Кукла
Лиза наткнулась на него в самом непосещаемом углу магазина: за стеллажом с дорогими джинсами и нераспроданными за лето и осень детскими сандалиями, теперь сиротливо приютившимися между никому ненужными подтяжками для брюк и парой совсем уже неуместных в это время года мини-юбок. Худой, сутулый и бледный с каким-то вытянутым, по форме напоминающим баклажан, лицом, мужчина стоял напротив женского манекена, одетого в дешевую шубу нараспашку поверх белой блузки и пресловутой (одной из двух, чтоб их черти взяли... хотя нет, чтоб их черти купили, ну, хоть кто-нибудь бы уже купил, в конце-то концов!) мини-юбки.
— Молодой человек, я к вам обращаюсь, — Лиза добавила в свой голос стервозных интонаций, — вы покупать что-нибудь будете? А то мы уже закрываемся.
Сколько этот человек уже тут стоит, вдруг подумала она? Лиза вспомнила, что видела этого мужчину, входившего в магазин час или даже два назад. Неужели охрану звать придется?
— Я... — Мужчина с трудом разлепил растрескавшиеся сухие губы. Неуверенно потоптался на месте. Одет он был в выленявшие джинсы и слишком тонкий для январских морозов пуховик. Длинные узловатые пальцы то нервно мяли тонкую вязаную шапочку, то быстрым движением предпринимали безнадежные попытки разгладить давно не стриженный и потому взлохматившийся ежик серых еще не седых, а просто беловато-русых волос. Лизе вдруг стало жалко этого припозднившегося посетителя. Ну, как он в таком виде по улицам-то ходит? Там же сейчас почти минус тридцать. И ветер. А этот вот в своей тонкой курточке...
— Может, вам помочь чем-то? — Смягчившись, спросила она.
— Мда... — Человек неуверенно улыбнулся, и Лизе подумалось, что он не так уж и некрасив. Просто жизнью помят что ли? — Там у вас объявление висит, что вам продавцы-консультанты нужны.
— Да, у нас тут сотрудница уволилась.
— Ну, вот... У меня, вроде бы как есть опыт работы. — Посетитель выпрямился и улыбнулся еще шире, теперь уже презентабельно и профессионально-наигранно: так, как должен улыбаться продавец сомневающемуся (купить или нет вот эту вот уж больно дорогую и не очень-то и нужную вещь?) клиенту.
— А, так вы по поводу трудоустройства? Так это вам к Алексею Анатольевичу надо, а он как раз был сегодня, да ушел почти час назад. — Лиза мысленно перевела дух: разговор принимал вполне обыденный оборот. — Идемте, я вам его телефон сейчас дам.
Она повернулась и направилась к стойке, а посетитель задержался около манекена еще на несколько секунд, чтобы бросить последний восхищенно-вожделеющий взгляд на величественную пластиковую куклу, с того самого дня ставшую для него воплощением женской красоты.
***
— Гражданин, вы мне тут горбатого не лепите! Отвечайте по существу!
— Я же и говорю по существу. Все по существу. Только вы меня не поймете иначе, если я не объяснюсь сначала. Видите ли, они все не такие были. Живые, глупые. Вот бывало с вами — видите женщину: она на вид красивая и складная, и улыбается? И хочется самому к ней подойти и познакомиться. Ну, ты подходишь и знакомишься. А она улыбается. А потом еще улыбается. И вдруг открывает рот.
— Чего?.. — Участковый, в этот самый момент отхлебнувший крепкий черный чай с лимоном из белой кружки с эмблемой какого-то уже почти позабытого всеми лекарства от простуды, чуть не поперхнулся. Ему было смешно. Смех распирал его изнутри, грозясь вылиться вулканом истерического хохота прямо на сидящего на неудобном жестком стуле для допросов мужчине с удивительно вытянутой, похожей на баклажан физиономией, одетого в красный, легкий не по сезону, пуховик. Откашлявшись, полицейский постарался взять себя в руки и, нацепив на лицо подчеркнуто суровое выражение, стукнул ладонью по столу. Ложка в чае издевательски зазвенела. — Да хватит уже ваньку валять!
— Но я же просто...
— “Просто” он. Гм... — Дать что ли этому “баклажану” (так участковый окрестил про себя допрашиваемого), выговориться? Потом будет, что мужикам рассказать. — Ну, ладно. Говорите, как можете.
— Так вот, она открывает рот и ты понимаешь, что — всё. Она, как все. Как все те, что по улицам ходят. Или по домам сидят. Обычная. Приземленная. И нет в ней ничего. Пустышка. Снаружи размалеванная, красотой сияет, а внутри — ничего. И скольких я не встречал, все они — такие вот пустышки. Все то у них про деньги, семью. Ну, или с подружками поболтать. О косметике. — Лицо “баклажана” напряглось, похоже он хотел сказать с выражением “Тьфу!”, но, увидев насупленные брови участкового, постеснялся. — А тут, зашел я в магазин и наткнулся на НЕЁ.
— И вот ОНА была не такой? В смысле, не как все? — Участковый уже понимал, что “клиент” явно не его. И вообще не по его ведомству проходить должен. Но разговорить “баклажана” все равно требовалось, потому что в протокол что-то нужно было занести, а история казалась настолько дурацкой, что записывать ее своими словами полицейскому не хотелось категорически.
— Да, да. Она была другой. Совершенной. Не от мира сего. Она смотрела все время вдаль и... Как думаете, что она там видела?
— Ну, не знаю... — подыграл участковый, привычным жестом смахивая с лица ухмылку, которая так и норовила испортить все веселье.
— Вот и я — не знаю. И никто — не знает. — “баклажан” мечтательно замолчал, воздев очи горе.
— Но, ведь, гхм... Как бы это сказать, ваша возлюбленная...
— Да-да возлюбленная! — допрашиваемый расплылся в блаженной улыбке, будто ребенок, которого только что угостили огромным леденцом на палочке.
— Так вот, ваша возлюбленная тоже ведь пустая внутри. То есть у нее там вообще ничего нет: одни воздушные, так сказать, полости.
— У нее есть душа!
— Где?
— В полостях! — “Баклажан” скривился, — Как пошло это прозвучало. Вы что специально?
Но участковый уже хохотал вовсю. Слезы лились из его покрасневших глаз, ложка звенела шутовским бубенцом от отчаянно стучащего по столу кулака. Сквозь нечленораздельное уханье пробивались отрывистые стоны: “в полостях...” и “душа у нее... в полостях!.. Баклажан тебе в рот!”.
Прошло несколько минут, прежде чем служитель порядка смог успокоиться. Протерев платком запотевшее красное лицо, ставшее похожим на помятый промаринованный помидор, участковый громко выдохнул, покачал головой и взялся за ручку с бумагой.
— Ладно, гражданин. Посмеялись и хватит. А теперь давайте без лишнего базара, только сухие, так сказать факты: как, при каких обстоятельствах и зачем... Гхм, нет, про “зачем” больше не надо, а то мы тут до ночи просидим. В общем, как и при каких обстоятельствах вы, работая продавцом-консультантом в магазине “Меха и не только”, украли из вышеназванного магазина манекен женский полноростовый FATA-04F вместе со всей представленной на нем одеждой. Ну, и как вас охрана потом в коридоре поймала и повязала тоже опишите для полноты картины маслом.
***
Когда Сергей вышел на улицу, уже вечерело. Серые с легкой синевой тени жадно облизывали еще не успевшие покрыться городской копотью сугробы. Зима в этом году началась рано, мягко укутав улицы теплым и тяжелым снегом. Морозов в ближайшее время не обещали, но за пару недель намело прилично и ноги зачастую по щиколотку утопали в вязкой каше. Благо в лед все это пока что не стопталось, да и погода сегодня стояла довольно теплая: низкие белесоватые тучи берегли город от морозов, а колючий ветер хоть и бился в щеки ошалевшей птицей, иногда даже рассеяно поклевывая кожу, делал это как-то неуверенно, и так, скорее для острастки.
Парк имени тов. Жукова еще в 90-е хотели переименовать в сквер им. Аксакова, да вот что-то не задалось. Видимо, не хотели лишний раз привлекать внимание к порушенным, словно после войны, деревянным беседкам, покореженным качелям и лесу, выросшему там, где раньше красовались элегантные березки и заботливо подстриженные кусты шиповника. Не так давно подлесок проредили, качели заменили новыми, вместо беседок понаставили скамеек, даже несколько дорожек закатали в асфальт, но вот березок почти не осталось — не выдержали они конкуренции с более приспособленными к многолетней дикости и неухоженности кленами и осинами.
Парк этот был лишь мелкой помехой на долгом пути к рабочему месту: в этом году Сергея определили на довольно неплохой объект, да еще и в пешей доступности, – складское помещение, на котором хранился всякий магазинный хлам: муляжи, манекены, кассовые аппараты старого образца. Было, конечно, кое-что ценное, например, слегка устаревшие, но, вполне себе «живые» системные блоки, мониторы, типографическое оборудование, но, в основном, склад использовался как место временного пребывания для устаревшей техники и полезных, но не новых принадлежностей для торговли и коммерческих выставок. Большая часть всего этого потом перепродавалось. Что-то выбрасывалось. А вот желающих покуситься на столь «ценные» вещи обычно не находилось. Пара случайных алкоголиков, просто забредших не туда, да местная дворничиха, которая отчего-то невзлюбила Сергей и все время кидала снег в сторону его «каптерки» (а ему потом чисти, он охранник или дворник, в конце-то концов?!) – вот и все проблемы на объекте за последний год. В общем, работа мечты. Помощника бы еще, и можно спать вдоволь, не боясь внезапных проверок (а что – пусть сторожит, пока старший отсыпается!). Но и это Сергею недавно обещали - вроде бы какой-то салага решил устроиться к ним в охранное предприятие и его определили на самый беспроблемный объект, чтобы не наделал глупостей по неопытности.
- Ты же понимаешь, что так больше нельзя?!
Разговоры на повышенных тонах Сергей привык вычленять из общего фонового шума в силу особенностей профессии: сначала кто-то спорит, потом скандалит, потом подерется. В общем, любителей громко поговорить надо примечать сразу. И поправлять около пояса резиновую дубинку, временно отщелкивая крепление. Пока шуметь не перестанут. Дубинка хранилась на объекте, как и положено, так что Сергей лишь машинально потрогал ремень брюк. К тому же говорила женщина. Мужчина, сидевший вместе с ней на скамейке выглядел подавленным, даже обреченным, но, при этом, странно решительным. Сутулый с неправильно-вытянутым лицом, он пытался что-то объяснить женщине, но та все время прерывала его. Так что получался скорее монолог. С очевидным уже исходом.
- Я так больше не могу! Мы что живем втроем?
- Ну, она же не мешает…
- Тебе не мешает! Конечно, тебе она не мешает. Нет, а ведь я повелась на чушь, что это просто украшение. А ты этот... этот... фитир… фетик…
- Фетишист – вздохнул мужчина с лицом похожим на… Баклажан? Почему-то именно такую ассоциацию вызывала эта унылая бледная физиономия.
- Ага. Вот он и есть.
- Мы с ней не…
- Вот ты бы еще с ней! О, Боже! Как же это отвратительно! Ты ей покупаешь одежду. Одежду!
- Но у тебя же ее размер. Потом ты можешь эту одежду носить…
На этих словам женщина вскочила со скамейки уже в откровенном бешенстве:
- Донашивать одежду за… за… пластиковой куклой? – и вдруг резко успокоилась, с жалостью посмотрев на собеседника. Коснулась его плеча. – Ты болен. Пожалуйста, обратись к врачу. А мне… Мне пора.
Мужчина на скамейке не шевельнулся, он смотрел куда-то вдаль. Отрешенно и упрямо. Женщина покачала головой, а затем резко повернулась на каблуках и твердым шагом двинулась прочь.
Снег пошел сильнее: мокрые хлопья забивались под накинутый капюшон куртки, лезли в нос и глаза, бросались под ноги. Топчи, не хочу! А, может, именно это им и было нужно? Налипнуть на подошвы сапог или ботинок, прильнуть к теплу и движению, что воплощает собой живой человек. И, хотя бы на какое-то, исчезающе ничтожное время, стать почти живыми?
Сергей отвернулся от скамейки, на которой теперь сидел лишь худой и обреченно-спокойный мужчина с вытянутым лицом. Нужно ускорить шаг, иначе можно опоздать на смену.
***
- Где ты его нашел? – Сергей посмотрел на салагу таким взглядом, что тот стушевался и втянул голову в плечи. – Надеюсь не со склада?
- Да нет же, – замахал руками стажер, - это отца. А на объекте я просто диски отыскал. Распечатанные. Им же ничего не будет, если их проиграть, они же лазером читаются.
Обеденный стол в своей каптерке Сергей старался держать в чистоте. Даже с мылом регулярно мыл. И потому старый и пыльный дисковый аудиопроигрыватель («бумбокс», как их в свое время называли) стоящий прямо посреди алтаря для вкушения пищи не вызывал у старшего смены никаких добрых эмоций.
А этот «зеленый» еще и диски со склада приволок! Ну, вот кто ему разрешал, а? А если спросят?
- Да мы вернем! – словно прочитав мысли Сергея проговорил стажер. И вдруг подмигнул. – а я слышал, Вы классику любите… А у меня еще и вот. - Быстро, видя, как щеки старшего наливаются кровью, продолжил салага, вытащив из своего рюкзака бутылку коньяка.
- У меня тут День рождения был. Подарили. Но я много не пью, если за раз. Решил, что можем посидеть. Пока никто не видит. Ну, и диски послушать. Посмотреть, насколько плеер этот рабочий. Говорят, раньше качество музыки лучше было: сжатие меньше. Здесь вот – стажер показал на диски – вообще flac формат. Без сжатия. Органная музыка.
Сергей задумался. Когда-то, когда жизнь еще не пожгла до пепла седины его волосы, он любил классику. И действительно, музыку предпочитал слушать исключительно в форматах без сжатия. Что-то терялось, неуловимое, в порезанных mp3-шными кодеками органных фугах.
- Ну, хорошо, – махнул он рукой, - можно и посидеть. Пока не видят.
***
Из старого бумбокса ритмичным потоком звуков лился вальс. Музыка свивалась в кольца аккордов, сплеталась в кружева тактов и возносилась над двумя подвыпившими мужчинами в тесной полутемной каптерке. В воздухе стоял запах крепкого табака и неплохого коньяка. Молодой салага мечтательно вглядывался в дымную темноту. Что он видел? Что представлял?
Да понятно что, хмыкнул про себя Сергей и потянулся к бумбоксу, резко нажав на кнопку выключения. Это был уже третий диск, что они слушали, и старший слишком расслабился, поэтому позволил стажеру выбрать самому. Зря.
Завораживающе-ритмичная мелодия оборвалась.
- Зачем? – выпучил глаза салага.
Сергей помолчал, ожидая пока стажер под тяжелым взглядом кустистых бровей старшего вернется на стул и вежливо дольет обоим коньяка. Бутылка почти опустила, словно песочные часы показывая, что настало время историй и баек.
- Десять лет назад мне назначили первого «зеленого». Он постарше тебя был. – отпив коньяка и причмокнув, проговорил Сергей. – Странный.
- Почему? – неловко спросил стажер, когда Сергей вдруг замолчал, неподвижным взглядом буравя бархатный мрак в углу.
- Да просто – странный. Он как раз тогда с девушкой расстался. Я это знал и не стал тревожить, ну, понятно, что все поперек у парня пошло, зачем вопросы лишние задавать? Но там и причина, по которой у них все не сложилось была… Дурацкая какая-то. Я еще подумал, что дело скорее в его внешности, уж больно неказисто он выглядел. Лицо такое вытянутое у него было, на банан или баклажан похожее.
А еще мне на него безопасники доклад на стол положили, и намекнули, чтобы я его к манекенам не подпускал. Они там же стояли, где и сейчас – далеко в самой глубине склада, да и вообще подпускать или не подпускать кого-то к чему-то не моя работа, поэтому я это предупреждение проигнорировал. Если бы там что серьезное было, парня бы вообще не взяли, ты же понимаешь.
Ну, потом пожалел, конечно. Где-то месяц прошел, как я этого стажера у них, родимых, выловил. Он им руки крутил, что-то примерял, не со склада своровал - из дома притащил. Я его, естественно, давай выспрашивать, нахрена он по складу лазит и манекены наряжает. А он мне сначала выдал, что у него это хобби такое. И дома манекен стоит. Ну, как девочки в детстве кукол наряжают, так и он - манекены. Я посмеялся тогда, но рукой махнул: каких только увлечений я за жизнь не видел, главное, чтобы этот чудик товар не портил. Сказал, что хоть царапину увижу – сразу доложу. А он еще обиделся на меня как-то совсем болезненно. Заявил, мол, что он скорее человека убьет, чем хоть одному манекену повредит. Потому что, видишь ли, они тоже живые, ведь в них вкладывали душу. И поэтому в каждой такой кукле есть осколок чьей-то души. «Не испорченный злом человечности». Это вот он так и сказал «злом человечности».
Ну, не мое дело, что у него там в башке – психиатры его тоже пропустили, но как они нас тестируют, ты сам знаешь. Я быстрее поехавшего распознаю, чем они. Да и, опять, же – неагрессивный, товар бережет. Наряжает во всякое, потом, под конец смены, одежду всю снимает аккуратно и домой уносит. И вижу – как-то парню от этого легче что ли. Я и успокоился.
Молчание ненадолго упало мужчинам на плечи, укутало серым дымным плащом почти синхронно зажжённых сигарет.
- А зря. – Продолжил Сергей. – Потом стал замечать, что он надолго с этими манекенами остается. Решил тихо поглядеть, чем он там занимается. А он с ними разговаривал. Вот как с людьми. И чем дальше, тем больше на складе пропадал. Я, естественно, подумал что там совсем кукуха поехала. Убеждать таких людей в чем-то бессмысленно, потому, скрепив сердце, собрался рапорт писать. Только тяжело мне было, парень-то безобидный. Но мне помощник нужен, а не шизик, что с куклами болтает. Уже и бумагу оформил, решил начальству подавать, и тут мой стажер со склада приходит счастливый. Говорит, нашел. Я спрашиваю – что? А он покраснел весь и отвечает «Её». Вот именно так и прозвучало. С большой буквы – «Её». «Где?» - Спрашиваю. Он на склад кивает.
Я покивал в ответ, ляпнул что-то про настоящую любовь, которая, мол, бывает только один раз в жизни, да и понес рапорт. Надо было все это дело заканчивать.
Зря я тогда про любовь сказал…
Ты же знаешь, что я потом восемь лет на другом объекте стоял?
***
Запах гари Сергей почувствовал слишком поздно. Была тихая безветренная летняя ночь и дым почти не распространялся по воздуху. Ворвавшись на склад (дверь оказалась открытой), старший смены услышал музыку. Играл вальс. Охранник знал, что где-то тут лежало какое-то музыкальное оборудование, но не видел, чтобы стажер в нем рылся. Впрочем, в последнее время старший скорее размышлял над формулировками доклада и следить за тем, что делал подчиненный, было некогда. Рапорт подать следовало в любом случае, но хотелось как-то смягчить риторику. Чтобы не портить парню жизнь. Пусть его просто переведут на другой объект, думал Сергей. Туда, где нет манекенов. Уж слишком далеко зашло увлечение.
Шопен, «Вальс дождя», - машинально отметил про себя старший, пытаясь разглядеть источник возгорания в едкой дымной мгле. Освещен был только самый дальний угол склада: несколько месяцев назад подчиненный принес туда пару настольных ламп. И там в полутьме двигались фигуры. Сергей пошел вглубь, понимая, что стажер, скорее всего там, среди этих своих манекенов и может задохнуться от дыма. О себе старший в тот момент не думал.
***
- Я почти бежал, но, когда уже добрался, зачем-то замедлился и даже спрятался за ближайшую кучу хлама. Чуйка сработала что ли? – Сергей допил рюмку коньяка залпом. – А дальше… Вот хочешь верь, хочешь нет, может дым от дрянной проводки, от которой потом весь склад занялся, мне мозги проел (а так оно, скорее всего, и было)…
Выглядываю, короче, и вижу, что стажер мой тогдашний одну из кукол нарядил в бальное платье и танцует с ней. Под тот самый вальс. А кукла дергается в его руках. И движения у нее почти человеческие, так мне показалось. У манекенов же нет сочленений, чтобы их так двигать, так с ними танцевать. Переделал он ее как-то? Не знаю. А остальные манекены тоже одеты официально – в костюмы и платья – и вокруг стоят. И стажер мой в пиджаке и при параде. Счастливый, улыбается. Только улыбка у него застывшая совсем, глаза пустые. И движения как будто с каждым шагом в танце становятся все более дерганные какие-то, будто и не человек он вовсе. А… Кукла?
А потом я понял, что задыхаться начал. Закашлялся. В глазах помутнело. Что было дальше – на знаю, благо тревожную кнопку я отжал, как только запах почувствовал.
Через несколько минут приехал отряд. Вытащил меня, вызвал пожарных. Помню, когда меня выносили, уже и собственная пожарка на складе заработала. С потолка полило ливнем. А вальс все играл. «Вальс дождя».
***
- Сгорело тогда немного. Но мне все равно сделали выговор. И перевели. Потому что стажер мой пропал без вести. Не погиб, не уволился, а просто исчез. Как вот сквозь землю провалился. Манекены его любимые, что интересно, почти не пострадали. Так и ютятся в том самом углу до сих пор. Нарядные, никто с них одежду снять не удосужился. Пересчитали только. И, почему-то насчитали один лишний. Мужской. Рядом с той самой «барышней» в бальном платье, с которой мой пропавший подчиненный в ту ночь танцевал.
Говорят, эти два манекена держались за руки. А их ладони вплавились друг в друга, и никто не смог их разделить.
В окна старой каптерки заглянул робкий утренний свет. Сергей выдернул «бумбокс» из сети и устало посмотрел на захмелевшего собутыльника:
- Отнеси диски, где взял. И больше не включай при мне вальс. Никакой.
Свидетельство о публикации №225061301386