Часть Вторая Сажа и пепел. Глава XIII

Непривычный пронзительный писк оказывается паническим криком Рампадампа. Чёрный миконид, доселе не произнёсший ни звука, пытался поспеть за Стуулом, чуть более привыкшим к разного рода напастям.

— Н-на помощь! Там… сзади! Миконидам нужна помощь! — вторит грибочкам возглас Ахана, окончательно накрывающий нас с головой. Я отвлекаюсь всего на миг, бросаю единственный взгляд назад, но этого оказывается достаточно зловонным когтям очередного умертвия, располосовывающим мне грудь. Жгучая боль действует отрезвляюще.



Персивалю придётся какое-то время сдерживать натиск нечисти в одиночку, пока стремительный Джар’Ра стремглав бросается на помощь крохотным товарищам. Как образцовый бегун берущий низкий старт, я опускаю драконье яйцо на землю и рывком преодолеть пещеру, набегу сгребая миконидов в охапку и оттаскивая подальше от входа. Из тоннеля через который мы пришли доносится недовольный рык и неясное бормотание, сменяясь грохотом тяжёлых лап. Сотрясая стены за мной гонится медведь, уже на пятки.



Целый, Авернус его побери, медведь. Два медведя. Два медведя с одним телом. Нет, всё таки один медведь с двумя бошками. О боги! Это действительно двухголовый медведь! Лоснящиеся бока трутся о стены, зрелище внушительное, но так бывает, если жрать в два горла. Моментально заливая нас пахучими лентами слюны, пасти начинают лязгать и щёлкать в попытках проглотить всех и каждого. Нужно отдать должное боевому опыту обретённому нами в Подземье - уже через миг в один из лбов устремляется стрела запущенная тёмным эльфом. Я успеваю задуматься о том пробьёт ли тонкая веточка столь крепкий череп, но ответ ускользает от меня, ведь ревущий зверь на миг становится полупрозрачным, неосязаемым, а снаряд разбивается о стену у него позади. Что-то новенькое! До хруста сжимая кулаки, я загораживаю собой товарищей, снизу вверх глядя то на одну, то на другую голову. Об этой дуэли напишут менестрели, думаю я, но тутна рёв отвечают. За изгибом в глубине тоннеля, там где ещё недавно пряталась миконды, показываются морды ещё двух зверей. На этот раз обычных - вполне обыкновенных трёхсот килограммовых, зубастых и когтистых, мать их так растак, медведей.



Безусловно, поддав хмеля и желая показать себя, порой я действительно мечтал испытать силы в борьбе с подобной тушей. Ужас испытываемый отдельными людьми при виде сплошной горы шерсти, мускулов и ферального гнева, в моей горячей крови начисто вымывался желанием показать себя, ощутить свою силу, перескакать Джар’Ру из прошлого, так что да - порой, я действительно представлял как буду сдавливать непомерную шею, метить в глаза и сторониться когтей похожих на грабли… но даже когда пойло попадалось на редкость крепкое, а фантазия уходила в свободный полёт, мне не доводилось подпускать к себе мысль, малейшую безумную мыслишку, что смертельно опасных голов будет две, а громоздкое тело станет ускользать от ударов, трусливо прекращая быть отчётливо видимым и осязаемым. В Подземье нет честных, есть только мёртвые и живые.



Ладно, с живыми понятно, как там с мёртвыми? Пока я решаю как и по какой из голов мне бить, на первом фронте продолжали нестройное шествие рассыпающиеся трупы. Тела окончательно убитой нежити упростили восхождение для идущих следом, подобно кошмарному прибою мертвецы карабкаются на образовавшийся вал, медленно захватывая рыжеволосого воителя в кольцо. Тлеющая искра не-жизни заставляет мертвяков теснить друг друга в холодных и настойчивых попытках добраться до юноши. Повисая на его сапогах, ногах и щите, они повисали на воителе силясь добраться до тела или прокусить доспех. С моим уходом Персивалю стало совсем легко разить противников, ведь куда бы ни был нацелен удар, повсюду клинок сталкивается с ворохом костей и гнилой плоти. Я чувствую раж и неприязнь вкладываемые в каждый удар, эмоции подпитывают меня, достигая сердца по чудесной водяной ниточке. Ох уж эта Ахана, ай да жрица Истишиа! Мерный, точно звуки летнего дождя, молитвенный речитатив Аханы вселяет уверенность в сердца друзей, а мощные электрические заряды скачущие между пальцами Тенебрис только и ждут когда очередной ходячий труп подберётся слишком близко.



Кажется, в моём взгляде читается лёгкая паника. Реагируя на моё замешательство, механическая кошка издаёт недовольное урчание, которое на самом деле оказывается протяжным стоном хитроумного механизма. Медная пластина плавно отъезжает в сторону обнажая раструб, исторгающий шипящий поток кислоты. К ароматам гниения и медвежьему амбрэ примешивается кислый, до горечи в горле, запах; меньше чем обниматься с зомби мне хочется знать для каких таких нужд Артемис таскает с собой подобные субстанции. В ноздри пахнуло палёным ворсом, звери негодуют и толкаются, благодаря чему на глаза попадаются их ездоки. Без устали понукая осёдланных животик, парочка дерро стряхивает с одежды и лиц ядовитые брызги, ни на миг не прекращая светской беседы:

— Эй Грост! Вчера в чёрном озере такую рыбу выловил! Огроменная! — произносит первый, глядя перед собой глазами лишёнными малейшей крупицы осмысленности.

— Я Норраку и собак и медведей дрессирую… — отвечает второй невпопад, вытирая кислоту с рук о шерсть ездового медведя, — …а он меня вообще не замечает!

Фразочки раздаются неустанно и вразнобой, обращаясь друг к другу, они будто бы игнорируют и голос собеседника и основы диалога, не находя общего предмета беседы. Демонстрируя полную апатию к происходящему они покачиваются в сёдлах, пока шерстяные холмы под ними старательно тулятся через тесный проход, сдвигая меня как пушинку и расталкивая остальных. Задетое бревноподобной лапой яйцо дракона отправляется в путешествие и застывает на самом краю склона, как если бы собиралось помахать нам рукой на прощание, после чего скатывается вниз. Прямо. В руки. Чёртового. Дерро.



Пока мы были заняты непосредственной угрозой, мелкий подонок науськивающий нежить из темноты, исхитрился подкрасться к завалу из свежей мертвечины. Моё сердце падает в пятки, а на освободившееся место мигом запрыгивает Акаша, нарастающий стук в ушах заволакивает собой всё, не оставляя места для окликов или гласа рассудка. Через скорлупу сознания проклёвывается пара когтистых лап и всё, что я помню дальше хочется поскорее забыть: подобная броне шкура, канаты мускулов и столпы костей, всё это пасует перед кровожадными дланями кровавой пантеры, превращающими яростный рёв зверей в жалкое поскуливание. С силой, словно за шкирку, я оттаскиваю себя от пышущего паром остова и мои зубы клацают едва-едва не доходя до тугой ароматной начинки. Нам нужно успокоиться. Мы должны помочь остальным. Сейчас же.



Повторяй это себе, повторяй это как мантру, Холт. Вдох. Выдох. На душе становится неожиданно легко. Но то не я, достигший монашеского просветления, это всё благодаря Ахане. Обращаясь живой рекой девчушка проносится мимо, лазоревая волна огибает поле битвы, швыряясь в лицо радостными брызгами. Словно успокаивающий бальзам, тяжёлые капли унимают боль и закрывают рваные порезы, пока жрица устремляется в глубины каверны, минуя любые преграды на пути пока не скрывается из виду, неотступно преследующая слабое свечение, алеющая позади сталагмитов. Мне хочетсяпоследовать за ней, но я увязаю в битве с нежитью. Мускулы ноют, дыхание сбивается на хрип, а несносный Джар’Ра снова там где всё и начиналось. Мерзкие запахи. Каменный склон. Здравствуйте мертвяки. Здравствуй Персиваль.



Сарит и Джимджар с завидной ловкостью теснят дерро-погонщиков, выползающих из-под растерзанных медвежьих туш. Прикрывая спины другу друга, непохожий дуэт вращает клинками, не оставляя пришельцам ни единого шанса, хотя последних это не очень-то и заботит. Размеренные голоса ни на секунду не прекращают гнуть свою линию. С клинком у сердца, с кровью во рту, уже не способные замахиваться и нападать, дерро оседают на землю, из последних сил продолжая сетовать на судьбу дрессировщика и размышлять о рыбалке. Истинное безумие.



Чуть только с косолапыми неприятелями и их хозяевами покончено, рядом показывается легконогая Тенебрис. Без труда ввинчиваясь в потасовку, она заходит нежити в тыл, ловко ступая через поле изломанных костей и дурно чавкающей гнили. Её появление знаменует окончание битвы с мертвецами: в то время как я боязливо отклоняю многочисленные удары, уворачиваясь от перекошенных пастей, они с Персивалем методично проходятся вокруг, утихомиривая поганцев одного за другим. На протяжении всего действа я слышу звучный размеренный тон на который сознание не сразу реагирует за поволокой сражения. Слова отражаются от стен, взвиваясь под потолок окликами и осыпаясь обратно требованием успокоиться, поддаться наконец местной атмосфере спокойствия и умиротворения. Магия напитывает фразы силой, смыслы диссонируют с тревожностью окружения, мой мозг наконец начинает вдумываться в них, слушаться в знакомый незнакомый голосочек... стоит последнему зомби пасть и затихнуть, я утираю пот со лба и несусь вперёд. Это был голос Аханы. Ноги лаза начинают разыскивать её в полумраке, голос раздаётся ещё раз. Уже куда более привычный, — высокий, трогательный, испуганный… переходящий в душераздирающий крик.



Жертвуя чистотой сапог я несусь через миниатюрную долину смерти, погружаясь в грибную рощицу, глаза замедляют движение куда сильнее, медленно привыкая к полумраку и высматривая путь. Голос раздаётся ещё раз, более привычный и знакомый, высокий, трогательный, испуганный, он переходит в душераздирающий крик… Ахана в порядке.



Ахана не в порядке совершенно! Физически девушка конечно цела, но руки её по локоть в крови, пальцы беспорядочно возятся, вцепляясь и соскальзывая. Девушка дрожит, трясётся мелкой рябью в тщетных попытках зажать едва ли не журчащий поток, хлещущий из горла серого человечка. Драконье яйцо откатилось, завалившись набок. Оно окутывает сцену бледным карминовым сиянием, подрагивающим в унисон со всхлипывающей жрицей.

— Я… я… я хотела успокоить его… я просто… я… я хотела чтобы он… чтобы он просто успокоился! Х-Холт!? Я не… это… наверное… з-заклинание подействовало с-слишком сильно…

Ненавижу это. Хочется вмешаться, занять её место, украсть её долю и отобрать себе боль, чтобы эта светлая душа успокоилась и перестала оправдываться.

— П-почему? По-почему он так сделал? Почему… я не понимаю… я не понимаю… я не понимаю… — повторяет она как заведённая, по мере того как кровь утекает сквозь пальцы, пачкая её одежду, собираясь лужицей под запачканным кровью драконьим яйцом, — Х-холт, я… говорила ему о надежде… о мире… к-как подобная проповедь могла подтолкнуть хоть кого-либо пронзить собственное горло?! — последние слова девчушка произносит на одном дыхании, словно вытаскивая их себя на очень длинной леске, прежде чем освободить лёгкие для нового приступа жалобных поскуливаний.



По мере того как слёзы смешиваются с кровью, я вижу водоворот горести, перемешивающий в однородную массу чувства страха и обиды. Из-за моей спины показывается Тенебрис. Поднимая с земли драконье яйцо, она оглядывает подругу, блестящие линзы оценивающе перескакивают с лица на руки девушки и без малейшего понимания ситуации кошка радостно восклицает:

— Отличное злое заклинание! Всё правильно, Ахана - так и поступают с грязными ворами чужих сокровищ. Души его, души!



Тут уже моё сердце не выдерживает. Приближаясь, я неловко приобнимаю Ахану за плечи, не зная как она отреагирует, выжидаю, с силой отворачиваю её от холодеющего тела дерро, тащу прочь, чуть ли не волоком, удаляясь от ужасающего зрелища. Веду мимо бестактной Тенебрис, туда где товарищи переводят дух после битвы. Туда, где под Персивалем образовался целый холм из костей поверженных врагов, а он как ни в чём не бывало проверяет снаряжение; где перепуганные микониды выбираются из-за камней, жалобно окатывая нас вкрадчивыми волнами испуга и облегчения; где Джимджар и Сарит пожимают друг другу руки, как после долгого, но славного трудового дня, а после берутся собирать раскиданную поклажу, железную глыбу, спящего Дроки. Вывожу девчушку из темноты, туда где она поймёт о чём я говорю:

— Понимаешь, вся проблема нашего пребывания здесь связана именно с нашими попытками душой и разумом постичь то, что вызвано Безумием… это всё равно что лечить тех мертвецов твоими чудодейственными силами, пытаться вернуть в них жизнь призывая к мощи твоего Великого Водного Лорда… светлые устремления, которые совершенно несовместимы с окружающей нас безнадёгой… — мне хочется умиротворяющей шептать, но вместо этого я заполняю сводчатые пещеры неспокойным гулом, — Кажется… нечто подобное случилось бы с ним в любом случае… учитывая то как он был неумолим в своём желании сравняться с мёртвыми. Быть может тебе это покажется злой шуткой, но… ты помогла ему в обретении того Счастья, на которое Он Был Способен… Это место… всё это место извращает любые добрые попытки, подавляя надежду и веру, обращая добродетель предательством, а теплоту - непроглядным мраком. Тебе стоит думать не о нём, а о себе… не о нём, а о нас… тех кто всё ещё пытается хранить это светлое, живое и трепещущее внутри… не позволяй Подземью лишить тебя этого.



Мой голос под конец сбивается на хрип, а мир сужается до единственной точки, в которой нужно облечь душевные метания в нечто живительное, как это раз за разом делала Ахана.



Ей это удаётся так легко…



С каждой фразой, с каждым шагом, продолжая игнорировать недовольное шипение механической кошки, уязвлённой человеческим непониманием её искренних слов поддержки, мы отдаляемся от очередной жертвы потустороннего безумия и возвращаемся туда, где друзья. Постепенно все сбиваются в один большой круг успокоительных слов, признаний, наблюдений, в гомонящий клубок поддержки и заботы, чем-то напоминающий строение этих пещер - разрозненное но связанное вместе, полное мистических тайн и потаённых загадок.



Душещипательная сцена посреди уродливого места, понемногу мы приходим в себя и стремимся отдалиться и от первой и от второго, погружаясь в незнакомый переход - знакомый, тот что остался позади, оказался заперт. Опять. Возможно даже забаррикадирован, так как остроухий (во обоих смыслах) Джимджар умудрился расслышать по ту сторону целую кучу разнообразных голосов. Дорожка нам досталась тесная, извилистая - нехотя приходится растягиваться длинной цепочкой, вышагивая за слабо мерцающей водяной ящеркой. Дух-помошник Аханы превосходно брал след и потому, видимо, отказывался оказывать свои услуги дважды в день, перескакивая с места на место иллюзорная сущность устремлялась вдаль, минуя коварные расщелины и не отвлекаясь на созерцание многочисленных проходов-отростков. Не меньше получаса я наблюдаю вокруг только землю, стены, макушку Тенебрис и спину Принца Дерендила, прежде чем очередная каверна не расступается, открывая вид на непомерное нагромождение грибов. Грибная башня ниспадала каскадами, свечение вокруг неё концентрировалось и закручивалось комплиментарными спиралями от самого основания, в то время как верхушка эпохального сооружения терялось под потолком, если он конечно здесь был.Мельтешение световых пятен давит на мозги, укачивая как на корабле в шторм, только вместо шума волн здесь нарастал разрозненный гомон.





Грибы стали нашими ступенями, не слишком удобными но устойчивыми, грибные шляпки едва ли подавались под нашим весом и мы поднимались, ярус за ярусом. Шёпоты набирали силу, принимаясь набрасываются со всех сторон, превращаясь из неясной какофонии в узнаваемые междометия и целые предложения.



— …время, Темберчёд слишком много себе позволяет! — вполголоса гремит недовольный дуэргар, из-за которого я не слышу собственных шагов — Когда мы обретём яйцо, нам придётся наконец от него избавиться. Следующий Великий Кузнец будет покорнее, всецело поддерживая Служителей Пламени. Надо…



Ноздри щекочет табачный запах, уже и не вспомню когда ощущал в последний раз радостный аромат того как сладостно-горькие листья, мерно теряют зелень, выгорая на солнце. Звуки ошеломляют. Сбивают с толку. Слова, всё более отчётливые, становится проблематично отделять от внутреннего голоса.



— Всё в порядке. — говорит с лёгкой хрипотцой незнакомый женский голос, властный и мелодичный, — Тебе незачем беспокоиться об этом. Мы всё держим под контролем. Отдыхай, дорогой муженёк. Отдыхай и позволь мне пронести это бремя за тебя.

Шелест монет заглушает всё вокруг, накатывая короткими волнами - звон - звон - звон. Медленно распахивается тяжёлая дверь.

— А, это вы! О! О… моё почтение! Как там поживает наш Владыка, Стилшедоу? Его величество! — лебезит и рассыпается некто в наигранном подобострастии… Неужто Пять Орехов?

— Всё в порядке, всё в порядке…





Незнакомое присутствие зудит в голове, гранича с мигренью. Персиваль идущий передо мной недовольно потрясает головой, как если бы пытался вытрясти воду из уха, оборачиваясь, юноша что-то бормочет, вид у него несчастный. Я вижу как движутся губы, но в голове вместо этого всё заполнено голосами дуэргаров. Там и тут в Греклстью перешёптываются заговорщики.



Звуки фабрик и кузниц смешиваются в кромешный ропот железа и стали. Их удары перекликаются, обращаясь в громогласный звон, рискующий взорвать наши барабанные перепонки.



Когда это становится практически невыносимым, восхождение заканчивается. Закованная в тяжёлую перчатку ладонь упирается в мою грудь и я гоню мысли прочь, сосредотачиваясь на реальности перед собой: там, воровато скрючившись, Персиваль указывая перед собой на подгнивающую пятерню, застывшую посреди плато, состоящего из разномастных грибных шляпок. Вытянувшись по струнке, беглянка покачивается из стороны в сторону, растревоженная шагами и шорохами.



Нужно подобраться как можно ближе, иначе она опять удерёт. Персиваль крадётся слева, Тенебрис справа. Постепенно, мы обступаем гномью руку со всех сторон, начисто лишённые желания ещё пол дня провести здесь из-за её поисков. Я даже подключаю к делу Акашу, её миниатюрная копия появляется позади добычи, маленькие зубки уже вот-вот вопьются в запястье, но… секунда, мгновение, щелчок и все эти подготовительные меры теряют хоть какое-то значение! Наполняясь мерцанием, беглянка подскакивает, кувыркается, распадаясь идеальные дубликаты. Три внешне неотличимые руки устремляются в разные стороны.



Все ринулись с места. Поднимая стобы пыли мы рвёмся в стороны, врезаясь друг в друга, Ахана мечет волны, Персиваль копья, а ваш незатейливый рассказчик в основном швыряется проклятиями - рыбкой прыгнув вперёд, я не побрезговал и крепко ухвалися за почерневшую от распада пятерню, одну из многих, лишь для того чтобы изумлённо взвыть от чудовищного ожога которым наградило меня подобное прикосновение. Негодяйка распалась на три такие же. Хищная Тенебрис носится за ними с грацией истинной охотницы, но итог у всех этих действий всегда один - гномьи кисти рассеиваются по площадке неумолимо множась в количестве. Зловещий цирк, а на арене мы и десяток рук, разбегающихся во всех направлениях. Резко поворачивая на бегу, кувыркаясь и подпрыгивая они заползали трещины между грибами, словно сюрреалистические пауки.



Мои собственные руки, если честно, опускаются. Одна из них болезненно ноет, я откровенно побаиваюсь снова хвататься за эту гадость. Глаза Персиваля сверкают медью, спешно оглядывая мельтешащую нежить он недовольно кривится, не находя настоящую. Прежде чем удача улыбается ему и латная перчатка взметается за спину в поисках очередного пилума, на беглянку напрыгивает водяная ящерка. Ахана реагирует моментально! С громким хлопком на жертву опускается тяжёлая кастрюля, пресекая любые попытки бегства. Мне тошно говорить и даже думать об этом, но из песни слов не выкинешь - после того как мы снимаем с гномьего пальца кольцо, пятерня окончательно теряет жизненные силы и продолжает свой путь к неупокоенному Пелеку всё там же, на дне кастрюли. Интересно насколько прочна дуэргарская посуда? Я бы с удовольствием искупал её в чём-нибудь обеззараживающем. В лаве например.



Такая маленькая, но, впрочем, победа, наградила вместо радости чувством лёгкой тревоги. Спускаясь с горы мы отряхиваемся, приводим одежду в порядок и невольно переглядываемся, как если бы пытались сказать: “Никому не слова о том, что здесь произошло, ясно?”. Назойливые разрозненные шёёпоты стихают по мере того как мы удаляемся от грибной “лестницы”. Тоннель буйно петляет, мечется из стороны в сторону, словно хвост собаки при виде хозяина. Развилки никуда не делись, хотя согласно открывшимся картографическим талантам Персиваля, мы стабильно приближаемся к месту последней стоянки. Удивительно как неуёмная сеть здешних проходов переплетается, бесконечно пересекаясь и накладываясь друг на друга.



Впереди брезжит пролом. Внутри никого. Мы выглядываем из узкого тоннеля в обширное помещение сильно пропахшее животными. Из-за прикрытия грибов просматриваются многочисленные стойла от хлипеньких вольеров до тяжёлых оград из зархвуда. Ближе к центру виднеются небольшие клети и тлеющий костёр, чьи рубиновые угли никто не потрудился затушить. Или не успел. В отдалении удаётся разглядеть спиральный рисунок, слабо мерцающий на земле, ровные цветные волны расходятся вокруг, навевая неприятные ассоциации с игрой гипнотического света наблюдаемой недавно. Тем не менее данные рунические письмена оказываются безвредными.

— Это… совсем не как те узоры… — замечает Ахана, по мере того как я опасливо подступаю к рисунку и нехотя оглядываю завихрения линий — …он… рукотворный и нужен для совершенно иного воздействия на рассудок. Может быть это как-то связано со всеми этими постройками для животных?..

Я киваю. Мне было достаточно выгодного отличия от мутящей болтанки в которую мозги погружало убежище кровожадного Баппидо, но вслух я об этом не сказал. Палатки забиты грибами и мелким скарбом, вокруг ни души и хочется плюхнуться прямо здесь на одну из многочисленных лежанок, и немного перевести дух. Увы, покой нам только снится.



Длинные ноги рыжеволосого охотника на нечисть устремляются дальше, ритмично поскрипывая бронёй в той стороне, где хитросплетения туннелей наполняются тявканьем и посапыванием.

— Я чую демонов — невозмутимо произнёс парень, проходя мимо. Ему даже не особенно приходится делиться своими соображениями о концентрированном фоне подземного безумия, и прочих хитрых вещах - мы и без этого хорошо научились замечать в его взгляде нехороший блеск, появляющийся при столкновении с потусторонним. Дерро, судя по голосам, стояли буквально за поворотом, отговаривать воинственного дылду мне было негде и некогда. Разминая кулаки и плечи я следую за ним, периодически поглядывая на Тенебрис - механическая кошка машет руками и строит недовольные рожи.



Приложившись к горлышку одного из снадобий сваренных Верзом, воитель начинает красться не хуже этой недовольной изобретательницы и умудряется приблизиться к противникам почти в упор. Напряжённые, откровенно дёрганные дерро, квазиты и один очень подозрительный, на редкость крупный пёс, глядят в другую сторону, туда где должно быть скрываются двери из зархвуда. Приключения с отрубленной рукой вывели нашу разношёрстную группку во вражеский тыл, где бедняги до сих пор нервно трясутся и ждут вестей от своих медвежьих наездников.



В шею первого дерро вонзается короткий меч. Всё, что видят сегодня негодяи разворачиваясь в нашу сторону - это залп разнообразных снарядов. Один за другим дерро валятся на землю, заметно уступая в живучести чёрному псу, прижимая уши и хвост тот поворачивает к Персивалю свою крупную голову, оскаливая пасть и выдавая утробный рык, а после я моргаю, и это происходит снова… поворот, оскал, рёв. Вторая голова. Ну конечно. Откуда-то позади, из темноты, летит мешочек с порошком огненожки, метко запущенный Саритом. Тусклая вспышка и вот кровожадный зверь горит, окончательно уподобляясь своим видом адским гончим из жутких бедняцких баек или странных проповедей, которыми миссионеры пытались заманить моих соотечественников в лоно очередной церкви. Впрочем красочные ассоциации моего рассудка кажутся излишними когда впереди, под самым потолком тесного туннеля парят вполне себе всамделишные демонические демоны. Вредные квазиты окатывают нас отборной руганью швыряясь в Персиваля камнями и прочим мусором, среди которого оказывается флакон жгучей кислоты. Укрываясь щитом, воитель продвигается шаг за шагом, в своём яростном стремлении разделаться с нечистью он копирует повадки недавно встреченных медведей, протискиваясь мимо противников, расталкивая и отпинывая тех кто пытается цапнуть его по пути.



Зловредные бесы откровенно издеваются над нашим другом, заманивая его всё дальше. Я разрываюсь между желанием поддержать Персиваля и необходимостью латать собой брешь в обороне, дерро потрясают ржавым оружием прямо перед моим лицом, не желая отступать. Языки пламени гуляют по шкуре странной собаки, в глазах её заметен совершенно иной, злой огонь, а из пастей струятся кровь и пена. Уклоняясь от очередного удара, я чувствую как тело становится всё более тяжёлым и опрометчиво выдыхаю:

— У нас проблемы.

Пророческое замечание, ведь в следующий момент раздаётся оглушительный топот, а из-за поворота показывается новая фигура. Этот дерро чем-то напоминает вредную парочку возле обелиска подобием короны на голове и примечательной одеждой, увешанной драгоценными камнями. Явственное безумие струится в его холодном взгляде и ещё больше холода прокатывается по телу, укрытому подобием ледяной корки. Выставляя посох в нашу сторону он призывает непроглядный рой копошащихся мух, облако чёрное как ночь. Но ведь не мог один коротышка издавать весь этот шум, верно? Конечно же не мог - с огромным трудом в помещение протискивается, буквально вваливается, огромный двухголовый великан. Невразумительный гортанный ор срывается с великаньих губ при виде множества человечков копошащихся у её ног. А нестерпимо пронзительный, зловредный возглас колдуна требует:

— Убей их всех Хельга! Начни вон с того! Принеси мне яйцо!



Теперь у нас действительно проблемы.