вскоре по своей просьбе будет отправлен в отставку.      
                5-октября генерал и маркиз Лористон прибыл на аванпосты русской армии с просьбой о свидании с Кутузовым. Когда об этом узнали в штабе русской армии, адъютанты главнокомандующего, критически осмотрев сюртук фельдмаршала, между прочим,  тактично заметили, что неплохо бы главнокомандующему надеть нечто поновее, всё таки Лористон посол императора Франции. Но Кутузов ответил, что другого у него просто нет, а этот сюртук ещё достаточно крепкий, хоть и не новый. Тогда они предъявили ему другой аргумент, что неужели он намерен принимать посланника Наполеона  без эполет. Кутузов, приводя своих адъютантов в немалое смущение,  ответил, что забыл захватить генеральские эполеты  дома, когда собирался на войну. Тогда адъютанты предложили взять на время запасные эполеты у дежурного генерала Коновницына. Что и было сделано. Так получилось, что генерал-фельдмаршал Кутузов принял Лористона в генерал-лейтенантских эполетах. Впрочем, для него это не имело никакого значения. Всё это время он обходился, и будет обходиться после, и вовсе без эполет.
Оказавшись в обычной крестьянской избе, которую занимал главнокомандующий русской армией, генерал-фельдмаршал князь Кутузов, Лористон с некоторым изумлением осмотрел всю чрезвычайно скромную обстановку. Его принимали в так называемой столовой, где находился большой стол, сбитый из простых деревянных досок, несколько табуреток и лавок. Он вручил Кутузову личное послание Наполеона, который писал:
«Князь Кутузов!
Посылаю к Вам одного из моих генерал-адъютантов для переговоров о многих важных делах. Хочу, чтобы Ваша светлость поверили тому, что он Вам скажет, особенно, когда он выразит Вам чувства уважения и особого внимания, которые я с давних пор питаю к Вам. Не имея сказать ничего другого этим письмом, молю всевышнего, чтобы он хранил Вас, князь Кутузов, под своим священным и благим покровом».  Переговоры продолжались около часа. Кутузов, по своей привычке потирая руки, сказал: «Заключить мир? Да войны ещё не было!»- И обводя вопросительным взором присутствующих, спросил по французски: «Когда же мы воевали? Скажите от нас вашему императору, что мы хотим начать только войну с вами, а до сей поры, армии наши маневрировали пред вами» и дальше заговорил о посторонних предметах.
Лористон предложил заключить перемирие и разрешить ему поехать в Петербург с письмом от Наполеона к царю, в котором содержались условия мирного договора.
Кутузов ответил, что не имеет полномочий заключить мир или перемирие. О мире и думать не следует до тех пор, пока французы не покинут всю территорию России.
- Не мы, - сказал Кутузов, - а Бонапарт не объявляя войны, вторгся в Россию. Теперь он считает, что со - взятием Москвы его поход закончился, а мы полагаем, что война только начинается, и Наполеон скоро убедится в этом.
Между прочим Лористон стал горячо отводить от французов всякие обвинения в поджоге Москвы: «французы не осквернили бы себя такими действиями, даже если бы заняли Лондон». Кутузов на это ответил просто: «я хорошо знаю, что это сделали русские. Проникнутые любовью к Родине и готовые ради неё на самопожертвование, они гибли в горящем городе».
Миссия Лористона оказалась безуспешной. Кутузов направил Александру-1 через генерал-адъютанта князя Волконского рапорт о свидании с Лористоном, который был направлен царём в армию для сбора сведений о состоянии армии.
Между прочим, представитель Англии при русской армии, генерал Роберт Вильсон, также постоянно интриговавший против Кутузова, донёс Александру о миссии Лористона и грозил царю гневом Англии, если царь согласится на перемирие или мир с Наполеоном.
                20-октября к Кутузову явился французский полковник Бертеми с письмом от маршала Бертье, который спрашивал, получен ли ответ и снова предложил перемирие. Кутузов ответил Бертье своим письмом, в котором указывал на трудности и дальность пути, задерживающие ответ Александра. В частности он писал:
« Полковник Бертеми, которого я разрешил пропустить до своей главной квартиры, вручил мне письмо, которое Ваша светлость поручили ему передать мне. … я уже немедля представил его императорскому величеству, и передатчиком сего был, как без сомнения, Вам известно, генерал-адъютант князь Волконский. Однако принимая во внимание дальнее расстояние и дурные дороги в настоящее время года, невозможно, чтобы я мог уже получить ответ по этому поводу. …Однако повторю здесь истину, значение в силу которой Вы, князь, несомненно оцените: трудно остановить народ, ожесточённый всем тем, что он видел, который в продолжении двухсот лет не видел войн на своей земле, народ, готовый жертвовать собой для Родины и который не делает различий между тем, что принято и что не принято в войнах обыкновенных…». Дело в том, что Бертье, как впрочем и Лористон, жаловались Кутузову, что русская армия якобы применяет нецивилизованные методы борьбы, намекая на многочисленные крестьянские партизанские отряды и поэтому тот пишет Бертье  о народном характере отечественной войны.
На этом все попытки Наполеона начать мирные переговоры кончились.
                По возвращении Лористона, император  разговаривал с Коленкуром о его миссии:
- Император Александр упрямится, он раскается в этом. Никогда он не получит таких хороших условий, как те, которые я предложил бы ему в настоящий момент. Он наделал себе достаточно бед тем, что сжёг свои города и свою древнюю столицу, и я не стал бы уже ничего у него требовать, конфискация английских судов обошлась бы ему дёшево. Если поляки не поднимут поголовного восстания против русских, то и Франция со своей стороны, принесла уже достаточно жертв ради них, и я могу покончить с этим делом и заключить мир, учитывая, конечно, их особые интересы. Я атакую Кутузова. Если я его побью, а так, вероятно, и будет, то император Александр подвергнется большому риску. Сегодня я мог бы покончить дело одним словом. Но кто знает, что будет в следующую кампанию? У меня есть деньги и больше войск, чем мне нужно. Ко мне прибудут скоро 6-тысяч польских казаков, а в следующую кампанию у меня их будет 15-тысяч. У меня уже есть опыт этой войны. Моя армия ознакомилась на опыте со-страной и с войсками, с которыми ей придётся иметь дело. Это неисчислимые преимущества. Если я расположусь на зиму здесь и в Калуге, даже в Смоленске или Витебске, то Россия погибнет. Я принёс в жертву все соображения престижа, и теперь мне остаётся лишь преследовать интересы моей системы и той великой политической цели, которую я поставил перед собой.  Если бы император Александр поразмыслил, то он понял бы, что ему может дорого обойтись его образ действий, когда он имеет дело с человеком моего склада, которому не  приходится больше с ним стесняться, потому что он не ответил ни на одно из моих предложений. Вы хорошо сделали, что не приняли на себя это поручение. Вы не заставили их слушаться голоса рассудка.
Коленкур вновь сказал ему, что его пожелали бы выслушать не более, чем Лористона. Что Кутузов, быть может, хотел бы вступить в переговоры, чтобы поскорее избавиться от этой ответственности, но он сомневается, чтобы ему это было разрешено. «А возможно также, что его любезные слова являются нарочитой игрой с целью внушить нам надежду на соглашение в близком будущем и усыпить императора в Москве. В Петербурге осознают свои преимущества и наши затруднения».
- Что это за наши затруднения? – переспросил император сердитым тоном. Но тут - же переменил тон.
- Прежде всего, сир, - ответил Коленкур, - большим затруднением будет зима, затем недостаток складов, лошадей, транспортных средств, плохое состояние одежды ваших солдат. Для лошадей не заготовлены подковы с шипами. Как они потащат артиллерийские орудия? Я мог бы до бесконечности говорить на эту тему перед вашим величеством.  Потом перерыв наших коммуникаций. Пока ещё погода хороша, но что будет через две недели или месяц, а может быть и раньше?
Император был недоволен его словами, после некоторой паузы, он сказал:
- Значит, вы думаете, что я покину Москву?
- Да государь.
- Это ещё не, наверное. Нигде мне не будет лучше, чем в Москве.
Он начал подробно перечислять те преимущества, которые даёт этот город благодаря тому, что здесь сохранились приспособленные для всяких нужд здания. По его словам, надо предпочесть Москву всякому другому месту. Он говорил о способах снабжения, о тех запасах, которые ещё сохранились в Москве, и о тех, которые он дополнительно собрал здесь. Правда, он подробно остановился и на тех затруднениях, которые испытывало снабжение из-за казаков, по его мнению, такие же затруднения будут везде, пока он не получит польских казаков, чтобы противопоставить их русским. Отсюда он делал вывод, что, не говоря уже о больших политических выгодах пребывания в Москве, эту позицию надо предпочесть ещё и со-многих  других точек зрения, хотя бы из-за тех приспособленных зданий, которые он разместит в блокгаузах с таким расчётом, чтобы они образовали оборонительную линию. Всё это он организует после сражения, которое даст Кутузову, чтобы отбросить его и обрести спокойствие. Он соглашался, что очень неприятно, когда  тревожат на коммуникациях, и на иных путях, начиная с самых дверей штаба главного командования. И с этой точки зрения было бы выгодно отойти ближе к Смоленску, то есть поближе к своим остальным корпусам, резервам и базам, тогда как неприятель будет ослаблен, отдалившись от организованных им баз. Но он  подчеркнул со свойственной ему глубиной мысли, что этот вопрос является одновременно и политическим, и военным, а потому надо хорошенько взвесить все соображения, прежде чем принять какое-либо решение.
Тогда Коленкуру показалось, что император склоняется в пользу пребывания в Москве. Император всё время возвращался к вопросу о том, как он использует польских казаков. Эта была его излюбленная идея. А так как мир можно было заключить только в Москве, то он обдумывал всяческие способы, чтобы держаться в Москве. Он говорил о возможности расположить армию в Калуге и о большом наступлении на этот город (причём в Москве останется только небольшой гарнизон), хотя бы для того, чтобы посмотреть, что будет делать русская армия. Он жаловался, что наборы в Польше проходят медленно, что де Прадт ничего не делает, не выполняет задач представительства, ничего не соображает и своей скупостью и бестактностью испортил все дела в Варшаве.
- Если бы я послал Талейрана, - прибавил он, - то у меня было бы уже 6-тысяч польских казаков и мои дела тотчас же приняли бы другой оборот.
Все свои затруднения император приписывал исключительно помехам со-стороны казаков и при этом твердил, что у него больше чем нужно сил, чтобы разбить Кутузова и двигаться куду ему будет угодно. Трудности, связанные с зимою, с отсутствием всего необходимого для защиты людей от морозов и тому подобное, не принимались им в расчёт.
- Вы не знаете французов, - говорил он Коленкуру, - у них будет всё, что нужно и одна вещь будет заменять другую.
Он высмеивал соображения Коленкура о подковах для лошадей, уверяя, что артиллерийские и кавалерийские офицеры и кузнецы не менее хитроумны, чем русские. Много раз, однако, он говорил о том, что было бы выгодно отойти ближе к своим корпусам, стоящим на Двине, главным образом для того, чтобы внушить им ту энергию, которую он не в состоянии был передать им на расстоянии. Он жаловался, что генералы не сумели использовать находящиеся в их распоряжении  силы. По его словам, ни один из маршалов, за исключением герцога Далматского и маршала Сен -  Сира не был способен руководить армией, насчитывающей 30-тысяч человек.
- У императора Александра, - сказал он, - есть отчасти лучшие помощники, чем у меня, так как Витгенштейн хотя и сделал несколько глупостей, но частенько маневрировал лучше, чем его противники. Герцог Реджио храбро сражается на поле битвы, но он самый посредственный, самый бездарный генерал, какой только существует. Сен-Сир - человек талантливый,  но теоретик, он видит только то, чем занят сейчас, а между тем при таких крупных операциях, как теперешние, нужно, чтобы всё сочеталось в единую систему. 
В заключение он с полной уверенностью сказал, что ответ из Петербурга  придёт и во-всяком случае, Кутузов заключит перемирие с Лористоном. При таком положении вещей, если он уйдёт из Москвы, то потеряет все свои преимущества. Этот отход помешает ему получить ответ и добиться результата. Эвакуировать Москву значило бы признать себя побеждённым. Таким путём он отнял бы у себя возможность заключить мир. Он добавил, что император Александр остережётся позволить ему провести зиму в Москве, откуда он может заняться организацией страны. Оккупация Москвы – не пустая вещь для русских помещиков, так как она лишает их доходов. Крестьяне, которых заставили бежать из своих деревень, объедают губернии, в которые их направили. Русские не могут долго переносить такое положение вещей, Кутузов и его генералы знают это очень хорошо и желают мира. Эти соображения мешают ему, между прочим, атаковать Кутузова в настоящий момент. Впрочем, погода стоит такая хорошая, что он решит этот вопрос в ближайшие дни.
- Зима не начинает свирепствовать сразу в течение 24-часов, - сказал он. – Мы не так привыкли к зимнему климату, как русские, но по существу, мы здоровее их. В сущности осень ещё не пришла, и будет много хороших дней, прежде чем наступит зима.
- Не верьте в это, государь, - ответил Коленкур. – Зима ворвётся внезапно, как бомба.  И при том состоянии, в котором находится армия, ничего не может быть страшнее.
                Император Наполеон предупредил Неаполитанского короля, что намерен произвести манёвр и, может быть, атакует Кутузова.  А в ответ на сообщение короля о состоянии его кавалерии, о его ежедневных потерях и о трудностях снабжения, он разрешил ему в ожидании нового манёвра расположиться у Воронова, прикрываясь пехотой. Но перемирие по молчаливому согласию, которое длилось уже несколько дней, побудило короля оставаться на своих прежних позициях. Разбить Кутузова в генеральном сражении или, если он будет отступать, то по частям – это со всех точек зрения казалось императору необходимым предварительным условием, хотя бы для того, чтобы произвести впечатление на общественное мнение и деморализовать русских до перехода французской армии на зимние квартиры. Это решение давало шансы добиться сражения и славы, и на нём император окончательно остановился.   
                Князь Невшательский 16-октября написал Кутузову, убеждая его придать войне такой характер, при котором страну берегли бы, вместо того, чтобы опустошать. Он предложил ему принять соответствующие меры. Кутузов ответил ему 21-октября, после своего успеха под Вороновым, что «народ, который в течение трёх столетий не видел неприятеля на своей земле, не в состоянии разбираться в тех тонкостях, которые установились среди цивилизованных наций в результате частых оккупаций и современного способа ведения войны».
Император нашёл этот ответ исполненным достоинства и, прочитав его, сказал:
- Эти люди не хотят вести переговоров. Кутузов вежлив, потому что он хотел бы кончить дело, но Александр не хочет этого. Он упрям.
Вскоре французы узнали, что император Александр запретил соглашаться на какое-либо перемирие или приостановку военных действий. А тем временем Кутузов подготовил на 18-е свой сюрприз, который так жестоко открыл всем глаза. В этот период казаки блокировали французов в Москве. Новый артиллерийский обоз, направлявшийся из Франции, потерял много зарядных ящиков между Можайском и Москвой.  Часть из них казаки взорвали, остальные были отбиты обратно.  За несколько дней до этого император приказал, чтобы корпуса заготовили и держали в запасе 2-х недельную порцию сухарей, как будто был транспорт для их перевозки. А между тем он знал, что транспортных средств нет никаких, так как для раненых вынуждены были брать экипажи, составляющие частную собственность. Этот приказ вызвал ропот и был исполнен лишь частично. То же самое было с остальным продовольствием, к тому же не хватало муки. Все орудия и зарядные ящики, для которых не хватало лошадей, были собраны в Кремле. Эти меры не оставляли никаких сомнений в том, что вскоре предстоит выступление. Некоторые считали, что император атакует Кутузова в калужском направлении, другие считали, что предстоит отступление прямо на Смоленск. В поисках продовольствия и вина солдаты нашли погреба, в которых оказалось огромное количество разных мехов. Все состоятельные люди стали покупать эти меха.
                21-октября Александр в своём письме Кутузову выразил своё недовольство свиданием Кутузова с Лористоном и напомнил ему, что никакие предложения неприятеля не побудят его «прервать брань и тем ослабить священную обязанность отомстить за оскорблённое отечество». В то - же время Александр обвинял Кутузова в бездействии, упущениях и грубых ошибках.
                Ещё раньше 18-сентября в Красной Пахре генерал - фельдмаршал Кутузов отдал следующее распоряжение адмиралу Чичагову: « Теперь я располагаю новую мою операционную линию по дорогам Тульской и Калужской к Смоленской, с коих и начну завтра действия противу неприятеля. … По получении сего имеете вы, соединясь с войсками генерал-лейтенанта Эртеля, идти сколь возможно будет кратчайшими удобнейшими путями к Могилёву на Смоленскую дорогу и далее к помянутой линии как для сближения с здешними армиями, так и для угрожения неприятельского тыла и пресечения всякого сообщения его». Соответствующее приказание были отданы и Витгенштейну.
                Ещё  раньше флигель-адъютант полковник Чернышёв, доставил г-фельдмаршалу Кутузову проект плана военных действий, разработанный в Петербурге при участии царя. Этот план был составлен ещё до оставления Москвы и не предусматривал проведения русской армией флангового манёвра. В плане основная роль отводилась войскам Чичагова и Витгенштейна. В плане довольно подробно были расписаны задачи отдельных корпусов и армий, действовавших на второстепенных направлениях. Корпус генерал-лейтенанта Штейнгеля совместно с войсками гарнизона должен был отбросить части корпуса Макдональда и остатки корпуса Сен - Сира за Неман, после чего сосредоточиться в Вильно и служить резервом для войск, действовавших на Березине. В то - же время усиленный корпус Витгенштейна должен был овладеть Полоцком, оттеснить корпус Сен-Сира на левый берег Двины и, поручив дальнейшее его преследование генералу Штейнгелю, двинуться к Докшицам и соединиться с войсками Чичагова. Одновременно с действиями этих корпусов адмиралу Чичагову предписывалось отбросить корпус Шварценберга за Буг и, оставив против него часть сил, самому с основными силами двинуться к Минску, где присоединить к армии корпус Эртеля и выйти к Березине, где подготовить рубеж для обороны и установить связь с войсками Витгенштейна, которые к тому времени должны были подойти к реке Ула.
Составленный сразу-же после Бородинского сражения, план был ошибочен в своей основе, ибо исходил из неправильного предположения об отступлении французской армии по Смоленской дороге сразу же после поражения у Бородина. Вследствие этого основный центр тяжести по плану, разработанному в Петербурге, переносился на войска Чичагова и Витгенштейна, которые должны были начать активные действия на коммуникациях противника. План, утверждённый царём, предусматривал направление значительных сил на линию коммуникаций французских войск, где находились склады, рекрутские депо, проходили резервные отряды, и осуществлялось снабжение. Рассчитывали, что адмирал Чичагов приступит, к осуществлению этого плана имея не менее 60-тысяч человек. Но адмирал, удерживая и действия против войск Шварценберга и Ренье, вынужден был оставить 26-тысяч человек под командой генерал-лейтенанта барона Остен-Сакена, а сам с остальными войсками взял направление на главную операционную линию французских войск через Минск на Борисов. Ему должны были помочь отряды  Петербургского и Новгородского ополчений, отряд генерал-адъютанта Кутузова и отряд генерал-лейтенанта Штейнгеля, а также отряд генерал-лейтенанта Эртеля, но который не выполнил указание о прибытии на помощь войскам адмирала. Граф Витгенштейн вместо того, чтобы соединиться с войсками адмирала Чичагова начал преследовать войска генерала Вреде, начальствующего баварскими войсками Рейнской Конфедерации. Чичагов и Витгенштейн медлили, под влиянием указаний царя, подчас не выполняли прямых распоряжений Кутузова. Всё это создавало дополнительные трудности при планировании перехода армии в контрнаступление.
5(17) октября корпус Витгенштейна (после усиления его петербургским ополчением и войсками генерала Штейнгеля насчитывал 50-тысяч человек, 170-орудий), атаковал позиции французов перед Полоцком. Тесня корпус маршала Сен-Сира на юг и юго - запад русские войска заняли Лепель и организовали преследование отступающих наполеоновских войск.
                Кутузов поступил в своём всегдашнем духе. Он не одобрял этот Петербургский план, не желая его осуществления и не веря в его осуществление, сделал вид, что принял этот план, дипломатично сообщив царю: «До сего сообразно с операционною моею линиею сделал было я Тормасову и Чичагову предписания, которым при сём в копиях поднося – изволите усмотреть малое различие в полученном вновь плане Вашего императорского величества. …»  При этом он деликатно намекнул Александру насчёт «трудностей» и сделал вид, будто принял план.
Но Александр не доверял Кутузову, он стал давать указания и советы Витгенштейну и Чичагову за спиной и без ведома фельдмаршала. Получилась путаница, выходил разнобой и двоевластие. Если у Александра были люди, шпионившие за Кутузовым, то и у Кутузова «были люди», которые держали его в курсе того, что происходит в Зимнем дворце и в войсках Витгенштейна и Чичагова. Кутузов всё знал и всё учитывал, он отвергал план, утверждённый царём. Тем не менее, он направил Чернышёва с царским планом к адмиралу Чичагову.
                15-сентября Кутузов писал дочери и зятю о положении русской и французской армий:
«Я представляю себе, мои дорогие друзья, в какой тревоге вы сейчас находитесь. Ваши письма, мой очаровательный и добрый друг, полны таких ужасных вопросов, что я не хочу отвечать ни на один из них. Фельдъегерь, посланный к вам для четыре тому назад, должен был вам сообщить те хорошие новости, о которых я вас уведомлял. Теперь мои друзья, мы прикрываем дороги к Туле и Калуге, так что вы находитесь в полнейшей безопасности. Неприятель действительно взял направление на Коломну, но это было только до того момента, покуда он не знал нашего направления. В настоящий момент мы знаем, что он находится напротив нас, и судите по этому, что он не может удерживать за собою дорог на Рязань, на Владимир или на Ярославль, так как вы не можете не знать мои дорогие друзья, что война требует того, чтобы армии видели друг друга и соприкасались.
Мой друг Парашинька, я вас никогда не забывал и недавно отправил к вам курьера. Теперь и впредь, надеюсь в Данкове безопасно. А ежели бы приблизились, на что ещё никаких видимостей нет, тогда ведь можно и далее уехать.
Я баталию выиграл прежде Москвы, но надобно оберегать армию, и она целёхонька. Скоро все наши армии, то есть Тормасов, Чичагов, Витгенштейн и ещё другие станут действовать к одной цели, и Наполеон долго в Москве не пробудет. Боже вас благослови».
                22-сентября по прибытии в Тарутино, Кутузов в послании царю совершенно точно изложил план дальнейших действий армии:
«Неприятель намерен ретироваться по Смоленской дороге. Нынешняя позиция армии даёт нам удобность в скорости, если надобно будет к сей дороге пробиваться. …Ежели подозрения на ретирацию неприятельскую по Смоленской дороге сделаются основательные, тогда не теряя времени, подтянусь, параллельно сей дороге к Юхнову. С сего пункта действовать можно двояким образом. Неприятель искать будет непременно дорогу, которая ещё не разорена, то есть правее или левее Смоленской. С сего пункта удобно будет на него действовать в обоих сих случаях, или по сей стороне Смоленской дороги, или, перерезав оную, перейти на ту, где неприятель действовать будет».
                Ещё 19-сентября фельдмаршал Кутузов доносил Александру-1:
«Главнокомандующий 1-й армии господин генерал от инфантерии и кавалер Барклай-де-Толли за увеличившеюся в нём болезнью просил увольнения от командования армиею.
Уважая сие обстоятельство, я склонился на сию просьбу и приемлю все обязанности его по армии на себя. …»
Дело в том, что Барклай написал письмо Кутузову с откровенной критикой управления армией: «Ваша светлость начальствуете и даёте приказания, - говорилось в этом письме, - но генерал Беннигсен и все те, которые вас окружают, также дают приказания и отделяют по своему произволу отряды войск, так что тот, кто носит название главнокомандующего и его штаб не имеют в об этом никаких сведений до такой степени, что в последнее время я должен был за получением сведений о различных войсках, которые были отделены от 1-й армии, обратиться к вашему дежурному генералу, но и он сам ничего не знал». Барклай видел, что существует рознь между Кутузовым и Беннигсеном, но не поддерживал ни того, ни другого, осуждая «двух слабых стариков», один из которых (Кутузов) в его глазах был «бездельником», а другой (Беннигсен) – «разбойником». С Беннигсеном он враждовал давно, а Кутузова перестал уважать после того, когда фельдмаршал в донесении царю переложил часть ответственности за сдачу Москвы на Барклая, что это связано с потерей Смоленска и  совершенно расстроенным состоянием войск. 
Понятно, что увольнение Барклая-де-Толли из действующей армии не было связано с болезнью. Донося царю о непорядках в армии, с плохим управлением ею, Барклай во-всём обвинял Кутузова, и его начальника штаба Беннигсена, «которые не знают другого высшего блага, как только удовлетворение своего самолюбия, из которых один доволен тем, что достиг крайних целей своих желаний, проводит время в совершенном бездействии, и которым руководят все молодые люди, его окружающие; другой - разбойник, которого присутствие в тайне тяготит первого, производит только зло своею нерешимостью и путаницей, которую водворяет во-всех частях управления войсками».
4-октября Барклай уехал из армии, получивший позволение «за болезнью отлучиться». Он выехал в Калугу и оттуда просил Александра об увольнении ввиду беспорядков, изнурения и безначалия, существующих в армии. Он лично простился со всеми полками своей армии. Вызвав штабс, обер и унтер-офицеров вперёд, благодарил их за исполнение своих обязанностей и боевую неустрашимость:
«Мы никогда не теряли надежды побеждать врагов своих и побеждали их везде, Но такого хитрого и многократно нас сильнейшего врага не одна победа, а совершенное истребление было у нас в предмете. Теперь французы, обольщённые отданной им Москвою, поставлены на такой пункт, с которого они должны со стыдом и утратою всего бежать, спасая только себя, или на месте погибнуть. Я знаю и уверяю вас при разлуке моей с вами, что в мире им государем нашим будет отказано и вечная война с Наполеоном подтверждена».
Кстати, в Калуге карету Барклая толпа забросала камнями с криками: «Изменник»!
Генерал Ермолов также написал прошение об отставке, но Кутузов отклонил его просьбу.
В армию пришло известие о кончине князя Багратиона.
23-сентября Кутузов направил письмо Горчакову о проведённых мероприятиях по укомплектованию войск и обучению вновь формируемых частей.
                26-сентября Кутузов направил письмо Чичагову о положении Главной армии и о поддержании более тесной связи между армиями:
«…Милостивый государь мой Павел Васильевич!
Содействие Главной и Молдавской армий к одинаковой цели делают взаимные их связи час от  часу теснее, а тем самым и взаимные сношения их между собою необходимо должны быть чаще, обстоятельнее и подробнее. Посему считаю я нужным для соображения мер, Вами предпринимаемых, касательно движения командуемой Вами армией уведомить Ваше высокопревосходительство о настоящем положении Главной армии.
Армия расположена ныне по Старой Калужской дороге и стоит в укреплённом лагере на правом берегу реки Нары при деревне Тарутине, а лёгкие отряды, от оной отделяемые, беспокоят неприятеля по дороге, из Москвы в Смоленск ведущей. С другой стороны, 2000-человек неприятелей вступили в город Ярославль, откуда угрожают Брянску, в коем, как известно Вашему высокопревосходительству, находится артиллерийский арсенал. Для уничтожения сих неприятельских намерений предписал я начальнику Калужского ополчения генерал лейтенанту Шепелеву послать в угрожаемое место достаточный отряд, снабдив оный артиллерией и казаками. …Равным образом считаю я нужным уведомить Ваше высокопревосходительство, что по верным дошедшим до меня сведениям отправлены французами из Москвы в Киев два шпиона, коих приметы мне неизвестны …».
                30-сентября Кутузов направил калужскому городскому голове благодарственное письмо за доставку калужскими купцами в Тарутино разные «дары и пожертвования в пользу армии от жителей Калуги.

                2-октября главные силы русской армии вступили в Тарутино и на следующий день войска приступили к организации обороны на правом берегу Нары.  Тарутинский лагерь располагался на выгодной для обороны местности, опираясь на которую можно было держать под наблюдением дороги из Москвы - Старую Калужскую, Тульскую и Рязанскую. Фронт и левый фланг, прикрывались реками (Нарва и другие), вдоль фронта были сооружены земляные укрепления в виде флешей и люнетов (всего 14), берега рек эскарпированы. Правый фланг располагался на высотах.  Впереди них вплоть до берегов Нары и далее простиралась обширная равнина, которая со стороны русских хорошо простреливалась ружейным и артиллерийским огнём и была удобной для действий кавалерии. В лесном массиве, прикрывавшем тыл, были устроены засеки и завалы. Армия располагалась по обеим сторонам Калужской дороги. Авангард армии (2-й и 4-й кавалерийские корпуса) находился в 3-км севернее Тарутино под общим командованием Милорадовича.  Квартира Кутузова и его штаб располагался сначала в Тарутино, а затем в деревне Летатовка. Кутузов занимал избу из 3-х окон, где была столовая, приёмная, кабинет и спальня. Напротив избы Кутузова жил Беннигсен, рядом Коновницын. Войскам было приказано также строить бани. В лагере открылся настоящий рынок: маркитанты тут - же навезли все необходимые припасы.
                Кутузов считал, что французская армия рано или поздно попытается прорваться через Калугу в южные районы страны. Вероятность такой угрозы была настолько велика, что правительство дало распоряжение вывезти из Тулы в Ижевск ружейный завод, для чего было собрано более 400 подвод. Характерной особенностью группировки русских войск была не только их способность к отражению возможных ударов вдоль Калужской дороги, но и парирование обходных, фланговых ударов противника. Выделение в большом количестве подвижных отрядов, позволяло вести активную разведку, постоянно воздействовать на французов, глубоко проникать на их основные коммуникации, создавая условия для перехода русской армии в контрнаступление.
Сам Кутузов уже в период преследования французов в беседе с генералами так оценивал тарутинскую позицию:
«Кроме расчёта времени, которое должен был стараться выигрывать все возможными способами, я не должен был, и думать отступить за Калугу, куда бы это нас завело. Мне нужно было остановиться на месте, чтобы переустроить войска и не слишком беспокоить Наполеона. Эта позиция была не хуже всякой другой. Каждый день, проведённый нами в этой позиции, был золотым днём для меня и для войск, и мы хорошо им воспользовались».
Для развёртывания активных наступательных действий Кутузову необходимо было укрепить руководство войсками, организовать новые части и соединения, перестроить армию так, чтобы она могла вести боевые действия с более подвижным, манёвренным и наступательным характером.
                В начале октября Кутузов направил распоряжения в места формирования войск (генералу Лобанову-Ростовскому было поручено формирование 77-батальонов в Арзамасе. Генерал Клейнмихель 24-гренадёрских и пехотных батальона в Ярославле. Гвардейские резервы формировались в Петербурге. Центром кавалерийских резервов под командованием генерала Кологривова был Муром, всего-94 эскадрона. Артиллерийские резервы готовились в Нижнем Новгороде, Петербурге, Костроме и Тамбове), согласно специальным «правилам», утверждённых царём. Эти «правила» Кутузов сопроводил рядом замечаний «объясняющие причины, по которым некоторые из сих правил отменяются по стечениям обстоятельств и с означением, какое по остальным сделано мною испытание». Согласно указанию Александра-1 от каждой дивизии должно быть отделено по одному пехотному и одному егерскому полку в составе определённого числа офицеров и старослужащих солдат. Кутузов не согласился с этим предписанием царя. Он расформировал лишь 9-егерских полков из 23, стремясь укомплектовать полки максимально сохраняя их число, используя сводно-гренадёрские батальоны и рекрутские партии. Кутузов решил часть резервных полков не присоединять к действующей армии «дабы сберечь людей по наступившему холодному времени и на весну иметь хороших солдат».
                3-я западная армия была объединена с Дунайской армией в одну 3-ю западную армию под командованием адмирала Чичагова. Генерал Тормасов был отозван в главную штаб-квартиру фельдмаршала. Она состояла из 6-пехотных корпусов, отдельного отряда и 5-резервных полков. К тому времени 1-я западная армия состояла из 7-пехотных и 3-кавалерийских корпусов, 2-кирасирских дивизий, казачьих полков генерала Платова, отдельных егерских полков и отрядов ополчения.  За время пребывания русской армии в Тарутино прибыло около 35-тысяч рекрутов, что позволило довести общую численность пехоты до 80-тысяч человек. В ходе боевых действий русская кавалерия понесла большие потери. При вступлении в Тарутино её численность составила только 10212-человек. В армию прибыло 26-казачьих полков и 31-полк уральской иррегулярной кавалерии, был значительно увеличен конский состав до 66244-лошадей. Артиллерийский парк был увеличен до 620-орудий. Была создана отдельная конно-сапёрная команда (600-человек) для разведки местности, починке мостов, обеспечения путей для армии. Инженерные войска организационно объединялись в две бригады военного отделения корпуса инженеров путей сообщения, пять пионерных и две понтонные роты, под единым командованием генерал-майора Ивашева.
Таким образом, Кутузову удалось решить главную стратегическую задачу достичь численного превосходства над противником. Общая численность армии достигла-130-тысяч человек.
                Особое внимание Кутузов обращал обучению войск, обязав командиров корпусов и начальников резервов обучать войска только самому необходимому: стрельбе по целям, штыковому бою, преодолению препятствий и маршам. Кутузов принял необходимые меры по увеличению производства оружия и боеприпасов. Ружья поставлялись Сестрорецким, Ижевским заводами, а также Петербургским и Киевским арсеналами. Один Тульский оружейный завод в августе-сентябре поставил -13426-ружей. В Калугу был направлен штабс-капитан Демидов, которому поручалось строго наблюдать, чтобы на заводах изготавливались только те калибры снарядов, которые употреблялись в русской армии и чтобы работы не прекращались ни при каких обстоятельствах. Подобного рода распоряжения были отданы и начальнику Шостенского порохового завода генерал-майору Глухову. Ему предписывалось увеличить годовую выработку пороха.
Кроме того, большое внимание уделялось обеспечению войск обмундированием, продовольствием и фуражом. Было отдано распоряжение о доставке в армию 100-тысяч полушубков и 100-тысяч пар сапог. Для обеспечения армии были созданы 12-подвижных магазинов (складов). Кутузов активно использовал народное ополчение, формирование которого к концу сентября в основном закончилось. Всего было набрано около 200-тысяч ополченцев, по другим данным 235-тысяч, из которых 147-тысяч принимали непосредственное участие в боевых действиях. В связи с тем, что ополчение в основном было вооружено пиками, сначала оно использовалось в основном для охраны подмосковных губерний, создания партизанских отрядов, прикрытия важных дорог и объектов,  для обороны Москвы и Петербурга. Блокада Москвы народным ополчением давала возможность русскому командованию не распылять основные силы армии, держать их компактно и спокойно готовить для контрнаступления. Контингент ополчения составляли крепостные крестьяне, верившие что за участие в войне их освободят от крепостного ига, представители горожан, ремесленники, интеллигенция и представители дворянства. По пути армии от Москвы до Тарутино было сформировано 9-больших армейских партизанских отрядов, под командой офицеров Сеславина, Фигнера, Кудашева, Ефремова, Вадбольского, Давыдова и Орлова и других, вокруг которых стали группироваться крестьянские партизанские отряды. Основная задача армейских партизанских отрядов была сформулирована Кутузовым:
«Поелику ныне осеннее время наступает, чрез его движения большою армиею делаются совершенно затруднительными … то и решился я, избегая генерального боя, вести малую войну, ибо раздельные силы неприятеля и оплошность его подают мне более способов истреблять его, и для того, находясь ныне в 50-верстах от Москвы с главными силами, отделяю от себя немаловажные части в направлении к Можайску, Вязьме и Смоленску». Им ставились задачи:  смелыми и внезапными действиями в тылу противника уничтожать его живую силу, наносить удары по гарнизонам, подходящим резервам, выводить из строя транспорт, лишать противника возможности добывать продовольствие и фураж, следить за передвижением войск и доносить об этом в главный штаб русской армии. Командирам партизанских отрядов указывалось основное направление действий, и сообщались районы действий соседних отрядов на случай проведения совместных операций.  Партизанские отряды не стояли на месте, они постоянно находились в движении. Вокруг крупных армейских партизанских отрядов стали группироваться мелкие крестьянские партизанские отряды. Командование стало поручать партизанам не только истребление фуражиров, мародёров и мелких партий неприятеля, но и нанесение более чувствительных ударов по резервам и гарнизонам противника. Общие потери французской армии убитыми и пленными от действий партизанских отрядов составляли более 30-тысяч человек.
                Александр-1 не доверял Кутузову и был обеспокоен увеличивающимся его влиянием. Он попытался ограничить права Главнокомандующего, лишить его возможности непосредственного управления губерниями. После сосредоточения русской армии в Тарутино, царь предложил Комитету министров учредить, как можно ближе к месту пребывания фельдмаршала Особый комитет в составе трёх сенаторов, назвав его «Отделением 1-го департамента правительствующего Сената, временно при армии учреждаемым». К нему предполагалось прикомандировать ответственных чиновников от каждого министерства, предоставив права самого Комитета Министров. Сенаторы могли действовать от имени царя, все губернаторы должны были выполнять только их распоряжения, а Кутузов обязывался согласовывать свои решения с этим отделением Комитета министров. Но этот проект не был осуществлён, видимо по техническим причинам, так как боевые действия перешли в активную фазу, армия покинула Тарутино, и угнаться за ней не было никакой возможности.
Таким образом, Кутузову удалось в полной мере использовать все преимущества положения русской армии в Тарутино, значительно её укрепив.
Якобы Наполеон так сказал об этом: «Кутузов твоя сноровка (Тарутино) сбила меня с пути». Кутузову стала известна эта фраза будто бы сказанная Наполеоном. В своём письме жене 26-ноября Кутузов писал: « Надобно знать, что село Тарутино, где был мой укреплённый лагерь, наделал неприятелю все беды».
                Император Наполеон образовал корпус из пехоты Даву и гвардейской кавалерии, к которой он присоединил дивизию ла Уссэ и отдал этот корпус под командование герцога Истрийского. Он отправил его на Десну с приказом двигаться вперёд до тех пор, пока его авангард не нападёт на действительный след русской армии. Кроме того, нужно было отбросить неприятельские отряды, которые находились всего лишь в расстоянии одного перехода от Москвы, беспокоя французов и перехватывая фуражиров. Бессьер подошёл к Десне, в тот день, когда Понятовский вступил в Подольск, где к нему присоединился Неаполитанский король, освободившийся от своего заблуждения. Вскоре стало известно, что Кутузов занял позиции у Десны. Император жаловался на Мюрата, он не щадил его ни в своих разговорах,  ни в депешах. Доверчивость Мюрата могла бы оказаться роковой для французов, если бы неприятель стремительно ударил по Москве, но так как эта доверчивость не имела таких прискорбных результатов, то император ограничился насмешками над ней. Бессьер возвратился в Москву. С особенным недоверием Наполеон отнёсся к тому, что русские рассказывали во - время так называемых переговоров с солдатами из корпуса генерала Себастьяни.
- Единственная цель этих сообщений, - говорил император, - в том, чтобы напугать армию рассказами о морозах и расстоянием, отделяющим её от Франции. Я знаю, эту войну изображают несправедливой и неполитичной, а моё нападение – незаконным. Моих солдат пичкают миротворческими пожеланиями, рассказами об умеренности Александра и его особенной любви к Франции. Своими сладкими словами русские стараются превратить наших храбрецов в изменников, парализовать отвагу мужественных людей и завербовать для себя сторонников. Мюрат оказался в дураках, его провели люди, более ловкие, чем он. Его опьяняют знаки внимания и почтения со стороны казаков, что бы ему не твердил Бельяр, и другие здравые люди. После того, как он ошибся насчёт движения Кутузова, он совершил бы ещё новую, гораздо более серьёзную ошибку, если бы я не навёл порядок, но я прикажу расстрелять первого же, кто вступит в переговоры, хотя бы на нём был генеральский чин. Вскоре был издан приказ, запрещавший вести переговоры с неприятелем под страхом смертной казни, но учитывая обидчивость Мюрата, это запрещение было адресовано Себастьяни. Мания переговоров заразила даже войска герцога Истрийского. Император считал это в высшей степени нежелательным и сделал герцогу выговор даже за то, что тот принял двух парламентёров. Он запретил допускать новых парламентёров и приказал, чтобы письма, которые могли быть посланы, принимались патрулями.
- Все эти переговоры, - сказал он Бертье, - приносят пользу только тому, кто их начинает, и всегда оборачиваются против нас.
                Император Наполеон почти каждый день объезжал верхом различные районы города и посещал окружающие монастыри, которые были заняты сильными гарнизонами или же служили казармами для войск. Он работал весь день и часть ночи. Он управлял Францией и руководил Германией и Польшей из Москвы. Каждый день с эстафетами приходили донесения и отправлялись приказы. Почта приходила по расписанию с точностью до двух часов. После обеда император принимал маршалов, вице-короля и дивизионных командиров. В Москве находились французские актёры и итальянские певцы. В частности знаменитый обладатель сопрано Тарквинио, который дал два концерта императору, на котором присутствовали только офицеры из свиты императора.
По поводу гибели брата Коленкура, император сказал:
- Он был лучшим из моих кавалерийских офицеров. Он отличался находчивостью и отвагой. Он заменил бы Мюрата в конце кампании.
                С каждым днём Наполеону становилось всё очевиднее, что надеяться на мир или даже перемирие бессмысленно. Уже то, что Кутузов не пустил Лористона в Петербург и заявления самого фельдмаршала, для Наполеона послужило сигналом, что у русской стороны нет желания вступать в мирные переговоры. Оставаться на зиму в Москве было опасно. Если удержать Москву ещё было возможно, то сохранить коммуникации с Парижем невозможно. Двинуться на Петербург, на север далеко, тем более, когда зима вот-вот вступит в свои права, а уставшие войска просто могут не выдержать такого напряжения – крайне рискованно. Оставался один выход – идти к Смоленску южным путём, через Калугу, сохраняя видимость наступления на позиции русской армии, используя районы, не затронутые войной.
                Некоторое время одним людям Наполеон говорил, что «позиция в Москве с её развалинами и сохранившимися в ней запасами предпочтительнее всяких других позиций в России, мир можно заключить только в Москве, погода превосходна, насчёт климата мы ошиблись и осень в Москве ещё лучше, чем в Фонтенбло».
Но с другими людьми он говорил, что « Москва - плохая позиция, и надо оставаться здесь лишь в течение времени необходимого для переформирования войск, австрийцы и пруссаки наши союзники, на которых возложена задача защищать наши тылы – сделаются самыми опасными врагами при малейших наших неудачах».
А, когда Наполеону показали записку князя Шварценберга о затруднительном положении в котором они уже находятся, он в разговоре с Бертье по-поводу этой записки, сказал ему:
- Это возвещает подготовку к отпадению при первом же удобном случае, если только оно не началось уже. Австрийцы и пруссаки – враги, находящиеся у нас в тылу. …Жребий брошен. Таков высший закон судьбы, решающий всё. …
Бертье заметил императору, что необходимо как можно скорее осуществить его первый проект: покинуть Москву и отойти поближе к Польше, так как это поставит преграду всяческим злым умыслам и удвоит наши силы.
- Вы хотите съездить в Гробуа, хотите повидать Висконти, - ответил ему император.
Заметив, что Бертье обиделся, он добавил:
- Это письмо – сентиментальная чепуха. Шварценберг сентиментальничает с вами, потому что он предпочёл бы охотиться на фазанов у вас в Гробуа или у себя в Богемии, чем терпеть каждое утро неприятности от Тормасова. Маре, со своей стороны очень доволен Шварценбергом. Маре вполне в курсе дела. В Вене всё в порядке, и даже пруссаки прекрасно сражаются. Если бы что-нибудь было, то Маре, в руках которого все источники информации, знал бы об этом. А он доволен, он доносит мне, что всё в порядке, и мы будем ожидать в Москве ответа от Александра, со своим сенатом и Кутузовым, которого ему навязали, он находится в гораздо более затруднительном положении, чем я.
                Во-время одного из разговоров, Коленкур стал настаивать перед Наполеоном об опасностях пребывания в Москве и об опасностях зимы, если французской армии придётся двигаться во-время морозов.
- Коленкуру кажется, что он замёрз, - сказал император Дюроку и князю Невшательскому.
Князь Невшательский и вице-король также говорили обо всех неудобствах и даже об опасностях, связанных с дальнейшим пребыванием в Москве.
Можайская дорога была перерезана русскими войсками. Император направил туда несколько эскадронов и у них был ряд столкновений с русской кавалерией. Они были окружены и должны были уступить численному превосходству русских. Командовавший этими эскадронами Марто, и другие офицеры попали в плен. Эта маленькая неудача была неприятна императору, не меньше, чем проигрыш настоящего сражения. И на всех остальных этот случай произвёл большее впечатление, чем выбытие из строя 50-генералов в сражении под Москвой.
Смоленская дорога была также перерезана. Французы больше не имели надёжного пути, связывающего с Францией. Генерал де Сен-Сюльпис, посланный во - главе нового отряда конной гвардии восстановил коммуникации.
                Наполеон решил вызвать свои резервы, оставленные на Немане и по его распоряжению герцогу Беллюнскому, который перешёл Неман 4-сентября, был послан приказ согласовывать свои действия с герцогом Бассано в Вильно. Этот министр, пользовавшийся полным доверием императора, направлявший и знавший все дела, мог дать герцогу Беллюнскому самые точные указания и сообщить ему все сведения, как частного, так и политического характера, которых не могло быть в депешах.
Начальник штаба предписал герцогу Беллюнскому расположиться между Оршей и Смоленском с таким расчётом, чтобы прикрывать Вильно и составлять резерв Сен-Сира, если он окажется под ударом в Полоцке, резерв Шварценберга, если Тормасов будет его теснить, и даже в случае надобности резерв армии, находящейся в Москве. Герцог получил в своё распоряжение, кроме имевшихся у него трёх дивизий, ещё вестфальскую бригаду из Вильно и войска Домбровского (18-тысяч), набранных недавно в районе Минска. В то - же время в Варшаве была организована под командой генерала Дюрютта 32-я пехотная дивизия, составленная частично из немцев, а 34-я пехотная дивизия генерала Луазона,  получила приказ покинуть Кёнигсберг и перейти в Вильно.
                14-октября Наполеон уже начал давать распоряжения, ясно говорящие о близкой эвакуации из Москвы. Граф Дарю по прежнему был того мнения, что нужно превратить Москву в укреплённый лагерь, зимовать здесь, подождать весной подхода подкреплений из Франции и Европы, и возобновить тогда военные действия. Но маршалы были против этого плана. Наполеон, лучше Дарю учитывал, как опасно ему на 6-7 месяцев «зарываться в русские снега». Ещё ничего не говоря категорически, Наполеон начинает готовиться к выходу из Москвы.
Наполеон приказывает Бертье, чтобы тот направил приказ императора не пропускать дальше Смоленска ни одного французского артиллерийского парка, который бы направлялся в распоряжение «Великой армии», и чтобы, начиная с 17-октября ни один артиллерийский или кавалерийский отряд, не направлялся в Москву, а оставался там, где застанет приказ. Затем последовал приказ императора об эвакуации раненых в Смоленск.
                Не проходило и дня, чтобы Наполеону не сообщали о появлении партизан, которые взяли под собой контроль Смоленскую дорогу в нескольких местах, единственную коммуникацию, связывающую Москву с Парижем. Письма, депеши, корреспонденция, отправляемая из Москвы в Париж всё чаще стали попадать в руки партизан.
Коленкур отмечал:
«Мы всё время должны были держаться настороже. …Неприятель всё время тревожил наши коммуникации за Гжатском и часто прерывал их между Можайском и Москвой. В этих прелюдиях все видели предвестие новой системы, цель которой – изолировать нас. Нельзя было придумать систему, которая была бы более неприятной для императора и поистине более опасной для его интересов».
« Император был очень озабочен и начинал, без сомнения, сознавать затруднительность положения, тогда как до сих пор он старался скрыть это даже от себя. Ни потери понесённые в бою, ни состояние кавалерии и ничего вообще не беспокоило его в такой мере, как это появление казаков в нашем тылу».
В то - же время Наполеон в период пребывания в Москве пытался создать сеть агентов из местного населения. Но большей частью это были неудачные попытки. Тот - же Коленкур вспоминал, что император всё время жаловался, что он не может раздобыть сведения о том, что происходит в России. «Ни за какие деньги нельзя было найти человека, который согласился бы поехать в Петербург или пробраться в русскую армию. …Так как ни один шпион не дерзал пробраться в расположение русской армии, то мы не знали, что там происходит, и император был лишён всяких сведений».
                В последние дни Наполеона беспокоило и раздражало то обстоятельство, что увеличились случаи запаздывания почты, что коммуникации находятся под угрозой. Он знал, какое впечатление во Франции и Европе должно произвести сообщение, что неприятель находятся в тылу французских войск. Он говорил, что скоро из Польши прибудут 6-тысяч польской лёгкой кавалерии. Он перечислял французские дивизии, которые шли на подкрепление корпусов, стоящих на Двине, а также называл несколько дивизий, предназначенных для прикрытия коммуникационной линии, на которой они должны были расположиться эшелонами. Император намеревался организовать новую коммуникационную линию, связывающую и проходящую через менее истощённые области. Он говорил князю Невшательскому, что ждёт лишь результатов движения против Кутузова и ответа на свои мирные предложения. Своим маршалам он говорил, что ожидает результатов операций, которые должны быть осуществлены корпусами, стоящими на Двине. При общих беседах император говорил об Австрии как о государстве, которое питает наилучшие намерения и искренно желает нам успеха, рассчитывая вновь получить приморские провинции и увидеть в центре Европы буферную державу, заинтересованную в том, чтобы сдерживать русского колосса, пугающего Австрию.
                Увеличение размаха действий партизанских отрядов позволило русскому командованию поручать им не только истребление фуражиров, мародёров и мелкие отряды, но и наносить противнику более чувствительные удары по гарнизонам и резервам. В журнале боевых действий указывалось: «Занимаемый ныне армиею укреплённый лагерь на правом берегу Нары при Тарутине позволяет отделять от оной значащие партии, которым предписано иметь в виду не только истребление неприятельских мародёров и фуражиров и обеспокоивание неприятеля, но которые силою своею должны быть в состоянии наносить ему чувствительный вред, который ему в настоящее время будет тем ощутительнее, что он претерпевает сильнейший недостаток в фураже и провианте». Постановка новых задач потребовала организационной перестройки и укрепления партизанских отрядов. С этой целью были созданы три крупные партии. Первая под командованием генерал-майора Дорохова состояла из пяти батальонов пехоты, четырёх эскадронов кавалерии, двух казачьих полков при восьми орудиях. Вторая партия под командованием капитана Фигнера получила задание действовать на ближних подступах Москвы со-стороны Можайска. Третья партия была поручена полковнику Кудашёву, зятю командующего, который был назначен командиром армейского партизанского отряда в 300-донских казаков,  и которому поручалось действовать по Серпуховской дороге в направлении Подольска. 10-октября его отряд разгромил в селе Никольском 2-тысячный французский гарнизон,  взяв в плен более 200-человек. Во - время одного из рейдов отряд Кудашёва взял в плен 400-человек и отбил 100-повозок с продовольствием. У убитого штабного офицера Кудашёв обнаружил  секретное предписание начальника штаба маршала Бертье об отправлении награбленных в Москве богатств и имущества к Смоленску. Полковник Кудашёв погибнет в 1813 году в боях под Лейпцигом.
Одной из первых крупных операций партизан был штурм и освобождение города Вереи. Кутузов приказал генералу Дорохову двинуться к Верее и уничтожить гарнизон. Что и было сделано.
                18-октября было отдано распоряжение французским войскам , чтобы 20-го начать движение на Калугу. Но, когда император Наполеон производил смотр войскам в Кремле, пришло сообщение о сражении Неаполитанского короля с русскими в Винкове. Император решил ускорить своё выступление и назначил его на день раньше, чем предполагалось вначале.  Весь двор и обозы получили приказ выехать из Москвы. Первые слова, с которыми император обратился к князю Невшательскому и другим лицам, когда отдавались им эти распоряжения, были следующие:
- Нужно смыть позор этой неожиданности.  Нельзя, чтобы во Франции говорили, будто неудача принудила нас отступить? Какая глупость со стороны короля. Никто не остерегается. Это расстраивает все мои планы.  Мне портят все.  Нужно восстановить честь оружия на поле битвы. Впрочем, король, кажется, нанёс им поражение и урон, так как они не решились преследовать его. Во-всяком случае, надо выступить, чтобы поддержать его и отомстить за него.
Король потерял много артиллерийских орудий. Много офицеров было убито, некоторые попали в плен. Король потерял также много солдат пленными и лишился большей части обозов, как своих личных, так и войсковых. Вечером император сообщил некоторые подробности. Как всегда сторожевое охранение было поставлено плохо.  Разведка производилась небрежно. Произошло внезапное нападение русских на лагерь Себастьяни и все бы погибли, если бы король во - главе карабинеров не ринулся на русских и не остановил их колонну. Кутузов стремился только к авангардному бою, к успеху, основанному на внезапности нападения. Император обвинял короля и особенно генерала Себастьяни, занимавшего пункт, захваченный неприятелем в том, что они хотя бы при помощи летучих отрядов или патрулей, должны были обследовать лесок, который господствовал над позицией справа от генерала Себастьяни. Откуда русские, более бдительные и более активные в данный момент, чем мы, могли, по выражению императора, видеть даже то, что этот генерал делал в своей квартире. Император был тем более недоволен, что считал себя вправе упрекать своих генералов в оплошности, так как этот же самый пункт, по его словам, уже подвергался раз нападению казаков в первых числах октября и притом со-стороны именно этого леса, что должно было заставить командиров внимательно следить за лесом. Император обвинял также и самого себя в том, что оставался в Москве и не посетил этих позиций.
- Надо, чтобы я видел всё собственными глазами, - сказал он, - я не могу, полагаться на короля. Он рассчитывает на свою отвагу и полагается на своих генералов, а они люди небрежные. Король показывает чудеса храбрости. Если бы не его присутствие духа и не его смелость, то всё было бы захвачено, и он сам попал бы в рискованное положение, будь у русских другие начальники. Багговута не поддержали в его стремительной атаке. Операция не удалась из-за колебаний Строганова из-за того, что в решительный момент он держался слишком далеко. Если эта неожиданность, захватившая нас врасплох, доказывала, что мы недостаточно осторожны, то характер боя, во - время которого мы были в гораздо меньшем числе, доказал русским, что усталость и лишения не ослабили нашего мужества.
 Французская кавалерия и артиллерия были изнурены. Лошадей кормили тем, что добывали при  далёких фуражировках, весьма мало упорядочных и день ото дня всё более трудных и опасных, так как приходилось каждый раз забираться всё дальше и дальше. У короля было, правда, не меньше 120-орудий, но при них были плохие лошади и орудийная прислуга сильно поредела. Император был очень раздосадован этим происшествием, а в особенности потерями, понесёнными кавалерией, численность которой и без того сильно уменьшилась. Эта стычка произвела большое впечатление на армию. Весь успех приписывали казакам. Французские солдаты были очень храбрыми, но слишком беззаботными и небрежными для того, чтобы вести себя осторожно. Это объяснялось характером, как и недостатком порядка и дисциплины, что часто наводило на печальные размышления князя Невшательского и приближённых к императору генералов. Коленкур, вспоминая события русской кампании писал: «Командиру никогда не ставили в вину потери, понесённые из-за его небрежности или недостатка порядка и дисциплины,  хотя бы он погубил этим две трети своего корпуса. Всякий кто добросовестно сравнил бы состояние своего корпуса в начале и в конце какой-либо кампании и исследовал бы причины понесённых корпусом потерь, бесспорно, нашёл бы, что отнюдь не неприятельский огонь причинил наибольшие потери французской кавалерии. Они делали слишком большие переходы, не хватало очень многого, было мало опытных унтер-офицеров, большинство кавалеристов были мало или даже вовсе не обучены. Нашим главным врагом было отсутствие дисциплины, и порождаемые этим, в первую очередь, небрежностью высших начальников».
Императора обслуживали в России 715-верховых и упряжных лошадей, так как надо было перевозить много ящиков со всевозможными запасами и большой обоз с палаточным оборудованием. Тот же Коленкур в своих воспоминаниях писал, что « когда 8-декабря во - время отступления мы прибыли в Вильно, то из 715-лошадей, павших оказалось только 80, из них 73-упряжные. Падёж лошадей стал чувствительным только поле перехода через Неман, а в особенности после прибытия в Инстербург». Император отдал приказ закупить 20-тысяч лошадей, и сделать запас фуража на два месяца. И это в стране, когда французам не удавалось запастись фуражом и на один день.
В результате распоряжений, отданных в связи с сообщением о столкновении под Вороновым, на герцога Тревизского была возложена тяжёлая задача сосредоточиться в Кремле, чтобы охранять Москву с недавно прибывшей дивизией Делаборда (молодая гвардия) и спешенными кавалеристами. Начальник штаба предложил герцогу де Абрантес быть готовым к выступлению между 20, 22, а полкам, шедшим на пополнение (три маршевых полка), предписал остановиться там, где их застанет это распоряжение. Он приказал эвакуировать раненых, но транспортных средств, для этого не было. Укрепления, сооружённые в Колоцком монастыре, должны были быть разрушены. Генерал Барагэ  де Илье должен был перевести часть своих главных сил из Смоленска в Ельню между 20 и 22-числа.
                2-октября Беннигсен, Ермолов, Платов уговорили Кутузова дозволить им, произвести нападение на войска Мюрата. Генерал-квартирмейстер Толь произвёл очень глубокую разведку и принёс известие, что отряд Мюрата стоит очень беспечно, караульная служба никуда не годится, разведывательная служба плоха, потому что лошади слабосильны - фуража не хватает. Кутузов не хотел сражения, даже второстепенного, но уступил. Он рассмотрел диспозицию, составленную Толем, и утвердил её. Нападение было назначено на 1-октября, но Ермолова не могли разыскать, диспозицию ему не успели вовремя вручить и на другой день, 17-октября утром Кутузов никого на назначенных местах не нашёл. Кутузов пришёл в полное бешенство. Он разругал попавшихся ему двух офицеров последними словами. Один из них подполковник Эйхен оставил после этого кутузовскую армию, другой капитан Бродин, которого Кутузов назвал только «канальей» остался. Кутузов распорядился исключить его со службы, но когда гнев отошёл, он отменил своё решение.
                По воспоминаниям генерала Ермолова, по сведениям, полученным от партизан, стало известно, что неприятельский авангард, под командой Мюрата до самой Москвы не имел никаких войск в подкрепление и поэтому не мог своевременно получить помощь. Генерал-фельдмаршал Кутузов, решился атаковать его.
1-й кавалерийский корпус генерал-адъютанта барона Меллер-Закомельского, впереди которого находились полки донских казаков под командой генерал-адъютанта графа Орлова-Денисова, должны были обходить левый фланг неприятеля и зайти в тыл неприятеля, 2-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Багговута должен был атаковать левый фланг Мюрата, за которым следовал 4-й пехотный корпус генерал-лейтенанта графа Остермана-Толстого, резервом для них служил 3-й пехотный корпус генерал-адъютанта графа Строганова, 5-й пехотный корпус генерала Дохтурова назначен в центр, левое крыло войска авангарда, под начальством Милорадовича.
Замысел Кутузова состоял в том, чтобы нанося главный удар группой войск генерала Беннигсена против левого фланга, а группой генерала Милорадовича совместно с главными силами – против центра французского авангарда, во взаимодействии с партизанскими отрядами Дорохова и Фигнера, наступавшим в тыл противника, окружить и уничтожить его. Главные силы русской армии не были введены в сражение, так как Кутузов в это время получил донесение об отходе войск Наполеона из Москвы по новой Калужской дороге, он остановил их и возвратил на тарутинские позиции.
Общее руководство битвой взял на себя генерал Беннигсен. Генерал Багговут атаковал левый фланг Мюрата, а Орлов-Денисов – правый. В результате кавалерийского налёта Орлова-Денисова французы были опрокинуты, но успели оправиться, и встретили убийственным огнём два полка русских егерей. Был убит генерал Багговут. Французы отступали в полном порядке. Генерал Беннигсен обратился к Кутузову оказать помощь резервом, но тот отказал. Никакие просьбы Ермолова, Коновницына и Милорадовича не помогли. 4-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Остермана-Толстого по недостатку распорядительности с его стороны, не прибыл вовремя к своему назначению и в этом деле почти не участвовал. Кутузов приказал генералам Коновницыну и Ермолову выехать в войска и доносить ему о том, что происходит. Из-за недостатка взаимодействия между частями русской армии, французам удалось собрать свои войска и организованно под огнём артиллерии отойти через селение Вороново. Французы потеряли 22-орудия и до 2-тысяч пленных, весь обоз, захваченный казаками, которые занялись грабежом, перепились и не помышляли преследовать неприятеля. Отряду генерала Дорохова удалось занять город Верею. По воспоминаниям Ермолова, Кутузов был очень доволен итогам сражения и явно преувеличивал успех русской армии. По его данным Мюрат потерял 38-пушек и до 2,5-тысяч пленных. Русские до 200-человек убитыми и раненными. Французам удалось отогнать казаков Платова, стремившегося отрезать отступление Мюрата на Спас-Куплю.
Генерал Беннигсен потом ругался, что отряд Мюрата весь мог погибнуть, если бы по злостному капризу Кутузов не отказал дать подкрепление в нужный момент. Кутузов не только не дал, а даже приказал войскам отступить и вернуться на свои тарутинские позиции. Генерал Беннигсен, имевший в армии репутацию взяточника, послал донос государю на Кутузова, а тот переслал его Кутузову. В результате Кутузов приказал Беннигсену немедленно уехать их армии. Фельдмаршал направил Александру короткое донесение: « По случаю болезненных припадков генерала Беннигсена и по разным другим обстоятельствам предписал я ему отправиться в Калугу и ожидать там дальнейшего назначения от вашего величества, о чём счастье имею донести».
Таким образом, Кутузов окончательно отделался от наиболее влиятельной фигуры из представителей оппозиции в своей армии. Полковник Мишо был отправлен Кутузовым к Александру-1 с известием о победе над войсками Мюрата. Государь, получив известие о победе у Чернишни, наградил Кутузова золотой шпагой с алмазами. Генерал Беннигсен был награждён алмазными знаками ордена святого Андрея Первозванного и получил сто тысяч рублей, нижним же чинам 2-го, 3-го и 4-го корпусов, бывшим в деле, равномерно и потреблённой кавалерии по пяти рублей на человека.
В день этого боя  от полковника Кудашёва было доставлено перехваченное письмо, в котором маршал Бертье намекал одному из французских генералов о намерении Наполеона в скором времени оставить Москву. Кутузов понял, что назревают серьёзные события. Вот почему, когда генералы просили разрешения на преследование отступающего противника, он ответил отказом: « Если не умели мы поутру взять Мюрата живым и прийти вовремя на места, то преследование будет бесполезно. Нам нельзя отдаляться от позиции». Кутузов не стал преследовать Мюрата, так как это бы отвлекло бы главные силы на борьбу с второстепенной группировкой противника и давало возможность Наполеону выйти с главными силами во - фланг и тыл русской армии.
                Тарутинское дело показало Наполеону, что Кутузов чувствует себя достаточно сильным и поэтому следует идти на юг раньше, чем русская армия загородит туда дорогу. Император сначала задумал оставить в Москве гарнизон 8-тысяч человек и даже назначил Мортье начальником этого гарнизона.
19-октября началось выступление французской армии из Москвы с огромным обозом в направлении на Калугу и Красную Пахру. С дороги он послал приказ Мортье выйти из Москвы и присоединиться к армии. Французы попытались перед уходом взорвать Кремль, до 23-октября длились взрывы в городе.
                19-октября император вместе с гвардией и всем двором выступили из Москвы. Французская армия, вышедшая из Москвы, напоминала караван, бродячее племя или древнюю армию, возвращающуюся после большого набега с пленниками и богатой добычей.
Император желал атаковать Кутузова и отбросить его за Калугу, решив также разрушить оружейный завод в Туле, после этого он рассчитывал направиться к Смоленску, где хотел устроить свой авангардный пост. Герцог Тревизский получил приказ эвакуировать Москву 23-октября, если до тех пор не получит других распоряжений, а пока приготовить всё для взрыва Кремля и казарм. Императора беспокоило, что эстафеты задерживались и не приходят в течение трёх дней. На второй день он сказал Коленкуру:
- Я вижу, что мне придётся подойти поближе к моим резервам, так как если я даже отброшу Кутузова и заставлю эвакуировать Калугу и тарутинские укрепления, то казаки всё-равно будут по прежнему тревожить мою коммуникационную линию, пока ко мне не придут мои поляки.
В связи с этим император жаловался на герцога Бассано и де Прадта, не щадя ни того, ни другого. По поводу Бассано он вспомнил, как турки заключили мир с русскими, а шведы вступили с ними в союз, и, обвиняя его во во-всех своих теперешних затруднениях и в тех последствиях, которые могли из них возникнуть, приписывая их непредусмотрительности, небрежности и бесталанности своего министра и своего посла. В этом же духе император говорил с князем Невшательским, а потом ещё раз с Коленкуром.
                Французская армия шла по Старой Калужской дороге, Наполеон объявил войскам, что «идёт поразить Кутузова на том самом месте, где русский полководец только что одержал победу». Но узнав в Красной Пахре о том, что русские не преследуют войск Мюрата, а отошли обратно в Тарутино, Наполеон неожиданно повернул свою армию направо. Двигаясь просёлками, он перевёл её на Новую Калужскую дорогу, прикрыв этот марш высылкой корпуса Нея к Вороново, где последний, соединившись с остатками разбитого авангарда Мюрата, должен был отвлечь внимание русских от Новой Калужской дороги. Одновременно, для того чтобы усыпить бдительность русских в Тарутинском лагере, Кутузову было направлено с полковником Бертеми письмо начальника штаба маршала Бертье, написанное якобы в Москве. В этом письме Наполеон вновь выдвигал условия мира, а также просил фельдмаршала «о принятии мер, дабы война получила ход, сообразный с установленными правилами». Все эти хитроумные приёмы применялись Наполеоном с единственной целью: ввести русскую армию в заблуждение и создать благоприятные условия для своей армии. Надеясь, что главные силы русской армии будут вести бой с его авангардом, рассчитывая нанести им поражение в открытом поле, выманив их хорошо защищённых тарутинских позиций. Когда же стало известно, что русские войска не преследуют Мюрата, а вернулись в Тарутино, он намеревался произвести скрытый обход левого фланга русской армии и, избежав генерального сражения, достигнуть Калуги, скорее, нежели противник успеет преградить ему путь. Визит полковника Бертеми, кроме всего прочего, преследовал и разведывательную цель. Наполеону крайне важно было знать, действительно ли русская армия находится в Тарутино.
                В первых числах октября император Наполеон приказал составить прокламацию об освобождении русских крепостных крестьян. Но он понимал, что предрассудки и фанатизм, распалённый в русском народе против французов, будут служить большим препятствием и эта мера не даст никаких выгод. Составление этой прокламации было только угрозой, и люди, знавшие императора, с самого начала, не обманывались на этот счёт. Это было одно из многих средств, которые он пускал в ход, чтобы посмотреть, не даст ли эта угроза какого-нибудь результата. Он хотел, если возможно, напугать неприятеля. Говоря словами Коленкура, это была гроза, при которой сверкала молния, но гром не гремел. Император пробовал все средства, чтобы добиться переговоров. В разговоре с Коленкуром он сказал:
- Лессепс, как и вы, против эмансипации. Однако люди, которые знают русских не хуже вас, думают иначе. Вы против, потому что это не было бы добросовестной войной против вашего друга Александра. Однако поджоги то же не являются добросовестной войной. Они, безусловно, оправдали бы некоторые репрессии. Впрочем, я смотрю на эмансипацию, так же как и вы. А к тому же неизвестно, куда бы привела подобная мера. До сих пор, если не считать того, что Александр сжигает свои города, чтобы мы не жили в них, мы вели друг против друга довольно добросовестную войну. Напрасно он не вступает с нами в соглашение теперь, когда мы вполне готовы на это. Мы скоро  договорились бы и остались бы добрыми друзьями.
               
                7-октября Кутузов направил письмо своей супруге о победе над французским корпусом Мюрата при Тарутине.
8-октября Кутузов направил сообщение командующему 1-м отдельным корпусом генерал-лейтенанту  Витгенштейну о сражении при Тарутине, а также письмо правителю Сербии Кара - Георгию.
                8-октября Кутузов направил письмо Голицыну начальнику Владимирского ополчения:
«…Дошло до моего сведения, что проезжавший от меня во Владимир гвардии капитан Ефимович разносит везде слухи, будто бы нашею и непрительскою армиями сделано какое-то перемирие и что от того действия наши вовсе приостановлены. Зная, сколь большое может поселять поступок сей влияние на чувство всех благомыслящих людей, я поручаю Вашему сиятельству сделать точное изыскание, действительно ли г. Ефимович рассказывал таковые нелепые происшествии, если же сие справедливо, в таком случае я прошу Вас, его арестовать и содержать под арестом впредь до моего повеления…».
                9-октября Кутузов направил письмо полтавскому губернскому предводителю дворянства Трощинскому о сражении при Тарутине и о недостаточно активности главнокомандующего 3-й западной армией адмирала Чичагова.   14-октября Кутузов направил предписание Каверину об улучшении положения французских военнопленных:
«Генерал-майор Левицкий рапортом от 5-октября доносит дежурному генералу по армиям, что по повелению Вашего превосходительства прибывающим в Калугу всем пленным отпускается в сутки  кормовых: штаб-офицеру 1-рубль, обер-офицеру 50-копеек, а нижним чинам по 10-копеек; положенный же сим последним сверх 10-копеек провиант вовсе не отпускается, отчего, как доносит г. Левицкий, пленные претерпевают крайнюю нужду и чрез то между ими происходит сильный ропот. Я в обязанности себе нахожу уведомить Вас, что по сделанному положению пленные штаб-офицеры должны получать кормовых в сутки по 2-рубля, обер-офицеры по 1 рублю, а нижние чины по 10-копеек и сверх сих 10 копеек в натуре провиант. Вследствие чего  покорно прошу Вашего превосходительства на основании изъяснённого положения приказать отпускать впредь пленным назначенное денежное содержание, а нижним чинам сверх денег обыкновенный солдатский провиант. Отправление же из Калуги пленных сделать не чрез Алексин, а трактом по той стороне реки Оки».               
                9-2. Князь Кансуров и Крапивин возвратились после выполнения задания в штаб-квартиру главнокомандующего русской армии, которая в это время находилась в Тарутино,  когда Москва была уже занята французами. Там их уже ждали директор «Особого департамента» полковник Закревский и флигель-адъютант полковник Чернышёв.
Кансуров подробно доложил о выполнении данного ему задания. Полковник Закревский объявил, что сам лично доложит государю об успешном выполнении этого задания, в то - же время, заметив, что подполковнику Кансурову поручается новое задание.
- Вы должны немедленно во - главе небольшого армейского партизанского отряда отправиться в тыл французской армии, для осуществления диверсий на её коммуникациях, особенно на столбовой дороге Смоленск-Москва, с целью воспрепятствовать французским войскам, осуществлять вывоз награбленного. Есть информация, что по указанию императора Наполеона планируется осуществить вывоз всех ценностей из захваченных французами городов и усадеб, особенно из Москвы. Но вы должны не только осуществлять диверсии на коммуникациях противника, но и организовать сбор и передачу разведывательной информации. Главнокомандующий уже отдал все необходимые распоряжения, в ваше распоряжение выделен отряд из двадцати пяти казаков, соответствующий конский состав, запас продовольствия и боеприпасов. Имейте в виду, что в этом районе уже действуют несколько армейских партизанских отрядов.  В частности отряд подполковника Давыдова. Установите с ним связь для совместных действий. На подготовку у вас не так и много времени. Отправляйтесь завтра утром.
В заключение полковник Закревский сообщил, что Фёдор Крапивин, который также присутствовал на этом совещании, зачислен в штат Особого департамента и ему присвоено звание старшего сержанта. Они поздравили Крапивина с присвоением ему воинского звания, а полковник Чернышёв вручил ему в качестве подарка сержантские погоны.
                Но ещё до этого, узнав, что его друг граф Решетов был ранен, князь Кансуров посетил его в армейском госпитале в Калуге, куда тот попал после ранения, полученного во-время Бородинского сражения. Госпиталь располагался в большом двухэтажном доме, принадлежащим одному из богатых купцов города, переданного им в безвозмездное пользование армии на время боевых действий.  К счастью для графа рана от сабельного удара, скользнувшего по предплечью, оказалась неглубокой, и он быстро шёл на поправку, надеясь вскоре присоединиться к своему полку народного ополчения. Отправляясь на эту встречу, Кансуров, не забыл захватить с собой, целую корзину продуктов, где нашли себе место вместе с жареной курицей, колбаса, сыр, и несколько бутылок французского вина. Он застал своего давнего друга в халате, когда ему делали очередную перевязку, для приветствия, протянувшего левую руку.  Выглядел граф достаточно бодро, и они решили отметить встречу за импровизированным обедом на свежем воздухе, пригласив и сослуживца Решетова, штабс-капитана князя Глинского, который также попал в госпиталь после ранения во-время Бородинского сражения.
                Свой нехитрый обед они устроили прямо в большом яблоневом саду, окружающим госпиталь, в укромном местечке, вдали от посторонних глаз. Но разговор сразу не заладился. Друзья неохотно делились своими впечатлениями о Бородинском сражении, которое не могло не интересовать Кансурова, тем более они ничего не хотели говорить об обстоятельствах своего ранения, ограничиваясь общими фразами. Потом он часто сталкивался с этим, когда участники боевых действий не любили вспоминать и рассказывать о подробностях боя или сражения, в котором принимали участие. Но после второго стакана вина разговор постепенно набрал силу, но коснулся он примеров героических действий со стороны простых русских солдат, проявленных ими по время Бородинского сражения. Граф Решетов, между прочим, выразил своё восхищение поведением русских гвардейских пехотных полков под густым огнём французских батарей. А вот князя Глинского совершенно восхитили офицеры гвардии, и в особенности поведение генерала Ермолова, который лично повёл войска в контратаку, в самый критический момент для русских войск 2-й армии. Кансуров не мог не задать также и вопрос, который его в последнее время чрезвычайно интересовал, что думают офицеры ополчения об отмене в стране крепостного права. Но графа этот вопрос нисколько не удивил, он ответил на него так, будто уже долгое время думает об этом, заявив:
- Чем быстрее мы решим данный вопрос, тем больше укрепится стабильность и устойчивость нашего государства.
А князь Глинский позволил себе даже несколько шуток по этому поводу, рассказав несколько анекдотов о помещице «Салтычихе», известной своим жестоким обращением со-своими крепостными крестьянами. В тоже время штабс-капитан заметил, что для того, чтобы освободить крестьян от крепостной зависимости, нет необходимости устраивать революции, перевороты, заговоры и тайные общества. И даже нет нужды требовать от государя-императора принятия особого указа на этот счёт. Достаточно каждому озабоченному делом освобождения крестьян в России, просто взять и лично предоставить своим крестьянам полную и такую желанную свободу, наделив их землёй, и средствами производства, что не менее важно.
- Я говорю об  этом так уверенно, - заявил Глинский, потому что лично знаком с этими помещиками, которые уже освободили своих крестьян от крепостной зависимости,  не дожидаясь указов императора. Но  господа, я сам лично выступаю против отмены крепостного права, если это произойдёт, что называется сверху.  Этот чрезвычайно важный вопрос должен решаться постепенно. Там, где для этого созрели все необходимые условия. Любой помещик может и в состоянии лично принять такое решение, не дожидаясь указов государя. Только представьте, к чему может привести решение этого вопроса одномоментно по-всей стране. Когда все земли, принадлежащие крупным землевладельцам, будут разделены на мелкие участки. О каком развитии сельского хозяйства может тогда идти речь? Ведь не каждый крестьянин готов самостоятельно вести своё хозяйство. И в этом очень легко убедиться на практике. Возьмите и проведите в своём личном имении  подобный эксперимент. Назначив, скажем, управляющим, какого-нибудь из своих крестьян. Разумеется, лучшего из них, который будет управлять всем вашим хозяйством самостоятельно. Убеждён, что в 90-процентов случаев, ваше имение очень быстро станет хиреть, и развалится, а производство сельхозпродукции станет невыгодным делом, хотя, конечно, возможны и исключения. Во-многом проблема отмены крепостного права является надуманной и большей частью навязывается нам нашими врагами. Ведь достаточно только взглянуть на реальное положение вещей. Во-первых, крепостное право у нас сохраняется лишь в отношении только части крестьян, остальные давно являются государственными крестьянами, и владельцами личных земельных участков. А на юге, на Дальнем Востоке и Сибири крепостного права нет вовсе.
После небольшой паузы, штабс-капитан неожиданно вообще заговорил совсем о другом, что всё больше в России становится людей, большей частью из числа дворян, которых называют франкофилами, других англофилами, западниками
 и либералами. Откуда это преклонение перед Западом?
- Это ещё, что за звери такие? – в шутливом тоне задал ему вопрос Кансуров.
- Эти звери, как вы изволили выразиться князь , выступают против существующих в нашей стране порядков. Дело в том господа, что ещё до войны, я некоторое время  провёл в Швейцарии, бывал во Франции и Швеции, поэтому могу сравнивать нашего русского, так сказать, либерала с зарубежным. Наш родной, русский либерал – это, прежде всего, лакей Запада, который так и смотрит стервец, как бы кому-нибудь из них сапоги вычистить. Он не приемлет и никогда не примет существующий в России порядок вещей. Причём совершенно не важно, какой это порядок: монархия, самодержавие, республика или что-то ещё, ему в России всё не нравится. При всём своём высоком положении в обществе, богатстве, образовании, он никогда не согласится с наличием иного взгляда, другой точки зрения. Вы улыбаетесь господа, но если вы с ним начнёте пускаться в дискуссии по этим вопросам, то он быстро перейдёт к оскорблениям и ругательствам в ваш адрес. Причём, что примечательно, когда он говорит о недостатках в России, этот сукин сын всегда отрицает саму Россию, отказывая ей в праве на самобытное существование и развитие. Русский либерал всегда есть не русский либерал, так как его симпатии всегда направлены к врагам России. Русский либерал всегда ненавидит Россию, всегда радуется её поражениям и трагедиям, всегда ищет в русской истории негатив,  отказываясь гордиться даже очевидными победами и достижениями. Но, что любопытно, эту свою патологическую ненависть к России либералы всегда стараются выдать даже самим себе за любовь к Отечеству, считая себя подлинными патриотами. Но дай только этим либералам власть, дай только им возможность разрушить старое общество, то выйдет такой мрак, такой хаос, нечто ещё более бесчеловечное, грубое, жестокое, что всё здание государства тут-же рухнет. И что характерно, русский либерал всегда ненавидит и испытывает страшное презрение к самому русскому народу за то, что тот смеет и желает быть самим собой. Он всегда осмеивает национальные черты русского народа и предаёт их позору. Для них мы «косная масса», немая, глухая, необразованная, невежественная.  Все эти западники, это своего рода партия, готовая к бою против собственного народа. Они гнушаются идеей солидарности народа со своим государем. Большей частью на словах они выступают против крепостного права. Являясь весьма состоятельными людьми, как правило, они живут за границей, на деньги, заработанные их крепостными, заводят у нас революции, и перевороты.  Но, кто им мешает просто освободить своих крестьян.  Русские либералы, которые всё больше стали появляться в нашем обществе ненавидят наши народные  обычаи, и русскую историю. Причём господа, обращаю ваше внимание на то, что только у нас либерал ненавидит своё собственное отечество. Такого нет ни в одной стране мира. Таким образом, русский либерал не есть русский либерал, это навязанный или воспитанный нами же средний европеец, но пытающийся укрепиться в русской почве, проклинающий свою судьбу за то, что он не родился немцем, французом или англичанином. Вообще посмотрите на наших людей, ведь в России довольно редко можно встретить довольного человека. Все всегда на что-то жалуются, негодуют. Один говорит мало свободы, другой, что слишком много. Одни ропщут, что власть бездействует, другие, что чересчур действует. Один негодует, что глупость одолела, другие, что слишком умными стали.
Эти откровения Глинского так поразили друзей, что они надолго задумались. Но после некоторой паузы, они согласились с ним. Граф Решетов, между прочим, заметил, что эта война с Бонапартом имеет и положительную для России сторону, что, по крайней мере,  теперь в российском обществе стало не популярным быть французом, и даже просто говорить на французском языке . Ведь до этого мы были нечто вроде департамента Франции, мы забыли, что мы прежде всего, русские. Наше дворянство полностью говорило только на французском языке, и почти полностью забыло родной русский язык.  И это нападение Бонапарта на Россию, в один час, всех нас заставило вспомнить, что все мы, в первую очередь, русские. И что все мы несём ответственность за Россию.               

                Рано утром на следующий день, отряд подполковника Кансурова отправился в тыл французской армии, в качестве армейского партизанского отряда особого назначения. И надо же было такому случиться, но не успели они пройти и  десятка вёрст, как попали в засаду. На самой опушке леса у деревни Осокино, их пытались атаковать и окружить, около двухдесятков всадников и столько же пеших. Но увидев казаков, нападавшие в нерешительности остановились. Вскоре это недоразумение разрешилось. Оказалось это передовая группа из армейского партизанского отряда подполковника Давыдова. Увидев человека на коне в тулупе, с  мужицкой бородой, который решительно отдавал какие-то команды, Кансуров направил к нему своего коня, и только приблизившись ближе, признал в нём подполковника Давыдова.
- Подполковник Давыдов? Неужели это вы? - окликнул он его. – Право в этом маскараде вас трудно узнать.
 А Давыдов сразу - же узнал Кансурова и, обнявшись с ним, пояснил, что вынужден был прибегнуть к этому маскараду, чтобы стать ближе к народу.
- Иначе князь возникает слишком много проблем, повсюду действуют крестьянские партизанские отряды, которым особенно издали сразу трудно понять, кто перед ними, свои или чужие. Военная форма французских и русских войск во - многом схожа и для них почти не различима. Потому я и принял решение переодеться в крестьянскую одежду, если хотите стать для них своим. Неслучайно к нашему отряду уже присоединилось несколько крестьянских партизанских отрядов. И наш отряд теперь составляет около 500-человек, а начинали мы, имея всего 50-гусар и столько - же казаков, выделенных генералом Багратионом, царствие ему небесное.
 Как потом узнал Кансуров, ещё до Бородино к командующему 2-й армией князю Багратиону явился командир эскадрона Ахтырского гусарского полка  подполковник Давыдов, который в своё время был его адъютантом, и  изложил свой план, заключившийся в том, чтобы пользуясь колоссально растянутой коммуникационной линией Наполеона от Немана до Гжатска, начать постоянные нападения и внезапные налёты небольшими отрядами на эту линию на склады и курьеров, на обозы с продовольствием.
- Между тем обширность части России, лежащей на юге Московского пути, способствует изворотами не только партий, но и целой нашей армии. Что делают толпы казаков при авангарде? Оставя достаточное их число на аванпостах, надо разделить их на партии и пустить их в середину каравана, следующего за Наполеоном. Пойдут ли на них сильные отряды? Им есть довольно простора избежать поражения. Оставят ли их в покое? Они истребят источник силы и жизни неприятельской армии. Откуда она возьмёт заряды и пропитание. Наша земля не так изобильна, чтобы придорожная часть могла пропитать двести тысяч войска, оружейные и пороховые заводы не на Смоленской дороге. К тому же обратное появление наших посреди рассеянных от войны поселян ободрит их и обратит войсковую войну в народную. Князь, откровенно вам скажу: душа болит от вседневных  параллельных позиций. Кому не известно, что лучший способ защищать предмет неприятельского стремления состоит не в перпендикулярном или, по-крайней мере, в косвенном положении армии относительно к сему предмету. И поэтому, если не прекратится избранное Барклаем и продолжающим светлейшим род отступления – Москва будет взята, мир в ней подписан  и, мы пойдём в Индию, сражаться за французов.
Князь прервал его, пожал руку и сказал: «Нынче же пойду к Светлейшему, и изложу ему твои мысли».
Через некоторое время генерал Багратион сообщил ему, что светлейший согласился иметь для пробы одну партию в тылу французской армии. Но полагает успех сомнительным, поэтому назначит только 50-гусар и 150-казаков. Он хочет, чтобы ты сам лично взялся за это дело.
С письмом Багратиона подполковник Давыдов  явился к генерал-адъютанту Васильчикову. У него в это время было много генералов, которые каким-то образом уже всё знали, и они встретили его шутками, его гибель представлялась им в натуральном виде, некоторые ему соболезновали. Они считали, что жить посреди неприятельских войск с горстью казаков нелёгкое, безнадёжное  дело, особенно человеку, который почитался ими остряком, поэтом и поэтому, следовательно, ни к чему  не способным.
Осторожный Кутузов разрешил выделить Давыдову 50-гусар и 80-казаков, но это было только начало. Позднее Давыдов будет усилен двумя казачьими полками. Между прочим, Кутузов тогда сказал Давыдову, что народ рассматривает эту войну подобную нашествию татар и, следовательно, считает всякое средство к избавлению себя от врагов, имея в виду партизанские действия, не только не предосудительным, но и похвальным и священным.
В Скугорёво, которое было расположено на высоте, господствующей над всеми окрестностями, Давыдов создал свою ставку и убежище, или как он писал, свой первый притон. Вот тогда он и надел мужицкий кафтан, отпустил бороду и повесил на грудь образ Святителя Николая, и заговорил языком народным.
Между прочим, подполковник Давыдов сообщил, что ещё вчера вечером получил зашифрованное сообщение о задании, которое получил подполковник Кансуров и готов к совместным действиям.
                Они вместе отправились в деревню Акулово, в которой Давыдов предложил Кансурову обосноваться и сделать базой своего отряда. А потом, как водится, они «обмыли» встречу, которая произошла так неожиданно. Обычно поев шашлыков и каши, Давыдов любил развлекать присутствующих какими-нибудь интересными рассказами или читал свои стихи, хотя это было довольно редко. Что касается спиртных напитков, то Кансуров заметил, что Давыдов употребляет вино или водку в довольно умеренном количестве, хотя и любит делать вид для шутки, что несколько злоупотребляет этим и выставляет себя «горьким пьяницей». Бывало, выпьет первую чарку, крякнет и поведёт рукой по груди и животу. Кто-то из друзей скажет: «Что Денис, пошло по животу?» Тот ответит: « По какому уж тут животу, а по уголькам былого когда-то живота зашуршало порядочно».
                Но на этот раз, рассиживаться долго не пришлось. Едва они успели выпить и закусить, как прискакал вестовой из отряда Давыдова с сообщением, что по столбовой дороге в направлении Смоленска движется крупный обоз из двадцати подвод под охраной около полусотни всадников. Полковник тут - же скомандовал по коням, предложив Кансурову со своим отрядом участвовать в нападении на этот обоз противника.  Пройдя лёгкой рысью несколько вёрст, они нагнали обоз противника и с гиканьем, наводящим страх на врага, атаковали его охрану. Из которых  не более двадцати пытались оказать им сопротивление, остальные бросились врассыпную. Во - время этой конной атаки, князь на своём коне мчался прямо за подполковником Давыдовым. А когда тот повернул свою голову, чтобы отдать своему отряду очередную команду, то успел заметить, и это его поразило, что лицо Давыдова в этот момент было на удивление ни злое или суровое или сосредоточенное, как у большинства войнов его отряда, а наоборот озарённое какой-то совершенно счастливой улыбкой. Он явно наслаждался этой конной атакой, он получал от этого наслаждение, когда несёшься галопом на лошади, на полном скаку сшибаешься с противником, и со-всей своей силой рубишь врага шашкой. От возбуждения и волнения, потом князь с трудом вспоминал, наносил ли он вообще удары. Но потом, когда всё закончилось, он даже с некоторым  удивлением обнаружил свою казацкую шашку всю в крови, и очень сильно с непривычки болело плечо. Но половине французов всё же удалось уйти от преследования. Впрочем, по приказу подполковника их не стали долго преследовать, чтобы не утомлять своих коней, а лишь отогнали подальше от обоза, который Давыдов предложил князю Кансурову с его отрядом сопроводить в штаб русской армии. Что и было исполнено.
                В штабе их встретил полковник Чернышёв, который был занят в это время подготовкой и заброской агентов русской разведки в тыл французских войск. Которые кроме сбора разведывательной информации, должны были распространять ложные слухи о слабости русской армии и желании русских скорее окончить войну, о предполагавшемся заключении мира и так далее, чтобы французская армия, как можно дольше оставалась в Москве. И в первую очередь вовремя устанавливать передвижение войск Наполеона не только вблизи Москвы, но и в глубоком тылу, своевременно определить выход главных сил французской армии из Москвы и выяснить пути её движения.
   Через день, получив запас продовольствия и боеприпасов, в том числе и для отряда подполковника Давыдова, Кансуров со своими казаками благополучно прибыл в деревню Акулово, которая стала его опорным пунктом. А ещё через несколько дней Давыдов прислал вестового с эстафетой о том, что его разведчиками обнаружен крупный обоз французов из тридцати подвод, который движется в сторону Москвы, под усиленной охраной в двести пятьдесят всадников. Денис Васильевич предложил осуществить совместно нападение и отбить сей обоз у противника. Но, когда оба отряда выдвинулись на рубеж, удобный для осуществления нападения, неожиданно выяснилось, что охрана обоза составляет не менее пятьсот человек. И в последний момент подполковник Давыдов отменил общую атаку, ограничившись наблюдением за обозом, нападение на который на этот раз в данных условиях было бы слишком рискованным предприятием. Проводив обоз с его охраной вёрст десять, они решили не тратить время даром и по предложению подполковника Давыдова, оставив на столбовой дороге разведывательные дозоры, отправились в Проскурово, где Денис Васильевич обещал познакомить князя с местным помещиком майором в отставке Девеевым.
- Это очень интересная личность. Вам князь нужно обязательно с ним познакомиться, - объяснил он по дороге, это своё желание. – Представляете, этот помещик сам по собственной инициативе организовал партизанский отряд из своих крепостных крестьян в двести человек. Это будет полезно для нашего общего дела, нам обязательно нужно установить более тесную связь с ним, для совместных действий. Эти двести человек нам могут пригодиться.
                Пошёл мелкий, колючий, неприятный снег. Но они относительно быстро на рысях подошли к Проскурово, прямо к двухэтажному дому помещика Антона Ивановича Девеева. Видимо хозяин усадьбы был уже предупреждён о столь необычном визите партизанского отряда конных в пятьсот сабель и поэтому без всякой опаски вышел навстречу, чтобы приветствовать своих гостей. Это был человек строго вида, лет за шестьдесят с крупной седой головой и усами, но выглядел довольно бодро, одетый в парадный офицерский мундир с майорскими эполетами времён Екатерины. Хозяин усадьбы обнялся и трижды расцеловался с Давыдовым, и затем полковник представил ему князя Кансурова., который ощутил, насколько энергичным было пожатие его руки.
- Добро пожаловать господа в Проскурово. Прошу вас к столу, отобедать, чем бог послал, - любезно предложил хозяин имения.
Пройдя в дом,  сбросив в прихожей шинели и тулупы, они оказались в довольно просторном зале-гостиной у большого уже сервированного стола, человек на двадцать, словно их уже заранее ждали. Но в отличие от Кансурова, подполковник Давыдов, кажется, этому нисколько не удивился. Хозяин усадьбы видимо привык обильно угощать своих гостей, несмотря даже на войну. На столе было много разнообразных мясных и рыбных закусок, икра и холодец. В хрустальных графинах их ждала хорошо охлаждённая водка,  самые различные наливки и ликёры. Но больше всего удивило наличие несколько бутылок французского шампанского в ведёрках со льдом.
                Хозяин усадьбы, между прочим, объявил, что распорядился хорошо накормить всех бойцов отряда, для которых уже накрыты столы в соседних домах. Девеев предложил первый тост за Москву.
- Пока хоть последний русский жив, жива надежда, что Москва будет и навсегда останется русской. За Москву!
Подполковник Давыдов поддержал Девеева и в свою очередь предложил тост за Москву и Россию. Между прочим, добавив, что он против заключения мира с неприятелем.
- Взяв Москву, Бонапарт надеется, что мы русские теперь-то пойдём на заключение мира. Но он не знает и не понимает русский народ. Именно теперь, после потери Москвы, в каждом русском сердце бьётся только одно желание, жажда мести. Только окончательная победа над неприятелем, может оправдать эту вынужденную сдачу  Москвы. Война до победного конца.
Они также выпили за здравие государя, и за главнокомандующего русской армией фельдмаршала, светлейшего князя Кутузова.
Затем хорошо выпив и закусив, они обсудили порядок взаимодействия, связи между отрядами, и предлагаемый план дальнейших совместных действий. Вскоре им подали десерт, состоявший из фруктового желе, различных ликёров и чёрного кофе. И только тогда в зале появилась дочь хозяина двадцатилетняя Марина Девеева. Она была среднего роста, с непривычной для того времени мальчишеской короткой стрижкой светло каштановых волос,  с очень стройной фигурой, одетая в костюм для верховой езды. Хозяин усадьбы, который оказался вдовцом, представил своим гостям свою единственную дочь. Майор Девеев воспитал дочь, приучив с малолетства к верховой езде, научив стрелять и фехтовать на шпагах. Князь Кансуров, был настолько поражён этим неожиданным появлением и просто не сводил с девушки своих глаз. Он чувствовал, что для него это некий знак судьбы, которая вдруг так неожиданно, наконец, улыбнулась ему,  повернувшись в его сторону.
                Хозяин дома предложил дочери развлечь гостей игрой на рояле и пением. Девушка нисколько не стала капризничать, и спорить с отцом,  молча послушно прошла к роялю, и абсолютно не смущаясь многочисленных гостей, стала петь,  аккомпанируя себе на рояле. Она запела немного странным,  необычным, но приятным голосом, какой-то старинный романс. И в зале тут - же воцарилась тишина, и все гости невольно замерли, боясь прервать это пение, каким-то неловким движением, отложив столовые приборы в сторону. А, когда пение завершилось, раздались громкие аплодисменты. И только тогда Кансуров заметил, некоторое смущение девушки, которая покорно выслушивала многочисленные комплименты со-стороны присутствующих. Эту неловкую паузу прервал один из казаков, который доложил подполковнику Давыдову о появлении большого конного отряда французов, двигающегося по столбовой дороге, который может направиться в Проскурово. Подполковник, долго не раздумывая, принял решение немедля выдвинуться навстречу и атаковать противника, не давая ему возможности войти в Проскурово. А хозяин усадьбы решил поддержать их вместе со всем своим отрядом.
Они быстро собрались, вышли из дома на большое, широкое  крыльцо и тут только заметили, что снег совершенно прекратился, и воцарилась ясная погода. А князь Кансуров просто не мог отвести от девушки своих глаз, он был явно очарован ею, которая появилась на крыльце уже в коротком полушубке, с гусарской саблей на боку и пистолетом за поясом. Почему-то ему подумалось о том, что именно эта замечательная во - всех отношениях девушка непременно станет его женой и сам удивился самому себе. Марина Девеева, не воспользовавшись помощью слуг, ловко вскочила в седло, и её беспокойный конь стал «пританцовывать» на месте, словно ему не терпелось ринуться вперёд.
                Наконец отряд по команде подполковника Давыдова двинулся в сторону столбовой дороги, возглавляемый на этот раз не своим командиром, а дочерью хозяина усадьбы. Это было просто незабываемое зрелище. Впереди молодая, хрупкая девушка, на белом боевом коне, а за ней большой, грозный отряд в семьсот сабель. А, Кансуров нагнав девушку, от волнения не стал говорить с ней  о главном, о своих чувствах к ней, которые так внезапно возникли, что это  настоящая любовь с первого взгляда, о чём ему хотелось говорить с ней больше всего, а стал говорить почему-то о каких-то пустяках: о погоде, о лошадях и ещё бог знает о чём.
Тем временем, относительно крупный французский кавалерийский отряд, который был готов атаковать со-своим отрядом подполковник Давыдов не вошёл в Проскурово, а двинулся по столбовой дороге в сторону Москвы. И атака была отменена.
Попрощавшись с хозяевами усадьбы, и поблагодарив за гостеприимство, партизанский отряд направился в Акулово. А Кансуров на прощанье поцеловал красивую небольшую узкую ладонь в перчатке, и получил от девушки в ответ приглашение бывать у них, оставляющее надежду, что эти ещё слабые зачатки ещё неясных и не определённых между ними отношений будет продолжены, и возможно вырастут в нечто большее.   В Акулово подполковник Кансуров получил приказ немедленно явиться в штаб русской армии, в Тарутино.
                На это  раз князь Кансуров и старший сержант Крапивин задержались в штабе главнокомандующего русской армии надолго, ожидая приезда директора Особого департамента полковника Закревского и полковника графа Чернышёва, которые в это время находились в Петербурге и занимались, как это потом было обозначено английской темой. Дело в том, что у полковника Закревского, когда они в экипаже вместе с графом Чернышёвым однажды проезжали мимо здания посольства Великобритании, вдруг возникла на первый взгляд трудно исполнимая иллюзорная идея, а неплохо было бы проникнуть в тайны, хранящиеся за стенами этого заведения. Но одного желания было мало. Граф Чернышёв предложил вариант, связанный с супругой военного атташе Великобритании полковником Гамильтоном. Что он постарается разыграть любовную историю с этой женщиной, войти в доверие и таким образом проникнуть в некоторые тайны английского посольства. Но, когда они доложили об этом плане государю, тот сильно засомневался в успешном достижении намеченной цели.
- Я нисколько не сомневаюсь в возможностях графа Чернышёва, ему наверняка удастся закрутить любовную историю, но вряд ли удастся проникнуть в сейф полковника Гамильтона таким образом. Кроме того, для этого потребуется слишком много времени. Необходимо придумать ещё что-то дополнительно.
Полковник Закревский предложил также постараться внедрить «своего» человека в  дом военного атташе Великобритании в качестве прислуги, учитывая, что военный атташе этой страны, как удалось выяснить, любит работать над документами и дома, таская с собой большой портфель. Направляясь сразу по двум независимым направлениям, мы получаем больше шансов и наверняка добьёмся успеха.
Государь одобрил такое решение. Но при осуществлении первого варианта граф Чернышёв пытаясь обольстить англичанку, столкнулся с большими трудностями. Сукин сын полковник Гамильтон сопровождал свою супругу везде.  Граф с большим трудом находил возможности, чтобы сначала познакомиться, хотя это было не самым сложным, его представили на одном спектакле в театре, хотя бы перекинуться с леди Гамильтон без свидетелей хоть одним словом.
Государь взял за привычку в последние дни постоянно интересоваться делами, как он это называл на английском фронте. И получал неизменный ответ, что на английском фронте без перемен. Или он спрашивал у графа Чернышёва, имеющего имидж русского Казановы, как идёт изучение английского языка, и тот был вынужден отвечать, что английский язык чудовищно труден. Но, чтобы ускорить этот процесс граф, решил использовать самого царя, и в этих целях предложил, чтобы тот на предстоящем дипломатическом приёме отвлёк военного атташе полковника Гамильтона, доверительным разговором, от которого тот не смог бы отказаться, хотя бы на некоторое время, во - время которого он смог бы перейти в решительную атаку. Услышав такое предложение, вначале государь удивился, затем нахмурился, но очень быстро рассмеялся. Ему показалось забавным, самому лично принять участие в этой разведывательной акции. И очень скоро дела у графа Чернышёва пошли значительно лучше. Его стали принимать в доме военного атташе английского посольства. Видимо англичане решили использовать знакомство с флигель-адъютантом его императорского величества в  целях получения некоторой информации, интересующей английскую разведку, а русская разведка канал для передачи им дезинформации. Обе стороны были удовлетворены таким положением.
На втором направлении дела пошли значительно лучше. Графу Чернышёву удалось подобрать подходящую молодую женщину, хорошо знающую английский язык и устроить в дом военного атташе английского посольства в качестве прислуги, удалив прежнюю экономку на время под предлогом серьёзной болезни. Но только через несколько недель новой прислуге удалось проникнуть в портфель военного атташе,  который продолжал работать и дома, и неосторожно и беспечно таскал на дом некоторые важные бумаги из посольства.
                В главном штабе русской армии подполковник Кансуров неожиданно столкнулся со-своим давним приятелем графом Толстым, который прибыл в армию в составе московского ополчения, где проходил службу в качестве помощника командира. Любитель хорошо выпить, закусить и весело провести время, Толстой затянул его на какую-то вечеринку, которую организовали, какие-то ему знакомые офицеры, среди которых Кансуров увидел майора Парка из английской миссии генерала Вильсона, прикомандированного к штабу главнокомандующего.
Когда они там появились, вечеринка была в самом разгаре. Она была организована в какой-то изрядно покосившейся избе, куда свободно заходили офицеры, свободные от  службы, чтобы выпить и поиграть в карты. Они заняли освободившиеся места за столом и им тут - же подали в больших бокалах смесь водки с шампанским. На закуску подавали только  хлеб и колбасу. Впрочем, никто не обращал на это никакого внимания. Какой-то капитан, как потом выяснилось из штаба генерала Беннигсена, изрядно захмелевший, обведя глазами всё собравшееся общество, вдруг заявил, что скоро возможно войне наступит конец. Кто-то ему задал вопрос, каким образом это может произойти.
- Мне господа всё хорошо и доподлинно известно, что в армию к фельдмаршалу прибыл посланник Наполеона генерал Лористон с предложением о мире.
Все собравшиеся на вечеринку замолчали, в ожидании, чем ещё поделиться с ними капитан.
- Так что господа, возможно, совсем скоро всё это закончиться, и мы с вами  сможем отправиться на зимние квартиры.
Но другие офицеры его не поддержали, и стали перебивая друг друга кричать о том, что они не допустят никакого мира. Недопустим мир, пока хоть один солдат неприятельской армии находится на нашей земле. Война до победного конца.
Но капитан вдруг добавил, что генерал Беннигсен не допустит заключения мира. Что он готов устранить фельдмаршала, если тот пойдёт на заключение мира с французами.  Кансуров не мог не заметить, что с ним все присутствующие офицеры  согласились и даже заявили, по-крайней мере некоторые из них, что готовы поддержать генерала Беннигсена в этом, к полному удовлетворению присутствующих на этой вечеринке и английских офицеров, в том числе, и майора Парка.
                Через несколько дней в штаб-квартиру главнокомандующего прибыли директор Особого департамента полковник Закревский и полковник граф Чернышёв, с планом военных действий, разработанных в Петербурге.
 А перед подполковником Кансуровым и Крапивиным была поставлена новая задача: выдвинуться в Москву, занятую неприятелем и выяснить, используя агентуру русской разведки, специально оставленную в городе,  дальнейшие  планы французского командования, намерены ли они зимовать в городе, и когда и по какой дороге намерены направить свои обозы с награбленным золотом и серебром во Францию. Им также поручалось с помощью этой же агентуры распространить в Москве и окрестностях специально изготовленные афиши с заявлением губернатора графа Ростопчина о решимости и призыве сжигать дома, чтобы они не достались французам.
- Главная сейчас ваша задача, перехватывать обозы, которыми французы будут вывозить награбленное из Москвы, используя в этих целях возможности не только своего отряда, но и отряда подполковника Давыдова, ему будет отправлен соответствующий приказ,- пояснил полковник Закревский, добавив. – У нас есть сведения, что по приказу Наполеона прямо в Кремле установили несколько печей, где французы занимаются переплавкой золота и серебра, захваченного в храмах и богатых домах Москвы.
А князь рассказал им о настроениях, господствующих в настоящее время в среде офицеров русской армии, и о том, что он услышал на так называемой офицерской вечеринке, организованной англичанами из миссии генерала Вильсона. Закревский и Чернышёв только переглянулись, никак не обозначив своего отношения к этому вопросу.
                Получив от полковника Чернышёва нужные сведения об агентуре русской разведки из числа жителей Москвы, и порядок связи с ними, Кансуров и Крапивин отправились в Москву. На это раз им пришлось обойти коммуникации русских, а затем и французских войск с юга. Благодаря пропуску, подписанному маршалом Бертье, французские патрули их беспрепятственно пропускали. Но на этот раз Москва их неприятно поразила. Она была особенно в центре почти полностью сожжена и на окраинах ещё свирепствовали пожары. К счастью в центральной части города пожары были уже потушены. Обращали на себя внимание чёрные остовы полностью сгоревших или частично обгоревших домов. Поиск одного из агентов разведки некто Иванова, который был специально оставлен в городе, после ухода русских войск, не дал, к сожалению положительно результата, так как дом, в котором он проживал,  полностью сгорел, и он видимо был вынужден покинуть Москву. Но им удалось найти Дмитриева, завербованного русской разведкой, который до войны был управляющим одного из домов, расположенного прямо напротив Кремля, который по какой-то счастливой случайности уцелел. Дмитриев оказался  стариком лет за шестьдесят, который встретил их недоверчиво и с осторожностью. Но после произнесённого несложного пароля, несколько изменил своё поведение. Во-всяком случае, они получили возможность, предварительно устроив, расседлав и накормив своих лошадей, обогреться у камина, спокойно поужинать и переночевать. Дмитриев, которого они ознакомили с заданием, между прочим, заявил, что и без всякого задания уже давно наблюдает за этими печами, установленными французскими захватчиками прямо за стенами Кремля.
- Ясно, - утверждал старик,- что они установлены для переплавки золота и серебра в целях удобства транспортировки. Я уже перестал надеяться, что кто-то из вас появиться в городе, чтобы можно было передать нашим сведения о вывозе переплавленного золота из Кремля. Слава богу, кажется вы прибыли вовремя. Наверняка в самое ближайшее время эти мародёры, начнут  отсюда вывозить награбленное.
Он с любопытством осмотрел переданные ему для распространения афиши и внимательно прочитал текст заявления. Ростопчин, между прочим, объявлял, что « В течение восьми лет я украшал эту деревню (своё поместье под городом), жил здесь счастливо в окружении семьи. Жители этой земли числом 1720-душ покидают её при  вашем приближении, а я поджигаю мой дом, дабы он не был запятнан вашим присутствием. Французы я оставил вам два дома в Москве с обстановкой стоимостью в полмиллиона рублей. Здесь вы найдёте только пепел».
                На следующее утро Кансуров и Крапивин установили наблюдение за районом, примыкающим к Спасским воротам, прямо из окон трёхэтажного дома, расположенного прямо напротив Кремля. Для этого на третьем этаже они установили подзорную трубу, которую им выдал старик, замаскировав среди листьев комнатных цветов. Только через два дня этих постоянных наблюдений, дождавшись, когда французы пригнали в Кремль до двадцати подвод, Кансуров решил направить непосредственно в Кремль старика Дмитриева с вязанкой дров. Он должен был под видом торговца дровами,  убедиться в том,  что французы в самое ближайшее время намерены эвакуировать переплавленное золото и серебро из Москвы. Охрана допустила Дмитриева за стены Кремля, так как он уже не раз доставлял им дрова, но на этот раз очень быстро, вручив за вязанку дров бутылку вина, выставила обратно. Правда тот всё - же заметил, что подводы почти полностью загружены набитыми доверху мешками, ящиками и небольшими бочками. Вечером в Кремль прибыл небольшой конный отряд в сотню всадников. Не трудно было догадаться, что это, скорее всего, прибыла охраны этого обоза, поэтому Кансуров и Крапивин решили немедленно сообщить об этом полковнику Давыдову, чтобы усилиями двух партизанских отрядов осуществить нападение и отбить у французов этот «золотой» обоз.
                Но когда они, попрощавшись с Дмитриевым, отправились в обратный путь и почти  уже выбрались из города, их задержал патруль и сопроводил в комендатуру, не помог даже пропуск, подписанный  начальником штаба французской армии маршалом Бертье. Как потом выяснилось, это было сделано по распоряжению коменданта Москвы и приказу начальника штаба. Их тут - же доставили обратно в Кремль. Но на этот раз долго ждать не пришлось. Маршал Бертье принял их немедленно, заявив, что капитана Кансурова разыскивают по приказу императора. Буквально через несколько минут Кансурова принял сам император Наполеон. На это раз он был как никогда любезен с Кансуровым. Он даже соизволил поздороваться с ним первым.
- Вы мне нужны князь Кансуров, - сказал император, и без всяких отступлений добавив. – Нам сейчас, как никогда нужен мир. Хватит этой бессмысленной войны, которая ничего не даёт ни Франции, ни России. Надеюсь, вы разделяете это мнение?
И не дождавшись ответа или хоть какой-то реакции от Кансурова, император продолжил.
- Я знаю, что вы имеете возможность непосредственного выхода и доступ к вашему государю. Вы должны Кансуров, лично доставить вашему государю моё предложение о заключении мира. Мир и только мир нужен сейчас русской и французской армиям. Это единственное, что требуется.
Затем Наполеон сам лично зачитал  Кансурову своё послание Александру-1, в котором, как успел заметить князь, император обращался к царю с большим почтением, предлагая немедленно начать переговоры о мире. Кансурову ничего не оставалось, как обещать императору, немедленно приступить к выполнению этого поручения и доставить его послание о мире Александру-1.
В заключение  аудиенции Наполеон добавил.
- Привезите нам мир князь, и моя благодарность не будет знать границ, если  вы действительно беспокоитесь об установлении мира и союзнических отношений между нашими странами и народами. Вот смотрите, что распространяют здесь в Москве русские агенты, - император указал на стол, где князь увидел одну из афиш, которую они лично доставили в город.- Видите сам граф Ростопчин призывает сжигать дома и это является доказательством того, что не мы французы сожгли Москву. Доведите это до сведения императора Александра.
Наполеон высмеял этот поступок и сказал, что пошлёт эту афишу в Париж на посмешище.
Покидая резиденцию Наполеона в Кремле, Кансуров не знал и не мог знать, что это будет его последняя встреча с этим великим человеком. И думал он совсем о другом, о том, что Наполеон и в целом вся французская армия явно находятся сейчас в тяжёлом положении, иначе император не искал бы путей к немедленному заключению мира.  Само обращение к нему с поручением передать царю предложение о мире, говорит о том, что все официальные пути в этом направлении окончательно закрыты для Наполеона. А это значит, что никакого мира не будет, несмотря на любые усилия со стороны императора Франции.
                А у самых ворот Кремля, у Спасской башни, Кансуров неожиданно столкнулся с английским майором Джеймсом Парком. Ни князь, ни майор этого явно не ожидали. Особенно майор, который не смог скрыть своего удивления, он накинулся на Кансурова с явно оскорбительными выпадами.
- Какого чёрта подполковник вы здесь делаете? Вы шпион? Проклятый татарин.
Кансуров ему ответил тем - же.  Это привело англичанина просто в бешенство. Он выхватил из ножен свою шпагу и без всякого предупреждения нанёс князю несколько сильных ударов, которые тот едва успел парировать. Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы не сопровождавший князя капитан Савеньи, который остановил эту уже фактически завязавшуюся дуэль, предупреждением о том, что во французской армии дуэли запрещены.
- Вы с ума сошли господа. Шпаги в ножны. Вас может арестовать комендантский патруль. Поверьте мне, вызволить вас из лап коменданта Москвы Мортье, потом будет не так- то просто.
А князь, так неожиданно вынужденный вступить в поединок, по существу с едва знакомым человеком, в это время думал о том, что собственно делает в резиденции императора в Кремле английский майор из миссии генерала Вильсона. В то - же время отметив для себя, что капитан Савеньи, в отличие от него, нисколько не удивился  появлению английского майора, более того эта ссора его явно забавляла.
- Знаете господа! Меньше всего я ожидал увидеть в Москве дуэль между русским князем и английским майором. Честно говоря, я совсем не против дуэлей. Особенно между русским и англичанином. Но вы выбрали явно неподходящее место и время. Впрочем, я знаю прекрасное место для дуэлей, где вам никто не помешает, в следующий раз прошу обращаться ко мне по этому вопросу, если у вас возникнет такое желание.
                Благополучно возвратившись вместе с Крапивиным в штаб русской армии в Тарутино, Кансуров доложил полковнику Закревскому и полковнику Чернышёву о выполнении разведывательного задания, и о послании Наполеона. Они с любопытством ознакомились с посланием французского императора, отметив, что сами его передадут Александру-1, так как возможно скоро у них будет такая возможность. Кансуров, также доложил им о появлении в Кремле английского майора Парка. Граф Чернышёв заметил, что этот майор давно обратил на себя внимание русской контрразведки, ещё до войны, когда он являлся помощником военным атташе английского посольства. Есть подозрение, что он, возможно, сотрудничает и с французской разведкой, передавая ей сведения о русской армии. А Закревский поручил полковнику Чернышёву обратить самое пристальное внимание на этого  майора. Он также поручил Кансурову немедленно заняться «золотым» обозом, чтобы не упустить его, напомнив, что это его сейчас главная задача, что эта же задача будет поставлена и перед подполковником Давыдовым. 
               



ГЛАВА №10               Отступление французской армии. Малоярославец, Вязьма, Смоленск.

                10-1. Наполеон шёл на Калугу, с тем, чтобы оттуда повернуть на Смоленск. Некоторые считали, что он сделал ошибку, отступая от Москвы на Смоленск, вместо того, чтобы идти южными губерниями, обильными и уцелевшими. Но откуда он мог довольствовать армию, помимо заготовленных складов? У Наполеона по смоленско-минско-виленской дороге были гарнизоны, были продовольственные склады и запасы. Но выходя из Москвы, Наполеон твёрдо решил идти на Смоленск, не старой дорогой, а новой через Калугу, потому что до Смоленска у него никаких складов всё равно не было, а по дороге Калуга-Смоленск были нетронутые деревни. Это обстоятельство кроме всего прочего ещё больше подчёркивает значение проведённого Кутузовым знаменитого марш-манёвра на Тарутино. Без этого манёвра Кутузову было бы, потом невозможно поставить перед Наполеоном заслон южнее Малоярославца.   
Кутузов узнав, что Наполеон ушёл из Москвы, заявил, что «Россия-спасена». Под Малоярославцем Кутузов вёл ту же тактику, как и до этого под Тарутином, в то - же время, понимая, что Наполеон не должен овладеть Калугой.
                22-октября Кутузов приказал генералу от инфантерии Дохтурову с 6-пехотным корпусом, 1-м кавалерийским корпусом генерал-адьютанта Меллер-Закомельского, с ротой конной артиллерии полковника Никитина идти к селу Фоминскому и напасть на французский отряд численностью в 10-тысяч человек. Но Дохтуров по пути к Фоминскому узнаёт от партизан Сеславина, а тот от пленного французского унтер-офицера, что там почти вся армия. Дохтурову нужно было немедленно идти на Малоярославец, чтобы перерезать ему путь. Но Дохтуров якобы боялся Кутузова и послал нарочного с дозволением идти на Малоярославец. Пока нарочный мчался туда и обратно, было упущено много времени. По воспоминаниям Ермолова, Дохтуров, отправив донесение Кутузову, немедленно не дожидаясь дозволения, отправился в Малоярославец.
Вплоть до прибытия в Боровск, Наполеон предполагал, что ему удалось  ввести Кутузова в заблуждение, относительно дальнейших действий французской армии. Некоторые историки так это и стали утверждать. В действительности дело обстояло совсем иначе. Кутузову ещё 16-октября стало известно о появлении крупных сил противника в районе Фоминского. Получив донесение от Дохтурова, Кутузов принял энергичные меры для срыва плана Наполеона. Только за один день 23-октября, главнокомандующий русской армии отдал 16-письменных приказов войскам, не считая многих устных распоряжений. Генерал Ивашёв получил приказание срочно подготовить дорогу от Малоярославца для движения армии и артиллерии по двум или трём дорогам. Генералу Платову было дано приказание, следовать на Боровскую дорогу на Малоярославец. Корпусу Дохтурова предписывалось, двигаясь по просёлочным дорогам, параллельно войскам противника, упредить их и преградить им путь к Калуге.
                Генерал Дохтуров приказал генералу Дорохову выделить из своего отряда три егерских полка и атаковать противника. Этим полкам удалось выбить французов (два батальона) из города. Прибывший к Малоярославцу Богарне ввёл в дело дивизию Дельзона. Дохтуров также усилил свой авангард 6-м и 19-м егерскими полками. Русские батареи вели огонь по переправе, нанося сильный  урон французам. Командир дивизии Дельзон был убит. Принявший командование бригадный генерал Гильемино, ворвался в город. Вскоре в Малоярославец вошла и дивизия Брусье. Были введены в сражение Либавский и Софийский пехотные полки. Завязались упорные бои.  В полдень к Малоярославцу подошли войска корпуса Даву и гвардия. Кутузов направил к городу 7-й корпус Раевского, войска которого с ходу вступили в бой. Город был полностью очищен от противника. На место сражения прибыл Наполеон. Он на помощь войскам Богарне, выделил две дивизии из корпуса Даву, которые ворвались в город, и вновь овладели им. Во - второй половине дня к месту сражения подошли основные силы русской армии, которые заняли позиции по обе стороны калужской дороги, и преградили путь на Калугу. Кутузов немедля лично отправился к сражавшимся войскам, не обращая внимания на огонь противника, желая собственными глазами убедиться в намерениях Наполеона. Ни в одном из сражений этой войны Кутузов не оставался так долго под огнём противника, как в Малоярославце. И, когда уже все думали, что будет новое Бородино, вдруг Кутузов утром приказал отступить от Малоярославца.
                Кстати, это потом дало повод некоторым историкам утверждать, что отступление русской армии под Малоярославцем является самым убедительным доказательством того, что Кутузов не собирался вступать в генеральное сражение и вопреки «петербургским планам» продолжал свою стратегию предоставления Наполеону «золотого моста». В доказательство такого утверждения обычно приводят послание Александра-1 Кутузову от 30-октября, в котором тот обвиняет фельдмаршала в бездействии, упущениях и грубых ошибках: «С крайним сетованием вижу я, что надежда изгладить общую скорбь о потере Москвы пресечением врагу возвратного пути совершенно исчезла. Непонятное бездействие ваше после счастливого сражения перед Тарутином, чем упущены те выгоды, кои оно предвещало, и ненужное и пагубное отступление ваше после сражения под Малым Ярославцем до Гончарова, уничтожили все преимущества положения вашего, ибо вы имели всю удобность ускорить неприятеля в его отступлении под Вязьмой и тем отрезать, по крайней мере, путь трём корпусам Даву, Нея и вице-короля, сражавшихся под сим городом. … Ныне сими опущениями вы подвергли корпус графа Витгенштейна очевидной опасности, ибо Наполеон оставя пред вами вышеупомянутые три корпуса, которые единственно вы преследуете, будет в возможности с гвардией своей усилить бывший корпус Сен - Сира и напасть превосходными силами на графа Витгенштейна. …Обращая всё ваше внимание на сие столь справедливое опасение, я напоминаю вам, что все несчастья, от сего проистечь могущие останутся на личной вашей ответственности». Эти историки от себя к этому добавляют, что Кутузов не помышлял об освобождении Европы, ему было вовсе не нужно окружать и ловить Наполеона. Кутузов не хотел даже близкого соприкосновения с арьергардом отступавшего французского императора. Не хотел, конечно, не из трусости, а вследствие ненужности новых боёв, с его глубоко продуманной точки зрения. Что русская армия явилась к Малоярославцу только через 38-часов, когда нужно было перейти только 28-вёрст. Но Кутузов не хотел сражений, не хотел нового Бородина и так далее.
                На самом деле отступление от Малоярославца на 2,5-версты не был неожиданным или ошибочным шагом со-стороны Кутузова, а был единственно верным решением. Занимать Малоярославец главными силами было чрезвычайно рискованно с его тесными улицами, неудобными спусками к речке и худыми мостами. Потребовалось бы слишком много времени, чтобы армия с артиллерией могла пройти город, как в случае наступательных действий, так и в случае отступления особенно пагубного в данных условиях. Для ведения дальнейших боевых действий русской армии необходимо было обеспечить свободное пространство и свободу манёвра, что и было сделано Кутузовым, когда он отвёл армию от Малоярославца на 2,5-версты, приглашая Наполеона в эту западню. Кстати, по этой же причине и Наполеон не решился атаковать русскую армию под Малоярославцем, не занял город главными силами и отвёл армию на 5-верст. Сражение под Малоярославцем явилось поворотным пунктом в ходе войны 1812 года. Кутузову удалось вырвать из рук Наполеона стратегическую инициативу. Русская армия перешла к решительным наступательным действиям.
                В своём обращении в это время к армии Кутузов писал:
«…Наполеон, не усматривая впереди ничего другого, как продолжение ужасной народной войны, способной в короткое время уничтожить всю его армию, видя в каждом жителе  воина, общую непреклонность на все его обольщения, решимость всех сословий грудью стоять за любезное отечество, постигнув, наконец, всю суетность дерзкой мысли: одним занятием Москвы поколебать Россию, предпринял поспешное отступление вспять. Теперь мы преследуем силы его, когда в то - же время другие наши армии снова заняли край Литовский, и будут содействовать нам к конечному истреблению врага, дерзнувшего угрожать России. В бегстве своём оставляет он обозы, взрывает ящики со снарядами и покидает сокровища, из храмов божьих похищенные. Уже Наполеон слышит ропот в рядах своего воинства, уже начались там побеги, голод и беспорядки всякого рода.
…Войны! Потщимся выполнить сие, и Россия будет нами довольна, и прочный мир водворится в неизмеримых её пределах».
                Кутузов, направил к Милорадовичу генерала Ермолова, он, опасаясь быть обойдённым через Медынь, оставив под Малоярославцем два пехотных и два кавалерийских корпуса под командованием Милорадовича, отвёл главные силы к Детчино, откуда можно было действовать против Наполеона в любом из этих двух направлений. Это решение Кутузов в донесении царю 16-октября мотивировал следующим образом:
«Лёгкие наши войска, простиравшиеся по дороге, ведущей к Медыни, по которой неприятель мог ещё пробраться в Калугу, стали единогласно уведомлять, что корпуса его стремятся, по сей дороге. Сие тем вероятнее, что на ней были уже сражения между нашими лёгкими войсками и неприятелем. Очевидно, было и то, что неприятельское намерение клонилось к тому, чтобы всеми способами обойти нас к Калуге, и поэтому армия, оставя сильный авангард под командой Милорадовича, 14-го числа пошла к деревни Детчино». Кутузов, говоря о сражении под Малоярославцем, доносил царю:
«Сей день есть один из знаменитейших в сию кровопролитную войну, ибо потерянное сражение при Малоярославце повлекло бы за собой пагубнейшие следствия и открыло бы путь неприятелю через хлебороднейшие наши провинции».
Отход Кутузова  от Малоярославца к Полотняным заводам вызвал недовольство Александра-1, которое тот выразил в своём рескрипте от 30-сетября 1812 года. В этом рескрипте государь ставил в вину Кутузову и оставление Москвы, и «бездействие» после сражения при Тарутине, и переход армии к Полотняным заводам, который Александр назвал «ненужным и пагубным отступлением». Александр не мог понять манёвр Кутузова, так как не понимал его основного стратегического замысла. Поэтому он писал Кутузову: «С крайним сетованием вижу я, что надежда изгладить общую скорбь о потере Москвы пресечением врагу возвратного пути совершенно исчезла». Согласно плану Александра-1 армии Кутузова должна была сковать армию Наполеона, а Чичагов и Витгенштейн действовать на фланги и в тыл противника.
                Многие историки и это решение Кутузова считают ошибочным. На самом деле переход от Малоярославца к Детчино, а затем к Полотняным заводам имел целью лишить Наполеона всякой возможности проникновения на юг, прочно прикрыть это направление и держать под угрозой коммуникации противника. Кроме того, необходимо было присоединить к армии артиллерийские парки и обозы с боеприпасами и продовольствием, находившиеся к тому времени у Малоярославца и, во-вторых, отсюда армия имела возможность  наступать по кратчайшему пути через Юхнов к Вязьме и далее к Смоленску. С другой стороны некоторые исследователи допускают ошибку, когда пишут о сражении под Малоярославцем, как о главном решающем сражении, от исхода которого зависело всё спасение французской армии, при этом ссылаются на утверждение генерала Кегюра, который писал:
«Помните ли вы это злочастное поле битвы, на котором остановилось завоевание мира, где 20-лет непрерывных побед рассыпались в прах, где началось великое крушение нашего счастья? Представляется ли ещё нашим глазам этот разрушенный кровавый город и эти глубокие овраги и леса, которые окружая высокую долину, образуют из неё замкнутое место? С одной стороны, французы, уходившие с севера, которого они так пугались, с другой – у опушек лесов – русские, охранявшие дорогу на юг и пытавшиеся толкнуть нас во - власть их грозной зимы. …Наполеон между двумя своими армиями посреди этой долины, его взгляды, блуждавшие с юга на восток, с Калужской дороги на Медынскую? Обе они для него закрыты: на Калужской - Кутузов и 120-тысяч человек, со стороны Медыни он видит многочисленную кавалерию – это Платов. … С этого момента он (Наполеон) стал видеть перед собой только Париж. …Это было 14-октября, когда началось роковое отступательное движение наших войск».
Представляется, что это не так. Сражение под Малоярославцем лишь лишний раз указало Наполеону на ошибочность его прежней стратегии. Сражение под Малоярославцем показало Наполеону, насколько изменилось соотношение сил, пока он находился в Москве, что теперь спасение армии зависит только от него, что теперь он не только не должен искать генерального сражения, но всячески избегать его. Как опытный полководец Наполеон сразу понял, что в условиях, когда силы русской армии значительно увеличились, а его уменьшились генеральное сражение под Малоярославцем – это ничем не оправданный риск, от которого он благоразумно отказался. К роковым сражениям, если уж очень хочется прибегать к подобным сравнениям, повлиявшим на исход войны можно отнести только Бородинское сражение, когда Наполеону не удалось разгромить русскую армию. А к роковым решениям можно назвать решение занять Москву, после этого сражения, а не продолжать преследование Кутузова и идти на Калугу.
                Как было установлено, что 14-октября французская армия начала отступать от Боровска на Верею, Можайск и далее по Смоленской дороге, русским войскам была поставлена активная задача по преследованию французской армии, и не дать ей возможности отойти к своим базам.
Русская армия преследование осуществляла по четырём направлениям. Севернее Смоленской дороги  двигался отряд генерал-адъютанта Голенищева-Кутузова. В его задачу входило наносить удары по правому флангу отходящих войск противника и не допускать их движения на север по Смоленской дороге. Вдоль Смоленской дороги, в тыл отступающих французам, были направлены казачьи полки Платова, усиленные 26-й пехотной дивизии Паскевича , с юга с выходом к Вязьме двигался авангард Милорадовича. Главные силы армии, при которых находился Кутузов, двигались ещё южнее, параллельно Смоленской дороге в обход Смоленска с юга.
                В это время Кутузов направил 12-октября рапорт Александру-1 о сражении при Малоярославце:
«…Опасаясь всегда, чтобы неприятель главными своими силами не овладел бы сею дорогою, которая лишила бы армию всех её коммуникаций с хлебороднейшими провинциями, нашёл я за нужное отрядить 6-й корпус с генералом от инфантерии Дохтуровым на Калужскую Боровскую дорогу к стороне села Фоминское. Вскоре после сего партизан полковник Сеславин действительно открыл движение Наполеона, стремящегося со-всеми его силами по сей дороге к Боровску. Сие то побудило меня, не теряя времени, 15-го числа октября пополудни со всею армиею выступить и сделать форсированный фланговый марш к Малоярославцу. Генерал Дохтуров соединённо с отрядом генерал-майора Дорохова, прикрывая движение армии, наблюдали за движением неприятеля, который превосходством сил своих очистил себе путь к Малоярославцу. В ночь с 11-го на 12-е число генерал Дохтуров, полагая прежде неприятеля прибыть к сему городу, нашёл уже оный занятым неприятельским авангардом, вслед за которым в недальном уже расстоянии приближалась и вся его армия. Желая не дать неприятелю усилиться в сем городе, приказал немедленно 33-му и 6-егерским полкам атаковать неприятеля, который был вытеснен. На рассвете сильные его колонны, перейдя реку при самом городе, повели атаку, отчего произошло упорнейшее с обеих сторон сражение, продолжавшееся до полудня. Генерал Дохтуров, долженствовавший выдержать атаки гораздо превосходнейшего неприятеля, стал ослабевать в силах, и сражение начинало клониться в пользу неприятеля, но подошедший 7-й корпус под командою генерал-лейтенанта Раевского восстановил бой, и неприятель в пятый раз потерял город, пятый раз им завладенный. Такое сильное поражение неприятеля нимало его не остановило. Свежие колонны являются на переправу, очищаемую нашими  батареями. Смерть находят они в рядах своих, и, невзирая на то неприятельские колонны входят в город, который служит до вечера местом сражения наижесточайшего ручного боя. Но дабы иметь совершенный успех, 8-й корпус и 3-я пехотная дивизия, посланные на подкрепление, поражают и вытесняют совершенно усилившегося неприятеля, который после всех напряжений должен был уступить мужеству и храбрости войск Вашего императорского величества. …Неприятель, пожертвовав в сей день всею итальянскою своею гвардиею, в ночь с 12-го на 13-е число совершил своё отступление к Боровску и Верее, отрядя летучий корпус к городу Медыню, который также был разбит нашими войсками. Неприятель в оба дни потерял 16-орудий. …»

                15-октября французские войска вышли на Смоленскую дорогу. Здесь к ним присоединился корпус Понятовского, находившийся в окрестностях Вереи и корпус Мортье, подошедший из Москвы.                17-октября гвардия вместе с Наполеоном прошла Бородино. По известиям атамана Платова и показаниям пленных стало известно, что Наполеон, сопровождаемый своей гвардией, идёт впереди на целые сутки, три корпуса его армии вместе, но в величайшем беспорядке.
                15-октября Кутузов направил письмо Каверину об отражении попытки Наполеона пробиться на Калугу.
16-октября Кутузов направил рапорт Александу-1 о фланговом движении русской армии к Медынской дороге и вероятном направлении отхода противника по Смоленской дороге:
«Неприятель имея весьма выгодные высоты на левом берегу руки Лужи, против Малоярославца, всегда удобно подкреплять мог свои атаки на сей город, и ежели бы восхотеть удерживать сей пункт, столь для нас невыгодный, тогда бы к 3000-человек, которые мы уже из фронта 7-ю атаками потеряли, прибавилась бы ещё большая потеря,  и для того сие место оставлено.
13-го числа неприятель остался на левом берегу Лужи, а армия наша заняла высоты правого берега сей реки. Между тем лёгкие наши войска, простиравшиеся до дороги, ведущей к Медыню, по которой неприятель мог ещё пробраться к Калуге, стали единогласно уведомлять, что корпуса его стремятся по сей дороге. Сие тем вероятнее сделалось, что по оной были уже сражения между нашими лёгкими войсками и неприятельскими отрядами.
Очевидно было и то, что неприятельское намерение клонилось к тому, чтобы всеми способами обойти нас к Калуге, и потому армия, оставя сильный авангард под командою Милорадовича, 14-числа пошла к Детчину. …В ночь с 14-го на 15-е неприятель отступил к Боровску. Лёгкие наши войска настигли его на 6-й версте от Малоярославца и провожали до самого Боровска. Дошедшие известия о движении неприятеля от Вереи и Боровска к Медыню побудили меня заранее отрядить 26-дивизию на Медынскую дорогу, а с армиею сделать фланговое движение на сию дорогу, и потому от села Детчина выступила она в ночь с 15-го на 16-число и перешла к Полотняным заводам; авангард же, оставя бригаду пехоты с тремя казачьими полками в Малоярославце, перешёл к Медыню, куда и генерал-майор Паскевич с 26-ю дивизиею от Полотняных заводов двинулся к нему же на соединение. …
Сейчас полученными известиями подтверждается, что неприятель находится около Вереи и Боровска, что больных и обозы свои отправляет назад по Смоленской дороге. Из сего хотя и заключить должно, что неприятель не успев в своём предприятии на Калугу, возьмёт направление чрез Можайск на Смоленск, но, невзирая на то, остаюсь я ещё некоторое время на Медынской дороге. А чтобы совершенно затруднить отступной его марш, усилены партизаны, с сей стороны действующие,  да сверх сих назначается летучий корпус, состоящий из новоприбывших полтавских казаков, перемешанных с с донскими казаками, с двумя полками пехоты под командою генерал- адъютанта Ожаровского, для действия прямо на Смоленск».
               
                17-октября было опубликовано правительственное сообщение о пребывании в Москве наполеоновских войск.
«... Недолго был здесь неприятель. Один месяц и восемь дней. Но оставил по себе следы зверства и лютости, которые в бытописаниях народов покроют соотечественников и потомков его вечным стыдом и бесчестием. Смотря на  богомерзкие дела его в Москве и слыша полученные от всех мест, которыми он проходил, печальные известия, водворяется в сердце каждого некоторый доселе неизвестный степень гнусности и омерзения к злодеяниям человеческим. Добродетельная душа содрогнётся и отвращает взоры свои от сего срамного позорища; она желает изгладить оное из памяти, дабы не осквернять им чистоты своих мыслей.
…Всякая война подвергает неисчетным бедствиям род смертных; но, по крайней мере между просвещёнными народами зло сие ограничивалось некоторыми правилами достоинства и человеколюбия. Гордость одной державы состязалась с гордостью другой, … В войнах со шведами Пётр Великий при взятии Нарвы обагрил меч свой кровью своих подданных, дерзнувших обесчеститься грабительством. …Таков есть образ войны между державами, наблюдающими честь имени своего.
…Одна Москва представит нам плачевный образ неслыханных злодеяний. Неприятель вошёл в неё без всякого от войск наших сопротивления, без обороны от жителей, которые почти все заблаговременно выехали. …Едва он успел войти в неё, как неистовые солдаты его, офицеры и даже генералы пошли по домам грабить и все вещи, которых не могли забрать к себе, зеркала, хрусталь, фарфор, картины, мебель, посуду и прочее, подобно бешеным, старались разбить, разломать, разрубить, раскидать по разным местам. Вино в бочках, которых не выпить, ни взять с собой не могли, разливали по улицам. Книги рвали, раздирали и бросали. …Несчастная Москва, жертва лютости, вдруг во многих местах воспылала. Многие великолепные здания превратились в пепел, … стены разграбленных и уцелевших от огня домов пушечными выстрелами усильно проламывать трудились.
…К расхищению и разрушению присовокупили бесчеловечие и лютость. …Во многих местах лежали обруганные, изувеченные и мёртвые женщины. …Могилы раскрыты, и гробы растворены для похищения корыстей с усопших тел. …Двери у храмов божиих отбиты. Иконы обнажены от окладов, ризы разодраны, иконостасы поломаны и разбросаны по полу.
…Уже не покушается более обманывать народ наш лживыми возвещениями о безопасном под господством его пребывании в Москве, уже не хочет более скрывать срамоту дел своих бесстыдными уверениями, что не он, а сами русские жгут себя, грабят и терзают; …Но претерпя на полях брани сильное от войск наших поражение и видя себя изгоняемого из Москвы, предаётся всей своей ярости и в последний раз силится излить оную подорванием Кремля и храмов божиих.
Вот с каким народом имеем мы дело. …»
                После боёв под Малоярославцем, главнокомандующий приказал генералу Ермолову находиться в авангарде, под командованием генерала Платова.  Генералы Милорадович и Платов, преследуя отступавших французов, условились действовать совместно. Атаман Платов предложил генералу Ермолову возглавить часть его войск, усилив несколькими казачьими полками.   Неожиданно создалась критическая  ситуация, когда их начали теснить французы. Но к их немалому облегчению, к счастью вовремя прибыли на помощь полки 26-й пехотной дивизии, которым удалось восстановить порядок. Войска атамана Платова вошли в связь с войсками Милорадовича, и по всей линии загорелась сильная канонада, и французы упорно сопротивляясь, начали отступать во - всех пунктах. Из главной армии прибыла кирасирская дивизия с гвардейской конной артиллерией, которая тут - же открыла огонь по неприятелю. Неожиданно прибыл и генерал Беннигсен, сообщивший Ермолову, что главная армия совсем рядом и что он прибыл сюда любопытным зрителем. К большому удивлению прибыл и дежурный генерал Коновницын, который не стал вмешиваться, и отдавать какие-то распоряжения. Впрочем, вскоре они, чувствуя сильный холод, уехали в главную квартиру.
                Разведчиками  атамана Платова было замечено, что Вязьму прикрывают относительно слабые силы, и было решено осуществить общую атаку по всей линии. По приказу генерала Милорадовича Перновский и Кексгольмский полки ударили в штыки и вошли в город. Уже в городе они встретили колонну гренадёр итальянской армии, рассеяли её и  начали преследование. Ворвались в город и казаки атамана Платова, а вслед за ними и генералы Милорадович, Ермолов, и сопровождавшие их адъютанты, и офицеры по поручениям. По всему чувствовалось, что у французских войск исчезло самое главное беспрекословное повиновение своим командирам, из-за истощения, голода и мороза. Пушки были просто брошены. Авангард русской армии продолжал преследование противника по большой дороге на Дорогобуж. Атаман Платов с войсками находился с правой стороны от большой дороги. Фельдмаршал Кутузов с главной армией взял направление на Ельню. У села Семлева, не сделав даже выстрела, авангарду удалось захватить тысячи нижних чинов и несколько офицеров, совершенно изнурённых и больных. Недалеко от города Дорогобужа, неприятель, переправившись за речку Осьму, расположился на ночлег, мост был сохранён для отставших войск. Передовые отряды авангарда русской армии стремительно преследовали их, и тем пришлось бросить пушки в воду, а их лагерь подвергся близкому действию русской артиллерии.  Но внезапно подошла сильная колонна французской пехоты и теперь немалая опасность стала угрожать русским батареям.
                Стало известно, что на Духовщину идёт парк тяжёлой французской артиллерии. Туда направился атаман Платов. Прикрытие составляло большей частью из войск армии вице-короля итальянского и прочих союзников. Уклоняясь от большой дороги, они посчитали себя в безопасности, не соблюдая порядка и малейшей осторожности. Внезапное появление тучи казаков со своим атаманом Платовым привело всех в замешательство, все стали искать спасения. Казаками был взят в плен один генерал, большая коллекция карт и планов, а также 63-орудия и богатые обозы. После этого войска Платова остановились против предместья Смоленска, укреплённого французами, где находился и Наполеон с гвардией. Из Дорогобужа было предписано генералу Милорадовичу с авангардом следовать к армии, а генералу Ермолову было приказано возвратиться в главную квартиру, которая в это время находилась в Ельне. Как потом вспоминал сам Ермолов, фельдмаршал Кутузов пригласил его на завтрак, на котором присутствовал генерал Беннигсен и другие лица из главного штаба. Он лично положил ему на тарелку котлету, налил рюмку вина и преподнёс это Ермолову, но так как все места за столом были заняты, ему пришлось устроиться на подоконнике. На этом совещании за завтраком генерал Беннигсен предложил немедленно двигаться на Красный,  когда Ермолов доложил о том, что уже более суток Наполеон покинул Смоленск и двинулся на Красный. Он был удивлён этой грубой ошибкой Наполеона, который мог за это время спокойно переправиться на правый берег Днепра не только не преследуемый русскими войсками, но даже не замеченный ими. Фельдмаршал приказал генералу Ермолову находится при авангарде Милорадовича, которому было приказано идти на Красный.  Недалеко от Красного они и застали войска авангарда, которые к этому времени окончательно рассеяли даже не колонну, а просто толпу из нескольких тысяч, отступающих в полном расстройстве французских войск. Отряд, составленный в основном из гвардейских частей под командой барона Розена, вошёл в город Красный. Вскоре от пленных стало известно, что вскоре здесь будет проходить арьергард французской армии под командованием маршала Нея. Генерал Милорадович занял позиции перед Красным под прикрытием сильных артиллерийских батарей. Маршал Ней, с войсками подходя к этому месту, выставил батареи на противоположной высоте, но недолго они сумели выдержать огонь русской артиллерии. На одну из колонн французских войск, стремительно ударили войска под командой генерал-майора Паскевича, разметав её. На другую колонну набросился Павловский гренадёрский полк и нанёс ей огромное поражение. Ещё на одну колонну осуществил атаку лейб-гвардии уланский полк, но рассеять эту колонну им не удалось, из-за сильного оружейного огня. Маршал Ней с остатками войск вынужден был скрыться в лесу. Но вскоре эти войска сложили оружие и сдались в плен в количестве около шести тысяч человек. Все они были в ужасном состоянии. Маршал Ней решился перейти Днепр по ещё тонкому льду.
                Генерал Ермолов, вернувшись в главную квартиру, предложил Кутузову подчинить отряд барона Розена ему и приказать идти вперёд, что и было сделано.  Главнокомандующий лично наставлял Ермолова : « Голубчик будь осторожен, избегай случаев, где ты можешь понести потери в людях». Ермолов ему отвечал, что видевши, состояние неприятельских войск, которых гонит кто хочет, не входит в его расчёт отличиться подобно графу Ожаровскому. При этом фельдмаршал запретил переходить Днепр. Но уже тогда, он не собирался выполнять это указание Кутузова, что позднее подтвердилось, когда войска его отряда переправились за Днепр. Причём лошади кирасирских полков, были переправлены спутав ноги каждой из них, и положивши на бок, протаскивали за хвост по доскам, наспех восстановленного моста, разрушенного французами. Лошади казачьих полков были перегнаны вплавь. Тем самым Ермолов соединился с войсками атамана Платова.

                17-октября Кутузов направил предписание начальнику Владимирского ополчения генерал-лейтенанту Голицыну временно принять на себя организацию административного управления в Москве.
И когда французы были вытеснены из Москвы, ополчение двинулось к столице. По полям близ её лежало во множестве мёртвых, раздутых лошадей, рогатая скотина. В Красных казармах в Москве было взято брошенных французов-раненых, слабых и больных. В результате 5-му полку Владимирского ополчения не удалось избежать самому заражения и он очень от этого пострадал в личном составе.
                18- октября Кутузов направил письмо Чичагову об освобождении Москвы от войск противника и действиях главной армии.
                19-октября Кутузов направил предписание Платову о доставлении разведывательных данных о противнике и о разрушении переправ на пути его движения.
Кутузов от войск Платова и Милорадовича требовал самых энергичных действий, указывая им на необходимость выделения отдельных партий, которые стремились бы упреждать неприятеля и наносить удары по его передовым колоннам. 20-казачьих полков Платова и усиленный отряд Милорадовича были нацелены на важнейшие направления.
                Поспешное отступление французской армии объясняется двумя причинами: во-первых Наполеон не без оснований опасался быть отрезанным на путях к Вязьме или на подходе к Смоленску; во-вторых, армии Наполеона не удалось через Малоярославец выйти в районы, не затронутые войной, поэтому он вынужден был отступать по разорённой и опустошённой Смоленской дороге. Отсюда и стремление Наполеона, как можно быстрее прорваться к Смоленску, где находились крупные запасы продовольствия и фуража, где имелась возможность укрепить армию свежими войсками. Наполеон умышленно  стремился при этом избегать столкновений с русскими, чтобы не терять на это ни сил, ни времени. За 5-дней французская армия преодолела расстояние в 200-км. Кутузов предпринимал все меры, чтобы затормозить отступление французов. Непрерывные налёты казаков на французские колонны вынудили французское командование устанавливать особые походные порядки. В предписании начальника главного штаба маршала Бертье вице-королю итальянскому Евгению Богарне от 21 октября говорится:
«Ваше высочество! Настоятельно необходимо изменить порядок походного движения ввиду того, что у неприятеля такое количество казаков. Нужно двигаться, как мы ходили в Египте, с обозами по середине, сомкнуто, во сколько рядов, сколько позволит дорога, имея полубатальон в голове и полубатальон в тылу, необходимо вести батальоны рядами на флангах, чтобы повернувшись во фронт, обеспечить огонь во все стороны. В том, что эти батальоны пойдут на некоторых дистанциях один от другого, неудобства нет, если разместить между ними на флангах, по нескольку орудий. Нельзя допускать ни одного отдельного или безоружного человека. …Так как для производства отступательного марша достаточно корпусов герцога Эльхингенского и принца Экмюльского, то императору угодно, чтобы Ваше высочество продолжали со своим корпусом двигаться на Смоленск большими переходами».
                19-октября казаки Платова между Можайском и Гжатском, у Колоцкого монастыря, обойдя левый фланг арьергарда противника, неожиданно ударили по его колонне, истребили более двух батальонов пехоты, отбили 20-орудий и большой обоз.
В этот день Наполеон с гвардией прошёл Вязьму, оставив там корпус Нея, который должен был, пропустив все войска, затем следовать в арьергарде. Корпуса Богарне и Понятовского подтягивались к Вязьме. Арьергардный корпус Даву находился вблизи села Федоровское в 17-км от Вязьмы. Отряд Платова следовал за противником. Авангард Милорадовича двигался к Вязьме и 20-октября остановился у села Спасское. Главные силы Кутузова подходили к селу Дуброво, в 26-км от Вязьмы. Таким образом, создавалась благоприятная обстановка для овладения Вязьмой. Кутузов отдал распоряжение Милорадовичу выйти на Смоленскую дорогу, перерезав пути отхода войскам Даву, а Платову усилить нажим с тыла, направив им на помощь Милорадовичу две кирасирские дивизии под командой генерал-адъютанта Уварова, а главные силы переводились ближе к Вязьме, в район села Быково.
                22-октября погода была плохая, шёл дождь и дорогу так размыло, что французы с трудом смогли дойти до Боровска в два перехода по просёлочной дороге. 
Упряжные лошади гибли, их доконали ночные холода. Лошадей пало много и приходилось оставлять на дороге зарядные ящики и обозные повозки. Два французских корпуса заняли позиции перед Малоярославцем. Император возвратился на ночёвку в Городню - маленькую деревушку в расстоянии одного лье от Малоярославца. Он ночевал в старой, развалившейся избе ткача, источенной червями, в грязной комнате, разделённой пополам холщёвой занавеской, возле моста, где решалась судьба армии, Франции и Европы. В 11-часов вечера явился маршал Бессьер, которого он отправил осмотреть положение противника. Общий вывод маршала, был простой: «их нельзя атаковать». 
- Вы хорошо всё осмотрели? Неужели это правда? Вы мне ручаетесь за это?
Бессьер заявил, что « достаточно трёх гренадёров для удержания армии. Наполеон с подавленным видом, скрестив руки, опустил голову и углубился в печальные размышления. Он захотел отдохнуть, но его мучила бессоница.
На этом своеобразном военном совете маршал Мюрат заявил:
- Пусть меня обвинят в нерешительности, но на войне всё решается и определяется обстоятельствами. Там, где остаётся только атака, осторожность становится отвагой и отвага осторожностью. Остановиться нельзя, бежать опасно, значит надо преследовать неприятеля. Что нам за дело до угрожающего положения русских и их непроходимых лесов? Я презираю всё это! Пусть только мне дадут остатки кавалерии и гвардии. Я уничтожу их и снова открою путь армии к Калуге.
Наполеон остановил эту горячую речь словами:
-Довольно отваги, мы слишком много сделали для славы, теперь время думать только о спасении остатков армии.
Бессьер осмелился прибавить:
- Для подобного предприятия у армии, даже у гвардии не хватит мужества. Уже поговаривают, что, так как повозок мало, теперь раненый победитель останется во-власти побеждённых, что, таким образом, всякая рана будет смертельна. Что за Мюратом последуют неохотно и в каком состоянии? А каков неприятель? Разве не видели мы поле вчерашней битвы? С каким неистовством русские ополченцы, едва вооружённые и обмундированные, шли на верную смерть.
Маршал закончил свою речь словами, что он за отступление, которое Наполеон одобрил своим молчанием.
Маршал Даву заявил, что «если решено отступать, то нужно  отступать через Медынь и Смоленск»!
Но Мюрат прервал его, изумляясь, как можно предлагать императору такую неосторожность! Значит, Даву решился погубить армию? Неужели он хочет, чтобы такая длинная и тяжёлая колонна потянулась без проводников, не зная ничего, по незнакомой дороге, вблизи Кутузова,  подставляя свой фланг неприятельским нападениям? Не сам ли Даву защитит её? Позади нас Боровск и Верея, дорога безопасно ведёт нас к Можайску, неужели он предлагает отказаться от этого спасительного для нас пути. Там должны находиться съестные припасы, там нам всё известно, ни один изменник не собьёт нас с дороги.
Даву ответил, пылая гневом, который он с трудом сдерживал, что он предлагает отступление по плодородной местности, по нетронутой, обильной провиантом дороге, с ещё не разрушенными деревнями и по кратчайшему пути. И что дорога, указываемая Мюратом песчаная и испепелённая пустыня, где обозы раненых увеличат наши затруднения, где мы найдём одни лишь обломки, следы крови и голод. Что только один император имеет право заставить его замолчать, а не Мюрат, который не является его государем и никогда им не будет.
Ссора усиливалась, вмешались Бессьер и Бертье. Император, по-прежнему сидевший в задумчивости, казалось, ничего не замечал. Наконец он прервал своё молчание и этот совет словами:
- Хорошо господа, я решу сам.
В конечном итоге он решил отступать по той дороге, которая, прежде всего ,как можно скорее удалит его  от неприятеля.
Наполеон захотел отдохнуть, но его мучила бессоница.  Вечером Даву прислал к императору русского пленного. Тот сказал, что «вся русская армия направляется через Медынь на Вязьму». Тут император стал внимательнее. Неужели Кутузов, при Малоярославце, хочет обогнать его, отрезать ему отступление к Смоленску, как и к Калуге, окружить его в этой пустыне без съестных припасов, без убежища и посреди всеобщего восстания? Наполеон боялся действия, которое произведёт это известие на армию, поэтому сделал вид, что не верит ему, но в то же время, приказав, чтобы на следующий день его гвардия двинулась немедленно и шла, пока не стемнеет, к Гжатску. Он хотел предупредить Кутузова. При переправе через Колочу  недалеко от Можайска возник беспорядок, утонуло несколько пушек. Император выразил своё недовольство презрительным жестом, на что Бертье ответил только беспомощным видом. За Колочей неожиданно наткнулись на место сражения, где валялось тридцать тысяч наполовину обглоданных трупов. Это была Курганная батарея (батарея Раевского), которую французы называли «Большой редут». Это было поле великой битвы при Бородино. Император быстро проехал мимо.  Далее был Колочский монастырь, где был оборудован госпиталь. Это было ещё более ужасное зрелище, чем поле битвы. Император отдал приказ забрать раненых. У Гжатска неожиданно наткнулись на трупы убитых русских пленных (около 2-тысяч человек). У каждого из них одинаково была разбита голова. Их сопровождали испанцы, португальцы и поляки. Коленкур вышел из себя и воскликнул:
- Что за бесчеловечная жестокость! Так вот та цивилизация, которую мы несём в Россию! Какое впечатление произведёт на неприятеля это варварство? Разве мы не оставляем ему своих раненых и множество пленников? Разве не на ком ему будет жестоко мстить?
Наполеон хранил мрачное молчание. Убийства пленных прекратились. Ограничились тем, что обрекли этих несчастных умирать с голоду за оградами, куда их загоняли на ночь, словно скот.
                В течение всей ночи император, принимая донесения, отдавал приказы. Говорил с князем Невшательским о трудности положения. Несколько раз он вызывал Коленкура, Дюрока и герцога Истрийского и беседовал с ними, но не принимал никакого решения. За час до рассвета (в ночь на 25-октября) император снова вызвал Коленкура. Они были одни. У императора был очень озабоченный вид, и, казалось, он чувствовал потребность излить душу и высказать гнетущие его мысли.
- Дело становится серьёзным, - сказал он.- Я всё время бью русских, но это не ведёт ни  к чему.
Минут пятнадцать продолжалось молчание, император ходил взад и вперёд по своей маленькой комнате. Потом он сказал:
- Я сейчас удостоверюсь сам, находится ли неприятель на позициях или же, как видно по всему отступает. Этот чёртов Кутузов не примет боя! Прикажите подать лощадей, едем! С этими словами он схватил свою шляпу, собираясь выйти. К счастью в этот момент вошли герцог Истрийский и князь Невшательский.  Вместе с Коленкуром они стали уговаривать императора, указывая, что сейчас очень темно, и он подъедет к аванпостам ещё до того, как можно будет различить что-нибудь. Император всё - же хотел ехать, но в это время прибыл один из адъютантов вице-короля и сообщил ему, что на неприятельской стороне горят лишь костры казаков, а только что задержанные солдаты и крестьяне подтверждают отступление русской армии. Получив эти сведения, император решил обождать, но полчаса спустя нетерпение взяло вверх, и он отправился в свою поездку. В 500-метрах от Ставки они столкнулись с казаками. Было ещё так темно, что только по выкрикам казаков они сообразили кто это. Генерал Рапп, ехавший впереди с графом Лористоном, графом Лобо, графом Дюронелем, офицерами для поручений и передовым отрядом конвоя, подскакал к императору и сказал ему:
- Остановитесь, государь, это казаки!
- Возьми егерей из конвоя,- ответил ему император, - и пробейся вперёд.
Адъютант князя Невшательского был пронзён насквозь в грудь палашом французского конногвардейца, который принял его за русского. Возле императора были только князь Невшательский и Коленкур.  Все трое держали в руках обнажённые шпаги. Схватка происходила всё ближе и ближе к императору. Он решил проехать несколько шагов и подняться на вершину холма, чтобы лучше рассмотреть что происходит. В этот момент к ним присоединились остальные егеря из конвоя. Один за другим прибыли дежурные эскадроны, которые не успели сесть на коней, когда император внезапно отправился в свою поездку. Они опрокинули первые ряды казаков. Два эскадрона с герцогом Истрийским во - главе, шедшие на небольшом расстоянии от них подоспели как раз вовремя. Рассвело, вся равнина и дорога кишели казаками. Один из казаков пронзил пикой лошадь генерала Раппа. Если бы император выехал раньше или если бы казаки действовали более решительно и ринулись бы на дорогу, то император был бы убит. Он лишь в последний момент назначил, где будет ставка, а патрульная и разведывательная службы находились в большом пренебрежении. А выезжая, никого не предупреждая, приводило к тому, что  дежурные эскадроны не всегда успевали за ним. Император не раз говорил: «если сделать трудным всё, то действительные трудности покажутся менее тяжёлыми». После того, как нападение казаков было отбито, император двинулся вперёд, желая лично произвести разведку позиций неприятеля перед Малоярославцем. Его первым намерением было следовать за Кутузовым, который отошёл, оставив в арьергарде казаков. Некоторое время император колебался. По его мнению, сражение под Малоярославцем не было достаточным отмщением за неудачи Неаполитанского короля. К тому же в этот момент он хотел отомстить и за попытку сделанную неприятелем сегодня утром. На своего рода военном совете лишь после долгих колебаний и после того, как император рассудил, что Кутузов, не пожелавший ожидать его и сражаться с ним на такой прекрасной позиции (так считал Коленкур), как Малоярославец, не примет сражения и  в 20-лье дальше, удалось убедить императора следовать на Боровск, на пути к которому уже находилась часть войск, большая часть артиллерии и все обозы. Вице-король и князь Экмюльский присоединились к князю Невшательскому и герцогу Истрийскому, и все вместе убеждали императора, который удостоверившись, что Кутузов снова ускользнул от него, решил, наконец, возобновить движение на Боровск. Он возвратился в Городню, и оттуда были разосланы приказы. Все старались сохранить в секрете, что император подвергся большому риску во - время налёта казаков, но не прошло и 48-часов, как вся армия узнала об этом. Впечатление было нехорошим.
                Император прибыл в город рано утром и, проехав его, остановился недалеко за Можайской дорогой, на холме, который господствовал над местностью. Он пробыл там некоторое время, наблюдая за движением войск и обозов. Именно туда к нему привели генерал-адъютанта графа Винценгероде, который был задержан в Москве. Переодевшись в штатскую одежду, он убеждал французских солдат сложить оружие и ждать заключения мира. Когда в нём опознали офицера, он тщетно пытался утверждать, что будто явился в качестве парламентёра. Его адъютант Нарышкин открыто явился к французам, чтобы быть рядом со своим командиром. Император, узнав об этом, приказал направить задержанных к нему. К Наполеону доставили одного Винценгероде, и он стал упрекать его в том, что он служит России, будучи по рождению немцем и подданным страны, которая находится под верховенством Франции или в союзе с ней. Он прибавил, что, так как Винценгероде является его подданным, то он предаётся военному суду, который предъявит ему ещё и обвинение в шпионаже. Чем более генерал пытался оправдаться, тем более император сердился, обвиняя его в том, что он давно подкуплен Англией, участвует во - всех заговорах против императора и Франции, хотел совратить французских солдат в Москве, подстрекая их к дезертирству, и учил их подлости. Винценгероде ответил, что отнюдь не родился в стране, принадлежащей Франции, к тому же не был на родине с детства и уже много лет находится на русской службе из привязанности и признательности к своему благодетелю императору Александру. Что он вёл переговоры лишь для того, чтобы избежать ненужного кровопролития и спасти Москву от новых бедствий. Император, всё более раздражаясь, повысил голос до такой степени, что его мог слышать дежурный конвой. Наполеон ещё раз повторил Винценгероде некоторые из обвинений, что тот заслуживает быть расстрелянным как изменник. Тот выпрямился во весь рост, гордо поднял голову и ответил императору:
- Как вам будет угодно, государь, но ни в коем случае не в качестве изменника.
Недалеко от этого места, где они стояли, возвышался большой и красивый помещичий дом. Император, нервное раздражение которого после этого разговора не утихло, приказал двум гвардейским эскадронам отправиться  обыскать и поджечь этот дом, говоря при этом:
- Так как господа варвары считают полезным сжигать свои города, то надо им помочь.
Этот приказ был выполнен.
Коленкур пытался убедить императора, что жестокость с его стороны в отношении Винценгероде будет теперь казаться личной местью, и результатом раздражения против императора Александра, адъютантом которого был Винценгероде, что государям нет надобности драться лично, когда прогремело уже столько пушечных выстрелов.  Император рассмеялся и добродушно потянул его за ухо, как он всегда это делал, когда хотел обласкать кого-нибудь, он сказал:
- Вы правы, но этот Винценгероде – дрянный человек и интриган. Подобает ли человеку такого ранга заниматься совращением солдат, унижаться до роли шпиона и совратителя. Я отошлю его во Францию. Вы интересуетесь им, конечно, из-за Александра. Ладно, ладно, ему не сделают зла.
Император слегка потрепал Коленкура по щеке, он велел ему пригласить Нарышкина пообедать, добавив, что отошлёт его к русским аванпостам, но чтобы Коленкур молчал об этом.
-Что касается Винценгероде, то вы интересуйтесь им меньше, потому что он не русский, - сказал шутя император, когда Коленкур вставил фразу о том, что  интересы соотечественников, находящихся в плену, требуют бережного отношения к этому пленному. Император с живостью возразил:
- Я помилую его отнюдь не по этой причине, так как своим поведением он поставил себя вне нормы международного права, а потому что я, в сущности, вовсе не собирался расправляться с ним. Если император Александр сделал ошибку и взял такого человека к себе в адъютанты, то я не хочу делать ошибку, расправляясь с тем, кто особенно близок к нему. Я пошлю его во Францию под конвоем, чтобы помешать ему интриговать в Европе, вместе с 3-4 другими подстрекателями такого - же сорта.
Император поручил Коленкуру сказать адъютанту генерала Нарышкину, что он желает мира и лишь от императора Александра зависит заключение почётного мира. Что император Наполеон никогда не придавал большого значения Польше и доказал это тем, что не освободил её полностью. Как и прежде, он лишь добивается такой системы, которая бы не предоставляла континент для Англии, ибо это является единственным средством принудить её к миру. Можно договориться о таких способах осуществления этой системы, которые соответствовали бы особенностям положения каждой из договаривающихся сторон. Император Наполеон оставался в Москве только потому, что русские не хотели вести переговоры. Сам он по-прежнему готов начать переговоры. Он всё ещё обладает прекрасной армией, русские знают, что им ещё не приходилось одерживать над ним победы. Стычка с Неаполитанским королём не была настоящим сражением. К императору Наполеону прибывают громадные подкрепления, и он удваивает свои силы, приближаясь к своей операционной базе. Если война будет продолжаться, то он будет более силён и будет занимать более опасную для России позицию, чем, если бы оставался в Москве. Он  в чрезвычайно выгодном положении, при котором его престиж вполне позволяет ему поставить императору Александру хорошие условия, так, как всем известно, что его не принуждает к этому какая-либо неудача. Для России настоящий момент является столь же благоприятным, так как движение французской армии, будучи в известной мере отступлением, уравновешивает те преимущества, которых неизменно добивались наши войска, и создаёт одинаково почётное положение для обоих правительств на случай переговоров. Действительное зло, которое испытала Россия, было причинено пожарами, и вполне точно установлено, что в этих пожарах мы не причём.
Позднее генерал-адъютант Винценгероде и его адъютант Нарышкин были освобождены Чернышёвым с отрядом казаков, который столкнулся с ними за Борисовым, когда их под конвоем отправили во Францию.
                В Можайске император Наполеон сделал остановку, чтобы выяснить, как идёт эвакуация, и как выполняется его распоряжение о выдаче пайков раненым. Он сам лично разместил значительное число раненых, как в своих личных повозках и экипажах, так и во всех тех, которые проезжали мимо.  Все они пали жертвой добрых намерений императора, хотевшего укрыть их от опасности, которая могла бы им грозить со-стороны ожесточённых русских крестьян. Они пали жертвой ночных морозов или погибли от голода. До Орши приходилось идти по настоящей пустыне, так как направо и налево от дороги вся местность была вытоптана, обглодана и опустошена армией и теми отрядами, которые пришли на соединение с ней.
                Через некоторое время Ставка императора Наполеона расположилась в Успенском . В два часа ночи император вызвал Коленкура. Он лежал в постели. Приказав проверить, хорошо ли закрыта дверь, он велел ему сесть подле постели. Затем он заговорил об общем положении вещей и о состоянии армии, причём он ещё не видел или не хотел видеть до какой степени дезорганизации она уже дошла. В заключение он попросил Коленкура откровенно сказать ему всё, что он думает. Коленкур напомнил ему получивший известность ответ императора Александра на московские предложения мира, переданные Лористоном: «Начинается моя кампания». Он сказал императору, что этот ответ надо понимать буквально.
- Чем ближе будет надвигаться зима, тем больше вся обстановка будет выгодна русским и в частности казакам.
- Ваш пророк Александр не раз ошибался, - ответил император, но в тоне его голоса не было никакого раздражения.
Император не поверил в правдоподобность предсказаний Коленкура. Он надеялся, что исключительная сообразительность его солдат подскажет им, какими средствами можно уберечь себя от морозов, и они воспользуются теми же предосторожностями, что и русские, или заменят их какими-нибудь другими. Он не сомневался, что армия расположится на зимние квартиры в Орше и Витебске. Император всё ещё не верил, что может оказаться принуждённым отступить за Березину. Он считал, что может пойти на это разве лишь для того, чтобы быть поближе к большим складам в Минске и Вильно, и установить более тесный контакт с Шварценбергом и корпусами на Двине, последние операции которых должны были, конечно, оказать влияние на его решения. Он сожалел о ранении маршала Сен - Сира, которого считал самым способным из его помощников. Он надеялся на прибытие 2-х тысяч польских  казаков, что это полностью изменит весь ход дел, так как они возьмут на себя охрану и дадут французским солдатам отдохнуть и раздобыть продовольствие. После Малоярославца, солдаты питались одной кониной, то есть павшими лошадьми, иногда говядиной, но доставалась она только тем, кто занимался мародёрством. Около часу разговор вращался вокруг вопросов о России, о Польше, о цветущем состоянии Франции, о тех средствах,  которыми располагал император для возмещения своих потерь.  Затем император затронул главный вопрос, тот ради которого он собственно и вызвал Коленкура. Он сказал, что поедет в Париж, после того, как расположит армию на позициях. Он спросил у Коленкура, что он думает об этом проекте, не произведёт ли его отъезд дурного впечатления в армии, не будет ли это лучшим средством для того, чтобы реорганизовать её, оказать воздействие на Европу и сохранить спокойствие. Наконец, он спросил, не видит ли он опасностей в поездке через Пруссию без эскорта. Император добавил ещё, что через неделю русская армия, так же как и французская, не  будет уже в состоянии дать сражение. Она также нуждается в отдыхе и реорганизации. Морозы существует не только для нас, но и для русских. «Кутузов следует за нами, не предпринимая ничего серьёзного, и отсюда видно, что он не имеет нужных для этого средств. Мы действовали с такой прохладцей и допускали много проволочек, что Кутузов легко мог опередить нас. Кутузов не может не знать, что мы двигаемся, как походная колонна, а о нём ничего не слышно». Наконец император сказал, что «в Смоленске мы найдём свежий и хорошо организованный корпус, ещё один стоит на Березине, артиллерия этих корпусов располагает хорошими лошадьми и достаточно многочисленна, чтобы подкрепить наши артиллерийские силы. Немного дальше стоят австрийцы и Ренье. Если объединить все эти силы, то пусть даже молдавская армия немедленно присоединится к остальным русским армиям, превосходство всё равно будет на нашей стороне, и это обеспечит нам спокойствие на зиму. Вильно будет присылать нам дивизии одну за другой, и они ещё больше увеличат нашу мощь. Наконец, огромные вещевые склады, находящиеся в этом городе, снабдят нас всем необходимым».
Коленкур ответил, что, по его мнению, зло значительно больше, чем он думает, и поэтому он не колеблется в выборе лекарства. Есть только одно лекарство, а именно: если приказы и декреты будут подписываться во дворце в Тюильри. Задуманный императором шаг - единственный, который может принести действительную пользу, единственный, который должен был бы ему посоветовать всякий верный слуга. Колебаться не приходится, нужно только выбрать удобный момент. Что - же касается неудобства переезда через Пруссию, то его можно избежать, если ехать под вымышленным именем. Так как никто не будет знать заранее о предстоящем путешествии, то связанные с ним опасности не выходят из рамок тех обычных бесчисленных опасностей, которым мы подвергаемся каждый день.  Коленкур старался разъяснить императору действительное состояние армии и указывал ему, как трудно остановить процесс дезорганизации, так как причиной является упадок духа некоторых начальников, которые допустили полное разложение своих корпусов, ничего не делали, чтобы удержать своих солдат от дезертирства. И не оказаться в таком положении, когда им приходится идти в бой с ничтожной кучкой храбрецов, оставшихся верными своему знамени. Коленкур говорил императору о том впечатлении, какое произведёт не только во - Франции, но и во - всей Европе известие об отступлении, а ещё больше - известие о бедствиях, в которые император пока ещё не хочет верить.
В заключение он сказал, что возвращение императора в Париж создаёт необходимый противовес этому впечатлению.
Император заметил, что новое предложение, направленное императору Александру теперь, когда русские губернии будут эвакуированы, приведёт к заключению мира.
- Не больше, чем в Москве, - ответил Коленкур. – Наше отступление вскружит им всем голову.
Император отпустил Коленкура, сказав на прощание, чтобы тот поразмыслил над всем, что он ему конфиденциально сообщил и добавил, что он ещё поговорит об этом с ним после того, как побеседует с князем Невшательским.

                20-октября Кутузов направил рапорт Александру-1 о направлении армии к Вязьме и о нанесении поражения противнику войсками Платова при Колоцком монастыре:
«Из предыдущих моих донесений Ваше императорское величество высочайше усмотреть изволите, что неприятельские стремление было обойти меня и пройти к Калуге, дабы тем ворваться в изобильные наши провинции. Сие заставило меня, оставя Старую Калужскую дорогу, перейти на Новую, где я упредил неприятеля у Малоярославца. Знатный его корпус был и на Медынской дороге, ведущей к Калуге. Неприятель отражён был от Малоярославца; я же с главною частию армии перешёл на Медынскую дорогу, где неприятельский корпус казачьим отрядом между тем удержан был. Предупреждённый на всех дорогах, неприятель ретироваться стал через Верею к Можайской дороге, а потому должен был я сделать следующее распоряжение: армию направил прямым путём к городу Вязьме, отряд генерала Милорадовича усилен так, что почти составляет половину армии, следует параллельно между мною и Можайскою дорогою. Всё войско Донское имеет предписание упреждать, сколько возможно, неприятельский марш, истреблять мосты, переправы и стараться наносить ему всевозможный вред. Вашему императорскому величеству всеподданнейше доношу, что близ Малоярославца взято у неприятеля 11 пушек, а близ Медыни на Калужской дороге 5 пушек.
Перед самым отправлением сего курьера я получил от генерала Платова рапорт, при сем в подлиннике приложенный, из которого высочайше усмотреть изволите, что неприятель вчерашнего числа, заняв высоты у Колоцкого монастыря, остановился, но, будучи им сильно атакован, обращён в бегство и потерял 20 пушек и 2 знамя, кои повергаю к стопам Вашего императорского величества. Неприятель столь поспешно отступает, что предаёт огню все тяжести и зарядные ящики, ночью же артиллерия следует с фонарями…»
                22-октября войска Милорадовича атаковали войска Даву. По войскам противника был открыт артиллерийский огонь, с тыла их начали теснить казаки Платова, которым удалось выбить французов из села Федоровское. Войскам Милорадовича удалось плотно перекрыть дорогу на Вязьму и окружить французские войска. Богарне и Понятовский, узнав о критическом положении корпуса Даву, приостановили движение своих корпусов и повернули их обратно к Вязьме. Русские войска попали под огонь французов с двух сторон и вынуждены были сойти с дороги. Но это не улучшило положения корпуса Даву. Милорадович, заняв своими войсками позицию вдоль дороги, приказал открыть артиллерийский и ружейный огонь по двигавшимся колоннам противника. Французские войска, неся большие потери, обратились в бегство. Богарне и Понятовский, боясь прорыва русских к Вязьме, организовали оборону, заняв позиции на прилегающих к городу высотах, куда подошли и остатки корпуса Даву. Войска Милорадовича, к которым присоединился Платов, и куда уже подходили кирасирские дивизии Уварова, всеми силами атаковали противника, отбросив его к Вязьме. Начался штурм города, в котором участвовали и партизанские отряды. Потеряв более 6-тысяч убитыми и раненными, 2,5-тысяч пленными, французы оставили Вязьму и спешно стали отступать к Дорогобужу.
                21-октября Кутузов направил письмо Голицыну с просьбой о содействии надворному советнику Шлыкову, отправленному в Москву для сбора сведений о наполеоновских шпионах:
«Препровождается с сим к Вашему сиятельству надворный советник Шлыков для поспешнейшего собрания и доставления ко мне следующих сведений: !) сколько в Москве находилось жителей во-время пребывания в оной неприятеля; 2) нет ли между ими таких, которые были в сношении с ним, и буде есть, то кто именно;
3) собрать все выданные неприятелем печатные прокламации для представления ко мне и 4) нет ли и по сие время каких-либо от него шпионов. Во всем сем покорнейше прошу Ваше сиятельство, оказать отправленному от меня господину Шлыкову всякое Ваше по местному начальству пособие и неоставление».
                22-октября Кутузов направил предписание Витгенштейну о дальнейшем плане действий его корпуса, а также сообщает ему о том, что его корпус подкрепляется двумя казачьими полками.
23-октября Кутузов направляет предписание Платову о способах действий при преследовании противника.
23-октября Кутузов также направил письмо адмиралу Чичагову с сообщением об общей обстановке и приказанием о движении 3-й Западной армии через Минск на Борисов.
23-октября Кутузов направил письмо Кутузовой о занятии Вязьмы и о потерях отступающего противника:
« Я, слава богу, здоров, мой друг. Французы непонятно как бегут и теряют очень много. Вчерась они одними убитыми потеряли до шести тысяч, сегодня также много, и пленных по сей час сегодня 1200…»
24-октября Кутузов направил донесение Александру-1 о сражении при Вязьме:
«Имею счастие донести Вашему императорскому величеству, … о действиях генерала Платова от Колоцкого монастыря к г. Гжатску, генерал-адъютант граф Орлов-Денисов 21-го числа на рассвете атаковал в разных пунктах при г. Вязьме находившиеся там из разбитых неприятельских полков партии. Оные сопротивлялись упорно, но везде были поражаемы. При сём случае были отбиты у неприятеля одно батарейное орудие и более 40 повозок с разною добычею.  Взято в плен: дюка де Бассано секретарь Камюзе с канцеляриею, саксонской гвардии капитан Гартунг, штаб-доктор Швабгауз, 3 комиссионера корпуса маршала Нея, и нижних чинов 130-человек.
22-го числа поутру генерал Милорадович атаковал неприятеля у города Вязьмы. Сражение продолжалось при отступлении неприятеля до самого сего города, из коего неприятель вытеснен на штыках нашими 11-ю и 26-ю дивизиями под командой генерал-майора Паскевича и Чоглокова. …
По взятии Вязьмы авангард наш, пройдя, сей город, расположился по Смоленской дороге, а лёгкие войска под командою генерала от кавалерии Платова гнали неприятеля от Вязьмы до Еренина. …».
В этот же день Кутузов направил Александру-1 реляцию о патриотических подвигах крестьян Калужской и Московской губерний:
«…Неприятель употребил все усилия, которыми можно обольстить другие народы, раздавал серебро с тем, чтобы привлечь их на свою сторону и тем сих мирных людей противупоставить правительству, но ничто не могло поколебать сих христолюбивых сердец и одушевлённых любовию к высочайшему престолу. C мученическою твёрдостию переносили они все удары, сопряжённые с нашествием неприятеля, скрывали в леса свои семейства и малолетних детей, а сами вооружённые искали поражения в мирных жилищах своих появляющимся хищникам. …И можно без увеличения сказать, что многие тысячи неприятеля истреблены крестьянами… ».
Для улучшения управления и взаимодействия войск, Кутузов принял меры для более чёткой организации службы связи, требуя от всех командиров отрядов систематической информации. Все командиры отдельных отрядов должны были два раза в день представлять письменное донесение, с обязательным указанием места, числа и часа отправки.
                25-октября Кутузов направил письмо Чичагову об успешных действиях Витгенштейна.
26-октября Кутузов направил отношение Горчакову о распределении полков, сформированных Лобановым-Ростовским и Клейнмихелем.
26-октября Кутузов отправил предписание Платову о преследовании противника по Смоленской дороге.
26-октября Кутузов направил предписание Милорадовичу о присоединении к армии, следующей на Красный и Оршу.
27-октября Кутузов поручил Сеславину разведать о наличии войск неприятеля в Могилёве.
27-октября Кутузов направил предписание Александру-1 о награждении Платова титулом графа.
 После взятия Вязьмы, Кутузов поставил войскам Платова и Милорадовича ещё более решительные задачи:
«Старайтесь выиграть марш над неприятелем так, чтобы главными силами вашими по удобности действовать на отступающие головы его колонн, нападая во время марша и совершая беспрестанные ночные тревоги».
Кутузов приказал генералу Орлову-Денисову действовать на левый фланг противника, упреждая его в движение; партизанским отрядам Давыдова и Ожаровского – выдвинуться вперёд и стремиться выйти к Смоленску. Авангард Милорадовича должен был действовать вдоль Смоленской дороги. Казаки Платова севернее дороги. Главные силы продолжали движение по прежнему направлению – южнее Смоленской дороги. Но это было не простое преследование, не «выталкивание» противника и его уничтожение. Ежедневно наполеоновская армия теряла сотни убитых и пленных. Были моменты, когда Наполеон пытался задержать движение русских (попытка устроить засаду между Смоленском и Дорогобужем), но всё было безрезультатно. На пути от Вязьмы к Смоленску, кроме ежедневных налётов партизанских отрядов, армии Наполеона были нанесены несколько чувствительных ударов: у села Ляхово и при переправах противника через реки Вопь и Днепр. У Ляхово в плен было взято 60-офицеров, в том числе генерал Ожеро и около 2-тысяч солдат.
Войска Милорадовича, заняв 26-октября Дорогобуж, были повёрнуты на юг, на соединение с основными силами армии. Преследование войск корпуса Нея по Смоленской дороге поручалось отряду генерал-майора Юрковского и казакам генерала Карпова.
                28-октября Кутузов направил из Ельни рапорт Александру-1 о сражении при Вязьме и о взятии Дорогобужа:
«…Генерал от инфантерии Милорадович, следуя с вверенным ему авангардом…разрезал корпус вице-короля итальянского, занял Большую дорогу, и, преследуя разрезанные колонны неприятельские, бежавшие в страшном беспорядке, кавалериею и сильным огнём батарей почти все оные истребили.  Но в этом время выжидавшие корпуса в числе 40000 Нея и Давута, расположенные эшелонами, устроясь в боевой порядок, атаковали наши войска на всей линии, обходя левый фланг. Заметя сие, генерал Милорадович оставил за собою принца Вюртембергского и, подкрепив его 23-ю дивизиею, с остальными войсками стремительно атаковал подвигавшегося вперёд неприятеля, обошёл совершенно левый его фланг, каковым движением соединясь с передовыми войсками генерала Платова, невзирая на упорнейшее сопротивление, неприятель был сбит, обращён в бегство и преследован несколько вёрст.
Немного не доходя до города Вязьмы, неприятель покусился было ещё раз остановить нас, заняв весьма выгодную позицию… Но сильным картечным огнём, корпусами графа Остермана и князя Долгорукого 2-го вторично был опрокинут и преследован до города Вязьмы, …где был атакован на штыки дивизиями генерал-майоров Чоглокова и Паскевича….Генерал Уваров, прибыв с кирасирскими полками, лейб-гвардии Уланским и Тульскими казачьими, способствовал к довершению победы. Сражение продолжалось с 6-часов утра до 7 часов вечера. Потеря неприятеля вообще чрезвычайна. Число пленных простирается свыше 2000 человек, между коими находятся генерал Пеллетье, три полковника и 30-офицеров...» 
            
                29-октября в приказе по армии, Кутузов в Ельне, подведя некоторые итоги действиям армии от Вязьмы до Дорогобужа отмечал:
«Неприятель, продолжая своё отступление, претерпевает на каждом шагу сильный урон, наносимый ему авангардами нашими. Потеря его от Москвы по сие время неисчислима. …В разных атаках и в сражениях под Вязьмой и Дорогобужем взято знамён 5, орудий 26, более 3-тысяч пленных. … Итак, мы будем преследовать неутомимо. Настаёт зима, вьюга и морозы.  Вам ли бояться их дети севера? Железная грудь ваша не страшится ни суровости погод, ни злости врагов. Она есть надёжная стена отечества, о которую всё сокрушается. Вы будете переносить и кратковременные недостатки, если они случатся. Добрые солдаты отличаются твёрдостию и терпением, старые служивые дадут пример молодым. Пусть всякий помнит Суворова: он научал сносить и голод и холод, когда дело шло о победе и о славе русского народа. Идём вперёд, с нами бог, пред нами разбитый неприятель, да будет за нами тишина и спокойствие».
28-октября Кутузов направил письмо Чичагову о ходе преследования французских войск и о направлении корпуса Эртеля к Бобруйску:
«…Казаки генерала Платова, нагнав неприятеля на Духовской дороге, разбили 4-й его корпус и взяли в плен генерала Сансона и 3500 нижних чинов и отбито 62-орудия. Неприятель бежит в величайшем беспорядке. Его положение до такой степени бедственно, что даже пленные офицеры просят о принятии их в российскую службу».
28-октября Кутузов направил рапорт Александру-1 о разгроме 4-го французского корпуса близ Дорогобужа.
28-октября Кутузов направил письмо Кутузовой о состоянии французских войск и о предстоящем отъезде из армии генерала Беннигсена:
«Я, мой друг, хотя и здоров, но от устали припадки: например: от поясницы разогнуться не могу, от той же причины и голова временем болит.
По сю пору французы ещё все бегут неслыханным образом, уже более трёхсот вёрст, и какие ужасы с ими происходят. Это участь моя, чтобы видеть неприятеля без пропитания, питающегося дохлыми лошадьми, без соли и хлеба. Турецкие пленные извлекали часто мои слезы, об французах хотя и не плачу, но не люблю видеть этой картины. Вчерась нашли в лесу двух, которые жарят и едят третьего своего товарища. А что с ими делают мужики! Кланяйся всем. Об Беннигсене говорить не хочется, он глупый и злой человек.  Уверили его такие же простаки, которые при нём, что он может испортить меня у государя и будет командовать всем; он, я думаю, скоро поедет».
29-октября Кутузов направил письмо Е. М. Хитрово о тяжёлом положении французской армии:
« Милая Лизонька, и с детьми здравствуй!
Я очень утомил глаза и не могу писать больше. Поэтому за меня пишет Кудашёв. Не подумай, однако, что глаза у меня болят, нет, но в связи со столькими приятными событиями, происшедшими со мною вчера, мне пришлось очень много писать и читать. Бонапарт, этот гордый завоеватель, этот современный Ахилл, этот бич рода человеческого, вернее сказать, бич божий, бежит передо мной на протяжении трёхсот вёрст, как школьник от своего учителя. Но довольно, боюсь возгордиться. Враг теряет бесконечное множество людей. Его солдаты, офицеры, даже генералы, как мне сказали вчера, принуждены есть мясо падших лошадей. Кто-то из моих людей уверял, что видел двух несчастных, жаривших на огне куски их третьего товарища. Это заставляет содрогаться человеческую природу. Неужели такова моя несчастная судьба, что я должен заставлять есть лошадиное мясо сперва армию визиря, а теперь Наполеона и его армию? Этот факт, однако, если вдуматься и откинуть в сторону чувства генерала и государственного деятеля, оставив только человеческое чувство, приводит меня в содрогание. Я не раз плакал над судьбой турок, но признаюсь, что ни разу не плакал, ни одной слезы не пролил из-за французов!
Скажу тебе, моя дорогая дочка, коротко: со времени моей победы, от 6-го до вчерашнего дня, враг потерял более 160 пушек, за исключением тех, которые он принужден был бросить в Москве, и огромное количество людей. Последние дни пленные, попадающие в наши руки, настоятельно просятся на службу к нам. Ещё вчера 14 офицеров из итальянской гвардии просили той же милости, что единственная честь в настоящее время – это носить русский мундир.  Вчера Платов перебил у них много людей и взял свыше 3000 пленных. Между прочими, генералами – Сансон, помощник начальника штаба Бертье, затем начальник штаба 4-го корпуса, а вице-король ускользнул только потому, что был очень плохо одет».
                29-октября император Наполеон прибыл в Гжатск. Стоял сильный мороз. Эстафеты снова перестали поступать со вчерашнего дня из-за появления нескольких неприятельских отрядов на коммуникациях французских войск. Последние депеши из Парижа были ещё от сентября. В Гжатске были обнаружены остатки обоза, присланного из Парижа для императорского двора.  Часть его была перехвачена казаками. Тем не менее, в Ставке царило изобилие. Все пили кло-вужо и шамбертен, как простое столовое вино. Хуже обстояло с лошадьми, которым не хватало корма. Французы начали бросать свои повозки на дороге. Во-время остановки Наполеон заявил, что виновником этой войны, которой он сам опасался, он считает Коленкура, и выставляет его имя на позор перед всем миром.
- Это русский министр, продавшийся англичанам, это он вызвал войну! Изменник втянул в неё и меня, и Александра!
Эти слова были произнесены перед двумя генералами, и были выслушаны с полным молчанием. Коленкур вышел из себя, с гневным жестом недоверия он быстро отошёл, и тем самым прервал этот тягостный разговор.
                30-го октября император Наполеон провёл в Величеве, в красивом помещичьем доме. Но в котором, не осталось ни одной оконной рамы.  Кое-как удалось забить окна и отвести для императора и начальника штаба несколько комнат. В Величеве были получены запоздавшие эстафеты.
                31-го октября и 1-ноября Ставка и гвардия были в Вязьме. Армии были розданы кое-какие пайки. Лошади, принадлежащие Ставке, получили немного корма. Император никак не мог понять тактики Кутузова, оставлявшего французов в полном спокойствии. Погода была хорошая. Император опять заговорил о том, что осень в России такая же, как в Фонтенбло. Что сказками о русской зиме можно пугать только детей. В Вязьме император получил сообщение от генерала Барагэ де Илье, который согласно приказу, занял Ельню. В Вязьме император узнал об эвакуации Полоцка и послал маршалу герцогу Беллюнскому приказ вновь захватить Полоцк, сообщив о своём приближении. Он написал также герцогу Бассано, сообщая ему о своём передвижении, и поручал ему уведомить об этом князя Шварценберга, маршала Макдональда и других, указывая, что цель этого движения – «вступить в контакт с другими корпусами во - время зимы». В Вязьме император остановился, чтобы поджидать принца Евгения и Даву, и наблюдать за дорогой на Медынь и Юхнов, которые в этом месте соединялись с большой Смоленской. Наполеон опасался, как бы Кутузов, оставив Вязьму вправо, не отрезал ему отступление на два перехода дальше, около Дорогобужа. На всякий случай он оставил в Вязьме Нея, чтобы он дождался 4-й корпус, и заменил в арьергарде Даву, которого он считал утомлённым.  Наполеон жаловался на его медлительность, он ставил ему в упрёк, что он отстал от него на 5-переходов. Тогда как должен был отстать только на три. Он считал этого маршала слишком большим методистом, чтобы соответствующим образом руководить таким  необычным походом.
Казаки обстреляли отступающие колонны французских войск из своих лёгких орудий, возимых на санях, и ещё больше увеличили общую сумятицу. Арьергард  французских войск был атакован у села Федоровского в лоб ударом войск Милорадовича, а с тыла казаками Платова. Всего русских было около 20-тысяч кавалерии при поддержки пехоты. Почти сразу корпус Даву оказался отрезан от основных частей и окружён. Маршал Ней, около Вязьмы, который должен был прийти ему на помощь, сам вступил в бой и, вынужден был защищаться. Но принц Евгений был опытным генералом и сразу нашёл выход. Он остановился, развернул свои дивизии по правую сторону большой дороги и удержал на равнине русские колонны, которые пытались отрезать ему эту дорогу. Уже первые русские отряды, врезавшись в правый фланг итальянцев, захватили позицию и удержались бы на ней, если бы Ней не послал из Вязьмы один из своих полков, который напал на русские войска, и заставил их уступить позиции. Таким образом, была упущена возможность отрезать задний корпус французских войск. Кутузов не стал вводить в сражение под Вязьмой все свои основные силы. Так как не хотел, чтобы русские войска несли лишние потери, так как отступление французских войск по Старой Смоленской дороге всё равно бы обернулось для противника большими бедствиями, в том числе бесконечными нападениями партизан и трудностями, вызванными суровой русской замой. Часть основных сил Кутузова атаковала корпус Нея, попытавшись вклиниться между Наполеоном с 3-м корпусом и императорской гвардией с остальной частью армии. Однако Ней стойко отразил все атаки русских. Всю добычу, вывезенную из Москвы, пришлось бросить в Смоленское озеро.
Казаки Платова отрезали часть 4-го корпуса Евгения Богарне на реке Вопь между Дорогобужем и Духовщиной. В ходе боя казаки захватили 62-вражеских орудия и 3,5 тысячи пленных, среди которых оказался начальник штаба 4-го корпуса генерал Сансон, и лишь хладнокровие принца и усилия других командиров спасли его отряд. 
                3-го ноября император Наполеон был в Славкове, где пошёл первый снег. Он пришёл к выводу, что безопасность, которой пользовались фланги французских войск в течение несколько дней, были только хитростью, с целью внушить спокойствие и повторить вблизи Бородина то, что было под Вороновым. В Ставке император узнал о нападении войск Милорадовича с целью отрезать арьергардные дивизии, не дошедшие до Вязьмы, а также он получил сведения, что князю Понятовскому и князю  Эльхингенскому пришлось оказать поддержку князю Экмюльскому, который тогда командовал арьергардом. Что 1-го ноября казаки напали на обоз. В результате боёв большой урон был причинён 1-му корпусу, который обратился в бегство.  Император поручил командование арьергардом маршалу Нею, энергия и отвага которого только возрастали вместе с ростом опасностей и затруднений. Император занялся составлением инструкций, с помощью которых, как он считал, можно будет исцелить все беды, вызываемые нападением казаков. Он предлагал по примеру египетского похода, располагать обозы в центре, в голове и хвосте колонны по полбатальона, а на флангах вдоль всей колонны по батальону, чтобы в случае надобности можно было действовать во все стороны. Корпуса могли следовать на некотором расстоянии друг от друга, а в промежутках между ними должна была двигаться артиллерия. Император много говорил об этих распоряжениях, которые, по его мнению, обеспечивали армии спасение, и рассчитывал занять позиции в Смоленске. Но опасность заключалась не только в казаках, но и в голоде. Император думал, что нападение русских под Вязьмой, было частью общего манёвра всей неприятельской армии, и решил остановиться.  Он надеялся, что сосредоточив силы у Славкова, найти удобный случай для внезапного нападения на противника, который думал, что он преследует только арьергард, и заставить его раскается в этом дерзком преследовании.  Маршал Ней сообщил, что он занимает опушку леса за Вязьмой, так как 1-й и 4-й корпуса отошли, то он ещё до утра возобновит отступление, чтобы не поставить свои войска под угрозу. Он добавлял, что вчерашнее поведение 1-го корпуса явилось дурным примером, и произвёл плохое, и опасное впечатление на все войска. Но это не изменило решение императора осуществить внезапное нападение на русские войска. Он оставался в Славкове в течение 4-го ноября, желая взять реванш. Но так как противник ничего не предпринимал, а от Нея приходило одно обескураживающее донесение за другим, а подходившие корпуса образовывали нагромождение войсковых частей,  то император должен был возобновить своё движение. Впереди шёл Жюно, за ним следовала молодая гвардия, потом 2-й и 4-й корпуса, старая гвардия, Понятовский, Богарне и войска Даву. Ней шёл в арьергарде. 5-го ноября император ночевал в Дорогобуже. Опять похолодало. Сведений о неприятеле не было. Император занялся организацией кавалерийского корпуса для прикрытия флангов. Но кавалерия так поредела, что от этой меры много уже не ожидали. Вот тогда император понял, как много он потерял. 6-ноября император был в Михайловке. Там он получил сообщение об отступлении стоявших на Двине корпусов к Сенно, а также сообщение о прибытии корпуса герцога Беллюнского, который, по его мнению, должен был поправить все дела. На следующий день он послал ему повторный приказ снова взять Полоцк, сообщая одновременно о своём прибытии в Смоленск.
                28-октября Наполеон прибыл в Смоленск.  Это был день неприятных новостей.  Император был сильно озабочен полученными им сообщениями об отступлении войск  на Двине, как раз в тот момент, когда он особенно нуждался в успехе.
В Смоленске Наполеон узнал о заговоре генерала Мале в Париже. Во - главе группы единомышленников он попытался осуществить государственный переворот. Распустив слух, что Наполеон умер в Москве и, оперируя подложными документами, Мале успел занять почти весь Париж. Он арестовал министра полиции Савари, провозгласил Францию республикой, а генерала Моро, который находился в Америке, президентом. Лишь на следующий день военные и полицейские власти арестовали всех участников заговора. Смелость этого предприятия произвела на него необычное впечатление и только после 3-й или 4-й эстафеты, он поверил, что в руках властей находятся как все виновники, так и все нити этого дела. Он говорил об этом деле, как о проделке сумасшедшего. В то - же время он говорил о том, что этот бунт не может быть делом одного человека. Военный министр усматривал в этом деле обширный заговор и его сообщения всё время беспокоили императора. Он говорил Коленкуру:
- Полковник Рабб – дурак. Ему достаточно показать большой печатный бланк с поставленной на нём печатью. Но как был обойдён и обманут Фрошо, человек умный, человек с головой? Он старый якобинец. Должен быть, его ещё раз соблазнила республика. Он привык к переворотам, и этот переворот удивил его не больше, чем десяток других, который он видел на своём веку. Известие о моей смерти, показалось ему, по видимому, правдоподобным и, прежде чем вспомнить о своём долге, он задумался, как бы сохранить своё место. Он присягал добрых 20-раз, и присягу, которая связывает его с моей династией, он забыл так же, как и другие. Быть высшим должностным лицом Парижа  и без всякого сопротивления приготовить в городской ратуше, в своём собственном помещении, зал заседаний для заговорщиков, не навести никаких справок, не принимать никаких мер, чтобы воспротивиться заговорщикам, не сделать ни одного шага, чтобы поддержать авторитет  своего законного государя. Он должно быть, участник заговора, потому что подобная доверчивость со-стороны такого человека, как Фрошо необъяснима. Камбасере и Савари сделали большую ошибку, не арестовав его. Он больший изменник, чем Мале, которого я прощал четыре раза и который всегда занимался заговорами. Но Фрошо член госсовета, начальник администрации важнейшего департамента Франции, человек осыпанный благодеяниями. Это возмутительная подлость и измена.  Ему нечего было бояться умереть с голоду, если он потеряет своё место. Зато он потерял свою честь. Думает ли он, что его честь, менее драгоценна, чем его место? Если бы даже Мале сделал Фрошо первым министром, то он не спас бы его от позора измены своему долгу и своему благодетелю.  Я хорошо знаю, что не всегда можно особенно полагаться на людей, который смотрят на военную карьеру только как на ремесло, на выгодную спекуляцию.  И готовы служить всякому, кто оплачивает их риск соответствующим окладом, но ведь Фрошо – высшее должностное лицо, человек с большим состоянием, отец семейства, обязанный показывать своим детям пример верности своему государю, которая является первейшим долгом каждого. Я не могу поверить в такую подлость.
Император был в негодовании. Он казался оскорблённым до глубины души.
- Когда имеешь дело с французами или с женщинами, то нельзя отлучаться на слишком долгое время. Поистине нельзя предвидеть, что смогут внушить людям интриганы и что случилось бы, если бы там в течение некоторого времени не получили бы никаких известий от меня. А между тем, это может случиться в любой момент, если у русских есть здравый смысл.
Хотя виновники заговора были осуждены, и дело было закончено, но пример, который показал Мале и поведение префекта департамента Сены дали императору пищу для серьёзных размышлений. В особенности его беспокоило то впечатление, которое это происшествие должно было произвести в Европе. Была доказана возможность подобного предприятия и уже одно это казалось императору серьёзным посягательством против власти, открывающим для кое-каких горячих голов, агентов Англии, путь к созданию беспорядков и покушений.
                7-ноября император Наполеон приказал принцу Евгению свернуть с дороги и отправиться в Духовщину, чтобы тотчас занять позиции. Тем временем войска генерала Барагэ де Илье, который по расчётам императора должны были находиться в Ельне, на самом деле отступали к Смоленску, а маршал герцог Эльхингенский ожесточённо сражался под Дорогобужем. Платов преследовал принца Евгения.  В Смоленске император узнал, что армия Кутузова двигается параллельно его маршруту через Ермаково на Ельню.   Все надеялись на смоленские склады и обещанные императором квартиры.
Один вид продовольственного обоза, отправленного из Смоленска арьергарду маршала Нея, напомнил другие времена и поднял на некоторое время моральное состояние войск. Всем казалось, что Смоленск означает конец лишений. Однако зрелище, которое представляла собой дорога, начиная от Михайловки, было ужасным. Многочисленные трупы эвакуированных раненых лежали прямо на дороге, большинство из них погибли от холода или от голода.
                8-ноября Ставка императора была в Городихине. На какое-то время у императора возникла мысль поехать в Смоленск, но с возобновлением морозов образовалась гололедица и дорога сделалась непроезжей, в особенности вечером. Император опасался, что в случае его отъезда за ним потянется куча солдат, отбившихся от своих полков, и это вызовет беспорядок в Смоленске.  Он решил выждать до завтра. Из-за скользкой дороги было потеряно много лошадей.  Почти все шли пешком. Император, который ехал в своём экипаже вместе с князем Невшательским вслед за гвардией, два-три раза в день выходил из экипажа и по общему примеру шёл пешком, опираясь то на плечо князя, то на плечо Коленкура или на кого-нибудь из его адъютантов.
                9-ноября они вновь увидели Смоленск. К сожалению, состояние складов отнюдь не соответствовало ожиданиям. Гражданские власти и начальники воинских частей плохо помогали губернатору Смоленска генералу Шарпантье. Ему удалось собрать лишь немного продовольствия.
Запасы продовольствия оказались незначительными.  Поставщику провианта удалось спасти свою жизнь лишь после долгих молений на коленях перед Наполеоном.
- Когда я прибыл сюда, - говорил он, - стаи отставших от армии солдат уже внесли в Смоленск разрушение и ужас. Здесь умирали от голода точно так же, как и на больших дорогах.
Евреи высказались доставить провиант, затем взялись помочь литовские помещики. Наконец показался первый фургон обоза с продовольствием, собранным в Германии. С ними прибыло несколько сот немецких и итальянских быков. Но несколько продовольственных обозов было перехвачено неприятелем. В Красном было отнята целая партия быков в 800-голов.  Продовольствия хватило при самых минимальных нормах выдачи всего на несколько дней. Уже в первые дни пребывания французов в Смоленске начался грабёж складов. После пятидневного пребывания в Смоленске Наполеон не дав, как следует отдохнуть войскам и, не успев привести их в порядок, решил отступать дальше на запад. Поспешное оставление Смоленска было связано с тем, что надежды Наполеона подкрепить армию свежими силами не оправдались. Корпуса маршала Виктора в Смоленске не оказалось. Отборные войска Даву, Богарне и Мюрата, измотанные в многодневных боях уже не представляли серьёзной силы. Уходить из Смоленска, как можно быстрее необходимо было ещё и потому, что русская армия и партизанские отряды со всех сторон обложили город, а основные силы русских угрожали перекрыть все пути для отступления.
                Лишённые самого необходимого, многие офицеры, в том числе и офицеры высших рангов, показывали дурной пример, осуществляя принцип «спасайся, кто может». Авангард Барагэ де Илье занял невыгодную позицию в Ляхове, им командовал генерал Ожеро, который плохо произвёл разведку и ещё хуже расположил свои войска. Авангард был окружён неприятелем, подвергся нападению и попал в плен (2-тысячи человек). Император и князь Невшательский объясняли эту неудачу непредусмотрительностью генерала Барагэ де Илье, который, как они говорили, сам лично ничего не осмотрел, но главным образом они приписывали её бездарности генерала Ожеро. Император счёл это событие удобным предлогом, чтобы продолжать отступление и покинуть Смоленск, хотя совсем недавно мечтал устроить в Смоленске свой главный авангардный пост на зимнее время.  Он согласился, что в этих условиях невозможно занять позиции в Орше и Витебске. К тому же он узнал, что герцог Эльхингенский, который шёл в арьергарде имел столкновение под Дорогобужем. И он должен был вызвать вице-короля обратно. Полученные им сведения о потерях, понесённых вице-королём при выполнении этого манёвра, были весьма неприятны. В Смоленске он получил воззвание Кутузова к армии.
                Император Наполеон делал всё возможное, чтобы собрать в Смоленске свои корпуса, не останавливая движение армии. Было роздано много пайков. Он также занимался также эвакуацией того немногого, что ещё оставалось в арсенале.  Всё его внимание было посвящено гвардии, которую он надеялся спасти от разложения, так как она ещё сохранялась в крепости. Один артиллерийский генерал из гвардейского корпуса рискнул как-то предложить ему пожертвовать несколькими орудиями, чтобы не доводить лошадей до полной потери сил,  так как они и без того были изнурены и число их было ниже потребной нормы, но император не стал его слушать. Во - время пребывания в Смоленске император каждый день ездил верхом и ещё раз осмотрел город и окрестности. Он не сомневался, что сможет расположить армию на позициях, как только соединится с корпусами, стоящими в Волыни и на Двине. Он ожидал прибытия польских казаков.   Коммуникации были прерваны, и уже в течение нескольких дней он не получал больше сообщений ни из Франции, ни из Вильно, ни даже от корпусов на Двине.  Всё это немало беспокоило императора, который держался, тем не менее, твёрдо и непоколебимо. Эти черты характера иногда злили его приближённых, но были способны воодушевить наиболее удручённых людей. В Смоленск прибыли продукты для императорского двора и армии, в том числе рис. Один виноторговец привёз для продажи большое количество вин, водок и ликёров.
                14-ноября Наполеон покинул Смоленск, обеспечив муку для войск герцога Эльхингенского, который находился в арьергарде. Через час, после прибытия в Корытню стало известно, что казаки атаковали артиллерийский парк и войсковой обоз, перевозивший трофеи, захваченные в Москве, а также императорский обоз. Был захвачен чемодан с картами. Император не проявил по этому поводу никакого неудовольствия. Ночью Наполеон вызвал Коленкура и вновь говорил о необходимости своего возвращения во Францию. Он начинал замечать дезорганизацию армии, но надеялся, что соединение с корпусами, которые ждут её на Березине, быстро восстановят порядок. Он снова горько жаловался на генерала Барагэ де Илье, неумелым действиям которого он приписывал потерю большей части корпуса, находившегося в Смоленске. Он возлагал на него ответственность за то, что теперь необходимо продолжать отступление и терять линию Витебск – Орша, которую  прежде он надеялся удержать. (Граф, генерал Барагэ де Илье, сдался в плен со-своей дивизией. Умер из-за болезни в декабре 1812 года).
 -  Со-времён Байлена, - повторял император, - не было примера такой капитуляции в открытом поле.
Он опять говорил о польских казаках, которые по его словам должны были прибыть в ближайшие дни. Император надеялся, что ему удастся всё восстановить и даже занять внушительную позицию, как только он будет иметь в своём распоряжении минские склады.
- Я найду подкрепления на каждом шагу, - говорил он, - тогда как Кутузов будет ослаблять свои силы переходами, и будут отдаляться от своих резервов. Он остаётся в стране, которую мы истощили. Для нас имеются склады, а русские будут умирать от голода.
Дорога в это время представляла собой сплошной лёд, на котором с трудом держались на ногах отступающие французские солдаты, даже пешие. Каждое мгновение приходилось сбрасывать с дороги экипажи и фургоны, загромождавшие путь. Все торопились, и никто не заботился о наведении порядка. Штаб главного командования не сомневался, что ему будут плохо повиноваться и что если даже восстановить порядок, то он продержится не более минуты, а потому и не принимал никаких мер.
                30-октября Кутузов направил письмо Кутузовой с высказыванием о судьбе Наполеона:
«Я, слава богу, здоров, мой друг, но хворал очень поясницею, так что не мог на лошади сидеть…
Беннигсена почти к себе не пускаю и скоро отправлю. Сегодня я много думал о Бонапарте, и вот что мне показалось. Если вдуматься и обсудить поведение Бонапарта, то станет очевидным, что он никогда не умел или никогда не думал покорить судьбу. Наоборот, эта капризная женщина, увидев такое странное произведение, как этот человек, такую смесь различных пороков и мерзостей, из чистого каприза завладела им и начала водить на помочах, как ребёнка. Но увидев спустя много лет и его неблагодарность, и как он дурно воспользовался её покровительством, она тут же бросила его, сказав: «Фу презренный! Вот старик,- продолжала она, - который всегда обожал  наш пол, боготворит его и сейчас, он никогда не был неблагодарным по отношению к нам и всегда любил угождать женщинам. И чтобы отдохнуть от всех тех ужасов, в которых я принимала участие, я хочу подать ему свою руку, хотя бы на некоторое время…
Письмо это получишь через  Фигнера - здешний партизан. Погляди на его пристально, это человек необыкновенный. Я этакой высокой души ещё не видал, он фанатик в храбрости и в патриотизме, и бог знает чего он не предпримет. Начав от Бородина, неприятель от нашей Главной армии потерял 209 пушек, почти примеру нет…»
 31-октября Кутузов направил письмо Вязьмитинову об обеспечении армии медикаментами и создании аптечных магазинов в Москве и Белеве.
                В Ельне, где в это время находилась главная квартира главнокомандующего, Кутузов за завтраком заслушал доклад генерала Ермолова о выступлении Наполеона из Смоленска на Красный. Барон Беннигсен (ещё до своего отстранения) предложил необходимость скорейшего движения армии на Красный. Он был удивлён этой грубой ошибкой Наполеона, который в Смоленске потерял много времени, хотя за это время мог бы перейти на другой берег Днепра, не преследуемый нашей армией. Этого же мнения придерживался и генерал Ермолов.
Генерал-адъютант граф Орлов-Денисов просил освободить его от обязанностей командира отдельного отряда по болезни, вместо него был назначен генерал-майор Бороздин. Кроме того, был составлен новый отряд из 19-го егерского полка и достаточного количества казаков под начальством генерал-адъютанта графа Ожаровского. Приблизившись к Красному он не соблюдал должной осторожности, полагая, что отступающий неприятель ничего не предпримет. И ночью он был  атакован гвардией Наполеона в больших силах и понёс большие потери. Государю было описано происшествие с выгоднейшим истолкованием и все остались довольны.
                31-октября Кутузов направил письмо адмиралу Чичагову со сведениями о состоянии тыла противника:
«Господин адмирал!
Для большей уверенности посылаю ещё раз вашему превосходительству достоверные подробности, почерпнутые из переписки, вплоть до писем самого Наполеона, - копии с которых я вам уже отослал. Из этих выдержек Вы увидите, господин адмирал, как в действительности ничтожны те средства, коими располагает противник в своём тылу в части продовольствия и обмундирования.
Другие мои сообщения поставят Вас в известность о порядке военных действий армии, при которой я нахожусь,  равно как и о том, чем вам надлежит руководствоваться в наших действиях. В заключение позвольте ещё раз заверить Вас в глубоком уважении, с коим имею честь пребывать, вашего превосходительства, господин адмирал, преданным и покорным слугой».

                1-ноября Кутузов направил письмо Малороссийскому губернатору Лобанову-Ростовскому о ликвидации некомплектности офицеров в казачьих полках.
1-ноября Кутузов направил письмо министру полиции Балашову о вызове гражданских губернаторов в губернии, освобождённые от противника.


ГЛАВА № 11

                11-1. Князь Кансуров и Крапивин просёлочными дорогами, обходя патрули и аванпосты французской армии, выдвинулись в район деревни Акулово, где находилась база их партизанского отряда, недалеко от столбовой дороги, ведущей из Смоленска в Москву. И затем уже во - главе всего отряда они немедля направились к деревне Осокино, в которой находился опорный пункт партизанского отряда полковника Давыдова. Необходимо было срочно обсудить план дальнейших действий и наладить взаимодействие двух отрядов, так как появились сведения, что главные силы французской армии оставили Москву. Но весь путь до Осокино князь думал не об этом, а о Марине Девеевой. Он вспоминал каждое сказанное ей слово, как просто она разговаривала с ним, ни как с человеком, с которым только что познакомилась, а как с хорошо знакомым другом, словно провела с ним многие годы. Для Кансурова, имеющего не очень большой опыт общения с женщинами, это было непривычно и удивительно, будто они только недавно расстались и вновь после  недолгой  разлуки встретились. И это давало ему надежду и повод думать о том, что между ними вполне возможны более близкие отношения. Если, конечно, он может вообще заинтересовать такую девушку, как Марина. И ему вдруг очень захотелось направить своего коня не в Осокино, а в Проскурово.
                Подполковник Давыдов находился в своей жарко натопленной избе и встретил его, как всегда крепким и энергичным пожатием руки. Он был  в красной рубашке с косым воротником, в тёмно-синих суконных шароварах с подтяжками и в малиновой татарской феске.  Такой наряд он предпочитал во - время отдыха. Раскуривая свою трубку с длинным чубуком, подполковник  рассматривал карту Смоленской губернии. Между прочим, он рассказал о действиях отряда у Вязьмы. К тому времени его отряд был усилен и имел уже более 800-человек. Французы направили специальный отряд для уничтожения отряда Давыдова , который  к тому времени был усилен ещё 500-казаками.  В случае нападения превосходящих сил противника отряд Давыдов планировал действовать с рассыпном строе, в готовности к  рассыпному отступлению. Пробираясь к предварительно назначенному в 10-верстах, иногда в 20-верстах от поля сражения к сборному пункту. Ротмистр Чеченский, с казаками (чеченец по национальности, который сам выбрал себе такую фамилию) встретил фуры с провиантом на дороге к Вязьме и захватил их. Майор Храповицкий около Семлёва увидел многочисленный
транспорт, который перевозил новую одежду и обувь на весь 1-й Вестфальский гусарский полк и захватил его. По дороге от  Вязьмы в Лостино отряд Давыдова столкнулся с крупным отрядом французских войск. В плен было захвачено до 400-человек. Он направил курьера  к Кутузову с этим известием. Но, как потом выяснилось, этот курьер был захвачен и погиб. А, когда Кансуров предложил обсудить план дальнейших действий, тот молча протянул ему уже расшифрованное распоряжение главного штаба русской армии, подписанное генералом Коновницыным о том, что все партизанские отряды должны действуя на главной коммуникации французской армии всеми силами препятствовать выходу войск противника в южные губернии, в то-же время, затрудняя её отступление в направлении Смоленск – Красное и далее. Было понятно, что для исполнения этого распоряжения у пусть и многочисленных партизанских отрядов просто не хватит сил.
- Что будем делать?- спросил князь, чтобы узнать, что думает подполковник по этому поводу, хотя решение напрашивалось само собой.
Тот только усмехнулся, было видно, что хитрец Давыдов уже всё обдумал и давно нашёл нужное решение.
- Будем действовать, как и раньше. Нападать на мелкие партии врага и избегать боя с крупными силами. И конечно уделять особое внимание обозам противника, препятствуя французам вывозу награбленного из нашей страны.
Между прочим, подполковник поинтересовался новостями из штаба и Кансурову пришлось рассказать о всех слухах и сплетнях известных ему. А, когда князь поинтересовался причинами такого интереса Давыдова к слухам и сплетням, циркулирующим в штабе, тот заметил:
- Дело видно идёт к концу, и совсем скоро партизанские отряды наверняка будут расформированы, а я признаться уже несколько привык к нашей партизанской вольнице. И пока мы сами можем определять свои действия, во-всяком случае, мне  вовсе не светит попасть  в подчинение какого-нибудь генерала-самодура, и в особенности оказаться на каком-либо второстепенном направлении. Пока мы можем сами определять свои действия, и я надеюсь продлить такое положение как можно дольше. Тем более, что я уже получил указания от генерала Витгенштейна  и от генерала Маркова, каждый из них в приказном тоне предлагает мне присоединиться к их отрядам.
- И что - же вы будете делать в такой ситуации? – не мог не спросить  Кансуров.
- Я уже ответил им в письменной форме, что, к сожалению уже получил приказ присоединиться к отряду генерала Ермолова.
Они от всей души посмеялись над этой уловкой подполковника. А Давыдов, после небольшой паузы добавил.
- А вам ваша светлость я предлагаю действительно присоединиться к нашему отряду. Неизвестно, что нас всех ждёт впереди.
На том они и порешили.
А говоря о сплетнях и слухах, Кансуров не забыл упомянуть о едва несостоявшемся заговоре против главнокомандующего и оставлении армии генералом Беннигсеном. Услышав эти новости, полковник вскочил со своего стула и, взволнованно заходил по комнате, словно мерил шагами скромные её размеры. Затем затянувшись дымом табака из своей трубки, которую он не выпускал из своих рук, выдавил из себя:
- Сволочи, - после небольшой паузы добавив. – Знаете князь, я никогда полностью не доверял и не доверяю нашим генералам из штаба. Барклай и Беннигсен - это же клубок змей, которые жалят друг друга. Мерзавцы и карьеристы – вот кто на самом деле руководят нами. Увы - увы. Не дай нам бог попасть под команду бездарного и тупого начальника. В мирное время любая армия наводнена подобными людьми, и только война может определить: кто есть кто. И только благодаря войне, армия получает возможность очиститься от трусов, дураков, предателей и мерзавцев. В этом, как ни странно и заключается и положительная сторона всякой войны для армии. Правда, есть нечто такое, что хуже войны – это проигранная война. Ведь наличие  большого количества дураков, трусов и предателей может привести армию к неизбежному поражению.
Кансуров не мог также не рассказать Давыдову о настроениях  особенно в среде молодых офицеров, о требованиях по реформе государственного устройства России и отмене крепостного права. Полковник на это заметил, что он сам, безусловно, за отмену крепостной зависимости. Но за отмену не путём какой-то революции, или государственного переворота. Подобные вопросы должны решаться только путём последовательно проведённых реформ. Но задумайтесь над таким вопросом князь, почему подобные вещи мы обсуждаем именно сейчас, когда идёт очень тяжёлая война и враг топчет нашу землю?  Не наши ли враги навязывают нам подобную дискуссию.
                Но им не удалось обстоятельно обговорить эти вопросы, так как вскоре подполковнику Давыдову донесли, что разведывательный дозор обнаружил небольшой обоз французов в двадцать подвод, охраняемый около полусотней всадников. Давыдов предложил осуществить нападение на его охрану и отбить обоз.  И вместо обеда пришлось выдвигаться в район деревни Строгино. Это место было выбрано подполковником в качестве района сосредоточения для нападения на обоз противника. Но на этот раз, Давыдов не стал устраивать засады по всем правилам военного искусства, а используя любимый приём казаков, и учитывая открытую местность, отряд просто лавой надвинулся на конный отряд французов, которые увидев атакующих тут - же бросились врассыпную в разные стороны, без всякого сопротивления бросив свой обоз с награбленным на произвол судьбы. Что  стало характерным для французов в последние дни, которые теперь всячески избегали боя. В подводах оказалось много разнообразного добра, похищенного французами из русских церквей и богатых домов. Полковник распорядился Кансурову с его казаками доставить обоз в главный штаб русской армии, хотя больше всего ему сейчас хотелось оказаться в Проскурово и вновь увидеть Марину Девееву, о которой он думал всё время.
                Благополучно добравшись в расположение главного полевого штаба русской армии, подполковник Кансуров доложил о захваченном обозе полковнику Закревскому, а тот в свою очередь дежурному генералу Коновницыну, который изъявил желание лично осмотреть обоз. Но вместе с дежурным генералом для осмотра обоза неожиданно прибыл и сам главнокомандующий генерал-фельдмаршал князь Кутузов. Кансуров впервые видел Кутузова, и он показался ему не таким уж и старым, как об этом рассказывали некоторые офицеры. Кутузов был в потёртом сюртуке без эполет, без повязки на глазу и в какой-то старой простой солдатской шапке, что удивило его больше всего. Осмотрев подводы с награбленным французами добром, он укоризненно качал своей большой седой головой, когда ему показывали иконы, сорванные со стен русских храмов и похищенную разнообразную церковную утварь.
- Вот тебе братцы и цивилизованные европейцы. Это они нас всё время пытаются   цивилизовать по примеру других европейских стран, - громко заметил он, обращаясь к казакам. – Это у них такое воспитание. Да простим им это братцы, не ведают, что творят.
Но тут острый глаз фельдмаршала заметил, какие-то банки в мешках. Он громко спросил:
- А, что это?
Кто-то из самых смелых и опытных казаков ответил, что это так называемые французские консервы, с тушёным мясом, предназначенные для длительного хранения. Кутузов удивился и сказал, что если это так, то эти штуки казаки могут оставить себе, в качестве дополнительного продовольствия. Но этот же смелый казак ответил, что им не нужно такого дополнительного питания, ведь возможно это лягушачье мясо, ведь французов не зря называют гурманами, к которому эти лягушатники большие охотники. При этих словах все казаки громко рассмеялись. Кутузов приказал вскрыть одну из банок. Это пришлось сделать Крапивину. Своим большим и острым кинжалом он легко вскрыл податливое тонкое тело железной банки. Главнокомандующий предложил казакам испробовать мясо, но никто из них не решился сделать это. Тогда неожиданно для всех Кутузов, забрав кинжал из рук Крапивина, и поддев им кусочек мяса, отправил его себе в рот. Все затихли и с нетерпением ожидали реакции главнокомандующего на это заморское угощение. Но к их разочарованию фельдмаршал, спокойно прожевав, проглотил этот кусок, заметив, что мясо не лягушачье, а обыкновенная говядина и что есть это вполне можно. Но повторить этот подвиг из казаков никто не решился.
- Знаете ребята, - сказал им вдруг главнокомандующий. – Вот вы говорите, что французов в Европе считают особыми гурманами, любителями и знатоками вкусной еды. Но мы русские  не только разгромим армию этих захватчиков, но и заставим этих мародёров - гурманов есть дерьмо. Прямо мордой и в говно.
Эти слова Кутузова вызвали громкий смех всех присутствующих.
Эта неожиданная встреча с фельдмаршалом Кутузовым, к которому он испытывал огромное уважение, заставила Кансурова о многом задуматься, и ему вдруг захотелось задать светлейшему много вопросов, о которых он думал всё последнее время, о  том, что как должно развиваться Российское государство, о крепостном праве и о реформах. Но он так и не решился это сделать в присутствии многих людей, тогда не зная, что у него больше никогда не будет такой возможности.
                Но зато у него была возможность задать эти вопросы графу Чернышёву, который пригласил его и Крапивина вместе отужинать. Граф очень удивился этим вопросам.
- Неужели ваша светлость и вас сумели завербовать враги нашего отечества, - шутливо заметил он, делая небольшие глотки прекрасного французского вина, бутылку которого он захватил с собой из Петербурга. - Эка вас пробрало. Когда вам задают такие вопросы, знайте, что это могут делать только враги нашего отечества. Сама постановка этих вопросов, в то время когда идёт война против нашего отечества и когда наша страна подверглась коварному нападению со стороны другого государства, когда мы испытываем настоящее нашествие, является преступной. Хотя я прекрасно понимаю, что на эти вопросы рано или поздно
 нам придётся найти ответы.
- Вот, вот ваше сиятельство и я об этом, - подхватил этот шутливый тон Кансуров, - и я думаю, что нам от этого не уйти. Я могу согласиться с тем, что сейчас не место и не время об этом думать, что мы ещё не готовы для таких радикальных реформ, но думать об этом рано или поздно придётся.
- Главное, чтобы это не было слишком поздно, - вдруг заметил граф.
- Что вы имеете в виду? – не мог не спросить Кансуров.
- Когда мы решим, что мы готовы, чтобы принять решение о реформировании нашего государства, может так случиться, что будет слишком поздно. И наше государство может просто исчезнуть, словно его и не было, и все наши жертвы, которые мы принесли и которые ещё принесём, окажутся напрасными. Дело в том, что у нас слишком много нетерпеливых людей, и все они страдают одной болезнью, которую я называю нетерпением сердца. Им не терпится оказаться в раю, но рая на земле не было и никогда не будет. 
- Но среди этих людей, выступающих против, скажем крепостного права, есть даже люди, которые являются сами крупными помещиками или потомками крупных землевладельцев, а значит, и имеют огромное количество крепостных. Как нам в этом разобраться, как к этому относиться и как это понимать?- не мог не спросить графа Кансуров.
- Дело в том, что эти люди в большинстве своём выступают больше и скорее не против собственно крепостного права, но выступают, безусловно, за предоставление больших свобод русскому народу.  И трудно с ними  в этом не согласиться. Одного только они не понимают, что мало предоставить крепостному народу свободу, надо обеспечить этих людей и средствами труда, то есть в первую очередь,  землёй, иначе это будет свобода ради свободы. А людям нужна, прежде всего, не призрачная свобода, которая конечно важна сама по себе, а возможность практического обеспечения своей жизни и жизни своих детей.  И наши некоторые помещики, выступающие за немедленную отмену крепостного права, не понимают, что с освобождёнными крепостными нужно будет в первую очередь поделиться безвозмездно землёй, которая им сейчас принадлежит на правах частной собственности, а на это они не готовы пойти.  Этого они не хотят понять потому, что страдают очень опасной болезнью нетерпением сердца, - повторил он. - После небольшой паузы, граф неожиданно задал вопрос Крапивину, а что думают простые мужики об отмене крепостного права?
- Тот ответил, что простым мужикам всё едино.
Этот ответ удивил и Чернышёва и Кансурова. Увидев большое удивление на их лицах, Крапивин, спокойно попивая французское вино из  бокала добавил:
- Дело в том ваше сиятельство, что есть крепостное право, нет крепостного права на самом деле жизнь простого мужика по большому счёту от этого не изменится.
Это утверждение Крапивина заставило всех замолчать, и на этом обсуждение этого скользкого и непростого вопроса было прекращено. Но неожиданно Чернышёв заговорил о предателях, которых хватает в нашем отечестве, даже среди священников. Александр Иванович сообщил, что по некоторым данным, как стало известно, две трети духовенства по могилёвской епархии уже учинили присягу на верность врагу отечества. Архиепископ Витебский и Могилёвский Варлаам повелел всей епархии величать «впредь» в благодарственных ко всевышнему молебствиях вместо императора Александра французского императора и италийского короля великого Наполеона. В Смоленске отцы города встречали Наполеона с крестом в знак покорности, в Минске епископ служил торжественную обедню в честь завоевателя, а в Подолии и на Волыни священнослужители раздавали своим прихожанам листки с текстом «Отче наш», где вместо имени бога было вставлено имя императора французского. Такое отступничество некоторых пастырей от веры, царя и отечества может рождать у простого народа только недоверие к государю, законному правительству и российской армии. А слабых людей заставить верить в то, что Россия пропала и уже никогда не возродится. Более того, могу вам сказать, что во-многих наших губерниях зреют антикрепостные бунты и даже среди отрядов народного ополчения. Уже есть факты, когда крестьяне поднимаются против своих помещиков, призывая себе на помощь французских солдат.
Эта информация просто поразила Кансурова и Крапивина, и заставила о многом задуматься.
                На обратном пути из штаба, князь Кансуров, решил воспользоваться такой возможностью, чтобы направить свой отряд прямо в Проскурово, как знать, возможно, очень скоро им придётся покинуть этот район, так как ему очень захотелось вновь увидеть Марину Девееву, о которой он думал все последние дни. И уже направляясь непосредственно к барской усадьбе, они не могла не заметить происшедшую за время их отсутствия перемену. Все окна в доме были закрыты ставнями, словно он был не жилой и все люди покинули его. К ним никто не вышел навстречу. И только поднявшись на крыльцо, дверь дома неожиданно распахнулась, и они увидели майора в отставке старика Девеева. Но это был уже не прежний, несмотря на возраст,  энергичный, сильный и уверенный в себе человек. Он словно за очень короткое время состарился ещё больше. Одет он был небрежно в какую-то старую потёртую домашнюю куртку, еле передвигая ногами, старик вплотную приблизился к князю, словно плохо его видел и вместо приветствия произнёс:
- А это вы князь? Я вас ждал, - неожиданно добавив, - вас проведут к Марине.
Старый слуга майора Михалыч, пригласив Кансуров за собой, повёл его куда-то в сторону от дома в сторону сельского кладбища. И почти сразу князь без всяких пояснений понял, что случилось нечто роковое и непоправимое. Михалыч рассказал, что несколько дней назад в Проскурово объявился небольшой отряд французских войск. Старый барин поднял свой отряд по тревоге и направился с ним навстречу с этими мародёрами, чтобы не допустить разграбления Проскурово. В короткой схватке нашим мужикам удалось разбить и разогнать этих мародёров, но надо же было такому случиться, один из французов, когда его пытались разоружить, успел выстрелить и это случайный выстрел сразил молодую хозяйку на месте. Её смерть была мгновенной. Марину Девееву похоронили три дня назад. Михалыч провёл князя Кансурова к свежей могиле с простым деревянным крестом и оставил его там одного. И князь простился навсегда со своей несостоявшейся любовью. Он простился не только с Мариной, он словно прощался с самим собой, словно убили и его самого, он прощался со-своей мечтой. Он думал о том, как странно и жестоко поступила с ним судьба, подарив и тут - же лишив его всякой надежды. Князь долго стоял у её могилы, пока ноги его сами не привели обратно в дом хозяина усадьбы, которому он хотел выразить свои соболезнования. Но эта неожиданная гибель Марины его так поразила, что он вначале не мог вымолвить ни одного слова, которые казались ему сейчас фальшивыми и искусственными. Но Девеев сам помог ему в этом, сказав, что теперь его жизнь не имеет для него никакого смысла. И, что совсем скоро он надеется встретиться со своей любимой дочерью, если конечно, на самом деле существует на другом свете, эта чёртова другая жизнь. А у Кансурова вдруг вырвалось, что он  любил Марину, и теперь он будет мстить французам за его дочь, и будет искать смерть в бою. Но Девеев равнодушно выслушал эти слова князя и только молча кивнул головой, а потом, извинившись неожиданно ушёл. Ничего не оставалось, как отправиться в Акулово.
И всё последнее время Кансуров думал о Марине Девеевой. Почему судьба так поступила с ней и так жестоко посмеялась над ним. Вначале подарив, и тут - же оставив без всякой  надежды. Поэтому друзья, в особенности подполковник Давыдов и Фёдор Крапивин старались при нём не упоминать о Марине, о её отце или заводить любой разговор на эту тему. Участвуя в последнее время в нескольких стычках с отступающими отрядами французских войск, князь Кансуров приказал французских пленных расстреливать на месте и  никто не осмелился оспаривать этого его приказа. Пока подполковник Давыдов, не выдержав всё - же завёл разговор с ним о том, что, не слишком ли так жестоко поступать с пленными. В глубине души понимая, что подполковник Давыдов прав, князь приказал своим бойцам, больше не брать в плен французов вовсе, чтобы избежать дальнейших упрёков, в то - же время полностью исполняя свою клятву о мщении, данную самому себе.
                Выполняя задание директора  особого департамента полковника Закревского, воспользовавшись французским пропуском, внедриться в одну из колонн отступающих французских войск, чтобы попытаться выяснить в какой колонне находится главный штаб армии и сам император Наполеон, Кансуров и Крапивин направились к столбовой Смоленской дороге. Французскому дозору, который пытался их остановить они, предъявив пропуск, подписанный маршалом Бертье, на хорошем французском языке заявив, что разыскивают капитана Савеньи. Но тем ничего не было известно о том, где находится и с каким соединением отступает главный штаб французской армии. Они не могли не обратить внимания на состояние французских войск. Насколько были истощены и изнурены люди и лошади. «Великая армия» совсем недавно выглядевшая превосходно подготовленной и уверенной в своей силе, теперь представляла из себя группу измождённых до нельзя и голодных оборванцев, которые страдали не сколько от противника, сколько от голода и холода, вынужденные круглыми сутками находиться под открытым небом, без горячей пищи, постепенно теряя свой человеческий облик, превращаясь в диких зверей. С большим трудом, перебираясь от одной колонны французских войск к другой, им всё же удалось выяснить, что главный штаб, где, что было позднее подтверждено, находится и сам император, вместе со старой гвардией, уже покинули Смоленск, направляясь к Красному.
                Посчитав задание выполненным, Кансуров и Крапивин благополучно возвратились в Акулово.  И, отправив с вестовым зашифрованное сообщение о выполнении задания полковнику Закревскому, вдвоём  направились к Красному, где должен был находиться и отряд подполковника Давыдова. Но не успели они продвинуться и несколько вёрст, как попали в засаду. И по всему было видно, что это были не французы, а какие-то неизвестные люди, без военной формы, возможно обычные разбойники, которые пытаются поживиться за их счёт, настроенные весьма решительно. Но потому, как действовали нападавшие, которых было около десяти человек, стало понятно, что они явно ждали именно их, и что у них одна цель. Они совершенно не пытались взять их живыми, обрушив на Кансурова и Крапивина шкал огня, от которого, правда, им удалось каким-то чудом, благодаря своим лошадям, не впервые попавших в бой увернуться. Учитывая, что силы были  не равны, им пришлось спасаться бегством. Теперь вся надежда была только на лошадей. Удастся ли им выдержать этой бешеной скачки по снежному полю и не попасть в какую-нибудь яму или ложбинку. И совсем скоро им пришлось убедиться в том, что на этот  раз им легко не выйти из этого положения. Тем временем, Крапивину, который периодически отстреливался на полном скаку от нападавших, удалось выстрелом сбить с лошади одного из них. А Кансуров не сбавляя хода своей лошади, крикнул Крапивину, что им нужно разделиться, и чтобы тот направил свою лошадь в сторону Осокино,  возможно ему удастся встретить  разведывательный дозор партизанского отряда подполковника Давыдова, а сам он будет пробиваться в направлении Акулово, навстречу наступающим русским войскам.               
Но этот их манёвр был полностью проигнорирован нападавшими, которые не обратили никакого внимания на Крапивина и все бросились за князем Кансуровым. Таким образом, разделить своих врагов им не удалось. И стало понятно, что это столкновение не случайно, что это не обычные мародёры, что это охота именно на него. Периодически князь отстреливался от нападавших, если кому-то из них удавалось приблизиться к нему на слишком близкое расстояние. И ему показалось, что даже узнал в одном из нападавших майора Парка, а остальные были явно русскими и возможно даже офицерами. Почему-то он подумал о том, что будет обидно погибнуть от рук своих - же офицеров. Впрочем, какие они ему свои? Мерзавцы и предатели никогда не будут для него своими. Вдруг его лошадь, словно споткнувшись, стала постепенно  замедлять свой ход, и только тогда он понял, что пуля попала ей в заднюю ногу. Пришлось направить коня к реке в надежде, что ему удастся переправиться по льду на другой берег реки и оказаться совсем близко от столбовой дороги, где даже французские солдаты были бы для него спасением. И, когда казалось, что ему это удастся осуществить этот свой план, его лошадь неожиданно провалилась в воду, неудержимо затягивая его вместе с собой под лёд. Но ему удалось с большим трудом освободить свои ноги из стремян, и дотянутся до ближайших кустов, давая шанс выбраться на другой берег, но пуля попала ему в спину, опрокинув его на круп своей лошади. И он был уже не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой.
                Когда Фёдор Крапивин вернулся к этому месту с небольшим дозором казаков, которых он встретил по пути в Осокино, всё было кончено. Нападавшие скрылись с места преступления, а тело князя Кансурова так и не было найдено, видимо его вместе с лошадью затянуло течением под лёд и его посчитали пропавшим без вести. А Фёдор Крапивин до самого окончания войны прослужил в отряде подполковника Давыдова, пока граф Чернышёв не отозвал его в распоряжение Особого департамента. Русской разведке, как всегда не хватало опытных разведчиков. За боевые заслуги он получит «Георгиевский крест» и ему будет присвоено звание унтер-офицера. Граф Чернышёв устроит его в интендантскую часть, где он займётся обеспечением всем необходимым английской миссии при полевом штабе русской армии. Русской разведке нужны были свои глаза, чтобы приглядывать за англичанами, которые давно вызывали у графа законные подозрения. Крапивин очень тяжело пережил гибель князя Кансурова, который был для него больше чем друг и скорее был братом. Но он даже не догадывался о том, что к его гибели имеет прямое отношение майор Парк и какие-то русские офицеры, иначе он бы попытался отомстить каждому из участвовавших в этом преступлении. А по интендантской части ему пришлось заниматься снабжением английской миссии в соответствии с заключённым договором  между двумя правительствами всем необходимым, в первую очередь продовольствием и конечно спиртным,  до которого англичане оказались большие охотники. И эти его теперь новые служебные обязанности позволяли внимательно следить за этими большими охотниками за чужими секретами. Майор Парк  видимо даже не запомнил его, по-крайней мере он не обращал на него никакого внимания. И это позволяло использовать Крапивина в этом новом качестве, который, правда, не знал английский язык, но довольно сносно говорил на французском, на котором в большинстве случаев общались англичане, особенно с русскими офицерами. Русскую контрразведку не могли не заинтересовать многочисленные «посиделки», на которые англичане приглашали много русских офицеров, которые особенно участились, когда армия  заняла позиции в Тарутино. И для этих вечеринок требовалось много спиртного. Крапивин, чтобы войти в доверие к англичанам и вызвался обеспечить поставку этого спиртного для этих вечеринок, что позволяло ему следить за всеми разговорами и постоянными посетителями. И если первое время в разговорах с русскими офицерами англичане упорно пытались убедить их в недопустимости мирных переговоров со своим французским противником, то потом, когда стало очевидным, что русский царь не пойдёт ни на какие мирные переговоры, они стали делать упор на необходимости в России прогрессивных преобразований, отмене крепостного права, введении конституционной монархии, избрании парламента, не останавливаясь при этом в случае необходимости даже перед государственным переворотом. И в этих разговорах, которые умело заводились англичанами, Крапивина всегда удивляло то обстоятельство, как легко с ними соглашались некоторые русские, особенно молодые офицеры, нисколько не оспаривая этих тезисов, хотя многие из них являлись сыновьями крупных помещиков, владельцев тысячей крепостных душ. И это всегда удивляло и поражало, и заставляло о многом задуматься. А, когда он докладывал об этих разговорах графу Чернышёву, тот однажды отделался шуткой: 
- Если все стремятся из грязи в князи, то наши князи стремятся в грязи.
И хоть эта шутка была забавной, но почти ничего не объясняющей. И было ясно одно, если о необходимости отмены крепостного права  говорят даже крупные помещики или их наследники, то страну очень скоро ждут большие перемены.
                Но первое время слежка за англичанами и майором Парком не давала никаких конкретных результатов, если не считать этих странных посиделок и опасных разговоров.  Но вскоре удалось выяснить, что время конных прогулок, вдали от аванпостов русских войск, майор Парк периодически встречается с какими - то поляками, которых, как было известно русской контрразведке, обычно использовала французская разведка в качестве  своих лазутчиков и шпионов. Дождавшись, когда майор Парк в очередной раз отправится на конную прогулку, граф Чернышёв и Крапивин решили проследить за ним. И эта слежка принесла им неожиданный результат. Увидев, как майор Парк выехав за линию русских постов и дозоров, встретился с тремя поляками и передал им бумаги с подробностями позиции, которые занимала русская армия, они решили задержать их  с поличным. Граф Чернышёв и Крапивин явно не рассчитали свои силы. Вся эта кампания, обнажив шпаги, тут - же накинулась на них. И им бы пришлось очень туго, если бы не казачий дозор, который совершенно случайно проезжал стороной. Узнав флигель-адъютанта его величества графа Чернышёва, казаки бросились им на помощь. И первым же выстрелом одного из казаков был убит на месте майор Парк. Поляки бросились наутёк, но были изрублены шашками казаками, которые бросились за ними в погоню. Тело майора Парка и тела поляков были доставлены в расположение английской миссии в Тарутино с объяснением, что майор Парк и поляки погибли во - время перестрелки с дозором французских войск. Так несколько своеобразно Чернышёву и Крапивину удалось отомстить англичанам за своего друга князя Кансурова.
Граф Арсений Андреевич Закревский в 1823 году станет финляндским генерал-губернатором, в 1828-1831 годах будет министром внутренних дел, в 1848-1859 годах московским генерал-губернатором.
А графу Чернышёву скоро будет присвоено звание генерал - майора и он будет назначен генерал-адъютантом, но вскоре уговорит государя назначить его командиром отдельного кавалерийского отряда.
И Крапивину  предстоит участвовать в заграничном походе русской армии. И погибнет он уже во Франции, участвуя в разведывательном поиске. Пусть земля будет им всем пухом.
                У села Никольского отряд Давыдова оказался между отрядами двух генерал-адъютантов графа Ожаровского и графа Орлова-Денисова. Первый прислал к нему гвардии ротмистра Палицына, другой другого офицера с приказом немедленно поступить под его команду. Давыдов сообщил первому о невозможности служить под командой Ожаровского, по случаю получения повеления от графа Орлова-Денисова поступить под его начальство, а второго уверил, что он уже поступил под начальство графа Ожаровского и, вследствие повеления идёт к Смоленской дороге. В то - же время Давыдов направил письмо генералу Коновницину, с просьбой довести до сведения светлейшего об этой неприятности и получения разрешения действовать самостоятельно.
У Смоленской дороги Давыдов атаковал французскую гвардию, где находился сам император Наполеон. Но безуспешно. И в тот же день он получил разрешение от генерала Коновницына  действовать отдельно и немедля следовать к Смоленску.
Но под Ляховым и Мерлином, Давыдов сам добровольно поступил под команду е графу Орлову-Денисову, потому что видел в том пользу боевым действиям против неприятеля.
                1-ноября отряд Давыдова догнал пехоту генерала Дохтурова и графа Маркова. Вскоре его вызвали к светлейшему.  Кутузов находился в избе, перед ним стоял его зять князь Кудашёв. Он тепло обнял Давыдова и сказал: «Удачные опыты твои доказали мне пользу партизанской войны, которая столь много вреда нанесла и наносит неприятелю».
Давыдов извинился за свой мужицкий вид. Кутузов ответил:
-  В народной войне это необходимо, действуй, как ты действуешь, головою и сердцем, мне нужды нет, что она покрыта шапкой, а не кивером, а сердце бьётся под армяком, а не под мундиром. Всему есть время, и ты будешь в башмаках на придворных балах.
Главнокомандующий спрашивал о способах, которые он употреблял в обращении с сельским ополчением, об опасностях партизанских действий и прочим. В это время к главнокомандующему вошёл полковник Толь с картой и бумагами, и все вышли из избы. Но через некоторое время его вновь пригласили на обед к светлейшему. За обедом он говорил о стихах, о литературе, о письме, которое он писал госпоже Сталь в Петербург. Кутузов интересовался его семьёй, спросил об отце и матери.  Давыдов представил ему список отличившихся офицеров своего отряда к награждению. Кутузов беспрекословно всё подписал. Ротмистр Чеченский получил чин майора, а майор Храповицкий чин подполковника.
                Во-время заграничного похода, не доходя до Шверника несколько вёрст, Давыдов узнал, что туда прибыла главная квартира. Светлейший в это время обедал. Входя в ворота, он встретил английского генерала Вильсона, тот бродил около двора, не смея войти без приглашения в квартиру. Будучи коротко знаком с ним, с самого 1807 года, Давыдов спросил его, что он тут делает?
- Любезный друг! – с улыбкой отвечал англичанин. – Жду известного решительного направления армии, после того несчастия, которое я давно предвидел, но которое при всём том не может не терзать каждое истинно английское и русское сердце, намекая на то, что русская армия упустила Наполеона.
После обеда, светлейший расспрашивал о делах. Давыдов подал список чиновников, которые помогали и присягали неприятелю. Он получил повеление догонять французов, двигаясь прямо к Гродно.
                Город Гродно был занят отрядом майора Чеченского. Давыдов назначил подполковника Храповицкого начальником города. Давыдов направил сообщение об этом Кутузову, а также не счёл за преступление напомнить о себе светлейшему, так как не кому было больше ходатайствовать о его награждении, а все офицеры его отряда были уже награждены: «Ваша светлость! Пока продолжается эта война, я считал за грех думать об ином чем, как об истреблении врагов отечества. Ныне за границей, то покорнейше прошу вашу светлость прислать мне Владимира-3-й степени и Георгия 4-го класса».
В ответ он получил пакет с двумя крестами и письмом от генерала Коновницына. Получив эти кресты, Давыдов даже пожалел о том, что не попросил более значимых наград, так как безусловно был их достоин. Ему,  было приказано вступить в состав главного авангарда армии под командой генерала Винценгероде.
                Он без приказа занял город Дрезден, и за эту дерзость был лишён команды и сослан в главную квартиру. Во Франции воевал в армии Блюхера, командуя Ахтырским гусарским полком. А во-время Краонского сражения, когда погибли или были ранены все генералы 2-й гусарской дивизии,  двое суток командовал этим соединением. Потом был назначен командиром бригады, составленных из гусарских полков (Ахтырского и Белорусского), с которыми и вошёл в Париж. За отличие в сражениях получит чин генерал-майора и будет назначен начальником штаба пехотных корпусов, сначала 7-го, а потом 3-го.  В начале 1823 года генерал-майор Давыдов выйдет в отставку. Но, когда персы вторгнутся в Грузию, государь вновь призовёт его в армию. Его отряд принудит бежать 4-х тысячный отряд Гассан-хана. Но по болезни будет вынужден уволиться из армии, и займётся хозяйственными делами в своей приволжской деревне. Сочинит несколько литературных произведений. В 1831 году после восстания в Польше снова будет в действующей армии, где будет командовать отрядом из трёх казачьих и Финляндского драгунского полков. Возьмёт приступом город Владимир-на-Волыне. Будет командовать авангардом генерала Ридингера в сражении под Лисобиками. За это сражение Давыдов будет произведён в генерал-лейтенанты и будет командовать всей кавалерией русской армии, действующей между Варшавой и Краковым. . Затем будет уволен в окончательную отставку.


                11-2. Николай Алабьев проснулся рано утром. Он лежал в телеге, где устроил себе спальное место под навесом, у  покосившейся крестьянской избы, на небольшой копне сена, укрывшись солдатским одеялом. Рядом на привязи стояло несколько лошадей, принадлежащих офицерам полка, которые переминались с ноги на ногу и перестукивали копытами. Пахло сеном и конским потом. Но проснулся он не от утреннего прохладного небольшого ветерка, который едва тревожил окружившие избу деревья, а от странного сна, который приснился ему. И приснился ему государь император и императрица. Он статный, красивый, светловолосый и очень молодой, в белом парадном кавалергардском офицерском мундире. Она высокая, белокурая. На ней круглое платье на фижмах из блестящего сиреневого шёлка, по русскому обычаю ниспадающее до земли. Голову императрицы украшал обычный для высшего общества головной убор-шаль и кружевная вуаль. Но более всего поразило какое-то необычное, небесное, божественное сияние, которое лилось на их лица и фигуры. И это необычное видение во сне заставило его встать на колени от необыкновенного восторга, преклоняясь перед величием этой безукоризненной, идеальной красоты русской императорской четы.
                И уже окончательно проснувшись от этого видения, он всё вспомнил и понял, почему ему приснился этот странный сон. В детстве, когда ему было лет десять, бабушка впервые вывезла его на какое-то празднование в Петергоф. Он помнил, как по дороге их встретили множество карет, фаэтонов, дрожек, разнообразных повозок и колясок. А у церквей происходил настоящий затор, так как все останавливались, чтобы покреститься и помолиться. Петергоф собственно представлял собой великолепный дворец и парк: рощи, газоны, садовые дорожки, длинные аллеи, скульптуры и великолепные фонтаны. Именно тогда Алабьев впервые увидел и навсегда запомнил императора и императрицу, и весь двор, которые были в придворных мундирах, расшитых золотом и серебром. И тогда его поразила, в первую очередь, молодость и красота императорской четы и всей императорской свиты. Но не менее заинтересовал маленький, прелестный домик Петра Великого, находящийся в отдалённой части парка на берегу моря. В домике было всего несколько комнат, а в спальне была устроена небольшая кухонька, где как ему рассказали, царь развлекался тем, что сам лично готовил себе обед, что его совершенно поразило.
                А вечером во-дворце был дан бал. Всюду толпилась большая масса людей, так что едва можно было пройти. Наконец прибыли император и императрица, которая была уже в другом вечернем наряде, ещё больше подчёркивающем её безукоризненную фигуру.  Бал открылся «длинным» полонезом. В первой паре шёл государь-император, но почему- то не с императрицей, а с какой-то красавицей, её имя отчётливо пронеслось над притихшей толпой, которое он не запомнил. Но они не танцевали, а именно шли под музыку, выписывая по залу восьмёрку, за ними чинно выступали ещё не менее сотни пар. Это было больше похоже на прогулку, и каждый из вельмож проходил перед ними по несколько раз. Поражало обилие драгоценностей, украшающих совершенно прелестные платья, необыкновенно красивых дам и богатые парадные мундиры их кавалеров. Вскоре начали зажигать огни и вдоль каждой аллеи засверкали лампы. И казалось, что фонтаны и водомёты разбрасывают не водяные, а алмазные брызги. А сам дворец был иллюминирован и представлял собой просто волшебное зрелище. Тогда бабушке потребовалось много трудов и терпения, чтобы уговорить его сесть в карету и, наконец, отправиться домой, настолько его захватило это необыкновенное представление.
                Вспомнил также Алабьев, как однажды с отцом они поехали осматривать татарский дворец князя Юсупова, по его личному приглашению.  К дворцу, совершенно необыкновенному и величественному сооружению была пристроена красивая просторная галерея. Чтобы попасть в неё, надо было спуститься по извилистой лестнице через библиотеку. В галерее были выставлены замечательные картины, а для развлечения гостей были установлены клетки с редкими птицами, которые его полностью захватили, особенно попугаи, какаду и сладкоголосые жаворонки, которых было очень много. Но как им объяснили, днём они не пели, так как это делают обычно рано утром или вечером.  Из галереи они попали в Зелёный зал, в центре которого была установлена ротонда для увеселения гостей, окружённая апельсиновыми и лимонными деревьями. Везде было установлено множество статуй. И эта картина также навсегда запечатлелась в его памяти, как нечто необыкновенное и идеальное.
                Но ещё до Бородинского сражения при отходе армии от Смоленска, по сведениям, полученным от местных жителей, от полка была послана команда при  офицере в одну господскую усадьбу, чтобы истребить запасы сахарного завода, чтобы они не достались врагу. Этим офицером был прапорщик Алабьев, который не нашёл в усадьбе больших запасов за исключением четырёх больших кадок полных белой сахарной патоки, которую сколько успел он раздал в присланные от полка посудины. Остальное было спущено в ручей. Командиру полка он отправил целую бочку. Тот придумал из этой патоки изготовлять самогон или, как тогда говорили,  варенуху, для господ офицеров. А некоторые шутники называли сей напиток: «млеком божественных сосцов». Был найден кувшин больших размеров, который с утра наполнялся патокой, туда же добавляли рябиновых ягод, лавровых листов и зернового перца. После чего он замазывался тестом, ставился к лёгкому огню на весь день. Когда полк отступал или наоборот наступал, кувшин сей переносился и за ним постоянно наблюдали двое специально выделенных солдат. А вечером устраивалась славная попойка. Но во время Бородинского сражения сей кувшин был потерян к большому горю и разочарованию всего офицерского состава, но вскоре благополучно был найден.
                Но для Алабьева эта война принесла даже некоторое облегчение. Ему казалось, что, наконец, он навсегда избавился от угнетающей его опеки со-стороны английской разведки и майора Парка. Но к его большому удивлению и разочарованию проклятый англичанин явился в составе английской миссии в Главную квартиру армии в Тарутино. Майор Парк быстро нашёл его и на правах хозяина положения, прежде всего, потребовал представить информацию о настроениях в гвардии по поводу продолжавшего отступления армии, и оставления Москвы противнику. Самое неприятное заключалась даже не в том, что он вынужден был представить эту информацию английской разведке, а вынужден был постоянно отчитываться, словно как перед каким-то начальником или хозяином.  И это его постоянно угнетало, и он пребывал не в лучшем расположении духа, в то - же время всегда надеясь, что когда-нибудь ему удастся избавиться от этой унижающей его зависимости.
                И в один из дней этого необъявленного перемирия, майор Парк пригласил Алабьева совершить конную прогулку. И уже за пределами расположения русской армии, как бы случайно встретив, он стал интересоваться тем, что известно ему о взаимоотношениях между командованием гвардии и ближайшим окружением главнокомандующего. Между прочим, заметив, что есть достоверная информация о том, что Кутузова окружают люди большей частью посредственные, но хитростью достигшие  его доверенности. Что многие распоряжения Кутузова не исполняются в полной мере или уничтожаются новыми распоряжениями, не самых умных и опытных людей. Алябьеву пришлось объяснить английскому разведчику, что ему ничего не известно об этом, так как он по-существу является рядовым строевым офицером и ему почти ничего не известно о том, что происходит в штабах. На это Парк заметил, что постарается исправить это обстоятельство и использовать свои связи, чтобы протолкнуть Алябьева на какое-нибудь тёплое местечко в главном штабе армии, так как он нуждается в постоянной и серьёзной информации о том, что происходит вокруг главнокомандующего русской армии. Алябьев не стал возражать, понимая, что это бесполезно, лишь удивившись подобным возможностям английского майора, хотя служба в штабах ему не очень нравилась. А Парк сам сообщил ему любопытную информацию, что в настоящее время в Тарутино прибыл посланник Наполеона генерал Лористон, для ведения переговоров о мире. Заметив в связи с этим, что они не должны допустить этого, потребовав от Алябьева, чтобы он вёл соответствующие разговоры в офицерской среде, в своём полку.
- Вы должны Алябьев, - приказал Парк, - агитировать против этих переговоров о мире, убеждать офицеров при необходимости даже выступить против главнокомандующего, если соглашение о мире будет достигнуто.
- Вы считаете возможным отстранение главнокомандующего в такой непростой обстановке, когда русская армия вынуждена была оставить Москву, и продолжает отступать? Кто - же тогда будет командовать армией? – заметил Алябьев, искренне удивившись тому, что кто-то строит подобные планы.
- В русской армии есть опытные генералы, которые готовы отстранить Кутузова от главного командования, если будет заключено перемирие с французами, - объявил Парк. – А, что касается командования армией, то многие считают, что возглавить армию в такой критической ситуации, может генерал Беннигсен. Более того, могу вам сказать, насколько мне известно, сам генерал Беннигсен готов возглавить русскую армию, если будет отстранён старик Кутузов, на деле продемонстрировавший полную неспособность командовать русской армией. В крайнем случае, возглавить русскую армию может молодой и энергичный генерал Ермолов, который готов это сделать, в случае если ему будет оказано такое доверие со стороны государя и если его поддержат большинство офицеров армии. Наша с вами задача сделать так, чтобы, по крайней мере, гвардия поддержала отстранение старика Кутузова от командования. Тем более, как нам стало известно, император Александр настроен крайне отрицательно к Кутузову, особенно после оставления Москвы без сражения, несмотря на то, что после Бородинского сражения ему было присвоено звание фельдмаршала, который, кстати сказать, умудрился подать государю Бородинское сражение, как свою почти победу. Между прочим, вы должны знать, что по поручению императора Александра в настоящее время в армию прибыл генерал-адъютант князь Волконский, который должен собрать подобные сведения о состоянии армии, и достоверно выяснить, почему Москва была оставлена без выстрела.  Кстати, генерал Вильсон будет иметь с ним беседу, и настаивать на необходимости смены командующего. В любом случае будет или не будет достигнуто соглашение с французами о перемирии, мы должны добиться отстранения Кутузова с поста главнокомандующего и назначения на этот пост более решительного генерала Беннигсена.
                Но вскоре стало ясно, что никакого соглашения с французами о перемирии не будет и разговоры об отстранении Кутузова прекратились сами собой, хотя многие офицеры гвардии в разговоре с ними заявляли готовность  участвовать в этом. Все попытки англичан добиться его отстранения закончились безрезультатно. Государь видимо не решился это сделать в такой критической ситуации, в которой находилась армия, тем более после удачного сражения с авангардом противника, когда было захвачено около 22-орудий и более двух тысяч пленных. Гвардия во - время этого сражения вновь находилась в резерве и Алябьеву, как и другим его друзьям, оставалось только с некоторой долей тревоги прислушиваться к отдалённым орудийным выстрелам и оружейным залпам. Успех был бы ещё большим, если бы не казаки, которые натолкнувшись на богатые французские обозы, занялись грабежом и перепились, вместо того, чтобы преградить путь французам к отступлению.
                Совсем скоро майор Парк выполнил своё обещание, и подпоручик Литовского полка Алабьев был переведён в главный штаб армии на должность офицера по поручениям при начальнике штаба генерале Ермолове. Во - время сражения у села Фоминское ему пришлось сопровождать генерала Ермолова, который по приказу фельдмаршала должен был находиться при генерале Дохтурове, который предложил провести данную операцию. Шёл мелкий и неприятный дождь, на труднопроходимых дорогах тут - же образовалась непролазная грязь, в который   застряла вся  артиллерия. Генерал Ермолов вынужден был распорядиться, чтобы артиллерию оставить под небольшим прикрытием, пока окончательно не будет определено, куда ей следует двигаться.  У селения Котово войска расположились на ночлег, чтобы на рассвете немедленно атаковать французские войска у села Фоминское. Несмотря на ночной холод, войскам запрещалось разводить огни, чтобы неприятель не мог обнаружить, насколько близко от них находятся русские войска.
                Утром от пленных взятых партизанами Сеславина удалось выяснить, что французские войска оставили Москву и двигаются в направлении Малоярославца. Генералом Дохтуровым было принято решение доложить об этом главнокомандующему, отменить намеченную операцию и двигаться со всеми войсками к Малоярославцу, поручив генерал-адъютанту барону Меллер-Закомельскому с 1-м кавалерийским корпусом и другими войсками пройти к Боровску, где Сеславин видел самого Наполеона со-свитой и гвардией, а затем возвратиться обратно. Генерал Ермолов решил отправиться вместе с ним. Утром у Боровска, был сильный туман, и не всё было хорошо видно, тем не менее, удалось обнаружить многочисленные французские силы. Генерал Меллер-Закомельский принял решение возвратиться к войскам Дохтурова. Тем временем генерал Ермолов приказал полковнику Сысоеву с казачьим полком направиться к Малоярославцу и разведать, что происходит в городе. Уже ночью полковник Сысоев донёс, что мост через речку Лужу у Малоярославца разобран местными жителями, где стоят несколько батальонов французской пехоты. Несколько егерских полков по приказу генерала Дохтурова были двинуты в сам город, командование над которыми он поручил генералу Ермолову. Но под давлением превосходных сил они были вынуждены отступить и выйти из города.
                По приказанию генерала Дохтурова на помощь Ермолову были направлены Либавский и Софийский полки. Генерал Ермолов построил эти полки в колонны и приказал не заряжать ружья, и без крика – ура, ударить в штыки. Эту атаку, в которой пришлось принять участие подпоручику Алабьеву, поддерживала вся артиллерия, которая имелась в распоряжении генерала Дохтурова. В результате этой атаки французам пришлось оставить большую часть города. Но вскоре к городу подошли другие неприятельские силы, и Ермолову под их натиском пришлось часть сил вывести из города. Он направил донесение в главный штаб с одним офицером, а затем поручил генерал-адъютанту графу Орлову-Денисову немедленно отправиться к Кутузову и доложив о всех подробностях боя, просить ускорить движение главной армии к Малоярославцу. Граф Орлов-Денисов застал главнокомандующего у села Спасское, и доложил ему о боях за Малоярославец. Главнокомандующий фельдмаршал Кутузов, когда Орлов-Денисов, в сопровождении поручика Алабьева,  появился в главном штабе, принял их в окружении многих генералов и адъютантов. Когда Кутузов услышал  настойчиво вторично повторяемую просьбу генерала Ермолова, он ни слова не говоря, просто плюнул в сторону его посланника. И плюнул так удачно, что пострадало лицо вконец растерявшегося и покрасневшего от негодования и ярости генерал-адъютанта. Тому пришлось достать платок и воспользоваться им по назначению, и ему ничего не оставалось, как взяв себя в руки возвратиться восвояси. Но, как ни странно, фельдмаршал всё - же направил к Малоярославцу корпус генерал-лейтенанта Раевского. А вскоре к городу подошла и вся главная армия с Кутузовым. Всеми войсками распоряжался дежурный генерал-лейтенант Коновницын. По велению главнокомандующего генерал Ермолов был вызван к Кутузову, который объявил ему о намерении отойти от Малоярославца по направлению к Калуге. Генерал Ермолов стал возражать, а фельдмаршал стал доказывать выгоду отступления армии от города. Ермолов допускал отступление, но только на малое расстояние в направлении на Медынь. Фельдмаршал заметил, что любит говорить с Ермоловым «ибо никогда обстоятельства не представляются тебе в худом виде». Но уже ночью, когда они уже расположились на ночлег, Ермолов был вновь вызван к главнокомандующему. Ему было поручено немедленно отправится к генералу Милорадовичу, возглавлявшему арьергард, а теперь авангард армии, с приказом следовать за французами, которые оставили главными силами Малоярославец. И вместо отдыха им пришлось трястись несколько часов на лошадях, рискуя заблудиться и попасть в плен к французам.
                Генерала Милорадовича они нашли у Малоярославца, где им, наконец, удалось спокойно отужинать и устроиться на ночлег. Утром генерал Милорадович принял решение идти к селению Царёво - Займище, так как оставаться одним авангардом против всей французской армии было безрассудно. Во - время одного из привалов, полковник Потёмкин, который был при Милорадовиче, что-то вроде начальника штаба, дал обед, пригласив и всех офицеров главного штаба. Потёмкин поразил всех этим обедом, данным с большим размахом, и качество подаваемых блюд было отменным, несмотря на полевые условия. И все не уставали хвалить его искусного повара. Но особо всех поразил его щеголеватый и богатый фургон, в котором размещался большой фарфоровый сервиз и несколько ящиков превосходного французского шампанского и коньяка. И они отвели душу на полную катушку и Алабьев, наконец, ощутил все преимущества его нынешней штабной должности. К сожалению, на следующий день поступило новое распоряжение и им пришлось с частью войск покинуть генерала Милорадовича, и отправиться к атаману Платову, войска которого оперировали на большой дороге.
               
               
               
ГЛАВА №12         Березина  и гибель «Великой Армии».
                12-1.  1-ноября Кутузов приказал войскам Милорадовича, обходившим Смоленск с юга, немедленно двинуться к дороге Смоленск – Красное, и преградить пути отхода противника. Сюда же были двинуты казачьи полки Орлова-Денисова и партизанский отряд Давыдова.
1-ноября Кутузов направил письмо Платову об отправке отряда генерал-майора Голенищева-Кутузова к Бабиновичам.
2-ноября Кутузов направил письмо Витгенштейну о потерях французской армии:
«Милостивый государь мой граф Пётр Крестьянович!
Успехи нашего оружия доставляют нам ежедневно важные выгоды и значительные победы. Неприятель столь сильно преследуем Главною армиею, что оставляет всю дорогу, где проходит, усыпанную усталыми, изнемогающими от голоду и стужи.  Генерал Платов… отбил у него при переправе через реку Вопь на Духовской дороге 23 орудия и несколько сот пленных… Генерал Милорадович при Смоленской переправе отбил 21 орудие и 1000 пленных, а вслед за сим на Еленской к Смоленску дороге генерал-адъютант граф Орлов-Денисов принудил сдаться генерала Ожеро с 65-ю штабс и обер-офицерами и 2000 нижних чинов. Вчерашнего числа отряд Главной армии взял в плен 20 офицеров и до 2000 нижних чинов….»
 2-ноября главные силы русской армии выступили из Щелканова и двинулись к Красному, наперерез движению армии Наполеона.
                3-ноября войска Милорадовича в районе Ржавки напали на арьергард гвардии и нанесли ему значительный урон.
3-ноября Кутузов направил письмо Чичагову о ходе преследования противника:
«…С несказанным удовольствием получил я рапорт Ваш от 20-октября под №1790, из которого вижу, что Вы надеетесь около 7-го числа быть в Минске. Сие достижение Ваше решить должно несказанно много при нынешних обстоятельствах.
Мы находимся в полном преследовании неприятеля. Завтра, то есть 4-го числа, буду я с главными силами армии близ Красного. Главный мой авангард – между Красным и Смоленском. Генерал Платов был в преследовании вице-короля италийского с его корпусом армии, от Дорогобужа на Духовщину, теперь, надеюсь, находится  уже по Духовщинской дороге под Смоленском. Другой корпус лёгких войск, бывший Винценгероде, ныне под командою генерал-адъютанта Голенищева-Кутузова, уже соединился с Платовым, и сей имеет повеление находиться с правой стороны ретирующегося неприятеля, то есть всегда со стороны Белоруссии, и быть в связи с генералом Витгенштейном. По сей день неприятель ещё Смоленска не оставил; известно это потому, что последний его корпус, преследуемый со стороны Москвы под командою вице-короля италийского, едва только вчера вступить мог в Смоленск.
О пребывании самого Наполеона верного ещё сказать не можно, но, кажется, по догадкам пленных, он уже Смоленск оставил. Часть неприятеля, переправясь через Днепр в Смоленске, направилась, как думаю, прямо к Бабиновичам. Могла б она идти на Витебск, но я верное известие имею, что Витебск нашими от генерала Витгенштейна занят.
Потеря в бегстве неприятеля чрезвычайная, он, считая от 6-го числа октября, потерял в разных делах противу Главной армии, не включая взятых генералом Витгенштейном, 234 пушки, в том числе оставлено им в Москве 26, множество орудий зарыто и потоплено, из коих уже найдено 25 пушек, потеря его убитыми и пленными весьма важная, особливо число сих последних. Ужас, каковой был виден был по дороге от Москвы до Смоленска описать невозможно. Дорога вся покрыта убитыми, умирающими и слабыми. Должно заметить, что армия неприятельская давно уже прежде оставления Москвы иной пищи не имела, как мясо живых и дохлых лошадей. Могу уверить, что ужасы, кои видны были в прошедшем году в армии верховного визиря, от голоду происшедшие, против ужасов, с армиею французскою приключившихся сравнить невозможно…
Направление Главной армии большими силами было и будет с левой стороны неприятелю. Сим я сохраняю: первое, сообщение с нашими хлебородными провинциями, второе, коммуникацию верную с Вами и, наконец, то, что неприятель, видя меня рядом со собою идущего, не посмеет останавливаться, опасаясь, чтобы я его не обошёл…»
3-ноября Кутузов направил письмо супруге:
«…Сегодня взяли двух генералов и четыре тысячи пленных. … Смоленск скоро освободится. Малые остатки французов, которые там остались, скоро должны выйти, их казаки морят с голоду.  И мне некогда было туда заходить, я зашёл на дорогу Бонапартеву. Французы ещё и поныне любезны: пленные генералы говорят мне такие комплименты, что и пересказать не вспомню. …
Сейчас получаю ещё о победе: один генерал, 12 пушек и много пленных. Под Кудашевым убита лошадь. Ещё взяли генерала, это сегодня четвёртый. 
Бонапарте неузнаваем. Порою начинаешь думать, что он уже больше не гений. Сколь беден род человеческий!».               

                4-ноября вице-король итальянский атаковал пехотный корпус Раевского. Французам удалось зайти в тыл войск 4-й пехотной дивизии принца Евгения Вюртембергского. На помощь которым, пришли полки 1-го кавалерийского корпуса генерал-адьютанта барона Меллер-Закомельского. Французские войска были опрокинуты и отступили в расстройстве.
4-ноября Кутузов направил письмо Платову с предписанием о неустанном преследовании противника.
4-ноября Кутузов направил письмо поэту Хвостову, с благодарностью за посвящённую ему оду:
«Письмо Вашего сиятельства с приложением оды творения Вашего я с особенным удовольствием получил. Вы как бы возвышаете меня перед Румянцевым и Суворовым. Много бы я должен был иметь самолюбия, если бы на сию дружескую мысль Вашу согласился. И ежели из подвигов моих что-нибудь годится преподанным быть потомству, то сие только от того, что я силюсь по возможности моей и по умеренным моим дарованиям идти по следам сих великих мужей…»
                5-ноября к авангарду присоединились гренадёрская дивизия графа Строганова, 3-я пехотная дивизия, полки гвардейской лёгкой кавалерии и кирасирские полки. Отряду генерал-майора барона Розена (командиру лейб-гвардии Преображенского полка): два пехотных гвардейских с артиллерией, два полка кирасирские и казаки, которому были подчинены отряды генерал-адъютанта графа Ожаровского и генерал-майора Бороздина, названному авангардом, приказано быть у селения Доброе в районе Красного. Войска барона Розена нанесли поражение войскам маршала Даву (молодая гвардия) и ворвались в Красное. Эти войска были подчинены генерал-майору  Ермолову.
Кутузов напутствовал его следующими словами: «Голубчик будь осторожен, избегай случаев, где ты можешь понести потерю в людях!». На что Ермолов ему ответил: «Видевши состояние неприятельских войск, которые гонит кто хочет, не входит в мой расчёт отличиться подобно графу Ожаровскому».
Кутузов запретил Ермолову переходить Днепр, но выделить часть пехоты, если атаман Платов найдёт это необходимым.
                Ставка Наполеона продолжала двигаться по направлению на Красное. Русские находились на позициях возле деревни Мерлино, слева от дороги.
К этим французским войскам явился русский парламентёр, который настаивал:
- Наполеон и его гвардия разбиты, вас окружают 20-тысяч русских, вы можете спастись только на почётных условиях, и вам их предлагает Милорадович.
Генерал Гийон громко воскликнул:
- Возвращайтесь немедленно туда, откуда вы пришли, скажите тому, кто вас послал, что если у него 20-тысяч, то у нас 80-тысяч.
Изумлённый русский парламентёр удалился.
Кутузов, используя создавшуюся обстановку, решил атаковать растянувшиеся по дороге колонны французов, воспрепятствовать их соединению и перерезать пути отхода от Смоленска к Красному и из Красного к Орше. С этой целью армия была разделена на три отряда. Отряд под командованием генерала Тормасова в составе 5,6 и 8-го пехотных корпусов и 1-й кирасирской дивизии получил задачу утром 5-ноября обойти Красное с юга и выйти к Доброму в тыл французской армии, перерезать дорогу и закрыть пути отхода к Лядам. Отряд Милорадовича в составе 2-го и 7-го пехотных, и 2-го кавалерийского корпуса должен был пропустить корпус Даву к Красному и затем выйти ему в тыл и теснить его к Красному. Отряд под командованием Голицына в составе 3-го пехотного корпуса и 2-й кирасирской дивизии должен был атаковать противника в Красном. Таким образом, вся французская армия была атакована одновременно, от Смоленска до Красного шла одна непрерывная битва.
В результате сражения корпус Богарне был разбит Милорадовичем. Корпус Даву был атакован с тыла, и в панике бросая пушки, обозы и оружие, французы разбежались по лесам. Попытки Наполеона организовать сопротивление силами гвардии и остатками войск разбитых корпусов были безрезультатными. Наполеон, не дождавшись конца сражения, просёлочными дорогами через лес ускакал со свитой к Лядам и далее к Дубровно. В сражении под Красным французские войска потеряли более 6-тысяч убитыми и 26-тысяч пленными, лишившись почти всей артиллерии и конницы. После сражения под Красным французская армия уменьшилась до 23-тысяч штыков, 2-тысяч сабель и 30-40-орудий.
                Отряд Нея (по некоторым данным 3-тысячи человек, в том числе до 20-генералов и сотни штаб-офицеров разных корпусов, которые присоединились к его отряду) оказался в тылу корпуса Платова и двигался к Орше. Атаман Платов, получивший в ноябре графский титул, почёл слишком ничтожным делом уничтожение этого отряда, имея в своём составе 12-донских регулярных полков, не считая милиционных, татарских и башкирских полков, 16-конных орудий и 1-й егерский полк. Тем не менее, Платов выделил против отряда Нея часть сил, в том числе 1-й егерский полк, правда имевший всего 300-человек личного состава и все орудия, под начальством полковника Кайсарова, который до этого исполнял обязанности дежурного генерала в штабе Кутузова, а затем был переведён в корпус Платова. Молодой и не имевший боевого опыта Кайсаров упустил отряд Нея. Атаман Платов, допустивший эту серьёзную ошибку, пытался своими главными силами достать Нея, но было уже поздно.
 В этот же день корпус Платова занял Оршу, выбив арьергард французской армии.
Против него были двинуты молодая гвардия и голландцы из старой гвардии под командованием герцога Тревизского. Русских удалось оттеснить. Был смертельно ранен адъютант Коленкура Жиру.  Сведения о том, что русская пехота занимает деревни, на некотором расстоянии влево от дороги, побудили императора остаться в Красном. Он поручил осуществить на них нападение генералу Роге, которому удалось оттеснить их до Лукина. Император решил дать бой русской армии, так как не было никаких других средств обеспечить безопасность вице-короля и корпусов, следовавших за ним. Император находился среди войск, в открытом поле, и всё время беспокоился по поводу того, что принц Евгений всё ещё не подходит. Когда он узнал, что его войска подверглись нападению, он приказал генералу Дюронелю взять два батальона гвардейских стрелков, два орудия и двинутся навстречу вице-королю и помочь ему проложить себе дорогу. Дюронель натолкнулся на крупные силы русских, и ему пришлось отступать. Ему на помощь был направлен корпус генерала Латур-Мобура. Вскоре Дюронель вернулся и прибыли войска вице-короля, которому эта диверсия помогла выйти из боя.  Император пригласил к ужину его и генерала Дюронеля, которого он несколько раз в продолжении ужина осыпал похвалами.
-Кутузов не сделал бы ошибки и не стал бы следовать за мной по опустошённой дороге, если бы не имел какого-нибудь большого плана, - сказал император. – Будь у Милорадовича более или менее значительный корпус, он не уступил бы нескольким батальонам молодой гвардии. При том расстоянии, которое отделяет Жюно от арьергарда, нет возможности оказывать друг другу действительную помощь. Остановиться и поджидать друг друга, когда нечего есть, это значило бы поставить всё под угрозу, или, вернее, всё погубить, потому что таким путём нельзя было бы добиться желательного результата. Как могли бы мы кормить корпуса, если они перестанут двигаться? Мы стоим здесь 24-часа, и уже все умирают от голода.  Если я двинусь на русских, они уйдут, я потерял бы время, а они выиграли бы пространство.
Несмотря на эти рассуждения, гвардии был дан приказ двигаться обратно по Смоленской дороге. Но 17-го ноября император вернулся к своему первоначальному плану и направил герцога де Абрантес и вице-короля на Ляды. Туда же он приказал следовать и старой гвардии. Герцогу Тревизскому было поручено с голландцами и молодой гвардией удерживать позиции в Красном до ночи. Во-второй половине дня к нему присоединились войска князя Экмюльского. 
                В 4-часа утра 18-ноября император послал за Коленкуром. Он выразил сожаление о том, что не приказал корпусам выступить из Смоленска с промежутками не больше чем в 24-часа, а также о том, что не направил ещё раньше Жюно и часть гвардии для прикрытия Орши. Он заявил затем, что намерен ускорить своё передвижение .
- Мне могут устроить какие-нибудь каверзы, - сказал он.
Под Лядами пришлось спускаться по такому крутому склону, что императору пришлось поступить, как и всем, то есть сесть на лёд и скользить на собственном заду. Казаки осуществляли постоянные налёты на дорогу. Приказы главного штаба не приходили на место или шли так медленно, что их никогда не получали вовремя.  Император и князь Невшательский утверждали, что оба маршала должны были двигаться согласованно и поддерживать друг друга. Так как герцог Эльхингенский отступал, и его манёвры зависели от тех препятствий, которые мог поставить ему неприятель, то именно князь Экмюльский должен был согласовывать свои манёвры с его передвижениями. Но маршалы недолюбливали друг друга, а вдобавок между ними происходил недавно довольно резкий спор по поводу виновников разграбления Смоленска. В результате они не договорились друг с другом. Ещё, когда князь Экмюльский находился на смоленских высотах, он получил приказ поторопиться и передать герцогу Эльхингенскому такое же указание. Он послал ему приказ и сохранил расписку в получении, и рапорт офицера, который передал послание и был довольно плохо принят маршалом Неем. По поводу приказания «поторопиться» Ней сказал ему, что «все русские на свете со своими казаками не помешают ему пройти». Князь Экмюльский предлагал ему покинуть Смоленск вечером и предупредил его, что он уже выступает, чтобы поддержать дивизию Жерара, которую он отправил накануне отдельными эшелонами.  Герцог Эльхингенский, которого задерживала в Смоленске необходимость запасти хлеб для своих солдат, посчитался со вторым сообщением князя Экмюльского не больше, чем с первым. Князь Экмюльский действовал так, как он предупреждал. Он остановился вечером всего лишь на несколько часов и выступил  оттуда до рассвета, чтобы нагнать дивизию Жерара. Услышав сильную канонаду, он направился на звуки выстрелов. Увидев, что неприятель перерезал дорогу, он поспешил сообщить все эти сведения герцогу Эльхингенскому и ускорил своё движение.  Вскоре он встретил несколько довольно расстроенных частей из корпуса вице-короля, что побудило его не выжидать Нея, и идти туда, где раздавалась канонада, в расчёте, что своим участием в деле он принесёт двойную пользу, то есть выручит вице-короля и откроет путь для Нея.  Эта решимость и хорошая выдержка войск генерала Жерара произвели впечатление на русских (как считало французское командование). Неприятель покинул дорогу и 1-й корпус соединился с армией. Так   князь Экмюльский объяснял тогда это дело. Император и князь Невшательский считали, что 1-й корпус, получив сведения об опасностях, грозивших вице-королю, шедшему впереди этого корпуса, ускорил своё движение и предупредил герцога Эльхингенского, но не потрудился проверить, следует ли герцог за ним.  Он спешил ещё и потому, что русские теснили его и тревожили своими нападениями. Имея приказ ускорить своё движение и передать такие же указания 3-му корпусу, князь Экмюльский думал, что герцог Эльхингенский, как командующий арьергардом, получив предупреждение, также будет торопиться. Невозможно представить себе ту бурю возмущения, которая поднялась против князя Экмюльского.  Герцог Эльхингенский был героем похода и к тому же генералом, о судьбе которого в данный момент тревожились. Волновались, и притом до такой степени, что либо вовсе не стеснялись в выражениях, говоря о князе Экмюльском, либо при встречах с ним, когда он явился к императору, стеснялись очень мало. Император и начальник штаба сваливали на него ответственность за несчастье, которого все боялись, ещё и потому, что хотели снять с самих себя вину за допущение слишком больших промедлений между выступлениями колонн, то есть за то, что герцог Эльхингенский должен был выйти из Смоленска только 17-го.  Начальник штаба во всеуслышание говорил, что получив сообщение о герцоге Эльхингенском, император предписал князю Экмюльскому повернуть назад и идти навстречу корпусу, который он должен был бы поддерживать. Но этот приказ был отдан сгоряча и притом в полной уверенности, что он уже не сможет быть исполнен в тот момент, когда его получит.  Император надеялся (по крайней мере, так он говорил), что герцог Эльхингенский, узнав, что армия ускорила своё движение, поступит таким же образом, даже если до него не дошёл посланный ему приказ. Имеются сведения, говорил он, что герцог находится недалеко от арьергарда князя Экмюльского. Император возлагал надежды лишь на его исключительное мужество и присутствие духа. Император не переставал оплакивать гибель  герцога Эльхингенского, которую он считал почти неизбежной. Ней, говорил он, сделает невозможное, и найдёт смерть в какой-нибудь отчаянной атаке.
- Я отдал бы, - говорил император, - 300-миллионов золотом, которые хранятся у меня в погребах Тюильри, чтобы спасти его. Если он не будет убит, то он прорвётся с несколькими храбрецами, но большинство шансов против него.
Князь Невшательский, подобно императору, твердил во всеуслышание, что князь Экмюльский покинул герцога Эльхингенского на произвол судьбы, вопреки самым формальным приказаниям. Он показывал даже черновики двух приказов, которые были посланы князю. 
Наполеон, войдя в Оршу, не переставал говорить об Нее, о своём «храбрейшим из храбрых». Гибель маршала Нея с его 7-8-тысяч арьергарда казалось несомненной. Войска Нея были сдавлены со всех сторон. В этих условиях Ней принял единственное решение продвигаться сквозь лес, вне дорог, перейти Днепр, хотя река ещё не совсем замёрзла. Ней перешёл Днепр по ненадёжному льду, потеряв почти всех своих солдат и офицеров. К Наполеону в Оршу 10-ноября пришло всего 800-бойцов. Император молча сжал маршала в своих объятиях. Ней вызвался и дальше командовать в самом опасном месте, в арьергарде.
Маршал Ней в 1814 году перейдёт на сторону Бурбонов, после первого отречения Наполеона. Во - время «ста дней» Наполеона выступит на его стороне, будет участвовать в битве при Ватерлоо, где будет взят в плен, и по приговору королевского французского суда будет расстрелян.
                19-ноября Ставка Наполеона расположилась в Орше. Император с нетерпением ждал там прибытия головных частей своей колонны. Мост был прочно занят. Все рассчитывали на местные склады, но их запасов хватило только на нужды гвардии и ставки. Император часть дня провёл у моста.  Отступление было продолжено.  Арьергард был поручен вице-королю.
                20-ноября во второй половине дня, Ставка была перенесена в усадьбу Бараны, недалеко от Орши.  Там император получил сообщение о движении молдавской армии русских на Минск.
- Чичагов, - сказал император, - несомненно, соединится с Тормасовым, и они отправят корпус на Березину, или, точнее, на соединение с армией Кутузова у Березины, который оставляет нас в покое для того чтобы, как я всегда предполагал, опередить меня и остановить нас, когда получит это подкрепление. Надо торопиться, мы потеряли много времени после Смоленска, а между тем я тоже мог бы находиться уже на Березине, располагая достаточными силами, если бы мои приказы были выполнены. Надо поскорее дойти туда, ибо иначе могут произойти большие события.
                21-го ноября император получил сведения, что Чичагов двигается на Борисов.
- Поспеем ли мы вовремя? – сказал император Коленкуру. – Возобновил ли своё наступление герцог Беллюнский, чтобы оттеснить Витгенштейна? Если переходы через Березину окажутся закрытыми и для нас,  то обстоятельства и события могут сложиться так, что мы будем вынуждены прорываться с гвардейской кавалерией. Какое расстояние можно было бы пройти с нею 5-6- дней при том состоянии, в котором находятся лошади, если мы будем постепенно бросать наиболее плохих лошадей? С моей гвардией и с теми храбрецами, которых удастся собрать, всегда можно будет прорваться.  Мне не терпится узнать, что сделали мои корпуса на Двине и корпус Шварценберга. Маре должен был известить их о передвижениях адмирала.
После этого император заговорил о своей поездке во Францию, как о деле, решённом, и сказал Коленкуру, что тот будет сопровождать его, и другого телохранителя ему не надо. Теперь император мечтал занять позиции за Березиной, считая, что минские склады дадут ему возможность вновь собрать и прокормить армию.
- Через несколько дней, - сказал он Коленкуру, - отступление будут прикрывать корпуса герцогов Реджио и Беллюнского. Солдаты московской армии разместятся во-второй линии, и мы соберём отставших.
Сообщения из Франции по-прежнему не доходили. Это было самым чувствительным лишением для императора, который уже не надеялся, что польским офицерам и посланным в Вильно людям удалось передать, а герцогу Бассано удалось направить его сообщения во Францию и успокоить её. Император понимал все неприятные стороны этого молчания, и это ещё усугубляло беспокойные размышления, на которые наводили его полученные им известия. Расстройство и  дезорганизация армии дошли до самой высокой степени. Но император уже видел, если не считать беспокойства, вызванного появлением войск Чичагова, как его армия выстраивается на позициях, едва только он соединится с корпусами, стоящими на Двине.
                Наполеон, прорвавшийся с гвардией к Красному, понял допущенную им ошибку, приостановил дальнейшее  продвижение войск и стал ожидать присоединения всех вышедших из Смоленска эшелонов, безуспешно пытаясь оттеснить от дороги войска Милорадовича.
Кутузов, используя создавшуюся обстановку, решил атаковать растянувшиеся по дороге колонны французов, воспрепятствовать их соединению и перерезать пути отхода от Смоленска к Красному и из Красного к Орше. С этой целью армия была разделена на три отряда. Отряд под командованием генерала Тормасова в составе 5,6 и 8-го пехотных корпусов и 1-й кирасирской дивизии получил задачу утром 5-ноября обойти Красное с юга и выйти к Доброму в тыл французской армии, перерезать дорогу и закрыть пути отхода к Лядам. Отряд Милорадовича в составе 2-го и 7-го пехотных, и 2-го кавалерийского корпуса должен был пропустить корпус Даву к Красному и затем выйти ему в тыл и теснить его к Красному. Отряд под командованием Голицына в составе 3-го пехотного корпуса и 2-й кирасирской дивизии должен был атаковать противника в Красном. В результате сражения корпус Богарне был разбит Милорадовичем. Корпус Даву был атакован с тыла, и в панике бросая пушки, обозы и оружие, французы разбежались по лесам. Попытки Наполеона организовать сопротивление силами гвардии и остатками войск разбитых корпусов были безрезультатными. Наполеон, не дождавшись конца сражения, просёлочными дорогами через лес ускакал со свитой к Лядам и далее к Дубровно. В сражении под Красным французские войска потеряли более 6-тысяч убитыми и 26-тысяч пленными, лишившись почти всей артиллерии и конницы. После сражения под Красным французская армия уменьшилась до 23-тысяч штыков, 2-тысяч сабель и 30-40-орудий.
                Из Орши французским войскам можно было отступать по трём направлениям: либо идти на соединение с войсками Виктора и Сен - Сира, переправиться через Березину севернее Борисова и далее продвигаться к Вильно, либо на юг в отход Борисова; либо продолжать отступление по кратчайшему пути через Борисов. Наполеон избрал последний путь. 8-ноября Наполеон выступил с гвардией к Борисову.
                Главной стратегической целью Кутузова в это время по-прежнему было окружение французской армии. Он предполагал, что главное поражение, которое можно будет нанести неприятелю, произойдёт где-то между Днепром, Березиной и Двиной. После сражения под Красным Кутузовым были перегруппированы войска, созданы новые отряды для преследования, установлена связь с войсками Витгенштейна и Чичагова.
6-ноября Кутузов направил письмо Чичагову о сражении при Красном и о необходимости идти на сближение с главными силами армии:
«… Вчерашний день понёс неприятель новое и жестокое поражение при Красном, где часть армии обошла оного с тылу, когда другая поражала его спереди. Неприятель потерял как убитыми, так и ранеными и в плен нам доставшимися чрезвычайно много; пушки, знамёна достались в трофеи победителям. Не имея в получении ещё рапортов, потому и нельзя определить потери неприятельской, но уведомляю Вас, что расстройство, в которое он приведён, было почти невероятно. Сам Наполеон ускакал со свитою своею, оставя войско своё на жертву войнам нашим. Поспешайте, Ваше высокопревосходительство, к общему содействию, и тогда гибель Наполеона неизбежна. Весьма необходимо открыть скорое сношение между вашею и Главною армиею, через Копысь, Староселье, Шепелевичи, Гродняны, Минск. …Содействие всех наших сил может нанести неизбежную гибель Наполеону».
7-ноября Кутузов направил письмо русскому послу в Турции Италинскому о состоянии французской армии:
«…От 17-октября по сегодняшнее число последовало столько военных успехов, взято такое количество пленных и пушек, что почти нет войн, могущих явить подобные примеры. Судите сами, насколько мне приятно отдать должное армиям, находящимся под моим командованием.
Возблагодарим провидение, благость которого так очевидна. Оно дало мне возможность не один раз заставить врага испытать муки голода. Я принудил их питаться кониной, а некоторым пришлось даже познакомиться с пищей каннибалов.
Я стараюсь не смотреть на эти ужасные сцены, но не испытываю того тяжёлого чувства, заставляющего меня порой лить слёзы, когда видел, как храбрые турки были принуждены питаться своими лошадьми. Поругания, совершённые французами, заслуживают подобного ужасного наказания. Я очень хочу, господин посол, чтобы Вы сообщили эти новости моему старинному другу Ахмед-Паше. Он знает, что в моих рассказах никогда не бывает преувеличения, и, наверное, не без удовольствия услышит от Вас, что я вспоминаю о нём, сообщая эти подробности».
7-ноября Кутузов указывал Витгенштейну на необходимость взаимодействия с ближайшими войсками.  «Действия Ваши на правый фланг неприятеля удобны и подкреплены будут генералом Платовым и генерал-адъютантом Кутузовым, коим даны нужные наставления».
7-ноября Кутузов направил письмо Тамбовскому губернатору Нилову об отправке в Тамбов капитана Краузе, который способствовал уговорить 8000-человек сложить оружие.
7-ноября Кутузов направил письмо Горчакову о сосредоточении продовольственных запасов в Смоленске и организации в нём провиантского депо:
«…В Вышнем Волочке и около оного, как известно Вашему сиятельству, находятся ныне все те запасы провианта и овса, которые по прежним распоряжениям заготовлены для армии покупкою, также из пожертвований и займов из сельских магазейнов. По настоящему течению военных операций, когда с помощью божиею победоносным оружием войск его императорского величества не только очищены от неприятеля все места между Москвы и Смоленска, но и самой Смоленск занят нами и когда расстроенный, бегущий и на каждом шагу поражаемый неприятель стремительно преследуется с одной стороны за Днепр и далее, а с другой за Двину, и армии наши для пресечения пути неприятелю сосредоточиваются с разных сторон, при мерах, принятых мною для обеспечения в предстоящее время продовольствия сбором посредством военных требований провианта и овса с жителей Курской и обеих Малороссийских губерний, я признал необходимым подвинуть все запасы из Вышнего Волочка и окружностей тамошних в Смоленск и составить здесь капитальный запасной  магазейн для снабжения из оного войск всюду, где впредь по обстоятельствам надобность востребует посредством подвоза фуража подвижного магазейна… Для наблюдения сих запасов и для направления оных по требованию полевого интендантского управления к армиям нахожу я также необходимым учредить в Смоленске провиантское депо…»
7-ноября Кутузов направил письмо Кутузовой по победе при Красном:
«Вот ещё победа! В день твоего рождения дрались с утра до вечера. Бонапарте был сам, и кончилось, что разбит неприятель в пух; сорок пушек с лишком достались нам, прекрасные знамёна гвардейские и пребогатые. Вчерась прибыл из Смоленска ещё большой корпус Нея…в тысячах больше двадцати. Этот принят очень хорошо, пушек у них мало, а он натолкнулся на наших сорок орудиев, натурально отбит. Но собрался он с поспевшими из Смоленска и подошёл, ещё тут его приняли штыками и множество истребили, других рассеяли по лесам, словом сказать, что ввечеру две колонны-8400 положили ружья. Сегодня поутру ещё в лесу взяли 2500 и 10 пушек, не помню, сколько взяли 5-го числа пленных. От Смоленска до Красного преследовали казаки и взяли 112 пушек. Пленных взято во всех местах пропасть, - между прочим, Остерман 2400. Всего может быть тысяч до двадцати. Генералов в три дня, кажется, 8-человек. В Смоленске наш гарнизон…»
                10-ноября Кутузов направил письмо Витгенштейну о сражении при Красном и оставлении противником Смоленска. И в этот же день он направляет ему ещё одно письмо о разгроме корпуса маршала Нея и о захваченных трофеях.
10-ноября Кутузов направляет письмо Е. Хитрово об освобождении Вязьмы, Смоленска, Витебска, Орши и о победе при Красном:
«Лизонька,  мой друг, и с детьми здравствуй!
Вот и вечер настал мой дорогой друг, а я до сих пор не выбрал минуты, чтобы тебе написать; писать же при свете мне очень трудно. Поэтому опять за меня пишет Кудашев. Боже, сколько его милостей до настоящего времени! Вязьма, Смоленск, Витебск, Орша, думаю, что даже до Могилёва все освобождено. Враг бежит со всех ног. 5-го и 6-го мы одержали блестящие победы. 5-го Бонапарте присутствовал лично. За эти дни взяли мы  более 20-тысяч пленных и пушек, примерно более 200. Это также верно, как то, что я тебя люблю. Несколько великолепных знамён с орлами и на протяжении 5 или 6 дней - восемь генералов; значительную часть императорских экипажей, кучеров и конюхов в ливреях. Проклятия армии этому человеку, когда-то великому, а теперь ничтожному-поистине ужасны. Меня уверяют даже, что, проклиная его, благословляют моё имя за то, что я сумел справиться с этим чудовищем. Это точно мне было сказано за столом моими генералами, и я беру в свидетели Кудашева, иначе это было бы хвастовством. Безусловно у меня много прекрасных минут, но я не весел, как обычно, хотя признаюсь, что я растроган тем счастьем, которое мне сопутствует, но нельзя быть весёлым при таком напряжении. Прошедшие дни я много думал о Бонапарте, и вот что мне пришло в голову по поводу судьбы его и моей. Присоединяю сюда моё мечтание…(продолжение не найдено)
Кудашев своей рукой добавляет от себя: не сердитесь на меня дорогие и добрые друзья, что не получаете от меня известий о папеньке так часто, как  бы вам этого хотелось. Причина , которую я вам приведу, будет похожа на хвастовство, и я в отчаянии, потому что это как раз то, чего папенька терпеть не может. Но тем не менее это правда благодаря тому напряжению, с которым мы постоянно преследуем и бьём врага, у нас остаётся время только на отдачу приказов. Очень часто глаза невольно смыкаются. Усталость такая, от которой стареешь. Ещё дней десять такого аллюра, какой у нас был до сего дня, и у Бонапарта не хватит ног, чтобы бежать…»
10-ноября 30-тысячная армия Чичагова, начальник штаба генерал-лейтенант  Сабанеев, подошла к Борисову.
13-ноября Кутузов направил письмо Чичагову о преследовании французских войск и о необходимости занятия дефиле при Зембине.
14-ноября Кутузов направил письмо Витгенштейну с предписанием о нанесении удара французским войскам у города Борисова.
14-ноября Кутузов направил письмо Е. Кутузовой:
«Я, слава богу, здоров, мой друг. Слава господу сил, по сей день освобождены бывшие под властию неприятеля губернии: Московская, Калужская, Смоленская, Могилёвская и Витебская. Неприятель всё бежит, потерял из главной своей армии всю артиллерию, ему идти легко. Кланяйся всем нашим, уверь их, что сколь ни сладко гнать перед собою первого в свете полководца (до сего дня уже 550 вёрст, как его всякий день много или мало бию), сколь ни утешительно в течение месяца и нескольких дней возвратить под скипетр России пять губерний, неприятелем оторванных, но сладко было бы мне жить между вами…»

                15-ноября Кутузов направил письмо председателю комитета министров фельдмаршалу Салтыкову о победе при Красном и о недостатке в армии продовольствия.
15- ноября Кутузов направил письмо Кутузовой о занятии войсками Чичагова крепости Борисов:
«…Чичагов с армией подошёл к Борисову и крепость занял. Это на самой дороге, где идти неприятелю: увидим, что бог определит.
Пришлите, пожалуйста, тёплых чулков и мою шляпу, которую забыл Егор…».
15-ноября было опубликовано Обращение к солдатам армии Наполеона с призывом сложить оружие:
«Французские солдаты и вы, солдаты других наций, коих злополучная судьба принудила вступить в эту войну!
Когда русская армия отступала, вы считали, что она бежит. Но и тогда она была достаточно великодушной, чтобы вывести вас из этого заблуждения. Русская армия заявила, что вы потерпите поражение в каждом бою, потому что не вы, а она будет определять место сражения и не даст вам уйти из страны, не добившись вашей гибели. И вы испытаете это. То, что происходит с вашей армией, убедит вас лучше, чем все слова. Прислушайтесь же к голосу разума вы, которые познали все бедствия, связанные с поспешным бегством: голод, болезни, истощение, усталость. Тщетно бороться! Подумайте о странах, которые вы должны будете пересечь, прежде чем увидите вашу родину, и об армиях, которые будут преследовать вас. Тысячи ваших товарищей уже сложили оружие. Они были такими же храбрецами, как и вы, но они подчинились властному закону необходимости, они нашли в русских гуманных и великодушных победителей. Вам разрешат вернуться домой, если только вы не предпочтёте ожидать окончания войны в южных районах России, где, живя в столь мягком климате, как и на вашей родине, вы забудете о всех постигших вас несчастьях.
Повторяем вам: прислушайтесь к голосу разума, подумайте о ваших семьях. Вы показали себя храбрыми и смелыми во всех боях. И это не отсутствие мужества, когда приходится подчиняться обстоятельствам, изменить которые не смогут никакие усилия в момент, когда вы со всех сторон окружены 300-тысячной армией».
                Кутузов приказал отрядам графа Ожаровского и Бороздина следовать для наблюдения к городу Могилёву, полагая, что там польские войска генерала Домбровского.
Отряд Ермолова соединился с отрядом Платова и переправился через Днепр, которому Кутузов поставил задачу остановиться в местечке Толочие до прибытия авангарда Милорадовича. Но Ермолов направил донесение фельдмаршалу, что получил это повеление, уже пройдя Толочие, хотя был в одном переходе от этого места, и что последовал за атаманом Платовым, которому нужна пехота. Это донесение Ермолова согласился подтвердить и атаман Платов. Поэтому Ермолову, позднее Кутузов приказал содействовать атаману Платову.
Отряду графа Ожаровского удалось взять Могилёв.
                15-ноября адмирал Чичагов предложил Ермолову, отряд которого находился у селения Лошницы, присоединиться к нему в Борисове. Ермолов принял это предложение. А сам адмирал готовился взять Наполеона в плен. Он сообщил своим солдатам приметы императора, подчеркнув в особенности его малый рост и распорядился: « Для вящей же надёжности ловите и приводите ко мне всех малорослых».
Авангардные части Чичагова вступили в бой с 4-х тысячным отрядом Домбровского, охранявшим предмостное укрепление, нанесли ему тяжёлое поражение, взяли около 2-тысяч человек в плен и овладели переправой. Армия Чичагова заняла 18-ноября Борисов и правый берег Березины, закрыв пути отступления французской армии на запад и юго-запад. Корпус Витгенштейна, после соединения с войсками Штейнгеля 14-ноября отбросил корпус Виктора у Смоленска и войска Удино, который заменил Сен - Сира после его ранения, к дороге Орша-Борисов. Таким образом, все пути отступления противника были перекрыты, и в районе Борисова образовался «мешок», в который русские войска загоняли французскую армию. И как докладывал Кутузов царю: «Таким образом, все сии значащие силы непременно должны поражать неприятеля ещё до переправы через Березину или, по крайней мере, при переправе».
                22-го ноября Наполеон был в Толочине. Он остановился в здании монастыря. Там он узнал об эвакуации Минска, который был занят авангардом Чичагова. Были потеряны все склады и все средства, с помощью которых можно было реорганизовать армию. Перед ним возникла тревожная картина положения. Молдавская армия, быть может, уже соединилась с корпусами, находящимися в его тылу, а не была подтянута Кутузовым к главным русским силам на фланге французов, как всё время надеялся император. Наполеон, стальная воля которого ещё больше закалилась при виде стольких препятствий и стольких опасностей, тот час же решил ускорить своё передвижение, чтобы успеть подойти к Березине раньше Кутузова, сражаться и одержать победу над всеми, кто встретиться на его пути. Вместе с тем, он лелеял мечту, что князь Шварценберг и Ренье, узнав о потере Минска, уже выступили и изменили положение. Во-всяком случае он считал, что сосредоточение под Борисовым тех войск, которыми он располагал в этом районе, надёжным образом обеспечивает отступление армии, которое теперь нельзя прерывать вплоть до Вильно. Он был уверен, что борисовский мост находится под надёжной охраной. Вечером, когда император лёг в постель, он оставил у себя, как это часто бывало графа Дарю и Дюрока, чтобы поболтать с ними.  Дарю и Дюрок, увидев, что он задремал, стали разговаривать между собой, ожидая, пока император окончательно заснёт и можно будет удалиться.  Через четверть часа император проснулся и спросил их, о чём они говорят.
- Мы мечтали о воздушном шаре, - ответил Дарю.
- Для чего?
- Чтобы увезти ваше величество.
- Да положение довольно трудное. Вы, значит, боитесь попасть под замок в качестве военнопленных?
- Нет не военнопленных, потому что вашему величеству такой хорошей участи не предоставят.
- Положение действительно серьёзно. Вопрос осложняется. И всё же если начальники подадут пример, то я всё ещё буду сильнее, чем неприятель. У меня больше, чем нужно сил, для того, чтобы пройти по трупам русских, если единственным препятствием будут их войска.
                23-го ноября Государственная канцелярия Наполеона сожгла все бумаги, на этом уже давно настаивал граф Дарю. В три часа утра император послал за Коленкуром и заговорил с ним о полученных дурных сообщениях:
- Дело становится серьёзным, - сказал он. Затем он спросил, достаточно ли крепок мороз, чтобы реки и озёра замёрзли, и артиллерия могла бы пройти по льду.
- Думаю, что нет,  по крайней мере, что касается рек,- ответил Коленкур.
- Вы сами не знаете, что говорите. Ведь Ней перешёл Днепр по льду без пушек, а тогда было не так холодно, как сегодня. Морозы будут, и мы пройдём через болота Березины. Иначе пришлось бы идти на прорыв и делать большой обход. Сколько дней форсированного марша нужно для того, чтобы дойти до Вилейки или до Глубокого? Положение может сделаться критическим, если Кутузов правильно сманеврировал, а Витгенштейн захочет его поддержать или соединиться с адмиралом. Эти моряки всегда приносят мне несчастье. Что касается Кутузова, то он воевать не умеет. Когда завязывается бой, он дерётся с отвагой, но ничего не понимает в большой войне.
Затем он вспомнил о воздушном шаре Дарю и Дюрока.
- Их воздушный шар отнюдь не был бы лишним, - сказал император шутя. – На сей раз спасение только в отваге. Если мы перейдём Березину, то я буду хозяином положения, так как двух свежих корпусов, которые находятся там, и моей гвардии достаточно для того, чтобы побить русских. Если пройти нельзя, то мы выкинем фокус. Обсудите с Дюроком, что можно будет взять с собой, в случае если нам придётся прорываться не по дороге, а через поля без всяких повозок. Надо заранее подготовиться на тот случай, если придётся уничтожить всё, чтобы не оставлять трофеев неприятелю.  Я лучше буду, до конца кампании есть руками, чем оставлю русским хоть одну вилку с моей монограммой. Условьтесь с Дюроком обо всём, что касается его ведомства, и не проговоритесь никому. Я говорил об этом только с ним и с вами. Надо удостовериться в хорошем ли состоянии моё и ваше оружие, так как придётся драться.
Император коснулся ещё многих других вопросов, обсуждая своё положение и проект своего отъезда во Францию.
                23-го ноября Наполеон из Толочина переехал в Бобр. По дороге было много трупов людей и лошадей. Императору не терпелось поскорее соединиться с корпусом герцога Реджио, который оправившись от раны, должен был вновь вступить в командование несколько дней назад. Ему было приказано маневрировать с таким расчётом, чтобы расположиться эшелонами на московской дороге, тогда как герцог Беллюнский должен был дать отпор графу Витгенштейну, соединив под своим командованием остатки собственного корпуса и корпус маршала Сен-Сира. Он находился в окрестностях Смолян, которые должен был уже покинуть, чтобы прикрывать движение главных сил армии и составлять её арьергард. Кавалерии не хватало, и поэтому не было никаких сведений о Кутузове. Император надеялся, что благодаря нерешительности Кутузова и благодаря тому, что Милорадович потерял время, поджидая герцога Эльхингенского на дороге у Красного, французы опередят на несколько дней главные русские силы и успеют пройти через Березину. Вопрос об этой переправе сильно беспокоил императора после потери Минска.
                В трёх переходах от Борисова один офицер передал Наполеону весть о том, что Борисов взят войсками Чичагова. Император в ярости ударил о землю тростью, бешено посмотрел на него и воскликнул:
- Значит,  там наверху написано, что мы теперь будем совершать одни ошибки!               
Он приказал Удино и Виктору, чтобы они как можно больше сил сосредоточили около Борисова, приказав Удино двигаться на Борисов и во что бы- то ни стало овладеть переправой у Борисова. Чичагов поручил генералу графу Палену загородить путь Удино. Войска Палена, двигавшиеся без достаточных мер охранения, были атакованы французским авангардом и отброшены к Борисову. Внезапное появление крупных сил французских войск у Борисова, их стремительная атака вызвала растерянность у адмирала Чичагова, переоценившего силы противника и поспешившего отвести войска на правый берег Березины. Французы вновь заняли Борисов. Потеря Борисова и отвод войск Чичагова на правый берег Березины открывали возможность Наполеону вырваться из окружения и переправиться через Березину. Маршал Удино получил приказ удерживать Борисов и начать постройку переправ у деревни Студенки, куда были срочно направлены сапёры и инженеры.
                24-го ноября в Лошнице стало известно о столкновении под Борисовым. Таким образом, французы, лишились единственного пункта, через который могло идти отступление армии. Это неожиданное сообщение было самым неприятным, какое только мог получить император. Оно не позволяло больше сомневаться, что сюда прибыла молдавская армия, тогда как император в течение долгого времени думал, что она идёт на подкрепление Кутузову. Лишившись складов, французы теперь теряли и единственную переправу, на которую так рассчитывал император. Но неудачи не могли сломить железный характер Наполеона.  Уверенность и упрямство императора ещё больше возросли утром, когда он получил донесение от герцога Реджио, о неудаче чичаговского авангарда генерала Палена. Император никак не мог понять манёвра Кутузова, опасаясь, что тот поспешит соединиться с молдавской армией, чтобы действовать согласовано. Поступили сообщения, что Кутузов находится далеко. Генерал Корбино перешёл через Березину возле Весёлого, где перешёл через эту реку Карл-12, таким образом, обнаружив путь спасения всей французской армии.  Но, когда генерал доложил об этом пути герцогу Реджио, что французская армия теряет драгоценное время на бесполезный обход, на его доклад сначала император не обратил должного внимания, а потом стало поздно. Наполеон потом жаловался, что его никогда не осведомляют вовремя. Тем не менее, генералу Корбино было поручено подготовить всё для наводки моста. Император колебался, где переходить Березину. Его привлекал Минск, так как он надеялся, что князь Шварценберг двинулся туда и что, оказавшись под угрозой с двух сторон, русские не успеют эвакуировать или уничтожить склады. Он приказал также особо обследовать переправу у Уколоды. Но донесения генерала Корбино и новые сообщения герцога Беллюнского о чрезвычайно странном поведении Витгенштейна, ограничившегося тем, что он идёт по его следам, побудили императора немедленно принять решение. И он объездил все окрестности. Император остановился в Старом Борисове,  откуда разослал различные распоряжения. К Весёлому и к Студенке была направлена артиллерия и обозы. Генерал Корбино служил проводником. Наполеон велел принести все орлы от всех корпусов и сжёг их. Он составил два батальона из 1800-спешанных гвардейских кавалеристов, из которых только половина была вооружена ружьями и карабинами. Император собрал вокруг себя всех ещё имевших лошадей. Он назвал эту группу священным эскадроном. Дивизионные генералы были в нём капитанами. Наполеон приказал, чтобы были сожжены ненужные кареты, половина фургонов во-всех корпусах, а  лошадей отдали гвардейской кавалерии. Приближаясь к Борисову, они встретили армию Виктора, здесь она ждала прихода императора. Они не знали о бедствиях армии, поэтому вместо великой победоносной Московской колонны увидели за Наполеоном только вереницу призраков, покрытых лохмотьями, женскими шубами, кусками ковров и грязными шинелями, ноги которых были завёрнуты во-всевозможные тряпки. Они были поражены ужасом, когда перед ними проходили солдаты с землистыми лицами, обросшими отвратительной бородой, без оружия, не испытывая стыда, как стадо пленников. Удивил ряд большого количества полковников и генералов, заброшенных и одиноких, которые теперь заботились лишь о самих себе.
Император весь день провёл на месте постройки мостов, своим присутствием он подбодрял сапёров и понтонёров. Наполеон возвратился в Студенку поздно ночью и ночевал там.
                27-го ноября с раннего утра император отправился к мостам. Войска проходили через них медленно. Гвардия и обозы перешли Березину днём и заняли позиции в Брилях, на противоположном берегу. Тем временем герцог Беллюнский, который прикрывал этот манёвр, занял в полдень позиции под Веселовым. Император никак не мог понять бездеятельности адмирала Чичагова, не более была понята медлительность Витгенштейна. Днём император осмотрел позиции герцога Беллюнского. Он лично наблюдал за переходом гвардии через Березину и вернулся в Брили, где расположилась ставка, поздно ночью. Всё внимание императора было приковано к дороге на Камень, где неприятель мог остановить движение французской армии.
Мюрат объявил императору, что считает переправу невозможной и настаивал, чтобы тот спасался сам, пока ещё есть время. Что сейчас он может без всякой опасности переправится через Березину выше Студянки и через пять дней он будет в Вильно, что поляки храбрые и преданные, знающие все дороги, берутся проводить его и отвечают за его безопасность.  Но Наполеон отверг это предложение, как позорное, как подлое бегство, он негодовал, как осмелились подумать, что он покинет свою армию, когда она в такой опасности.
                23-ноября  в Сморгони ночью были вызваны все маршалы. По мере того, как они входили, император каждого из них уводил отдельно и сначала старался расположить в свою пользу то своими рассуждениями, то выражением доверия. Даву он заявил, почему его не было видно, не покинул ли он его? Даву ответил, что ему показалось, что император им недоволен. Наполеон ему сообщил, какой путь он собирается избрать, и принял во-внимание его советы по этому поводу. Он был ласков со всеми, собрав всех за одним столом. Он хвалил всех за прекрасные действия в эту войну. О себе он только сказал:
- Если бы я родился на троне, если бы я был одним из Бурбонов, мне тогда легко было бы совсем не делать ошибок.
После окончания обеда, он велел принцу Евгению прочитать свой 29-й бюллетень, объявив, что ночью в трёх экипажах - дормезе (хорошо обустроенной тёплой карете) и двух колясках уезжает с Дюроком, Коленкуром, Лобо, камергером мамлюком Рустамом и поляком-переводчиком в Париж. 
                Утром 28-го ноября противник атаковал аванпосты герцога Реджио, который был ранен. Император, который направился на место боя, заменил его герцогом Эльхингенским. Стало известно, что дивизия генерала Партуно ошиблась в темноте дорогой и попала в плен. Вместо того, чтобы ускорить переправу через Березину, которая задерживалась из его дивизии, Партуно приказал войскам, в том числе части гвардии двинуться на выручку герцога Беллюнского, у которого завязалась ожесточённое сражение с Витгенштейном, тогда как на другом берегу дрались с Чичаговым. Но как только было решено отступать, мосты рухнули. Были потеряны тысячи солдат. Все стали осуждать в этом генерала Партуно. Император воскликнул:
- Если генералы не имеют мужества драться, то они должны предоставить дело своим гренадёрам. Барабанщик спас бы своих товарищей от бесчестья, ударив сигнал к атаке.  Маркитантка спасла бы дивизию, крикнув: « Спасайся, кто может», вместо того чтобы сдаваться.
                29-го ноября император отправился в Камень. Он твердил, что французы могут считать себя счастливыми, так как им не приходится иметь дело с более талантливым противником.
                30-го ноября Ставка переехала в Плещаницы. Наполеон ещё раз говорил с Коленкуром о поездке во Францию. Он не видел теперь препятствий, которые могли бы помешать армии дойти до Вильно, где, по его мнению, ей были обеспечены спасение и отдых. Он надеялся в ближайшие дни встретить эстафеты и получить сведения о войсках, которые должны были прийти в Вильно. Он по-прежнему думал, что князь Шварценберг двигается вперёд и рассчитывал, что это будет полезной диверсией, которая облегчит отступление и занятие зимних квартир. Он, конечно, ожидал нападений со стороны казаков, но считал, что теперь это не имеет большого значения. Он считал, что находится вне пределов досягаемости для Витгенштейна и Кутузова, а Чичагов может лишь идти следом.
                1-го декабря Ставка Наполеона была в Стойках. Эстафеты всё ещё не приходили. Император никак не мог понять причину этого опоздания. Он готовил бюллетень, в котором хотел изложить все события и бедствия французской армии, сказав Коленкуру по этому поводу:
- Я расскажу всё. Пусть лучше узнают эти подробности от меня, чем из частных писем, и пусть эти подробности смягчат впечатление от наших бедствий, о которых надо сообщить нации.
                13-ноября Чичагов главными силами пошёл к югу от Борисова, оставив у города малочисленный отряд генерала Чаплица, а у Студенки – два батальона пехоты и три казачьих полка под командованием генерала Корнилова.
Ошибка Чичагова позволила Наполеону начать переправу войск через Березину. Но переправить всю армию и обоз Наполеон всё же не успел. Войска Платова, Ермолова, Витгенштейна и партизан Сеславина, почти одновременно подошедшие к Березине 15-ноября овладели Борисовым.
17-ноября Кутузов направил письмо Чичагову с предписанием представить подробные объяснения о переходе Наполеона через реку Березину и предположения о дальнейших действиях Дунайской армии.
18-ноября Кутузов направил письмо Чичагову об отсутствии достоверных сведений о переходе Наполеона через Березину.
19-ноября Кутузов направил письмо Чичагову с сообщением о предписании, данном Платову, выиграть марш над неприятелем.
19-ноября Кутузов направил письмо Витгенштейну с одобрением его плана действий и указанием о взаимодействии с армией Чичагова.
19-ноября Кутузов направил письмо Чичагову с предписанием усилить отряд Платова тремя кавалерийскими полками.
19-ноября Кутузов направил письмо Чичагову о плане действий для окончательного уничтожения противника:
«…Из полученных отовсюду известий вижу я, что неприятель переправился через Березину и, по - видимому возьмёт направление своё через Плещеницу, Илию, Молодечино, Сморгонь на Вильну. В сем предположении генеральный план мой состоит в том, чтобы Ваше высокопревосходительство следовали по пятам неприятеля. Графу Витгенштейну предписано от меня идти вправо от вас и, если возможно, стараться пресечь Макдональду путь к соединению с Наполеоном; равномерно генералу от кавалерии графу Платову с казачьими полками и полутораротою Донской конной артиллерии стараться, выиграв марш над неприятелем, бегущим перед вами, атаковать его в голове и во фланге колонн, истреблять все мосты, заготовленные у него на пути магазейны, словом сказать беспокоить его беспрестанно. …Весьма желательно, чтобы остатки его армии были истреблены, и для того необходимо быстрое и деятельное преследование».
19-ноября через Березину переправилась главная армия Кутузова с целью воспрепятствовать соединению Шварценберга с Наполеоном.
20-ноября Кутузов направил письмо Е. Кутузовой о переходе Наполеона с остатками армии через Березину:
«Не могу сказать, чтобы я был весел, не всегда идёт всё так, как хочется. Вот ещё Бонапарте жив. Я вчерась был скучен, и это грех. Грустил, что не взята вся армия неприятельская в полон, но, кажется, можно и за то благодарить бога, что она доведена до такого бедного состояния».
                22-ноября Кутузов направил письмо Чичагову о необходимости воспрепятствовать соединению корпуса Шварценберга с основными силами Наполеона:
«…Я нахожу, что по теперешним обстоятельствам, где Наполеон отступает на Вильну, нужно отнять у него все способы к усилению его армии и для того предписал я прямо генерал-лейтенанту Сакену, дабы не потерять времени, чтобы он все меры употребил по воспрепятствованию соединения князя Шварценберга с Наполеоном, стараясь преградить путь ему на Вильну, оставаясь при том в сношении с Главной армиею».
23-ноября Кутузов направил письмо Чичагову о совместных действиях с главной армией и корпусом Витгенштейна в случае соединения Наполеона с Макдональдом и Шварценбергом.
                26-ноября Кутузов обратился к жителям Виленской, Гродненской и Белостокской губерний об оказании содействия русской армии.
26-ноября Кутузов направил письмо Чичагову о продолжении преследования противника:
«…Вследствие чего предлагаю Вашему высокопревосходительству продолжать наше преследование и в случае, если бы головы неприятельских колонн, не пройдя Вильны, остановились и тем бы подали повод думать, что хочет держаться при сем месте, тогда только остановиться при Ошмянах для обождания прибытия корпуса графа Витгенштейна к Слободке, а Главной армии к Ошмянам, дабы с одной высоты предпринять дальнейшее движение на неприятеля, при котором случае Главная армия будет иметь удобность обойти его…»
26-ноября Кутузов направил письмо Е. Кутузовой:
«Я, слава богу, здоров, мой друг, и все гонимся за неприятелем, так же, как от Москвы до Смоленска. И мёртвыми они теряют ещё более прежнего, так что на одной версте от столба до столба сочли неубитых мёртвых 117 человек.  Князь Сергей Долгорукий здесь и говорит каламбуры по-прежнему, и иногда очень приятные, но теперь в отчаянии от зависти, что один молодой человек сказал на Бонапарте: «Кутузов, Тарутино сбило меня с пути». Надобно знать, что село Тарутино, где был мой укреплённый лагерь, наделал неприятелю все беды…
Эти дни мороза здесь 22 градуса, и солдаты все переносят без ропота, говоря: «Французам хуже нашего, они иногда не смеют и огней разводить; пускай дохнут»…»

                27-ноября Кутузов направил письмо Чичагову с предписанием о порядке прохождения войск через Вильно;
«…Я в особенную обязанность поставил графу Платову обратить, всевозможное внимание и употребить все должные меры, дабы сей город при проходе наших войск не был подвержен ни малейшей обиде, поставя ему притом на вид, какие в нынешних обстоятельствах могут произойти от того последствия. Я равномерно обращаюсь к Вашему высокопревосходительству с просьбой, дабы Вы с Вашей стороны, когда армия, Вами командуемая, через Вильну проходить будет, дали сему сходные предписания…»

                29-ноября Кутузов направил письмо Чичагову с сообщением о предписании данном генерал-майору Тучкову-2-му, действовать в направлении от Минска к Новому Свержену.
Проходя со своим отрядом на Вильну к Ермолову неожиданно явился Кутузов с расспросами его о сражении при Березине. Ермолов стал объяснять ему, что, по его мнению, адмирал Чичагов не столько виноват, как многие представить его желают.
Кутузов приказал представить после записку о действиях при Березине, но чтобы никто не знал о том.
                Кутузов так объяснял причины, которые позволили остаткам наполеоновской армии выйти из окружения:
« Сия армия, можно сказать 12,13 и 14-ноября находилась окружённая со всех сторон. Река Березина, представляющая натуральную преграду, господствуема была армиею адмирала Чичагова, ибо достаточно было занять пост при Зембине и Борисове (пространство 18-вёрст), чтобы воспрепятствовать всякий переход неприятеля. Армия Витгенштейна от Лепеля склонялась к Борисову, и препятствовала неприятелю выйти, с сей стороны. Главный авангард армии корпус Платова и партизаны мои теснили неприятеля с тыла, тогда, когда главная армия шла в направлении между Борисовым и Малым Березиным с тем, чтобы воспрепятствовать неприятелю, если бы он восхотел идти на Игумен. Из сего положения наших армий в отношении к неприятельской должно было полагать неминуемую гибель неприятельскую, не занятый пост при Зембине и пустой марш армии Чичагова к Земкевичам подали неприятелю удобность перейти при Студенке».
17-ноября Наполеон с поредевшей гвардией направился к Зембину. Через неделю в Сморгони Наполеон оставил армию и отбыл в Париж. Из всей французской армии удалось переправиться и спастись лишь только около 10-тысяч человек. «Великая армия» Наполеона перестала существовать.
                Многие историки писали в связи с этим, что Кутузов упустил Наполеона преднамеренно. Одни объясняли это его нежеланием и боязнью встретиться с Наполеоном в генеральном сражении, другие стремлением достичь победы малой кровью, предоставлением так называемого «золотого моста», пущенным в ход англичанином Вильсоном. Теория «золотого моста» нашла отражение в работах в частности академика Тарле, который исходя из ошибочной трактовки кутузовской стратегии, пришёл к выводу, что Кутузов сознательно уклонялся от решительных действий в борьбе с армией Наполеона и даже на Березине Кутузов сознательно предоставил Наполеону возможность свободно переправить свои войска. Но действительность опровергает эти утверждения. Согласно  сделанным ещё в 1813 году расчётам военного министерства от Немана до Малоярославца расстояние в 1213 вёрст русская армия прошла в 123 дня, сражаясь ежедневно, то от Малоярославца до Ковно расстояние в 985 вёрст французская армия прошла за 49-дней. Средняя скорость наступления русской армии равнялась 20-км в день. А это значит, что русская армия наступала в очень высоком темпе, и Кутузов не только не избегал генерального сражения, а когда это было целесообразно, смело направлял войска в сражение. Так было при Бородине, Вязьме и под Красным.
                В то-же время некоторыми историками сражение у Березины, трактуется, как стратегическая победа Наполеона, которому чудом удалось спастись, когда ему грозила неминуемая гибель. Представляется, что такое утверждение не совсем верно. Кутузов сделал всё, чтобы полностью окружить французскую армию. Наполеону удалось переправить незначительную часть своих войск через Березину и спастись самому только благодаря ошибке адмирала Чичагова, не имевшего серьёзного боевого опыта командования сухопутной армией. К тому - же необходимо учитывать, что при всех ошибках Чичагова, Наполеону удалось переправить через Березину только небольшую часть своих войск, которая не представляла из себя серьёзной военной силы. Поэтому нет никаких оснований утверждать, что Наполеону удалось одержать у Березины некую стратегическую победу, хотя спастись лично, безусловно, удалось.
                2-го декабря Ставка Наполеона была в Селищах. Было найдено множество картофеля. Нельзя описать радость, испытанную всеми, когда оказалось, что можно наесться досыта. Мороз был такой, что оставаться на бивуаках было невыносимо. На каждом шагу можно было встретить обмороженных людей. Все дороги были покрыты трупами этих бедняг.
                3-го декабря в Молодечне были получены сразу 14-парижских эстафет. Герцогство Варшавское было истощено, особенно в денежном отношении, и император, который старался тратить как можно меньше денег, лишился из-за этого польских казаков, на которых он рассчитывал, и которых он каждый день ожидал встретить. Литва располагала не большими ресурсами, чем герцогство Варшавское. Она была опустошена войной. Никаких подкреплений не было. Император поручил Коленкуру отправить в Париж адъютанта князя Невшательского, чтобы передать императрице его сообщение на словах. Вечером он вызвал Коленкура и снова заговорил о возвращении во Францию.
- При нынешнем положении вещей, - сказал он. –Я могу внушить почтение Европе только из дворца в Тюильри.
Он заявил, что армия, вне всякого сомнения, займёт позиции у Вильно и расположиться там на зимние квартиры. Он рассчитывал выехать в течение ближайших 48-часов, как только вступит в контакт с войсками, подходившими из Вильно и армия, следовательно, не будет больше, по его мнению, подвергаться никакому риску. Император торопился ехать, рассчитывая, что пути сообщения сейчас, в первый момент после переправы, будут более свободными и более надёжными, чем несколько дней спустя, так как русские партизаны не успели ещё попробовать делать налёты на наши тылы. Он поручил Коленкуру заняться необходимыми приготовлениями, чтобы ничто не задерживало его отъезда, как только он будет решён. Затем император спросил у Коленкура, кому на его взгляд, он должен передать командование армии? Вице-королю или Неаполитанскому королю. Коленкур ответил, что вице-короля, по-видимому, больше любят в армии и больше доверяют ему. Хотя все безусловно отдают должное редкой храбрости Неаполитанского короля, но, по общему мнению, будучи героем на поле битвы, он не имеет ни той силы воли, ни того чувства порядка и той предусмотрительности, которые одни только могут спасти остатки нашей армии и реорганизовать её. Не забывая его заслуг под Москвой и во - многих других случаях, его упрекают в том, что он опьяняется славой, подстрекал его величество вступить в Москву и погубил многочисленную и прекрасную кавалерию, с которой мы начинали кампанию. Сейчас речь идёт уже не о том, чтобы атаковать неприятеля. . Сейчас надо вдохнуть жизнь в армию, чтобы реорганизовать её и остановить неприятеля. Император заметил, что его ранг не позволяет поставить его под начальство вице-короля. Он вынужден поэтому отдать предпочтение королю, который покинул бы армию, если бы командование было передано принцу Евгению. Он добавил, что такого же мнения держится и князь Невшательский, которого он оставит королю, чтобы управлять всеми делами. После этого он заговорил о том, кого возьмёт с собой. Его выбор ограничился немногими: Коленкур, герцог Фриульский и граф Лобо. Впереди должен был ехать польский офицер Вонсович, доказавший свою преданность. Остальные адъютанты императора и офицеры генштаба должны были постепенно нагонять его. Каждую неделю князь Невшательский должен был посылать ему двух из своих офицеров для поручений.  Эскорт должен сопровождать его только до Вильно, который будет выделен неаполитанской кавалерией. После Вильно он будет путешествовать под именем герцога Виченцского (то есть под именем Коленкура). Император был очень доволен сообщением герцога Бассано о тех манёврах, которые тот предписал князю Шварценбергу, но сильно жаловался по поводу наборов в Польше. Он вновь вспомнил, как Турция заключила мир, а Швеция вступила в союз с Россией. В то - же время его радовали сообщения из Франции. Он очень расхваливал поведение императрицы, её такт и привязанность, которую она проявляет к нему.
- Теперешние трудные обстоятельства, - говорил он, - воспитывают её ум, дают ей уверенность в себе и авторитет, который обеспечит ей привязанность нации. Именно такая жена была мне нужна – нежная, добрая, любящая, как все немки. Она не занимается интригами. Она любит порядок и занята только мной, и своим сыном. О канцлере и министрах он также отзывался с большой похвалой.
                4-го декабря Ставка Наполеона была в Бенице, а 5-го в Сморгони, где императора ожидали один из членов виленского правительства, адъютант императора граф ван Хогендорп, и губернатор Вильно. Император поговорил с ними и тотчас же отправил их обратно. Затем он вызвал Коленкура и продиктовал свой последний приказ:
«Сморгонь, полдень 5-го декабря.  Император выезжает в 10-часов вечера. Его сопровождают 200-человек из его гвардии. После перекладного пункта между Сморгонью и Ошмянами его сопровождает до Ошмян маршевый полк, расположенный в 4-х лье отсюда. Передать это  распоряжение этому полку через генерала ван Хогендорпа…»
После этого император вновь подтвердил, что всё хорошо, что конец лишений будет означать также и конец отступления. Коленкур слушал его молча. Явно недовольный этим, он сказал:
- Почему вы не отвечаете? Какого же мнения держитесь вы?
Коленкур ответил, что сомневается, что Неман прекратит беспорядок и вновь соберёт армию. Надо было бы все свежие войска послать в тот пункт, где, по мнению вашего величества действительно можно будет остановиться и занять позиции, ибо контакт с нашими бандами дезорганизует также и эти войска и погубит всё.
- Значит, по вашему мнению, надо было эвакуировать Вильно?
- Вне всякого сомнения, государь, и как можно скорее.
- Вы смеётесь надо мной. Русские не в состоянии подойти туда в настоящий момент, и вы знаете так же хорошо, как и я, что нашим отставшим наплевать на казаков.
Император считал, что в одну неделю он соберёт в Вильно для отпора русским больше сил, чем могли бы русские собрать за целый месяц. Он уже видел, как Польша вооружает всех своих крестьян, чтобы прогнать казаков, а французская армия вырастает втрое, так как она найдёт пропитание и одежду и уже подошла к своим подкреплениям, тогда как русские от своих подкреплений отдалились.  Как и в Москве, император упорно не хотел признавать, что русские лучше переносят свой климат, чем французы. Он уже видел, как зимние квартиры и аванпосты уже прикрываются приспособившимися к климату конными и пешими поляками, ожесточённо защищающими свою родину и свои очаги. Он видел даже, как  пехота, лишь только она поест досыта, будет презирать морозы и ещё до истечения двух недель далеко прогонит казаков. Император искренне верил в это. Князь Невшательский был немало огорчён тем, что остаётся. Состоялось своеобразное совещание всех ведущих командиров, которому император объявил о своём решении отправиться в Париж. Он сделал вид, что передаёт этот проект на их рассмотрение, и все единогласно заявили, что он должен ехать. Были высказаны все те доводы, которые император с Коленкуром заранее обсуждали. Император передал каждому предназначенные для него приказания.  Генерал Лористон должен был отправиться в Варшаву, чтобы организовать оборону Польши и собрать там все войска, которыми можно было располагать. Генерал Рапп должен был отправиться в Данциг и так далее
                После переправы через Березину французские войска стали отступать к Вильно и Неману. Русские войска сдерживали войска Нея. Наполеон, покинув армию, главное командование передал Мюрату. Небольшой русский отряд пытался воспрепятствовать переправе французов через Неман, но это не удалось сделать.
Многие историки утверждали, что Кутузов был противником заграничного похода и сторонником прекращения боевых действий с выходом русских войск к государственной границе. Опираясь видимо на сочинения Вильсона, который писал: «Тот, который не хотел сражаться под Малоярославцем, который не хотел рассеять теней войнов под Красным, тот никогда не отважится действовать наступательно». Или на следующее рассуждение академика Тарле, что Кутузов в категоричной форме заявил царю, что если русскую армию заставят пройти хоть ещё немного дальше, то она просто перестанет существовать.
На самом деле Кутузов не хуже Александра-1 и других понимал, что с выходом русской армии к границе война с Наполеоном на этом не заканчивается. Но в то - же время необходимо понимать, что  к тому времени русская армия прошла с боями почти тысячу километров, преследуя и уничтожая своего противника. Что от армии отстал транспорт с продовольствием, боеприпасами и обмундированием. Армия нуждалась в отдыхе, пополнении резервами, подтягивании отставших.
                В Ошмяны император Наполеон прибыл около полуночи. Там на позициях стояли дивизия Луазона и отряд неаполитанской кавалерии. Мороз был очень сильный. Они были уверены в своей безопасности, думая, что их прикрывает армия. Позиции были выбраны неудачно, сторожевое охранение тоже было плохое. Дивизия разместилась в самом городе. Все попрятались по домам, стараясь укрыться от жесточайшего мороза. Русские партизаны воспользовались этой беззаботностью и незадолго до прибытия императора устроили налёт на город. Нападение удалось отбить, но русские заняли позиции на возвышенности за городом, откуда в течение некоторого времени обстреливали его из орудий. Император прибыл в город, как раз в это время.  На дорогу был послан небольшой авангард. Впереди император следовал ещё один отряд неаполитанцев, другой отряд следовал за ним. Но когда они прибыли на почтовую станцию от всех отрядов оставалось не более 15-человек, так как от мороза лошади были не в состоянии передвигаться. А, когда император и Коленкур приблизились к Вильно их сопровождало не более 8-человек. Ещё по дороге на Вильно их встретил герцог Бассано. Он сел с императором, а Коленкур в коляске герцога Бассано отправился передать приказы императора виленскому правительству и сделать последние необходимые распоряжения по поводу дальнейшего путешествия. Ему с большим трудом набрать десяток человек для эскорта. Но на почтовой станции не было лошадей. Им пришлось взять лощадей герцога Бассано. В Вильно Коленкур купил сапоги на меховой подкладке для всех участников путешествия. И потом в Париже его многие благодарили за это. Так как лошадей не хватало, Вонсовичу пришлось устроиться на козлах экипажа.  В Ковно они остановились в харчевне, содержимой поваром-итальянцем. Хороший хлеб, дичь,  стол, стулья, скатерть, от всего этого они уже отвыкли. Во - время отступления приличный стол был только у императора,  то есть у него всегда было столовое бельё, белый хлеб, вино шамбертен, хорошее прованское масло, говядина или баранина, рис, бобы или чечевица (его любимые овощи). Термометр показывал больше двадцати градусов мороза. Хотя император был закутан в шерстяные шарфы и хорошую шубу, обут в сапоги на меховой подкладке и, кроме того, укрывал ноги медвежьей полостью, он так жаловался на холод, что его Коленкур укрывал ещё и своей половиной медвежьей шубы. Когда они приехали в Ковно, император стучал зубами. Можно было подумать, что он простудился. Император предоставил Коленкуру право самому выбрать дальнейший маршрут движения. Коленкур выбрал дорогу через Кёнигсберг. Удалось найти сани с крытым верхом, куда пересел император из своего экипажа. Но так как в санях было мало места, императору пришлось даже отказаться от своего несессера, и сидеть было неудобно. Как только они оказались в пределах герцогства Варшавского, император очень повеселел, и не переставал говорить об армии и о Париже. Он не сомневался, что армия останется в Вильно, и никоем образом не хотел признавать, что она понесла огромные потери.
- В Вильно, - говорил он, - имеются хорошие продовольственные запасы, и там всё снова придёт в порядок. В Вильно больше средств, чем нужно, чтобы дать отпор неприятелю, так как русские изнурены не меньше нас и страдают от холода, как и мы, то они перейдут на зимние квартиры. Появляться будут только казаки. Приказы и инструкции, оставленные герцогу Бассано, предусматривают всё и исцелят все неудачи. Герцог полагается на благородство Шварценберга и считает, что он отстоит свои позиции и герцогство Варшавское. Бассано написал ему, а также в Вену и в Берлин.
Император беспокоился лишь о том впечатлении, которое произведут «наши неудачи» на оба двора – венский и берлинский, но его возвращение в Париж должно было вновь укрепить его политическое господство в Европе.
- Наши бедствия, - сказал он, - произведут во Франции большую сенсацию, но мой приезд уравновесит неприятные результаты этой сенсации.
Он рассчитывал воспользоваться своим проездом через Варшаву, чтобы наэлектризовать поляков.
- Если они хотят быть нацией, - говорил он, - то все поголовно поднимутся против своих врагов. Тогда я вооружусь, чтобы защитить их. Я смогу затем сделать Австрии те уступки, которых она так желает, и мы провозгласим тогда восстановление Польши. Австрия более заинтересована в этом, чем я, потому что находится ближе, чем я, к русскому исполину. Если же поляки не выполнят своего долга, то для Франции и для всего мира вопрос упрощается, так как тогда легко будет заключить мир с Россией.
Он тешил себя надеждой, что все европейские правительства, и даже те, которые наиболее тяготятся могуществом Франции, в высшей степени заинтересованы в том, чтобы не позволить казакам перейти через Неман.
Коленкур возражал императору:
- Если они кого-нибудь боятся, то именно вашего величества. Это вы ваше величество являетесь предметом всеобщего беспокойства, которое мешает видеть другие опасности. Они боятся всемирной монархии. Другие династии боятся, чтобы их место не заняла ваша династия, проникшая уже повсюду. Интересы Германии страдают в настоящий момент от налоговой системы, установленной три года тому назад. Народы ещё больше, чем правительства доведены до отчаяния, тем режимом, который установился в Германии при правлении князя Экмюльского.
Император принимал все возражения Коленкура без раздражения. Он улыбался, когда тот говорил о том, что непосредственно затрагивало лично его, и делал вид, что благодушно относится к его речам. С некоторыми утверждениями Коленкура он даже соглашался, по поводу остальных заметил, что люди теперь достаточно просвещены и могут видеть, если посмотрят хотя бы, как мы  организуем присоединяемые к Франции страны. Что если кое-какие интересы частных лиц терпят там ущерб в результате полицейских  мероприятий, и в силу обстоятельств, чуждых преследуемой императором цели, то наши законы, действующие там, дают всем действительные гарантии против произвола. Он настаивал, что французское управление строится на великих, возвышенных и либеральных основах, соответствующих духу времени и действительным нуждам народов. Сказав при этом:
- Я мог бы обращаться с ними, как с завоёванными странами, а я управляю ими, как французскими департаментами. Напрасно они жалуются. Если что-нибудь их тяготит, то это стеснения, обременяющие торговлю, но они объясняются соображениями высшего порядка, пред которыми должны отступать даже интересы старой Франции. Только мир с Англией может положить конец этим стеснениям и этим жалобам. Нужно только терпение. Два года упорной выдержки приведут к падению английского правительства. Оно будет принуждено заключить мир и притом мир, соответствующий законным торговым интересам всех наций. Все забудут тогда стеснения и вызываемые ими жалобы, а процветание, которое явится результатом этого мира, и тот порядок вещей, который тогда упрочится, дадут полнейшую возможность быстро возместить все потери.
Император жаловался, что в настоящий момент никто не хочет взглянуть за пределы узкого круга своих собственных неприятностей. Даже самые талантливые люди не хотят направить свои взоры за пределы этого ограниченного горизонта. А между тем достаточно простой добросовестности, чтобы видеть все те выгоды, которыми мы вскоре будем пользоваться. Все жертвы уже принесены, теперь нужно только терпение и мы пожнём плоды своих жертвоприношений. Не все в состоянии оценить тот новый путь, который он начертал. Правильная оценка той системы, которую император вынужден применять против Англии, и всех связанных с ней последствий будет возможна лишь через несколько лет. Он нарушает слишком много установившихся привычек и оскорбляет слишком много мелочных интересов, а, следовательно, создаст много недовольных. Этим и пользуются сейчас в своих целях глупость и слепая ненависть. Но континентальная система не делается от этого менее великим замыслом, и она превратится даже в добровольную систему, осуществляемую по воле всех народов, потому что она соответствует, как индивидуальным интересам отдельных лиц, так и общим интересам всего континента. Поставить преграду тому, кто ставит преграды другим, это простая справедливость.  К тому же он желал создать на континенте промышленность, которая освобождала бы Европу от господства английской промышленности и, следовательно, соперничала бы с нею. У него не было, поэтому выбора в средствах, и он пустил в ход единственное оружие, которое действительно, наносит удар благосостоянию Англии. Это великое дело и только он один в состоянии его осуществить. Когда минет нынешняя эпоха, это дело уже нельзя будет возобновить, так как для того, чтобы он сам мог за него взяться, понадобилось стечение разнообразных условий – именно тех, которые в продолжение нескольких лет созревали в Европе. Он достоверно знает теперь, что не ошибся, и в подтверждение своих слов может сослаться на промышленное процветание не только старой Франции, но также и Германии, несмотря на то, что войны всё время не прекращаются.
Император делал отсюда вывод, что именно эта система создала промышленность во Франции и Германии.
- Это значит,- говорил он,- что она будет источником богатства и уже сейчас возмещает нам недостаток внешней торговли. В близком будущем её благодетельная роль даст себя знать ещё больше. Не пройдёт и трёх лет, как рейнские области Германии и даже те страны, где сейчас больше всего возмущаются запретами, воздадут должное его стремлениям и его прозорливости. Показать французам и немцам, что они сами могут зарабатывать у себя дома те деньги, которые до сих пор отнимала у них английская промышленность – это великая победа над сентджемским кабинетом. Одного этого результата было бы достаточно, чтобы обессмертить его царствование, ибо он способствует дальнейшему развитию, как нашего внутреннего процветания, так и процветания Германии. Исполинское могущество  Франции означает в настоящий момент такое положение вещей, которое полностью соответствует интересам Европы, так как является единственным средством дать отпор чрезмерным притязаниям Англии. Если Англия в данный момент оказывает на европейские правительства меньше давление, чем он, то она, зато с удвоенной силой давит на европейские народы, потому что присваивает для себя одной все выгоды промышленного развития. Расположившись на островах среди морей, Англия,  несомненно, вызывает меньше зависти и беспокойства у правительств, не имеющих владений на побережье. Её преобладание на море кажется континентальным правительствам менее тяжким, чем преобладание Франции, так как в силу своего географического положения Англия не имеет поводов для территориальных распрей с ними, но её монопольная система торговли от этого ничуть не меньше бьёт по индивидуальным интересам каждого отдельного лица. Сейчас этого не хотят признавать, потому что   правительства считают удобным добиваться в Лондоне субсидий, когда они нуждаются, и мало думают о том, что каждая полученная ими монета вытащена из кармана какого-либо из их подданных, или точнее, добыта за счёт их подданных, так как они не могут развивать свою промышленность, до тех пор, пока существует английская монополия.
Император соглашался, что присоединение к Франции Гамбурга и Любека – городов, независимость которых была полезна для торговли, должна была встревожить торговые круги и европейские правительства, потому что в этих переменах увидели предвестие других таких же перемен. Но в оправдание этих вызванных обстоятельствами мер он ссылался на необходимость противопоставить Англии на этом побережье законченную запретительную систему. Он добавил, что, так как это поссорило его с торговыми кругами, то надо привлечь на свою сторону народное мнение и здравомыслящих людей. Это сделает конституционный режим и наше законодательство. Он прибегнул к этому средству, которое обеспечивает нам доверие населения, так как не может содержать в новых департаментах армию из 25-тысяч человек. Этот курс прибавил он, всецело соответствует выгодам большинства и подлинным интересам собственников, уже нейтрализует оппозицию представителей морской торговли, которых нельзя надеяться привлечь на свою сторону, пока они не возобновят своей деятельности и не найдут вновь приложения своим капиталам.
- Вместо уступок по некоторым вопросам надо, наоборот, усилить все меры, чтобы поскорее принудить Англию к миру, лучше сильно пострадать сейчас, чем долго страдать потом. Так как Англия пытается всеми способами обойти запреты, чтобы поддержать свою промышленность и сохранить свой кредит, то он, со своей стороны, должен сделать всё, чтобы восторжествовать над её хитростями, и принудить её враждебную политику к уступкам. Это сражение между двумя великанами. В морских портах предприниматели очутились меж двух огней. Можно ли было сделать так, чтобы никто не обжёгся? Но этот бой не на жизнь, а на смерть служит даже интересам тех, кто жалуется на него. Они первые пожнут его плоды. Англия вынудила меня делать всё то, что я делаю. Если бы она не нарушила Амьенского договора, если бы она заключила мир после Аустерлица и Тильзита, то я спокойно сидел бы у себя дома. Меня сдерживал бы страх подвергнуть риску капиталы нашей торговли. Я ничего не предпринимал бы за пределами Франции, так как это не отвечало бы моим интересам. Я занимался бы только тем, что вело бы к внутреннему процветанию страны. Я бы привык отдыхать и заплесневел бы. Нет ничего приятнее. Я ничуть не больший враг радостей жизни, чем всякий другой человек. Я не Дон Кихот, который чувствует потребность в приключениях. Я существо благоразумное, которое делает только то, что считает полезным. Единственная разница между мною и другими государями в том, что они останавливаются перед трудностями, а я люблю преодолевать их, когда для меня ясно, что цель велика, благородна и достойна меня и той нации, которой я правлю. Если бы Англия только хотела, то я жил бы в мире. Она продолжила борьбу и отвергла мир, лишь ради собственных интересов, ибо если бы она руководствовалась интересами Европы, то она приняла бы этот мир. Обладая Мальтой на Средиземном море и имея возможность сохранить в своих руках другие пункты, необходимые для обеспечения безопасности её торговли, и для снабжения её эскадр, на что может претендовать она ещё? Чего ей ещё желать для своей безопасности? Но она хочет удерживать в своих руках монополию. Ей нужен колоссальный торговый оборот, для того, чтобы оплачивать таможенными доходами проценты по её госдолгу. Если бы Англия действовала добросовестно, то она не отказывалась бы с таким упорством от всяких переговоров. Она боится, что ей придётся объясняться, и не осмеливается признаться в своих претензиях. Если бы велись переговоры, она была бы принуждена выложить карты на стол. Тогда все видели бы, кто действует добросовестно, и кто нет. Говорят и вы, Коленкур, первый говорите, что я злоупотребляю нашим могуществом. Я признаю этот упрёк, но я делаю это в общих интересах всего континента, тогда как Англия вполне определённо злоупотребляет своей силой и своим могуществом, ограждённым от бурь, исключительно в своих собственных интересах, так как лондонские торгаши ни во что не ставят интересы Европы, которая, по-видимому, так благоволит к Англии. Ради любой из своих спекуляций они пожертвовали бы всеми европейскими государствами и даже всем миром. Если бы у Англии был не такой крупный госдолг, то, может быть, она проявляла бы больше рассудительности. Но её толкает необходимость выплачивать этот долг и поддерживать свой кредит.  Впоследствии ей, конечно, придётся принять какое-либо решение по поводу этого долга. Но пока в жертву ему она приносит весь мир.  Со временем в Европе это поймут, Европа будет меня благословлять, если же я паду, то вскоре упадёт и маска, которую носит Англия, и тогда все увидят, что она думала только о себе и принесла спокойствие континента в жертву своим текущим интересам. Континент не может и не должен жаловаться на мероприятия, цель которых закрыть её в настоящее время для английской торговли. Присоединение к Франции тех или иных территорий, возбудившие столько крика, является только временной мерой, служащей для того, чтобы теснить Англию, затруднить её торговлю, разорвать её торговые связи и отучить Европу от них. Эти территории – залог, который я держу в своих руках, чтобы они могли служить потом предметом торга с Англией в обмен на наши или голландские колонии или на некоторые притязания, от которых Англии придётся отказаться в общих интересах. Мир может быть прочным и может обеспечить будущее для всех лишь поскольку, поскольку он будет всеобщим, а потому напрасно жалуются не всё то, что он, император, делает для достижения такого мира. Люди прозорливые, люди действительно умеющие мыслить политически, хорошо понимают, в чём заключается его цель.
Говоря о России, Наполеон сказал, что император Александр, хотя и опьянён сейчас некоторыми успехами, поступил бы разумно, заключив мир.
Коленкур заметил, что неудачи французской армии сделали его, должно быть, менее миролюбивым.
- Вы считаете его, значит, большим гордецом?
Коленкур ответил.
- Я считаю его упрямым. Он мог бы, пожалуй, гордиться тем, что отчасти предвидел случившееся и не пожелал выслушать предложения, посланные ему из Москвы.
- Сожжение русских городов, - сказал в ответ император, - в том числе пожар Москвы - это бессмыслица. Зачем было поджигать, если он возлагал столько надежд на зиму. Есть армии и есть солдаты для того, чтобы драться. Нелепо расходовать на них столько денег и не пользоваться ими. Не следует с самого начала причинять себе больше зла, чем мог бы причинить вам неприятель, если бы он вас побил. Отступление Кутузова – это верх бездарности. Нас убила зима. Мы жертвы климата. Хорошая погода меня обманула. Если бы я выступил из Москвы на две недели раньше, то моя армия была бы в Витебске, и я смеялся бы над русскими и над вашим пророком Александром, а он жалел бы о том, что не вступил в переговоры. Все наши бедствия объясняются этими двумя неделями и неисполнением моих приказаний о наборе польских казаков. Русские воззвания в пророческом стиле, распространявшиеся от времени до времени, просто глупость. Если бы хотели завлечь нас внутрь страны, то надо было бы начинать с отступления и не подвергать риску корпус Багратиона, то есть не держать его войска на слишком близком расстоянии к границе и, следовательно, на слишком растянутом фронте.  Не надо было тратить столько денег на постройку карточных домиков на Двине. Не надо было сосредоточивать там столько складов. Русские жили изо дня в день, без определённых планов. Они ни разу не сумели дать сражения вовремя. Если бы не трусость и глупость Партуно, то русские не взяли бы у меня ни одной повозки при переходе через Березину. А мы бы захватили бы часть авангарда, взяли бы 1800 пленных и с несчастными, еле дышащими людьми выиграли бы сражение, одержав верх над отборной русской пехотой, которая сражалась с турками. В конце концов, остатки наших войск оказались между тремя русскими армиями. И что же русские сделали? Они захватили несчастных, которые замерзали или, терзаемые голодом отбились от своих корпусов. Если бы у русских действительно был проект завлечь его внутрь страны, то они не шли бы на Витебск, чтобы атаковать его там. Они с самого начала должны были тревожить его фланги, ограничиваясь только такой малой войной, захватывать депеши, небольшие отряды, офицеров, едущих в свою часть, солдат, занимающихся грабежом.
                Наполеон считал большой ошибкой, что они сражались так близко от Москвы.
- Все дела приняли плохой оборот, - сказал император, - потому что я слишком долго оставался в Москве. Если бы я покинул её чрез четыре дня после вступления в неё, как я это думал сделать, когда увидел пожар, то Россия погибла бы. Император Александр был бы счастлив, получить от меня мир, который я в этом случае великодушно предложил бы ему из Витебска. Если бы морозы не отняли у меня мою армию, я ещё продиктовал бы ему условия мира из Вильно и ваш дорогой император Александр подписал бы их, хотя бы для того, чтобы избавиться от военной опеки своих бояр. Именно они навязали ему Кутузова. А что сделал этот Кутузов? Он рисковал армией под Москвой и несёт ответственность за московский пожар. Если Неаполитанский король не натворит глупостей, если он будет следить за генералами, если он останется на первое время в авангарде, чтобы ободрять нашу молодёжь, которая будет немного мёрзнуть, а казаки будут держаться подальше, как только они увидят, что им показывают зубы. Если поляки окажут мне поддержку, а Россия не заключит мира  нынешней зимой, то вы увидите, что с нею будет к июлю. Всё способствовало моим неудачам. В Варшаве мне служили плохо. Аббат де Прадт был там обуян страхом и разыгрывал из себя помесь важной персоны и неотёсанным холопом, вместо того чтобы держаться вельможей. Он думал лишь о собственных интересах и  занимался салонной и газетной болтовнёй, для дела же – не сделал ровно ничего. Он не сумел воодушевить поляков.  Рекрутские наборы не были проведены. Я не получил ничего, на что вправе был рассчитывать.  Герцог Бассано прозевал Польшу, как он прозевал Турцию и Швецию. Я сделал большую ошибку, рассердившись на Талейрана. Будуарные интриги герцогини Бассано возбудили во - мне гнев против него, и моё дело не удалось. Он дал бы совсем другое направление полякам. Польские бойцы обессмертили себя в наших рядах, но они ничего не сделали для своей родины.
Говоря об императоре Александре, Наполеон сказал:
- У этого государя есть ум и добрые намерения. Но он не является хозяином у себя. Его постоянно стесняют тысячи мелких семейных и даже персональных соображений. Хотя он очень внимательно относиться к армии, много занимается ею и, быть может, больше чем я вникает в мелкие подробности – его всё же обманывают.  Расстояние, привычки, оппозиция дворянства против рекрутских наборов, хищения плохо оплачиваемых начальников, которые прикарманивают солдатское жалование и пайки, вместо того, чтобы кормить ими солдат, всё препятствует укомплектованию русской армии. В течение трёх лет шла безостановочная работа над её укомплектованием, а в результате всего этого под ружьём оказалось наполовину меньше людей, чем думали до боёв. Надо отдать справедливость казакам: именно им обязаны русские своим успехам в этой кампании. Это - бесспорно лучшие лёгкие войска, какие только существуют. Если бы у русских солдат были бы другие начальники, то можно было бы повести эту армию далеко.  Россия захочет восстановить герцога Ольденбургского в его владениях. Александр принимает это дело близко к сердцу из-за вдовствующей императрицы. Коленкур заметил, что Россия, по-всей вероятности, постарается воспользоваться случаем, чтобы добиться эвакуации Данцига и всех французских позиций на севере, которые послужили исходным пунктом для теперешнего исхода. «Если мы будем вынуждены, как он думает,  покинуть Неман, то эти требования, наверное, распространяться и на крепости на Одере».
Император воскликнул в ответ, что в таком случае он потерял бы все преимущества, которых уже добился против Англии, а между тем основная задача заключается именно в том, чтобы принудить эту державу к миру, без которого никакое прочное спокойствие невозможно. 
Коленкур заметил, что возможно удастся сохранить французскую таможенную систему в приморских городах и на побережьях, не превращая их во - французские цитадели.
- А, какую позицию, - спросил император, - займёт Россия по отношению к Англии?
- Ваше величество даст более точный ответ на этот вопрос, - ответил Коленкур. – Конечно, вашему величеству не удастся уговорить Россию возвратиться к положению, существовавшему раньше. Я сомневаюсь даже, чтобы император Александр был в состоянии сделать это.
- Но ведь мир невозможен, - возразил ему император, - если он не является всеобщим. Не надо строить себе иллюзий.
Далее разговор коснулся положения Франции и беспокойства Европы. Коленкур сказал, что все напуганы наполеоновским политическим курсом, в котором они усматривают тенденцию к всемирной монархии, а на войну с Англией, смотрят только как на предлог, прикрывающий эту тенденцию. Император заметил, что он преследует только Англию, а так как её торговля принимает самые разнообразные формы, то он вынужден преследовать её повсюду, идти всё дальше и дальше его всегда заставляло английское интриганство, то, что он называл «карфагенской верностью». Он говорил, что вынужден неизменно держать большую армию, пока длится эта борьба с Англией, так как английский кабинет всё время работает над тем, чтобы поднять против него всю Европу.
Коленкур заговорил о том впечатлении, которое производят постоянные присоединения различных провинций и переменчивость в дружбе, охлаждающая чувства народов. Что в этом не только не усматривают каких-либо преимуществ, но всё это вызывает досаду и беспокойство за будущее. Что необыкновенный рост французского могущества разрушает идеи политической устойчивости и даже подрывает доверие, на котором зиждется прочность всего порядка. Что созданные императором порядки будут существовать благодаря его гению до тех пор, пока он жив. Что он готовит большие затруднения для своего сына. Он заранее вооружает Европу против Римского короля и даже против всей своей семьи.
Император с некоторыми замечаниями Коленкура согласился, другие отверг.
-Я создам, - сказал он, - учреждения, - которые дадут мощь моей системе и организованной мною машине. Вы не представляете себе, на какие жертвы я пошёл бы, и притом с полным удовольствием, ради такого порядка вещей в Европе, который обеспечивал бы всем народам продолжительное спокойствие, а Франции и Германии такое же внутреннее процветание, какое существует в Англии. Я не держусь ни за Гамбург, ни за какой-либо другой определённый пункт. Я не принадлежу к числу тех ограниченных людей, которые видят вещи только с одной какой-либо стороны, и проявляют упрямство в том или ином вопросе.  Есть много способов уладить дела в тот день, когда Англия решит заключить мир и согласиться признать за другими права и преимущества, которые созданы небесами отнюдь не для неё одной. Заключить мир с Англией можно лишь постольку, поскольку я смогу предложить ей компенсации, потому что в этой стране министерство является ответственным и должно учитывать свою ответственность. Такое решение, как заключение мира с Францией, оно сможет принять лишь в том случае, если сможет сказать нации: «Мы пошли на такую же жертву по таким-то соображениям, и вот какие компенсации нам дали и какие выгоды мы приобрели». Это деликатное дело, и английскому министерству трудно сговориться не только со своей страной, но, по ещё более веским причинам, со - мною. А между тем без мира с Англией всякий мир будет только перемирием. Англия ведёт  слишком большую игру, чтобы легко уступить.  Она хорошо знает, что я воспользуюсь миром, чтобы создать флот, и что я не позволю ей в самом разгаре мира ещё раз завладеть капиталами моей торговли. Она хорошо знает, что флот в моих руках может нанести ей чувствительные удары. Если бы она была уверена, что я проживу ещё не более 3-4-х лет, то она завтра же заключила бы мир, так как вся трудность заключается во флоте, который я создам, и буду иметь в ближайшие же годы.  Он более чем кто бы то ни было жаждет мира. Он искренне желает его. Сомневаться в этом нельзя. Не ради своего удовольствия он живёт на бивуаках. Мира не хочет Англия, и, может быть она даже не может его хотеть, потому что её пугает будущее. Он хорошо знает, что госучреждения Франции несовершенны, и не скрывает от себя, что только мир может позволить ему полностью завершить развитие этих учреждений. И в первую очередь сенат. Он не обладает надлежащей независимостью, а потому и не пользуется таким авторитетом, который являлся бы руководящим для общественного мнения страны. Император сказал, что преобразует сенат в палату пэров.
                Далее император отметил, что неудача теперешней кампании является великим препятствием для всех его замыслов. Для спокойствия континента необходимо было бы буферное государство, которое служило бы аванпостом против вторжений Севера и оказывало бы умеряющее воздействие на честолюбие других держав. Европа обязана своими несчастьями, слабости Бурбонов, которые допустили раздел Польши. Австрийский император и прусский король хорошо понимают, какая была сделана ошибка. Они искренне вступили в войну против России лишь потому, что они более других заинтересованы в создании этого барьера. Австрия надеется, что при этом произойдут территориальные изменения, необходимые для того, чтобы её торговля получила рынки сбыта. А прусский король, быть может, тешит себя надеждой, что новое государство достанется ему. Когда Россия ответила молчанием на австрийское посредничество перед началом теперешней кампании, то у императора Франца не оставалось больше сомнений насчёт честолюбивых замыслов императора Александра. Он твердил об этом в Дрездене несколько раз. Австрия желает восстановления Польши и нисколько не держится за оставшуюся в ней часть Галиции. Император хотел сам увидеть, могут ли поляки вновь сделаться и оставаться независимой нацией. Исходя из этих соображений, император до сих пор не давал полякам полной свободы, и события показали, что он поступил правильно. Он вскоре увидит, достойны ли поляки независимости, то есть обладают ли они как нация теми качествами, которые проявляют, как отдельные лица, и докажут ли они, что несчастья лучше закаляют мужественные души,  чем благополучие. На эту тему он будет беседовать в Варшаве.  Он расскажет полякам обо всех своих бедствиях и даже обо всех грозящих им опасностях, но вместе с тем он объяснит им, какие перспективы открываются перед ними, если польская нация окажет ему поддержку. Коленкур заметил, что недостаток единства среди поляков и недостаток усердия с их стороны, на который он жалуется, объясняется тем, что слишком долго их оставляли в неведении насчёт их будущего. Строго говоря, нет пределов тем жертвам, которое требует от них бедное герцогство, давно уже обременённое всевозможными поборами, которое по видимому , истощено, и даже наиболее богатые люди не получают ни гроша дохода. Я всегда понимал, как выгодно восстановить Польшу и создать буферное государство. Эта цель может оправдать войну с Россией. Но вот уже несколько лет, как в его словах, касающихся Польши, и, в мерах, которые принимаются якобы для её восстановления, не вижу ничего, кроме стремления добиться таким путём, совсем другой цели, причём Польша является только политической и военной вехой на пути к ней. Что император хочет остаться хозяином положения и сохранить в свою руках возможность в зависимости от обстоятельств, дать им или не дать что-нибудь Австрии. И во-всяком случае, хочет иметь возможность воспользоваться поляками и подать им надежду, не принимая в то-же время на себя достаточно определённых обязательств, которые могли бы послужить препятствием для его дальнейших проектов или помешать ему действовать применительно к обстоятельствам. Как только Польша будет восстановлена, она не очень будет стараться доставлять нам солдат для похода в Испанию.
Император улыбнулся.
- Вы занимаетесь такими же политическими вычислениями, как англичане. Но каким образом можно было заключить мир с Россией, если она не хочет уступить Польшу и Литву. Конечно,  я желал бы восстановления Польши, но не с таким королём во - главе её, который трепетал бы перед Россией и через два года отдался бы под её покровительство. C выборным королём это государство не может существовать. Оно не гармонирует с остальной Европой. А при наследственном короле соперничество знатных фамилий снова привело бы к расчленению Польши. Думаете ли вы, например, что литовцев устраивал бы Понятовский? Возможности петербургского двора и покровительство государя великой империи всегда были бы более привлекательны, чем маленький двор госпожи Пашкевич в Варшаве. Надо присоединить к Польше новые области, сделать из неё большое государство.  Нужно дать ей Данциг и морское побережье, для того чтобы страна могла вывозить свои продукты. Польше нужен государь-иностранец: поляк возбуждал бы слишком много зависти. Знатные поляки не знают меры своим претензиям. Мюрат подошёл бы  им, но у него так мало в голове. Жером обладает только тщеславием.  Он всегда делал только глупости. Он покинул армию, чтобы не оказаться под начальством Даву. Он плохо держал себя в  герцогстве Варшавском, когда проезжал через него. Моя семья никогда мне не помогала.  У моих братьев столько претензий, как если бы они могли говорить о себе: «наш отец король».
Император вдруг спросил у Коленкура:
- Кого бы вы назначили королём?
Коленкур ответил, что, так как он до сих пор не делал королей, то не может так внезапно высказаться по этому вопросу.
Император расхохотался и сказал, что выбор в данном случае очень труден.
Коленкур заметил, что польский король был бы всегда лишним препятствием для заключения мира с Англией, хотя создание этого буферного государства политически должно быть выгодно ей.
- С этой точки зрения вы правы, - сказал император.
Разговор коснулся Пруссии и Тильзитского мира.
Коленкур сказал, что в Тильзите надо было не подвергать Пруссию разгрому, а наоборот воссоздать её хотя бы под именем королевства Польши, если он считал полезным возродить эту державу. В Тильзите он разрушил Пруссию – буферное государство, которое так полезно было бы сохранить в центре Европы. На его месте он великодушно бы простил Пруссию и восстановил бы её в масштабе большого государства, и притом без содействия России,  для того, чтобы вовлечь её в свою систему, и это неминуемо случилось бы, если только придать Пруссии характер польского государства.
- Политика Пруссии, - ответил император, - шла всегда такими кривыми путями, Пруссия всегда так недобросовестна со всеми и при этом действовала так неуклюже, что ни одно правительство не было по- настоящему заинтересовано в ней. Один момент я колебался, не объявить ли, что Бранденбургская династия перестала царствовать, но я так плохо обошёлся с Пруссией, что надо было её утешить. К тому же Александр проявлял такой интерес к судьбе этой династии, что я уступил его уговорам. Я допустил большую ошибку, ибо то, что я оставил под властью прусского короля, не заставило его забыть о том, что он потерял.
Коленкур ответил императору, что если уж он непременно хотел убрать Бранденбургскую династию, то это было бы политически более правильно, чем лишать Европу государства, мощь которого необходима для неё.
Император возразил, что было бы труднее внушить императору Александру эти идеи насчёт прусского короля, пожалуй, ещё труднее, чем насчёт самой страны. Тогда его главной целью было закрыть континент для Англии, и он пошёл на уступки именно ради этой цели.
Потом император вновь стал жаловаться на своих братьев. 
Коленкур заметил, что император хотел бы создавать королевства, но на деле вместо независимых государств создаёт лишь большие префектуры.  Его короли являются не более, чем проконсулами, и это несовместимо ни с их титулом, ни с тем положением, в котором они находятся.
Император улыбнулся. К этим темам он возвращался пять или шесть раз во - время этой поездки и всякий раз старался перетянуть Коленкура на свою сторону. Но он лишь мимоходом касался тех вопросов, которые не хотел освещать подробно, а когда Коленкур возвращался к ним, он говорил:
- Вы судите, как юноша. Вы не соображаете.
А, когда слова Коленкура были ему слишком неприятны, говорил:
- Вы ничего не понимаете в делах.
А, когда речь заходила о вопросах, которые непосредственно задевали его честолюбие и его воинственный пыл, он улыбался, шутил и старался потянуть Коленкура за ухо. Но его уши были спрятаны под меховой шапкой, и он дружески трепал его по затылку, заявляя в шутливом тоне:
- Люди ошибаются: я не честолюбив. Бессонные ночи, лишения, война - всё это в моём возрасте уже не подходит. Больше чем кто бы то ни было я люблю свою кровать и отдых, но я хочу завершить своё дело. В этом мире есть только две возможности: повелевать или повиноваться. Поведение всех правительств по отношению к Франции доказало мне, что она может полагаться лишь на своё могущество, то есть на силу. Я был вынужден, поэтому сделать Францию могущественной и содержать большие армии. Не я искал Австрию, когда озабоченная судьбой Англии, она вынудила меня покинуть Булонь, чтобы дать сражение под Аустерлицем. Не я хотел угрожать Пруссии, когда она принудила меня пойти и разгромить её под Иеной. Но что такое это могущество, о котором говорят? Ничто. Континентальное могущество не стоит ничего до тех пор, пока наш флаг не обеспечивает безопасность морского груза. Паспорта, выдаваемые герцогом Готским, уважаются в Париже не меньше, чем в Веймаре, а в то же время Австрия не может снарядить фелуку с венгерским вином без разрешения Сент-Джемского кабинета. Я более прозорлив, чем другие государи. Я хочу воспользоваться случаем, чтобы ликвидировать  этот старый мир континента с Англией. Теперешние обстоятельства больше не повторятся. То, что кажется сегодня ударом только по мне, немного позже ударит также и по другим государям. Привычки и страсти против меня. Правительства ослеплены своими предубеждениями и пристрастиями. После нескольких лет гнилого мира нации и их государи почувствуют, чего им недостаёт. Сейчас я один вижу это, потому что другие намеренно закрывают на это глаза. Могущество Англии в его нынешнем виде покоится лишь на той монополии, которой она пользуется за счёт других наций. Только эта монополия может поддерживать её могущество. С какой стати она одна должна получать те выгоды, которые должны были делить с нею миллионы людей? Она монопольно эксплуатирует то, что принадлежит другим. Это видно из того, что она живёт своими таможенными доходами и своей торговлей, причём не в состоянии потреблять всё то, за что взыскивается пошлина на её таможнях.  С какой стати то, что потребляют другие, должно облагаться пошлиной в лондонской таможне? Если бы я имел слабость уступить в некоторых пунктах, чтобы заключить гнилой мир, то не прошло бы и четырёх лет, как континент поставил бы мне это в упрёк. Но уже было бы поздно менять дело. Корабли, несущие наши богатства, бороздили бы моря, а Англия, которая воспользовалась бы перемирием для передышки и для наполнения своих сундуков, тотчас же конфисковала бы всё это при первых же признаках неудовольствия на континенте – ещё до того, как вопли торговых кругов разбудили бы некоторые правительства. Десять лет войны, стеснений и несчастий, возникновение и разрушение трёх или четырёх коалиций сами по себе не довели бы нас, быть может, до того положения в котором мы находимся сейчас. Потомству, которое будет судить беспристрастно, придётся вынести приговор об этом споре между Римом и Карфагеном. Приговор будет в пользу Франции. Чтобы ни говорили, она сражается сейчас только за общие интересы. Поэтому справедливо, чтобы знамёна европейского континента присоединились к нашим. Франция сражается сейчас лишь за самые священные права наций, тогда как Англия отстаивает только присвоенные ею привилегии. Чем больше он наблюдает Англию и её правительство, тем более он убеждается в их зрелости. Английское правительство отличается всеми преимуществами олигархии, могущественной и по своей природе и в силу того влияния, которым она пользуется. Эта олигархия обладает не только правительственной властью, но и всей той мощью, которую даёт общественное мнение, создаваемое ею через посредства своей обширной клиентуры. Английское правительство извлекает для себя силу даже из оппозиции, которая слабеет с каждым днём и лишь оттеняет мощь своих противников. Ряды оппозиции будут непрерывно редеть, так как люди, начавшие делать карьеру, находят более удобным для себя становиться на сторону власти, то есть на сторону удачи. Если война будет продолжаться, то не пройдёт и двух лет, как Англия объявит своего рода банкротство, сократив размер процентов по своим обязательствам. А если будет заключён мир, то же самое произойдёт не позже чем  через десять лет, если только какие-нибудь перемены, являющиеся результатом назревающих в Америке революций, не откроют новых больших рынков для английской торговли. У Англии всё покоится на нереальных, воображаемых величинах. Её кредит зиждется только на доверии, так как он не обеспечен никаким залогом, хотя надо признаться, что английское правительство обладает кое-чем получше такого обеспечения, поскольку богатства частных лиц вливаются в государственную казну. Последовательная система займов, связывающие всегда новые займы с прежними, гарантирует своего рода принудительное доверие на будущее время. Заинтересовав  всех частных собственников в преуспевании казны, правительство создало для себя кое-что получше реального обеспечения, которого у него не было.  Оно создало для себя таким образом, неограниченное обеспечение, соответствующее интересам также и отдельных лиц.  Вот почему необходимо упорство. Недалеко то время, когда английскому правительству, быть может, уже не так легко будет делать займы, когда они, по крайней мере,  станут менее крупными. Тогда оно не сможет раздавать субсидии, играющие большую роль на континенте, так как во - всех государствах, за исключением Франции, отсутствует надёжная валюта. Кредит и деньги есть только в Лондоне и Париже. Англия в настоящий момент переживает кризис: её торговля терпит ущерб. Россия, открыв для неё свои порты, несомненно, отсрочивает конечный результат этого недуга. Но, поскольку продолжает существовать причина, беда только откладывается. Англия, бесспорно, располагает ещё большими средствами, но так как у неё все зиждется на доверии, то самый ничтожный пустяк может парализовать, испортить и даже погубить всё, хотя в этой стране есть очень талантливые люди и граждане, проникнутые настоящей любовью к родине.
                Во - время другого разговора император сказал:
- Европа не видит грозящих ей реальных опасностей. Она обращает внимание только на те стеснения, которые причиняет ей морская война. Можно подумать, будто вся политика этой несчастной Европы и все её интересы сводятся к цене бочки сахара. Это жалкое зрелище. А между тем мы дошли именно до этого. Все вопят только против Франции, все замечают только её армии, как будто угроза со-стороны Англии не является повсюду такой же или даже гораздо большей. Если бы я предоставил Европе действовать по её усмотрению, она отдалась бы Англии. А между тем со скалы Мальты, Англия уже господствует над Турцией, а, следовательно, над Чёрным морем и Россией. Ни Австрия, ни Россия не хотят видеть опасности, которая им грозит. Никто не хочет быть прозорливым. Политическая слепота Европы – жалкое явление.
А во - время другого разговора,  император сказал:
- Конечно, лучше было, покончить войну в Испании, прежде чем броситься в русскую кампанию, хотя по этому вопросу можно ещё основательно поспорить. Что касается войны в Испании, то она существует сейчас лишь в виде партизанщины.  Сейчас испанцы дерутся, так как продолжают думать, что мы хотим сделать из них французов. Но всё успокоится, когда мы убедим их в том, что мы заинтересованы, чтобы они оставались испанцами. Присутствие английской армии в Испании было самым крупным препятствием к её умиротворению. Маршалы и генералы, предоставленные в Испании самим себе, могли бы действовать лучше, но они не хотят договориться между собой. В их операциях никогда не было единого плана. Они ненавидят друг друга до такой степени, что были бы в отчаянии, если бы кому-нибудь из них предстояло произвести манёвр, который может дать результаты, приносящие славу другому маршалу или генералу. Поэтому сейчас надо только держать страну в руках и постараться умиротворить её в ожидании, пока я сам смогу дать направление операциям. Сульт – человек талантливый, но никто не хочет повиноваться. Каждый генерал хочет быть независимым и разыгрывать роль вице-короля в своей провинции. Мормон, который очень умно говорит о войне, оказывается хуже, чем посредственностью, когда надо действовать. На войне в один день теряют то, что приобреталось целыми годами.
Император считал, что отделение испанских колоний от их метрополии является большим событием, которое изменит картину мировой политики, укрепит позиции Америки и меньше чем за 10-лет создаст угрозу для английского могущества. Это будет новая эра, - говорил он, - она приведёт к независимости всех других колоний.  Все колонии последуют примеру США. Я хотел сделать из Испании лишь полезного союзника против Англии. Я потерял Испанию из-за Мюрата, который хотел спасти фаворита, и этим неловким поступком внушил нации мысль, которую уже распространяли неблагожелательные к нам люди о том, что он делился с нами или мы с ним. Мюрат, безусловно, держал в страхе врагов Франции, но он их не разгромил.
                Как-то раз император заговорил о Талейране.
- Он хвастает, что немилость, в которой он, по его мнению, находится, объясняется его так называемой оппозицией против войны в Испании. Действительно  он нисколько не подстрекал меня к ней в тот момент, когда она началась. Да я и сам был  далёк от того, чтобы предвидеть события, которые привели к этой войне. Но никто более его не был убеждён в том, что сотрудничество Испании и Португалии против Англии и даже частичная оккупация этих государств нашими войсками является единственным средством принудить лондонский кабинет к миру. Талейран вёл дело с большим рвением, но отъезд лиссабонского двора в Бразилию изменил все наши планы. Именно он направил Искиердо в Мадрид. Потом Талейран увидел, что обманулся в расчётах, которые он связывал с переговорами, то есть в расчётах на наживу и на влиятельную роль. Он увидел также, что я обхожусь без него, и решил, что остался в дураках. Он сделался апостолом недовольных. Он здраво судит о делах. Он самый способный министр, какого я имел. Он высказался против этой войны только потому, что вопреки своим надеждам не получил поста великого канцлера  и вот, забыв, что в Испании льётся французская кровь, он стал действовать как дурной гражданин и всё громче декламировать против наших операций в Испании, по мере того как он замечал, что дела идут хуже. Когда имеешь дело с ним, да со многими другими, то надо, чтобы вам всегда везло. Он бросил в меня камнем подобно другим подлецам, когда думал, что я потерпел поражение. Всё, чтобы было предпринято против Бурбонов было подготовлено Талейраном и проведено в жизнь, когда он был министром. Именно он постоянно убеждал меня в необходимости устранить Бурбонов от всякого политического влияния. Именно он убедил меня арестовать герцога Энгиенского. А Мюрат считал даже, что для меня и для него нет спасения, если герцог не будет казнён. На поле битвы Мюрат - человек большого мужества, но голова у него слабая, он любит только интриганов и всегда оказывается в дураках.
Затем император вновь заговорил о Талейране.
- Он ваш друг. Это интриган, человек крайне аморальный, но очень умный. И, несомненно, самый способный из всех министров, которые у меня были. Я долго сердился на него, но теперь у меня нет больше раздражения против него. Он снова мог бы сделаться министром, если бы захотел. До того, как началась кампания, я думал направить его в Варшаву, где он принёс бы мне большую пользу, но денежные интриги с его стороны и будуарные интриги со стороны герцогини Бассано помешали этому. Она сумела до такой степени разгневать меня против Талейрана, что я едва не отдал приказ о его аресте. Позднее я узнал, как в действительности обстояло дело.
Император ещё раз вспомнил ошибку герцога Бассано, позволившего туркам заключить мир с Россией, а Швеции отойти от союза с нами, потому что он не сумел дать несколько миллионов, которые были бы грошовой платой за сохранение таких ценных союзов. Коленкур заметил, что в глазах общественного мнения его могущество не выросло за последние 2-3 года и даже идёт к упадку. Если бы герцог Бассано действовал так, как теперь говорит император, то он тем самым ясно показал бы России, что война, назревание которой мы отрицали ещё в Дрездене, уже решена. Такие дипломатические шаги вредили бы политике императора. Император ответил, что если и можно было опасаться какого-нибудь нескромного разоблачения в Швеции, то этого не могло случиться в Константинополе и ещё менее в Бухаресте, где был турецкий уполномоченный. Когда Коленкур усомнился в этом последнем утверждении, император раздражённо сказал ему:
- Когда я вам что-нибудь говорю, то можете мне верить.
Каждое утро до всех этих разговоров на перекладном пункте император выпивал чашку кофе с молоком, иногда выходя из саней. Он посетил укрепления в Серадзе и варшавском предместье Праге.
                Неприятности русской кампании не мешали императору Наполеону быть очень весёлым. Казалось, он был в восторге от того, что находится в Варшаве и очень интересовался, узнают ли его. Император остановился в Саксонской гостинице. Коленкур послал человека к генеральному директору почты, чтобы заказать до Глогау лошадей для герцога Виченцского, то есть его, а император был его секретарём господином де Рейневалем. А, когда Коленкур появился в посольстве и предстал перед послом де Прадтом, тот просто не мог поверить не своим глазам, не своим ушам, когда тот ему объявил, что император находится в Саксонской гостинице, и вызывает его к себе.
- Император!- несколько раз с великим изумлением повторял он.
Наполеон принял де Прадта очень холодно. Он предъявил ему все те обвинения, которые перечислял в разговорах с Коленкуром. В заключение он ему сказал, что ни его тон, ни его поведение и вообще ничто в нём не было французским. Император упрекал его в том, что он составляет планы кампании и разыгрывает из себя военного, ничего в этом не смысля. Он должен был ограничиться политикой, и своими церковными службами, так как император послал его в Варшаву для того, чтобы он там с честью представлял Францию, а не для того, чтобы он делал там сбережения и копил себе состояние, которое было бы ему и так обеспечено. Если бы он служил, как следует, но он делал только глупости. Де Прадт старался оправдаться, ссылаясь на своё усердие, говорил, что сожалеет, если он ошибался и заявлял, что старался действовать как можно лучше. Он защищал герцогство Варшавское и говорил, что оно не виновато, если не сделало для успеха русского похода всего того, чего хотел император. Он перечислял принесённые герцогством жертвы и выставленные им вооружённые силы, которые он определял более чем в 80-тысяч человек. Он подчёркивал, что в Польше все разорены, что в стране нельзя найти ни гроша и надо оказать ей денежную помощь, если мы хотим что-нибудь получить от неё. Чем больше Прадт защищался, тем больше император сердился. Он возлагал на него ответственность за те неисчислимые последствия, к которым могло привести его небрежное отношение к набору войск. И добавил, что даже из представленного самим де Прадтом отчёта он видит,  что он создал себе глупую популярность, а между тем такой умный человек, как он, должен был бы и сам понимать, и уметь внушить полякам, что продолжать борьбу, не давая средств на доведение её до конца, значило вредить самим себе. Де Прадт сваливал вину на всех других представителей французской администрации и на французских генералов, что ещё больше раздражало императора. Он видел спасение только лишь в том, чего уже не было: в хорошо оплачиваемых армиях. Де Прадт уверял, что без денег нельзя надеяться получить от герцогства ни единого человека, ни единой лошади.
- Чего же поляки хотят? – с живостью возразил император. – Ведь именно ради них идёт борьба, ради них я израсходовал мою казну. Если они сами не хотят сделать ничего для своего дела, то не к чему так воодушевляться идеей восстановления Польши, как они это делают.
- Они хотят быть пруссаками, - ответил посол.
- Почему не русскими? – возмущённо возразил император.
Наполеон велел де Прадту прийти к нему через полчаса с двумя вызванными польскими министрами.
После его ухода, император продолжал обвинять де Прадта в том, что он боится русских, что он в течение всей кампании скорее пугал, чем успокаивал поляков, и погубил всё наше дело в Польше. Он приказал Коленкуру передать Маре, чтобы он уволил посла и поручил дело кому-нибудь другому. Тот высказал мысль, что такая перемена произведёт дурное впечатление на варшавское правительство.
- Нет никаких препятствий к тому, чтобы оставить его на этом посту ещё некоторое время. Он постарается исправить свои ошибки, а обстоятельства будут подогревать его рвение. Он будет действовать даже лучше, чем кто-либо другой. А иначе он станет говорить, что вы его сместили за защиту интересов герцогства и это произведёт дурное впечатление.
Император в ответ перечислил различные приказания, которые в своё время герцог Бассано должен был посылать де Прадту по поводу наборов. Он долго и подробно говорил затем о средствах, переданных в распоряжение де Прадта и герцогства Варшавского, и в заключение сказал:
- Вы напишите Бассано из Познани. Идём обедать, чтобы успеть повидать министров перед отъездом. Дела кормят, а недовольство насыщает, этот аббат разозлил меня. Какой нахал!
                Император Наполеон хорошо принял польских министров, которые явились в сопровождении де Прадта. Они заговорили об опасностях, которым подвергался император, и выразили радость по поводу того, что видят его в добром здравии. Император решительно отрицал, что он мог подвергаться какой бы то ни было опасности. Он шутя заметил, что отдых существует только для королей-лежебок, и сказал, что ему лишения идут только впрок. Он сказал им, что «армия у нас многочисленная и ещё насчитывает более 150-тысяч человек. Русские не могли устоять перед нами. Он бил их повсюду, даже на Березине. Не пройдёт и трёх месяцев, как у него будет такая же многочисленная армия, как та, с которой он начинал кампанию. Его арсеналы полны. У него есть всё, что нужно, чтобы собрать прекрасную армию и хорошо снабдить её. Из своего кабинета в Тюильри он будет внушать больше почтения Вене и Берлину, чем из своей ставки».
- У меня больше веса на моём троне в Тюильри, чем когда я нахожусь во - главе моей армии, - сказал он.
Император затем заговорил о Маренго и Эссминге. Оба раза сражение было сначала почти проиграно, а через два часа победа отдавала Австрию в его власть. Что его неудачи объясняются только климатом, и признавал, что, пожалуй, слишком долго оставался в Москве: он послал Лористона в русскую ставку и думал, что мир будет заключён. Он сказал, что армия будет держаться на позициях в Вильно, признавая, что русские проявили твёрдость характера, что пожар Москвы расстроил его планы. Он настойчиво подчёркивал, что сами русские сожгли свою столицу. Он заявил, что «нам нужно проявить твёрдость характера, ибо, когда есть эта твёрдость, большие неудачи делаются источником изумительных успехов». Он горячо говорил о необходимости наборов в Польше, в частности о наборе казаков.
Министры подчёркивали крайне тяжёлое положение страны. Де Прадт благородно поддерживал министров, когда они стали просить денег. Император согласился на выдачу нескольких миллионов из контрибуции, взысканной с Курляндии, и из запасов разменной монеты. В заключение он объявил министрам, что из Вильно вскоре сюда переедет дипломатический корпус.
Уже в санях, когда император вновь отправился в свой путь, он снова стал изливать свою желчь, говоря о де Прадте.  Что его тон и манеры очень мало соответствуют полученному им воспитанию, тому обществу, в котором ему приходилось вращаться, и тому сану, которым он был облечён. Что из-за де Прадта всё было испорчено в Польше, из-за него не удался поход, и что он напрасно поддался глупым интригам и не послал в Варшаву Талейрана. Он снова вспоминал его последний разговор с ним. Говоря тогда о Польше, он сказал Талейрану о том, что поляки только просят денег, а сами не в состоянии поддерживать борьбу с русскими. «Они хотят, чтобы я таскал им каштаны из огня, но так не будет никогда. Я слишком люблю жареные каштаны, чтобы отдавать их ещё кому-то. Не для этого я веду, и была задумана эта война с Россией. Польша – это всего лишь средство борьбы против России. Но на самом деле в борьбе с Россией, я никогда не придавал большого значения Польше и доказал это тем, что не освободил её полностью.
                В Кутно император Наполеон предписал герцогу Бассано ускорить производство наборов и вооружение герцогства Варшавского, предупредил его о тех суммах, которые он согласился предоставить полякам. Он дал несколько распоряжений Лористону, который должен был отправиться в Варшаву. Он предложил ему остаться там, взять на себя командование всеми войсками, укрепить варшавское предместье Прагу, Модлин и Серадзь. Генералу Тайи он предписал задержать все войска, которые будут проходить через Варшаву, организовать и вооружить национальную гвардию и так далее. Император нервничал по поводу того, что Коленкур писал медленно, так как его пальцы окоченели на морозе и хотел писать сам, пока тот переписывал начисто то, что он уже продиктовал. Но его пальцы тоже окоченели, а так как его обычный почерк был и без того весьма неудобочитаем, то  в результате, написав два письма, он сам был не состоянии прочесть, что он написал, и должен был вместо них продиктовать два новых. Обед положил конец этим занятием корреспонденцией. Во - время переезда из Варшавы до Кутно, император говорил об Англии – о том, как трудно принудить её к миру, если только какой-нибудь кризис или какие-нибудь затруднения не заставят английское министерство пойти на мир. Он соглашался, что Россия имела большое значение в континентальной системе, и сожалел, что его планы восстановления Польши поссорили его с Россией.
- Румянцев, - прибавил он, - хорошо понимал, как для меня выгоден этот союз. Он, конечно, не гений, но зато человек со здравым смыслом, хорошо понимающий европейскую проблему в том виде, как она была намечена в Тильзите и трактовалась нами в Эрфурте. Он так хорошо понимал, какие выгоды мы извлекаем из союза с Россией при взаимоотношениях, существовавших у Франции с Англией, что не хотел верить в возможность наших действий против России, пока мы не перешли через Неман. Он всё сомневался, чтобы я действительно хотел напасть на Россию. Он думал, что я хочу только заставить их закрыть глаза на прошлое и вся цель моих враждебных демонстраций принудить их не принимать нейтральных судов  и считать для себя большим счастьем, что я ограничиваюсь угрозами. Я не мог потерпеть это допущение мнимых нейтральных, так как англичанам оно служило лазейкой для обхода континентальной блокады. Я, однако,  махнул на это рукой, и можно было бы прийти к соглашению, если бы я в состоянии был надеться уговорить императора Александра предпринять большую экспедицию в Индию. Это было бы единственным средством заставить лондонских торгашей дрожать. Но уже в Эрфурте я заметил некоторое недоверие со стороны Александра. Так как Александр и Румянцев не увлеклись вопреки моим ожиданиям идеей раздела Турции, то все планы, которые я наметил в Тильзите, должны были, по меньшей мере, видоизменяться. Я должен был обратить взоры в другую сторону. Так или иначе, надо сбросить рутину, которой мы придерживаемся, наметить способы принудить Англию к миру , ослабить Россию, отстранить её от европейских дел, путём создания большого буферного государства. Отнять у Англии всякую надежду на организацию новой коалиции, подорвав могущество единственного большого государства, которое ещё могло бы быть её пособником – таков великий и благородный план. Я долго считал Константинополь предметом русских вожделений. Кроме того, я хотел сделать демонстрацию на море. Демонстрацию на суше я мог бы подкрепить значительными силами, если бы удалось убедить русских допустить в свои ряды французский корпус. Однако, принимая во внимание взгляды императора Александра и Румянцева этого, пожалуй, было бы трудно добиться.
                30-ноября Кутузов направил письмо Тормасову с сообщением о войсках, назначенных в его командование.
30-ноября Кутузов направил письмо Е. Кутузовой о прибытии в Вильно и о тайном отъезде Наполеона во Францию:
«…Я вчерась писал к государю рапорт на поле вёрст в двадцати от Вильны и не мог на морозе тебе написать ни строчки.
Я прошлую ночь не мог почти спать от удивления, в той же спальне, с теми же мебелями, которые были, как я отсюда выехал, и комнаты были вытоплены для Бонапарте, но он не смел остановиться, объехал город около стены и за городом переменил лошадей. Здесь в армии много верят приметам – шестому числу, в которое много славных происшествий было. Бородино-26-го, разбит неаполитанский король 6-го, разбит Бонапарте и корпус Нея истреблён 6-го, при Красном.
Но что всего больше замечено в армии и в Смоленске, это то, что когда с большой церемониею вносили образ Смоленской богоматери в собор и поставили на место, ... тогда множество народу ужаснулось, и сочли, что со дня выноса образа к армии и до дня возвращения столько протекло времени.
Теперь фарса французская: Бонапарте проехал около Вильны, тайно, под именем Коленкура. Тотчас молодой француз, бывший в Вильне, сказал: «Ха-ха! Наш Колен удирает». (Игра слов, связанная с фамилиями бывшего французского посла в России Коленкура и популярного французского персонажа, ловкача и хитреца Колена)
Все в письмах называют меня Смоленским, но я ещё ничего не получил. (Указ о награждении Кутузова титулом «Смоленский» будет издан 6-декабря). Видно курьер ищет меня в Главной армии, а я оттуда уехал к армии Чичагова, но сие ненадолго. Дни три назад было дело, где крепко в ногу ранен Бибиков. Сейчас получаю письмо твоё от 17 ноября и от Логина Ивановича Голенищева-Кутузова, которого очень, очень благодарю».
                2-декабря Кутузов направил письмо Тормасову с предписанием отправиться в Минск и принять командование войсками, действующими против австрийского и саксонского корпусов.
2-декабря Кутузов, остановив армию для отдыха в донесении царю писал:
«Главная армия, быв в беспрестанном движении от Москвы до здешних мест на пространстве почти 1000-вёрст, несколько расстроилась. Число её приметно уменьшилось, а люди, делая форсированные марши и находясь почти день и ночь то в авангарде, то в беспрестанном движении для преследования, бегущего неприятеля; в очевидное пришли изнурение; многие из них отстали и только во - время отдохновения армии догнать могут. В уважении сих обстоятельств, дабы войска привесть в желаемое состояние и с лучшими успехами действовать на неприятеля, я положил дать здесь отдых Главной армии на несколько дней, что однакож может продолжиться до двух недель».
Таким образом, можно сделать вывод о том, что речь идёт не об отказе Кутузова завершить разгром наполеоновской армии, а о необходимости предоставить главной армии передышку, то есть не всей армии, а той её части, которая вынесла на себе основную тяжесть борьбы. Что касается войск Витгенштейна и Чичагова, то они были сразу же нацелены на безостановочное преследование отступавших к Неману остатков французских войск, корпусов Макдональда и Шварценберга.

                3-декабря Кутузов направил письмо шефу 1-го егерского полка Московского ополчения Демидову с благодарностью за формирование полка и командование им.
5-декабря Кутузов направил письмо Калужскому купеческому обществу о победах, одержанных русским народом в Отечественной войне:
«…Я счастлив, предводительствуя русскими! Но какой полководец не поражал врагов, подобно мне, с сим мужественным народом! Благодарите бога, что вы русские, гордитесь сим преимуществом и знайте, чтоб быть храбрым и быть победителем, довольно быть только русским…»
7-декабря Кутузов направил письмо поэту Державину с благодарностью за посвящение ему оды «На парение орла». Дело в том, что тогда было распространено сообщение, что над Кутузовым в один из моментов его появления перед русскими войсками парил орёл.
                По прибытии в Вильно Кутузов составил план дальнейших действий: «Общее распоряжение дальнейших операций». По этому первоначальному плану войска Витгенштейна и Чичагова, объединённые под общим командованием последнего направлялись в Восточную Пруссию для разгрома отступавшего туда корпуса Макдональда. Отряды Эссена, Тучкова и Кнорринга предназначались для преследования австрийских войск Шварценберга. Вперёд выдвигались лёгкие кавалерийские, казачьи и партизанские отряды. Они должны были после перехода неприятеля через Неман следовать за ним до Вислы. Главная армия пополнилась 15-батальонами с князем Урусовым. Стратегия Кутузова в это время строилась из расчёта, что основные события начнутся не на Висле или Одере, а на Эльбе. Те силы, которые оставались в распоряжении французского командования даже с учётом прусского и австрийского корпусов и гарнизонов крепостей, были крайне незначительны для того, чтобы длительное время вести боевые действия между Вислой и Одером. Было ясно, что решающие сражения должны начаться после усиления французской армии новыми формированиями. Поэтому было крайне опрометчиво, не укрепив армию, не подтянув резервы и тылы, далеко углубляться за Вислу. Планируя дальнейшие действия русской армии на 1813 год, Кутузов, ставил следующие цели и задачи:
1) освободить Восточную Пруссию и Польшу, окончательно  довершить разгром остатков французских войск, не допустив их соединения за Вислой и поступавшими из Франции новыми формированиями;
2) не дать Наполеону использовать людские, и материальные возможности Восточной Пруссии и Польши, для усиления своих войск.
Но Александр-1 категорически приказал всем войскам, в том числе Главной армии следовать беспрерывно за неприятелем. В то - же время было бы ошибкой считать, что Александр-1 не понимал острой необходимости предоставления Главной армии передышки, как это делают некоторые историки. Известно, что Александр-1 плохо разбирался в военных вопросах, но всё же не настолько, чтобы этого не понимать. Почему Александр-1 настоял на перенесении боевых действий за границу без большой паузы? И почему Кутузов, в конце концов, всё - же согласился с ним, продолжая возглавлять русскую армию. Плохо разбираясь в военных делах, Александр-1 неплохо разбирался в делах политических. Он прекрасно понимал, что разгром наполеоновской армии, открывает перед Россией возможности по окончательному освобождению европейских народов от наполеоновского господства, и новые перспективы для доминирования в Европе, а значит во - всём мире. Поэтому России было выгодно, для достижения своих долгосрочных планов, как можно быстрее перенести за границу боевые действия против французских войск, где зрело национально-освободительное движение. Нужно было, как можно быстрее оказать помощь народам Европы в их борьбе против французского господства. Это касалось Пруссии, Австрии и Швеции, которые могли выставить солидные воинские контингенты и стать союзниками России против общего врага. Кроме того, необходимо было овладеть территорией Польши, лишив Наполеона прекрасного плацдарма для нападения на Россию. Что касается пополнения русской Главной армии новыми резервами, то необходимо отметить, что 20-ноября 1812 года Александр-1 объявил новый рекрутский набор. Этот набор предполагалось осуществить по частям. Первую четверть набора (по2-человека с 500-душ) предполагалось осуществить в течение месяца. Эти рекруты назначались во - внутренние гарнизонные батальоны для их подготовки, а затем должны были быть направлены на пополнение действующей армии или на формирование новых полков. Была создана резервная армия, численность которой к 20-февраля 1813 года уже составляла -69-тысяч человек. Если в начале заграничного похода Главная русская армия имела около 100-тысяч человек, то за относительно короткий срок её численность уже была доведена до 180-тысяч человек.
                9-декабря Кутузов направил письмо Чичагову о расположении и движении левофланговых корпусов и отрядов русской армии.
9-декабря Кутузов направил письмо Витгенштейну о причинах задержки в укомплектовании артиллерии.
10-декабря Кутузов направил письмо правителю Сербии Кара - Георгию о разгроме армии Наполеона и улучшении международного положения Сербии.
10-декабря Кутузов направил письмо Е.Кутузовой о взятии Гродно:
«Сегодня мой друг, государь прибыл в Вильно и очень весел; ко мне несказанно милостив. Встречи никакой не было. Приехал ввечеру и весь город тотчас иллюминовался. Сегодня же получено известие, что цесарцы из границ вышли и Гродна занята. Я было, и забыл об этом сказать, как мелочи …Гродну вчерась заняли. Как мы избалованы: недавно ввечеру привезли три знамя гвардейских, и я уже отложил до завтрева.
Ко мне прислал государь гофмаршала поздравить с Георгием первого класса, но повозки отстали и ещё не привезли. Теперь украшать меня уже нечем, придём украшать тебя…»
Кстати, сестра государя Екатерина Павловна в это время писала Александру-1 в день вступления русских войск в Вильно: «Радость всеобщая, а фельдмаршал озарён такой славой, которой он не заслуживает, зло берёт видеть, как всё почитание сосредоточивается на столь недостойной голове, а Вы, я полагаю, являетесь в военном отношении ещё большим неудачником,  чем в гражданском».
                12-декабря Кутузов направил письмо литовскому военному губернатору Римскому-Корсакову о распределении повинностей по военным поставкам.
13-декабря Кутузов направил письмо Е. Кутузовой:
«Ты несколько правду говоришь, мой друг, что опасно, что бы Вильно не была то, что Ганнибалу Капуа (полководец Ганнибал отвёл свои войска в город Капуа, где они, живя в бездействии и довольстве, утратили боевой дух и дисциплину и, были потом побеждены римлянами). Я первый раз постлал постель, без которой обходился, и стану раздеваться, чего не делал во всю кампанию. Многие генералы жалуются, что неспокойна квартера. Однако же я с помощию божиею скоро опять буду без постели, и генералы будут греться у огня. …
Мне скучно, что Дашенька всё ещё больна. Благодарю за чулки, пришли ещё, только потолще.  Денег пришлю».
                14-декабря Кутузов направил письмо Чичагову с предписанием двигаться к Инстербургу с целью демонстрации угрозы отрезать корпус Макдональда.
16-декабря Кутузов направил письмо Горчакову об организации снабжения продовольствием воинских команд, проходящих через губернии, очищенные от противника.
16-декабря Кутузов направил письмо Е. Хитрово о приезде в Вильно:
«Лизонька, мой друг, и с детьми здравствуй!
Я очень давно не писал тебе, моё дорогое дитя. При нашем приближении к Вильне последние дни были такими напряжёнными, что я даже не имел возможности писать ко двору, ибо история приближается к развязке. Вот я, наконец, в Вильне! В той же самой комнате, с теми же слугами, которые явились меня встречать. Неправда ли, поразительно? И я долго не мог заснуть.
Неприятель всюду очистил границы. Надо заметить, что Карл-12 вошёл в Россию с 40000 солдат, а вывел обратно 8000. Наполеон вошёл с 480000, а вывел около 20000, оставя нам не менее 150000 пленных и 850 пушек.
Ты я думаю, знаешь, что я получил титул князя Смоленского, а 12 декабря император пожаловал меня орденом Георгия первого класса….
Когда смогу я, наконец, забыв про бойню, соединиться с вами, проехав через Ревель!...»
17-декабря Кутузов направил письмо Чичагову с предписанием отправить отряд генерал-майора Ланского в местечко Августов в связи с выступлением русских войск к герцогству Варшавскому.
22-декабря Кутузов направил письмо Чичагову с предписанием об установлении местонахождения французской осадной артиллерии.

                Накануне перехода через Неман в русской армии было около 100-тысяч человек и 533-орудия. В наполеоновской армии, находившейся за Неманом, было около 70-тысяч человек. Её основные силы сосредоточивались на флангах: в Восточной Пруссии и в районе Варшавы. Две эти группировки поступили под общее командование Мюрата, которому было приказано из остатков «Великой армии» организовать оборону по Неману и Бугу.  Но первые же наступательные действия передовых отрядов русских войск показало полную неспособность войск противника оказывать сколько-нибудь длительного сопротивления. Мюрат, убедившись в бесцельности обороны на этом рубеже, отдал распоряжение отвести войска за Вислу, усилить гарнизоны крепостей Данциг, Модлин и, опираясь на них, попытаться остановить дальнейшее наступление русской армии.
В последних числах декабря русская армия перешла в наступление по трём направлениям: на Кёнигсберг - Данциг, на Полоцк и на Варшаву. Первое из этих направлений было главным.
                23-декабря Кутузов направил письмо Чичагову о пресечении путей отхода группы войск маршала Макдональда на Эльбинг и Прейсиш-Эйлау.
23- декабря Кутузов направил письмо Трощинскому об изгнании противника из пределов России и о действиях русских войск в Восточной Пруссии.
23-декабря Кутузов направил письмо Митрополиту Новгородскому и С-Петербургскому Амвросию о пожертвовании донскими казаками для украшения Казанского собора серебра, похищенного из церквей наполеоновскими войсками.
23-декабря Кутузов направил письмо Е. Кутузовой о взятии Мемеля и переходе на сторону России прусских войск, находившихся под Ригой:
«… Всё идёт поныне благополучно. Вчерась взяли Мемель, и войска прусские, бывшие с корпусом Макдональда, от французов отделились и остались с нами в Курляндии. Скоро, надеюсь, наши войска будут в Кёнигсберге. Теперь вот комиссия: донские казаки привезли из добычи своей сорок пуд серебра в слитках и просили меня сделать из его употребление, какое я рассужу. Мы придумали вот что: украсить этим церковь Казанскую. Здесь посылаю письмо к митрополиту и другое к протопопу Казанскому, и позаботьтесь, чтобы письма были верно отданы и о том, чтобы употребить хороших художников. Мы все расходы заплатим. А серебро отправляю с донским офицером из наёмных.
На другой день рождества выступаем отсюда вперёд. Государь не занимается никакими забавами и кушает с нами сам четверт. ( Видимо Александр-1, Кутузов, Аракчеев и Шишков).
Услышишь, что едет сюда Толь, не удивляйся этому – я сам этого хотел. Надобно всё продумать. Ну, ежели со мной что сделается, так, кто же будет?».
24-декабря Кутузов направил предписание инженер-генерал-лейтенанту Опперману о восстановлении укреплений крепости Борисов.
26-декабря Кутузов направил письмо Платову с благодарностью за присылку серебра, отбитого у противника и предназначенного для украшения Казанского собора.
26-декабря Кутузов направил письмо Римскому-Корсакову об устройстве путевых продовольственных магазинов.
                27-декабря Кутузов опубликовал Обращение к местным жителям и населению Польши:
«…Всем жителям тех частей Варшавского герцогства, которые занимаются российскими войсками, объявляется: чтоб каждый остался на своём месте и при своей должности, не опасаясь ни лично для себя, ни для своего имения ни малейшей обиды. …Все чиновники будут пользоваться тем жалованьем, которое до сего получали…».
27-декабря Кутузов направил письмо предводителю дворянства Смоленской губернии Лесли с сообщением о ходатайстве перед государем за жителей Смоленской губернии.
                28-декабря Кутузов направил письмо Е.Кутузовой о взятии русскими войсками Кёнигсберга:
«Сию минуту государь отправляет курьера в Петербург. Жаль, что иногда не узнаешь заранее об отъезде их. Нового у нас то, что древняя столица Кёнигсберг занята Витгенштейном третьего дни, но без усилий. Один авангард Витгенштейнов подошёл, и Макдональд всё бросил и бежал. Всё это следствие счастливых действий Главной армии…»               
28-декабря начальником штаба Главной армии был назначен генерал-майор Волконский Пётр Михайлович. Генералу Коновницыну государем был предоставлен отпуск. Был упразднён Главный штаб 1-й армии. Генерал Ермолов был назначен начальником артиллерии всех действующих армий. Он попросил Кутузова ходатайствовать об отмене этого назначения, но Кутузов посоветовал обраться к государю. Государь приказал Ермолову принять это назначение.
Представитель Англии генерал Вильсон постоянно требовал ускорить преследование французских войск, и это не могло не раздражать главнокомандующего, как тогда говорили: «Англия готова сражаться с Наполеоном до последнего русского солдата». Кутузов на это заметил, что « Если этот остров сегодня пойдёт на дно моря, я и не охну».
31-декабря Кутузов направил письмо Е. Кутузовой:
«…Сейчас мой друг получаю письмо от 26-го. Тут и ода, которая однако же, всех других слабее, и та строфа, на которую ты указываешь тем неправильна, что я «весил Москву не с кровию войнов», а с целой Россией и со спасением Петербурга и свободою Европы. (Ода поэтессы А. Буниной «На истребление французов нагло в сердце России вторгнувшихся»). Записка в твоём письме приложена, об ей я скажу в другом письме.
…Что касается до дел, то вот что можно сказать: видимостей нет, чтобы дела военные испортились, ибо всё делается осторожно, что же касается до политических, то я, кажется, побожусь, что ничего ещё такова не вздумали, чего бы не надобно было непременно…»
31-декакбря Кутузов направил письмо помещице села Тарутино А. Нарышкиной о сохранении в неприкосновенности Тарутинских укреплений:
«…Пускай время, а не рука человеческая их уничтожит; пускай земледелец, обрабатывая вокруг их мирное своё поле, не трогает их своим плугом; пускай и в позднее время будут они для россиян священными памятниками их мужества; пускай наши потомки, смотря на них, будут воспламеняться огнём соревнования и с восхищением говорить: вот место, на котором гордость хищников пала пред неустрашимостью сынов отечества…»
                1-января 1813 года Кутузов опубликовал воззвание к жителям Пруссии.
1-января Кутузов направил письмо Е. Кутузовой:
«…Дай бог, чтобы тринадцатый год закончился так счастливо, как начинается. Сейчас едет курьер. Я, слава богу, здоров… Не знаем, когда будем в Варшаве, а ежели будем, то не остановимся, и тебе, мой друг, никак приехать будет не можно…»
2-ноября Кутузов направил письмо Витгенштейну о переговорах Долгорукова с генералом Йорком.
5-января Кутузов направил письмо Чичагову с предписанием о сближении его армии с главной армией и о следовании в Лёбау.
5-января Кутузов направил письмо рижскому военному губернатору генерал-адъютанту Паулуччи о взаимоотношениях с прусскими войсками и об управлении Мемелем.
6-января Кутузов направил сообщение Винценгероде об успешных действиях генерала от кавалерии Платова и генерал-майора Чернышёва.
9-ноября Кутузов направил письмо Аракчееву с просьбой заготовить рескрипт о награждении Д. Дохтурова орденом Святого Георгия 2-го класса.
10-января Кутузов направил письмо Римскому-Корсакову о сборе продовольствия и учреждении путевых магазинов в Виленской и Гродненской области.
10-января Кутузов направил письмо Кутузовой о восторженной встрече русских войск в Пруссии.
10-января Кутузов направил письмо петербургскому предводителю дворянства Жеребцову с поздравлением по поводу окончательного изгнания Наполеона из России.
10-января Кутузов направил письмо Милорадовичу избегать столкновений с Австрийским корпусом Шварценберга.
10-января Кутузов направил письмо Ланскому об освобождении Полтавской губернии от перевозки продовольствия и фуража в Слоним и Минск.
10-января Кутузов направил письмо Тормасову о представлении требований на золотые и серебряные деньги для нужд армии.
10-января Кутузов направил письмо Е. Кутузовой о восторженной встрече русских войск в Пруссии:
«…Сейчас, мой друг, получил твоё письмо от 5-го числа и икру при нём, но ни Катинькина письма, ни лент егорьевских не привезли… Не бойтесь, мы далеко не забежим, я вить не моложе стал…
Вообразить нельзя, как мы приняты в Пруссии. Никогда ни прусского короля, ни его войска так не принимали. Об королеве многие в  народе думают, что она жива и спрятана в Петербурге (Прусская королева Луиза пользовалась в стране большой популярностью как патриотка и сторонница реформ. После её смерти в 1810 году в народе распространились легенды, что она жива).
10-января Кутузов направил письмо Е. Хитрово о восторженной встрече русских войск в Пруссии:
«…Вот я и в Пруссии, моё дорогое дитя. Когда мы с тобою расставались в Петербурге, я, конечно, не надеялся так скоро увидеть эту страну. Сейчас уезжает курьер, но он  меня застал врасплох. Он должен уехать с минуты на минуту, и я не могу, поэтому писать тебе много. Вот уже несколько времени, что император с нами, и мы с ним в превосходных отношениях. Он утешил меня, уверив, что чума в Крыму прекратилась. На прошлых днях я был болен моими коликами, но это прошло. Пруссаки встретили нас как братьев. 20000 уже присоединились к нам. Никого не хотят знать, кроме Александра, и, кажется, способны забыть своего короля. Он ездит верхом всякий день, и надо видеть, как пруссаки за ним бегают.
Наша Катинька чувствует себя хорошо. Как раз сегодня я получил письмо…»
                12-ноября Кутузов направил письмо Горчакову с просьбой принять в ведение Военного министерства все госпитали на территории России.
14-января Кутузов направил письмо подольскому гражданскому губернатору Сен- При о содействии архиепископа Иоанникия вступлению выходцев из духовенства в армию.
16-января Кутузов направил письмо Е. Кутузовой:
«…Я, слава богу, здоров, и здесь поныне всё идёт хорошо, как военные, так и политические дела. Слава богу, что дети выздоравливают. Не удивляйся, ежели иногда не получишь письма, бывает, что розно с императором...»

                20-января Кутузов направил письмо Чичагову с предписанием о соединении с корпусом Винценгероде для совместных действий против французских войск.
21-января Кутузов направил письмо Чичагову с предписанием о переправе с основными силами за Вислу и тесном обложении крепости Торн.
21-января Кутузов направил письмо Ермолову об успешном окончании Отечественной войны и с обещанием прислать свой портрет.
24-января Кутузов направил письмо Винценгероде о положении в Варшаве и о преследовании корпуса Ренье.
24-января Кутузов направил письмо Е.Кутузовой о прибытии русских войск к Варшаве и о размещении их вне города:
«… Мы, то есть корпус наш, под Варшавой, и можно бы занять завтра, жители все сего желают. Но французы так много оставили болезней, что и не хорошо вводить много войск, а станут около, под самым городом.
По рапортам к государю, чума в Крыму, совсем прошла, и я от этого покойнее…»
27-января Кутузов направил письмо Горчакову о задержке выступления 2-го и 4-го полков Владимирского ополчения вследствие необеспеченности продовольствием и о наказании виновных.
                28-января Кутузов направил письмо Е.Кутузовой о взятии Варшавы и о блокаде Данцига:
«…Сейчас я получил ключи от Варшавы, которые отправятся с генерал-адъютантом Васильчиковым, может быть, завтра ввечеру в Петербург и при молебне положены будут в Казанской церкви. Варшаву занял Милорадович. Войска велено расположить в предместьях, а самого города не занимать. Французская партия рада очень, что мы защитим её от буйства народа, который зол выше меры. Ежели что и произойдёт между ими, то вина не может пасть на войска наши, - их в городе нет. Третьего дня убили на улице французского полковника за то, что француз. Шесть тысяч больных французов, которые бы заразили и наших.
Данциг блокирован. Сегодня получен рапорт, что выходила вылазка человеках в тысячу, но вся истреблена казаками и башкирами…»
29-января Кутузов направил письмо Чичагову с предписанием усилить блокаду крепости Торн на правом берегу Вислы.
30-января Кутузов направил письмо генералу Иорку (прусский генерал) о необходимости усилить осадную артиллерию для бомбардирования крепости Торн.
31-января Кутузов направил письмо Винценгероде с разъяснением задачи его корпуса при действиях против Познани:
«В настоящее время стало совершенно очевидно, что корпус генерала Ренье, насчитывающий до 10000 человек, двигается к Калишу. Его преследует в первую очередь небольшой кавалерийский авангард под командованием Сен-При, который не потеряет его из виду. За этим авангардом следует корпус генерала Милорадовича, который может прибыть в Калиш числа 7-го февраля. Я припоминаю теперь, что мы предлагали вам заняться неприятельским корпусом, который следует также к Калишу через Стрыков, но, поскольку главным предметом для вас в настоящее время является Познань, вы и держитесь направления на Познань, но это в случае, если вы не располагаете подходящей возможностью сковать Ренье или нанести ему удар во фланг. Говоря о направлении на Познань, я имею в виду другое, а именно то, что Воронцов, направленный в этот город адмиралом, может подойти слишком близко или оказаться слишком слабым перед неприятельским корпусом. Допустим, однако, что вам не удастся завлечь Ренье в ловушку и что, следовательно, всё ваше внимание будет направлено в Познани; тогда вы произведите тщательную разведку неприятельских сил, и если будете предпринимать какие-либо серьёзные действия против этого пункта, то лишь дав надлежащее указание Воронцову оказать вам поддержку. Вы должны также удостовериться, что граф Витгенштейн движется на Шнейдемюль, где уже находится Чернышев со своим казачьим корпусом. Корпус Витгенштейна, возможно, прибудет туда к 3-му сего месяца. Все передвижения назначенных корпусов имеют целью нанесение у Познани сильного и верного удара по неприятелю…»
31-января Кутузов направил письмо Чичагову о принятых мерах для обеспечения войск продовольствием.
31-января Кутузов направил письмо Чичагову об удовлетворении его просьбы о сдаче командования армией и о назначении Барклая-де-Толли командующим 3-й Западной армией. Адмирал Чичагов, который до этого был  морским министром, пост командующего армией получил совершенно случайно. В 1811 году царь назначил его на несколько странный пост главнокомандующего Молдавией, Валахией и Черноморским флотом. На этом посту его и застала война 1812 года.
Адмирал Чичагов был женат на англичанке, на дочери капитана английского флота. В своё время он обратился к императору Павлу-1 за разрешением жениться, но получил ответ: «Подходящих невест хватает и в России». Чичагов позволил себе дерзость, за что его заключили в Петропавловскую крепость, но вскоре его освободили, и он получил разрешение жениться. После увольнения со службы, Чичагов уехал из России за границу.
Сам Наполеон считал, что ему удалось обмануть Чичагова во-время переправы через Березину и называл его глупым адмиралом.
                1-февраля Кутузов направил письмо барону Штейну о расчётах за поставки продовольствия для русских войск и об установлении цен на съестные припасы.
8-февраля Кутузов направил письмо Остен-Сакену о действиях против корпуса Понятовского:
«…Князь Понятовский, собрав жалкие остатки польской армии, а может быть, и некоторых других, привлекает в настоящее время в Ченстохов новых рекрутов, коссионеров и т.п. Наступило время положить конец всем этим каверзам, иначе всё это может разрастись подобно снежному кому. Против австрийцев будет оставлен один казачий полк, остальная часть отряда Булатова присоединится к вам. Совершенно необходимо, чтобы Вы выбрали способного офицера для казачьего полка, который будет оставлен против австрийцев…»
10-февраля Кутузов направил письмо Барклаю-де-Толли о невозможности в настоящий момент укомплектовать и реорганизовать 3-ю Западную армию.
10-февраля Кутузов направил предписание Барклаю-де-Толли о блокаде крепости Торн.
15-февраля Кутузов направил письмо Е. Кутузовой о заключении союза с Пруссией:
«…Вчерась получил мой друг, твоё письмо, где ты пишешь об взятии Варшавы. Варшава так занята, что от ней ни хлопот, ни беды не  будет и такой истории сделаться не может, какой я слышу, боялись в Петербурге.
Сегодня лутче известие: прусский король подписал все предложения, от государя ему сделанные. Это даёт нам тысяч сто войска. Об этом скоро будет публично в Петербурге, здесь уже секрету нет.
Благодарить бога, а без нынешней кампании этого бы не было. Студенты со всех университетов немецких разбежались, чтобы служить против французов, и носят на шляпах звёздочки: белую северную звезду.
Я все эти дни нездоров: были все маленькие колики.
Получила ли ты моё письмо, где говорю, что Буниной государь умножил пенсию до двух тысяч?...»
                16-февраля 1813 года Кутузов подписал союзный договор с Пруссией.
18-февраля Кутузов направил письмо Е. Кутузовой о подписании союзного договора с  Пруссией:
«…Я всё не могу совсем оправиться, всё прихватывают маленькие колики, и несколько дней сижу дома от дурной погоды, и государь всякий день у меня. Вчерась я имел честь подписать трактат с Пруссией, а от их подписал Гарденберх, но это ещё не публично…»
21-февраля Кутузов направил письмо генерал-лейтенанту Ратту о задаче его корпуса.
22-февраля Кутузов направил письмо Е.Кутузовой о взятии Берлина:
«…Вот вам ещё хорошее известие: Берлин взят и войсками графа Витгенштейна занят. Кёнигсберг также называется столицей Пруссии. Итак,  вышед из пределов своих, мы уже занимаем третью столицу. Неприятель в Берлине был в пятнадцати тысячах. Из Дрездена сказывают, выезжают.
Поздравляю с приездом Аннушки (дочь) и с Мишенькой (внук). Как ты, мой друг счастлива, что живёшь с ими! А я всё скитаюсь, окружён дымом, который называют славою. Но к чему постороннему не сделаешься равнодушным! Я тогда только счастлив, когда спокойно думаю о своём семействе и молюсь за их богу.
Табак, который был прислан, очень хорош, и прошу прислать несколько жестянок. Я несколько дней не выезжал, а сегодня даю государю бал, и так как это в другом доме, то выеду. Вся болезнь в том, что часто прихватывают колики, хотя весьма лёгкие…»
23-февраля Кутузов направил письмо послу в Лондоне Воронцову о взятии Кёнигсберга, Варшавы и Берлина и о производстве Воронцова М.С. (сын посла) в чин генерал-лейтенанта.
24-февраля Кутузов направил письмо генерал-квартирмейстеру прусской армии генерал-лейтенанту Шарнгорсту о борьбе с остатками Польского корпуса под командованием Понятовского.
26-февраля Кутузов направил письмо Шарнгорсту о действиях против корпуса Понятовского, о переходе Главной армии за Одер и о наведении моста при Штейнау.
                2-марта Кутузов направил письмо Барклаю-де-Толли об отправке министру финансов требования о высылке денег в 3-ю Западную армию.
3-марта Кутузов направил письмо Барклаю-де-Толли о разграничении районов между Главной и 3-й Западной армиями для планомерных заготовок продовольствия.
4-марта Кутузов направил письмо Ланскому о скорейшем вступлении его в исполнение должности председателя временного Верховного совета Варшавского герцогства.
4-марта Кутузов направил предписание генерал-майору Грекову 3-му о принятии мер против действующих польских отрядов из корпуса Понятовского.
4-марта Кутузов направил письмо генерал-лейтенанту Шарнгорсту с просьбой сообщить о наличных средствах для постройки предмостного укрепления под Штейнау.
5-марта Кутузов направил письмо Шарнгорсту о потребности в порохе и артиллерийских снарядах для осады крепости Торн.
6-марта Кутузов направил письмо Шарнгорсту о боеприпасах, необходимых для осады крепости Торн.
                В связи с тем, что прусский король предоставил Кутузову главное командование прусскими войсками, многие прусские генералы выразили фельдмаршалу свою радость по поводу предстоящей службы под его начальством. В частности командующий прусским корпусом генерал Блюхер писал: « К искренней радости моей, король подчинил меня Вашей светлости. Мне предстоит двоякая честь: сражаться вместе с победоносною Российскою армиею и состоять в повелениях полководца, стяжавшего удивление и признательность народов. Ожидаю Ваших приказаний».
7-марта Кутузов направил ответ генералу от кавалерии Блюхеру по поводу предстоящих совместных действий:
«…Я считаю особой честью для себя начать поход вместе с генералом, который уже в течение многих лет привлекает к себе внимание всей Европы и на которого его отечество с уверенностью возлагает свои надежды…».
7-марта Кутузов направил письмо генерал-лейтенанту Тауенцину по поводу его назначения командующим осадой Штеттина.
7-марта Кутузов направил письмо Е. Кутузовой:
«…Сейчас до Бреславля едет курьер в Петербург и государь за ним вслед. Он там три дня гостил. Приём был чрезвычайный, и пруссаки без памяти. Король мне отдал в команду свои войска. Не смею задержать курьера, весьма наскоро отправлен, и государь должен сейчас приехать. С будущим курьером надеюсь много писать об дрезденских праздниках.
Наши на Эльбе, и здесь всё тихо…»
                8-марта Кутузов направил письмо Винценгероде с одобрением его плана действий.
6-марта Винценгероде доносил Кутузову, что по согласованию с Шарнгорстом он будет двигаться через Бунцлау и Герлиц, на Бауцен и Гойерсверде и там ожидать прибытия прусских войск, если не сможет предпринять действие против Дрездена с южной стороны города.
8-марта Кутузов направил письмо генералу от кавалерии Блюхеру о плане действий за Эльбой.
9-марта Кутузов направил письмо Шарнгорсту об отправке войск из-под Кольберга к Штеттину и о предоставлении Витгенштейну самостоятельности в действиях за Эльбой.
11-марта Кутузов направил письмо Кутузовой:
«…Мы сюда ждём прусского короля. Пришли, пожалуйста, несколько, хотя три экземпляра, ежели есть, моих гравированных портретов. Из России пишут незнакомые и просят. А вот как в Берлине награвировали по расспросам, посылаю; достану да пришлю таких, что в разных костюмах, и в шубе, и бог знает как. Есть такие, что и по две копейки…
Николай Захарьевич Хитров взят в службу и определён в Могилёве к формированию запасных эскадронов.
…Поведение наших войск здесь всех удивляет, и моральность в солдатах такая, что и меня удивляет…»
                12-марта Кутузов направил письмо Витгенштейну о более тесных взаимоотношениях с прусским командованием и с поздравлением по поводу взятия Гамбурга:
«Союз, только что заключённый между Россией и Пруссией, вызвал между генералитетом обоих государств все возрастающие взаимоотношения, которые становятся всё более важными и всё более сложными по мере того, как армии продвигаются вперёд и их оперативные действия становятся всё более объединёнными. Находится много вопросов, которые требуют разъяснений и объяснений, как касательно самих операций, так и снабжения боеприпасами и фуражом, а также и других военных вопросов, о которых Вы должны будете сообщать прусскому правительству. Ввиду этого, я считаю настоятельно необходимым, чтобы Ваше сиятельство всегда обращалось к одному и тому же лицу. Я считаю это тем более необходимым, что только таким образом Вы сможете избежать противоречивых решений, поскольку совершенно невозможно, чтобы различные лица имели одни и те же суждения о движении армий и вообще о военных делах. Это соображение, в важности которого Вы, несомненно, убеждены так же, как и я, заставляет меня рекомендовать Вашему сиятельству прусского генерала Шарнгорста, как единственное лицо, с которым мне желательно, чтобы Вы поддерживали сношения.
P.S. Само собой разумеется, что генерал Блюхер не состоит в числе тех, с кем Вы, должны избегать сношений. Что же касается генералов Иорка, Бюлова и других - это уже разрешённый вопрос, и мне нечего напоминать о нём. Занятие Гамбурга, чем его величество обязан Вам, является событием, вызвавшим большую сенсацию и здесь, и тем более в Петербурге.  Приношу Вам за это моё самое сердечное поздравление».
12-марта Кутузов вновь направил письмо Витгенштейну об установлении личной связи с  Шарнгорстом:
« Союз, только что заключённый с Пруссией во многом меняет характер кампании. Гарантируя нам больше возможностей и больше ресурсов, этот союз налагает на нас в то же время обязательство поддерживать между генералитетом обоих государств полнейшее согласие. Только оно может обеспечить нам успех, без него же все чудеса храбрости, проявленные нашими войсками, будут напрасными, и мы не сможем воспользоваться преимуществом, проистекающим из огромности наших ресурсов, по сравнению с противником. Точно так же мы должны в самом зародыше пресекать интриги недоброжелателей, которые бывают особенно сильны в коалициях государств. …Среди последних наиболее опасен генерал Кнезебек. По достоверным сведениям,  полученным мною об этом генерале, приверженность его интересам Франции хорошо известна; он постоянно противодействует генералу Шарнгорсту и вмешивается в военные операции, которые последний хотел бы обсуждать непосредственно с Вами. Его разногласия с генералом Шарнгорстом дошли до такого предела, что последний возможно, увидит себя вынужденным уйти в отставку. Мы потеряли бы в нём не только просвещённого генерала, но и человека, всецело преданного нам. Я счёл необходимым откровенно объясниться с Вашим сиятельством по этому поводу, чтобы отнять у генерала Кнезебека решительно все возможности нанести вред доброму делу».
12-марта Кутузов направил письмо немецкому писателю Августу Коцебу, который просил прислать его биографию.
12-марта Кутузов направил письмо Кутузовой о занятии Гамбурга:
« У нас опять радостные вести, Гамбург нашими войсками занят. Сегодня едет курьер с известием к государыням, завтра с ключами генерал Бороздин. Вчерась их привезли, они превеликие, и я их нечаянно принёс к государю и бросил в ноги: «Гамбург кланяется». Это прошло вчерась ввечеру, а завтра молебен с пушечной пальбой. …Сегодня у меня был большой стол, весь дипломатический корпус, …».
                13-марта Кутузов обратился с воззванием к народам Германии.
«…Сие торжественное объявление означает уже само собою и средства, коими император всероссийский желает содействовать к восстановлению Германии. Прекратив единожды всякое влияние иноплеменных властей, его величество довольствоваться будет токмо нужным способствованием и покровом своим делу, коего совершенно предоставляется народу и владетелем германским. …Его императорское величество не оставит, обще с союзником своим, устремлять своих усилий к превосходной цели освобождения Германии от чужеземного ига».
                14-марта Кутузов направил письмо английскому послу графу Каткарту (посол в это время находился в свите Александра-1) об оказании помощи английской эскадре у Данцига:
«Получив сведения, что английская эскадра крейсирует у Данцига с целью перерезать все коммуникации, я отдал приказ генерал-лейтенанту Левизу, блокирующему ту крепость, оказать вышеупомянутой эскадре помощь всеми имеющими в его распоряжении средствами, в частности канонерскими лодками, которые находятся в Пиллау, причём вполне исправны. Благоволите, господин посол, уведомить со своей стороны об этом командующего эскадрой и примите заверения в моём глубоком почтении».
15-марта Кутузов направил письмо Ланскому о выборах депутатов от префектур Варшавского герцогства в центральный комитет при  временном верховном совете.
                17-марта Кутузов направил письмо Витгенштейну об усилении его корпуса, о нецелесообразности раздробления сил и удаления от реки Эльбы. Витгенштейн доносил, что силы его в действительности меньше, чем предполагает главнокомандующий и составляют от 70 до 75-тысяч человек, в том числе прусский корпус Блюхера 24-тысячи, корпус Винценгероде до 15-тысяч, корпуса его, Витгенштейна  и генерала Иорка до 35-тысяч. Из этого числа необходимо оставить для блокады Магдебурга 10-тысячный корпус Бюлова и, таким образом, общее количество войск уменьшится до 65-тысяч. Поэтому Витгенштейн просил Кутузова прислать к Магдебургу другие войска, а Бюлову разрешить действовать вместе с ним. Планы Витгенштейна о дальнейших боевых действиях были изложены в приложенной диспозиции.
 Кутузов считал эти планы нереальными, он считал необходимым, чтобы Витгенштейн действовал на небольшом фронте и, переправляясь через Эльбу между Мейссеном и Торгау, направился с основными силами на Лейпциг и Альтенбург.
18-марта Кутузов направил письмо Ланскому о желательности отправки депутаций герцогства Варшавского к князю Понятовскому с призывом прекратить военные действия против России.
19-марта Кутузов направил письмо Барклаю-де-Толли об отправке из герцогства Варшавского в Новороссийский край русских семейств, выразивших желание переселиться в Россию.
20-марта Кутузов направил письмо Шарнгорсту о передаче в его распоряжение трофейных боеприпасов.
20-марта Кутузов направил письмо фельдмаршалу Калькрейту об отправке сформированного в Бреславле батальона к корпусу Винценгероде.
20-марта Кутузов направил письмо Е. Кутузовой:
«…Сегодня мы суетимся. Завтра будет король прусский и войска будут в параде. На сих днях заняли Дрезден. Вот и четвёртая столица, и передовые войска наши вышли уже из Пруссии».
22-марта Кутузов направил письмо Римскому-Корсакову о незаконных сделках, совершённых Д. Радзивиллом для сохранения его имений, подлежащих конфискаций.
22-марта Кутузов направил письмо Е. Кутузовой о приезде и приёме прусского короля и встрече русских войск в Дрездене.
«…Вчерась король прусский приехал сюда в три часа пополудни. Гвардия, гренадёрский корпус, кирасиры и несколько артиллерии были в строю. С им никого нет из фамилии. Удивительно, что говорит много по-русски. Мне перед войсками наговорил большие комплименты. Сегодня поутру был у меня с визитом, и я его принял. В Дрездене наши приняты чрезвычайно и в вечеру дали итальянскую «Весталку». Сказывают оркестр первый в мире. Не знаю ещё, кого пошлём в Петербург с ключами, надобно генерала.
Рескрипт Опочинину велел у себя написать, и поднесу к подписке, инако долго промешкают (Муж дочери Кутузова, Дарьи Михайловны, Фёдор Петрович Опочинин был награждён орденом Анны 1-нр класса). За письмы Катиньку, Мишеньку и Костиньку целую. Благодарю очень Костиньке, что уведомил, что бон-маман (бабушка) чашку разбила…»
                23-марта Кутузов направил письмо Кутузова Барклаю-де-Толли о запрещении непосредственного вмешательства генерал-интенданта в распределение средств Познанского и Бромбергского департаментов.
 24-марта Кутузов направил письмо генералу Блюхеру о предварительном согласовании текстов прокламаций, имеющих политический характер.
24-марта Кутузов направил письмо Е.Кутузовой о скором выступлении главной армии к Дрездену:
«…Пишу с генерал-лейтенантом Бороздиным, который повезёт ключи от Дрездена. Так как он долго, думаю, проедет, то я обо всём, что до бытности короля здесь касается буду писать с фельдъегерем, который его объедет. Грамоту, думаю, к Опочинину подпишет сегодня. Мы скоро, думаю, отсюда пойдём к Дрездену».   
25-марта Кутузов направил письмо Витгенштейну о нежелательности в данной обстановке переправляться на левый берег Эльбы и о необходимости сближения с корпусом Блюхера. В секретном рапорте от 21-марта Витгенштейн сообщил Кутузову, что он получил от прусского министра графа Гольца сведения о количестве войск противника, которые пришли из Франции через Франкфурт с 1-января по 18-марта и число которых составляет 68000-человек.
«…Я говорил со-многими прусского министерства об господине Гольце; они отзываются об нём как о человеке ничтожном и слабом, и для того даваемые им впредь известия должны быть измеряемы по его всегдаuней робости к силам французским. Ежели бы, противу чаяния, застало бы сие моё повеление прежде вашей переправы за Эльбу, в Бельциге, в таком случае прошу следовать вверх по правому берегу Эльбы, куда вам в прежнем моём отношении назначено было…»
25-марта Кутузов направил письмо генерал-майору Довре о назначении войск для блокады Магдебурга (о чём просил Витгенштейн).
                25-марта Кутузов направил письмо Е.Кутузовой о выступлении главной армии к Дрездену и о получении им прусских орденов чёрного и красного орла.
«…Вчерась, мой друг, писал тебе с генералом Бороздиным, но так как эти господа тихо ездят, так ничего и не писал интересного. Король поехал очень доволен. Удивительно, как всё у русских перенимает, говорит по русски и читает. Я ему иногда рапорты посылаю по-русски. За день до отъезда прислал ко мне государственного канцлера Карла-Августа Гарденбурга, который подал мне от короля Чёрного и Красного орла, сказав от имени короля, что он благодарит меня как восстановителя Пруссии и что ежели поможет бог утвердить всё начатое, тогда желает король иметь меня своим согражданином и утвердить за мною имение в Пруссии. Я его благодарил так учтиво, как надобно, сказав, однако же, что император Александр никогда не допустит, чтобы я или кто-либо из детей моих в чём-нибудь нуждался. Всё это сказал государю. Орденов здесь больше никому не давал, чтобы ни поравнять кого-нибудь со-мною. Думаю, сегодня пошлют рескрипт Опочинину. Впрочем, и я ещё на первого Георгия не имею, ей-богу, недосуг. Забыл сказать, что дал король мне табакерку -4800-талеров ценою. Завтра выходим в поход к Дрездену, где уже будем туда накануне пасхи. Там уже есть тысяч шестьдесят наших войск…»
Кстати, не пройдёт и года после смерти Кутузова, как его семья окажется в тяжёлом финансовом положении и вынуждена будет обратиться к царю за помощью.
В подданном Александру-1 прошении они писали:
«Посвятив  жизнь свою на службу Отечества, не мог отец наш заняться делами своими, смело оставлял их в расстройстве, награждаем был тобою отличием и почестями и неограниченной доверенностью. И конечно государь! Одни только беспрерывные подвиги твои помешали тебе обратить взор твой на детей Кутузова-Смоленского! Имение, доставшееся нам обременено долгами, и тогда только можем надеяться иметь хотя малое состояние, ежели, всемилостивейший государь, прикажешь оное купить в казну».
На написанном ими прошении, рукой Аракчеева было начертано повеление царя: « Оставить без ответа». Александр-1 считал, что семья Кутузова должна «кормиться» от доходов своего имения и не требовать ничего дополнительного от государства.
                27-марта Кутузов направил письмо Аракчееву об отправке в Варшаву лиц, назначенных на должности по гражданскому управлению в герцогстве Варшавском.
28-марта Кутузов направил письмо генералу Чернышёву с поздравлением по случаю победы над корпусом генерала Морана при Люнебурге  и награждении знаками бриллиантовыми ордена святой Анны первого класса:
«…Вы себя покрыли новою славою. Мы чувствуем в полной мере всю важность сей победы. Сие должно без сумнения сделать впечатление весьма сильное на вновь собирающиеся французские войска. Прошу от меня принять чистосердечное поздравление. Пехоты мы знаем, у вас было немного, а неприятель в довольных силах, и в улицах заставлял вас покупать всякий шаг кровию. Его императорское величество приказал препроводить к Вам знаки бриллиантовые св. Анны первого класса».
28-марта Кутузов направил письмо Витгенштейну о разведке направления движения противника и с сообщением о награждении его орденом Александра Невского.
28-марта Кутузов направил письмо Голенищеву-Кутузову (директор Морского корпуса) с объяснением причин выступления армии за границу России:
«Друг мой Логин Иванович!
Получил от тебя такое письмо, на которое, конечно, отвечать должно. Отдаление наше от границ наших, а с тем вместе и от способов, может показаться нерасчётливым, особливо, если исчислить расстояние от Немана к Эльбе и расстояние от Эльбы к Рейну. Большие силы неприятельские могут нас встретить прежде, нежели мы усилимся прибывающими из России резервами, вот что тебе и всем, может быть представляется. Но ежели войти в обстоятельства и действия наши подробнее, то увидишь, что мы действуем за Эльбою лёгкими отрядами, из которых (по качеству наших лёгких войск) ни один из них не пропадёт. Берлин занять было надобно, а занявши Берлин, как оставить Саксонию и по изобилию её, и потому, чтобы отнять у неприятеля сообщение с Польшею. Мекленбург и ганзейские города прибавляют нам способов. Я согласен, что отдаление от границ отдаляет нас от подкреплений наших, но ежели бы мы остались за Вислою, тогда бы должны были вести войну, какую вели в 1807 году. С Пруссией бы союзу не было, вся немецкая земля служила бы неприятелю людьми и всеми способами, в том числе и Австрия».
28-марта Кутузов направил письмо Е. Кутузовой о взятии Ченстохова, разгроме корпуса Морана при Люнебурге и о блокаде Данцига:
«… Вот вам опять молебен: взята крепость польская Ченстохов, где славной монастырь, явленной образ и прочие - да французский корпус под командою генерала Морана с двенадцатью пушками, более трёх тысяч человек – весь или побит или взят…
Сегодни ты пишешь, что вас беспокоит очень Данциг. Мы Данцига ещё не думаем брать, а мы его блокируем и морим с голоду…»
                29-марта Кутузов направил письмо Прусскому канцлеру Гарденбергу о необходимости ускорить отправку боеприпасов для осады Торна.
29-марта Кутузов направил письмо Витгенштейну с поздравлением с победой при Лейцкау и сообщением о движении армии к Дрездену.  11-марта Евгений Богарне, вице-король итальянский, соединившись с отрядами маршала Виктора и генералов Лористона и Гренье, вышел из Магдебурга, и перешёл на правый берег Эльбы. Витгенштейн в это время находился в Бельциге, готовя мосты при Росслау близ устья Эльстера для переправы войск на левый берег Эльбы. Своим движением из Магдебурга вице-король хотел отвлечь Витгенштейна от переправы и помешать соединению войск Витгенштейна с войсками Блюхера, то есть действовал так, как предсказывал Кутузов. Витгенштейн выступил из Бельцига и 24-марта прибыл к Лейцкау, где атаковал противника и заставил его отступить к Магдебургу.
30-марта Кутузов направил письмо Барклаю-де-Толли о подчинении ему отряда генерал-лейтенанта графа Воронцова по делам внутренней службы.
30-марта Кутузов направил письмо Барклаю-де-Толли о снабжении 3-й армии обмундированием и амуницией.
30-марта Кутузов направил письмо поэту Державину с благодарностью за посвящение ему стихов.
31-марта Кутузов направил Докладную записку Александру-1 о разрешении выехать из литовских губерний австрийским и прусским подданным.
                1-апреля Кутузов направил письмо генералу Блюхеру с предписанием представить донесение о занятии Лейпцига.
2-апреля Кутузов направил письмо Ланскому об изъятии пороха и оружия, находящегося у жителей герцогства Варшавского.
3-апреля Кутузов направил письмо прусскому генерал-лейтенанту Лоттуму об охране моста при Штейнау.
3-апреля Кутузов направил письмо Барклаю-де-Толли по поводу возможной капитуляции крепости Кюстрин.
5-апреля Кутузов направил письмо Витгенштейну о недопустимости несогласованных дипломатических выступлений.
6-апреля Кутузов направил письмо Витгенштейну о необходимости соединиться с корпусом Блюхера и с Главной армией в случае наступления противника на Дрезден и одновременной диверсии на Берлин.
8-апреля Кутузов направил письмо Барклаю-де-Толли с предписанием о выступлении к Франкфурту- на-Одере и об организации осады Модлина.
!1-апреля Кутузов направил письмо Е. Кутузовой о своей болезни:
«… Я к тебе, мой друг, пишу в первый раз чужою рукою, чему ты удивишься, а может быть, и испугаешься, - болезнь такого роду, что в правой руке отнялась чувствительность перстов.
Долго не ехал Дзичканец, а потому нельзя было сделать расчёту в деньгах, а теперь посылаю 10 тысяч талеров на уплату долгов, 3- тысячи Аннушке и 3-тысячи Парашеньке-всем кажется, по надобностям; ты можешь требовать от меня ещё.
Я отстал от государя: он уже в Дрездене, а я ещё за 17 миль от него. При мне живёт Виллие, и король проезжая, оставил своего лейб-медика…»
В своём письме к родным Кутузов писал: « С каким ликованием и торжественностью население Польши и Пруссии встречает появление русских войск, как из отдалённых селений крестьяне приходят посмотреть на русских богатырей и их полководца: «На улицах кричат: Ура Кутузов! Да здравствует великий старик!» Иные просто кричат: «Да здравствует наш дедушка Кутузов!» Этого описать нельзя, и этакого энтузиазма не будет в России. Несть пророк  честен во отечестве своём».
В следующем письме, Кутузов пишет: «Мне очень горько, когда приписывают мне больше простоты, больше глупости и больше незнания людей, нежели я в самом деле имею».
 Но Кутузову не удалось завершить дело освобождения Европы. 28-апреля 1813 года он неожиданно скончался.
                Но ещё 27-апреля к уже умирающему фельдмаршалу прибыл император Александр-1. За ширмами около постели, на которой лежал Кутузов, находился состоявший при нём чиновник Крупенников. По его воспоминаниям,  вот диалог подслушанный чиновником: «Прости меня, Михаил Илларионович», - «Я прощаю государь, но Россия вам этого никогда не простит».
Царь на это ничего не ответил.
На другой день уже в Дрездене,  узнав о смерти старого фельдмаршала, Александр писал его вдове: «Болезненная и великая не для одних вас, но для всего отечества потеря. Не вы одни проливаете о нём слезы: с вами плачу я и плачет вся Россия.  Бог, позвавший его к себе,  да утешит вас тем, что имя и дела его останутся бессмертными. Благодарное отечество не забудет никогда заслуг его».
                Сам Наполеон пытался оправдать поражение своей армии в России климатом и морозами. Выступая перед сенатом 20-декабря, он говорил:
«Моя армия понесла некоторые потери, но случилось это из-за преждевременной суровости времени года».
На самом деле относительно сильные морозы наступили только после 4-декабря, когда температура упала на много градусов ниже нуля, когда судьба наполеоновской армии была уже предрешена. В то - же время нельзя отрицать и того факта, что неблагоприятные погодные условия несомненно оказывают на войска пагубные последствия. Поэтому здесь нужно говорить не только о сильных морозах, но и сильной жаре, которая ещё до Бородинского сражения вывела из строя по некоторым данным до 10-тысяч французских солдат. В то - же время, нужно отметить, что эти погодные условия свои пагубные последствия оказывали на обе стороны, в том числе и на русскую армию. Добавив для полноты картины ещё и голод, от недостаточного снабжения продовольствием, который также влиял на обе стороны.
Кстати, Наполеон тогда утверждал, что в русском походе погибло всего 50-тысяч французов, настоящих французов, а остальные сотни тысяч были немцы, итальянцы, голландцы, поляки, испанцы, далматцы и так далее. А, если это так, то стоит ли, очень кручиниться, и переживать по этому поводу.
                Некоторые историки главной причиной поражения французской армии в России в 1812 году называют отказ Наполеона от намерения освободить русских крестьян от крепостной зависимости, что вынудило вести борьбу не только с армией, но и со всем народом. То есть Наполеон впервые столкнулся с народом, который применял подобные методы борьбы, как народное ополчение, партизанское движение, массовое оставление городов и сёл. По логике рассуждения этих писателей выходит, что если бы Наполеон пообещал бы крестьянам освобождения, то ничего бы этого не было. Не было бы народного ополчения, партизанского движения и так далее. Все эти рассуждения базируются на совершенно ложном представлении о менталитете, характере и психологии русского народа, который при любых обстоятельствах не стал бы сотрудничать со своими завоевателями. Но даже если бы это было не так, то Наполеону для достижения положительного результата, понадобилось бы не только объявить об освобождении крестьян, но и полностью оккупировать страну, ввести во всех районах огромной территории России свою администрацию для раздела земли. Без наделения крестьян землёй, средствами производства и так далее, любое освобождение крестьян превращается в пустую декларацию, в пустые слова. А для реального освобождения крестьян у Наполеона не было не только необходимых сил и средств, но и времени.
                Одной из главных причин поражения французской армии в России в 1812 году является ошибочная стратегия Наполеона, направленная на достижение победы в одном генеральном сражении, без учёта обширной территории России, особенностей театра военных действий, труднопроходимых дорог и погодных условий. Наполеон не понимал, во-всяком случае, до вторжения в Россию, что в наступившую эпоху массовых армий, победа достигается не в одном генеральном сражении, а в результате проведения нескольких последовательно проведённых боёв, сражений и манёвров. Именно стратегия Кутузова, тонко учитывающая особенности театра военных действий, осознавшего, что в наступившую эпоху массовых армий невозможно выиграть войну в ходе одного генерального сражения, предложившего Наполеону, целую серию боёв, сражений и искусных манёвров, является одной из главных причин поражения Наполеона в 1812 году. Опираясь на широкие слои народа, Кутузову удалось развернуть партизанское движение, обеспечивая постоянное давление на французские войска, разрывая их коммуникации, перехватывая пути отхода, затрудняя и без того недостаточное снабжение. В войне 1812 года столкнулись две политики, две стратегии. Наполеон в лице Кутузова столкнулся с таким противником, который не воспринимал его стратегические взгляды и принципы, который выдвинул совершенно иную, отличную от западноевропейских теорий, систему ведения войны. Кутузов первый из военных деятелей понял, что наступила новая эпоха массовых армий, и не собирался связывать судьбу армии и итог войны с исходом одного генерального сражения. Не случайно эта новая стратегия Кутузова была не понята и так тяжело воспринималась многими крупными военными деятелями, так как все тогда находились под впечатлением громких побед Наполеона в Европе. И именно в войне 1812 года и произошёл кризис наполеоновской стратегии достижения победы в генеральном сражении. Серьёзная ошибка была допущена Наполеоном в оценке театра военных действий. Если до войны 1812 года глубина операций достигала 300-500-км, то в 1812 году в России боевые действия развернулись на фронте более 1400-км, а глубина театра военных действий достигла 600-800-км. Кутузовская стратегия оказалась более адекватной этим изменившимся условиям боевых действий.
                Одной из главных характерных черт кутузовской стратегии была гибкость. В зависимости от соотношения сил, средств и других обстоятельств, Кутузов при необходимости переходил от стратегического наступления к стратегической обороне и даже к отступлению. Что, видимо, дало повод некоторым историкам характеризовать стратегию Кутузова, как стратегию сугубо оборонительную. Что совершенно неверно и лишено всяких оснований. Вынужденные оборонительные действия у Кутузова всегда завершались при первой возможности, наступательными действиями, без которых просто невозможно достичь победы над своим противником.
                Важное место в стратегии Кутузова занимала подготовка и осуществление контрнаступления после вынужденного отступления. Сложность подготовки контрнаступления в 1812 году состояла в том, чтобы в сжатые сроки, в условиях непрекращающейся вооружённой борьбы с превосходящим и наступающим противником, осуществить весь комплекс подготовительных мероприятий. И в первую очередь подготовить и пополнить армию резервами людскими и вооружением, и тем самым не только ликвидировать неравенство в силах и средствах, но и добиться существенного превосходства. При этом особое внимание уделить созданию крупных резервов, позволяющих вести контрнаступление на большую глубину. И Кутузову удалось успешно решить эту сложнейшую задачу.
                Если Наполеон отдавал предпочтение действиям по внутренним операционным линиям, добиваясь успеха путём нанесения сильных ударов по разобщённым отдельным частям противника, по опыту прежних войн, что давало положительные результаты в условиях борьбы небольших армий на ограниченном пространстве. То Кутузов продемонстрировал нанесение концентрических ударов в ходе наступления по внешним операционным линиям, одновременно на нескольких направлениях, что в новых условиях при численно возросших армиях и обширном театре военных действий дало, более положительный эффект. Особое внимание Кутузов уделял выбору направления главного удара, выбору важнейшего направления, где и сосредоточивались основные усилия. Большое место в стратегии Кутузова получило применение манёвра, с целью создания более выгодных условий для войск. Тарутинский манёвр русской армии в 1812 году по своему масштабу и значению является примером манёвра стратегического плана.
                Наполеон и Кутузов по-разному относились к использованию резервов. Наполеон поражение или победу в войне связывал с результатом генерального сражения и для достижения победы, как правило, бросал в бой всё, что имел. Считая, что если армия противника будет разбита, то никакие резервы уже не нужны, так как воевать будет уже не с кем. Кутузов же считал, что резервы нужно беречь до последней возможности, «…ибо тот генерал, который сохранил резерв, не побеждён». Что исход войны решается не одним, а несколькими сражениями, что для победы в этих сражениях и нужны резервы. Большое значение Кутузов придавал созданию стратегических резервов, как постоянно действующему источнику пополнения армии. Намечая стратегические цели, Кутузов всегда находил пути их достижения, исходя из реальной обстановки, из реального соотношения сил, разрабатывая способы достижения своих стратегических целей. Подчиняя тактику стратегии, ставя перед войсками такие тактические задачи, которые бы исходили из реальных возможностей и общей стратегической обстановки.
                Любопытно, что немецкий генерал времён второй мировой войны Рендулич в своих воспоминаниях, обращая внимание на необходимость постоянного обеспечения безопасности линий коммуникаций писал:               
Война 1812 года, развязанная Наполеоном, «выявила явное несоответствие между гигантским пространством и имеющимися у него силами. Развёртывание армии осуществлялось тремя изолированными группами, что не позволяло господствовать над всем районом между Балтийским морем и Карпатами. Далеко отодвинутые фланговые группировки должны были действовать главным образом для достижения своих оперативных целей, диктуемых обстановкой и обеспечивать защиту растянутых коммуникаций французской армии. План Наполеона заключался в том, чтобы нанеся главный удар по Ковно и Вильно, выйти на северный фланг русских и путём проведения фланговой операции уничтожить их главные силы, ведя одновременно сдерживающие действия на южном фланге и в центре. Эта операция должна была бы привести к разгрому значительно уступающих по силе русских войск. Однако Барклай сумел избежать разгрома путём отхода к Двине, приказав подтянуть свои силы в этот же район с тем, чтобы на Двине оказать сопротивление.
После этого Наполеон наступал теперь главными силами через Вильно на Смоленск. Район, лежащий позади его узкого фронта, через который проходили линии коммуникаций, он пытался обезопасить тем, что держал под постоянным напряжением главные силы русской армии на центральном участке фронта. Одновременно он выдвинул против новых русских сил, появившихся сначала на севере, а вскоре и на юге и, угрожавших его флангам и тылу, на северо-запад войска Сен-Сира, а на юго-восток войска Шварценберга, поставив перед ними задачу отразить действия этих русских сил на флангах. Эти меры как и ожидалось увенчались успехом ( На самом деле не увенчались успехом).
Объединения Багратиона и Барклая на Двине Наполеон не допустил путём выдвижения на Минск корпуса Даву. Поэтому Барклай отказался от  намерения удержаться на Двине и отступил к Днепру, куда он надеялся отвести и войска Багратиона. Отход Барклая из района сосредоточения на границе, а затем с Двины послужил мотивом для вымысла, будто бы этот отход был осуществлён в соответствии с русским оперативным планом – путём длительного отступления завлечь Наполеона вглубь русских просторов. Правда же выглядела иначе. Русские намеревались оказать Наполеону сопротивление. Но вначале они были слишком слабы, а впоследствии Наполеон не допустил осуществления этого намерения. Выхода Багратиона к Днепру, к чему стремился Барклай, Наполеон вновь не допустил путём выдвижения корпуса Даву на Могилёв. И когда, наконец, западнее Смоленска объединение всё же произошло, Наполеон провёл южнее города большой охватывающий манёвр, что побудило Барклая отказаться от предусмотренного сражения под Смоленском и отступить. О том, в какой мере это противоречило замыслу русского государственного руководства свидетельствует то, что Барклай был снят с занимаемого им поста и заменён Кутузовым. Последний намеревался дать сражение лишь под Бородином. Здесь он имел, наконец, численное превосходство (на самом деле не имел). Войска Наполеона насчитывали в это время только 134-тысячи человек. Когда Наполеон достиг Москвы, он имел всего лишь 95-тысяч человек.
Вплоть до этого времени Наполеон сумел обеспечить безопасность тыловых коммуникаций от действий противника. Сен - Сир и Шварценберг путём атак и осуществления контроля занятых ими районов, не давали русским силам возможности действовать против коммуникаций французов. Когда на южном фланге появилась новая русская армия под командованием Тормасова, против неё был направлен корпус Ренье. Кроме того, в конце сентября в район Смоленска прибыла резервная армия под командованием маршала Виктора. Это позволило Наполеону вплоть до подхода к Москве, несмотря на незначительные столкновения, изоляцию и огромную глубину вторжения, добиться господства в оперативном и тактическом отношениях над узким районом позади своих главных сил. Однако ему не удалось решить проблему снабжения армии, отделённой от Франции громаднейшим расстоянием.  Его войско всё больше уменьшалось в людях и лошадях. Замыслы Наполеона рухнули из-за несовершенства тогдашних технических средств тылового обеспечения».
                Понятно, что утверждения Рендулича не верны. Поход Наполеона в Россию в 1812 году, если и является примером, то примером обратному, когда Наполеону, несмотря на всю его гениальность, так и не удалось удовлетворительно решить проблему обеспечения безопасности линий коммуникаций, в условиях частично контролируемого пространства, которая безусловно важна. Осуществив развёртывание своей армии тремя изолированными группами, Наполеон тем самым вольно или невольно создал условия для разгрома её по частям. И лишь чудом ему удалось лично спастись, потеряв почти всю армию, которая оказалась полностью окружённой. Наполеону не удалось решить проблему снабжения своей армии не только из несовершенства тогдашних технических средств тылового обеспечения и громадного пространства, а именно из-за того, что ему так и не удалось удовлетворительно решить проблему обеспечения безопасности линий коммуникаций своих войск, которые подвергались постоянным ударам русских войск и многочисленных партизанских отрядов. Одним из главных причин поражения французской армии была совершенная её неготовность противостоять многочисленным армейским и крестьянским партизанским отрядам и партизанским методам их действий. 
                Серьёзные стратегические ошибки Наполеона базировались на неверном представлении французского императора о менталитете русского народа, характере и стратегии Александра-1, характере и стратегии фельдмаршала Кутузова. Взятие Москвы, по мнению Наполеона должно было ужаснуть русский народ, посеет хаос и неуверенность, которые неизбежно приведут к ошибкам командования, заставят слабохарактерного русского царя искать пути к немедленному заключению мира, как это произошло во - время заключения Тильзитского мира.  Но Наполеон жестоко просчитался. Серьёзный стратегический просчёт был допущен Наполеоном, когда после Бородинского сражения он главными силами не пошёл за Кутузовым и не повернул на Калугу, поставив тем самым русскую армию в сложное положение. Впрочем, эта стратегическая ошибка вытекает из его неверного представления о том, что потеря Москвы неизбежно заставит русского царя заключить выгодный для Наполеона мир.
                Одной из главных причин провала похода «Великой армии» в 1812 году, является отсутствие хорошо налаженной разведывательной сети. В основном французской разведке в России удавалось завербовать агентов из числа прислуги: французские гувернёры, модистки, повара так далее, как правило, плохо знающие русский язык, не имевшие нужные связи, не имевшие «физическую» возможность добывать ценную информацию. А случаи вербовки агентов из числа русских военных или гражданских лиц, были весьма редки, из-за их патриотизма, что не позволило французскому генштабу правильно оценить военно-экономический стратегический потенциал России.
                После отъезда императора из армии, начальник генерального штаба Бертье окончательно пал духом и устранился от всякой ответственности. Когда Мюрат, оставленный за командующего, попытался посоветоваться с ним, Бертье ответил, что привык исполнять указания императора, а не отдавать их. В результате Великую армию вскоре покинули оба: Мюрат отправился в Неаполь, а Бертье в Париж. В марте 1813 года Бертье снова был назначен начальником генштаба армии. Он даже рисковал жизнью в битве при Бриене 29 января 1814 года, когда пика русского казака пробила его шляпу. Он обратился к Наполеону с просьбой разрешить ему уехать в Париж по частным делам. На вопрос императора: «Вы вернётесь Бертье?» Он ответил утвердительно, однако Бонапарт понял, что маршал предал его. Очень скоро Бертье присягнул Людовику- 18 и даже выступил с приветственной речью от имени других присягавших маршалов. В награду он получил титул пэра Франции, номинальную должность командира Пятой роты королевских телохранителей и орден святого Людовика. Правда у него забрали Невшательское княжество, но титул сохранили и даже выплатили компенсацию. После высадки Наполеона в 1815 году, Бертье отправился в Баварию к тестю, отказавшись возвращаться на службу к императору. Бонапарт распорядился исключить его из списка маршалов. Это звание потеряли также Мормон, Ожеро, Виктор, Периньон и Келлерман.  1-июня 1815 года в родовом замке своей жены, в городе Бамберг, Бертье рассматривал из окна проходившую мимо колонну русских войск (это были казаки корпуса Остен-Сакена) и неожиданно выпал из окна четвёртого этажа. А Иоахим Наполеон Мюрат-маршал Франции, после отречения Наполеона будет предан суду и расстрелян.    


                12-2.  Ещё в сентябре 1812  года по дороге от Троице-Сергиевой лавры к Покрову по Владимирской дороге, неслись во весь опор два экипажа. Передний была фельдъегерской бричкой. За ней ехала коляска с поднятым верхом, вся забрызганная грязью. Верховые казаки впереди их, разгоняли встречные телеги и людей. Они требовали лошадей на всех станциях и не останавливались даже у мостовых караулов. У Покрова передние всадники замедлили ход и, наконец, совсем остановились.
- Что случилось? – спросил молодой фельдъегерь, высовывая своё лицо, с небольшими усами из-под уже изрядно изношенного навеса брички. Но никто ему не ответил. Через некоторое время один из казаков указал рукой на горизонт.
- Барин, в Москве пожар.
- Да не в Москве, это в Богородске!- закричал фельдъегерь. – Москва разве может  так гореть?
- Нет, ваше благородие, - мрачно ответил другой казак, - это Москва горит.
- Москва? – переспросил удивлённый молодой фельдъегерь, и, повернувшись в коляске, произнёс, - господин генерал, кажется, мы нашли армию Кутузова. Она отступает по Владимирской дороге. Из коляски легко выскочил молодой человек высокого роста, в ярко-красном мундире с бархатным черным воротником, c тонкими, холёными чертами, тщательно выбритого удлинённого, энергичного лица, с узкими настороженными глазами. Большими шагами он направился к тракту, по которому двигалось странное сооружение вроде крытых носилок. Солдаты несли эти носилки на плечах.
- Что это такое? – спросил генерал на ломанном русском языке. Солдаты остановились, последовало молчание, затем один голос сказал.
- Генерал Багратион.
Английский генерал Вильсон, а это был именно он, поднял полог, отшатнулся и машинально снял с головы треуголку.
- Боже мой! – на прекрасном французском языке произнёс он. – Князь! Какая встреча!
Это был смертельно раненый во - время Бородинского сражения генерал Багратион. Гренадёры уносили его на носилках из горящей Москвы.
- Сэр Роберт? – с трудом проговорил Багратион. – Откуда вы?
- Из Петербурга, к Кутузову. – Но что с вами?
- Мне конец, - спокойно сказал Багратион, - я не доживу и до завтрашнего дня. Что с Москвой?
Гренадёрский капитан, стоявший неподалёку, бросил на Вильсона предостерегающий взгляд, тот невольно отвёл глаза в сторону.
- Намерения его величества тверды как никогда, - успокоительным тоном заметил он, - мир с Бонапартом не будет подписан, если только Кутузов удержится от сношений с противником.
Но Багратион расслышал только последние слова англичанина.
- Не будет подписан, - прошептал он, - слава богу.
И закрыл глаза. Капитан решительно задёрнул полог и взял под козырёк перед генералом, который вернулся к своей коляске. Гренадёры нарочно несли Багратиона так, чтобы тот не мог заметить зарева.
- Армия Кутузова не отступает по этой дороге, - сказал своим спутникам генерал Вильсон. – Это всего только один генерал.
- Куда теперь?- спросил его фельдъегерь.
- В город Коломну. Оттуда в Каширу, а уже оттуда в Серпухов. А потом хоть в ад. Мы с Бонапартом оказались в одинаковом положении: оба не знаем, куда ушла русская армия. Где старик Кутузов? Что я напишу в Петербург, если не найду его?
                Но уже через несколько дней генерал Вильсон найдёт русскую армию и присоединится к штабу Кутузова в Красной Пахре, к югу от Москвы, где будет официально числиться британским королевским комиссаром при русской армии. Он имел право писать Александру-1 обо всём заслуживающим внимания, то есть писать свои доносы царю, а также английскому послу в Петербурге лорду Каткарту и в Лондон. И это право Вильсон широко использовал. Он всячески старался очернить в глазах царя Кутузова и возвеличить английского ставленника генерала Беннигсена. Он и его помощники, среди которых был и майор Парк, живо интересовались тем, сколько пополнений подходит к русским войскам, сколько ружей в месяц может изготовить Тульский оружейный завод, и сколько пушек могут отлить на Урале. При этом Вильсон сам себя искренне считал более одарённым и способным полководцем, чем Кутузов, и часто вслух повторял одну и ту же фразу: « Если бы я был главнокомандующим русской армии».
Сэр Роберт был опытным британским разведчиком и политическим агентом. Его деятельность в силу особенностей характера неизменно сводилась к подстрекательству, обещаниям, подглядыванию и подслушиванию. В то - же время, он изо всех сил старался добиться, чтобы главнокомандующим русской армии был назначен генерал Беннигсен, ибо искренне считал, что только его руководство может привести к выгодному для Англии положению, при котором французская армия была бы достаточно ослаблена, а русская армия перестала бы представлять серьёзную силу. А лучше вообще бы перестала существовать. Это значило бы, в конечном итоге, что «последний удар» ослабевшему Бонапарту был бы нанесён Англией, которая только и должна воспользоваться всеми плодами этой великой победы. Реальная же помощь русской армии от Англии сводилась почти исключительно в поздравлениях, обещаниях, приветствиях, и продаже товаров по вздутым ценам. Русскую армию и особенно Кутузова Вильсон считал непригодными для решительных наступательных действий. Кутузова к тому же он постоянно подозревал в «симпатиях к неприятелю». А знаменитый фланговый марш-манёвр казался Вильсону бессмысленным блужданием вокруг Москвы. А дальнейшее контрнаступление Кутузова он считал сооружением «золотого моста» неприятелю, по которому Наполеон мог бы спокойно уйти обратно в Европу.
                Роберт Вильсон родился 17-августа 1777 года, он участвовал в сражениях при Вымер-ан-Котне, а в  1797 году в неудачной для англичан компании в Голландии. В 1798 году майором в усмирении восстания в Ирландии, ездил в штаб австрийской армии в Италию, где в рядах экспедиционного корпуса участвовал в сражении с французами. Возвратившись в Англию, напечатал об этом походе книгу под названием: «Описание английской экспедиции в Египте в 1799 году», в которой обвинял Наполеона в отравлении больных чумой в Яффском госпитале. В 1802 году выпустил в свет другое своё сочинение: «О недочётах в организации английской армии», в котором, между прочим, выступил ярым противником телесных наказаний в армии. В 1804 году был произведён в полковники и назначен командиром драгунского полка в Копштадте, где участвовал в сражении при мысе Доброй Надежды. Вскоре был послан в распоряжение генерала Хатчинсона, отправленного с военно-дипломатическим поручением в Санкт-Петербург, в виду начавшейся войны Франции, Пруссии и России. Остался в Германии при штабе русской армии и только после Тильзитского мира в октябре 1807 года направился с генералом Хатчинсоном в Санкт-Петербург.
                Полковник Вильсон приехал в Петербург с особым поручением лорда Каннинга, попытаться предотвратить окончательный разрыв Великобритании с Россией. С этой целью он принялся активно распространять британский памфлет «Размышление о Тильзитском мире», содержавший множество намёков на неискренность Алаксандра-1 при заключении мира с Францией. Государю это не понравилось, поэтому он не допустил полковника до аудиенции. Министр иностранных дел Румянцев оказал Вильсону ледяной приём. Письмо к императору с «конфиденциальными» сообщениями от Каннинга было возвращено нераспечатанным. Вильсон получил приказ немедленно покинуть Петербург. Находясь в России, он успел составить и выпустил в свет «Описание кампании в Польше в 1806-1807 годах». В начале испанской войны полковник Вильсон отправился в Лиссабон для формирования вспомогательных португальских частей, где командовал Лузитанским легионом, сформированным из португальцев, участвовал в войне против французов. Возвратившись в Англию, был назначен адъютантом короля Георга-3 и получил чин генерал-майора. В 1812 году был командирован в Бухарест, а оттуда в главную квартиру русской армии, действующей против Наполеона. Получил разрешение писать лично императору Александру-1, заинтересованному в тот момент в лучших отношениях с Великобританией, обо всём, что найдёт важным и интересным.
                14-августа 1812 года генерал-майор Вильсон прибыл в штаб генерала Барклая, через Стамбул,  Бухарест, и Киев. С первых же дней пребывания в главном штабе русской армии стал постоянно вмешиваться в распоряжения русского командования «дабы противодействовать намерению генерала Барклая оставить Смоленск, каковое намерение вызывало всеобщее негодование». Адъютант главнокомандующего Левенштерн вспоминал, что Вильсон был принят главнокомандующим с почётом: «Мне было поручено показать ему главную квартиру. Эта обязанность была не из лёгких, так как генерал носился везде, как сумасшедший, он был готов бегать целый день, и хотел быть одновременно в авангарде, арьергарде, и в главной квартире». Что во - время Бородинского сражения генерал Вильсон был со-всеми начальниками очень фамильярен, всё критиковал, и был всем недоволен, всем давал советы, но не все его слушали. «Уверяя, что подаёт советы самому фельдмаршалу. Но все понимали, что вряд ли сей умный и опытный военачальник следует им, чем Вильсон был недоволен, заочно позволяя себе осуждать и бранить фельдмаршала. Словом этот господин, по мнению моему, был прямой шарлатан, русские его не любили, потому что он имел привычку во - всё вмешиваться, не имея на то никакого права, но пользовался покровительством нашего двора». Для оформления своего статуса с 27-авугуста по 15-сентября генерал Вильсон находился в Петербурге. Он настойчиво внедрялся в высшие круги и обхаживал Александра-1, заинтересованного в укреплении контактов с Англией. Он утвердил назначение генерала Вильсона, и даже, по утверждению самого англичанина, якобы поручил надзирать за русским командованием и информировать лично царя. А государь заверил его, что борьба, будет продолжена, даже если придётся отдать Москву и Петербург. Вильсон, между прочим,  заявил императору, что только удаление графа Румянцева из правительства может восстановить полное доверие английского кабинета. Во - время этого разговора государь несколько раз изменялся в лице. Якобы Александр заявил, что «все заблуждаются относительно Румянцева, он никогда не советовал мне покориться Наполеону».
                По первоначальной договорённости с  французами Кутузов собирался встретиться с посланником Наполеона генералом Лористоном на нейтральной полосе между аванпостами армии. Вильсону было важно самому присутствовать на этих переговорах. Поэтому англичанин, опираясь на кучку враждебных Кутузову генералов во - главе с Беннигсеном, добился, чтобы Кутузов перенёс свидание в русскую штаб-квартиру. Но Вильсона на эти переговоры он не допустил. Когда устанавливался контакт с Лористоном, Вильсон находился среди русского авангарда у Милорадовича. Казак доставил срочный вызов от Беннигсена, у которого собралась «дюжина генералов». У Беннигсена собрались: Потоцкий, Николай Демидов, барон Анштет, граф Ожоровский, и граф Браницкий. Кто-то пустил  клеветнический слух, что Кутузов едет заключать конвенцию о немедленном отходе французской армии, что в свою очередь, послужит условием и предварительной договорённостью, ведущей к миру. Что на встречу может приехать не Лористон, а сам Наполеон. Было принято решение, если Кутузов пойдёт на это, то не позволить ему вернуться и возобновить командование,  лишив фельдмаршала власти. Таким образом, английская разведка подготовила свержение  главнокомандующего русской армии. Генерал Вильсон от Беннигсена отправился к Кутузову и потребовал разговора наедине. Что это якобы надо, чтобы фельдмаршал немедленно положил конец этому скандалу. Он прямо изложил ему все клеветнические слухи, Кутузов на это жёстко ответил:
- Я главнокомандующий армии и лучше знаю, чего требуют доверенные мне интересы. Порядок встречи с Лористоном определён так, чтобы избежать утечки информации и недоразумений. Он выслушает француза, а свои будущие действия наметит в зависимости от их природы. В любом случае, это будут договорённости, удовлетворительные и почётные для России.
- Это ваше окончательное решение? – спросил Вильсон.
- Да, - ответил Кутузов, и – бесповоротное.
Вильсон напомнил Кутузову, что государь Александр, запретил Кутузову, какие бы то ни было переговоры, пока хоть один вооружённый француз останется на территории страны, а ему Вильсону дали инструкцию вмешиваться каждый раз, когда эти установки и связанные с ней интересы окажутся в опасности.
Фельдмаршал проявил растущую неуступчивость. Тогда Вильсон привёл в его кабинет герцога Вюртембергского-дядю императора, герцога Ольденбургского-шурина императора, и генерал-адъютанта князя Волконского, прибывшего в это время с депешами из Петербурга. Их выбрали заговорщики, чтобы поддержать Вильсона. Возникла острая дискуссия, Кутузов не хотел отказываться от своего слова. Но, в конце концов, уступил. Кутузов решил принять Лористона в русском лагере в присутствии генералов штаба. Для демонстрации высокого духа армии, Кутузов приказал разжечь как можно больше костров, выдать солдатам на ужин мясо и петь песни. Кутузов принял Лористона, пойдя сознательно на нарушение воли монарха, стараясь этим выиграть время, чтобы привести армию в порядок, пополнить резервами и повысить её боеготовность.
                А когда войска находились под Малоярославцем, генерал Вильсон стал критиковать манёвры Кутузова, и стал упрекать главнокомандующего в том, что тот строит «золотой мост» для Наполеона. Кутузов якобы резко возразил.
- Лучше построить неприятелю золотой мост, как вы изволите выражаться, нежели получить от него «coup de collier» (перенапряжение сил). Кроме того, повторю ещё раз: я не уверен, что полное уничтожение императора Наполеона и его армии будет таким уж благодеянием для всего света. Его место займёт не Россия и не какая-нибудь другая континентальная держава, но та, которая уже господствует на морях, и в таком случае владычество её будет нетерпимо.
Растерявшийся Вильсон стал увиливать:
- Сейчас речь идёт только об исполнении воинского долга, а не о политических препирательствах.
В своём доносе царю Вильсон обвинил Кутузова в слабости, дряхлости, нерешительности, трусости и даже в измене. Он дал следующую характеристику Кутузову: «…фельдмаршал провёл некоторое время в Париже и имел некоторую склонность к французам. При всём его недоверии к Наполеону, всё же нельзя сказать, что он относится к нему с враждебностью. Любитель наслаждений, человек обходительный, с безупречными манерами, хитрый как грек, умный от природы, как азиат, но в то же время европеец, он для достижения успеха более полагается на дипломатию, нежели на воинские доблести, к коим по причине возраста и нездоровья уже неспособен. Перемена командующего стала необходимостью, так как Барклай уже не пользовался никаким доверием, ни в своих решениях, ни в твёрдости исполнения оных. Недовольство им было всеобщим, дисциплина ослаблялась. Все требовали отставки этого генерала…».
                Генерал Вильсон пытался всячески постоянно спорить с Кутузовым даже на военных советах. После сражения под Малоярославцем, когда Кутузов, избегая обхода, приказал отвести войска на юг к Детчину, сэр Роберт немедленно «взорвался».
- Отступать! Опять отступать! Под пушками неприятеля! Позади нас овраги, плохие мосты, размытая дождями местность.
Кутузов тяжело повернулся в кресле и посмотрел на Вильсона так, как смотрят на надоевшую муху, которая долго и шумливо бьётся об стекло, вместо того, чтобы свободно вылететь из комнаты через открытую форточку.
- Я потому генерал и меняю позицию, что у меня в тылу овраги и худые мосты. Ни о каком отступлении не может быть и речи.
- Однако согласитесь, - язвительно заметил Вильсон, - что таким образом любое передвижение армии можно объявить наступлением. Желал бы я иметь здесь десять тысяч англичан.
Кутузов вдруг привстал и, опираясь двумя руками о стол заявил:
- Я не думаю, что мы должны спорить по этому, достаточно ясному и очевидному вопросу. В любом случае нам не следует ставить войска в неудобное положение, а тем более рисковать и жертвовать армией для того, чтобы наследство Бонапарта досталось той державе, господство которой может стать невыносимым.
Вильсон развёл руками с видом полного непонимания и уселся на скамью у двери. Больше на военных советах он не выступал, но свои доносы царю продолжал писать.
                Во - время сражения при Красном Вильсон вновь заявил Кутузову: «Скомандуйте «марш», и война закончится через час». Кутузов ему ответил: «Вы получили мой ответ в Малоярославце». Вильсону оставалось лишь поносить и клеветать на Кутузова, в своих письмах Александру-1. В частности в это время он писал: «Фельдмаршал просто старый прожжённый плут, ненавидящий всё английское и бесчестно предпочитающий независимому союзу с нами раболепие перед правящими Францией канальями. Ежели французы, достигнут границы неразбитыми, Кутузов, при всей своей старости и немощи, должен быть расстрелян». В 1813 году в бою при Люцене, Вильсон, встав лично во - главе части войск прусского резерва, удачно поддержал войска князя Шварценберга и тем содействовал успеху союзников. Александр-1 наградит Вильсона орденом Святого Георгия-3-степени.
                Уже после войны, повздорив с руководством консервативно-торийского правительства, генерал Вильсон удалится от дел, уедет из Англии и поселится в Париже. Он выразит величайшее возмущение по поводу расстрела маршала Нея и неожиданно сам окажется на скамье подсудимых по обвинению в пособничестве бегству из тюрьмы графа Лавалетта, который приходился Наполеону чем-то вроде «свояка». Вильсон уступил ему свою карету и мундир английского офицера. За что генерал Вильсон будет приговорён к трём месяцам заключения, от которого, впрочем, быстро избавится, будучи представителем победившей нации. Вильсон напишет книгу « Очерк военного и политического могущества России в 1817 году». В этой книге он с ужасом описывал нарастающую мощь России и писал об угрозе Европе, Индии и Турции, предвидя и предсказывая господство русских над всем миром. Генерал Вильсон станет членом парламента от партии либералов и умрёт в 1849 году.


 Глава №13               

                13-1. Наконец снег весь растаял в Сарапуле, Подпоручик Дурова с нетерпением ожидала возможности возвратиться к военным действиям. Она с такой деятельностью взялась за подготовку к отъезду, что справилась с этим делом за два дня. Отец дал им лёгкую двухместную коляску и своего человека до Казани, а дальше они поедут уже одни. Ему очень не хотелось отпускать её брата без слуги, но Надя убедила его, что это может иметь неприятные последствия, потому что лакея ничто не удержало бы говорить всё, что ему известно.
                1-мая 1813 года в понедельник на рассвете Дурова со-своим братом оставили отцовский дом. Всю дорогу совесть укоряла её, что она не уступила просьбе батюшки не ехать в этот день. Так как он имеет предрассудок считать понедельник несчастливым. Всё же надобно было уважить его, особливо в этом случае, ведь отец отпускал любимого сына и расставался с ним возможно навсегда. Она думала о том, как была неправа, и сердце её не переставало укорять её. Человек неисправим. Сколько раз она уже раскаивалась, поступив упорно потому только, что считала себя вправе так поступить. Никогда мы не бываем так несправедливы, как тогда, когда считаем себя справедливыми. И как она только смела, противопоставить свою волю воле отца своего, в то же время, считая, что отец должен быть чтим детьми своими как божество. Какой демон послал ей затмение на ум её. Об этом она думала всю дорогу. Но за три станции до Казани их коляску изломало в куски, сбросив с косогора в широкий ров, к счастью они оба остались невредимы. Продолжить поездку пришлось уже в телеге.  Невольно она задумалась об участи своей. Сколько лет разъезжает она именно на этом роде повозки, которой особенно не терпит.
                В Москве им объявили горестную весть: Кутузов умер! Теперь Надежда находилась в самом затруднительном положении, так как брат её был записан в Горную службу и в ней числился, а она увезла его, не взяв никакого вида от его начальства. Как же теперь отдать его в военную службу! При жизни Кутузова необдуманность эта не имела бы никаких последствий, но теперь она наверняка будет иметь тьму хлопот. Её советуют отослать брата домой, но брат решительно заявил, что он ни для чего не хочет возвратиться в отцовский дом и, кроме военной службы, ни в какой другой не будет. Отправляясь по Смоленской дороге, они долго не могли понять причины дурного запаха, наносимого иногда ветром из глубины лесов. Наконец Надежда спросила об этом ямщика и получила ответ, сказанный со - всем равнодушием русского крестьянина, какого не могло быть ужаснее: «где нибудь француз гниёт».
                В Смоленске ходили они с братом по разрушенным стенам крепости. И она узнала то место близ кирпичных сараев, где они тогда были так невыгодно помещены, и так беспорядочно ретировались. Она указала его брату, говоря: « Вот здесь Василий, жизнь моя была в опасности». Бегство французов оставило ужасные следы: тела их гниют в глубине лесов и заражают воздух. Никогда ещё ничья самонадеянность и кичливость не были так жестоко наказаны. Разные ужасы рассказывали им об их плачевной ретираде. А, когда они воротились на станцию, смотрителя не было дома, жена его просила пройти в комнату и записать самим свою подорожную.
- Лошади сейчас будут, - сказала она, садясь за свою работу, поцеловав миловидную девочку, которая стояла подле её.
- Это дочь ваша? - спросила Надя.
- Нет, это француженка, сирота.
Пока закладывали лошадей, хозяйка рассказала трогательную историю прекрасной девочки. Французы шли к нам на верную победу на прочное житье, и в этой уверенности многие взяли с собой свои семейства. При гибельной ретираде своей, или, лучше сказать, бегстве обратно, семейства эти старались укрываться в лесах, и от стужи, и от казаков. Одно такое семейство расположилось в окрестностях Смоленска в лесу, сделало себе шалаш, развело огонь и занялось приготовлением скудной пищи, как вдруг гиканье казаков раздалось по лесу. У них заледенела кровь. Они кинулись все врозь, куда глаза глядят. И вот эта девочка забежала в непроходимую чащу и до самого вечера ползала в глубоком снегу, не имея на себе ничего, кроме белого платьица. Бедное дитя совсем окоченевшее, выползло, наконец, при закате солнца на большую дорогу, оно не имело сил идти, но ползло на руках и ногах. В это время проезжал верхом казацкий офицер, он мог бы и не видеть её, но девочка имела столько присутствия духа, что собрав все силы, кричала ему: «мой друг, сделайте милость посадите меня на лошадь». Удивлённый казак остановил лошадь и, всматриваясь в предмет, шевелящийся на дороге, был тронут до слёз, видя, что это дитя почти полунагое, потому что всё её одеяние изорвалось, руки, и ноги её были совсем закоченевшие, и она упала, наконец, без движения. Офицер взял её на руки, сел с нею на лошадь и поехал к Смоленску. Проезжая мимо станции он отдал девочку смотрителя на попечение. Но жена смотрителя отвечала, что ей некуда с ней деваться, что у неё и своих детей много.  «Ну, так я при ваших глазах размозжу ей голову об этот угол, чтоб избавить от дальнейших страданий»,- заявил казацкий офицер. Поражённая, как громом этой угрозой, смотрительша поспешно выхватила бесчувственную девочку из рук офицера, и унесла в горницу, а офицер поскакал дальше. Более двух месяцев дитя находилось почти при смерти, после сильной горячки, оно возвратилось к жизни. Теперь эта девочка живёт у смотрителя как любимая дочь, выучилась говорить по-польски и, благодаря незрелости возраста своего, не сожалеет о потерянных выгодах, на какие имела право по знатности своего рода: она из лучших фамилий в Лионе. Многие знатные дамы, услышав эту историю, предлагали этой девочке жить у них, но она всегда отвечала, обнимая смотрительницу: «Маменька возвратила мне жизнь, я навсегда останусь с нею». Смотрительша, рассказывая эту историю, заплакала и прижала к груди своей рыдающее дитя. Сцена эта тронула их до глубины души. Курьерскую подорожную у Надежды взяли и дали другую только до Слонима, где все офицеры, почему-нибудь отставшие от своих полков, остаются уже под начальством Кологривова и её ожидала та же участь. По дороге они съехались с гусарским офицером Никифоровым, весьма вежливым и обязательным, но немного странным. И её повеса брат Василий находит удовольствие сердить его на каждой станции.
                Слоним. Опять Надежда здесь, но как за это время всё изменилось. Она не могла даже отыскать прежней квартиры у старого гвардейца. Кологривов принял её с самым строгим начальствующим видом:
- Что вы так долго пробыли дома? – просил он.
Надежда отвечала, что за болезнью.
- Имеете вы свидетельство от лекаря?
- Не имею.
- Почему?
- Не находил надобности брать его.
Этот странный ответ рассердил Кологривова до крайности.
- Вы сударь повеса.
Но Дурова ушла, не дав ему кончить этого обязательного слова, думая, что же теперь делать? Имея на руках несовершеннолетнего брата, которого нельзя отдать в полк, потому что он числится уже в Горной службе: «куда я денусь с ним». Так она думала, закрыв лицо руками и облокотясь на стол. Тихий удар по плечу заставил её взглянуть на свет божий. Это был Никифоров.
- Что вы так задумались Александров? Вот вам приказ от Кологривова, вам должно ехать в Лапшин к ротмистру Бибикову и принять от него лошадей, которых вы будете пасти на лугах зелёных на мураве шёлковой.
Но Надежду это не обрадовало, не имея охоты шутить, она заявила:
- Что я буду делать с братом? Куда я его дену? Взять с собою в полк, представить ему картину жизни уланской, такому незрелому юноше, сохрани боже. Ах почему я не оставила его дома.
Никифоров увидев её печальный и беспокойный вид, был тронут этим:
- Оставьте у меня вашего брата, Александров, я буду ему тем же, чем были вы, и точно ту же дружбу и те же попечения увидит он от меня, как от самих вас.
 Предложение Никифорова сняло тяжесть с сердца её. Она поблагодарила его от всей души и отдала ему брата, прося последнего не терять времени, писать отцу и требовать увольнения из Горной службы. Она отдала ему все деньги, простилась и уехала в Лапшин.
                Ротмистр Бибиков, офицеры Назимов, Бурого и Дурова имели поручение откармливать усталых, раненых и исхудавших лошадей всех уланских полков русской армии. На её часть досталось 150-лошадей и сорок человек улан для присмотра за ними. Селение, в котором она теперь квартирует, в 15-верстах от Лапшина, окружённого лесами и озёрами. И теперь целые дни проводит она разъезжая верхом или прогуливаясь пешком в тёмных лесах и купаясь в чистых и  светлых, как хрусталь озёрах. Надежда заняла обширный сарай, это её зала, пол усыпан песком, стены украшены цветочными гирляндами, букетами и венками, в середине всего этого было поставлено пышное ложе.  На четырёх низеньких обрубках положены три широкие доски, на них настлано четверти в три вышиной мелкое душистое сено почти из одних цветов, и закрыто некоторым родом бархатного ковра с яркими блестящими цветами, большая сафьяновая подушка чёрного цвета с пунцовыми украшениями довершали великолепие её постели, служащей её также диваном и креслами. Она на ней спит, лежит, читает, пишет, мечтает, обедает, ужинает, и вновь засыпает. Теперь июль, в течение долгого летнего дня она ни на одну минуту не испытывает скуки. Как правило, она встаёт на заре в три часа, и тогда же улан приносит ей кофе, которое она выпивает с чёрным хлебом и сливками. Позавтракав, таким образом, идёт осматривать свою паству, размещённую по конюшням, при ней ведут коней на водопой. По весёлым и бодрым прыжкам их видно, что уланы следуют примеру своего начальника: овса не крадут, не продают, но отдают весь этим прекрасным и послушным животным. Она видит, как формы их, прежде искажённые худобой, принимают свою красивость, полнеют, шерсть прилегает и лоснится, глаза горят, уши, едва было не повисшие, начинают быстро двигаться и уставляться вперёд. Погладив и поласкав красивейших из них, Надежда приказывает оседлать ту, которая веселее прыгает и едет гулять, куда завлечёт её любопытство или пленительный вид. Обычно, в 12-часов она возвращается в свою сплетённую из хвороста залу. Там готова уже миска очень вкусных малороссийских щей или борща и небольшой кусок чёрного хлеба. Окончив обед, после которого она всегда немножко голодна, Надя идёт гулять, по полям или над рекой. Возвращается домой уже часа в два, чтобы написать несколько строк, полежать, помечтать, настроить воздушных замков, опять разломать их, просмотреть наскоро свои записки, которые с некоторого времени стала вести, не поправляя в них ничего, да и куда ей поправлять и для чего. Ведь их будет читать только её семья, а для них всё хорошо. Перед вечером идёт опять гулять, купаться и наконец, возвращается присутствовать при вечернем водопое. После этого день её заключается сценой, которая непременно каждый вечер возобновляется: при поступлении ночи все молодцы и девицы с протяжным пением (отвратительнее, по её мнению, которого она ничего не слышала) возвращаются домой и густой толпой идут к деревне, у входа  ожидают их её уланы, тоже толпой стоящие. Соединясь, обе толпы смешиваются, пение умолкает, слышен говор, хохот, визги, брань, с таким гамом они вбегают в деревню и наконец, идут по домам. Надежда, насмотревшись на эту картину, идёт к себе, лечь на своё пышное, мягкое, душистое ложе и ту же минуту засыпает. А завтра тот же порядок, те же сцены. Чувство удовольствия и счастья пробуждается во-всём её существе. Между прочим, в своих записках в это время она записывает: « О, государь! Обожаемый отец наш! Нет дня, в который бы я мысленно не обнимала колен твоих! Тебе обязана я счастьем, которому нет равного на земле: счастьем быть совершенно свободной. Твоему снисхождению, твоей ангельской доброте, но всего более твоему уму и великому духу, имевшему силу постигнуть возможность высоких доблестей в слабом поле. Чистая душа твоя не предполагала во - мне ничего недостойного меня! Не страшилась употребления во - зло звания мне данного! Истинно, государь проник в душу мою. Помыслы мои совершенно беспорочны, ничто и никогда не занимает их, кроме прекрасной природы и обязанностей службы.
                Изредка Дурова увлекается мечтами о возращении домой, о блистательной награде, о небесном счастье покоить старость доброго отца, доставляя ему довольство и изобилие во - всём. Но с некоторого времени она стала замечать, что стал носиться какой-то глухой, невнятный слух о её существовании в армии. Все стали говорить об этом, но никто ничего не знает, все считают это возможным, но никто не верит. Ей уже не раз рассказывали собственную её историю со-всеми возможными искажениями. Один описывал её красавицей, другой уродом, третий старухой, четвёртый давал ей гигантский рост и зверскую наружность и так далее. Судя по этим описаниям, она могла быть уверенной, что никогда ничьи подозрения не остановятся на ней, если бы одно обстоятельство не угрожало обратить, наконец, на ней замечания её товарищей. Офицеру должно носить усы, а их нет и, разумеется, никогда не будут. Назимов, Солнцев и Лизогуб часто стали смеяться над ней, говоря: «А, что брат, когда мы дождёмся твоих усов? Уж не лапландец ли ты?» Разумеется, эта шутка, они не полагают ей более 18-лет, но иногда приметная вежливость в их обращении и скромность в словах дают ей заметить, что если они и не совсем верят, что она никогда не будет иметь усов, то, по крайней мере, сильно подозревают, что это может быть. Впрочем, сослуживцы её очень дружески расположены к ней и весьма хорошо мыслят по отношению к ней, и она ничего не потеряет в их мнении, так как они были свидетелями и товарищами ратной её жизни.
                Но, к сожалению всё хорошее в жизни очень быстро заканчивается. Вскоре Дуровой было приказано сдать всех лошадей и людей старшему по команде унтер-офицеру, а самой отправиться к эскадрону в полк в команде штабс-ротмистра Рженсницкого. В полку их два. Старший какой-то чудак, всё знает, всё видел, везде был, всё сделает, но службу не любит и мало ею занимается, его стихия при штабе. Но брат его сама неустрашимость, опытный, правдивый офицер, всею душой предан и лагерному шуму и острой сабле, и доброму коню. И Надежда очень обрадовалась, что будет у него в эскадроне, так как терпеть не может ничтожных эскадронных начальников, с ними в военное время беда, а в мирное смех и горе. Приехав к Рженсницкому, она застала эскадрон на лошадях, готовый к выступлению в поход. Этого она совсем не ожидала и очень была расстроена таким быстрым переходом от совершенного спокойствия к величайшей деятельности и хлопотам.
- Здравствуй Александров! – приветствовал её Рженсницкий, - я давно тебя ожидаю, если ли у тебя лошадь?
- Ни лошади, ни седла ротмистр, что я буду делать?
- Тебе надобно остаться здесь на сутки, поискать и купить седло, лошадь возьми из казённых. Только на дневке постарайся догнать эскадрон.
После этого он пошёл с эскадроном, а она отправилась к поручику Страхову: нашла там многих офицеров своего полка, и один из них продал ей дрянный, французский арчак за 150-рублей. Хотя она видела, что цена безбожная, но другого выхода не было. Если бы он захотел взять 500-рублей за своё седло, она бы и это заплатила. На другой день Надежда уже нагнала свой эскадрон.
                В Брест-Литовском, прежде выступления за границу, войскам должно было выдержать инспекторский смотр. Целых два часа проливной дождь обливал их с головы до ног. Наконец промокшие до костей войска перешли  за рубеж России. Солнце вышло из облаков и ярко заблестело, и тёплый, летний ветерок быстро высушил их мундиры. Кавалерийский подвижный передовой отряд русской армии был составлен из нескольких эскадронов разных уланских полков, командиром которого был назначен полковник Степанов. К ним позднее присоединились ещё несколько эскадронов конно-егерских, которыми начальствовал полковник Сейдлер. В задачу отряда входило настигать и уничтожать отдельные группы противника, выходить на его коммуникации и перерезать их. В Пруссии отряд направился к крепости Модлин, где будет находиться под начальством Клейнмихеля.
Целый день шёл дождь и дул холодный ветер. Отряду предстоит переправиться через реку, хотя и не очень широкую. Но так как паром не поднимает более десяти лошадей, то переправа будет очень продолжительной. Уланы в этих условиях мало стали похожи на людей, так как лица их посинели и почернели от холода. Хуже зимнего мороза этот холодный ветер при беспрерывном мелком дожде. Дуровой вздумалось идти погреться в домик на горе, над самою рекою. Вскарабкавшись по крутой скользкой тропинке и войдя в дом, в котором огонь, разведённый в камине, разливал благотворную теплоту, она была встречена грозным окриком:
- Зачем вы пришли?
Это спрашивал командир отряда полковник Степанов, который расположился здесь, в ожидании пока отряд его весь переправиться. Надежда отвечала, что, так как эскадрон Литовский ещё не начинал переправляться, и что его очередь будет не скоро, то она пришла немного согреться.
- Вам надо было быть при своём месте, - сухо заметил полковник, - ступайте сейчас.
Ничего не оставалось, как ретироваться, и мысленно от всей души бранить полковника, выгнавшего её из тёплой сухой квартиры на холод, мокроту и тёмную ночь. Подойдя к берегу, она увидела, что эскадрон готовится к переправе.
                Подпоручик Дурова была назначена  дежурным офицером и должна была находиться неотлучно как при переправе эскадрона, так и на походе, поставя на паром, сколько могло уместиться людей и лошадей. Надежда ушла в маленькую каюту на палубе, где в небольшой чугунной печке горел торф, и немка варила кофе для желающих. Мягкая постель её стояла подле самой печки, Надя знала, что переправа эскадрона продолжится часа полтора, и до этого велела смотреть за нею дежурного унтер-офицера, исправность которого ей была хорошо известна, и, когда всё кончиться, уведомить её. Распорядившись так благоразумно, уселась она на немкину постель и велела подать себя кофе, которого выпив две чашки, наконец, согрелась. В каюте было не только очень тепло, но даже слишком жарко. И не было никакой охоты выйти на палубу, так как дождь и ветер продолжались. В ожидании пока весь эскадрон переправиться и ей скажут об этом, Надежда незаметно для себя погрузилась в мягкие высокие подушки и заснула глубочайшим сном. А, когда она проснулась, то не слышно уже было никакого шума, ни от ветра, ни от дождя, ни от суетящихся людей. Всё было тихо, паром не шевелился, в каюте не было никого. Проворно вскочив, и открыв дверь, увидела она, что паром стоит у берега, что вся окрестность пуста, нигде не было видно ни одного человека, и что наступил уже день. Что это значит, думала она, неужели о ней забыли. Взобравшись на гору, она увидела улана с её лошадью.
- Где же эскадрон?
- Давно ушёл, - доложил улан.
- Что - же ты не разбудил меня?
- Не знаю.
- Кто повёл эскадрон.
- Сам ротмистр.
Надежда села на лошадь.
- Какой эскадрон переправился последний?
- Оренбургский уланский.
- Давно?
- Более двух часов.
Что - же ты не сказал мне, когда наш эскадрон пошёл?
- Никто не знал, где вы.
- А дежурный унтер-офицер?
- Он велел мне только взять вашу лошадь и ждать здесь на берегу.
- Далеко наши квартиры?
- Вёрст пятнадцать.
Дурова поехала лёгкой рысью, будучи очень недовольна собой, своим уланом, дежурным унтер-офицером, ветром, дождём и полковником Степановым, выгнавшим её так безжалостно.  А утро было прекрасным: ветер и дождь перестали, солнце взошло, и наконец, она увидела близ густого леса квартиры родного эскадрона. Надежда нашла своих товарищей довольными и сытыми, они хорошо позавтракали и готовились к походу, а ей пришлось оставаться голодной и, не сходя с лошади примкнуть к эскадрону, и идти до новых квартир.
                К 10-августа 1813 года подвижный кавалерийский отряд полковника Степанова подошёл к крепости Модлин. Завтра эскадрону Литовского уланского полка предстоит идти на пикет. Ротмистр Рженсницкий разместил их на расстоянии двух вёрст: Надежда в центре и назначена командиром пикета, офицеры Ильинский и Назимов по флангам. Они должны присылать к ней каждое утро извещение обо всём, что у них случается, а она направляет донесение уже ротмистру. Теперь Дурова живёт в маленькой пещере. Ночью половина людей в пикете в готовности при осёдланных лошадях, остальные отдыхают. Вчера ротмистр Рженсницкий прислал ей бутылку превосходных сливок в награду за небольшую сшибку с неприятелем, и за четырёх пленных. Такое впечатление, что в Модлине большой запас ядер и пороху. Стоит только показаться кому-нибудь из русских в поле, тотчас открывается огонь из пушек, иногда делая эту честь даже для одного человека, что Надежде кажется чрезвычайно смешным и глупым действием.
                Вскоре кавалерийский отряд оставил Модлин, так как эскадронам было приказано присоединиться к своим полкам. Теперь Литовский уланский полк стоит под Гамбургом. Как живописен вид гор Богемских в октябре. Дурова выезжает на самую высокую из них и смотрит сверху, как эскадроны уланского полка тянутся по узкой дороге пёстрою извилистою полосою. Но очень скоро опять настала холодная, сырая погода. Русские уланы окружены густым туманом и в этом непроницаемом облаке совершают путь свой через хребет Богемских гор. Сколько прекраснейших видов было закрыто этой серой волнующейся пеленой. К довершению всех этих неприятностей, у Надежды жестоко заболели зубы. К тому же вахмистр объявил, что она назначена дежурным по эскадрону. В четыре часа утра надлежит быть на сборном месте. Сегодня Дурова смертельно устала. Она целый день проходила по горам, её везде хотелось быть, где только она замечала хорошее местоположение, а их огромное множество. Ещё заря не занялась, а трубачи уже стали фронтом перед её окном и заиграли генерал-марш, который имеет волшебную силу не только прогнать сон, но и заставить в ту - же секунду вставать и одеваться ленивейшим из всего вооружённого сословия. Ей захотелось остаться в постели хотя бы на полчаса. Но Рузи Назимов распахнул дверь настежь и влетел к ней в полной униформе.
- Как ты лежишь! А дежурство, вставай, вставай. Какой ты чудак. Разве ты не слышал генерал-марша. Вставай, я иду выводить эскадрон.
Рузи ушёл, и она в пять минут оделась. Надежде показалось, что к полной униформе, надобен султан, и она приказала своему денщику подать его, но когда он его принёс, эта была какая-то длинная, жёлто-бурая кисть.
- Что это такое? – спросила удивлённая донельзя Дурова.
- Султан вашего благородия, - ответил денщик.
- Где же он был у тебя?
- В чемодане, без футляра.
- Подай негодный человек.
С досадой она вырвала из рук остолбеневшего денщика свой султан, и, вложив его в каску, пошла к товарищам. Увидев её нахмуренные брови и султан ни на что не похожий, офицеры долго хохотали: «Ах, как ты мил сегодня Александров. Как тебе к лицу этот султан. Сегодня ты и он сотворены друг для друга…» Они ей посоветовали выбросить эту дрянь, но Дурова не послушалась.
                Литовский уланский полк выступил в поход. Рузи Назимов сдал Дуровой дежурство, и как он в четвёртом взводе, то они ехали вместе за эскадроном.
- Знаешь ли, Александров, где мы ночуем сегодня?- неожиданно спросил он.
- Знаю в поместье барона Н…
- Ну да, но ведь ты не воображаешь, какие удовольствия нас ожидают.
- Какие же?
- Мы будем квартировать в самом замке. Барон богат как крез, гостеприимен, переход сегодняшний невелик, успеем прийти задолго до вечера. У барона, верно, есть дочери и фортепиано. О, я предчувствую что-то восхитительное.
- Ты помешался Рузи, кто тебя уверил, что барон расположен, и будет забавлять нас? – остерегла его Надя.
- Немцы говорят, что он очень добр и любит жить весело.
- Ну а дочери? Если их нет?
- Найдутся, - настаивал на своём оптимист Назимов.
А ветер всё час от часу усиливался, и её султан бросало из стороны в сторону. Пошёл сильный дождь. Пока они успели накинуть плащи, на них уже было всё мокро. Проводники их водили так, что эскадрон пришёл на квартиры уже в глубокую полночь. Барон приветливый хозяин замка просил всех садиться за стол. Ротмистр и другие офицеры, воспользовались этим приглашением в ту - же минуту уселись, шумно заговорили, забряцали рюмками, стаканами, тарелками, шпорами, саблями, беззаботно предаваясь удовольствию от роскошного стола и весёлого разговора. Дурова настолько устала от того, что целый день была на коне и под дождём, что ушла в соседнюю комнату, где стояло несколько кроватей. Скинув только сапоги, она легка на пуховик и пуховиком закрылась. Всё было чисто, бело, мягко, нежно и богато. Всё атлас, батист и кружева и среди всего этого мокрый улан, забрызганный красной глиной. Надежда проснулась от громкого крика, спора ротмистра с майором Начволодовым Оренбургского уланского полка. Оказалось, что они заняли чужие квартиры. Ротмистр уже искал дежурного офицера.
- Александров ступайте, велите играть тревогу, да как можно громче.
Но видя, что Дурова не трогается с места, спросил с удивлением.
- Что же вы сидите?
Майор ответил за неё, что она в одних чулках.
- Вот прекрасный дежурный. Ну, сударь идите хоть в чулках.
К счастью вошёл денщик Дуровой c её сапогами. Она проворно надела их и бегом убежала, чтобы не слышать насмешливых восклицаний ротмистра: «Отличный дежурный, вам бы совсем раздеться». Во дворе Надежда приказала трубачам играть тревогу сильнее. Часа через полтора эскадрон собрался. Проклиная всё на свете, поход, бурю, ротмистра и дальность квартир эскадрон улан прошёл ещё две милли. Ротмистр не придумал ничего лучше, как приказать Дуровой дожидаться отставших людей. В ожидании которых она заснула, а проснулась, когда солнце уже взошло. По следам она догнала эскадрон уже у квартир.
- Где изволите вояжировать? – насмешливо спросил у неё ротмистр. – Кажется, я поручил вам дождаться отставших людей, и с ними вместе вы должны были прибыть в эскадрон. Что же вас задержало? Люди давно уже здесь.
Дурова сослалась на то, что лошадь взбесилась, что было в действительности, чего-то испугавшись. А время и место не позволили с ним сладить.
                В Праге русские войска стояли до самой ночи. Начальство города находило какое-то затруднение позволить корпусу, в состав которого входил Литовский уланский полк, пройти через город. Наконец позволили, и войска прошли поспешно, не останавливаясь ни на минуту, тем более что за этим строго смотрели. Однако ж Ильинский, Рузи Назимов и Надежда Дурова остались в трактире поужинать на скорую руку, а после пустились догонять свой эскадрон  вскачь, гремя по каменной мостовой, и жители лишь испуганно сторонились. К полночи Литовский уланский полк вместе с конно-егерским полком подошли к стенам крепости Гамбург. Дурову с взводом отрядили прикрывать два осадных орудия. Всё кончилось тем, что они бросили на Гамбург несколько десятков бомб и ушли обратно на свои квартиры. Таким образом, эта экспедиция принесла вред одной только Надежде.  В ожидании рассвета она легла подле орудия на мокрый песок, и как теперь весна, то видимо от сырых испарений земли простудила голову и была целую неделю жестоко больна. Чуть не пострадал командир Литовского уланского полка. Ему захотелось проверить исправность пикетов, и он поехал осмотреть их. Один из часовых заснул сидя у огня, и от фырканья лошади полковника проснулся, вскочил опрометью и дико закричал от испуга: «Что пароль? Лозунг-Гаврило!» То есть архангел Гавриил. Лошадь полковника кинулась в сторону и упала в яму вместе со-своим всадником. Но по милости божьей, полковник  отделался лёгким ушибом. Известие о взятии русскими войсками Парижа, заставило французов сдаться, они вышли из Гамбурга и военные действия прекратились. Теперь полку велено идти в Россию. К тому времени брата Дуровой произвели в офицеры и по его просьбе перевели в Литовский уланский полк. В это время Надежда записывает в своих записках о том, что не может понять, почему у них обоих никогда нет денег.  Ему даёт их батюшка, а ей государь, а в итоге они вечно сидят без денег.
                Постепенно отношения Надежды Дуровой и подпоручика  Рузи Назимова постепенно переросли из дружеских в любовные. С некоторого времени  Надежда стала замечать, что Рузи стал смотреть на неё по-другому, чем раньше. А любая женщина очень быстро замечает такую перемену в своём партнёре.  Он стал смотреть не неё не как на товарища по службе, верного друга, с которым приятно провести время, а как на привлекательную женщину, достойную его любви. Как потом признался сам Назимов, он совершенно случайно узнал тайну Дуровой, став невольным свидетелем того, когда она уединилась, чтобы искупаться в речке.  Сама Надежда долго не принимала такого Назимова и его ухаживания, сопротивляясь этому чувству, как только могла. Но любая крепость сдаётся, когда заканчиваются все ресурсы. В особенности, когда уже нет никакого смысла и желания  оказывать дальнейшего сопротивления. С некоторого времени она также стала замечать, что их сослуживцы как-то странно стали смотреть на них обоих, явно подозревая в нетрадиционных сексуальных отношениях. И первым не выдержал этой неопределённости Рузи Назимов. Он, что называется, поставил вопрос ребром. Подпоручик Назимов был готов предложить ей руку и сердце в обмен на то, что она выйдет в отставку,  и перестанет рядиться и представляться мужчиной.  Но Надежда не хотела покидать военную службу и превращаться в домохозяйку и ответила отказом, понимая, что это может привести к полному разрыву с любимым человеком. В результате этого рокового решения, принятого Дуровой, подпоручик Назимов перевёлся в другой полк и расстался со своей любимой Надеждой навсегда. А, после завершения боевых действий и вовсе вышел в отставку. Как позднее стало известно Надежде, Назимов женился, и у него родилось двое детей. И он никогда не предпринимал никаких шагов, чтобы найти и встретиться со своей любимой Надеждой. А Надя до конца жизни никогда не забывала о Рузи, с нежностью и грустью вспоминая эту последнюю в своей жизни любовь. Но в то же время и никогда не жалела о том, как сложилась её жизнь.-
                В 1815 году вновь началось движение войск в Европе, в связи с обострением обстановки во Франции, когда Наполеону удалось покинуть свой остров, на котором за благо рассудили его держать. Литовский уланский полк двинулся к Ковно, но вскоре поступил приказ возвращаться через Вильно в Россию, в Великие Луки на квартиры.
В марте 1816 года Дурова выйдет в отставку в чине штабс-ротмистра, и ей будет определён пенсион по 1000-рублей в год. После отставки она прожила несколько лет в Петербурге, потом вернулась в Сарапул. Пост городничего там занимал её брат. В 1831 году его назначили городничем в Елабугу, куда Надя и переехала. Через своего брата она познакомилась с Пушкиным и ознакомила его со-своими записками. Пушкин напишет её брату: « …Сейчас прочёл переписанные записки: прелесть, живо, оригинально, слог прекрасный. Успех несомненен». Во время первой встречи с Пушкиным при прощании тот поцеловал руку дамы, но Дурова была этим очень смущена: «Ах, боже мой, я так давно отвык от этого». Она встречалась с Пушкиным несколько раз. В предисловии к её запискам, которые были изданы в журнале «Современник», Пушкин назвал настоящее имя автора. Так была раскрыта её тайна. Дурова написала 14-произведений, которые печатались в самых популярных журналах того времени. Позднее были изданы её повести и рассказы в 4-х томах.  В Елабуге, где жили богатые купцы-миллионеры, она вела уединённый образ жизни, купив небольшой дом, на улице Московской. Дом окружала усадьба с надворными постройками: каретник, амбар, сарай, баня, мощёный двор, старинные фонари, беседка, скамейки. Ходила она обычно в мундире без эполет, или в штатском мужском костюме, с Георгиевском крестом в петлице. Кстати, Дурова сильно разгневалась на Пушкина, который раскрыл её тайну, но вскоре его простила. Она резко отрицательно относилась к декабристам и своё отрицательное отношение к ним высказывала Пушкину. Её сын Иван не пошёл по военной службе, по просьбе Дуровой к государю он был помещён в императорский военно-сиротский дом в Петербурге - прообраз кадетского училища, которое окончил в 1819 году, и дослужился до чиновника 6-класса, был женат на Анне Михайловне Бельской. Надежда Дурова умерла в 1866 году на 83-м году жизни. В 1901 году ей был установлен драгунами Литовского полка могильный памятник из зелёного гранита.

                13-2. Подпоручик Алабьев не без оснований ждал от англичан одних неприятностей. Когда русская армия ещё находилась в Тарутино, майор Парк поручил ему постоянно возбуждать в офицерской среде разлагающие разговоры о несправедливом и нецивилизованном государственном устройстве России. В особенности об ограничении или лучше полной ликвидации самодержавного строя и отмене крепостного права. В этих целях коварный англичанин придумал устраивать нечто вроде посиделок, куда приглашалось большое количество офицеров из разных частей, весело провести свободное от службы время за спиртным игрой в карты, и разговорами о самом насущном.  По заданию Парка, Алабьев должен был, выбрав удобный момент умело подбрасывать нужную тему для такого разговора. И Алабьева всегда поражало насколько легко некоторые офицеры, подогретые спиртным, попадали в эту незатейливую ловушку. Они тут - же начинали критиковать государственное устройство России и все недостатки самодержавного монархического строя, к полному удовольствию англичан. И в особенности его поражало, как некоторые офицеры, сами являясь крупными владельцами крепостных душ или их сыновьями и наследниками, совершенно спокойно соглашались с необходимостью отмены крепостного права. Кажется, это совершенно поразило даже майора Парка и других англичан, которые абсолютно не ожидали, что чуть ли не 70-процентов русского дворянства, по крайней мере, что называется на словах, выступают за отмену крепостного права.
                Но, как не была неприятна для Алабьева эта зависимость от проклятого англичанина, но худшее его ждало впереди. В один из дней, когда он был уже переведён в главный штаб, его встретил  чем-то серьёзно обеспокоенный майор Парк. Углубившись в лес, вдали от чужих глаз, он неожиданно объявил ему о том, что за ним следят русские шпионы, от которых необходимо немедленно избавиться. Шпионами он считал подполковника Кансурова и его подчинённых из главного штаба, с которыми Алябьев никогда не сталкивался по службе и понятия не имел, чем собственно они занимаются. Между прочим, Парк заметил, что все его попытки установить, чем собственно занимается этот офицер, не увенчались успехом. Правда, какой-то его знакомый капитан утверждал, что подполковнику Кансурову в настоящее время поручено координировать действия армейских партизанских отрядов. Но майор решил, что будет лучше избавиться от этого надзора, так как впереди ожидают серьёзные события, чем бы ни занимался этот офицер.
- К счастью нам удалось его выследить. Будьте готовы сегодня вечером отправиться на охоту. И захватите с собой, кроме личного оружия и штуцер, - распорядился Парк.
Алябьеву ничего не оставалось, как выполнить это распоряжение проклятого англичанина.
                К охоте на подполковника Кансурова, англичанин привлёк, кроме нескольких английских офицеров и трёх русских, которых Алабьеву не пожелали представить. Майор Парк и другие англичане были одеты в шинели русских офицеров. Официально для любопытных они отправились на охоту, но на самом деле  выйдя  за аванпосты русской армии, в заранее выбранном и определённом месте, устроили засаду, с целью подкараулить подполковника Кансурова и его подчинённого, который сопровождал его, недалеко от столбовой дороги. Правда, подстрелить сразу их не удалось, видимо от холода у всех стряслись руки. И началась бешеная скачка по пересечённой местности, и всё теперь зависело от случая. К счастью удалось подстрелить лошадь подполковника, иначе он наверняка бы выскочил к столбовой дороге, по которой отступали французские войска. Кансуров, пытаясь спастись, пытался переправиться через реку, отделяющую опушку леса от столбовой дороги, но его раненная лошадь, из ноги которой фонтаном била кровь, споткнулась и, падая, пробила ещё недостаточно прочный лёд, увлекая его в эту образовавшуюся полынью. Парк, приказал Алабьеву стрелять, и ему пришлось выполнить этот приказ, правда, он старался не попасть в Кансурова, специально стреляя мимо, не желая брать этот грех убийства своего соотечественника на свою душу. Но одному из англичан удалось попасть в подполковника и того в беспомощном состоянии видимо течением вслед за раненной лошадью затянуло под лёд. И всё было кончено. А сотруднику Кансурова, всё же удалось скрыться в неизвестном направлении, и преследовать его из-за глубокого снега не было никакой возможности. Впрочем, майора, кажется, это не особенно заботило. Главное было сделано.
 Но вскоре произошло то, на что всегда надеялся подпоручик Алабьев, ему, наконец, всё же удалось избавиться от этой неприятной опеки со стороны проклятого англичанина. Однажды казачий дозор доставил в главную квартиру бездыханное тело майора Парка, с объяснением, что английский майор, который любил совершать постоянные поездки за аванпосты русской армии,  был убит во - время стычки с дозором французских войск. Чудо совершилось, и теперь Алабьев не без оснований надеялся, что навсегда избавился от опеки английской разведки. Но он ошибся, к его разочарованию, правда, спустя много лет, его будет опять шантажировать резидент английской разведки в Петербурге. Правда, это произойдёт уже тогда, когда  он будет переведён в Петербург для службы в качестве заместителя  командира Литовского пехотного гвардейского полка, почти перед самым «восстанием декабристов». И ему уже подполковнику русской армии придётся вновь выполнять задания английской разведки. Но это уже будет другая история.
                Но в 1812 году он ещё этого естественно не знал, и ему казалось, что теперь впереди его ожидают только счастливые дни.
После боёв под Малоярославцем, главнокомандующий приказал генералу Ермолову находиться в авангарде, под командованием генерала Платова. И Алабьеву, офицеру по поручениям, пришлось его сопровождать почти до самой Вязьмы. Генералы Милорадович и Платов, преследуя отступавших французов, условились действовать совместно. Атаман Платов предложил генералу Ермолову возглавить часть его войск, усилив несколькими казачьими полками. И Алабьеву пришлось вместе со своим непосредственным начальником принять участие в атаке на какую-то возвышенность, зачем-то упорно удерживаемую французскими войсками. И даже неожиданно создалась критическая  ситуация, когда их начали теснить французы. Но к их немалому облегчению, к счастью вовремя прибыли на помощь полки 26-й пехотной дивизии, которым удалось восстановить порядок. Войска атамана Платова вошли в связь с войсками Милорадовича, и по всей линии загорелась сильная канонада, и французы упорно сопротивляясь, начали отступать во - всех пунктах. Из главной армии прибыла кирасирская дивизия с гвардейской конной артиллерией, которая тут - же открыла огонь по неприятелю. Неожиданно прибыл и генерал Беннигсен, сообщивший Ермолову, что главная армия совсем рядом и что он прибыл сюда любопытным зрителем. К большому удивлению прибыл и дежурный генерал Коновницын, который не стал вмешиваться, и отдавать какие-то распоряжения. Впрочем, вскоре они, чувствуя сильный холод, уехали в главную квартиру.
                Разведчиками  атамана Платова было замечено, что Вязьму прикрывают относительно слабые силы, и было решено осуществить общую атаку по всей линии. По приказу генерала Милорадовича Перновский и Кексгольмский полки ударили в штыки и вошли в город. Уже в городе они встретили колонну гренадёр итальянской армии, рассеяли её и  начали преследование. Ворвались в город и казаки атамана Платова, а вслед за ними и генералы Милорадович, Ермолов, и сопровождавшие их адъютанты, и офицеры по поручениям. По всему чувствовалось, что у французских войск исчезло самое главное беспрекословное повиновение своим командирам, из-за истощения, голода и мороза. Пушки были просто брошены. Авангард русской армии продолжал преследование противника по большой дороге на Дорогобуж. Атаман Платов с войсками находился с правой стороны от большой дороги. Фельдмаршал Кутузов с главной армией взял направление на Ельню. У села Семлева, не сделав даже выстрела, авангарду удалось захватить тысячи нижних чинов и несколько офицеров, совершенно изнурённых и больных. Недалеко от города Дорогобужа, неприятель, переправившись за речку Осьму, расположился на ночлег, мост был сохранён для отставших войск. Передовые отряды авангарда русской армии стремительно преследовали их, и тем пришлось бросить пушки в воду, а их лагерь подвергся близкому действию русской артиллерии.  Но внезапно подошла сильная колонна французской пехоты и теперь немалая опасность стала угрожать русским батареям.
                Стало известно, что на Духовщину идёт парк тяжёлой французской артиллерии. Туда направился атаман Платов. Прикрытие составляло большей частью из войск армии вице-короля итальянского и прочих союзников. Уклоняясь от большой дороги, они посчитали себя в безопасности, не соблюдая порядка и малейшей осторожности. Внезапное появление тучи казаков со своим атаманом Платовым привело всех в замешательство, все стали искать спасения. Казаками был взят в плен один генерал, большая коллекция карт и планов, а также 63-орудия и богатые обозы. После этого войска Платова остановились против предместья Смоленска, укреплённого французами, где находился и Наполеон с гвардией. Из Дорогобужа было предписано генералу Милорадовичу с авангардом следовать к армии, а генералу Ермолову было приказано возвратиться в главную квартиру, которая в это время находилась в Ельне. Как потом рассказывал сам Ермолов, фельдмаршал Кутузов пригласил его на завтрак, на котором присутствовал генерал Беннигсен и другие лица из главного штаба. Он лично положил ему на тарелку котлету, налил рюмку вина и преподнёс это Ермолову, но так как все места за столом были заняты, ему пришлось устроиться на подоконнике. На этом совещании за завтраком генерал Беннигсен предложил немедленно двигаться на Красный,  когда Ермолов доложил о том, что уже более суток Наполеон покинул Смоленск и двинулся на Красный. Он был удивлён этой грубой ошибкой Наполеона, который мог за это время спокойно переправиться на правый берег Днепра не только не преследуемый русскими войсками, но даже не замеченный ими. Фельдмаршал приказал генералу Ермолову находится при авангарде Милорадовича, которому было приказано идти на Красный. И к большому разочарованию Алабьева им снова пришлось вслед за своим непосредственным начальником отправиться в авангард русской армии. Недалеко от Красного они и застали войска авангарда, которые к этому времени окончательно рассеяли даже не колонну, а просто толпу из нескольких тысяч, отступающих в полном расстройстве французских войск. Отряд, составленный в основном из гвардейских частей под командой барона Розена, вошёл в город Красный. Вскоре от пленных стало известно, что вскоре здесь будет проходить арьергард французской армии под командованием маршала Нея. Генерал Милорадович занял позиции перед Красным под прикрытием сильных артиллерийских батарей. Маршал Ней, с войсками подходя к этому месту, выставил батареи на противоположной высоте, но недолго они сумели выдержать огонь русской артиллерии. На одну из колонн французских войск, стремительно ударили войска под командой генерал-майора Паскевича, разметав её. На другую колонну набросился Павловский гренадёрский полк и нанёс ей огромное поражение. Ещё на одну колонну осуществил атаку лейб-гвардии уланский полк, но рассеять эту колонну им не удалось, из-за сильного оружейного огня. Маршал Ней с остатками войск вынужден был скрыться в лесу. Но вскоре эти войска сложили оружие и сдались в плен в количестве около шести тысяч человек. Все они были в ужасном состоянии. Маршал Ней решился перейти Днепр по ещё тонкому льду.
                Генерал Ермолов, вернувшись в главную квартиру, предложил Кутузову подчинить отряд барона Розена ему и приказать идти вперёд, что и было сделано. Алабьев, сопровождая Ермолова, слышал, как главнокомандующий наставлял его непосредственного начальника: « Голубчик будь осторожен, избегай случаев, где ты можешь понести потери в людях». Ермолов ему отвечал, что видевши, состояние неприятельских войск, которых гонит кто хочет, не входит в его расчёт отличиться подобно графу Ожаровскому. При этом фельдмаршал запретил переходить Днепр. Но уже тогда, он не собирался выполнять это указание Кутузова, что позднее подтвердилось, когда войска его отряда переправились за Днепр. Причём лошади кирасирских полков, были переправлены спутав ноги каждой из них, и положивши на бок, протаскивали за хвост по доскам, наспех восстановленного моста, разрушенного французами. Лошади казачьих полков были перегнаны вплавь. Тем самым Ермолов соединился с войсками атамана Платова. За Днепром они имели ночлег при хуторе, принадлежащему одному из монастырей города Орша. Атаман Платов рассказал им, что ему известно о причинах спасения маршала Нея. Генерал Ермолов донёс в главную квартиру о переправе своих войск за Днепр и получил указание остановиться в местечке Толочне до прибытия авангарда Милорадовича. Платов согласился подтвердить, что повеление фельдмаршала оставаться в Толочне, Ермолов получил, уже пройдя его, и что ему необходима пехота в огромных лесах Минской губернии, почему он и предложил Ермолову следовать за собой. Кутузов приказал Ермолову содействовать Платову. Вскоре отряд графа Ожаровского занял Могилёв недалеко от города Борисова. А они остановились на ночлег у селения Лошницы, последней почтовой станции к городу Борисову, где к генералу Ермолову явился адъютант адмирала Чичагова поручик Лисаневич с предложением присоединиться к адмиралу в городе Борисове со своим отрядом. Слабая французская дивизия генерала Пертуно из корпуса маршала Виктора, когда казачьи полки и отряд партизана Сеславина ворвались в город, поспешно удалилась в надежде пройти к войскам, стоявшим у переправы, но ей пресекли  путь войска графа Витгенштейна и она, как и два кавалерийских полка Рейнской конфедерации, принуждены были сдаться пленными. В Борисове генерал Ермолов и офицеры из его окружения имели встречу с атаманом Платовым, который сообщил ему о желании адмирала, чтобы отряд Ермолова присоединился к нему и приступил немедленно к устроению переправы через реку Березину. Где вскоре и была построена временная переправа. Но случилось большая неприятность. Авангард, высланный адмиралом по направлению на Лошницы, под командой графа Палена, был внезапно атакован большими силами французских войск. И в большом расстройстве противник стал теснить Палена к Борисову и, преследуя его, ворвался в город. Адмирал был вынужден отступить за мост, и по его приказу он был сожжён. Были потеряны обозы с лошадьми, вместе с личными экипажами адмирала со всем имуществом, дорогими вещами и серебряным сервизом. Генерал Ермолов встретился с графом Витгенштейном, который рассказал о том, что адмирал Чичагов, имея средства нанести французам сильное поражение, оставив слабый отряд генерала Чаплица со-всеми войсками отдалился на большое расстояние.
                Вскоре атаман Платов со-всеми войсками и отрядом генерала Ермолова присоединились к войскам адмирала Чичагова, который предложил атаману Платову послать отряд казаков вверх по речке Гойне, для того чтобы, перейдя через неё разрушить мосты и гати в Зембинском дефиле, куда вскоре вступили французские войска. От одного пленного французского офицера стало известно, что в сражении при переправе погибло не менее пятнадцати тысяч. Адмирал вслед за другими силами, направил туда отряд генерала Чаплица, предложив и генералу Ермолову подкрепить эти силы. И здесь им довелось увидеть незабываемое зрелище. На мостах, которые частично обрушились под тяжестью пушек и других тяжестей, падающих в воду, находилось много людей, в том числе и гражданских, не избежавших лютости мороза. Река была покрыта льдом прозрачным, как стекло. Под ним было видно во - всю ширину реки множество погибших. Французами было брошено огромное число артиллерии и обозов. И совсем скоро русские войска заняли Вильну, куда прибыл Кутузов, а вскоре, и сам император Александр.
                Отряд генерала Ермолова вступил в Вильну  29-ноября. Температура воздуха доходила до -27 градусов. Ко всем захваченным французским провиантским магазинам и складам были выставлены караулы. Фельдмаршал Кутузов явился победителем Наполеона, но вынужден был выслушивать графа Витгенштейна, войска которого также подошли к городу, которому взбрело в голову довольно неловко давать всем чувствовать, что Петербург обязан лично ему спасением, и путь в Литву проложен его победами. Хотя, как потом вспоминал генерал Ермолов, Кутузов ему тогда говорил: «Голубчик. Если бы кто два или три года назад сказал мне, что меня судьба изберёт низложить Наполеона, гиганта страшившего всю Европу, я право плюнул бы тому в рожу».  В Вильно они обнаружила довольно удобные здания, монастыри были заняты французами под госпитали. Где не было необходимого запаса дров, постели для раненых заменяли вязанки соломы. Не было одежды и посуды. Некоторые больницы в городе были покинуты врачами, ибо не было лекарств и других средств спасти больных, и раненых. Фельдмаршал Кутузов приказал в продолжении сильных морозов, не допускающих совершенного разложения тел, очистить город, и вывезти трупы. Многие тысячи трупов французских солдат были вывезены за город, часть их была сожжена, прочие опущены в рвы и засыпаны известью. Вскоре в Вильно были обнаружены огромные запасы всего необходимого от продовольствия до одежды и посуды, лекарства, и во-множестве хирургические инструменты. Много бочек, наполненных хиною, камфарою и прочими. Великий князь Константин Павлович, командующий русской гвардией, добился разрешения выбрать из этих запасов нужные для гвардейской пехотной дивизии генерал-майора барона Розена.
24-декабря, когда Кутузов поздравил императора  с днём рождения, Александр-1 заявил фельдмаршалу: «Вы спасли не одну Россию,  вы спасли Европу».
Государь в Вильно принял решение 1-января 18!3 года двинуть армию за границу.  Несмотря на то, что за Кутузовым сохранялось громкое наименование главнокомандующего, Александр-1 в распоряжение армиями входил сам. Ему постоянно шли доклады о состоянии войск, сведения о снабжении всеми потребностями. Не случайно генерал-адъютант князь П. И.  Волконский был вскоре назначен начальником главного штаба всех армий при фельдмаршале, так как был совершенно уверен в его беспредельной преданности. До 1843 года Волконский будет занимать эту должность, и ему будет присвоено звание генерал-фельдмаршала. При государе также находился и генерал барон Беннигсен.


                В начале января 1813 года русская армия двинулась за границу. Генерал Ермолов был назначен начальником артиллерии всех действующих армий. Подпоручику Алабьеву было присвоено очередное воинское звание, как и всем офицерам действующий армии, а также он был награждён орденом святого Владимира третьей степени за боевые заслуги. Ему было предложено на выбор оставаться в прежней должности при генерале Ермолове или отправляться обратно в лейб-гвардии Литовский полк на должность заместителя командира батальона. Он выбрал последнее, так как ему надоело всё время мотаться с донесениями, и вскоре он вернулся в родной полк, где теперь было много новых и незнакомых ему офицеров. Его друг Пестель был немало удивлён его возвращением, заметив, что надеялся увидеть Алабьева в больших чинах, а вместо того, чтобы сделать большую карьеру в штабе он ничего лучшего не придумал, как вернутся, хоть и с повышением, обратно. Сам Пестель получил звание капитана и совсем недавно был назначен командиром их батальона, так как в полку наблюдалась большая убыль офицерского состава, из-за потерь во время боевых действий. И они снова по старой привычке стали вместе столоваться и жить под одной крышей или в одной палатке.
                Сначала Алабьеву показалось, что его друг Пестель нисколько не изменился. Тот по-прежнему являлся ярым сторонником установления в России республиканского строя и полной ликвидации самодержавия, вплоть до физического истребления царской семьи. А
самому Алабьеву было совершенно всё равно, как революционеры поступят с царской семьёй. Совсем не сразу, но постепенно он стал сторонником идеи о необходимости в России коренных революционных преобразований. Но невозможно было не заметить, что- то изменилось в самом Пестеле, после назначения командиром батальона Павел стал более жёстким по отношению к подчинённым, особенно нижним чинам. Он ввёл в батальоне очень жёсткую дисциплину и требовал исполнения своих приказов вплоть до мелочей, жестоко наказывая солдат битьём, за малейший допущенный недочёт. Что было чрезмерно и неуместно, особенно во - время войны и боевых действий. И по этому вопросу они даже однажды довольно серьёзно поспорили, но каждый из них остался при своём мнении. Пестель утверждал, что это необходимо, так как рядовые солдаты эту жестокость их командира будут невольно и неизбежно переносить на всю самодержавную монархическую власть, чтобы солдаты ещё больше возненавидели царский самодержавный строй. Что только таким образом можно воспитать в народе настающую ненависть к царскому строю. Без этого нечего даже и думать о том, что можно совершить в России какую-то революцию. Задолго до так называемого декабрьского восстания в 1825 году Алабьев,  решил активно участвовать в заговоре против царского самодержавного строя. Нет, это не была жажда, какой-то мести или ненависти лично к императору, а скорее ко-всему его окружению, ко-всем его вельможам и генералам. Он ненавидел их всех, хотя и не был представителем другого класса, который и может только так ненавидеть.
                Между прочим, во-время одного разговора за бокалом вина со своим другом Павлом Ивановичем Пестелем, а они всегда обращались к друг другу только по имени и отчеству, тот заметил, что за этот год войны,  стал ещё большим противником самодержавия и тирании.
- Я окончательно сделался вполне республиканцем, - гордо заявил Пестель, - и вижу большего благоденствия для России именно в республиканском правлении.
- А, как же император? Царская семья? – задал вопрос Алябьев.
- Что царствующая семья? Царствующая семья есть враг этому благу и, безусловно, будет силой противиться такому миропорядку. Ведь правительство может быть учреждаемо для блага народа, а не народ существует для блага правительства и царствующего дома. Такое положение может быть нами достигнуто только силой, быстро и решительно, а значит только путём революции.
- Но, как тогда поступить с императором и его семьёй?- спросил Алабьев, чтобы убедиться, не изменились ли взгляды его друга по этому вопросу, после последнего разговора, хотя уже догадывался, каким будет ответ.
- Царскую семью лучше истребить и лучше истребить чужими руками, а исполнителей потом истребить тоже, - долго не думая заявил Пестель. – Это необходимо, так как дворянство должно непременно навеки отречься гнусного преимущества обладать другими людьми. И, если найдётся среди дворян такой изверг, который будет противиться отмене крепостного права, то я убеждён в том, что такого злодея надо взять под стражу и подвергнуть строжайшему наказанию яко врага Отечества и изменника.
Это заявление Пестеля поразило Алябьева, хотя он уже слышал от него нечто подобное, не зная как на него реагировать, и тот продолжил свои рассуждения.
- Личная свобода – есть первое и важнейшее право гражданина. Земли, принадлежащие вольным землевладельцам, могут быть разделены на собственность целого общества или селения, а другие бы составили собственность частных лиц.
- А, как же дворяне, помещики? – не мог не задать этот вопрос Алябьев.
- Освобождение крестьян от рабства не должно лишать дворян дохода от поместий. Освобождение сие не должно произвести волнений и беспорядков в государстве. Освобождение должно крестьянам доставить лучшее положение противу теперешнего, а не мнимую свободу им даровать.
После некоторой паузы, во-время которой Пестель, возбуждённый собственными рассуждениями, расхаживал от одного угла к другому небольшой комнаты, которую они занимали, неожиданно заявил:
- На это наше дело надобно иметь поболее честолюбия, оно одно может подвигнуть к скорейшему начатию. А за себя могу дать слово, когда русский народ будет счастлив, приняв нашу русскую правду, я удалюсь в какой-нибудь киевский монастырь, и буду доживать свой век монахом.
Он сказал это так убеждённо, что было ясно, что он, безусловно, выполнит это своё обещание.
- В последнее время я пришёл к решению, что нужно подготовить некий основополагающий документ нашего общества, в создании которого я абсолютно убеждён. Этот документ можно назвать «Русской правдой» или как то ещё. Ясно, что для России пагубно федеративное устройство, составленное из разнородных частей. И они от коренной России скоро тогда отложатся, и она очень скоро может потерять свой могущество, величие, и силу. Федеративное устройство принесёт один пагубнейший вред и величайшее зло, в этом я абсолютно убеждён. Все законы на всём пространстве государства должны быть одинаковы и все должны быть перед законом равны. Все военные поселения должны быть уничтожены, как и крепостное право. А право собственности должно быть неприкосновенным. В этой «Русской правде» должно быть указано, что личная свобода есть первое и важнейшее право каждого гражданина и священная обязанность каждого правительства. Каждый гражданин имеет право писать и печататься, чего он только захочет. Будут запрещены лишь личные ругательства. Каждый гражданин имеет право иметь типографию с уведомлением, разумеется, правительства.
- А, как собственно будет формироваться новое правительство России, после переворота? – задал вопрос Алабьев.
- Признаться, я думаю об этом всё последнее время, - заявил Пестель. – И больше склоняюсь к идее о необходимости некоего переходного периода, во - время которого будет установлена диктатура Временного верховного правления. Переходный период может продлиться лет 10-15. Республика должна делиться на губернии или области, которые в свою очередь должны делиться на уезды, а уезды на волости. Верховной законодательной властью будет народное вече. В народное вече избирались бы на 5-лет, которое имело бы право издавать законы, объявлять войну и заключать мир. А избирательное право должны получать только мужчины с 20-лет. А исполнительная власть в государстве вручались бы Державной думе. Кроме законодательной и исполнительной власти должна быть власть блюстительная. Центральным органом которой будет Верховный Собор (минимум 120-человек), которые бы избирались пожизненно. Который должен следить за тем, чтобы законодательная и исполнительная власти не выходили из пределов поставленных им законами. Верховный Собор должен назначать главнокомандующего армией во - время войны. Все народы России должны слиться в единый русский народ. Польша может, и имеет право отделения от России, если там будет провозглашена республика, и сохранён тесный союз с Россией в мирное и военной время. В случае войны польская армия должна присоединиться к русской. Столицей республики должен быть провозглашён Нижний Новгород.
- А, как же Петербург? – невольно вырвалось у Алабьева.
- Нижний Новгород расположен в центре страны, на удобных торговых путях, соединяет Европу и Азию. К тому - же освобождение от ига от сего города произошло.
После некоторой паузы, Пестель добавил :
-Эта война, эта победа сделала Россию другой, она потрясла сердца многих, вызвала лихорадочное возбуждение умов. Ведь это была борьба за свободу распоряжаться собой и своей страной. Она заставит нас совсем скоро поднять восстание в России. Ведь мы дети 1812 года.

                Кстати, Пестель хотел жениться на Изабелле Валевской – падчерице генерала Иосифа Витта (начальника южных военных поселений), но из этого ничего не вышло. После ареста Пестеля, при передаче полка следующему командиру будет обнаружена недостача – 30-тысяч рублей. На следствии Пестель многое расскажет. Декабрист Глинка будет обвинять его в том, что он его оклеветал. Но, впереди друзей ещё ждал заграничный поход русской армии, взятие Берлина и Парижа. И Алабьеву повезёт, он не будет даже ранен, и по окончании войны с Наполеоном получит звание капитана и орден святого Владимира второго класса. Он продолжит свою службу в гвардии и дослужится до звания подполковника, и станет заместителем командира полка. Но служба в армии давно ему надоела, и удерживать его будет лишь одно желание участвовать в государственном перевороте. Он станет членом Северного общества декабристов и его Верховной думы. И всё это время он будет проводить активную агитационную работу среди солдат и офицеров за республиканское правление и освобождение крестьян от крепостной зависимости. Будет участвовать в составлении Манифеста к народу 14-декабря 1825 года и вместе со своим гвардейским Литовским полком выйдет на Сенатскую площадь. После поражения восстания, военным трибуналом будет приговорён, как государственный преступник к лишению всех званий и наград и вечной каторге, вскоре заменённой 20-ю годами каторги, которую отбывал на Нерчинских рудниках. После отбывания срока наказания будет помилован, но ему будет запрещено проживать в Санкт-Петербурге, Москве и других крупных городах. Продав всё своё имущество, оставленное по наследству, после смерти бабушки и отца, он переберётся на постоянное проживание в Италию, где женится на женщине, имеющей русские корни. От этого брака у него родится двое сыновей. И он больше никогда не вернётся в Россию. Но всегда до конца жизни он будет вспоминать этот 1812 год, как возможно лучший год его жизни.