Сумеречная Ось. Книга1. Глава1

ПРОЛОГ
ГОРОД, ЗАСТЫВШИЙ МЕЖДУ ТОГДА И НИКОГДА

Дорога петляла, как забытый чёрный галстук, небрежно брошенный на мокрый асфальт. Туман стелился по земле, цеплялся за фары, за стекло, за мысли. Воздух был густым и тяжёлым, словно где-то за углом мир исподтишка курил сам себя.
И тогда, за последним поворотом, он возник.
Город, которого нет ни на одной карте.

Риверсайд.
Он не звал. Он ждал.

Город не открывался — он приоткрывался, как чужая рубашка на теле незнакомки. На въезде — покосившийся дорожный знак, будто кем-то забытый и никем не заменённый.
"Добро пожаловать в Риверсайд."

Только вот дороги назад не было. И та, что привела сюда — будто никогда не существовала.

Фонари светили, как глаза старика, уставшего видеть. Неон дрожал, вывески теряли буквы, превращаясь в полушёпот забвения.
D–NER. OTEL. BA & GRILL.

Город пытался говорить, но его язык давно мёртв.
На главной улице ветер срывал афиши с размытыми лицами и гнал их по мокрому тротуару — обрывки концертов, которых никто не помнит. Из полуоткрытого бара вырывался саксофон — бессмысленный, без слов, музыка, умирающая раньше, чем её успевают запомнить.

Запах стоял густой: дешёвый виски, сырой асфальт и ещё что-то. Такое, чему лучше не давать имени.
Риверсайд жил после.
После любви.
После истины.
После жизни.
Он просыпался ночью.

Днём — облезлые стены, мотели с пустыми окнами, бензин дешевле греха. Но стоило небу потемнеть — и город оживал. Шепотом. Неоном. Тенью.
Бар "Старый Маяк" — прятался в боковом переулке, его дверь была тёплой, как чужая ладонь. Внутри пахло табаком, пролитым ромом и женским парфюмом, который, казалось, въелся даже в шрамы.

Женщины двигались так, будто несут в себе не танец, а память. Их походка была честнее местных молитв.

За стойкой — Джо. Абориген этих мест. Тот, кто знает больше, чем говорит. Он наливал не по счёту, а по боли — столько, сколько нужно, чтобы забыть, но не исчезнуть.

Напротив — мотель "Риверсайд Инн".
Там стены знали больше, чем постояльцы.
Там не ночевали — там прятались.

От себя.
От прошлого.
До тех пор, пока оно снова не постучит в дверь.
В этом городе никто не спит.
Потому что тем, кого он выбрал, сны больше не нужны.
На башне — часы. Навсегда без десяти полночь.
Словно что-то вот-вот должно случиться.
Но не случается.

На углу — девушка в алом пальто. Стоит под фонарём. Курит. Всегда. Или одну ночь, но вечную. Иногда кажется — она ждёт. Иногда — уже дождалась.
Зеркала отражают силуэты, которых нет рядом.
Радио бормочет джаз 30-х.
Мимо проезжают машины, которые уже никто не выпускает.
Иногда вывеска бара меняется.
"Blue Orchid".
Будто сам город не уверен, в каком он времени.
Если ты здесь — это не случайность.
Риверсайд не ищут. Его не находят.
Он выбирает.
И не отпускает.



ГЛАВА 1. Дождь начинается с неба, а беспокойство — изнутри

Ливень хлестал по капоту, будто пытался пробиться внутрь. Дворники метались в истеричном ритме — туда-сюда, туда-сюда, — но с каждой минутой стекло мутнело сильнее. Мир за окном расплывался, как старая фотография, выцветшая в чужом кошмаре.

Фрэнк сидел за рулём уже несколько часов, но не помнил, как оказался именно на этой дороге. Навигатор завис — экран мигал, как раненый глаз. Сотовая сеть исчезла. Радио бормотало помехи, а потом…

Салон наполнили плавающие звуки джаза.
Низкие, вкрадчивые ноты — саксофон, звучащий будто из подвала, куда не доходят звуки времени. Он не знал эту мелодию, но почему-то чувствовал: она либо уже закончилась, либо никогда не начиналась.

Он моргнул.
И увидел её.

На обочине стояла женщина.
В алом пальто.
Яркая, словно вырезанная из другого мира.
Пальто липло к её телу, длинные волосы спутались от дождя — но лицо оставалось сухим.
Совершенно сухим.
Как будто дождь её не касался вовсе.
Он притормозил. Медленно. Машина словно сопротивлялась — будто сама не хотела останавливаться. Нажал на тормоз — до упора.

И всё стихло.
Радио замолкло.
Дождь исчез.
Мир замер.
Он открыл дверь.
— Вам куда?

Она посмотрела на него — взгляд сквозь, не в глаза, а глубже. Туда, где слова становятся ненужными.
— В Риверсайд, — произнесла она.
Имя города прозвучало, как заклинание. Или как приговор.
Он кивнул. Не потому что хотел — потому что иначе было нельзя.
 
Они ехали молча. Дорога вилась, как змея в траве. Свет фар выхватывал из темноты мокрые деревья, покосившиеся знаки, остатки цивилизации. Иногда — тени, которые двигались чуть быстрее, чем следовало бы.
Он краем глаза смотрел на неё. Она сидела спокойно, как будто знала, куда едет. Или как будто уже была там. Или всегда была.
— Вы… из Риверсайда?
— Я — часть его, — ответила она. И улыбнулась. Грустно.
Так улыбаются те, кто слишком часто прощался.
 
Город возник внезапно.
Без перехода.
Как будто моргнул — и уже не в машине, а в другом времени. Фонари горели тускло, как свечи на чужом алтаре. Вывеска «Blue Orchid» мерцала, будто подавала сигналы мёртвым. По тротуару ползли тени.

— Здесь, — сказала она.
Он начал тормозить, но она уже открыла дверь, не дожидаясь полной остановки, и вышла. Каблуки не издали ни звука. Лишь свет фонаря над ней мигнул — и погас.
Он выругался вполголоса.
Сердце било в висках.
Руки дрожали. Не от холода.

Он посмотрел в зеркало заднего вида.
Она всё ещё сидела на заднем сиденье.
Он резко обернулся.
Пусто.
Вернулся к зеркалу.
Тоже пусто.
И тогда он понял:
Он уже в Риверсайде.
И что-то в нём уже начало меняться.
 
Он не помнил, как оказался внутри.
Лишь ощутил тепло её пальцев. Лили стояла рядом — в полутьме, освещённая дрожащим светом неона, как персонаж, вышедший из сна. Она держала его за руку — не сильно, но уверенно, как будто вела туда, где он уже однажды был.

— Пойдём, — сказала она. — Здесь ты не замёрзнешь. Только если сам не захочешь.
Они вошли в здание напротив. Вывеска на двери мотеля гласила: "RIVERSIDE INN", но часть букв давно отвалилась. Остались только RIDE. И он пошёл.

Коридор был длинным. Тишина — вязкой. Стены будто шептали, улавливая дыхание. Они поднялись на второй этаж. Дверь в конце открылась сама.

Внутри — темнота. Не пугающая, а живая. Пульсирующая, как кровь под кожей.
Лили развернулась к нему. Пальто соскользнуло с её плеч легко, словно само устало быть одеждой. Под ним — простое чёрное платье, но на ней оно было… ритуалом.

— Ты чувствуешь? — спросила она, касаясь его лица. Её ладонь была холодной. Но под кожей — ток. Электрический. Живой.
— Что именно?
— Главное — не отвернись, когда начнёт меняться.

Он не ответил.
Они не занимались любовью. Это было нечто другое. Медленное, древнее. Ритмичное, как заклинание. Он чувствовал, как её движения открывают что-то, что нельзя назвать словами.

Когда он вошёл в неё, мир дрогнул.
Не в теле — в самом воздухе.
Знаки — пульсирующие, светящиеся — проступили под её кожей. Вспышки, линии, язык, которому не учили. Он видел её глаза — исчезнувшие зрачки, заменённые спиралями, бесконечными, втягивающими.
— Не бойся, — прошептала она. — Это не ты входишь в меня. Это мы входим… в другое.
Всё внутри него раскрылось. Пространство треснуло.

И сквозь поцелуи, дрожь, крик без звука — пришло оно.
Город.
Новый.
Ночной.
Сотканный из неона, теней и памяти.
Когда всё закончилось, он лежал рядом с ней. Дыхание постепенно выравнивалось.

Она повернулась к нему. Глаза снова были нормальными. Почти.

— Теперь ты видишь, — сказала Лили. — Что тело — не граница. А ключ.
Он ничего не сказал.
Просто обнял её.
И впервые за много лет — не почувствовал одиночества.

Они не говорили уже минут десять.

Только шелест дождя по крыше и дыхание — её спокойное, его сбивчивое.
Фрэнк смотрел вперёд, в туман, будто там было хоть что-то, кроме отражений фар и пустой трассы. Его ладони всё ещё дрожали на руле — не от холода. От неё.
Лили сидела рядом, босая, с подтянутыми коленями, словно так легче было удержать себя в этом времени. Волосы — тёмные, влажные — прилипли к шее. Она казалась призраком из чужой жизни, которую он когда-то почти вспомнил.

— Ты ведь знал, что я тебя приведу, — сказала она тихо.
Фрэнк не ответил.
— Ты чувствовал. Ещё до того, как мы поцеловались, — добавила она.
Он хотел сказать: я ничего не чувствовал. Но солгал бы. Уже тогда, когда она подошла к нему в том баре — в другом времени? — что-то в нём треснуло.
Лили повернулась к нему.
— Поцелуй меня снова.
— Прямо сейчас?

Она молча кивнула.
И когда он потянулся к ней — мир дернулся.
Как кадр, выпавший из плёнки.
Дождь исчез.
Машина — исчезла.
Только её губы остались реальными, тёплыми, как воск, пока всё остальное тонуло.
Он отпрянул — уже не в автомобиле.

Теперь — бар.
Старый, тёмный, пропитанный запахами табака, рома и чего-то ещё — как будто здесь курили вечность. Бар не выглядел заброшенным, но воздух в нём стоял тяжёлый, как будто сам был уставшим.
Фрэнк резко обернулся.

— Что за чёрт?
Лили уже стояла у стойки, словно была здесь всегда. В её руке — бокал с чем-то янтарным. Она не выглядела удивлённой. Лишь усталой. Уверенной.
— Ты ведь хотел правду, — сказала она. — Вот она.
Он с трудом подошёл к ней, чувствуя, как пол под ногами пульсирует — не звук, ощущение.

— Где мы? Это сон?
— Это петля, — ответила она. — Один из вариантов. Один из уровней.
Он хотел рассмеяться. Или закричать. Но не смог ни того, ни другого.
— Зачем ты меня сюда привела?
— Чтобы ты вспомнил.
Не про нас.
Про себя.
И тогда воздух изменился.