Тяжесть Лавров
Наездник стоял, прислонившись к барьеру. Его рука в белой перчатке смахнула струйки влаги со лба. На груди сияла медаль, в руке букет цветов казался нелепо ярким на фоне общей усталости. Он улыбался в ответ на поздравления, кивал. Его лицо светилось триумфом, увенчанным аплодисментами и почетом.
В нескольких шагах от него, на раскисшей от копыт земле, лежало ТО, что принесло ему победу. Гнедой конь. Его могучие бока, еще недавно вздымавшиеся мощными толчками, теперь едва заметно шевелились. Шерсть на крупе и боках была мокрой, темной – не только от пота. Там, где свистнула плеть, проступали мокрые, багровые полосы, сливаясь в жутковатые узоры. Кровь смешивалась с грязью и пеной, стекая по дрожащим ногам.
Конь не пытался подняться. Его голова тяжело лежала на земле, огромные, темные глаза были широко открыты, но в них не было ни привычного огня, ни ужаса, ни даже гнева. Только пустота. Глухая, бездонная покорность. Дыхание стало хриплым, редким, каждый вдох давался с нечеловеческим усилием, сотрясая все изможденное тело.
Кониха, спешившая к нему со скребницей, остановилась, увидев это. Она знала этот взгляд. Знакомый конюх, подошедший с ведром воды, лишь тяжело вздохнул и поставил ведро в стороне. Помощь была бесполезна. Они видели это слишком часто – этот последний, медленный уход после финишной черты, после взрыва ликования трибун.
Пока герой дня вытирал пот и принимал цветы, пока толпа восхищалась его мастерством и отвагой, его партнер, его орудие победы, просто переставал существовать. Без стона, без протеста. Только тихий, жуткий хрип на фоне праздничного шума. И эти глаза – невидящие, принявшие свою участь как неизбежность. Они привыкли к этому финалу под тяжестью седока, под свист плети, в погоне за чужим триумфом. Привыкли умирать, чтобы другие могли подняться на пьедестал под крики "Победа!".
Свидетельство о публикации №225061200109