Дамский угодник. Сказка для врослых

Жил да был один Писатель. Обитал он в большом и нарядном Доме Творчества. Его соседи писали романы, рассказы, новеллы, пьесы, поэмы, баллады, а так же стихи и стишки. Писатель, по мнению коллег, владел всеми формами литературного мастерства, но предпочитал тексты максимально короткие и некоторые его произведения состояли всего из нескольких предложений.

Дом Творчества не был профессиональным. Его обитатели - люди разных профессий и социальных слоев. А наш Писатель намекал, что служит он в каких-то чрезвычайно секретных важных органах, имеет высокое звание и очень занят по службе.

Обитатели Дома Творчества никогда не видели Писателя "вживую". На дверях его квартиры висела фотография невероятно красивого юноши, и на нее любовались все, проходившие мимо, соседи, а, особенно - соседки. Почтенные пожилые матроны, дамы бальзаковского возраста, заботливые бабушки и даже молодые девушки, хотя последних в этом учреждении практически не было. Разве что внучка или правнучка придет навестить престарелую родственницу, принести ей лекарства и передать привет от общей родни.

Представительницы слабого пола останавливались возле заветной двери, прислушивались с придыханием, взволнованно поправляли прическу, одергивали на себе кофточку и юбку, подтягивали чулки и колготки, воображая, что прекрасный Писатель, возможно, глядит на них из дверного глазка. Некоторые даже решались осторожно поскрести в дверь, придумывая, что они скажут, если дверь вдруг откроется. Но она никогда не открывалась. Писатель был недоступен, загадочен и оттого - еще более сексуален и привлекателен.

И, конечно, все женское население Дома Творчества обожало произведения Писателя. Перо у него - бойкое, живое, слог легкий. Он рассказывал об интереснейших путешествиях и приключениях, странах и континентах, морях и океанах, пустынях и ледниках, горах и саваннах. Он побывал в любой точке земного шара - да не один, а вместе с юной красавицей женой. Правда, недоброжелатели утверждали, что читали все эти подробности в интернете и туристических буклетах, но кто же поверит завистникам-злопыхателям?

Писатель описывал свой просторный и богатый дом-усадьбу, кучу милых умненьких детишек, массу верных и преданных друзей. О том, как трогательно он заботится обо всех, в том числе - о братьях наших меньших.

Дамы читали, вытирали слезу умиления и еще сильнее проникались теплыми чувствами к красавцу-юноше, такому благородному, душевному, порядочному и добросердечному.

Писатель, несмотря на свою красоту и востребованность, был со всеми приветлив и прост. Он отвечал на каждый отзыв каждого приходящего читателя, а, чаще всего, читательницы. Никого не обижал невниманием. Более того - он оказывал знаки внимания всем тем, кто его читал и отзывался. Эти знаки грели душу. "Вы невероятно талантливы, замечательная Анастасия!"  "О, как я люблю таких красивых женщин, как вы, несравненная Аделаида Вячеславовна!" "Офигенно увлекательно, обаятельнейшая Гликерия Павловна!"

Дамы блаженно жмурились и таяли от счастья. Скоро они с Писателем откидывали официальную форму обращения, чопорное "Вы" сменялось на дружеское "ты", а Натальи, Елены, Галины, Татьяны стали ласково называться: "Ленусиком", "Галюськой", "Верунчиком", "Танюшенькой", "Наташенькой".

"Сю-сю-сю!" - ворковал Писатель, и счастливые дамы тяжеловесно кружились около него, точнее, около его воображаемого образа, строя глазки и даря ему обворожительные улыбки.

Но, но, но...проходило время, и Писатель начинал вести себя странно. Некоторые дамы прозревали в отношении его поступков, которые оказывались совсем неблаговидными. Писатель, например, чрезвычайно гневался, если кто-то обходил его в вожделенной Доске Почета ( негласном соревновании творческих обитателей Дома Творчества). Он считал незаслуженным и несправедливым подарком судьбы, если слава, признания, похвала - сваливались на чью-то ( не его) голову. Он считал возмутительным поступком, если кто-то осмеливался поправлять его неточность, ошибку, промах или ляп. Нет, он, конечно, использовал полученную поправку, исправлял свой недочет, но критикующего мгновенно прятал в "Игнор", чтобы никто его не видел и не слышал и затаивал зло и обиду - уже навсегда.

Далее обнаруживались совсем уже неприглядные вещи. Писатель не брезговал носиться по почтовым ящикам и скидывать записки своим знакомым. Записки содержали информацию: кто есть кто, с кем стоит общаться, с кем - категорически нежелательно, то есть, грубо говоря, Писатель науськивал обитателей Дома Творчества на всех, ему неугодных. Сплетничал, возводил напраслину, то есть вел себя совершенно неподобающим образом. Ведь не нравились ему по разным причинам - многие и многие.

Не все читательницы  и поклонницы принимали такое беспардонное вмешательство в свою свободу общения. Некоторые дамы предпочитали сами делать выводы об окружающих и деликатно отклоняли советы и указания Писателя.

Они просто не предполагали, как он умеет гневаться и наказывать за непослушание. Нежные красавицы очень быстро и максимально публично превращались в жирных туш, злобных старух, безумных и безмозглых графоманок, свиней, тв@рей, фашисток и  либерасток.

Бывший галантный кавалер костерил их с таким упоением, что бедные поклонницы не знали, куда девать глаза, полные горьких, непонимающих слезок. Они убегали, а он гонялся за ними, выкрикивая совершенно непотребные, скабрезные ругательства. А, будучи в определенных, шумных компаниях, Писатель вовсе отбрасывал всякий стыд, крыл провинившихся дам матом и давал им неблагозвучные клички животных и насекомых.

 Что касается шумных и не очень приличных компаний - писателю нравилось бывать в них. Там он мог позволить себе роскошь быть самим собой. Сводить счеты со всеми, кто по какой-то причине ему не угодил, браниться площадной бранью, параллельно подобострастно смеясь каждой шутке грозного и свирепого лидера этой компании. А если лидер вдруг накажет какую-либо подругу Писателя - тот и не подумает вступиться за нее. Сама виновата, не надо было злить могущественного лидера.

Да... вот такие удивительные вещи происходят с писателями, которых принято считать совестью и гласом народа.