Село Воскресеновка. Родина В. О. Ключевского
Приобретали земельные чернозёмные участки после отмены крепостного права и разорения дворян –помещиков и бывшие эрзянские крестьяне Мартышкины. Земли были необходимы Мартышкиным для выращивания ячменя, в целях получения солода в промышленных масштабах; другого зерна - для дальнейшего помола; для заготовления фуража, получения мёда, для домашних зимних заготовок овощей, фруктов, лесных грибов и ягод, для разведения лошадей, скота и птицы.
Со временем, их приобретениями станут имения и земли в деревнях Лебедёвка, Никифоровка, Терновка, Плёс, Михайловка, Ломовка, Чиндясы.
Но любимым местом с конца ХIХ века у этой большой семьи будет имение - экономия в селе Воскресеновка, в 10 верстах от Пензы.
Село с давней историей. Основано оно было в 1686 году братьями Лебедевыми, а название Воскресеновское получило в честь престола сельской церкви Воскресения Славущего уже при другом хозяине – Г. Я. Тухачевском, бывшем воеводой в Пензе в конце 17 века.
В этом селе в 1841 году родился известный российский учёный-историк Василий Осипович Ключевский. Его отец был приходским священником местной церкви. Василию исполнилось 9 лет, когда отец скончался и семья переехала жить в Пензу. Так что Мартышкины семью Ключевских уже здесь не застали.
Купили Мартышкины типичное дворянское владение в Воскресеновке у бывшего пензенского губернатора Татищева и превратили его в солидное фермерское хозяйство.
Имение стояло на возвышенности, а сразу от дома начинался большой лес, 50 десятин которого принадлежало Т.Д. «Е.Ф. Мартышкина сыновья».
На въезде в имение стояло два дома. Большой, хорошо меблированный дом занимала семья Ивана Егоровича Мартышкина. В другом доме, поменьше, как его называли полу-домике с мезонином и башенкой жила семья Якова Егоровича Мартышкина: его дети и больная жена Лёля - старшая сестра Давида Вярьвильского - зятя Ивана Егоровича, о который он в то время вспоминал: «Она, бедная, страдала психическим расстройством – глубокой меланхолией с частичной потерей органов речи и полным безразличием ко всему её окружающему».
Дальше от въезда были ещё два бревенчатых добротных дома на каменном фундаменте, с подвалом, под железной крышей, оштукатуренные внутри. Стояла избушка-людская, покрытая тёсом, амбары для хранения зерна, и другие хозяйственные постройки.
На усадьбе располагалась паровая мельница с одним поставом и локомобилем в 18 л.с., солодовня, плетнёвая конюшня, кузница, оранжерея и теплица, была большая пасека, сад с фруктовыми деревьями и ягодными кустарниками и огород, скотный двор с коровником, свинарником и птичником, ледники. Всё утопало в зелени сада с фруктовыми и ягодными деревьями и кустарниками, площадью около 6 десятин, было обнесено деревянной оградою, а местами плетнём.
Отправляясь в такую «местную командировку», Яков Мартышкин не редко заезжал за шурином - зятем Давидом Вярьвильским в контору: осенью на шарабане, а зимой на рогожных санях. А спустя полтора часа езды, родственники уже сидели в жарко натопленной комнате «полудомика», обнесённого со всех сторон сугробами и лесом.
После Давид Вярьвильский так вспоминал одну из таких зимних поездок в Воскресеновку:
«Дорогой мы немного зябли, хотя на полпути заезжали ещё в их небольшое именьице Лебедёвку, где немного обогревались, и живущая там их родственница (племянница) Ольга нас поила свежим молоком.
Поднимаясь в Воскресеновке в гору, приходилось ехать по узкой снеговой дорожке. Ехали на двух лошадях, запряжённых гуськом. Впереди шла хорошенькая небольшая и очень умная лошадка «Ветка», ей не надо было править, она хорошо знала дорогу, и если кто-либо нам попадался навстречу, она сама сворачивала с дороги и давала место другому разъехаться с нами.
Вижу, как сейчас, идёт навстречу нам с конного двора старый конюх Акиша, с незапамятных лет служивший у Мартышкиных и называющий Якова Егоровича дядей Яшей, и мы смотрим питомцев Акиши – его лошадей и жеребят.
Дядя Яша заказал заколоть петуха и отдать в полудомик прислуге, чтобы она сварила нам суп, а мы поехали дальше на дальний скотный двор, где внимательно осмотрели молодой скот, бараньи стада и запас кормов. Конечно, дядя Яша нашёл много неисправностей и всех разругал.
Потом на возвратном пути к дому ненадолго заехали на имеющийся в Воскресеновке солодовый завод, и к концу рано начавшегося уже вечера, наконец, добрались до уютного полудомика, где уже на столе стоял душистый жирный суп из петуха. Кое-что мы ещё привезли с собой из города: Лиза наделала закупок, да и у Якова Егоровича был свёрток с разными яствами. Приятно после такой поездки оказаться в тепле. Мы хорошо пообедали и рано легли спать.
На другой день, хорошо выспавшись, после завтрака надели лыжи и отправились побродить в сад и в лес. Яков Егорович ведь охотник. Он, конечно, взял ружьё и крикнул с собой гончую Затейку.
На этот раз мой охотник подбил зайца, и мы вернулись домой с трофеем. Доели вчерашний петушиный суп, сели в шубах и доках в свои маленькие санки, и отдохнувшая Ветка быстро под горку понесла нас в город, куда мы приехали на другой день к вечеру.
Такие поездки очень любил Яков Егорович, и он всё втягивал меня в эту идиллическую жизнь. Так, можно сказать, я блаженствовал в эти короткие полтора года, как бы запасаясь силами на предстоящие для меня большие испытания» (1).
На лето в Воскресеновку перебирались все Мартышкины: и Яков и Иван, и их дети, и внуки. Семья Ивана приезжала из Петербурга. Мужчины продолжали трудиться на предприятии, женщины вели хозяйство, а дети отдыхали от гимназии и набирались здоровья на предстоящий холодный сезон жизни в городе.
Несмотря на то, что имение не входило в капитал торгового дома «Е.Ф. Мартышкина сыновья», где Давид Васильевич был сотрудником, он стал активно вникать в ведение сельского хозяйства и посильно помогать Якову Егоровичу в наблюдении за сельскохозяйственными работами. Он выбрал себе одну маленькую лошадку – серую кобылку, на которой верхом объезжал поля.
Яков Егорович не мог нарадоваться на своего нового компаньона. Теперь он имел возможность немного расслабиться после того, как брат Иван перебрался в Санкт-Петербург, и снять часть прежних своих обязанностей в Пензе, возложив их на Давида.
Потом Давид Вярьвильский вспоминал о летней жизни в Воскресеновке в своей рукописи так: «Хозяйство у них было поставлено на широкую ногу, питание благодаря собственной молочной ферме, изобилию скота, разной птицы, огромного сада и огорода было прекрасное. К утреннему кофе на стол подавалось большое блюдо с чудными, горячими, сдобными булочками, которые особенно умела печь их кухарка Васильевна. К обеду часто готовились жареные цыплята, которых разводилось на скотном дворе целыми сотнями. А к ужину сервировался стол с изобилием разных закусок и горячих блюд.
Я, когда гостил в Воскресеновке, очень хорошо там отдыхал от городской работы. Моя тёща Елизавета Петровна была такая хлебосольная, она меня прямо закармливала: я был даже не в состоянии съесть всего, что она мне клала на тарелку.
Там мы довольно весело проводили время с моими свояченицами: играли в крокет, ходили на прогулки. Особенно любили ходить в лес на так называемую «малиновку», где много росло лесной малины...».
ВОСКРЕСЕНОВСКИЕ ЗАБАВЫ
Особенно здесь на природе любила веселиться многочисленная детвора, которые друг другу приходились братьями, кузенами, племянниками, свояченицами, дядями и тётями и много ещё кем...Росли они под постоянным наблюдением нянюшек на природе, питались со своего огорода, пили парное молоко, ели хлеб из печи с хрустящей корочкой, намазывая на него толстый слой мёда с пасеки дяди Яши. Они проводили здесь свои детские и юные годы, обучаясь ремёслам, рукоделию, садоводству и огородничеству, ездили на покос и уборку урожая, учились и помогали наёмным работникам вести большое крестьянское хозяйство.
А освободившись от дел, устраивали разные командные игры. В команды разбивались по-разному: когда по принципу «Мартышкины - Вярьвильские», когда «мальчики-девочки», когда «купцы- местные крестьяне». Игр знали большое множество: «салки», «чиж», «лапта», «слон», «бояре», «а мы просо сеяли»…Порой, выбрав для забавы дня одну из них, не могли уже остановиться даже тогда, когда рассерженная нянька который раз зазывала разгорячённую детвору к ужину.
Взрослые же предпочитали игры другие. Например, парами играли в серсо. Перекидывая друг другу обруч, можно было уже в приподнятом настроении не прерывать начатой деловой беседы, а можно было и пофлиртовать молодым, не привлекая внимания посторонних.
Популярной и любимой игрой в имении была игра в крокет. Для игры во дворе была оборудована специальная площадка с воротцами и «мышеловками» из лозы, а на лесопилке вырезали специальные молотки на длинной ручке и берёзовые шары. Здесь уже до восьми человек, вовлечённых в игру, могли развлекаться часами.
Любили игру в «рюхи» («свинки», «городки»). Для этой игры тоже была расчищена специальная площадка. Из заготовленных деревянных чурок создавались в определённом порядке пятнадцать фигур, каждое со своим названием. Задачей каждого игрока было сбить битой все фигуры, набрав больше очков.
А вот, как характеризовал известный писатель Александр Куприн - земляк Мартышкиных, родом из Наровчата, игру в лапту в спортивном журнале «Геркулес» за 1916г.: «Это народная игра, к сожалению, забытая и находящаяся в пренебрежении, — одна из самых интересных и полезных игр… В лапте нужны: находчивость, глубокое дыхание, верность своей „партии“, внимательность, изворотливость, быстрый бег, меткий глаз, твёрдость удара руки и вечная уверенность в том, что тебя не победят… Трусам и лентяям в этой игре не место».
Раньше игры не были пустым развлечением. Они заменяли людям и утренние пробежки, и фитнес-зал, и кегельбан, но, главное, они учили общению друг с другом.
Пожалуй, единственное, что заботило родителей в имении, это здоровье их детей. В те годы не редко случались эпидемии, да и всех инфекционных детских болезней, практически, мало кто избегал. В этом случае приходилось посылать в Пензу за домашним доктором семьи Валентином Ивановичем Просвирниным. Дети любили этого доктора. Он всегда ласково с ними обращался, и малыши его не боялись. После таких визитов молодой доктор оставался на ужин, а потом на ночлег. Так завязалась крепкая дружба между В.И. Просвирниным и Д.В. Вярьвильским, а затем между их семьями, которая продолжалась потом всю жизнь.
СВАДЬБЫ
В Воскресеновке любил бывать тесть Елизаветы Ивановны и зять Якова Егоровича - дедушка их детей Василий Андреевич Вярьвильский. Гордый, всегда недосягаемый к общению ктитор Спасского Кафедрального собора, здесь, среди родной природы и в окружение веселящейся детворы, одев холщовую косоворотку и соломенную шляпу, по-настоящему отдыхал и телом и душой.
В 1906г. в Воскресеновке решили отпраздновать свадьбу старшая сестра Давида Васильевича Соня с пермским купцом-заводчиком Николаем Ивановичем Постниковым. В селе Зюкайки под Пермью у Постниковых был завод по прессованию подсолнечного жмыха. Продукция эта отправлялась в Англию, где товарная марка Постниковых считалась продукцией превосходного качества.
Венчание состоялось в солнечный, тёплый день, в сельской церкви Воскресения Словущего.
После венчания в виноградной аллее сада сервировали свадебный обед. Поваров, лакеев и обильный запас различных закусок и вин привезли из Пензы.
Специально на торжество прибыли и другие сёстры Вярьвильские со своими мужьями: поволжским купцом-пароходостроителем Сорокиным из Перми, купцом - солеваром Рязанцевым из Соликамска.
Со своими будущими мужьями Петром Чубовым и Петром Петровым дочери Ивана Мартышкина Зиночка и Женя повстречались тоже в Воскресеновке. А дело было так...
Иногда в Воскресеновку приезжали из Петербурга погостить родные матери семейства Елизаветы Петровны, в том числе и двоюродный брат Пётр Фёдорович Чубов, студент Военно-медицинской академии. В то время у него начинался туберкулёз, но степной свежий воздух и здоровая пища имения его вылечили. Отец Петра служил бухгалтером в Департаменте погашения государственных долгов в Министерстве финансов у Петра Васильева - отца Елизаветы Петровны.
Пётр Чубов и Елизавета Мартышкина (ур. Васильева) оба были внуками дворян Ивана Афанасьевича и Жозефины Трофимовны Горбуновых.
Пётр был намного младше своей двоюродной сестры, и здесь между дядей Петей и его весёлой племянницей Зиночкой случилась любовь. Свадьбу сыграли после того, как жених окончил Академию в октябре 1904 г., когда уже шла Русско-японская война. В Советское время он станет военврачом, борцом с туберкулёзом в Пензе и в блокадном Ленинграде, философом, достойным отцом и дедом.
Один раз Пётр приехал в Воскресеновку с другом ещё по гимназическим годам - инженером Петровым Петром Александровичем, который стал сначала женихом, а потом и мужем Жени. Жизнь семьи Петровых: Евгении, Петра и их сына Лёни закончится очень трагично. Их всех троих в 1937 году прямо на улице заберёт чёрный воронок…
Мужем ещё одной из сестёр Мартышкиных - Елены в те годы станет Александр Иванович Лобанов. Их знакомство состоится в другом крупном имении Мартышкиных – селе Каменка, где семья Лобановых содержала мукомольные мельницы. Этот брак тоже будет трагичным…в 1937 году А.И. Лобанов попадёт под 58- ю расстрельную статью.
ВОЙНА
Начало 1914 г. протекало довольно тихо и мирно. Посевная пора в Воскресеновке под наблюдением Якова Мартышкина и Давида Вярьвильского прошла удачно. Вставали они рано, за обед садились часов в 12, когда наступал обеденный перерыв и у рабочих. Нередко приходилось ездить и в город, чтобы побывать в малокочетовской конторе. Давид Васильевич в Пензе ещё решал и другие дела: следил за соблюдением арендных обязательств по своему дому на улице Московской, присутствовал на заседаниях городской Думы, участвовал в собраниях различных комиссий.
В июле началась работа в Воскресеновке по уборке урожая. Увлёкшись этими работами, Яков Егорович и Давид совсем забросили чтение книг и даже газет, которые привозились из города.
Тот день, когда стало известно о начале войны Давид Васильевич Вярьвильский подробно описывает в своих рукописных воспоминаниях:
«Как-то в средних числах июля в один из жарких дней я, возвратившись домой к обеду, и вымывшись после пыли и жары, уселся у себя в спальне в кресло и усердно стал просматривать нечитанные за несколько дней газеты. В первую очередь просмотрел политические известия и с порядочным беспокойством и, пожалуй, несколько неожиданно увидел, что мы уже очень близко подошли к войне.
И только я позвал к себе Лизу, чтобы поделиться с ней тревожными газетными известиями и начал ей рассказывать о прочитанном, как к нам прибежал управляющий Фёдор Васильевич с красной бумагой в руках, показывает её и говорит: «Сейчас из волости прискакал верховой и привёз вот эту бумагу – Высочайший приказ о мобилизации. Через час мы должны всех лошадей предоставить на сборный пункт и немедленно рассчитать и отпустить военнообязанных рабочих, которые к утру следующего дня должны будут явиться на сборные пункты».
Что же делать? Приказ безапелляционный, надо ему подчиниться.
Якова Егоровича в этот день не было в имении, и я сказал Фёдору Васильевичу, что надо сейчас же прекратить полевые работы и лошадей отправить на сборный пункт, а на завтра отпустить и запасных военных, которых у нас нашлось порядочное количество.
На другой день объявления войны, был издан царский манифест о мобилизации ополчения.
Так прервалось наше летнее житьё в деревне, и вся семья переехала в город. Утром я рано поднимался и шёл в свою роту, где с семи часов начинались первые строевые занятия. Роты у нас были мощно по-военному составу насыщены ополченцами, всего у меня было около 200 человек и один младший офицер – зауряд-прапорщик.
Как раз на эту должность ко мне попал Петя Мартышкин, сын старшего брата Мартышкиных Василия Егоровича. Вот мы вдвоём с ним и начали обучать наших стариков военному делу.
Между прочим, ко мне попали два хороших унтер-офицера: Андрей, который был сторожем в нашем Кафедральном соборе и Корней – кучер Мартышкиных, который уже сколько лет, бывало, возил меня в Воскресеновку».
РЕВОЛЮЦИЯ
Собранный с полей урожай ячменя Мартышкины проращивали в солодовнях, перемалывали в муку, затем везли на базар, а то и через склады на железнодорожную станцию, чтобы кормить столичных жителей. Качественный солод купцов Мартышкиных пользовался большим спросом и в других городах Российской империи. Особенно его любили в Финляндии, где «мартышкинский» солод использовался для приготовления квасных напитков и особых сортов хлеба.
Не одни, конечно, теперь работали, в первую очередь с родственниками, со своими общинниками, а когда рук не хватало, предоставляли работу желающим из местных жителей. В накладе никто из честных тружеников не оставался: ни работник, ни хозяин.
По закону Российской империи, кто работал и зарабатывал, должен был платить в казну налоги; а чтобы правильность налогов государство могло отслеживать, требовалась официальная регистрация. Поэтому –то крестьяне братья Мартышкины и записались пензенскими купцами – индивидуальными предпринимателями в современном понятии, а заодно и зарегистрировали своё солодовенное предприятие «Егора Фёдоровича Мартышкина сыновья», которое сейчас бы юристы «ООО» назвали.
Но это уже было невдомёк тем крестьянам, кто вместо того, чтобы давать образование своим детям, предпочитал их использовать в качестве нянек для младших братьев и сестёр, кто труду предпочитал лень, солодовенным и пшеничным целебным квасам – хмельное пиво, да хлебное вино. Зачем мозги науками ломать, проще всё отнять и поделить… Вот только жизнь показала, что и делить-то тоже умеючи надо.
После завершения осенних сельхозработ 1917года семьям братьев Мартышкиных пришлось подчиниться новым законам, принятым пришедшей к власти партии солдат, рабочих и крестьян. С этих пор всё движимое и недвижимое имущество имения им уже не принадлежало.
Имение братья покинули, конечно, без восторга, но и без лишнего сопротивления. Что ж, не они одни теряют жизненно нажитое, думали тогда Мартышкины, да и не на всегда же…сейчас новая власть соберёт всё имущество и землю и перераспределит, как обещает, по справедливости, по труду: «заводы-рабочим, землю-крестьянам», а значит и к ним, рождённых государственными крестьянами деревни Наумкино что-то вернётся из того, что посеяли, вырастили, построили. Но осознание того, что дело обстоит совсем не так, как они ожидали, придёт очень скоро...
Спустя пять месяцев, от движимого имущества уже ничего не останется: ни собранного урожая, ни мебели, ни инвентаря, ни дров, ни сена, ни скота. Причём не будет видно при этом и разбогатевших воскресеновских бедняков.
===
Не редко Яков и Иван Егоровичи, попивая в жару солодовенный квасок из прохладного погреба в Воскресеновке, смеясь, подсчитывали, сколько же у них будет правнуков, перемножая число веселящихся детей на поляне на семь - столько в среднем рождалось тогда детей в семьях трёх братьев.
– Лет через двадцать полторы сотни «мартышек» тут скакать будет. Ещё, даст бог, и мы их потетёхаем.
Эх, хорошо, что простым смертным не ведомо будущее..
Умрут братья спустя десять лет после революции, с разницей в год, в разных городах в полном одиночестве. Потомков у них останется - по пальцам подсчитать можно, но носить смешную фамилию Мартышкины они не будут, не захочет младшее поколение ничего знать и о своих корнях...
Но всё же, если кто-либо из них сейчас читает это повествование, то хочется в назидание им процитировать слова выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского, уроженца села Воскресеновка:
«Изучая дедов, узнаем внуков, т. е., изучая предков, узнаем самих себя. Без знания истории мы должны признать себя случайностями, не знающими, как и зачем мы пришли в мир, как и для чего в нем живем, как и к чему должны стремиться, механическими куклами, которые не родятся, а делаются, не умирают по законам природы, жизни, а ломаются по чьему-то детскому капризу». (В.О. Ключевский. Записная книжка, Июнь 1892г.)
*
(1) Давыд Вярьвильский « Мои жизненные воспоминания»
Подробно: Елена Витальева «Мартышкина сыновья»
1
Свидетельство о публикации №225061000295