Возражение отцу Александру Шмеману

ПРАВОСЛАВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ДНЯ.

"Скорбное послание" митрополита Филарета.
ВОЗРАЖЕНИЕ ОТЦУ АЛЕКСАНДРУ ШМЕМАНУ.

Автор: ОТЕЦ МИХАИЛ ЭЗКОУЛ.

В последние месяцы умножились усилия, особенно со стороны Американской митрополии и ее "богословов", по дискредитации Русской Зарубежной Церкви, которая открыто и бескомпромиссно выступила против православного отступничества в целом и недавней "автокефалии" митрополии в частности. Несправедливость этих нападок была замечена и теми, кто находится вне положения Русской Церкви, и указанием на признаки этого времени является наиболее полный ответ на самые серьезные из этих нападок, который пришел от священника Сирийской архиепископии.

Отец Михаил Эзкоул имеет Богословскую степень Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке и докторскую степень по древней и средневековой истории Мичиганского государственного университета. Он является редактором журнала The Logos, директором Института византийских исследований и автором статей по патристике в нескольких научных журналах. Рукоположенный в священники покойным архиепископом Антонием Баширом в 1958 году, он с тех пор занимал пастырские должности в нескольких приходах на Среднем Западе. Его статьи в журнале THE LOGOS и других православных периодических изданиях отличались прочной патристической основой и трезвой логикой; среди них было несколько статей в защиту Русской Зарубежной Церкви.

В мае этого года сам отец Михаил последовал примеру «Куда ведет истина» (см. его статью в журнале THE LOGOS за январь 1970 года), получив каноническое освобождение от Сирийской архиепископии и присоединившись к Русской Зарубежной Церкви. Этой осенью он будет преподавать в районе Сент-Луиса и организует там приход. Однако данная статья была написана, когда он еще был в Сирийской архиепископии, и поэтому она должна быть тем более голосом для тех, кто находится за пределами юрисдикции Русского Синода.

ПОСКОЛЬКУ ВЛИЯНИЕ Русского Синода все больше ощущается среди православных, критика в его адрес, похоже, также растет. Последнее вышло из-под пера выдающегося православного богослова, отца Александра Шмемана, декана Свято-Владимирской православной семинарии. Прошло более полугода с момента появления его полемической статьи в The Orthodox Church (ноябрь 1969 г.), официальном издании Русской митрополии, и на нее не было дано никакого ответа на английском языке. Ответ должен быть дан, поскольку замечания отца Шмемана несправедливы и направлены на сестринскую Церковь.

Прискорбно, что богослов с его репутацией решил критиковать Русской Синод, Высшее управление Русской Православной Церкви Заграницей, и что он решил использовать «Скорбное послание» митрополита Филарета, ее Первоиерарха, как повод для своей полемики. Однако мне интересно, имеет ли значение, что его немилосердный упрек появился накануне раскрытия информации о том, что Митрополия тайно вела переговоры с Московским Патриархатом об автокефалии. Мне интересно, имеет ли значение, что отец Александр никогда не отвечает на критику Уппсалы митрополитом Филаретом. Мне интересно, имеет ли значение, что обвинения против Синода, которые так часто выдвигались и опровергались ранее, навязчиво повторяются. Мне интересно, связаны ли эти три вопроса.

Более чем в трех тысячах слов отец Шмеман стремится прижать Российский Синод, возмутительного «овода», который надменно жужжит вокруг великого тела православного экуменизма. Действительно, с самого начала своей статьи автор предполагает, что его положение налагает на него ответственность за ликвидацию этой неприятности. Таким образом, он никогда не признает, что вызов Синода нынешнему курсу православного экуменизма – и его глупости – имеет какую-либо обоснованность, и позиция «другой стороны» никогда не приводится. Его целью, кажется, является не истина, а отрицание всякого противодействия тому религиозному идеалу, которому он и ему подобные посвятили себя.

Читателю не сообщается, что до недавнего времени каноничность Синода не подвергалась сомнению никем (кроме Москвы); что только во времена правления Василия III и Мелетия Метаксакиса Константинопольский Патриархат когда-либо сомневался в этом. И Василий, и Метаксакис поддерживали так называемое движение «Живой Церкви» в России, а последний, как и Афинагор I, был масоном. Более того, верно, что Его Высокопреосвященство Хризостом Пападопулос, архиепископ Афинский, был недоволен противодействием Русской Зарубежной Церкви новому календарю; однако он состоял в дружеской переписке с Синодом. Отец Шмеман даже не упоминает знаменитый Указ Патриарха Тихона 362, ни Правило 39 Пято-Шестого, ни Правило 34 Апостольское, которые давали Синоду право на существование; или Сремско-Карловецкий Конгресс, который дал ему форму.

Тем не менее, отец Шмеман отрицает каноничность Синода. Он ссылается на бегство русских епископов перед большевиками как на «покинувших свои епархии... и, следовательно, формально лишенных своих юрисдикционных прав, которые епископ может осуществлять только в пределах своей епархии, но, конечно, не на всей ее территории...». Он был бы прав, если бы при обычных обстоятельствах эти епископы «покинули» свои епархии; но, как мы уже говорили, каноническое право признает возможность епископов и церквей в изгнании1 – точно так же, как гражданское право признает правительства в изгнании. Он еще более несправедлив к Синоду, потому что знает, что епископы, покинувшие Россию, во многих случаях увозили с собой свою паству. Он также знает, что епископы часто изгонялись и невольно отрывались от своих епархий. И он неправ, когда говорит, что эти епископы обязательно могут считаться не имеющими «юрисдикционных прав» на те паствы, которые они оставили. Разве святитель Афанасий больше не был епископом Александрийским, потому что его пять раз изгоняли римские власти? Разве святитель Иоанн Златоуст больше не был патриархом Константинопольским, когда его отправил в ссылку Император? Разве святитель Мартин I больше не был патриархом Римским, когда его по приказу Императора Константа II привезли в Константинополь, а затем заключили в тюрьму в Херсонесе, где он впоследствии умер (653)? Другими словами, исторические и политические обстоятельства, как свидетельствуют Отцы и каноны, действительно изменяют обычное понимание тех отношений, которые обычно существуют между епископом и его епархией.
___
1. Глава «Святой Украинской Автокефальной Православной Церкви в изгнании» архиепископ Палладий является членом Постоянной конференции канонических епископов в Америке. Очевидно, Постоянная конференция признает «церкви в изгнании», вопреки мнению отца Шмемана.


В связи с этим же вопросом отец Александр утверждает, что Российский Синод был «оспорен и не признан другими российскими юрисдикциями, которые возникли из той же трагедии» (т. е. Коммунистической революции и ее последствий). Другие «юрисдикции», на которые он ссылается, — это парижские эмигранты под руководством митрополита Евлогия, Митрополия и, конечно, восстановленный Московский Патриархат. Оставив в стороне последнее на данный момент, за границей в конце концов только Синод возник из-за революции. Оба митрополита, Евлогий Парижский и Платон Североамериканский, изначально были членами Заграничного Синода; и фактически Митрополия была не более чем североамериканской администрацией Синода с 1921 по 1926 и с 1935 по 1946 годы. В 1927 году другие «юрисдикции» попытались подчиниться Москве, но, посчитав советские требования невыносимыми, Евлогий в 1930 году перешел под власть Константинопольского патриарха (после отстранения митрополитом Сергием), а Платон принял решение об автокефалии. В 1935 году сербский патриарх Варнава взялся за примирение русских церквей, и в Сербии состоялась конференция. Результатом стало то, что и Феофил (новый митрополит Северной Америки), и Евлогий поклялись в верности Русскому Зарубежному Синоду. Их соглашение было изложено в письменной форме и подписано. О воссоединении русских изгнанников объявил митрополит Феофил на Питтсбургском Соборе 1936 года1 и в 1937 году в Нью-Йорке. Вернувшись в Париж, Евлогий нарушил свое обещание, и одиннадцать лет спустя, на Кливлендском Соборе, митрополия последовала его примеру.

___
1. В 1936 году в Питтсбурге был созван Архиерейский Собор, на котором было объявлено: «С великой радостью, возлюбленные, сообщаем вам, что единогласно принимаем временный статус Русской Зарубежной Церкви. Все наши архипастыри во главе с нашим митрополитом (Феофилом) присоединяются к Архиерейскому Собору Русской Православной Церкви Заграницей, который является высшим церковным органом для всей нашей Русской Православной Церкви Заграницей, остающейся в то же время неотъемлемой частью Всероссийской Церкви» (Цит. по «Историческому пути Русской Православной Церкви в Америке», Новое Русское Слово, 7 февраля 1970 г.).


Поэтому Зарубежный Синод считает и парижских эмигрантов, и Митрополию «раскольниками». Многие гражданские суды США согласны с утверждениями Синода. Например, Мнение Высшего суда штата Калифорния в округе Лос-Анджелес (судья Джозеф В. Викерс) в 1949 году относительно Митрополии гласило: «В ноябре 1946 года на Всеамериканском Соборе, состоявшемся в Кливленде, была принята резолюция, которая подразумевала прекращение Временного соглашения 1935 года и разрыв всех отношений с Зарубежной Церковью. Результатом резолюции было объявление Североамериканского округа (Митрополии) автономным и подчиняющимся только таким отношениям, которые он мог установить с Патриархом Алексием и его Священным Синодом в Москве». В другом месте Мнения продолжается: «Если бы митрополит Феофил и Собор считали, что Патриарх Алексий и его Синод являются Высшим церковным управлением, у них не было бы выбора в этом вопросе, и они не признали бы, что до этого они не подчинялись ему или не пытались бы поставить какие-либо условия для признания его верховенства. Кроме того, Священный Синод Церкви за границей неоднократно заявлял, что каноническое Верховное управление в России не восстановлено. Поскольку из судебных прений, доказательств и признаний и утверждений всех сторон следует, что свободная церковная жизнь в России не восстановлена, суд должен постановить, что Церковь за границей по-прежнему является Высшим управлением в России». В Заключении Мнения Митрополия упоминается как «раскольническая и незаконная фракция или группа». Следовательно, Синоду была присуждена церковь Святого Преображения. Даже если бы мы решили не принимать это Мнение, по крайней мере, важно, что незаинтересованная третья сторона высказалась в пользу Российского Синода. Картина, которую рисует отец Шмеман, является несколько искаженой.

Если Синод «все еще является Верховным управлением России», то парижские эмигранты-евлогиане также являются «раскольнической и незаконной фракцией или группой». Конечно, Заграничный Синод никогда не признавал ни Сергия, ни Алексия законными преемниками Патриарха Тихона. Есть некоторые основания полагать, что она права, если эти люди являются марионетками советского правительства. Сергий действительно опубликовал соглашение 16 июля 1927 года, в котором он обещал быть верным советскому режиму как «на словах», так и «по доброй совести». То, что Алексий когда-либо отклонялся от этого обещания, не может быть доказано фактами. Он поддерживал коммунистическую политику почти в каждом случае, и есть некоторые основания полагать, что многие священнослужители Московского Патриархата являются агентами или, по крайней мере, избранниками коммунистического правительства. По словам митрополита Сан-Францисского архиепископа Иоанна (Шаховского), «Московский Патриархат не может свободно выражать голос Церкви Христовой» (см. Д. Григорьев, «Исторический фон православия в Америке», Saint Vladimir's Seminary Quarterly, т. V, 1-2 (1961), 44). При таких обстоятельствах отец Шмеман неправ, и только Синод может судить о «русской церковной проблеме», поскольку она является единственной свободной частью Матери-Церкви, в то время как другие «юрисдикции» являются диссидентами. Более того, похоже, что весь вопрос был вырван из их рук, поскольку Московский Патриархат официально намерен давать Святое Причастие римо-католикам.1 Его статус в Православии открыт для пересмотра.

___
1. Святые Отцы запрещают причащать инославных. «Поэтому будем всеми силами остерегаться, чтобы не принимать причастия от еретиков или не давать его им. Не давайте святыни псам, говорит Господь, и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы не стать нам участниками их бесчестия и осуждения. Ибо если истинно единение со Христом и друг с другом, то мы непременно добровольно соединяемся и со всеми, кто принимает участие с нами...» (св. Иоанн Дамаскин, De Fid. Orth., IV, 13)


Я не думаю, что сам отец Шмеман может сделать какой-либо другой вывод из фактов. Он учил нас в семинарии, что «взаимное общение» должно предполагать общую веру и жизнь. Если он все еще верит в то, чему учил нас, он должен далее признать, что «взаимное общение» без этого императива подразумевает экклезиологию, которой православные не могут придерживаться. Каковы же тогда последствия для Митрополии, которая стремится к автокефалии от Москвы? Но что важнее этого семилетнего обмана, следует ли отрицать, что в основе его лежит «дух времени»? Разве экуменизм не является порождением духа времени? Разве не пагубное влияние экуменизма на Православие сблизило Москву и Митрополию и отдалило от Русского Зарубежного Синода? Разве это не настолько ослабило совесть православных, что «прощение» стало предлогом для игнорирования христианских доктрин, канонов и моральных предписаний?

Я думаю, отец Шмеман осознает роль экуменизма в новом соглашении между Митрополией и Москвой. Он знает и негодует на упрекающую критику Синода этого «соглашения». Например, разве «секретная встреча» между Митрополией и Москвой в Женеве не проходила под эгидой ВСЦ? Разве представители ВСЦ не присутствовали на недавней встрече в Нью-Йорке? Из этого следует, что его защита экуменического движения должна была включать роспуск синодальной оппозиции к нему. Более того, он должен был предвидеть те серьезные и неловкие вопросы, которые зададут люди Митрополии, услышав, что Москва предоставит автокефалию — почему после стольких лет Московский Патриархат внезапно стал приемлемым для нас? Как мы можем верить, что он теперь может действовать независимо от своих коммунистических хозяев? Почему мы не получили автокефалию в 1946 году? Что мы отдали, чтобы получить ее? Тогда люди могут начать верить, что ответы на эти вопросы как-то связаны с изменением настроения обеих иерархий. Они могут подумать, что экуменическое движение и ВСЦ, вовлечённые в это, могут быть переоценены, что Синод может быть прав во всём, что 1946 год был ошибкой.1 Два прихода Митрополии уже вернулись в Синод, а другие грозятся сделать то же самое.

___
1. Не подлежит сомнению, что Митрополия была частью Русского Зарубежного Синода, но отделилась от него в 1946 году. Кливлендский Собор, пишет Димитрий Григорьев, «провозгласил выход Американской Митрополии из состава Русского Зарубежного Синода. С тех пор Синодальная группа снова стала отчетливо отделенной церковной организацией в Америке» («Исторический фон Православия в Америке». Saint Vladimir's Seminary Quarterly, Ibid., p. 41. Г-н Григорьев не приводит никаких причин для «выхода».


Поэтому отец Александр должен защищать экуменизм и дискредитировать Синод. Первым шагом должна стать минимизация его претензий на неповрежденное Православие, на Отцов, Библию и, в особенности, на каноны. Как ни странно, в его статье явно отсутствуют ссылки на эти источники, за исключением одной одинокой цитаты из Нового Завета (1 Иоанна 2:18). Он даже не удосуживается привести современные авторитеты в поддержку своих аргументов. Странно также, что он намеренно избегает упоминания о том, что отношение Синода к экуменизму как таковому никогда не было закрытым, например, его представители присутствовали на заседании «Вера и устройство» 1937 года. Он отвергает только ересь, которой стал экуменизм. Хотя он намекает на тот факт, что «Скорбное послание» митрополита Филарета допускает условия, при которых возможно участие в этом движении, в его статье нигде не обсуждаются ни эти условия, ни аргументы Синода против участия без этих условий. На самом деле, он не решается признать что-либо без оговорок – «он может быть прав или неправ, но...». Всякий раз, когда вопрос становится щекотливым и кажется, что ему, возможно, придется сдать пункт Синоду, он поспешно отступает к удобному церковному клише: «это должна решать вся Церковь». На протяжении всей его атаки на Синод и Послание митрополита Филарета поражает явная предвзятость отца Шмемана.

Тем не менее, отец Александр вынужден признать, что следует различать «хороший» и «плохой экуменизм». Но он не дает определения ни тому, ни другому. Он не делает этого, потому что не может. Он уже утверждал, что «нет консенсуса по экуменизму». Противоречие вопиющее: если нет вообще консенсуса, то он не может отличить «хороший» и «плохой экуменизм». Отсутствие консенсуса означает отсутствие критерия. Опять же, если нет никакого консенсуса, то нет и консенсуса по экуменизму. Зачем же мы тогда вступили в ВСЦ? На каком основании? Зачем ругать митрополита Филарета, как будто его оппозиция экуменизму была неправильной?

В любом случае, консенсус существует, и митрополит его использует. Можно утверждать, что формального пространственного консенсуса нет, но есть доступный временной консенсус, суд истории. Слова святого Викентия Леринского должны быть поучительны:

«В самой же вселенской Церкви всеми мерами надобно держаться того, во что верили повсюду, во что верили всегда, во что верили все… Мы будем, наконец, верны, только если будем следовать всеобщности, древности, согласию. Следовать всеобщности значит признавать истинной только ту веру, которую исповедует вся Церковь на всем земном шаре. Следовать древности значит ни в коем случае не отступать от того учения, которого несомненно держались наши святые отцы и предки. Следовать, наконец, согласию – значит в самой древности принимать только те вероопределения и изъяснения, которых держались все, или, по крайней мере, почти все пастыри и учители. … Как, поэтому, поступил бы теперь православный христианин, если бы какая-нибудь частичка Церкви отделилась от общения вселенской веры? Не иначе, конечно, как предпочтя здравость всеобщего тела вредоносной зараженной части. А если новая какая-нибудь зараза покусится запятнать не частичку уже только, но всю одновременно Церковь? Тогда, значит, надобно пристать к древности, которая, разумеется, не может уже быть обольщена никаким коварством новизны. А если в самой древности окажется заблуждение, которого держались два-три человека, пожалуй – целый город, или даже какая-нибудь целая область? Тогда, без сомнения, следует упорству или безрассудству немногих предпочесть те определения, которые в древности постановлены были всей Церковью с общим согласием… А если в будущем встретится какой-нибудь такого рода вопрос, что в древности нельзя найти на него решения, постановленного по общему согласию? Тогда надобно постараться разобрать и сличить мнения Отцов… И если окажется, что не один, или двое только, но все вместе единогласно что-либо такое содержали, писали, преподавали, открыто, часто, неизменно, то следует принять, что и мы так же должны в это веровать без всякого сомнения» (Commonitorium II: 3–III: 4).

Итак, существует консенсус, который следует предпочесть пространственному консенсусу: консенсус времени. На его весах экуменизм стоит в историческом суде, суде, который демонстрирует Послание митрополита Филарета. Он апеллирует к православному епископату, «прекрасно знающему» консенсус исторического Православия.

Но предположим на мгновение, что созван Православный Собор, чтобы определить отношение Церкви к экуменизму. Каким будет его критерий в оценке этого движения? Разве это не будет свидетельство Священного Писания, Святых Соборов и Отцов и, конечно, недавних заявлений наших представителей в Ламбете, Амстердаме, Эванстоне и т. д.? Если нет, то по какому стандарту суждения? Будет ли он внецерковным? По какому принципу будет выбран этот внецерковный стандарт или критерий? По другому принципу, который сам по себе внеправославен? Если новый Собор найдет новые стандарты, то он должен либо принять теологический и/или культурный релятивизм, либо исповедовать новое Откровение от Бога. В любом случае он сделает свои решения относительными, открытыми для постоянного пересмотра и, следовательно, дискредитирует себя и вечные истины Христовы. Затем он также внесет ужасающее множество новых проблем, таких как демонстрация своих причин для релятивизации нашего прошлого и, в то же время, оправдание истины, необходимости и применимости новых теологических критериев и категорий.

С другой стороны, если Собор примет наше Православное наследие с честью, доверием и послушанием, его выводы не могут быть ничем иным, кроме того, что уже было провозглашено Русским Синодом. Таким образом, протестанты и паписты являются еретиками, потому что, используя слова святителя Василия Великого, их различие (he diaphora) с нами напрямую относится к «вере в самого Бога» (peri tes autes tes eis Theon pisteous. Канон I). Отец Александр, несомненно, знает о бесчисленных Соборных решениях и патриарших посланиях (например, Три ответа Иеремии II, Confessio Dosithei, Окружное послание Восточных Патриархов (1848), Константинопольский Собор (1872) и т. д.), которые побуждали инославных вступать в Православную Церковь, «Ковчег Спасения» (Святейший Русский Синод, 1904). Действительно, наше отношение ко всем еретикам во все времена было ясно обозначено Священным Писанием (Еф. 4:14, 2 Тим. 2:15-18, Тит. 2:9-10, Гал. 1:8-9 и Евр. 13:9); канонами (Апостольские правила 10, 11, 45, 65; св. Тимофей Александрийский, правило 9 и т. д.); и писания Отцов, таких как Св. Ириней, Adversus H;resus; Св. Киприан Карфагенский, De Unitate Catholic; Ecclesi;; Св. Афанасий, Orationes contra Arianos и т. д. Другими словами, консенсус во времени определил и должен определить консенсус в пространстве, если Православие должно оставаться верным своему духовному и доктринальному наследию. Существует суд над нынешним экуменизмом, и «призыв» митрополита Филарета к своим епископским братиям — это не более чем призыв подтвердить, формально и публично, их послушание этому суду.

Требование этого «суда», утверждает митрополит, заключается в том, что экуменическое движение, как оно есть, должно быть осуждено. Конечно, существует «хороший экуменизм», то есть противопоставление инославным Апостольской традиции, чтобы объяснить и защитить ее. Хотя мы можем собираться с неправославными для этой цели, ни общая молитва или поклонение, ни духовная близость невозможны. С другой стороны, «плохой экуменизм» — это участие в этом движении с малым или полным отсутствием уважения к предписаниям православной жизни, закона и учения. Поэтому мы можем участвовать в этом движении только на основе того, что наше присутствие будет пониматься как свидетельство, миссия, а не как диалог между равными. Однако ВСЦ и НСС, все «экуменическое движение» стало чем-то несовместимым с православной экклезиологией. Например, ВСЦ постепенно секуляризуется, т. е. предлагает человечеству «социальное Евангелие» вместо спасения в Иисусе Христе. В своем поведении, высказываниях и литургиях ВСЦ ясно указывает на то, что он перешел от начальной стадии определения или «формы» к нынешней стадии «функции».

В качестве примера этого утверждения можно привести Экуменическую службу At-One-Ment, состоявшуюся в Первой объединенной пресвитерианской церкви в Талсе, штат Оклахома (26 января 1969 г.). Литургия начинается с органной прелюдии, затем следует Призыв к богослужению, Процессиональный гимн, Инвокация, Гимн, Офферторий и Славословие. Вся служба протестантская по структуре и межконфессиональная по духу. Создается четкое впечатление, что все «церкви», входящие в ВСЦ, составляют Церковь. Таким образом, «Лидер», как его называют, зачитывает список имен — некоторые из них являются православными отцами, исповедниками и мучениками — но затем следуют такие «экуменические святые», как Данте, Микеланджело, Бах, Мартин Лютер, Жан Кальвин, Фома Аквинский, Кранмер, Джон Нокс, Мильтон, Фокс, Уэсли, Вальтер Раухенбах, Альберт Швейцер, Кагава, Иоанн XXIII, Мартин Лютер Кинг, Юджин Карсон Блейк, Джулиан Бонд, Карл Барт, Харви Кокс, Ганди и т. д. Затем следуют слова ответа Народа: «Реформируй свою Церковь, Отец, и дай ей мужество быть, следовать за тобой и исполнять твое слово». «Пусть она прекратит свои попытки доминировать над людьми». «Пусть она больше не будет предъявлять требований и претендовать на привилегии, а только попытается внести свой вклад в счастье людей». «Пусть она не отталкивает и не исключает никого словами, которые она использует, или идеями, которые у нее есть, но будет открыта для всех, кто стремится жить счастливой и творческой жизнью...». После еще нескольких подобных стихов Лидер и Народ вместе провозглашают: «Я видел град Божий, новый святой Иерусалим...». Затем проповедь М. М. Томаса, гимн, заключительный гимн, благословение, молитва-рецессия и органная постлюдия «Построенная на камне, стоит Церковь».

Как любит говорить отец Шмеман, lex orandi, lex credendi «закон поклонения или молитвы есть закон веры»; или, по-другому, поклонение есть «богоявление» веры. Если он прав, то экуменическое служение Единения, в котором участвовали православные, есть lex orandi экуменического lex credendi. Следовательно, его утверждение о том, что «единство «экуменизма» — миф, делающий невозможным использование для него термина «ересь»» — бессмыслица. Отсутствие «единства» ничего не доказывает. Ни «единство», ни «разобщенность» секты не имеют ничего общего с ее гетеродоксальностью. Ни древние гностики, ни современные протестанты не были едины, как и древние несториане или (до этого десятилетия) папизм не были без единства. Более того, отсутствие «единства» в экуменизме может быть самой природой ереси. (Мы должны подождать и посмотреть, станет ли это чем-то иным, чем попурри из конфессий.) Экуменизм сейчас напоминает масонство: общее божество, общая мораль и поклонение, особые теологические убеждения каждого члена предоставлены самому себе. Результатом, конечно, является религиозный субъективизм.

Экуменизм, однако, имеет различимую субстанцию – это сотериологическая ересь, которая является одновременно контекстом и вершиной всех тех ересей, которые ей предшествовали. Триадологическая, христологическая, мариологическая, космологическая, экклезиологическая и антропологическая ереси каждая в свою очередь выдвигались, чтобы соблазнить Церковь, и потерпели неудачу. Теперь, однако, они перегруппированы и объединены, ведомые в своем нападении экуменизмом, религиозным потомком долгого западного эпистемологического кошмара. К аналогичному выводу приходит архиепископ Монреальский и Канадский Виталий:

«Экуменизм есть ересь ересей, потому что до сего времени каждая отдельная ересь в истории Церкви стремилась сама стать на место истинной Церкви, а экуменическое движение, объединив все ереси, приглашает их всех вместе почитать себя единой истинной Церковью. Тут древнее арианство, монофизитство, монофелитство, иконоборчество, пелагианство, и просто всевозможные изуверства под совершенно другими названиями современных сект объединились и идут приступом на Церковь. Это явление безусловно апокалиптического характера...» («Экуменизм», Православное Слово, июль-август 1969 г., стр. 155.)

Поскольку экуменизм является всеобъемлющим извращением Христианского учения, он бьет в самое сердце христианской икономии: спасение; и поскольку он является антитипом Кафолической Церкви, он иронически связывает «спасение» и «Церковь». Но это «спасение» и «Церковь» без Истины. Конечно, это отрицает Православие и само себя в обладании Божественной и спасительной Истиной. Сказать, как было сказано, «Искать Истину, которую мы не знали...» (Invoc.. Prayer, Uppsala, 1968) — значит утверждать веру, совершенно чуждую православному опыту. Это равносильно отрицанию Церкви Ее обожествляющей силы. Это предлагает эволюционную, виталистическую и утопическую экклезиологию, отменяет суть Церкви и готовит «Церковь» к ее мирским поискам.

Однако отец Шмеман отказывается называть экуменизм ересью, а тех «православных», которые стали органической частью ВСЦ, отступниками. Он довольствуется осуждением митрополита Филарета и Синода за то, что они называют архиепископа Иакова и патриарха Афинагора псевдоепископами. Он утверждает, что митрополит Филарет «предвзято» их осудил и, следовательно, характеризует свое Послание как «лицемерное». Зачем, спрашивает отец, призывать к суду над этими людьми, когда вы уже осудили их? «Сама цель апелляции — именно призвать братиев-епископов судить и оценивать действия другого епископа», — заявляет он. Но митрополит нигде в своем Послании не говорит, что он ищет голоса от своих «братиев-епископов», а только согласия с православной традицией. Его «апелляция», таким образом, не является подведением итогов перед жюри; это призыв к послушанию. Митрополит Филарет хочет согласия с общим консенсусом, а не своих личных интуиций. Любой, кто учит, как это делает Вселенский Патриарх, что Церковь должна быть «возрождена» (Рождественское послание, 1967) или поддерживает теорию крипто-ветвей Церкви, такую как та, которую выдвинул архиепископ Иаков (The Orthodox Observer, апрель, 1961), подлежит осуждению. Митрополит Филарет их не осуждает.

Тем не менее, отец Александр признает только то, что эти люди «вызвали серьезные споры» в Церкви. Ценность их мнений (и мнения митрополита Филарета) должна дождаться соборного решения, на котором, как он говорит, настаивает митрополит, в то же время «предрешая» вопрос. Опять же, отец Шмеман ошибается, поскольку он не принимает во внимание явное учение Церкви о том, что Собор не нужен, когда епископ «публично проповедует ересь и открыто учит ей в Церкви». И, конечно, те, кто от него отрекаются или разрывают с ним отношения до синодального разъяснения, «не подлежат каноническому наказанию» и «не раздробили единства Церкви расколом, но от расколов и разделений усердно старались избавить ее» (Константинопольский Собор 861 г., правило XV). То, что одобряется и санкционируется этим правилом, — это немедленное согласие с мирским консенсусом и отделение от «лжеепископа». Митрополит Филарет явно действовал в духе этого правила.

Но кого отец Шмеман обвиняет в «расколе»? – Синод. Как странно, что Церковь, «верность учению Православной Церкви... Апостольское преемство... благочестие духовенства или мирян», которых нельзя отрицать, как писал профессор Св.-Владимирский Боголепов в своей книге «К Американской Православной Церкви» (Нью-Йорк, 1963), должны подвергнуться остракизму со стороны православных ради экуменизма и еретиков. И разве не любопытно, что те «православные», которые открыто и нагло нарушают каноны, отстаивают «теорию ветвей» или какую-то ее форму, которые предлагают Святое Причастие неправославным, почитаются как великие христиане и добрые сыны Церкви? Теперь отец Александр, не без ведома верности Синода Православию, ловко пытается обойти настоящую проблему. Он не утверждает, что Синод был объявлен «раскольническим» и, следовательно, неканоническим, но что он «по своей воле» вышел из Вселенской Церкви — я предполагаю, что он имеет в виду Православную Церковь. Затем он сравнивает Синод с донатистами 4-го века, аналогия, которая неприменима. Донатисты были фактически еретиками, потому что они отошли от традиционной сакраментологии Церкви и идентифицировали себя как Кафолическую Церковь. Блаженный Августин сделал то же самое замечание и опроверг их в одиннадцати различных трактатах.

Еще одним указанием на «раскольнический менталитет» Синода, по словам отца Шмемана, является презумпция, с которой она «перекрещивает» еретиков, приходящих в Православие. Он говорит, что «руководители «Русской Зарубежной Церкви» прекрасно знают, что Русская Церковь, чью традицию они, как они утверждают, поддерживают, за последние триста лет не перекрещивала инославных, чье крещение во имя Святой Троицы она могла бы подтвердить...». Его утверждение вводит в заблуждение по многим причинам: (1) то, что Синод может «перекрещивать» обращенных христиан, допустимо, поскольку, как отец «прекрасно знает, инославные не имеют «крещения». Так, святой Кирилл Иерусалимский писал: «Никто, кроме еретиков, не перекрещивается, потому что их прежнее «крещение» не было крещением» (Прокат., 7); и (2) то, что «Русская Церковь» не «перекрещивала» инославных за триста лет, не имеет значения. Православная Церковь России «перекрещивала» еретиков в прошлом — канонический и Богословский прецедент существует; (3) то, что «Русская Церковь» принимала еретиков без погружения, не то же самое, что принимать их без крещения, ибо, как отец Александр «прекрасно знает, весь обряд посвящения, сакраментальный обряд включения в Церковь — крещение — включает не только освященную воду, но также миро и Святое Причастие; (4) Православная Церковь применяла принципы канонической акривии (строгости) и икономии (уступки) в соответствии со своими потребностями. Эти принципы не всегда применялись единообразно; таким образом, Православная Церковь Греции может использовать один, в то время как Православная Церковь России использует другой. Во времена наибольшей опасности Церкви неизменно обращаются к акривии, как это сделали Вселенские Патриархи Кирилл V и Паисий II перед лицом иезуитской угрозы XVIII века. Синод рассматривает экуменизм как угрозу; поэтому некоторые из ее священнослужителей следуют традиционной практике Церкви, «перекрещивая» обращенных христиан; и (5) отец Александр говорит о «Русской Церкви» так, как будто она не является членом Вселенской Церкви, как будто «традиция» «Русской Церкви» отличается от Апостольской Традиции, которая управляет всеми Православными Церквями. Верно, что Традиция имеет обстоятельное применение, но «традиция» «Русской Церкви» остается Традицией Вселенской Церкви. Следовательно, даже если Русская Церковь в течение примерно 300 лет не имела местного прецедента «перекрещения», Синод мог бы апеллировать к Церкви в целом.

Игнорируя такие факты, отец Шмеман на протяжении всей своей полемики с митрополитом Филаретом продолжает искажать позицию Синода. Эти искажения часто возникают из-за его собственной двойственности и неуверенности. Таким образом, статья отца Александра колеблется между тем, является ли Синод изначально неканоничным или неканоничным в силу его мнимого выхода из общения с вселенским православным епископатом. Он, возможно, на самом деле не знает, что изначально каноничность Синода была принята практически всеми другими Православными Церквями. Даже архиепископ Иаков не подвергал это сомнению до Открытого письма митрополита Филарета к нему в 1968 году. С самого начала Синод был приглашен стать членом Постоянной конференции канонических православных епископов в Америке. Только когда аналогичное приглашение было направлено Московскому экзарху, она отказалась присоединиться. «Мы никогда и нигде не сядем с ними за один стол», — пишет протоиерей Георгий Граббе, «но этим наше духовное общение со Вселенской Церковью не прерывается».1

___
1. «Ответ архиепископу Иоанну и отцу Иосифу Пиштею», Православная жизнь, I (1970), 29.


Очевидно, отец Граббе прав, потому что, несмотря на окончательное признание Московского Патриархата после 1927 года другими Православными Церквями и запрет, который он наложил на Синод, последний остался в составе Вселенской Церкви. Например, на Ближнем Востоке синодальные священники служили в греческих церквях и наоборот. В 1955 году Его Блаженство Христофор, Папа и Патриарх Александрийский, просил, чтобы покойный митрополит Анастасий принял участие в хиротонии епископа для его юрисдикции. В 1968 году митрополит Латакийский Игнатий (Антиохийский) принял участие в хиротонии епископа Никандра в качестве викарного епископа Сан-Паулу, Бразилия. В другом месте греческий епископ Дионисий Новозеландский сотрудничал в чине, которым митрополит Филарет был назначен епископом Брисбенским (1964). В Соединенных Штатах архиепископ Нью-Йоркский Виталий (Максименко) помогал в возвышении покойного сирийского митрополита Антония Башира (1936) по просьбе Патриарха Антиохийского. После смерти митрополита Анастасия Патриарх Афинагор направил народу Синода телеграмму с соболезнованиями, а архиепископ Иаков пропел Трисвятое над останками покойного митрополита.

Теперь, с распространением экумении и громким противодействием ей митрополита Филарета, Синод рассматривается как «раскольнический» и «неканонический». Верно, что он «добровольно» разорвал общение с некоторыми Православными Церквями, но также не будет неточным сказать, что Синод был изолирован. Поэтому идея о том, что Синод «по собственной воле» ушел в раскол, ложна. Скорее следует сказать, что он последовал библейскому предписанию – Завещеваем же вам, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас (2Фес.3:6). Синод «отступил» от отступничества – или отделился от него. Но отец Шмеман истолковывает это «отделение» как раскол Русского Синода и поэтому спрашивает: «Можно спросить, каким «братиям», каким «предстоятелям» адресовано «Скорбное послание»? Поскольку Синод считает, что все остальные православные епископы находятся в расколе и ереси — в результате их экуменизма — и, следовательно, больше не являются православными, больше не являются членами Церкви, больше не являются епископами, «обращение» к православному епископату как к «братиям» является, мягко говоря, нелогичным и бессмысленным. Нельзя притворяться, что соблюдаешь каноны, и в то же время отказывать в канонической защите тем, кого она уже осудила». Затем он перечисляет четыре шага, посредством которых «церковь» впадает в «раскол» и, в конечном итоге, в «ересь» через отрицание «действия Святого Духа» в теле, от которого она отделилась. Здесь предполагается, что Синод впал или впадет в ересь, если откажется отказаться от своего нынешнего курса.

Теология отца Александра здесь слаба. Во-первых, то, что некоторые православные епископы поддались ереси экуменизма, что многие нарушили каноны, не является синодальным расколом. Опять же, то, что некоторые православные епископы отступили или ушли в раскол, не является вердиктом Синода, а Апостольского Предания. И не Синод отказывает этим епископам в «канонической защите», а сами каноны. Более того, отец Александр не различает «ересь» — теологическое отступление от Веры — и «раскол» — административный разрыв. Хотя еретики не являются членами Церкви, раскольники сохраняют свое членство (I Конст., Канон 6). Таким образом, нарушение канонического права, которое в некоторых случаях может привести к расколу, не обязательно подразумевает отступничество. Нарушение канонического права может быть нечестивым, но само по себе это не ересь. Насколько мне известно, Синод обвинил только нескольких «православных» экуменистов в ереси, других — в расколе; он остается в общении с рядом Православных Церквей и рассматривается как маяк Православия Катакомбной Церковью России, монахами Афона и греческими старостильниками. Поэтому можно сказать, что, несмотря на «экуменизм» православного епископата в целом, его отдельные члены находятся в Православной Церкви, то есть до тех пор, пока эти экуменисты сознательно не отвергают учения Церкви и не принимают экуменическую экклезиологию и сотериологию. Поскольку большинство наших епископов заблуждаются, а не являются еретиками, то, как представляется, «Скорбное послание» митрополита Филарета логично, содержательно и актуально.

Поэтому мы предлагаем провести серьезную переоценку Русского Синода и нашего участия в так называемом «экуменическом движении». Всем должно быть ясно, что единственным результатом нашего нынешнего взаимодействия с инославными является возмущением для тех, кто желает, чтобы их Православие было нетронутым, дальнейшее замешательство для слабых православных, большее утешение для равнодушных и продолжающийся компромисс со стороны «либерального менталитета», чью экуменическую позицию пытается оправдать непрерывный поток уродливой полемики против Синода. Несмотря на все свои грехи, Синод прав. Отец Шмеман не может поколебать этот факт, ложно обвиняя Синод в «добавлении новых разделений в нашу Церковь, в создании атмосферы подозрительности и, в конечном счете, раскола». Такие проклятия было бы более продуктивно направить на Афинагора Константинопольского, Иакова, Афинагора Лондонского, Никодима Ленинградско-Новгородского, Иоанна Шаховского из митрополии и т. д. Нет никаких оправданий для диатрибы отца Александра против Русской Православной Церкви Заграницей, за исключением того, что ее смелое свидетельство Православия является постоянным упреком тем, кто стремится пересмотреть «веру, некогда преданную святым».

Аналогичным образом, было бы целесообразно не обвинять Синод в отрицании «канонов и процедур, юрисдикционных прав и надлежащей правовой процедуры». Какова бы ни была обеспокоенность экуменистов такими вещами, их собственные действия доказывают, что они используют их произвольно, избирательно и когда это им удобно. Опять же, отец Александр утверждает, что Синод ведет себя так, как будто существует консенсус против экуменизма, когда на самом деле, как он говорит, его нет. Но экуменисты действуют так, как будто бы существует консенсус по поводу экуменизма – и ведут себя так, как будто канонов не существует. Он утверждает, что Синод осуждает таких иерархов, как Иаков и «Вселенский Патриарх» без «надлежащей правовой процедуры», но он и другие антисинодалы объявили Синод раскольническим – фактически еретическим – без «надлежащей правовой процедуры». Он говорит, что Синод совершает набеги на другие юрисдикции, воруя их священников, когда отец Александр «прекрасно знает», что она обязана принимать тех, кто бежит от апостасии; и он должен знать, что Синод в противном случае никогда не принимает других священнослужителей без официального и канонического освобождения. Он упоминает нерегулярное поведение и отношение Синода к другим православным юрисдикциям, но он не произносит ни слова о членах Постоянной конференции православных епископов, которые не признают «каноничность» друг друга. Ему нравится думать о Синоде как о возмутителе спокойствия, но он упускает из виду «возмутителей спокойствия», которые подрывают всю епископскую структуру Православной Церкви своим презрением к каноническому праву и духовной жизни.

Можно вполне назвать иронией то, что Церковь, которая дала миру таких людей, как архиепископ Леонтий Женевский, архиепископ Иоанн (Максимович), архиепископ Тихон Сан-Францисский, митрополит Анастасий — все они почили с Божественным благоуханием — Церковь, которая имеет бесчисленные монашеские центры, которая издает такие журналы, как Orthodox Life, The Orthodox Word, La foi transmise и т. д., которая перевела бесчисленное количество литургических, аскетических и святоотеческих трудов на разные языки, которая организовала миссии в Америке и за рубежом и которая претерпела гонения и клевету ради нашей Святой Веры, должна быть заклеймена своими собственными братиями как «неканоническая», «раскольническая», «возмутительница спокойствия». Нет никаких объяснений, кроме диавола, действующего через этот век. Писание справедливо сказало, что в безбожные времена, в последние дни, «праведность» будет называться «неправедностью», «свет тьмой», «истина ложью» и «добро злом»...