Христофор

Летом 1937 года был сдан в эксплуатацию канал
Волга- Москва и многие зэки получили специальные нагрудные знаки

Чем же человек отличается от других существ,
тем, что сажает в клетку себе подобных.



- Христофор, Христофор, - оглохший от шума компрессорной станции, кричал бригадир Петрович, - ты не забыл, что сегодня вся наша передовая бригада забойщиков идет в клуб.
- Что за нужда такая, что-то я не припомню такой договоренности? На танцы, что ли?
- Помнишь, не помнишь, это никакой роли не играет, - одернул молодого человека Петрович, которого все, за участие в партизанском движении, звали комиссаром. – Тебе бы все танцы, да кино про любовь, лекция сегодня в клубе о международном положении, значит. Всем быть обязательно, вот так значит, все по-военному. Вопросы есть? Вопросов нет. Так, что встречаемся ровно в семь вечера.

Духота клуба наводила дремоту, и не было никаких сил с ней справиться. Володька напарник периодически толкал Христофора в бок, когда тот начинал заваливаться на бок. Перед выступлением областного лектора местный агитатор в пятиминутке, растянувшейся на полчаса, рассказал присутствующим о достижениях предприятия:
- Нам есть чем гордиться, товарищи, - начал он, - только за последние два года нам удалось создать промартель "Инвалид" с портновским, сапожным, слесарным, кузнечным и квасным промыслом. Начал действовать Ольховский молочно-консервный совхоз. Мы, наконец, привели в порядок улицы, а их у нас, кто бы знал, 54, одна из них даже замощена. Одних только деревянных тротуаров построили протяженностью 10 километров. Не шутка вам.

 Пользуясь, случаем, от имени руководства рудника выражаю благодарность всем, кто принял добровольное участие по заготовке дров для нашей электростанции. Поселок и рудник обеспечен электроэнергией. Уличное освещение в поселке теперь насчитывает 50 точек, протяженность сети достигла 40 км. При этих словах из зала раздался выкрик:
-Точек и километров проводов много, да толку мало. Живем от мира отрезанные, никуда нельзя выехать. Лучше поясните, когда будет транспорт, хватит до Минусинска пехом ходить.
- Проблемы, конечно, есть, - начал объясняться сбитый вопросом лектор, - как вам известно, для переброски грузов от Абакана до Ольховки на руднике задействовано 85 машин. Для пассажирского сообщения комбинат приобрел автобус, курсирующий по маршруту, Ольховка - Курагино. Правда, часто ломается.
- Вот об этом и речь, - раздался новый выкрик из зала. По поселку ходит одна колымага на 27 мест, а рабочих больше десяти тысяч и по делам в другой город не выберешься.

 Агитировать с трибуны становилось труднее, но лектор все же положенное ему до рабочих довел. Рассказал он еще о районном отделе связи на 907 точек, о телефонной станции, мощностью на 110 номеров. Вспомнил пионерские комнаты, библиотеки, школы, в которых учились в три смены. Кроме молодежи, учились и взрослые. Таких в поселке было до полутора тысячи. Курсы разные действовали, имелся интернат, три детских сада. Что-то он еще говорил о воспитанниках детского дома, малышах яслей, про оборудование культурно-просветительских учреждений.
Только Христофор всего этого не слышал, так его сморила усталость. Сквозь сон до него долетали разрозненные слова лектора из области, сменившего местного агитатора, о  вредителях троцкистах, о сговоре германского вермахта и японских вооруженных сил, о том, что Англия и Франция договаривались с Германией о разделе Европы. Продремав с полчаса, голова Христофора несколько прояснилась. Окончательно он проснулся, когда пошла речь об угрозах на границе.

- За 1936-1937 гг. на дальневосточной границе, - зычно раздавался голос областного лектора из общества «Знание», - со стороны японо-маньчжурских войск было зафиксировано 231 нарушение, из них 35 крупных боевых столкновений. Японские военнослужащие многократно углублялись на советскую территорию целыми отрядами, откровенно провоцируя пограничников на огневую схватку, не раз объявляя: «Территория васа будет наса».
- И это не просто слова, - пояснил лектор, - японский кабинет министров одобрил оперативный план для действий на советской дальневосточной границе. Согласно этому плану, они хотят захватить города Уссурийск, Владивосток и Иман, а затем Хабаровск, и Благовещенск.

Зал притих. Неужели война!? С одной стороны Германия, с другой - Япония. Как тут развернуться? Который год шла борьба с троцкизмом. А тут тебе ещё и фашисты разные. Ощущалось, что завязывался сложный узел, который нужно будет развязать. Кто и как это сделает? На этот вопрос дал ответ сам лектор. Рассуждая о врагах, о бдительности, он напоследок, как бы, между прочим, напомнил о последствиях вредительства группы Алданова и словах Максима Горького: «Кто не с нами, тот против нас!». Лекция закончилась, люди вставали, стучали сиденья, и каждый выходящий из зала думал, что означают эти последние слова.
Спустя неделю, «комиссар», ответственный за проведение политинформаций в цехе, на одном из занятий до всех довел:
- Есть сообщение.  3 июля 1937 года Политбюро утвердило «директиву» на проведение дальнейшей борьбы с врагами народа. При этом Петрович,  от волнения, потер руки и, как обычно, спросил, - вопросы есть?

Их обычно не было, но тут у проходчика Феди Кудымова прорезался голос.
- Говорят, что еще план какой-то разработали, и даже приказ издали о борьбе с всякими уголовниками и антисоветчиками.
- Тут еще много непонятного, главное, что среди нас, - бригадир оглядел рабочих, похлопал рядом стоящего Ивана Черемшу по плечу, -  таких нет. Всем понятно?
- Понятно, понятно раздалось с мест.
- Вот и хорошо. Сейчас важно ребята показать хорошую работу и дисциплину, подчеркнул бригадир, - порядок должен быть. Вопросы есть? Вопросов не было.
Вопросы, конечно, были, так как предыдущие компании борьбы с кулачеством, с заговорами и подозрительными лицами на шпионаж, наводили на мысль, что «танки наши быстры», но вера в людей повсеместно отсутствовала. В уже занесенной снегом Ольховки тогда и знать не могли каким ходом  разворачивалась новая гражданская война со всеми, кто по мнению властей, тормозил строительство социализма..
 В октябре-ноябре был разгромлен разведывательный отдел штаба Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии в Хабаровске. Начальник отдела полковник Покладек, его два заместителя и несколько сотрудников рангом пониже были арестованы и расстреляны, как японские шпионы.

Тройкой Управления  НКВД по Алма-Атинской области к смертной казни через расстрел были приговорены несколько сотен человек - выходцев из китайских городов Кульджа и Кашгар.
В Монголии в стандартных преступлениях были обвинены министр обороны Демид, премьер Гендун и полпред в Москве Даризап, которые якобы готовили переворот.
В пограничном китайском Синьцзяне «поборник марксизма» губернатор Шэн Шицай начал по подсказке из СССР борьбу с  «неугодными троцкистами». Недовольные мусульмане подняли мятеж. Губернатор, не имея сил бороться с повстанцами, обратился за помощью к советскому правительству. 21 июня 1937 года в СССР были сформированы две войсковые группы, которые перешли границу и разбили повстанцев в городах Кашгар и Хотан.

По итогам операции Лаврентию Берия докладывал начальник Главного управления пограничной охраны и внутренних войск, комдив Николай Кручинкин. В докладе сообщалось, что в ходе операции «уничтожено 96 японских агентов, 318 английских и несколько шведских». Видимо уничтожили мало, потому, как в 1938 году  комдива Николая Кручинкина арестовали.
В Восточной Сибири операцию с неугодными начали с 15 августа. Предлагалось завершить ее за 4 месяца. Немедленному аресту и расстрелу, по рассмотренным на «тройках» делах, подлежало 72 тысячи  человек;  направлению в лагеря и тюрьмы – 270 тысяч человек.

 Ольховка в 30-ые годы полностью состояла из ссыльных, - из, так называемых, бывших. По этой причине в 1937 году, с началом «ежовщины», врагов народа искать не нужно бы¬ло. И как только поступила команда «взять», начались повальные, сог¬ласно разнарядке, аресты.

                В сверкании молний ты стал нам знаком,
                Ежов, зоркоглазый и умный нарком.
                Великого Ленина мудрое слово
                Растило для битвы героя Ежова.
                Великого Сталина пламенный зов
                Услышал всем сердцем, всей кровью Ежов!
 
Основной удар в Сибири наносился по кулаку и казаку, это значит и по Кировым. Христофор считался передовиком-стахановцем. По этому поводу на его ба¬раке, а жил он уже в углу Голдыревых, вывешивался красный флажок, но и это не помогло. Первый раз за Христофором приходили, когда он с Ксенией был в клубе и смотрел кино. Арестовали в другой раз,  как только они вернулись из гостей, были у Зайцевых.
Как так может быть? С одной стороны флажок стахановца, с другой карающий меч. Есть такое военное выражение – «беспрекословно выполнять распоряжения командования». Все делалось по военному и беспрекословно. Сделать стахановцем - пожалуйста, расстрелять – нет вопросов. Иногда расправы происходили и без команды, а по намеку или по разнарядке.

Двери в барак, где жили Кировы, открывались со скрипом. Задубелые, обитые с двух сторон войлоком для сохранения тепла, в этот раз они открылись и закрылись медленно. Поздние гости специально распахнули их настежь, чтобы жильцы, кого нужно было забрать в этот раз, долго не собирались. Визитов у них было еще много, а на улице стояли крепкие сибирские морозы.
Брата Александра забрали вчера, и Христофор был готов шагнуть за ним в неизвестное из одной несвободы в другую. Греха за собой не имел,  и от этого становилось легко. Боли расставания с Ксенией  не чувствовал, пока она не заревела навзрыд, ухватившись за рукав рабочей куртки, которую на днях ему сшила. Жизнь семейная только началась, и враз закончилась. Кто-то там наверху, не Бог, конечно,   решил, я, а то им,  и полгода радости хватит, и как скотину погнал людей в разные загоны.

Мешок, на всякий случай, находился в постоянной готовности. Осталось только забросить его за плечо и поклониться барачному, родному по горю люду. Все молча в страхе, стояли,  и про себя думали – слава Богу, не за мной.
Степанида Андреевна протянула руку в ближний угол, достала староверческий крест, подслеповатыми глазами взглянула на Христофора и благословила его двумя перстами. Что она, уже испытавшая с избытком, в суете промолвила ему, не запомнилось, но благие ее пожелания свершились, - он выжил.
 Может, в судьбе сыграла роль его имя. Христофор, это человек, которого призвали перенести Христа с одного берега реки на другой, и он преодолел широкую и бурную реку жизни, пронес с собой веру в добро, любовь и надежду.

- Ваша фамилия, имя, отчество? – вежливо начал следователь. Было ему лет под сорок, и первое впечатление производил положительное: форма чистая и поглаженная, с портупеей через плечо. Сам крепко сбитый, лицо широкое и открытое, глаза смотрели устало и несколько рассеянно. Всем работы прибавилось, и она не кончалась ни днем, ни ночью.
- Киров, звать Христофор, отчество Александрович.
- Христофор, говоришь. Такой мне еще не встречался. Первый будешь в коллекции с таким буржуйским именем. Или ты из церковников?
- Почему из церковников. Из обычных я, из рабочих и крестьян, работаю в горном цехе, забойщиком.

- Ты, пожалуйста, по существу, - поправил его следователь, закуривая новую папиросу. Это нам известно. Лучше про родителей расскажи. Чьих корней будешь?
- Я учетный, из раскулаченных, в деле все написано, - ершился Христофор. И про мать Татьяну Матонину, что из торговых людей и старателей, и про отца Александра Кирова, Усинского пограничного начальника. Про меня все известно.
- Офицерский сын,  значит. Хорошо видно жилось, припеваючи. Теперь кураж твой  кончился.
- Не было никакого куража. Родился в 1912, отца не стало в 1920 году. С этого самого времени тружусь,  как и все мои братья и сестры, а нас шестеро. Про старшего брата Александра вам, случайно, ничего не известно? Его накануне взяли, 18-го, как бы с ним  свидится.

- Насчет брата ничего сказать не могу. Может,  и свидитесь, если повезет. Ты сейчас про себя больше думай. А то, что в поте лица своего зарабатывал хлеб свой насущный, это хорошо. Даст Бог, выдержишь испытания перед советской властью, и начнешь жить по-новому, а пока, будучи враждебно настроенным к советской власти, ты рассматриваешься, как участник контрреволюционной кулацко-повстанческой организации. Обвиняешься в организации нелегальных сборищ, на которых проводилась агитация,  и распространялись провокационные слухи о скорой гибели советской власти.
 - Отвечай. Кто и где вовлек Вас в контрреволюционную организацию?
- Никто и нигде. Не было ничего подобного.
- Какие поручения по контрреволюционной работе Вы получали и от кого?
- Ни от кого поручений я не получал. Первый раз о таких слышу.
- Какую контрреволюционную работу Вы проводили в стахановском движении и в колхозном строе, как бывший кулак?
- Работал как все. План выполнял и перевыполнял, дисциплину соблюдал. Никакого вреда никому не причинил.

- Материалами дела Вы изобличаетесь в причастности к контрреволюционной повстанческой организации, по заданию которой проводили контрреволюционную работу. Подпишите протокол. При этом, следователь положил наган на стол.
- Чего ты братец зажурился?- спросил его после допроса раскулаченный и высланный в Сибирь из города Березовска, что под Одессой Павел Грищенко. Дюжеть надо, держаться, мобуть перемогем. Вишь, беда какая! Никому нет слободы. И от брата письмо пришло, пишет,  на днях увзяли соседа, учителя по физике  нашей школы Ивана Мадзариса за то, что сознательно учил детей абстрактной силе давления, скрывал, значит, действительный ее смысл в социалистическом строительстве. Вот так!

Ничего Христофор не понял про давление в Березовске, а  здесь давили не абстрактно и со всех сторон. В НКВД ощущалась острая нехватка «чистых» рук. Ночью эти руки хватали, днем заполняли постановления на арест, анкеты, справки, протоколы обысков. И они же допрашивали. Рук на всех врагов не хватало. Тут и сторукий Шива не справился бы. Потому документы часто оформлялись формально – под копирку. Были и сочинения следователей на вольную тему.
Главным же во всем было давление, чтобы арестованный побыстрее дал признательные показания.
В деле на братьев Кировых значилось:
Киров А.А. родился 28 мая 1911 года в пос. Бегреда, Танну-Ту¬винской Народной Республике, окончил 4 класса национальной школы, работал столяром в культсети, беспартийный, арестован 18 ноября 1937 года.
Киров Х.А. родился 14 октября 1912 года в селе Усинское, Красноярского края, образование 5 классов, забойщик горного цеха Артемовского рудника, арестован 19 ноября 1937 года».

Киров Г.А. родился 28 февраля 1914 года в поселке Бегреда Туранского района Танну- Тувинской Народной Республики, образование 6 классов, работал слесарем в механических мастерских Артемовского руд¬ника, арестован 25 мая 1938 года.
Все раскулачены в 1932 г. и высланы, как кулаки из Тувы в п. Ольховку Артемовского района,  Красноярского края, где состояли на спец. учёте до момента ареста.
Все это было до момента арестов. Первые два уже состоялись, третий откладывался до мая 1938 года. Обстановка на границе осложнялась. Японцы создали из числа маньчжурских белоэмигрантов специальный отряд «Асано». Назревал конфликт на Хасане.
 
15 июля 1938 г. на сопке Заозерной прозвучал выстрел и был убит японский жандарм Сякуни Мацусима. Стрелял в него начальник инженерной службы Посьетского пограничного отряда лейтенант В.М. Виневитин. Винтовочный выстрел  детонировал уже готовые к взрыву страсти японской стороны – начались события на озере Хасан, которые продолжались до 11 августа 1938 г.
Брата Гавриила не взяли в 1937 году потому, что изолятор просто не вмещал новичков. В них и так можно было только стоять. Пожилые люди теряли сознание и оседали между стоящих. Молодые и сухопарые держались лучше. Узников уже не страшил ни приговор, ни то, что за ним последует. Одна мысль владела ими, что подписать или сказать, чтобы выбраться из этого ада.
В местный изолятор Христофору и брату Александру носили передачи, записки передавали в окно. Мужики их брали и плакали. Все руки были в слезах. Законы 37-го года все же требовали вынесения приговора. С этим были задержки. Потому арестованным ничего не оставалось, как ждать и терпеть, а работникам изолятора уплотнять не только свой рабочий график, но и камеры. Вся страна стояла на цыпочках.

Накануне ареста Александра и Христофора, двойка в составе наркома Ежова и Прокурора СССР Вышинского подписала постановление о расстреле сразу 551 человека! В число репрессированных попали первый посол в Китае Лев Карахан, руководитель ОМСа в Коминтерне  И.А. Пятницкий, разведчики М.А.Трилиссер, Б.Н. Мельников. Полномочный представитель в Китае Адольф Иоффе покончил жизнь самоубийством в знак протеста против сталинского истребления своих политических врагов.
Время было страшное. Мужчины убегали в тайгу и прятались там годами в лесных избушках, чтобы не оказаться в числе арестованных. Именно таким образом спасся от срока брат Ксении Терентий Голдырев. Кампания к концу 1939 года в Артемовске закончилась, план выполнили, и все успокоились, кого не забрали, тот остался жить.

Братьям инкриминировалась статья 58-я (п.2,7,9,11 УК РСФСР). В целом по 58-ой статье осуждались: пункт 1 изменники Родины; пункт 2 вооруженные повстанцы, с целью захвата территорий; пункт 3 за сношение с иностранным государством или ее представителем; пункт 4 за оказание помощи международной буржуазии; пункт 5 за склонение иностранного государства к войне с Союзом ССР; пункт 6 шпионы; пункт 7 за подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли и кредитной системы; пункт 8 террористы; пункт 9 диверсанты; пункт 10 за пропаганду и агитацию «болтуны»; пункт 11 за всякого рода организационную деятельность в контрреволюционных преступлениях. Пункт 17 предполагал соучастие. Средний срок по всем статьям равнялся 12 лет.
 
По статистике на десять заключенных приходилось: трое с пятилетним сроком; трое с десятилетним; двое с пятнадцатилетним и двое с двадцатилетним сроком. Статьи предусматривали широчайший диапазон кар: от кратковременной высылки до многолетнего заключения и даже высшую меру наказания при отягчающих обстоятельствах.
 Отныне братья стали организованными вооруженными повстанцами, имеющими намерение подорвать государственную промышленность путем осуществления диверсий. Увезли их на грузовой машине с котомками на плечах, ночью, без свидетелей.
Тройкой УНКВД по Красноярскому Краю от 9 декабря 1937 года, в день 60-летия отца,  его сыновьям Александру и Христофору было назначено наказание в виде лишения свободы сроком  10 лет. Примечательно, что этим же числом «тройка» зачитала свой приговор жителю Минусинска, первому просветителю Тувы, бывшему туранскому священнику Владимиру Юневичу. Отца Владимира расстреляли в Минусинске 12 декабря. Из Турана он уехал в 1929 году, оставив там семью. Его арестовали и отправили строить Беломорканал. После освобождения жил в Минусинске, но 16 ноября 1937 года последовал новый арест.

Ударной работой чекисты встречали приближающийся профессиональный праздник. 20 декабря 1937 года  органам ВЧК-ОГПУ-НКВД исполнилось двадцать лет. Торжественное заседание проводилось в Большом театре, а братья Александр и Христофор Кировы и многие, многие другие шли по этапу.
Брат Гавриил Тройкой УНКВД от 15 июня 1938 года был расстрелян 5 августа 1938 года в пос. Курагино. Гавриил внешне не походил на братьев и сестер, по характеру был вспыльчивый, может, последнее и явилось причиной его гибели. Больше всего брата любила и часто вспоминала сестра Вера. Позднее удалось выяснить, что Гавриил Александрович проходил по делу некого Хабарова И.И (всего 6 человек). Следствие вели Тельнов и Бирюков.

Христофор вспоминал, что по пути движения в Абакане им подавали милостыню. Смотрели, насуплено и непроницаемо, без сочувствия, но и без враждебности.
Долго сидели в Ачинске. На этапе всех заново переписывали, загоняли партиями в баню, выстраивали у вошебойки, тасовали и сортировали. Потом стали разводить по вагонам.
Этап принимала целая ватага начальства, писаря из УРЧ сверяли списки с записями в формулярах, опрашивали, выясняли.
В Ачинске Христофор познакомился с греком из г. Иркутска, хирургом Пантелеймоном Фурсуади. Его золотые руки спасли сотни жизней. Хирург ладил с властью. К Пантелеймону обращались жены и подруги больших и маленьких начальников, желавших избавиться от незапланированной беременности. Все стало плохо в начале 1937 года. Во-первых, оказалось, что происхождения он не пролетарского. Что в 1914-1917 гг. служил в царской армии. Что, оказывается, делал аборты. Этого было больше чем достаточно для предъявления П. Фурсуади обвинения по десятому пункту 58-й статьи – за пропаганду или агитацию, содержащих призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти.

При расширенном толковании десятого пункта, любое из деяний хирурга Фурсуади классифицировалось как «подрыв и ослабление». Раз не укрепляет – значит ослабляет. Наступали времена, когда и одного пункта хватало для расстрела, а контрразведывательных статей было больше чем достаточно: измена родине; шпионаж; террор и «тернамерения»; диверсия; вредительство; контрсаботаж; участие в антисоветских заговорах; антисоветская агитация; политбандитизм и повстанчество; нелегальный переход границы; контрабанда; ЧСИЗМ (член семьи изменника родины); СОЭ (социально опасный элемент).

Благо, что «буржуй» хирург-вредитель оказался тертым и веселым человеком. Он любил анекдоты.
В приговоре так и записали: «Питая непримиримую ненависть к Соввласти и ее мероприятиям, П. Фурсуади среди служащих амбулатории систематически высказывал контрреволюционные взгляды с террористическими намерениями против вождей рабочего класса, опошляя их имена контрреволюционными анекдотами. Срок- 10 лет исправительно-трудовых лагерей».
Несмотря ни на что, он не унывал, продолжал быть самим собой и рассказывал при каждом удобном случае разные байки и случаи из жизни. Все его внимательно слушали, потому, как других развлечений не было.

- Вы слышали? В Москве совсем недавно задержали группу из десяти греков из Иркутска. Мы в Иркутске все карские, и живем с начала века. Приехали на стройки, потому как были непревзойденными каменщиками. И я поначалу дома строил. Родственников оставили в Батуми, а женились на русских девушках.
- Ну, и как они вас, не обижали?- поинтересовался молодой цыганистый парень, который видно не был обделен женским вниманием.
- Что вы! Что вы! Все было как в Греции, только местные жители с удивлением наблюдали за нами, потому как мы брались за любую работу и быстро встали на ноги.
- Как же ты на врача выучился? Был строителем и вдруг хирургом стал, - с ухмылкой спросил дюжий мужик с рыжими прокуренными усами, - небось, сжульничал.
- Сначала фельдшерские курсы окончил. Воевал, практику большую приобрел в хирургии. После войны еще учился, друзья помогли. Так и стал врачом.
- А друзья-то твои чем занимались. Все  строили или как?- продолжал пытать Пантелеймона усатый мужик.

-  Друзья мои, заработав деньги, переключились на более привычные и не менее любимые занятия: торговлю, хлебопечение. Вскоре Преображенская улица в Иркутске стала греческой: на ней один за другим разместились рестораны, кофейни, пекарни, кондитерские. Они быстро прославились среди иркутян высокими качествами товаров и услуг.
- Нэпманами, значит, были твои друзья - приятели, я так понимаю, - съязвил мужик.
- Да, так получается, но НЭП был в силе и в законе, а когда он кончился, большинство греков покинули Иркутск и убыли на красивую жизнь в Москву, а кто и за границу в Китай, на КВЖД махнул, где можно было тратить деньги.
- А ты что. Все своих баб лечил, никак не мог с ними расстаться? – засмеялся  цыганистый парень и заразил всех своим звонким серебреным смехом. Кто не хотел, все равно засмеялся.

- Женщин лечил, но не в этом дело. Жена у меня была хорошая, добрая. Не захотела она уезжать, дом оставлять. Куда я без нее?
- Это ты правильно говоришь. А что с твоими друзьями в Москве случилось.  Арестовали что ли?
- Их арестовали в столице по стандартному обвинению в валютных операциях. Главным у них был мой старый знакомый Адам Маруфуди.
- Сколько дали?
- Дали, как в анекдоте – 25.
- Почему, как в анекдоте?
- Ну, у одного спрашивают, - тебе сколько дали?
- Двадцать пять .
- А за что?
- Да ни за что!
-Врешь: Ни за что у нас 10 лет дают.

Куда везли, охранники не говорили. На всем пути спалось тревожно. На каждой остановке, а их было множество по графику и вынужденных, организм просыпался и ждал команды на выход. Выходили  на кратковременные прогулки, и дыхнуть свежим морозным воздухом. Останавливались чаще ночью, в открытом поле. Звезды светили сверху, не догадываясь о том, что происходит на земле, и какие на ней творятся людские безобразия.
Питание организовывалось на станциях, пищу разносили по вагонам, при этом раздавалась обычная брань в адрес охранников, у некоторых заключенных сдавали нервы и они устраивали буйство с истошными криками, которые заканчивались драками. День начинался и заканчивался перекличками. Бывало,  кого-нибудь вызывали к начальству эшелона для промывания мозгов.
Благо, что Пантелеймон, который узнал в Христофоре родную кровь,  был рядом. Он умел с кем надо наладить контакты, оказывал помощь больным, поддерживал и Христофора. В свободное время отвлекал, а точнее развлекал  «контрреволюционеров и антисоветчиков» своими рассказами:

- Кто не знает, тому напомню, что совсем недавно были выборы в Верховный Совет.
- Выборы может,  и были, но нас еще раньше выбрали и не в Верховный Совет, а в самый, что ни на есть «низший», ниже не бывает, - за всех пояснил учитель Трофимов из Минусинска. Дорога давалась ему труднее всех. Физически немощный и плохо одетый, он постоянно страдал простудой и потому находился рядом с печкой – буржуйкой, грел свои худые с синевой руки.
- Может и так, только был в моем родном Батуми такой Иван Палитиди. Любил шутить. Вернулся он однажды с избирательного участка с грустными глазами,  оглядел жену и детей, сел и молчит.
- Ты чего такой хмурый и молчишь? – удивилась жена.
Пантелеймон выдержал паузу и ответил.
- Я голос потерял.

- Как потерял, спрашивает жена?
- Я отдал его хорошему человеку.
- Какому такому хорошему человеку, говори?
- Я же голосовал, вот и отдал свой голос кандидату партийного блока.
Перед сном он еще несколько раз повторил шутку. Дети смеялись. Ночью пошел дождь. Потом не сразу понял, что в окно стучат. Это стучали подчиненные «хорошего человека», чтобы навсегда лишить голоса избирателя.
- Ну, не все же были плохими, - возражали ему слушатели. Вот и твои земляки  Паша Ангелина и знаменитый Папанин стали депутатами Верховного Совета.
- Конечно не все, - продолжал свои шутки Пантелеймон, - я же тоже хороший.
- Вот, по этой причине и везут нас туда, не знаю куда, - пробурчал бывший охотник и рыбак из села Григорьевка Степан Емахонов, человек бывалый, и во всем имеющим свое суждение.
 
После Свердловска эшелон пошел на север, в вагонах становилось все холоднее, а углем снабжали все меньше. Буржуйка уже не гудела, а чуть теплилась. Люди устали до предела и находились на грани срыва. Все чаще и чаще им нужна была помощь Пантелеймона.

Конечная станция - Краснотуринск. Заключенных привезли в лагерь, а им казалось на свободу. Клетка на колесах приехала, пора разгружаться. Началась новая жизнь на уральской земле. После вагонов были определенные послабления, прибавилось порядка, но сохранялась все та же вонь, появился дополнительный, мерзкий арестантский запах ношенной чужой прожаренной одежды.
Архивные документы Государственного архива России рассказывают. Все началось с образования в ОГПУ исправительно-трудовых лагерей.   11 июля 1929 года Совнарком СССР принял постановление, которым возложил на ОГПУ СССР задачу развития хозяйственной жизни в наименее доступных для освоения и вместе с тем обладающих огромными естественными богатствами окраин СССР «посредством использования труда изолируемых опасных элементов». При ОГПУ было создано Главное Управление трудовых лагерей и трудовых поселений, которому подчинялись ИТЛ.

С начала 1930 г. лагерная система становится опорой советской хозяйственной деятельности. Первым детищем ГУЛАГа стало Управление северных лагерей особого назначения (УСЛОН ОГПУ), созданное 5 августа 1929 г.
12 августа 1937 г. СНК СССР своим постановлением обязал наркома внутренних дел Н.И. Ежова организовать «для нужд народного хозяйства и оборонной промышленности» 7 лесозаготовительных ИТЛ. И таких постановлений было предостаточно. ИТЛ подразделялись на три группы: «А», «Б» и «В». «А» - годные к тяжелому и «средне-тяжелому» физическому труду; «Б» - годные к легкому труду и «В» - инвалиды и неработающие больные.   58 статья –«контрики» находились в отдельных или специальных пунктах с более строгим режимом и до предела ограниченным в правах.
 
Лагерь рассматривался как единый хозяйственный механизм. Делился на производственную и жилую зоны. В жилой зоне размещались бараки, клуб, столовая с кухней, хлеборезкой и кипятильней, а также библиотекой, где хранились реквизиты художественной самодеятельности, музыкальные инструменты и настольные игры. Баня, сушилка, туалеты, волейбольная площадка. Жилая зона обносилась деревянным забором высотой 3 метра. С внутренней стороны забора прокладывалась КСП (контрольно-следовая полоса), на расстоянии 50-70 метров устанавливались вышки для часовых. С внешней стороны забора имелись блокпосты для караульных собак.
Богословский лагерь НКВД СССР города Свердловска, куда попал Христофор, имел конкретную задачу – дать стране нужный для строительства самолетов алюминий.  Одна война уже шла, другая приближалась, и нужно было форсировано разрабатывать местный Богословский рудник бокситов. История его достаточно давняя.
 
Богословский медеплавильный и механический завод был основан в Верхнетуринском районе Пермской губернии еще в 1769 г. Принадлежал частной компании. Значение рудника возросло в предвоенные годы, а во время войны он стоял на особом поло-жении, что, в частности, определяло сравнительно удовлетворительные условия нахождения в лагере, куда волею судьбы  попал Христофор.

У брата Христофора Александра Кирова не было горной профессии, и он потерялся на одном из пересылочных пунктах от Ачинска до Свердловска. Может, в судьбу вмешались иные обстоятельства, а их было больше чем достаточно. Судьбы братьев разминулись, разминулись они у Христофора и Пантелеймона.  Теперь он врач местного лазарета.
Об этом он сообщил на последней встрече, а еще рассказал, что за греков взялись серьезно. Только из Крыма выселили на спецпоселения до  пятнадцати тысяч человек. Операцией руководил заместитель Берии, сам генерал Серов. Большая часть депортированных направлялась в Свердловскую область, и потому он надеялся увидеть знакомые лица.

Выселяли также в Казахстан, Узбекистан  и Киргизию. Как ему сообщили очевидцы событий, большую партию поселенцев  из Крымской АССР (Старо-Крымский, Ичикский, Судакский и Феодосийский районы) разместили в спец. поселениях Гурьевской области Казахской ССР.
- Что же такое спецпоселение?- спрашивал Пантелеймон сведущих лиц.
- Знающие люди поясняли, - дислоцируются они в населенных пунктах, где есть комендатуры. Вся власть у НКВД: учет, надзор, розыск, выдача разрешений на право временного выезда за пределы района расселения. За нарушения правил штрафы до 100 рублей. С санкции прокурора - аресты до 5 суток. Многие не выдерживали и убегали
- Было дело, - рассказывал карел 

Ефрем Николайнен, - бежал я несколько раз из такого поселения, вот за это и поплатился. Теперь, вот, вместе с вами хлебаю баланду. Там было несколько свободнее, но тоже как в тюрьме, все по разрешению, даже жениться нельзя было свободно. Ранее на спец. поселении находились только бывшие кулаки, высланные в период сплошной коллективизации, а сейчас берут и отправляют всех подряд, кто неугоден и кого хотят заставить работать. Опять же война с белофинами.
Христофор оказался в бараке, широком, низком и длинном, с двумя продольными проходами между тремя порядками капитально сооруженных двухъярусных нар. Холод и сырость присутствовали постоянно. Заключенные часто болели воспалением легких, еще чаще валил с ног спутник нищеты, скученности и грязи – сыпной тиф. У Христофора при первой проверке, когда ему незаможилось, оказался тяжелый экссудативный плеврит.

По знакомству Пантелеймон помогал Христофору поправлять здоровье: давал неизвестные порошки, ставил банки, и  через трубочку слушал его хрипы. Слушал и всем присутствующим больным рассказывал, как хорошо жить не на Северном Урале, а в  теплых краях, где в Батуми у Черного моря растут кипарисы, мандарины и абрикосы, куда греки перебрались в древние времена из легендарной Трои:
- Вам то вряд ли известно, что  Родина греческих племен легендарная Троя и древние города Малой Азии. Оттуда пошли корни единения греков и русских, а главное вера у нас единая и мы должны помогать друг другу. При этом, он стучал Христофора по спине, а потом к этому месту прикладывал деревянную трубочку.
- Почему нам не ведомо, - вмешался в разговор очередной больной, на вид ученый старичок, - путь из варягов в греки нам известен, и потом, еще с древних времен Орфей, будучи участником славного путешествия аргонавтов в Колхиду, воспевал в своих стихах обитателей Южной России.
И все больные на перебой стали вспоминать легенду о Золотом руне, о Ясоне и Геракле. Появилась возможность хоть на несколько минут вернуться к сказочным, светлым временам, отвлечься от страшных мук и казарменного бытия.

Христофор смутно помнил рассказы отца о своей южной Родине. В памяти сохранились отдельные эпизоды разговоров о Севастополе, о славных защитниках в Крымской войне, описания синего моря и виноградных садов, что не поддавалось его воображению, выросшему на высоком холодном плоскогорье,  среди горных пастбищ Урянхая.
- Я еще помню, - продолжал старичок, -  что именно грек Георгий, брат греческой принцессы Александры, жены одного из великих князей, убей, которого, запамятовал, спас жизнь российскому императору Николаю II в Японии. Это мне еще в гимназии рассказывали на уроках греческого языка. Вот так, любезный, а вы говорите,  не знаем.

Про Японию и Китай Христофор знал больше. От отца остались фотографии, книги и журналы. Мать, по случаю годовщин события японской войны ставила к образцам свечи, молилась и плакала. Про Китай в Туве знали все, так же как и про Монголию. Китаец Ван тоже сохранился в памяти. Рыбалкой он не занимался, а если улов был приличный, он обязательно часть его продавал проезжим на тракте или в поселке Бегреда. Когда его спрашивали
- Почем рыбка?
Он смотрел умиленными, вечно веселыми глазами и отвечал:
- Севели, севели – целковый, не севели  - два гривенника.
То есть, если живая и шевелится … либо сонная и не шевелится.
Правильно говорил Ван. Надо шевелиться понемногу, иначе можно заснуть навеки. Посмотреть бы хоть пять минут на родной Енисей, на хариусов и сердце бы успокоилось.

Фамилия ученого старичка оказалась созвучной греческой теме – Крымский, а звали его Сергей Владимирович. Бывший царских чиновников Кяхтинской таможни, последнее время проживал в Улан-Удэ, бывшем Верхне-Удинске. Чувствовалась в нем старая закваска, основательность и рассудительность по всем вопросам. Старичку было одиноко и опасливо одному, и он решил присоединиться к компании Пантелеймона с Христофором, тем более было о чем вместе поговорить. Слово за словом разговорились и познакомились поближе.

Вспомнили Монголию, затем переключились на Китай и конфликт на КВЖД, а уж совсем после заглянули в давнюю старину, когда сама Кяхта появилась.
- Началось все с петровских времен, дорогие друзья-товарищи, - начал Крымский, - с немца Бухгольца, которого все называли Бухольцев. Его можно назвать первым устроителем восточной российской границы. Он построил слободу Цурухайту в Даурии, заложил Омскую крепость, которую мы проехали. Он же, будучи пограничным начальником, а в последствии селенгинским комендантом, вместе с капитаном  Тренсом строил Троицкую крепость, что располагалась в 4-х верстах от Кяхты.
Кстати, милейший Пантелеймон, о ходе строительства крепости этот Бухольцев докладывал вашему земляку греку графу Савве Рагузинскому, «птенцу гнезда Петрова». Именно он решил заложить город на китайской границе и выбрал место для него на берегу реки Кяхтенки. В честь него и названа была крепость Троицко-Савск.
- Что вы говорите! – удивился Пантелеймон. Иркутск от Кяхты не так далеко, но ничего подобного я не слышал.

- А о путешественнике П.С. Палассе, тоже ничего не слышали? Он был в наших краях. Он, случайно ни  грек?
- Ничего не могу сказать,  и фамилия его мне ничего не говорит.
- Вам и фамилия Крымский ничего не говорит, а мой прадед Константин Григорьевич Крымов был в Китае, посещал его с духовной миссией, а потом в Кяхте   преподавал  в училище китайский язык. В 1856 г. как переводчик Азиатского департамента участвовал в переговорах во время экспедиции по Амуру. Так на востоке наша фамилия и осела.
Все время молчавший Христофор, услышав про Кяхту, вспомнил частые разговоры на Бегреде взрослых о чае, который чаще всего поступал из пограничного с Кяхтой Маймачена, который русские купцы переименовали в Наймачин. Сразу захотелось выпить кружку крепко заваренного плиточного чая с молоком или цветочного по-китайски, которым  угощал Ван.

- Про предка вашего понятно,- закончив с Александром, - сказал Пантелеймон. Как у вас дела? Я имею ввиду со здоровьем.
- Какое теперь у меня здоровье, дорогой. Его и раньше не было, а сейчас и вовсе. В последнее время многое пришлось пережить. Приход семеновцев с Унгерном в 1920 году, затем китайцев. Я чуть не погиб вместе с кяхтинским погранкомиссаром полковником Хитрово. Спас Рокоссовский командира 35-го кавполка, а сам он был ранен, лечился в Кяхте, где познакомился со своей будущей женой.
Я с ним снова встретился в период конфликта на КВЖД, когда  вводили войска 5-ой  кубанской кавбригады. Он уже был комбригом. Может ему написать письмо. Пусть похлопочет. Как ты думаешь?

- Написать письмо обязательно нужно, нужно лечиться и быть здоровым, только ведь сейчас война, рассказывают с японцами опять. Давай раздевайся и показывай где и что у тебя болит.
- Руки, ноги болят, а больше всего сердце. Старый я уже, еще японскую войну помню. Сколько лет прошло, а японцы выходит, не успокоились, опять против нас планы строят.
- Не планы, а настоящие сражение на границе. Вначале на Хасане, а потом на  Халхин-Голе. С Жуковым вы в Кяхте случайно не встречались? Говорят, он в Монголии с нашими войсками отличился.

Возвращаться из больницы, где было чисто и аккуратно в барак, где тесные нары, миски с баландой, кишащий вокруг разношерстный люд, Христофору было невыносимо. Бараки заключенных делились на секции, в которых проживало по 40-50 человек. Спали заключенные на сплошных двухъярусных деревянных нарах, подкладывали тюфяки, набитые соломой или ватой. Простыней не было. На ночь в секцию заносили «парашу». По секции назначался дневальный. Он наводил чистоту и носил вещи в сушилку и из нее, обеспечивал секцию кипяченой водой. Раз в десять дней заключенные мылись в бане со сменой белья и его  прожаркой. Зимой в секциях топились печи «голландки».
Главное отключаться и скользить по поверхности событий, иначе можно сойти с ума. Выполняй, что приказывают, делай свое дело – и пусть будет, что будет, а точнее, что Бог даст, успокаивал себя Христофор.

Люди умирали от голода. В соответствии с постановлением СНК СССР от 19 сентября 1941 года за № 2083/949 «С» был издан Приказ НКВД № 0437 от 13 октября 1941 г. с объявлением норм питания в ИТУ (лагерях и колониях НКВД СССР). Общая калорийность пайка составляла 2778 ккал, тогда как по научным данным для возмещения энергозатрат лицам, занятым тяжелым физическим трудом, требовалось не менее 4500 килокалорий. Был человек,  и нет человека.
К концу 30-х годов поселок Турьинские Рудники на Северном Урале был совершенно провинциальным, почти никому не известным. Но именно с этого времени в живописном месте на берегу небольшой речушки Турьи начинается  разведка под размещение стройплощадки будущего алюминиевого завода.

В широкой долине реки Турьи рос сосновый лес. Его начали вырубать, расчищая, место под дно будущего пруда. Началом строительства Богословского алюминиевого завода принято считать  1941 год,  когда  в Турьинские Рудники прибыл первый отряд строителей и стал развертывать свою работу. 
Война внесла свои коррективы в сроки строительства. Они начались вестись ускоренными темпами. Стройку  необходимо было обеспечить электричеством. Поэтому было принято решение строить ВЭС – временную электростанцию. Одновременно строились корпуса завода, монтировалось оборудование ВЭС, и закладывался фундамент будущей ТЭЦ.

Уже через месяц после начала войны  на станцию Турьинские Рудники по железной дороге стали прибывать вагоны с оборудованием, эвакуированным из Волховского и Тихвинского заводов, которое было настолько разукомплектовано, что на месте, порой, не знали, как его собрать.
Что Христю после ареста увезли на Урал, узнали из письма, которое он с адресом на треугольнике выбросил в окно вагона. Добрая душа подобрала письмецо и отправила в Артемовск. Низкий ей за это поклон.
 Я, вспоминал Христофор, написал на папиросных коробках коротенькие извещения о своей судьбе, адрес матери и приписку: «Товарищ! Невинно осужденный просит тебя запечатать это письмо в конверт и послать по прилагаемому адресу.
Пришла весточка из дома, сообщили, что от Александра было письмо. Он заболел и просил прислать лекарства. Посылку отправили, но она по дороге «развалилась» и ее вернули по адресу отправителя. Позже было сообщение, что Александр умер.

В письме сестра Люба вспоминала, как Саша до ареста работал водовозом в столовой совхоза, что позволяла ей и младшему Гане там обедать. После ареста Александра,  место водовоза заняла его жена Анна. А как стало известно о его смерти, вся  его семья - жена и три сына уехала в Туву. Помочь с переездом приезжали мать Анны и ее сестра Татьяна.
Вследствие большой смертности в лагерях, в 1942 г. всем без исключения заключенным было разрешено получение вещевых и продовольственных посылок. Кто только пошлет, когда война и самим не хватает. Брала Христофора настоящая и непреодолимая злость. За что? За что такие муки и божеские наказания? Понятно было касательно разных троцкистов, кто боролся за власть в государстве и партии, но мы то не именитые, а  крестьяне, рабочие,  беспартийные, голядь перекатная. Нас то за что?

- Как за что!- отвечал старый большевик, еще царской подготовки инженер Лохмин Иван Сергеевич, - за дело!   Цель есть, простая и грубая. Социализм строить надо, создавать мощное передовое государство, возводить гиганты первых пятилеток. А как без нас – без рабочих и инженеров, без землекопов и проходчиков? Где на все взять дешевые руки и средства, чтобы вот так за баланду возводить электростанции и давать стране угля и алюминий?
- Нет, постой,- вмешался латыш Берзиньш, -  мы же сами вот этими руками писали лозунги «Рабы не мы». Разве мы не хотим строить передовое будущее? Мы тоже за мировую революцию. И готовы для нее все отдать.
- Вот,  в этом и ответ! На это и рассчитано. Готов отдать, вот и отдавай. Так и там наверху думают – руку повернут на лево, все на лево; руку повернут на право – все на право. Как в армии в приказной форме. Ведь если тебе сказать: «Брось все - семью, детей, любимую работу  и езжай добровольно за тридевять земель строить нужный стране завод». Ты поедешь? Конечно, не поедешь, тем более на таких скотских условиях.

- Если бы  толково объяснили и сказали, что по-другому нельзя, может быть,  и сам поехал.
- Может быть, ты латыш и поехал бы. Ты сознательный, за революцию сражался, за свой отчий край. Но таких,  как ты единицы, десятки, сотни, а  нужны миллионы. Где их взять, чтобы возводить домны Магнитогорска, верфи Комсомольска-на-Амуре, плотину Днепрогэса, копать тоннели московского метро и канал Москва-Волга?
 Вот для чего арестовывали обыкновенных рабочих и крестьян по политическим статьям. Одних наркомов, секретарей обкомов и командармов для освоения золотых приисков Колымы и лесных массивов Воркуты не хватило бы. Да и руки у них не те. Вот такие дела.

Дела были ужасные и для многих покрыты зловещей тайной. Однако были и такие, которым хорошо было известно, массовые аресты в Сибири производились "По делу РОВСа (Российского общевойскового союза) -военной белоэмигрантской организации в Париже и ее филиалов в Китае. На этот счет имелся специальный приказ НКВД СССР № 00447 «О репрессировании бывших кулаков и уголовников и других антисоветских элементов», утвержденного 31 июля 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б). В качестве особой «линии» операция проводилась в Западной Сибири и Красноярском крае с 15 августа 1937 г., и в ходе ее осуществления территориальными отделами УГБ НКВД вплоть до марта 1938 г. были «вскрыты» и ликвидированы «контрреволюционные повстанческие организации РОВС», действовавшие на территории Новосибирской, Кемеровской и Томской областей, Красноярского и Алтайского краев, а также в 17 лагерных пунктах Сиблага. «Членами» РОВС, оказывались, как правило, бывшие царские чиновники, служащие полиции и жандармерии, черносотенцы, кадеты, эсеры, белые офицеры, колчаковские каратели, казаки, священнослужители, кулаки и спецпоселенцы.

          К началу сентября 1937 г. по Западно-Сибирскому краю было арестовано почти 9,5 тыс. человек, к середине октября – почти 10,5 тысяч, к ноябрю – более 15 тысяч, к марту 1938 г. – более 24 тыс. чел., из них более 21 тыс. были осуждены по так называемой. первой категории (расстрел). 
         По «делу РОВС» проходили и казаки-реэмигранты, вернувшиеся в СССР в первой половине 1920-х гг. и не принимавшие никакого участия в деятельности Союза в Китае. В 1921 г. в Минусинский уезд из Китая вернулось несколько десятков казаков, уроженцев ст. Алтайской. В 1923 г. Сиббюро ЦК РКП(б) рассматривало вопрос о разрешении возвратиться в Енисейскую губернию 900-м енисейским казакам, находившимся в Приморье, часть из которых вернулась к этому времени из Китая. Уже в апреле 1923 г. в казачьи села на юг Енисейской губернии вернулись казаки, эвакуировавшиеся из Приморья и находившиеся впоследствии в лагерях для интернированных в Хунчуне и Гирине.. После амнистии, объявленной в 1924 г. ЦИК и СНК СССР для рядовых участников белогвардейских организаций, ушедших в Китай и Монголию, совпавшей с упрощением процедуры въезда в СССР и началом работы советских консульств на территории Китая, по визе советского консульства на ст. Пограничная вернулась еще одна группа енисейских казаков, эмигрировавших с армией в 1919 и 1922 годах .

           Только по делу «Минусинского штаба» («дело М.О.Бузунова») проходил 31 человек, все они решением тройки УНКВД по Красноярскому краю от 22 сентября 1937 г. оказались приговорены к высшей мере наказания. 30 сентября того же года по делу контрреволюционной организации в станице Алтай Минусинского уезда были приговорены к расстрелу еще 22 человека, осужденных по делу реэмигранта старшего урядника П.И.Худоногова. В конце сентября 1937 г. осужденные по этим двум делам казаки были расстреляны в Минусинске.
 
          В ноябре 1937 г. аресты прошли в Каратузском районе: в станице Каратуз было арестовано и осуждено 12 человек, 8 из которых вернулись в советскую Россию в 1921 и 1923 гг. как реэмигранты. По постановлению тройки УНКВД по Красноярскому краю от 12 ноября 1937 г. они были расстреляны. С октября по конец ноября проходила операция по «ликвидации» «Таштыпского штаба», якобы организовавшего боевые дружины в с. Таштып и пограничной с Таны-Тувой ст. Арбаты, в которых участвовали 20 человек, уроженцы сел Арбаты, Манок, Таштып и Имек, трое из осужденных были реэмигрантами.

         К марту 1938 г. карательные органы подготовили к рассмотрению материалы еще на 300 енисейских казаков. Волна массового террора схлынула лишь во второй половине 1938 г. На основе «дела РОВС» отрабатывался механизм массового террора, широко практиковалась манипуляция масштабами якобы существовавшего в СССР контрреволюционного подполья в СССР и белоэмигрантского террора, которого на самом деле не было.
Писать домой было не о чем. Сказать живой, здоровый было недостаточно, и Христофор решил описать свой рабочий день:
« Снова подъем. Дневальный со всей силой стучит молотком по подвешенному рельсу. Сегодня все повторится с начала: завтрак, развод на работы, перерыв один час, конец работ в 19.00, возвращение в зону, ужин, личное время,  отбой в 22.00. 
Скучно стоять в отстойнике и слушать перекличку на разводе. Вот,  и мою назвали фамилию, значит надо выходить. Знакомый вохровец принимает под свою охрану, бригада уже почти вся в сборе. Каждый день все одно и тоже, по минутам расписан. Сейчас побригадно пойдем  на работу в производственную зону.

Наш строительный участок – ТЭЦ. Для того, чтобы производить алюминий нужна электроэнергия. Старые мощности уже давно иссякли. Нужна новая плотина и  электротурбины. Возведение плотины дело объемное, чего только кругом не нагородили. Мое дело варить арматуру, которую к вечеру зальют бетоном. Был забойщиком, а стал сварщиком. Бокситы решили добывать без меня. Может это и к лучшему. На верху, на свежем воздухе, работа спокойная и размеренная. Я уже приспособился и дело движется.
  За работой, если не одолеют мысли,  день проходит незаметно. Вот и знакомая сирена, пора идти на пропускной пункт. Снова проверка и конвоирование в жилую зону. В зону идти не хочется. Скучаю без вас и жду, не дождусь встречи. Будьте здоровы и счастливы. Пишите. Жду».

К этому он, как правило, прибавлял приветы всем родственникам и знакомым и в конце целовал Ксению и дочку Лилю, которая родилась без него.
Старых знакомых не осталось. Пантелеймон постоянно работал и жил при больнице. Его можно увидеть, если только сильно заболеть. Земляков – сибиряков распределили по разным бригадам,  и встречались они только мимолетом в столовой или в бане. Контакты с «другими» были строго запрещены. Здесь каждый сам за себя. Иногда приходилось постоять за себя и дать отпор культу грубой силы, который присутствовал повсеместно.
Но никто не жаловался, только радовались, что день прошел, а ты еще живой. Стройка ударная, оборонная и порядок поддерживался строгий. Уголовников без профессии сюда не привозили. Инженерно-технические работники, в основном из Ленинграда, попадались чаще доброжелательные, так как сами перенесли жизненные потрясения.

Значение Богословского рудника возросло в предвоенные годы, а во время войны он стоял на особом положении, что, в частности, определяло сравнительно удовлетворительные условия нахождения в лагере, куда волею судьбы  попал отец. В 1946 году к отцу приезжала сестра Вера. Жила она одна. Еще до войны  Вера дружила с парнем, которого в 1941 году забрали на фронт. Вернулся он калекой, и их отношения по его инициативе прекратились.
Вначале встречу с братом не разрешили и она, дожидаясь снисхождения, несколько дней провела в немецкой семье у случайных, но добрых и отзывчивых людей, проживающих рядом с зоной. Что касается немцев.
Имелся соответствующий приказ «Об организации отрядов из мобилизованных немцев при лагерях НКВД СССР» Отдано оно было под грифом «Совершенно секретно» 2 января 1942 г. Приказом предусматривалось мобилизация немцев - мужчин указанных возрастов, годных к физическому труду, из числа ранее высланных в Новосибирскую и Омскую области, Красноярский и Алтайский края и Казахскую ССР в числе 80 000 чел.

Мобилизованных немцев размещали отдельно от заключенных.
Для них создавались особые лагерные пункты, формировались отряды по производственному принципу численностью 1500-2000 чел., колонны - численностью в 300-500 чел. и бригады - численностью от 30 до 100 чел.
Содержание строилось на полной самоокупаемости. Разрешалось, из состава мобилизованных немцев-специалистов и инженерно-технических работников назначать бригадиров и использовать в бригадах и колоннах по специальности. Нормы питания и промтоварное обслуживание устанавливалось по нормам, установленным для ГУЛАГа.
 Контроль за исполнением приказа Л.Берии возлагался на начальника ГУЛАГа НКВД СССР Наседкина. Позднее ему из Богословлага было доложено: «Колонны мобилизованных немцев размещены в пяти отдельных участках в полной изоляции от заключенных, с общей жилплощадью в 10.000 кв. м. Помещения утеплены, оборудованы нарами вагонной системы, имеются стахановские бараки.

Все жилые помещения электрифицированы. Мобилизованные немцы обеспечены всеми необходимыми службами: банями, дезкамерами, сушилками, кипятильниками, портновско-сапожными мастерскими и т.д. Трудармейцы проходят санобработку в соответствии с установленным графиком, не реже 3-х раз в месяц. На каждом участке, отряде, имеются амбулатории и стационары. Больные, нуждающиеся в длительном лечении, направляются в центральную больницу Строительства и лагеря, где размещаются в изолированных от заключенных стационарах.
 
Немец Андрей Георгиевич Майер вспоминал: «На станцию Турьинские Рудники эшелон из Сибири пришел 14 февраля 1942 года. Выгрузили нас на третьем комендантском разъезде, где  уже был организован лагерь. Отныне промерзшее и сырое подвальное помещение стало нам пристанищем на несколько лет. Господи, как же было холодно! И как хотелось есть! Остроту  этих чувств не в силах заглушить даже прожитые годы, даже тепло и уют сегодняшних квартир. В подвале топилась печка-буржуйка, но все равно было очень холодно, спать ложились в шапках-ушанках и валенках, к утру примерзшие шапки отрывали от нар. Многие, очень многие умерли. Я выжил, наверное, потому, что был рядом со старшим братом Егором. Умел я говорить только по-немецки, и хоть было мне тогда 19 лет,  ночами плакал от слабости и в тоске по родителям».

Работали Андрей с братом сначала на рытье котлована для фундамента завода и ТЭЦ, а потом перевели их на лесоповал 20-го квартала. Там  стало еще тяжелее, только режим был легче, чем на стройке. Здесь многие  тоже умерли.
На лесоповал иногда привозили посылки от родных из Сибири. Голодные люди набрасывались на еду и нередко умирали от поноса. Егор закрыл их посылку в сундук, ключ повесил на шею. Особенно есть хотелось по ночам. Андрей  слезно умолял старшего брата: «Дай хоть капельку, хоть самую маленькую капельку сальца» Но Егор твердо отказывал брату, обещая утром его накормить. Кормил понемногу. Не от жадности, а чтобы не разболелись желудки. «Поэтому, наверное, я и выжил, – в который раз повторял Андрей Георгиевич, – спасибо, брату!».

18 марта 1943 года Сталин направил приветственную телеграмму трудившимся в составе рабочих колонн Базстроя НКВД  советским немцам, выселенным в начале войны с территории европейской части СССР: «Начальнику строительства тов. Кронову, начальнику политотдела тов. Горбачеву, секретарям парторганизаций товарищам Шмидт, Штоль, тысячникам товарищам Брейтигам, Обгольц, Эрлих, Пфундт, стахановцу товарищу Эпп. Прошу передать рабочим, инженерно-техническим работникам и служащим немецкой национальности, работающим на Базстрое, собравшим 353. 735 рублей на строительство танков и 1 миллион 820 тысяч рублей на строительство эскадрильи самолетов, — мой братский привет и благодарность Красной Армии. И. Сталин». Поздравили за хороший труд и Христофора Кирова. Решением от 4 августа 1945 года « За высокие производственные показатели и отличное поведе¬ние в быту» ему было снижено наказание на 10 месяцев.

В День Победы в лагере всем прибавили 200 грамм хлеба, а на следующий день ровно на столько же сократили паек. В памяти же остался не хлеб, которого никогда не хватало, а жидкая похлебка с редко плавающими чешуйками гороха. Война с немцами уже закончилась, неприязнь,  и ненависть к ним притупилась, хотя по-прежнему друзей у них было мало.
Вечно агрессивный, жаждущий власти и земель германец для мирного по духу и вольного русского крестьянина с незапамятных времен был человеком чуждым по вере и образу жизни. Горе  и тех и других все же сближало, тем более, что родина у них была одна. Знакомый Христофора по бараку Федор Функ относился к тем немцам, предки которых появились в России еще при Екатерины II,  пригласившей немецких крестьян, ремесленников и торговцев на пустующие российские земли в Самарской и Саратовской губерниях. Были, как говорится, и пронемецкие времена Бирона, Миниха и прочих гольдштинцев и прибалтийских баронов. Одно время в России немцы так освоились, что по Герцену тайная полиция России стояла на страже «немецко-татарского закона», а русский в свой стране чувствовал себя изгоем.

 Времена менялись. После революции, как рассказывал Федор, у них в Поволжье была своя автономная республика немцев, действовали национальные школы, выходили журналы, газеты и книги на немецком языке. Казалось, начались спокойные счастливые годы, но, увы. С началом борьбы с троцкизмом, был репрессирован отец Федора, сотрудник Коминтерна и участник гражданской войны в Китае. В 1938 году взяли и его. Где теперь его родные он не знал, потому как, в августе 1941 г. вышел Указ о ликвидации автономии немцев Поволжья,  и все они были направлены в спецпоселения, а часть направлена в «специально охраняемые зоны».
Со спецпоселениями Христофор был знаком еще по Артемовску. Что касается  «специально охраняемых зон», то на этот счет его просветили как раз те немцы, которые жили вне зоны и строили завод. Они были первыми, которых по постановлению ГКО  1942 года мобилизовали для народного хозяйства СССР. Согласно этому постановлению в рабочие «колонны» поднимали мужчин в возрасте 15-55 лет, и женщин от 16 до 45 лет.
 
Та же участь постигла примерно 50 тысяч граждан СССР: финнов, венгров, румын, итальянцев и других наций, участвующих в войне на стороне Гитлера. Переселенцы входили в «рабоче-военные строительные части», но жили по лагерным признакам: имело место изоляция от местного населения; размещались в специальных зонах под военизированной охраной; снабжались по нормам ГУЛАга; назывались трудармейцами.
По статистике в Свердловской области таких трудармейцев насчитывалось более 50 тысяч человек. В 1945-1946 гг. зоны были ликвидированы, но мобилизованные переселенцы продолжали жить по месту производства, потому как ехать было некуда.
В советской неофициальной энциклопедии в годы наивысшего «расцвета» ГУЛАГа именно Свердловская область, особенно ее север, была более всех прочих районов Урала насыщена лагерями. В Свердловской области было девять лагерей: Богословлаг (поселок Туринские рудники), Востуралаг и Тавдинлаг (город Тавда) Ивдельлаг (поселок Ивдель), Лобвинлаг (село Лобва), Севураллаг (город Ирбит), Тагиллаг (город Нижний Тагил), ИТЛ и Строительство завода № 8 (город Свердловск) и Черноисточлаг (поселок Черноисточник). В Пермской области было пять лагерей, в Челябинской – три.

Зона для немцев просуществовала до 1946 года, но многие трудармейцы остались здесь навсегда. Андрей Георгиевич Майер тоже женился в Краснотурьинске, здесь родились его пятеро детей. Работал он сначала в отдел-строе «Базстроя», потом на угольном складе и в котельном цехе ТЭЦ,  той самой, под фундамент которой рыл когда-то котлован.
Христофор освободился при начальнике лагеря А.И. Протасове. А сколько их поменялось за долгие годы: Тарасюк, Кронов, Бойков, Прохоренко. Не все дожили до освобождения. Численность заключенных по годам колебалась от 7459 до 14292 человек. Максимум пришелся на 1943 год. Шло постоянное пополнение, потому как смертность была высокой. За 1941 год умерло 1618 человек, самое большое в 1942 году – 4319.