Тихая революция внимательных глаз

Она видела. Это было и даром, и проклятием. Взгляд Алины, острый и неумолимый, как зимний ветер, проникал сквозь пелену обыденности. Она видела не просто спешащих людей у прилавков, а алчность, сжимающую сердца в кулак. Видела, как жадные пальцы, словно клешни, отшвыривали чуть помятый перец, чтобы схватить идеальный, оставляя за собой хаос израненных плодов. Видела, как в толкучке у ящиков с клубникой люди, ослепленные желанием взять ,,больше,, ,,лучше,, ,,сейчас,, превращали нежные ягоды в кровавое месиво под сапогами соседа. «Себе бери! О себе заботься!» – эхо этого эгоистичного гимна звенело у нее в ушах, оставляя горький осадок.

Эта всевидящая печаль могла бы иссушить душу. Но Алина выбрала иной путь – путь тихой, упрямой революции. Революции ,,наоборот,,.

Когда у овощного прилавка разгоралась битва за самый крупный картофель, Алина незаметно подвигала корзину с отборными плодами к самым жадным, самым цепким рукам. Пусть возьмут лучшее, пусть насытятся – вдруг их ненасытность чуть ослабнет? У лотка с клубникой, где уже назревал конфликт, она громко, но спокойно обращалась к толпе: «Посмотрите, вот здесь ягоды крепче, не помятые!» И люди, удивленные этим бескорыстным советом, начинали перетекать к указанному месту, напряжение спадало, ягоды оставались целы. Ее действия были каплей в море, но каждая такая капля казалась ей спасением от всеобщего потопа себялюбия.

Ее бунт распространялся дальше. Потерянные вещи перестали быть ее добычей. Найденная в парке потрепанная плюшевая собака, книга с чужой закладкой на странице о любви – эти вещи несли на себе отпечаток чьей-то потери. Алина искала. Она приклеивала аккуратные объявления на доски, расспрашивала гуляющих мам. Она возвращала плюшевого пса заплаканному малышу, книгу – студентке, которая уже отчаялась. Мысль о потерянных вещах неизбежно вела к потерянным душам – бездомным собакам. Алина присоединилась к волонтерам, разыскивающим пропавших питомцев. Каждый найденный Шарик или Мурка, возвращенный в объятия любящих хозяев, был для нее победой над равнодушием мира, маленьким актом восстановления справедливости.

И в тишине, после дня, наполненного чужими потерями и обретенными находками, ее посещала странная, щемящая мечта. Она делала добро – конкретное, осязаемое. Но что, если бы кто-то смог вернуть ей то, что ушло безвозвратно? Не книгу или игрушку, а ускользнувшее время, проведенное в пустых тревогах. Неудавшуюся мысль, которая могла бы изменить все. Мечту, которую она когда-то отпустила, посчитав наивной, и которая теперь маячила на горизонте прошлого, недостижимая и бесконечно дорогая. Вернуть невозвратное – это была сказка. Чистейшей воды вымысел. Но именно в эту невозможную сказку ее израненное внимательностью сердце нуждалось больше всего. Мир отнимал; она возвращала. Кто вернет ей?

Однажды, листая пожелтевший том в букинистическом магазине, ее взгляд упал на строку: «Лучше открытое обличение, чем скрытая любовь». Она замерла. Фраза била в цель. Разве ее тихий бунт ,,наоборот,, не был скрытой любовью? Любовью к миру, который ее так ранил? Она не обличала громко, не кричала о пороках на площадях. Она действовала – молча, точечно, возвращая ягодам целостность, вещам – хозяев, собакам – дом. Но разве это действие не было сильнее тысячи слов осуждения?

Почему реальность всегда ценнее выдумки?– задумалась Алина, глядя в окно на суетливую улицу. Потому что вымысел – лишь эхо. Реальность – это грубая, несовершенная, но единственная ткань, из которой соткана жизнь. В вымысле можно мечтать о возврате потерянного времени. В реальности можно лишь беречь то, что есть ,,сейчас,, и отдавать кусочек своего ,,сейчас,,тем, кто рядом. Даже самым жадным рукам. Даже когда кажется, что это капля в море. Потому что каждая возвращенная клубника, каждая найденная собака, каждая отданная книга – это крошечный шов, залатывающий разорванную ткань мира. Это реально. И в этой реальности, пусть и без возврата утраченных грез, была своя, тихая и неуничтожимая, правда. Правда действия вопреки.