Случай в клубе

   Я работал в Куркинском клубе киномехаником!
   Конечно, я был только помощником киномеханика, так было написано и в новеньком удостоверении, но, на самом деле понимал, что основная работа и по продаже билетов, и по подготовке и проведению самого киносеанса лежит на мне, и был ужасно горд этим…
    Гена, мой начальник, изредка появлялся, либо начинал сеанс вместе со мной, потом исчезая куда-то, всецело «полагаясь на мою ответственность», либо вообще просил меня отработать за него, чтобы потом «отдать мне день», короче – исчезал «по личным вопросам».
   Сеансы в клубе давали всего три раза в неделю: во вторник, пятницу – вечером, а в воскресенье – два: один детский, второй- взрослый.
   Я приезжал на автобусе примерно за час до начала сеанса, открывал клуб, затем
 место хранилища фильмов, куда еще утром   машина привозила тяжелые железные банки, втаскивал их по лестнице на второй этаж в киноаппаратную, перематывал части фильма, если это было нужно, проверял технику, раскладывал по порядку коробки и шел вниз продавать билеты.
    Сначала местная загорелая деревенская шпана не очень уважала меня – хилого тощего мальчика, но со временем у меня появился некоторый авторитет, и ребята иногда даже сами вызывались помогать мне принести банки или посидеть на контроле.
   Зная все местные нравы, они моментально определяли потенциальных безбилетников и на весь зал галдели:
 - Васек, а Васек, ты чо, седни со своей, опять без билета, а ну, Саньку-то плати-и-и-и, а то ему зряплату не дадут, ха-ха-ха…
   Смущенные «Васьки», тайно проникшие в зал, сразу платили и долго извинялись.
  Потом мы, если и не дружили, то очень приятно общались несколько лет, и даже организовали свой эстрадный ансамбль при клубе.
    И вот билеты проданы, зал замер в ожидании начала, я бегом взлетаю по лестнице, открываю киноаппаратную и начинаю любимый свой «Фан Фан-Тюльпан» или какой-нибудь фильм с участием умопомрачительного Луи дэ Фюнеса…
       Стрекочет аппарат, но он зрителям почти не слышен, а у меня здесь наверху, звуки совершенно определенные: постукивают верхняя и нижняя бобины, шуршит пленка, параллельно идет зарядка второго «поста», с которого скоро надо будет продолжить показ, потому что «часть» длиною в триста метров идет всего около 10 минут.
   Кстати, надо еще успеть перемотать предыдущую, да еще и посмотреть, как там с резкостью на экране, не слаб или не ужасающе громок звук в зале, не пришли ли опоздавшие и не проникли ли безбилетники, и надо не раз в первые полчаса спустится в зал, быстро оббежав клуб, чтобы вернуться вовремя назад…
    Слух киномеханика – совершенный прибор, распознающий по высоте звука скорость смотки пленки, и точно определяющий, сколько осталось времени до перезарядки или до старта следующей части. Кроме этого, внутри аппарата горят лампы, простые или ксеноновые, которые также издают звуки. Эти звуки говорят механику, сколько примерно еще проживёт лампа, не погаснет ли она во время сеанса, не будет ли нештатной остановки. Да, много еще чего интересного можно услышать в аппаратной, прогнозируя, что произойдет или не произойдет в следующий момент. Например, даже включая рубильник на слух можно определить, какое напряжение сегодня подали в  наш деревенский клуб.
  И вот однажды ко мне на киносеанс собрались в гости приехать Коша и Геша.  Я обещал им показать свое рабочее место, посмотреть кино и даже выпить пива по этому случаю. В местном магазине мне как «своему», несмотря на неполные 16 лет, продавали все, что попрошу - ведь все ходили в наш клуб смотреть кино. И вот в воскресенье, приехав пораньше, я закупил 5 бутылок жигулевского пива в надежде хорошо встретить друзей, чтобы все было как у взрослых, когда они отмечают какие-то свои даты или праздники.
  Я еле  дотащил  тяжелую сумку  от магазина, но  друзья в этот день приехать не смогли, и я « с горя» выпил одну бутылку пива, во вторник  выпил вторую, в пятницу – третью, а в следующее воскресенье, когда они  опять не появились, за полчаса до окончания вечернего сеанса я вскрыл четвертую бутылку и понял, что неделя прошла и пиво уже забродило…Но отказываться мне не хотелось, и не потому, что я за эти дни смог стать законченным алкоголиком, а потому что стало жалко денег, потраченных на неудавшееся торжество.
    Открытое пиво быстро выползало из бутылки, пенясь и шипя, разливаясь везде и всюду. Не менее половины бутылки оказалось на полу и перемоточная, где я, на счастье, догадался оказаться вместе с ней, заполнилась кислыми винными парами.
   Я выпил. Кислый привкус пополам с портвейном, который мне пришлось недавно попробовать в одной из компаний, дал мне понять, что пиво действительно пропало, но отступать не хотелось.
   - Идет последняя часть фильма и скоро все зрители уйдут, да и что мне будет с двух бутылок пива, минут двадцать и все пройдет, - подумал я.
   Я не пил никогда еще по две бутылки сразу, но посчитав себя взрослым, решил, что справлюсь и не опьянею.
   Да и потом, разве не хочется испытать себя в том, чего никогда не делал или делаешь в первый раз?
    И напрасно.
    Кончился сеанс и я, вполне еще трезвый, спустился вниз, чтобы закрыть двери зала и клуба. Последние зрители выходили оттуда и никто, казалось, ничего не замечал в моей слегка изменившейся походке. Только мне сразу стало как-то жарко.
    Теперь предстояло вернуться назад, поднявшись вверх по лестнице, перемотать последнюю часть фильма, упаковать коробки в ЯУФы, отнести их вниз на склад и сесть в последний   рейсовый автобус, отправлявшийся в 21.20.
На моих часах виднелось 21.00.
Мне показалось, что и на улице тоже очень жарко и я не пошел, а побежал вокруг клуба, чтобы проветриться. Забегая на лестницу, не успел схватиться за поручень, как меня повело и я чуть не упал. Но удержался.
Наткнувшись взглядом на одинокую оставшуюся бутылку, решил открыть и ее. И ведь всё равно она пропадет до вторника, да и ребятам одна бутылка ни к чему…
   Железная блестящая пробка, несущая дату изготовления, была плотно прихвачена пассатижами. Это и спасло, наверное, мой глаз. Выбив пассатижи из моих рук, пробка устремилась ввысь, а пиво вылилось прямо на меня.  Я не сдавался.
- Все равно, допью! - гаденько пронеслось в хмельной уже голове. Давясь последними глотками, я вышел на крыльцо своего второго этажа. Места тут было мало, метр на полтора перед дверью аппаратной, только чтобы самому стоять да банки с пленкой поставить. Было ужасающе жарко, нечем было дышать.
   Сколько я так простоял, обнимая поручни, не помню. Разбудил меня звук отъезжающего автобуса. Опоздал!
 Значит, придется идти пешком около четырех километров. На велосипеде это заняло бы чуть больше 15 минут, но домой всё равно надо возвращаться, мама ждет.
  Собрав коробки с пленкой, я еле дотащил их до склада. Я слышал, что пьяных выворачивает, если им плохо, но мне было только очень душно и жарко, да еще мое тело совершенно меня не слушалось.
    Было ощущение, будто на тебя надели сразу две или три зимних телогрейки или даже тулупа и от этого идти по дороге очень неудобно, жарко и сам ты толстый и большой и занимаешь очень много места.
    Редкие машины сигналили, обгоняя меня «по встречке».
    Я прислонился к столбу с циферкой «3» и постоял так, казалось, минуты две. Столб был прохладный и уходить от него не хотелось.
    Наконец, я вышел на открытое место в поле, вдалеке показались огни Ленинградки и огни моего дома, где давно ждала мама, и иногда казалось, что я даже вижу, как светится наше окно, хотя оно было на первом этаже.
   Надо идти! А ведь напрямик будет почти вдвое быстрее и ближе, почему- то вспомнились мне уроки географии и геометрии, и я свернул в поля…
   Видимо, пару дней назад здесь шел дождь, поэтому почва под ногами оказалась густой, маслянистой и глинистой. Что-то плотно прилипало к ботинкам, мешало идти. Хотелось остановиться и никуда не двигаться, стало ещё жарче. Огни моего дома неуклонно приближались, оставалось на глаз, наверное, уже меньше километра, можно уже было различать силуэты проносящихся машин на шоссе, и тут я поскользнулся в темноте и упал.
Ничком...
…земля была влажная, мягкая и прохладная.
Вставать? Ох! как не хотелось…
   Но я вспомнил какую-то телепередачу, где умный профессор говорил о том, как много людей, напившись водки, не доходят домой, погибая на улице от переохлаждения, и сказал себе: - Пора вставать! Вот простудишься, заболеешь и умрешь, и мама будет плакать…
   Приподняв голову, я увидел наше светящееся окно, а быть может, это было и не оно, но это «видение» меня заставило подняться.
  Как же тяжело было отжаться от этой мягкой, приятной лицу глины, припав к которой я пролежал неизвестное количество времени, встать и идти.
   Доковыляв с килограммами грязи на подошвах до оживленной Ленинградки надо было ухитрится перейти её, что и трезвому человеку было не просто даже в те годы, я долго ожидал промежутка в движении машин. Наконец, под неодобрительные сигналы проезжающих, измазанный в грязи, я оказался под своими окнами.
   Мама ждала меня, читая книгу. Я видел это, встав на лавочку под окнами. Открыв дверь своим ключом, тихо прошмыгнул в ванную.
 Сняв с себя все, залез под душ, попросил у мамы через дверь нагреть мне чаю, затем долго «отмокал» и отстирывал глину.
А мама мне никогда не вспоминала про этот случай.
 Так я узнал, что всё хорошо делать вовремя…
 И совсем не люблю необязательных людей.

(из книги "Недетские рассказы")