Часть 13. Ветер крепчает

Изменяя себе и своим священным утренним ритуалам, Мира оказалась на ногах раньше, чем прозвенел будильник. Не потому, что выспалась, а потому, что бежала за светом, который постепенно исчезал.

Сон ещё цеплялся за край сознания, но стремительно таял, как лёд в тёплых ладонях, оставляя холод и смутные обрывки образов.

Она подскочила к столу, раскрыла блокнот, схватила ручку и начала строчить.

Мысли ускользали, словно рыбки, не желающие покидать аквариум. Они прыгали и отвлекались то на одно, то на другое. Память выцветала буквально на глазах. Картины, которые ещё мгновение назад были такими яркими, рассыпались, как песочный замок под натиском волн.

Почерк сбивался, буквы переплетались, строки ползли по странице, будто подшофе. Наброски наслаивались друг на друга, схемы теряли логику, а чистые листы, где раньше царил порядок, теперь походили на поле боя без карты и названия.

В ход шли слова, формы, контуры, стрелки, точки отсчёта — всё, что помогало удержать ускользающие образы.

Мира даже не заметила, как Друг появился в комнате. Бесформенная тень, которая постепенно обрела знакомые очертания. Он завис в воздухе за её спиной и внимательно глядел на хаос в блокноте, будто разгадывал загадку.

— Чёрт… — Она потёрла виски. — Всё. Всё вылетело из головы. — Мира плюхнулась обратно на кровать. — Это не опасно? Я никогда раньше ничего так быстро не забывала.

— Нет, — рассмеялся Друг, его голос звучал дружелюбно. — Как ты чужая для сновиденного мира, так и сон чужд для мира яви, поэтому его вышибает из тебя так же, как тебя из осознанного сна.

— Значит, это тоже можно тренировать и всё помнить?

— Верно. Когда ты станешь единой и цельной, границы между миром снов и яви исчезнут. Так же как исчезнут и границы между памятью снов и памятью яви.

Некоторое время она сидела в оцепенении и просто рассматривала пейзаж за окном.

Выходные выдались на редкость пасмурными. Тучи укутали небо в несколько слоёв и практически лежали на крышах домов. Грязь на улицах встречалась во всех возможных состояниях: текла по тротуарам, противно чавкала под ногами на разбитых и вытоптанных газонах, липла к штанам и ботинкам, а также находила кучу других проявлений, о которых обычный человек даже не подозревал.

Потратив некоторое время на созерцание, Мира дёрнулась, словно вспомнила, что всё ещё сама управляет телом. Она поднялась и направилась к книжному шкафу у окна. Он скрипел при каждом прикосновении, протестуя против вторжения в личное пространство.

Рыться пришлось долго. Каждая полка хранила что-то своё: старые билеты, ненужные зарядки, тетради с конспектами, обёртки конфет и пара игрушек-трансформеров из дешёвого пластика. Последнее намекало, что иго побывало и тут.

Но как бы нужная вещь не пряталась, пальцы наконец наткнулись на то, что искали.

Старая, потрёпанная тетрадь.

Мира вытащила её осторожно, с благоговением. Вместе с тем удивилась тому, как тетрадь пережила всё, что происходило с остальными вещами в этой комнате. Обложка была покрыта разводами, углы загнуты и истёрты, а резинка, державшая блок, давно растянулась.

Она просматривала страницы медленно, задумчиво водя пальцем по бумаге и пыталась прочувствовать то, что когда-то записала.

Лист за листом. Рисунки, каракули, записи, стрелки, схемы…

— Как забавно… — прошептала она сама себе, но громко, чтобы Друг услышал.

Друг в облике волка уже лежал на кровати, чуть съехав на самый край, будто нарочно оставляя место. Он даже не открыл глаза, только ухо слегка дёрнулось.

— Я вела этот дневник по своим снам, — продолжила Мира и подошла ближе. — Лет пять или шесть назад. Я про них уже и думать забыла, но стоит перечитать, посмотреть на зарисовки и карты, как в голове вспыхивают образы и воспоминания.

Она молча рассматривала наброски. Что-то знакомое, давно забытое. Старые записи выбрасывали кусочки воспоминаний. Сценки или отдельные картинки, а то и сюжеты снов. Они всё ещё хранились где-то внутри и сейчас с любопытством выглядывали в сознание, будто интересуясь, кто их позвал.

В этот момент телефон на тумбочке ожил. Подсветка экрана вспыхнула и через секунду должен был последовать звук.

Мира остановила заданную программу, не дав угадать мелодию даже с трёх нот. Девушка задумалась, а затем решительно закрыла тетрадь.

— Ага… Значит нужно сегодня как следует устать, чтобы скорее вернуться туда.

— Радикальный подход, — заметил Друг.

— Ну, здесь мне всё равно ничего хорошего не светит, так что…

— Ты должна стать единой, — мягко, но твёрдо произнёс волк, — а не сбежать в сновиденный мир. Ничего не изменится в твоей жизни, если ты будешь жить там, а здесь просто уставать, чтобы снова туда вернуться. Просто этот мир станет для тебя миром снов, а мир снов станет явью.

— Но как тогда? — Спросила она растерянно.

— Стань целой, — ответил Друг, его голос пульсировал где-то между мыслями. — И тогда тебе откроются дороги куда интереснее, чем просто сны… или просто явь.

Она замерла. В груди приятно потянуло от предвкушения новых знаний и приключений.

— Есть что-то ещё? — Спросила она и в глазах снова загорелась искра. Давно потухшая, забытая.

— Есть ещё очень много всего, — протянул волк и чуть склонил голову набок. — Неужели ты думаешь, что я обитаю только в мире снов?

— Ты говоришь про другие миры?

— Возможно… — Глаза зверя сузились, а уголки пасти приподнялись в подобии улыбки.

Мира почувствовала, как внутри разливается тепло. Осторожное, робкое, настоящее. Будто кто-то аккуратно поджёг фитиль, который годами оставался во тьме.

«А я и забыла, что значит быть живой. И желать чего-то по-настоящему.» — Подумала она, рассматривая ладони.

В реальный мир девушку вернула незатейливая мелодия дверного звонка, которая свободно прокатилась по квартире.

Мира вздохнула. Где-то внутри заворочалось предчувствие, слабое, не оформленное, от чего девушка не смогла понять, приятное оно или настораживающее.

Она накинула халат поверх футболки, натянула тапки, которые ждали у кровати и отправилась открывать дверь.

В зеркале в прихожей мелькнуло её отражение. Бледное, растрёпанное, но с чем-то новым в глазах.

С этим чем-то она посмотрела в глазок.

Весь угол обзора закрывала сияющая физиономия Оли, которая служила безотказным пропуском в квартиру семьи Кузнецовых. Её пустили бы в любое время дня и ночи даже без улыбки, но Оля считала себя воспитанной девушкой, поэтому всегда брала её с собой.

Мира, не раздумывая о последствиях, открыла дверь подруге и та предстала перед ней в полном обмундировании: рюкзак с двумя термосами в кармашках по бокам, сверху зонт, на шее висят два фотоаппарата, резиновые сапоги и ярко-жёлтый дождевик, в котором Оля была похожа на огромную канарейку с не менее огромными голубыми глазами.

Мира моментально закрыла дверь.

— Я. Никуда. Не пойду!

— Да ты что?! — Оля самым наглым образом протискивалась в едва приоткрывающуюся дверь. — Только сегодня и только для нас! — Торжественно вещала она. — Влажность почти восемьдесят процентов, серость не ниже девяноста — идеальный день, чтобы наблюдать хандру в естественной среде обитания!

— Ты что, Т1000? — Мира отошла от двери и смотрела на девушку, которая уже разувалась в прихожей. — Слушай, я понимаю, что у тебя всегда солнечно, с порывами вдохновения до двадцати метров в секунду, но ты на улицу вообще выглядывала?

— Не говори ерунды! — Она отвлеклась ненадолго от разговора и крикнула в глубь квартиры. — Дядя Петя, тётя Оксана, здравствуйте!

Ответа не последовало, хотя с кухни доносился звон ложки о кружку, а из комнаты приглушённый звук телевизора.

— Дома никого, что ли? — Удивилась Оля.

— Нет, — ответила Мира, уходя в свою комнату и жестом позвала подругу за собой. Когда за ними закрылась дверь, она продолжила. — Они уже несколько дней какие-то странные.

В центре комнаты разворачивалась сцена, от которой Оля замерла на пороге, не в состоянии двинуться с места. Она стояла, как зачарованная, с приоткрытым ртом, словно внезапно оказалась внутри сна.

Посреди комнаты, будто хозяин положения, восседал Тигрус. Его шерсть казалась чуть светлее и пушистей, чем обычно, а глаза были невероятно огромными. В воздухе вокруг него кружилось нечто волшебное: пятно, сотканное из всех мыслимых цветов радуги. Оно дрожало, расплывалось, меняло форму, то становясь тонким обручем, то вытягиваясь в широкую ленту.

Мира увидела выражение лица подруги и рассмеялась:

— Они так играют. Погоди, сейчас будет самое интересное…

Только она это сказала, как в общей палитре вспыхнула тёмная клякса. Казалось, кто-то капнул чернил в прозрачный бокал. Тигрус, как настоящий хищник, немедленно прыгнул. Не вперёд, а вглубь вихря красок. Лапы его коснулись тени, и та разлетелась на тысячу мелких искр. Кот выбрал одну, самую яркую, самую сочную и начал преследовать её по всей комнате, словно это был настоящий мячик. Тигрус прыгал, кувыркался, исчезал на мгновение в водовороте красок и снова возникал довольный и сосредоточенный. После того, как все кляксы были пойманы, он опять уселся в центре водоворота красок и принялся ждать.

Оля всё ещё не могла произнести ни слова.

— Удивительно… — Наконец прошептала она, не отрывая взгляда от пятна. — Здравствуй, — Оля обратилась к нему, как к живому существу, и тут же, понизив голос, спросила у Миры, — Это ведь он? Я не ошиблась?

Девушка усмехнулась и начала рыться в шкафу, выбирая, что надеть на миссию, выданную гейммастером сегодняшнего дня — Ольгой.

— Ага, — усмехнулась Мира. — Они почти всё время этим занимаются. Я уже начинаю чувствовать себя лишней в этой компании.

Тем временем из плотного, почти материального дыма оформился Друг. Сначала просто силуэт, затем волкообразное создание, зависшее в воздухе, с мягкими очертаниями и странным, почти человеческим взглядом. Он медленно кивнул Оле, как бы приветствуя её. И хотя он не говорил, в этом движении была своя интонация. Дружелюбная, осторожная, немного торжественная.

Оля ответила тем же.

Друг, словно удостоверившись, что формальности соблюдены, вернулся к Тигрусу и продолжил игру.

— Удивительно… — Ещё раз пробормотала Оля. — А как твои родители на него реагируют? И что вообще с ними?

— Они его не замечают. А в остальном, уже недели две ходят как зомби по квартире. Поссорились, наверное.

Девушка наконец вытащила из недр шкафа вторую свою любимую толстовку. За первую выговора не последовало, поэтому пришло время проверить границы допустимого на толстовке с провокационным принтом обезьяны с сигарой.

— Между собой или с кем-то? — Оля уже сидела на компьютерном стуле, крутилась и болтала ногами.

Мира обратила внимание, что все предметы на её столе незаметно выстроились по размерам и назначению. Даже крошки со стола собрались в одну кучку и заняли своё место недалеко от стройного ряда ручек. Рядом с Олей все предметы приобретали уникальные таланты к самоорганизации.

— Будто они мне когда-то говорили о таком. Ко мне не лезут и ладно. — Обезьяна уже устроилась на своём законном месте. Теперь в розыск были объявлены тёплые носки. — Слушай, а зачем тебе вообще это?

— Что? Фотографии? — Спросила Оля, не отвлекаясь от захватывающей игры в центре комнаты.

— Ага. Мы ведь снова по тем же местам покатим?

— Да. Это мой личный проект, я тебе не рассказывала? Думаю, сделать фотокнигу когда-нибудь и показать, насколько по-разному можно видеть одни и те же места.

— Ты говорила, что хочешь запечатлеть разное настроение одних и тех же мест. Но я думала, что солнечного, ночного, будничного и весеннего будет достаточно. Этот кошмар-то тебе зачем? — Мира кивнула на окно, за которым разворачивалась не самая приятная и более чем не дружелюбная атмосфера.

— Город, он ведь живой. Он тоже умеет радоваться, мечтать, грустить. Прямо как мы. Вот я и хочу запечатлеть как можно больше его состояний, чтобы все могли увидеть его самым разным. Смогли увидеть, что и у такого, на первый взгляд, постоянного создания, может быть меланхоличное или даже депрессивное настроение.

— Прямо как мы? Мне кажется кто-кто, а ты вообще грустить не умеешь.

— Ну да… — Тихонько хмыкнула Оля, украдкой глядя как Мира продолжает рыться в шкафу.

Пока Мира натягивала капюшон, Оля уже бодро маршировала вниз по лестнице, громко стуча резиновыми сапогами.

— А можно не так радостно? — Буркнула Мира, закрывая за собой дверь.

— Вперёд мой друг, нас ждут великие дела! — Будто не слыша замечания провозгласила Оля начало их крестового фотопохода.

Девушка в ярко-жёлтом дождевике стояла у подъезда и ловила на ладонь редкие капли, падающие с козырька. Её окутывал запах дождя, осенняя свежесть и особая, городская тишина, в которой было больше звуков, чем полагалось любой другой тишине.

Мира вышла чуть позже. В ней сейчас боролись два волка и почему-то оба боролись с ней. Звери упорно не хотели идти под дождь к грязным лужам и таскаться по заброшкам. А так же странным дворам и улицам, о существовании которых забыла не только городская администрация, но и люди, которые на этих улицах обитали. В противовес волкам была уверенность в том, что она нужна подруге и желание быть рядом с ней. А финальный аккорд в победе над зубастыми сыграло нежелание оставаться дома.

— Ты меня удивляешь… — Мира задумчиво осмотрела улицу. — Знаешь, объявлений на подработку уже недели две нет, и я просто помираю от безделья. Но даже при этом я не горю желанием оказаться там, а ты с таким счастливым видом готова окунуться в это безумие…

Девушка пристально посмотрела на Олю.

— Ты сегодня только к канализационным люкам не подходи, — заключила она.

— В каком смысле? — Не поняла просьбы Оля.

— Ну мало ли. Вдруг какой клоун хищный на тебя глаз положит…

Они молча дошли до остановки. У каждой девушки было своё очень важное дело: у Оли настройка камеры, у Миры попытки не наступать на скользкие листья и сползшую с газонов, если их можно было так назвать, землю.

Автобус, как водится, пришёл весь в запотевших окнах и с кособокой табличкой, которую можно было прочитать только при известной доле фантазии и опыта.

— Это точно наш? — Спросила Мира.

— Ага. Он через ностальгию заезжает в депрессию, потом выходит на старое кладбище. Красивый маршрут.

Салон встретил их теплом, запахом старых сидений, дешёвого дезинфектора и усталых жизней. Пассажиров было немного. Пожилая женщина в вязаном берете, парень, уткнувшийся в телефон и мужчина в лёгкой куртке, который смотрел в окно, надеясь, что никто его не побеспокоит.

Пересадка была на остановке, где раньше частенько играли уличные музыканты. Но сегодня были только мусорный бак и доска объявлений с оторванным углом. Оля щёлкнула пару кадров.

— Разогреваешься? — Улыбнулась Мира.

— Да, нужно поймать настроение. День короткий, надеюсь, все места успеем заснять.

Девушки пошли по мокрым и серым дворам. Людей было удивительно мало для выходного дня. Хотя в этом районе, возможно, всегда так пустынно.

Рядом с одним из домов они наткнулись на огромную лужу, из которой машины обильно поливали бежевые стены серой грязью, а местные жители обходили её исключительно по отмостке — бетонной ленте, примыкающей к стенам дома.

— Смотри, я же не одна это вижу, да? — Мира толкнула подругу, указывая на женщину в белом брючном костюме. Женщина стояла спиной к девушкам прямо у края лужи и была неподвижна.

Оля сделала снимок и повернулась в сторону, в которую активно кивала Мира.

— Ого, есть же безумные люди…

— Слушай, у тебя полароид заправлен? Можешь для меня снимок сделать? Хочу сохранить как напоминание о том, что есть безумцы похлеще нас, способные ходить в такой одежде в подобных условиях.

— Да, конечно. — Цифровая камера качнулась, повиснув на шее Оли, когда она поменяла её на полароид, в надежде, что кадр не ускользнёт, пока греется вспышка.

Однако, удача была на их стороне и Оле удалось поймать отличный кадр контрастного безумия. Она протянула ещё черный снимок подруге, а та сразу сунула его в рюкзак.

— Чёртов дождь… Спасибо. Он же проявится в темноте? — Глаза девушки заслезились, кажется, от ветра и она поспешила перевести взгляд на подругу.

— Конечно. — Улыбнулась юный фотограф. — Все эти махания снимками на самом деле полный фарс, который прижился, потому что это «прикольно» и создаёт ощущение, что ты участвуешь в процессе создания фото чуть больше, чем простое нажимание кнопки. А так, даже на сайте полароида писали, что махание может повредить снимку. — Заключила Оля.

— Так, вон наша башня. — Мира потянула девушку в сторону их цели. — Пошли, пока она ещё «грустит», сделаем пару наглых снимков.

Подруги рассмеялись и полезли через дыру в заборе, чтобы пробраться к старой водокачке, опутанной девичьим виноградом. Это место давно обнесли забором, чтобы груда красного кирпича, прикидывающаяся строением, ненароком никого не убила, если решит рухнуть.

Именно поэтому первой точкой маршрута всегда было это место. Оля хотела успеть запечатлеть его, а Мира каждый раз, как только будут сделаны фото, тянула подругу обратно, боясь, что именно сейчас башня устанет и развалится на части.

— Зная тебя, когда она упадёт, мы будем бывать здесь чаще, чем раньше.

— Это так, — усмехнулась Оля, — но почему ты об этом подумала?

— Ну как? Нужно же будет запечатлеть все настроения груды кирпичей. А потом ещё настроения этого места, когда кирпичи разгребут, чтобы поддержать его в потере и на новом этапе жизни.

— Точно! — Рассмеялась девушка-канарейка. — Из этого даже может получиться отдельная интересная книга со своими трагедиями и поиском принятия.

Дальше всё было похоже на тихую игру в прятки с самим городом. Он словно подыгрывал и открывал свои забытые уголки, показывая себя с самых неожиданных сторон: мокрые стены, покрытые плесенью и надписями прошлых лет, заросшие кустами арки, окна с облупленной краской рядом с дорогими пластиковыми стеклопакетами, из которых смотрели на улицу расфуфыренные шторы и диковинные цветы. Город будто знал, что его рассматривают и позировал для объектива, раскрывая свою усталую, но живую красоту.

Оля двигалась легко, как будто дождь ей не указ. Иногда она просила Миру подержать зонт, иногда попросту замереть, чтобы не спугнуть нужный момент.

— Твоё дыхание, ты и задерживай, — ворчала Мира, стараясь не шевелиться. — Я и так уже жертвую собой ради этого дня. — Она бросила взгляд вниз. Кеды намокли пару остановок назад и только плотные носки держали последнюю линию обороны. И то не особо успешно.

Но, несмотря на это, она терпела. Стоически. Подрагивая от холода и отмахиваясь от капель, которые пробирались под капюшон. Мира продолжала молча идти рядом, со всех сил поддерживая подругу.

Каждый район города был особенным. Где-то царила бетонная тоска. Дома, казалось, устали стоять, деревья согнулись под бременем городской жизни, а тротуары были изъедены дождём и временем. Где-то среди города вдруг возникали «Городские ворота». Величественные, почти парадные и неожиданно стоящие прямо на центральной площади. Почему они оказались именно там — загадка.

Одни говорили, что город разрастался непропорционально и по мере застройки ворота оказались в центре. Вторые строили теории, что эти ворота поставили, чтобы защитить мир от того, что может вырваться из них. С другой стороны, эти же люди рассказывали о тайном сговоре правительства с инопланетянами и земном диске, летающем в космосе среди сфер, поэтому их мало кто слушал. К счастью, вторых было значительно меньше, чем первых. Хотя, порой даже этого было слишком много.

Ещё были кадры, которые не вписывались в общую концепцию, но были слишком хороши, чтобы оставить их только тому мимолётному мгновению, в котором они существовали. Букет, брошенный на остановке, окно кофейни, выделявшееся среди старых фасадов, как портал в другой мир: тёплый, уютный, с запахом свежей выпечки и солнечным светом. Пара стариков под одним зонтом, медленно шагающих вдоль улицы.

И снова дома, арки, улицы и калитки. Всё это стало фоном их путешествия и каждый кадр был особенным.

В перерыве между остановками девушки решили подкрепиться. Уселись на ступенях перед библиотекой, которые были заботливо прикрыты навесами и обустроены деревянными вставками в рамках модной нынче программы «организации общественных пространств».

— Что-о?! — Лицо Оли вытянулось в комичном удивлении. — Он… учит тебя осознанным снам?!

— Да, — Мира сделала глоток, согреваясь не только напитком, но и воспоминаниями. — И это невероятно. Ты будто попадаешь в фэнтези-мир, где становится возможным всё. Полёты, подводное плавание, магия… — Просто исекай какой-то. Без риска для жизни и вреда для здоровья. — Девушка рассмеялась.

— Ну ничего себе… — Шепнула Оля, опуская взгляд на свой пряный чай в безуспешных поисках хотя бы намёка на такой же опыт. — А я снов вообще не вижу. Просто проваливаюсь в темноту и открываю утром глаза.

Мира почувствовала лёгкий укол внутри. Ей стало грустно, что она не может поделиться хотя бы капелькой этого чуда с подругой.

— Может, поэтому у тебя такое живое воображение? — Осторожно улыбнулась она. — Ты отдуваешься и за себя, и за то, что должна была увидеть ночью.

— Может быть, — Оля рассмеялась, легко и свободно, как умеет только тот, кто давно перестал зацикливаться на плохом. — Зато теперь мне есть, что послушать! Рассказывай давай, как ты там летала!

Термос в руках Миры бережно сохранял тепло напитка, а подруга рядом болтала больше, чем обычно. Слишком много слов, слишком мало пауз. Голос будто спешил куда-то, чтобы опередить самое важное. Тот вопрос, который она ещё не решалась задать вслух.

А Мира смотрела на берёзу, которая одиноко возвышалась над низкорослыми яблоньками и кустами сирени, отделяющих Библиотечную площадь от тротуара. Рядом с соседками дерево казалось большим, широким, с тяжёлыми, почти чёрными ветками, усыпанными золотом.

Листья падали с неё медленно. Слишком медленно. Даже казалось, что они не падали, а появлялись в падении.

Словно дерево не сбрасывало их, а просто добавляло в реальность по одному. Аккурат в момент, когда лист только-только оторвался от ветки и планирует начать падение.

Как в дешёвой симуляции, где всё сэкономлено на детализации и анимации: вот листа не было, а вот он уже летит к земле. За ним ещё один и ещё…

А дерево стоит. Без движений, без изменений, без откликов.

Казалось, миру стало лень продумывать и исполнять каждую мелочь. Теперь он только имитирует, что живёт. По требованию. В нужных местах. Будто делает паузу, прежде чем показать следующий кадр.

Оля наконец собралась мыслями. Это заняло чуть больше времени, чем обычно. Её внутренний компас всё ещё пытался привыкнуть к новым координатам.

Она сделала глоток всё ещё горячего напитка, чтобы набраться храбрости и спросила то, что давно не давало ей покоя.

— Слушай… а кто он вообще такой?

— В каком смысле? — Мира удивлённо посмотрела на подругу.

— Ну… он твой фамильяр? Или пито...

Она не успела договорить.

Где-то позади, совсем рядом, прозвучало низкое рычание. Не злобное, но такое, что оставляет послевкусие опасности и говорит: «Осмелишься ли ты закончить фразу?».

Оля вздрогнула.

Если бы она обернулась, то увидела лишь небольшую площадь, по которой проходят редкие прохожие и стараются не замечать лишнего для сохранения своего внутреннего мира. Ничего особенного. Просто уголок города, где воздух немного холоднее, а тени чуть длиннее.

Но она не стала оборачиваться.

Потому что чувствовала его.

Там. За спиной.

— Учитывая, как он со мной возится, — Мира улыбнулась, чуть запрокинув голову, не позволяя происходящему свернуть не туда. — Скорее я его питомец.

Она покрутила почти пустой термос в руках и продолжила.

— Если на чистоту, Друг говорит, что он мой союзник.

— Слушай, а тебе не страшно? — Оля понизила голос, словно боялась быть услышанной. — От того, что он может появляться и исчезать так просто. Рычать… вот так.

Мира посмотрела на неё. Затем медленно перевела взгляд на пространство за плечом подруги. Туда, где ничего не было, но что-то присутствовало.

— Нет, — ответила она тихо. — Что меня тоже удивляет, если честно.

И в этот момент огромная тень, невидимая глазу, чуть шевельнулась. Не напряжённо, не агрессивно. Просто переступила с лапы на лапу и отвлеклась на запевшую в ветках дерева птицу.

А Мира снова улыбнулась, потому что знала: он рядом. А ещё понимала, что страх — это не всегда плохо. Иногда он просто напоминает, что ты ещё жив.

Оля поспешила перевести тему и начала копаться в рюкзаке.

— Слушай, твоя история про колесо обозрения с маленькими домиками вместо кабинок мне так понравилась, что я его нарисовала.

Мира чуть приподняла брови, такого поворота она не ожидала.

Подруга уже доставала из сумки папку. Из папки она извлекла блокнот для набросков и принялась листать страницы с деловитостью художника, который знает, где, что лежит. Наконец, нашла нужный эскиз.

— После твоего рассказа этот образ всё не выходил у меня из головы… — Девушка протянула альбом Мире. — И вот, что получилось.

Сначала взгляд скользнул по линиям. Они были мягкими, немного свободными, как будто Оля не стремилась к идеальному воспроизведению, а скорее пыталась поймать настроение.

На странице красовалось колесо обозрения.

Его кабинки были заменены на миниатюрные домики. Аккуратные, с покатыми крышами, окнами, за которыми мерцал свет. У них были даже небольшие печные трубы, из которых вот-вот потянется дымок. Казалось, колесо крутилось несмотря на то, что это был просто рисунок. Медленно, задумчиво, словно не ради развлечения, а для того, чтобы каждый мог задержаться внутри своего собственного островка уюта.

Мира долго рассматривала рисунок.

Он, конечно, не был точным воспроизведением её сна. В её видении домики были странными, чуть перекошенными, с лестницами, которые вели в никуда и кучей деталей, которые иногда исчезали или появлялись. Но именно потому, что в этом рисунке не было искажений мира снов, он выглядел настоящим.

Более мягким.

Более человечным.

— Красиво… — Наконец произнесла Мира, водя пальцем по краю страницы. — Даже слишком красиво.

— Я знала, что ты так скажешь, — Оля улыбнулась, довольная. — Значит, я почти попала.

Мира кивнула.

«Почти — это уже более, чем достаточно.» — Подумала Мира.

Девушки сделали ещё несколько снимков, не забыв и их маленький пикничок. Оля доверила Мире снять несколько фото своей яркой, жёлтой фигуры на фоне громоздкого здания городской Центральной библиотеки, и они удовлетворённо покатили дальше по маршруту.

Конечная точка предусмотрительно была выбрана недалеко от института, чтобы запечатлеть это массивное здание в наиболее подходящем для него окружении и сразу направиться домой, до которого что Оле, что Мире, отсюда было рукой подать.