Отголоски прошлого. 3 часть

                В гостях.

             Друзья, я уже в Иркутске. К вокзалу поезд подошёл тихо, будто боясь растолкать встречающих, собравшихся на пероне. На ней уже суетились носильщики, стараясь подогнать свои тележки поближе к выходу пассажиров. Тревожные и нетерпеливые лица встречающих, осматривали каждый приближающийся вагон. Их глаза сосредоточились на номерации вагонов. Кто-то из них махал рукой, стараясь быть замеченным в толпе встречающих. Наконец поезд остановился, звякнув от трения своими железными колёсами. Открылись двери вагонов, и оттуда стали выходить проводники, откинув ступеньки для выхода пассажиров.

            Я помог Надежде Ильиничне выйти с чемоданом на платформу, где её тут-же подхватили родственники. Бурная встреча без слов, говорила об их тесном дружеском отношении.  Мы тепло попращались с Надеждой Ильиничной, взявшей с меня слово приехать к ним погостить. Я направился в зал ожидания вокзала, где меня тоже должны были встречать. По внешним описаниям, мы сразу узнали друг друга. Это был мужчина пожилого возраста, возможно мой ровесник, а рядом с ним молодой человек, по всей вероятности его внук.

             Мы тепло поздоровались. Николай Петрович представил меня своему внуку Аркадию. Тот почтительно пожал мне руку и пригласил пройти к машине, чтобы показать город, ведь я здесь был впервые. Сам город Иркутск расположился на берегу Ангары, изгиб которой напоминал ущелье, а чуть дальше озеро Байкал, а так-же бросающаяся в глаза Кругобайкальская железная дорога. Я был благодарен Николаю Петровичу и Аркадию за предложенную мне экскурсию.

              Мы выходили в самых интересных исторических местах, и я с глубоким интересом слушал описание мест и их историй. C упоением вдыхал воздух Восточной Сибири, отличающегося от моего московского. В нём было полно свежести и прохлады. Мне казалось, я не смогу в полной мере надышаться, а мои лёгкие очищались от шлаков загозованного воздуха моей столицы. Было ощущение того, что я внезапно снял противогаз и вдохнул глоток жизни. В дальнейшем, моего пребывания в гостях у Николая Петровича, мы прокатились на ретропоезде к восхитительным красотам Байкала. Я смотрел на Байкал и вспоминал слова Надежды Ильиничны о том, что Байкал любую хворь вымывает. Теперь, глядя на красоты озера и его необычный для меня воздух, я совершенно не сомневался в её словах. Я понял, что не зря сюда приехал.

              Не менее меня поразила река Ангара, вытекающая из озера Байкал. Само название произошло от монгольского названия "Анга", или скорее от корня слова " аминга" встречающая у бурят и эвенков, что означает - рот или ущелье. Буряты её зовут "разинутой пастью" животного. Смотря на реку, я видел эти сравнения. Я был под таким впечатлением от исторических мест Иркутска, красоты озера Байкала и реки Ангары, что почти забыл о цели своего приезда в этот восхитительный край Востояный Сибири.

                Неделя пролетела как один день, а я никак не мог вернуться к теме своего приезда. Хозяин понимаюче смотрел на меня с улыбкой, а я был благодарен ему, что он дал мне время познакомиться с этим чудесным краем. Он говорил, что многие влюбляются в эти места так, что даже не хотят отсюда уезжать. Всё-же, сидя вечером у камина, мне удалось собрать свои мысли в кучку и направить их на непростой разговор воспоминаний прошлого. Мне хотелось услышать их отголоски, чтобы рассказать вам, мои друзья.

                Я деликатно напомнил о моём интересе строительства Байкало - Амурской магистрали и конечно её начинание с тысяча девятьсот тридцать третьего года. Напомнил моменты репрессий начавшиеся в этот период, который совпал со строительством. Николай Петрович показал мне дневник отца, в котором тот записывал важные моменты происходящие на строительстве. Когда отец был жив, Николай Петрович спрашивал у него о цели его записей, и тот серьёзно отвечал: :

               - Для истории...

                Пробежав по дневнику глазами, я понял, какой неоценимый клад попал мне в руки. Именно то, на что я надеялся, собравшись в эту поездку - сейчас лежало передо мной, как подарок удачи. Я мысленно поблагодарил судьбу, за возможность приехать на Байкал. Из дневника я узнал, что массовый поток репрессированных был ближе к тысяча девятьсот тридцать шестому году. Сначала были добровольцы, призванные съездом ЦК ВКП, но затем требовались силы большего масштаба.

                На стройку по реке Амур, стали прибывать баржи, полностью набитые людьми. Это был своего рода Гулаг государственного масштаба, требовавший поставку бесплатной рабочей силы. Этой силой и были репрессированные. Отец Николая Петровича в те годы был комсомольцем, добровольно поехавший на стройку по зову партии, как и его товарищи, после последнего курса института, в качестве молодых инженеров.

                Он видел, как обращались с репрессированными охраняемые их военные - безжалостно, как со скотом. Соприкасаясь с репрессированными по работе, он не видел в них врагов народа, а измождённых, но не сломленных тяготами судьбы людей. Николай Петрович рассказывал, что многие попали под наковальню НКВД чисто случайно. Некоторые были просто задержаны на улице, и безо всяких на то объяснений, отправлены на стрительство Байкало - Амурской магистрали. Конечно, официально они были признаны, как враги народа, но формально - бесплатной рабочей силой.

              Репрессированных кормили плохо, а чаще вообще оставляли без еды, с одним куском хлеба на целый день. Многие умирали, не выдерживая холода и голода. Тех, кто пытался бежать просто пристреливали. Людьми не дорожили, так как с тридцать седьмого привозили новые партии репрессированных. В добровольцах охота отпала сама собой и возобновилась она только после смерти вождя народов, как призыв на очередном съезде партии, но тогда в тридцатых, стройка шла очень тяжело. Долбили мёрзлую землю и камни сопок, прокладывая железнодорожный путь. Можно сказать, что буквально каждый метр дороги, был уложен на костях людей. В глаза как вспышки молнии бросались щемящие душу слова из дневника:

             - "Двое худых и измождённых людей, еле передвигали по шпалам вагонетку, нагруженную доверху камнями. Один из них упал и вагонетка дав задний ход наехала на него. Тот даже не вскрикнул. Его тело было раздавленно под её тяжестью. Подбежавший охранник оттащил тело к обочине и приказал рядом долбившего камни арестанта, двигать вагонетку дальше."

              Дневник буквально кричал болью репрессированных людей попавших в жесточайшие условия. Само слово Гулаг, означает как - Главное управление лагерей. Это не только одно какое  то место, или один лагерь - это вся Сибирь, куда принудительно ссылали людей. Читая дневник я мысленно вспоминал записи Солженицына, в которых можно было выделить одно лишь слово, которое как выстрел пронизывало чувства читатель - " Обвиняю!"

                Нет, он обвинял не людей в форме НКВД, - он обвинял Систему, являющуюся машиной насилия и смерти. В своей книге, у Солженицына часто прослеживаются слова "Мы", как бы приглашая читателя вжиться в каждую строчку повествования о лагерях -  как бы приглашая каждому испытать всю боль насилия над человеком. Другими словами, Александр Солженицин приглашал пройти своим сознанием и сердцем весь путь репрессированных. А ещё, при прочитывания книги я почувствовал, что он написал только часть правды, которую он хотел донести до читателя. Он не мог сказать больше, потому что жил в этой Системе, где КГБ СССР, как призрак, шла по cледам страниц его книги.

                Моя поездка подошла к концу. Николай Петрович подарил мне этот блокнот, чему я очень благодарен. Мы прощались, но не обещали встретиться вновь - учитывая наш возраст. Байкал оставил в моём сердце приятные воспоминания. Я хотел бы вернуться, если на то будет божья воля. К сожалению, времени посетить Надежду Ильиничну у меня уже не оставалось, но она сама приехала на вокзал, чтобы меня проводить. Это было очень трогательно с её стороны. Знаете, общаясь с людьми на Байкале, я понял, что судьба в своё время собрала в этом крае драгоценности, которым нет цены...