Обнаружитель-2

ОБНАРУЖИТЕЛЬ-2
(Английская пунктуальность, немецкий цуг-цванг и французская пуговица)

Моя деятельность, которую я вкратце описал в первом очерке, изобиловала и эпизодами, которые я обозначил бы как «побочный выхлоп». Это были выводы, сделанные на основе случайных наблюдений, которые не были очевидно полезными для моего очередного конкретного задания, но оказались чрезвычайно полезными для моих коллег.
Итак, по порядку.

Я сидел в дукане обширного рынка одного известного восточного мегаполиса, с дастархана которого открывался удобный обзор его внутреннего пространства, в том числе и лавочки, выбранной мною для возможного использования для конспиративных встреч. Надо было не только ещё раз проверить надёжность и правильность моего выбора, но и подробнее изучить режим функционирования дельта-окрестности выбранной точки. Я наблюдал её в разные дни недели, в разные время и при разной погоде. Просиживал иногда часами с пиалой ароматного чая в руке, поигрывая (проигрывая) в кости таким же, как я, завсегдатаям. Иногда якобы задрёмывал в чутком забытьи за кальяном, иногда – в беседах с образованнейшим муллой здешнего прихода.
Анализируя результаты своих наблюдений, в определённый момент я чувствовал какое-то напряжение. Более внимательный пересмотр воспоминаний и впечатлений вызвал в мозгу картинку о некоем молодом человеке, который не раз попадался мне на глаза, и пришлось напрячь закоулки памяти, а когда я все их собрал в кучу, выстроилась цепочка, созрело некое подозрение, которое следовало проверить. Свои соображения я и высказал своему куратору. Суть их заключалась в следующем.
Недалеко от лавочки, которая интересовала меня, без особого успеха торговала цветами некая матрона. В отличие от открытых всем ветрам, по обычаю, витрин, вход в её владения отделялся Плотной занавеской, которая не препятствовала входу, но и не позволяла любопытным взорам фланирующей публики проникнуть внутрь. Так вот, этот настырный молодчик регулярно навещал этот цветочный рай. Я понял, что меня цепляло: он всегда приходил точно в одно и то же время, правда – в разные дни недели, но никогда не выходил обратно с цветами! О романтических отношениях с матроной и речи не могло быть. После выяснения этих обстоятельств, я целенаправленно понаблюдал за этой точкой, и однажды дождался: из-за занавески вышел и профессионально затерялся в толпе некий псевдоабориген с явно военной выправкой…
Много позже, между делом, куратор обронил фразу: «Англичан всегда подводит их пресловутая пунктуальность…». Я правильно понял его намёк.

Другой эпизод, который я хотел, дорогой читатель, вам поведать, связан с музыкальной столицей Европы. Она до сих пор славится своей известнейшей оперой, многочисленными музыкальными театрами и театриками, музыкальными салонами, дансингами и кабаре (караоке не упоминаю, так как в те времена его ещё не было и в помине). Эти заведения, доступные не только для гурманов, но и для непритязательной публики, широко использовались разведками разных стран для сбора информации, конспиративных встреч и, даже, для взаимного обмена слухами и приватными сведениями (что теперь называется красивым словом «инсайдерство»).
Особенности моей деятельности предполагали необходимость доступа в подобные злачные места, чем я и пользовался время от времени. Свои визиты в большую часть из них я, естественно, не афишировал. Я их частично маскировал под случайные, но зато в элитных заведениях числился постоянным членом, и при каждом удобном случае кичился этим, укрепляя у собеседников своё реноме и близость к высшим кругам здешнего общества.
Особенно часто я заглядывал в небольшой музыкальный клуб для элиты, где можно было послушать дежурное музыкальное ревю, помузицировать самому на всегда отлично настроенном рояле, вкусно пообедать и просто перекинуться новостями за рюмкой ликёра или коньяка. По определению, все завсегдатаи этого клуба и приводимые ими гости считались знакомыми, надёжными, лояльными к властям предержащим, и поэтому из случайных бесед и реплик не только можно было узнать много полезного и интересного, но и самому запустить в их круг нужную информацию.
Обслуживал гостей вышколенный персонал, которого гости, знакомые с репутацией заведения, почти не замечали и не стеснялись.
Гардероб обслуживал разговорчивый старичок, чей возраст, если приглядеться, не совпадал с декларируемой моложавостью. Это мимолётное удивление, возникшее в первую же встречу с ним, сразу отложилось в моей памяти. Также мимоходом я отметил забытую на прилавке фигурку оловянного солдатика. «Вот прекрасная вещица для пароля» - подумал я.
Уловив мой взгляд, расторопный Garderobenaufsehen смущённо улыбнулся, вынул из под прилавка коробку и бережно уложил оловянную фигурку в незнакомой мне форме к его многочисленным коллегам. «Кто они, из какой страны?» - спросил я. «Не знаю» - последовал ответ – «Подарили на Рождество». Я кивнул и поднялся в гостиную. Позже, признав меня завсегдатаем, этот ауфзеен позволил мне более подробно рассмотреть всю команду из коробки, и признался, что с детства разыгрывает ими  под прилавком целые сражения, и ничто, ничто не царапнуло моё воображение, пока…
Пока я не застал отлучившегося на минутку гардеробщика, не заглянул под прилавок и не увидел там диспозицию расставленных солдатиков. Глянув на неё мельком, я пошел дальше, но какое-то воспоминание зашевелилось в моём мозгу. Оно не давало мне покоя до вечера, когда всплыла в уставшем мозгу лекция из курса тактики, слышанная мной в Академии генштаба, с подробным разбором эпизода битвы при Кустрице в «удачной войне» Пруссии против Австрии 1866 года, где пруссаки нанесли австриякам сокрушительное поражение, определившее исход этой «семидневной» войны. На следующий же день я порылся в архивах и выяснил, что форма солдатиков в коробке точно соответствует форме германских воинов, участвовавших в том сражении.
Вроде бы ничего криминального, но откуда необразованному, по его словам, гардеробщику знать диспозицию этой битвы? При первой возможности я поделился своими сомнениями с куратором и…. опять оказался прав! Неприметный гардеробщик оказался … «Тебе это знать не обязательно!» - резюмировал, заканчивая встречу со мной, куратор.

Третий эпизод моего повествования связан с коллекционированием. Никогда не связывайтесь с человеком, который что-либо собирает и положил глаз на предмет своей страсти, находящийся в вашей собственности. Он не отлипнет от вас до тех пор, пока вы ему эту вещицу не подарите, либо продадите, либо он её у вас украдёт.
Есть в миру такое хобби – черный копатель. Один из таких искателей внезапного счастья и «откопал» где-то мудрёную пуговицу какого-то французского вояки. По всей видимости, тот потерял её в ходе нашествия на Россию в 1812 г. Отмыв и очистив раритет, наш коллекционер имел неосторожность похвастаться им в интернете, подвергнув себя длительной осаде жаждущего заполучить её (за довольно приличную сумму) моим приятелем. Я узнал об этой эпопее потому, что значительную часть запрашиваемой «приличной суммы» приятель занял у меня, обязавшись показать мне «улов», стоивший столь неприлично, по моему мнению.
На аверсе латунной с остатками позолоты пуговицы просматривался орёл под короной, сидящий то ли на ветке, то ли на куче оружия. Вокруг изображения вилась неразборчивая надпись. Я не впечатлился, хотя приятель, задыхаясь от радости, обижался, что я не разделяю его впечатлений от приобретения, которое, как он считал, носил на себе какой-то высокий чин одной из военно-административных комендатур.
Так бы и забылся этот эпизод наших приятельских отношений (тем более, что долг приятель мне вскоре вернул), если бы не цепь событий, связанных с одной из моих последующих специфических командировок.
Есть почти точно в географическом центре Европы, у подножия Альп, старинный городишко N, от ратуши которого расходятся звёздочкой дороги в направлении почти всех европейских столиц. Понятно, что практически с самого своего основания это удобство способствовало и его специфическому развитию в качестве удобного «информационного» узла и места конспиративных встреч «рыцарей плаща и кинжала».
Под боком у ратуши притулилось небольшое зданьице, в котором издавна располагалась почта. С учётом возраста зданий вернее было бы говорить, что это ратуша притулилась к почте, своими размерами и официозом совсем задавив свою административную сестру. В середине двадцатого века, после постройки нового почтово-банковского офиса, прежнее здание выкупил у Магистрата наследник династии почтарей, вдовец с двумя взрослыми дочерьми, который и поселился там, сохранив в его цокольном этаже служебную обстановку, организовав ретрообслуживание многочисленных туристов, как настоящих, так и считавших, что их и надо так воспринимать. Отсюда можно было в старинном конверте отправить корреспонденцию в любую часть света,  по желанию – даже с сургучной печатью, заштемпелевать марку с видом местной ратуши, а в припочтовом скверике – выпить местного (весьма неплохого) пива или просто подремать в тени огромного старого платана. На втором этаже, кроме квартиры самого почтаря, сдавались несколько комнат с полным пансионом.
Несколько раз мне пришлось бывать в этом бойком городишке. Я не мог не приметить и не освоить это замечательное по многим причинам место, не преминув познакомиться, а позже и подружиться (в определённых рамках) с хозяином и его дочками, обеспечив себе право на приоритетный пансион при наездах сюда, естественно – при предварительном уведомлении.
В один из моих наездов и произошёл эпизод, к рассказу о котором я так долго вас готовил. У хозяина случился приступ кашля и, вынимая из кармана платок, он вместе с ним вытащил какой-то предмет, упавший на землю. Я не преминул поднять потерю и вернуть её, успев при этом опознать в нём аналог той пуговицы, которую купил мой приятель-коллекционер. Старик при этом не проявил никаких эмоций, поблагодарил меня и сунул раритет обратно в карман. У меня же в мозгу всколыхнулось сразу множество предположений, требующих обдумывания.
Сразу вспомнились масоны, имевшие привычку опознавать «своих» по специальному знаку или движению, специально предъявляемому предмету, легко носимому, вроде бы постоянно нужному, и потому – не привлекающего внимания, или как-бы случайно прихваченному. Было ли это проверкой меня  на «свой-чужой»? Вряд ли: обычный человек не будет при себе постоянно носить редкий коллекционный предмет. Я известил о своих сомнениях куратора и, выждав пару дней, съехал, якобы «по неотложным делам», восвояси.
По прошествии некоторого времени куратор успокоил меня, сообщив, что старичок-почтарь чист, а пуговицу он использует при запечатывании корреспонденции сургучной печатью – ему нравится замысловатый рисунок на её аверсе. После этого сообщения я возобновил свои визиты в N, не преминув послать однажды оттуда письмо с сургучной печатью. Когда конверт был опечатан, я, сделав вид, что впервые вижу такую оригинальную печать, расспросил почтенного почтмейстера о её происхождении. Оказалось, что эта пуговица – родовая реликвия: предок почтаря служил когда-то в отдельном вспомогательном корпусе, более известного позже как Двенадцатый армейский корпус Великой французской армии, у генерала князя Карла Филиппа цу Шварценберга,. Я благоразумно не стал уточнять, не участвовал ли тот предок в походе на Россию?
В один из следующих приездов я подарил почтовому ветерану специально приобретённую в Италии резинку-пружинку, Если её одним концом закрепить в кармане, а другой конец – в ушке пуговицы, то, после использования последней в функции печати, та сама ускакивала в карман.

Хотя описанный эпизод был «ошибкой» в моём подозрении, я извлёк из него немалую пользу. Долгое время потом эта точка служила нам надёжной явкой, местом передержки  и надёжным пунктом передачи информации, отправляемой под видом сувенирных писем, благо дочки хозяина навострились переписывать невинные зашифрованные тексты и с графическими выкрутасами Византии, и со старой немецкой готикой, при взгляде на которую у любого цензора становилось кисло во рту, что отбивало всякую охоту к чтению подобной «макулатуры».

Кстати, обращать внимание на мелочи полезно специалисту любого профиля!

                30.05.2025