Тётя или дядя?

Марта бежала по утреннему городу – свежему, радостному и, казалось, такому же восторженно-трепещущему, как и её сердце.
Солнце заливало всё!
Ей не захотелось размышлять, права ли она. Только бы взглянуть на него! Закинуть руки на плечи. На миг прижаться щекой к его горячей и гладкой щеке.
Любимый! Любимый! Любимый! Самый милый!
Она вышла там же, где и вчера, как только автобус повернул на Ломоносова, и дальше отправилась пешком. На всякий случай ещё раз бросила монетку: орёл. Значит, всё будет хорошо.

С утра на Ломоносова стояла удивительная тишина, как в лесу. Вокруг – только море зелени, пронизанное солнечным светом. Молодое население этой планеты ещё спало сладким утренним сном.

Марта не спеша шагала тем самым маршрутом, по которому они вчера шли вместе, сознательно замедляя шаг – в сладком, чуть пугающем предвкушении встречи. Что-то он ей скажет? Удивится? Сердце стучало, как бешеное. Иногда за деревьями мелькали редкие прохожие, но навстречу ей никто не попадался.

Но как только вошла в общежитие, больше уже не могла медлить – вмиг взлетела на четвёртый этаж, подошла к его двери номер 411 и тихонько постучала. Тишина… Неужели его уже нет? Такого она никак не ожидала. Руки опустились. Она готова уже была уйти ни с чем, но пока в нерешительности топталась на месте, её окликнул высокий темнокожий парень; Марта не успела заметить, откуда он появился.

– Девушка, ви к кому?
– К Кидану.

Он подошёл к двери и решительно постучал.

– Кто? – спросили прямо из-под двери, и Марта от страха чуть не упала.
– Отвечай! – сказал парень.
– Нет, ты отвечай, – попросила она.
Он взглянул на неё как-то странно и удалился.

До сих пор стоит перед глазами эта сцена – и я переживаю её вновь: дверь медленно открывается; ты, настороженный, с куском зелёной ткани вокруг бёдер стоишь на пороге; долгий взгляд – насквозь – и особый одурманивающий запах, выходящий из твоей комнаты, лишают меня последних остатков мужества. Ты отступаешь внутрь, пропускаешь меня; закрываешь дверь, забираешь сумку, снимаешь зелёную тряпку, садишься на кровать и начинаешь смеяться…

Он всё смеялся и смеялся, хохотал до слёз – не мог остановиться, а Марта стояла перед ним, низко опустив голову. Ей было невыносимо стыдно и некуда было деться от его смеющихся всё понимающих глаз. Ничего не надо было объяснять, он всё понял сам, и именно от того, что он всё понял, ей и было стыдно. Он всё ещё смеялся, но вдруг смех резко оборвался, и Кидан рывком притянул её к себе, до боли сжав в объятьях. Кровь закипела в нём, что придало особую интонацию его голосу, когда он, наконец, заговорил:

– С кем ти разговаривала в коридоре?
– Какой-то высокий, он спросил…
– Ти разве его не знаешь?
– Нет…
– Тси… Марта! Ти его видела много раз!.. Марточка, снимай это! Хочешь спать? Не хотела ночевать, давай, спим сейчас.
– Не думай… Не хочу, чтобы ты так думал – я пришла не поэтому, я просто…
– Я понимаю, – произнёс он проникновенно, снимая с неё лёгкий яркий пиджак и забавные короткие брючки.

И как только она оказалась рядом, он не мог уже сдерживать себя: он мечтал о неё всю ночь, он думал о ней, едва проснувшись…


Потом они лежали, обнявшись, смотрели телевизор: конец «Утренней почты», начало «Клуба кинопутешественников» и тихо разговаривали. В это время что-то пели по-французски, и Кидан неожиданно заговорил на этом языке:

– Je connaissais, j'attendais – chaque juor, chaque fois – toujours…
– Ты знаешь французский? – удивилась Марта.
– Да, немного.
– А что ты сказал?
– Cela ne vous ragarde pas, – он улыбнулся, – Марточка, кем работают твои родители?
– Они уже не работают, они на пенсии, а вообще инженеры. Мама почти всю жизнь работала главным механиком на большом предприятии, а папа – главным технологом на заводе.
– А тетя?
– Тётя Лида? Юрист на «Орионе, там, рядом с общежитием Менгисту. А дядя…
– Дядя?
– Ну, да, дядя Лёня…
– Не понимаю, кто у тебя – тётя или дядя?
– Ай! Дядя Лёня – это мамин брат, а тётя Лида…
– Ти его жену називаешь тётя? – спросил он с радостным удивлением. – Я думаль… Сколько у них детей, четыре, ти говорила?
– Да, четыре сына, и все похожи на папу, только Вовочка – на маму.
– Это хорошо, мне нравится, когда сын похож на папу, – заулыбался Кидан польщено, точно речь шла о нём самом, в то время, как его пальцы перебирали её волосы, то запутывая, то распутывая их. Как ей хорошо было с ним в эти минуты!


"Пришелец", 1 часть