Про вкусное

— Мне не рады тут, мне не рады здесь. — Кощей напевал куплеты из какой-то давно забытой оперетки, разглядывая карту мира.

— Да почти что нигде не рады, почитай,  — поддакнула баба-яга, сидевшая за маленьким выкатным столиком и со свистом втянула дымящуюся жидкость. Это был знаменитый, на одуванчиковом меду и цейлонской корице, с добавлением изюма  и гвоздики, и самой капельки рома (только для запаха) монастырский сбитень, который варили в давешние времена разве что для патриархов да императоров. Ну, а сейчас варят для Кощея.

Кроме сбитня на столе высились: калач московский пышный, окорок тамбовский провесной, арбуз астраханский самый сладкий и яблоки антоновские мочёные. Пастилу там всякую и сушки-пряники мы и упоминать не будем, поскольку все это мелочи жизни.

Сегодня властелин тридесятого принимал оппозицию неофициально и, вместо обычного самовара и сухофруктов, решил задобрить старуху русскими яствами, извлеченными из самых урожайных и хлебосольных  годов.

Бабка, польщенная вниманием, жеманилась, складывала губки бантиком, поминутно поправляла платок и отчаянно жалела, что не накинула, собираясь в гости, на плечи роскошную кашмирскую шаль.

— Да, это ты верно подметила, — продолжал между тем Кощей, — почитай, почти нигде мне не рады. Нет, то есть в укромном месте нашептать мне на ухо просьбочку и предложить за то соразмерную плату каждый норовит. Но вот чтобы открыто, честно признать: да, я имею дела с властелином тридесятого! — никто не отважится.

— А я давно говорю, что напрасно ты не заботишься о своей репутации.

— Будто ты заботишься, — хмыкнул маг.

— Я — другое дело. С меня, ведьмы старой, что взять? Моя репутация чем хуже, тем мне лучше. В нашем деле без острастки нельзя.

— Так и в нашем деле, — потянулся Кощей (безо всякого, прошу заметить, хруста), — без острастки нельзя.

— А тады не пеняй и не жалуйся! — старуха отрезала ломоть ветчины, свернула его трубочкой и целиком отправила в рот. Потом осторожно взглянула на хозяина — тот очищал серебряным ножичком грушу исчезнувшей ныне породы бере-рояль и серебряной же вилочкой аккуратно отправлял в рот небольшие её кусочки. Видя, что властелин тридесятого не серчает на ее жадность, яга придвинула масленку с лучшим вологодским маслом, отломила здоровенный кусок калача и принялась намазывать желтеющую нежность на воздушную пышность.

Ароматы при этом поползли такие, что служки, державшие карту, не смея выказать никак иначе свою заинтересованность, дружно сглотнули слюну.

Сглотните слюну, которая наполнила ваш рот за время чтения этой сказки, и вы, мои милые читатели, и продолжайте работать свою скучную работу, на которой вам, конечно, рады, но которая никогда не сравнится с работой Кощея или даже бабы-яги.