Крестьяне Мартышкины из села Наумкино

«Словно ласковая нянька,

Моя гальку на песках,

Не спеша струится Няньга

В ивняковых берегах …

И ромашками пропахнув

На ходу пригнув лозу

Вырывается с размаху

В васильковую Узу»

(Н.М. Почивалин)


НАУМКИНО НА УЗЕ

На перекрёстке двух дорог Узинской (Мокшазаровской) на Самарскую Луку и Пензенско-саратовской, на пересечении рек Няньги и Узы (приток Суры) со второй половины семнадцатого века начала строиться деревня Наумкино.

Это было время, когда возводилась засечная черта с Дикой Степью. Мордовские мурзы[1] вместе с русскими казаками-станичниками и татарским служилым населением организованно переводились на охрану восточных границ Российского государства, для несения приграничной станичной службы. Основателями Наумкино и соседних деревень: Старое Назимкино, Старое Захаркино, Старое Демкино, Чиндяссы и Мордовская Норка были выходцы из Алатыря и Арзамаса (Эрзямаса).

Своё название деревня получила по имени служивого первопоселенца Наумки Литяшева, который был то ли казаком, то ли мурзой. В документах оно звучало, как деревня Наумкино на реке Узе, Узинского стана Пензенского уезда.

В деревне тогда насчитывалось 42 двора, в которых проживало: душ мужского пола- 73; женского- 53. После «кубанского погрома» конца июля – начала августа 1717 года деревня Наумкино сократилось вдвое.


ОДНА ДЕРЕВНЯ - ДВА ЭТНОСА

Надо сказать, что этнический фактор во взаимоотношениях порубежников тогда не играл существенной роли. Станицы формировались как по этническому принципу, так и смешанному.

Местные русские казаки и ясачная мордва сначала заготавливали для служилых людей петровской оборонительной линий хлеб и другие продукты питания, дрова, сено и овес для коней.

Но вскоре указанные деревни утратили своё приграничное значение, ввиду переноса засечной черты дальше на восток. Ввиду того, что пахотных чернозёмных угодий здесь было много, со временем деревни стали пополнять вольные землепашцы и беглые крестьяне - раскольники других волостей и уездов.

Деревня Наумкино растянулась вдоль проезжей дороги и имела два конца: русский и эрзянский. Наумкинцы гордились своими многочисленными водными источниками: озёрами, реками и родниками; плодородной землёй. Для жителей Наумкино деревня казалась большим миром со своими загадками и особым характером, к которому, впрочем, крестьяне относились с пониманием и уважением. А малая родина за это каждый год потчевала их богатым урожаем зерновых, овощами и арбузами, не хуже астраханских; рыбой и разнообразной дичью; целебными травами и сеном для скота.

Оба этноса жили, в основном, дружно. Молодые с разных концов, порой, женились, хотя и не всегда с доброго родительского согласия. Но бывало и стенка на стенку ходили, - не без этого. Ко второй половине ХIХ века у населения была уже, практически, единая культура: и песни одни, и сказки. Да и ели одни блюда: традиционные русские дополняя эрзянскими с названиями необычными для уха приезжих издалека. Отличие оставалось в языках, да в народных костюмах, которые молодые вытаскивали из дедовых сундуков накануне общих праздников. Оставалось и ещё одно отличие. Несмотря на то, что мордва в большинстве своём была крещённая, в быту эрзяне продолжали сохранять самобытность, соблюдать родовые традиции, обожествлять природу и придерживаться моральных принципов, завещанных дедами.

По статистике, в середине ХIХ века население Наумкино составляло более тысячи человек, а перед Первой мировой войной 1914 года - 2109 человек, почти половина из которых носила фамилию Мартышкины.


СТАРООБРЯДЦЫ МАРТЫШКИНЫ

Егор Фёдорович Мартышкин родился в стаообряческой семье свободных крестьян на мордовском конце деревни Наумкино в 1810 году. Жила семья, как и другие, на усадьбе с бревенчатым домом, садом, огородом и хозяйственными постройками. Помимо своего земельного надела обрабатывали и общинную землю, 1.5 гектара которой, по местным законам, стала принадлежать ему, Егору, с первых дней рождения. Хорошо жили в деревне те, у кого в многодетных семьях сыновья рождались и вырастали. А такое не часто бывало, как назло, одни девки на свет появлялись. Да и сына, порой, то болезнь малолетнего скосит, то с лошади, непоседа, упадёт, то холодный ключ в озере закрутит и на дно опустит; а взрослых сыновей и в рекруты забирали, и в пьяной драке забивали. Выросшие же сыновья становились работниками и всегда кормильцами для отца с матерью оставались.

Егор, а по святцам Георгий[2] Мартышкин вырос трудолюбивым. Любил землю, лошадей, любил наблюдать, как колос в поле зерном наливается, как на мельнице зерно в муку превращается. В общем, Егор полностью оправдывал своё имя, был землепашцем и по имени, и по призванию, и по судьбе.

Но особенно любил Егор Мартышкин принимать участие в волшебстве превращения ячменя и ржи в целебный солод, вдыхая запах прорастающего зерна в солодовне, похожий на запах свежего огурца. С малых лет он знал, что у мамы и квас становится живительным, и хлеб пушистым и особо вкусным, когда она добавляет солод. Соберёшься утром в поле - солодовенный кисель сил придаёт; напашешься за день – солодовенный квас силы восстанавливает. Солод и желудок исцелит, и раны заживит.

Женился Егор Фёдорович удачно. В жёны взял не какую-нибудь крестьянскую дочь, а самую настоящую княжну из рода мордовских мурз. Взял тайно, как тогда говорили «умыкнул». Правда без согласия ли родителей – староверов или с согласия - это вопрос. Когда дочерей много в деревенской семье, не до статусности. Как в лета дочь входила, надо было её быстрее с рук сбыть: мужиков в деревне мало, а вековух хватало. Порой знатные мордовские родители, чтобы оправдаться перед соседями в отсутствии богатого приданного, специально подыгрывали жениху в «краже невесты».

В конце 1839 года у пары родился первый сын Василий. Потом были дочки Наталья и Аграфена. И лишь спустя 15 лет после рождения первого сына, когда тот был уже правой рукой отца, на свет появился Яков. А ещё спустя три года - поскрёбыш Иван. Прямо, как в сказке сказывается: «было у отца три сына», а младшего Иванушкой звали.

Хорошо заживут смекалистые и трудолюбивые сыновья, но самым успешным Иванушка станет, потому что в жёны себе столичную дворянку возьмёт…но об этом немного позже.

Старообрядцев отличал сильный общинный уклад ведения хозяйства, каждый вкладывал свою «десятину» - то есть, участвовал по мере сил в жизни общины. Управлялась такая община приходским советом, который мог возглавлять как прихожанин из мирян, так и настоятель.

Судя по уцелевшим на деревенском кладбище могилам конца 19-начала 20 века, умерших хоронили без оград и каменных надгробий, устанавливая только деревянные кресты. Такие традиции были приняты у раскольников -старообрядцев-беспоповцев часовенного согласия, которые объясняли их тем, что на Судном дне воскресшему человеку трудно будет выбраться из-за ограды и каменных плит. Считалось, что когда наступит Второе пришествие и воскресение мёртвых, покойные смогут встать, взять деревянный крест, стоящий в ногах, и пойти на суд к Христу. Как считают исследователи, на формирование данных традиций повлияли представления о воскресении мертвых с примесью дохристианских верований. Привычные сейчас захоронения с каменными надгробиями и металлическими оградками появляются на сельском кладбище лишь в советское время.


КРЕЩЁННА МОРДВА

Для крещённых в деревне Наумкино была построена церковь Святого Николая Угодника. Церковь красовалась на возвышенности, в самом центре деревни. К слову сказать, в деревнях Назимкино и Захаркино также были построены церкви, только в честь Святого Михаила Архангела, что придало всем трём поселениям статус сёл. Во время престольных праздников колокольный звон этих трёх церквей, сливаясь в торжественное многоголосие, разлетался по степи на многие километры.

Колокольным звоном извещались оба конца Наумкино и о самых значимых событиях в жизни каждой семьи: венчании и крещении. Надо сказать, что при крещении эрзянским младенцам давались русские (христианско-православные) имена, которые в обязательном порядке официально фиксировались в церковных метрических книгах. Однако, в быту они выступали в качестве вторых имен. В деревне детей продолжали называть по имени, которое давали по традиционному обряду имянаречения (эрз. Лемдяма).

При церквях действовала церковно - приходская школа. Обучаться в ней могли дети Закону Божьему, церковным песнопениям, рисованию, письму и счету. Крестьянин, окончивший три класса школы, считался по тем временам вполне образованным человеком, готовым к жизни и к получению дальнейшего образования. Но обучение было не обязательным, поэтому учились далеко не все. И причиной было не отсутствие средств – приходские школы были бесплатными; и не отсутствие обуви, как принято было сетовать в годы советской власти - традиционные лапти из лыка (эрзянские карть) и эрзянские ступни умели плести во всех семьях, обувая их на самотканые портянки (пильгалга, верьга пракста – эрз.) и онучи (сумань пракстат - эрз.). Посещать школу детям мешала необходимость в хозяйственной помощи своей многодетной крестьянской семье. Ведь 7-ми летний ребёнок имел уже все необходимые навыки для участия в бесконечных домашних хлопотах. Да и особой потребности в образовании не было у тех, кто не собирался никуда уезжать из родной деревни.

Были ещё и такие семьи, в которых необходимые крестьянские знания передавались из поколения в поколение. В таких семьях и трудится, и читать, и быстро считать, и разумно мыслить умели.

Видимо поэтому братья Мартышкины из саратовской глубинки[3], несмотря на мордовское происхождение и фразу «воспитание домашнее» в графе «образование» формулярных списков пензенской Управы, отличались грамотностью, красивым почерком, бухгалтерскими познаниями и предпринимательским талантом.

Например, Яков Егорович, приняв православие, в 1890-е годы станет членом учётного комитета Государственного банка по торгово-промышленным кредитам с правом подписи под бухгалтерскими документами Пензенской городской Управы. А сыновья Василия Егоровича Пётр и Александр одно время будут служить писарями. А уж предпринимательский талант вообще сделает крестьян Мартышкиных из Наумкино «солодовенными королями»…


НАЧАЛО СОЛОДОВЕННОГО ДЕЛА

А пока в Наумкино дочери, певуньи и плясуньи, помогают в семье матери, учатся вести хозяйство: ухаживать за птицей, выращивать овощи, готовить, стирать, а зимой прясть, ткать, вышивать. В то время как подрастающие сыновья Яков и Иван любят ловить рыбу в наумкинских озёрах, да носиться по степи на коне. Но чаще цёрине (парни-рус.) помогают отцу и старшему брату строить, выпиливать узорные наличники на окна, изготавливать нехитрую деревянную утварь, пахать, молоть муку, замачивать да проращивать солод.

Особым спросом солод пользовался в городе. Он в большом количестве требовался и пивзаводам и хлебопекарням. Но мало кто занимался этим долгим и очень хлопотливым солодовенным делом, которое требовало особого умения, терпения и знания определённых секретов изготовления. Крестьянам проще было собрать урожай и в город на базар – там пусть купцы разбираются. Вот пензенские купцы и закупали всё необходимое сырьё «за тридевять земель», чаще в Польше.

И появилась у Егора Фёдоровича мечта: наладить крупное производство солода, целебного, качественного, чтобы не только своих, деревенских, но и ослабленных городских детишек радовать энергией пророщенного зерна. Надоело быть посредником-мартышкой, настало время самому становиться купцом – заводчиком...

*

[1] Мурза; (перс.) — аристократический титул татарского и мордовского дворянства. В нашем случае мурза-мордовский правитель.

[2] Егор - видоизмененная народная форма древнегреческого имени Георгий. «Георгос»- возделывающий землю, земледелец.

[3] Деревни и сёла нынешнего Шемышейского района Пензенской области раньше причислялись к Петровскому уезду Саратовской губернии.

*

Подробно: Елена Витальева «Мартышкина сыновья»