Был такой генерал

ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ОЧЕРК О ВИКТОРЕ ПАВЛОВИЧЕ ОРЛЕАНСКОМ


      26 октября 1897 года в селе Носково Буйского уезда Костромской губернии в семье дьякона Павла Васильевича и его жены Александры Парменовны Орлеанских родилась двойня. Появившаяся на свет девочка умерла сразу после рождения. Новорождённый мальчик был крещён на следующий день 27 октября в сельской Богородицкой церкви, где его отец служил псаломщиком. В канун поминовения св. Виктора /победителя/ (1 ноября ст. ст.) ребёнка назвали Виктором. В семье было уже четверо детей: Николай, Серафима, Василий и Мария. Виктор был младшим из сыновей. Его детство прошло в Носкове. Впоследствии семья переехала в Кострому. В Костроме Александра Парменовна родила ещё одну дочь Екатерину.
      В 1915 году Виктор окончил полный курс учения в Костромской трёхклассной торговой школе [1]. В раннем детстве отец предсказал ему военную карьеру. Повлияло ли отцовское пророчество на выбор сына – неизвестно, но первая мировая война была в самом разгаре, и 1 декабря 1915 года Виктор «вступил на военслужбу вольноопределяющимся», был зачислен в списки базировавшегося в Ярославле 210-го пехотного запасного батальона охотником [2], затем рядовым [3]. Вскоре, «согласно предписанию начальника 12-й пехотной запасной бригады [4], отправлен в распоряжение командира 197-го пехотного запасного батальона на предмет поступления в школу прапорщиков» [5].
     14 марта 1916 года рядовой Виктор Орлеанский прибыл в Тифлис (с 1936 года – г. Тбилиси) и был определён в 218-й пехотный запасной батальон [6], находившийся в местечке Лагодехи Тифлисской губернии. Затем, 1 июня 1916 года, поступил в Телавскую школу прапорщиков (г. Телави). 15 октября 1916 года был произведён в младшие унтер-офицеры. По окончании школы «приказом по войскам Кавказского военного округа от 1-го ноября 1916 года за № 634 произведён в прапорщики и назначен в распоряжение Начальника Штаба Казанского военного округа». 
      Как отмечено в его послужном списке [7], «служил в 106-м пехотном запасном полку в городе Вятке, в 286-м пехотном запасном полку в городе Калуге и в 697-м пехотном Проскуровском полку действующей армии. Состоял в должностях младшего офицера роты, помощника командира роты и временно исполнял должность командира роты». Попал в германский плен, где находился около десяти суток. В плену оказалось тогда большое количество российских войск, немцам приходилось всех кормить. По возвращении из плена 2 декабря 1918 года прапорщик Орлеанский был уволен с военной службы.
      23 мая 1919 года Виктора Павловича вновь принимают на военную службу по мобилизации бывших офицеров. С этого момента начинается его служба в Красной Армии. Его определяют во 2-й запасной стрелковый полк города Костромы и назначают на должность взводного инструктора переменного состава в 6-ю роту [8]. Затем переводят «для пользы службы» в постоянный состав той же роты на должность комвзвода [9]. Вскоре полк переименовывают в 7-й запасной стрелковый [10], а затем переформировывают в 52-й учебно-образцовый полк. Далее Виктор Павлович убывает к месту новой службы на формирование 6-го запасного полка и исключается из списков полка [11].
      С 29 октября 1920 года он командир взвода 6-го запасного стрелкового полка. С 3 января 1921 года – помощник командира роты 54-го стрелкового запасного полка. С 6 февраля 1921 года – командир взвода в Учебно-образцовом полку МВО г. Москвы. В тот период, когда командовал взводом, он ходил начальником караула охранять Большой театр. Караул приводил пешком с центрального аэродрома, где располагался полк. Виктор Павлович рассказывал, что, «стоя за кулисами, прослушал всех выдающихся ораторов того времени». 29 января 1922 года его назначают помощником командира роты, затем 25 апреля 1922 года – командиром роты.
      Далее, 26 июня 1922 года, Виктор Павлович был направлен «для поручений» в Бухару. С 1 сентября 1922 года «находился на Западном Бухарском боевом участке в качестве адъютанта». На Бухарском фронте участвовал в боевых операциях против басмачей. Этому периоду его службы в книге «История 14 стрелковой дивизии» посвящена отдельная глава [12], приводим её полностью:
      «Первое боевое крещение дивизия получила в лице отряда, боровшегося с басмачеством в Средней Азии в 1922-1923 гг. Басмачество – это контрреволюционное движение, организованное в годы гражданской войны местными кулаками, помещиками, муллами (попами) и, главным образом, английскими интервентами, добивавшимися свержения советской власти. Ещё в 1918 году английские захватчики послали свои войска в Среднюю Азию. В Туркмении интервенты уничтожили власть Советов и посадили послушную им власть белогвардейцев, эсеров и меньшевиков. Англичане помогли сохранить власть врагам узбекского народа: хивинскому хану и бухарскому эмиру. Население Средней Азии в годы гражданской войны переносило страшные лишения. Бандитские шайки басмачей грабили население, жгли кишлаки и аулы, убивали мужчин, детей и насиловали женщин. В 1920 году восстали против власти в Хиве трудящиеся узбеки. Они одержали победу над ханскими войсками и установили народную власть. Вслед за Хивой вспыхнуло восстание и в Бухаре, которое смело трон бухарского эмира. Освободились в это время, при помощи Красной армии, от английских и эсеровских палачей и туркмены. Однако контрреволюционная свора – баи и беки (помещики и кулаки) всячески старались вернуть отнятый у них рай. Эта чёрная свора, при поддержке английских захватчиков, всеми мерами раздувала басмаческое движение. Правительство Советской России протянуло руку помощи братским народам Средней Азии – послало туда большое количество частей Красной армии во главе с товарищами Фрунзе и Куйбышевым для ликвидации бандитских шаек басмачей. В то время, когда наша дивизия организованно оформлялась, командование получило задание – создать крепкий отряд из лучших командиров, политработников и бойцов в количестве 700 штыков и немедленно отправить этот отряд на Туркестанский фронт, в район Бухары, для борьбы с басмачеством. Отряд был сформирован, главным образом, из 40-го образцового стрелкового полка в составе 3-х стрелковых рот, пулемётной и штурмовой команд и команды связи. Личный состав был хорошо вооружён новыми винтовками, станковыми пулемётами и гранатами. Летом 1922-го года отряд выбыл в Бухару. Вот что рассказывает о боевых действиях активный участник борьбы с басмачами, бывший начальник команды связи этого отряда, ныне полковник Красной армии, Виктор Павлович Орлеанский:
      – Прибыв в Бухару, отряд поступил в распоряжение начальника боевого участка. Нашему отряду было приказано занять наиболее крупные кишлаки и небольшие старинные крепости. Одна рота расположилась в небольшом городке Вабкенте, вторая рота – в крепости. Остальные подразделения были разбиты на мелкие группы и расположены гарнизонами в населённых пунктах. В задачу отряда входило – охранять населённые пункты, выявлять и уничтожать басмаческие банды. Неприветливо встретили нас пустынные бухарские степи. Лучи полутропического солнца безжалостно накаляли воздух. Днём стояла жара до 60 градусов. Горло пересыхало, томила неутолимая жажда. А питьевая вода в этом крае – большая ценность. Не так-то легко её здесь достать. Приходилось буквально по граммам добытую воду распределять между бойцами и командирами. Постоянный недостаток воды, плохое питание, суровость полутропического климата истощали силы бойцов. К тому же многие заболели тропической малярией. Это – исключительно тяжёлая болезнь. Палило солнце, а людей знобило. Вызывало тошноту и сваливало с ног. От малярии погибло у нас больше бойцов, чем от пуль бандитов. (Виктор Павлович сам переболел там малярией – А.О.) В таких труднейших условиях нашему отряду пришлось встретиться с озверелыми басмачами. Только высокое политико-моральное состояние бойцов и командиров, большевистская выдержанность, дисциплинированность, преданность Родине помогали переносить все невзгоды и лишения фронтовой жизни. Весь отряд, от рядового бойца до командира, был крепко спаян и горел желанием как можно быстрее очистить край от басмаческих банд. Местное трудовое население оказывало нам большую помощь. Бойцы и командиры сдружились с трудящимися дехканами (крестьянами). Дехкане сами порой ходили в разведку, узнавали, где скрываются басмачи, и указывали дорогу нашим отрядам. В дневное время басмачи, преследуемые нами, уходили далеко в пески, в горы. Правда, часто были такие случаи, когда бандиты выдавали себя за местных жителей. Трудно было их различить. Жители Бухары покрывают головы чалмой и носят разноцветные широкие и длинные халаты. Басмачи, как правило, ездили верхом на конях, спрятав между ног винтовку. Обычно бандиты устраивали засады. Бывало так, что приходишь с отрядом к колодцу (по-узбекски «кудук»), чтобы воды напиться, а тут со всех сторон стрельба: народу не видно, а винтовки гремят. Это значит, что басмачи засели где-то на крышах кишлака, на глиняных заборах и открыли огонь. А как только красные бойцы развернутся, перейдут в атаку, басмачи – по коням, врассыпную и удирают в пески. Иногда же басмачи пронюхивали о малочисленности наших гарнизонов и делали нападения. Нам приходилось держать ухо востро. Однажды нашу роту, расположенную в одной из крепостей, окружила банда численностью до 1000 человек. Красные бойцы в течение недели находились в осаде и сумели отразить бесчисленное количество басмаческих атак. И когда штаб боевого участка получил сведения об осаде и выслал на помощь кавалерийское подразделение, бандиты с большими для них потерями были отбиты. После боя горы трупов басмачей валялись вокруг крепости. Много тут полегло басмачей от метких выстрелов бойцов. Много их погибло от острых клинков красных кавалеристов. Наши небольшие гарнизоны, разбросанные по Бухарскому краю, были соединены между собой телефонной связью. За линией связи приходилось постоянно наблюдать, контролировать её исправность. С этой целью были установлены промежуточные контрольные пункты. Связь у нас работала безотказно. На контрольных пунктах дежурили связисты по три-четыре человека, во главе со старшим. Как-то на один из таких пунктов напало около сорока басмачей. Бойцы наши не растерялись. Дежурный телефонист успел предупредить штаб. И эта небольшая горсточка вооружённых бойцов героически сражалась с превосходящим по численности противником. Ничто не могло сломить твёрдую волю и силу храбрых связистов. На помощь связистам прискакали красные кавалеристы, и басмачи были разгромлены. Больше всего басмачи боялись пулемётчиков. Бойцы, владея «максимом», ловко косили наседающих врагов. Как-то двое пулемётчиков, изнемогая от жажды, тихо шли по дороге, возвращаясь из дозора. Внезапно из-за бархана выскочили басмачи и окружили бойцов. Наши пулемётчики молниеносно приняли боевой порядок и пустили в ход пулемёт. Много басмачей легло от метких пуль бойцов. Но всё же бандитам удалось окружить отважных пулемётчиков. И, будучи в окружении, бойцы сражались до последней капли крови. Тяжело раненные, они не выпускали из рук своего грозного оружия. Истекающих кровью, в бессознательном состоянии, их захватили басмачи. Они всячески надругались над трупами бойцов, выкололи глаза, отрубили конечности, изуродовали тела. Наш отряд с глубоким прискорбием хоронил своих боевых товарищей. В архивных формулярах сохранились скупые записи о героическом подвиге бойцов-пулемётчиков. Фамилия одного из них – Харитонов. Именем отважного героя товарища Харитонова был назван полковой клуб в Астраханских казармах в Москве. Таких героических примеров борьбы с басмачеством можно было бы привести не один десяток. В боях с басмачами погиб храбрый, волевой командир, любимец всего отряда товарищ Ванюков. В одной из битв с басмачами от шальной пули пал начальник пулемётной команды товарищ Новиков. В жарком бою с бандитами был убит политический руководитель роты товарищ Александров. Бойцы на руках вынесли смертельно раненного политрука. «Не сдаваться врагам…» – были шёпотом произнесены последние слова пламенного большевика. Части Красной армии, при активной помощи трудящихся дехкан, разгромили контрреволюционное басмачество. В Средней Азии восторжествовало победоносное красное знамя Советов. В 1923 году отряд получил приказ вернуться в свою родную столицу. В торжественной обстановке за выполнение боевого задания по борьбе с басмачеством Президиум ЦИК Бухары вручил отряду боевое революционное Красное Знамя и почётную грамоту. Овеянное пороховым дымом, обагрённое кровью павших бойцов, боевое революционное Красное Знамя до сих пор хранится в Н-ском стрелковом полку нашей дивизии».
      С 9 января 1923 года Виктор Павлович командир 5-й роты в 40-м образцовом стрелковом полку г. Москвы. 27 сентября 1923 года от 14-й Московской Стрелковой Дивизии он получил в подарок серебряные часы, на которых ему разрешалось выгравировать надпись: «ЧЕСТНОМУ ВОИНУ РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКОЙ КРАСНОЙ АРМИИ = 14-я ДИВИЗИЯ», что он и сделал. С 11 октября 1923 года Виктор Павлович слушатель Высшей Тактическо-стрелковой школы им. III Коминтерна, окончил её в 1924 году. (Впоследствии школу переименовали в «Выстрел»).
      В дни прощания с телом Ленина, с 23 по 27 января 1924 года стояли 20-30 градусные морозы. Виктор Павлович находился в охране в оцеплении Колонного зала Дома Союзов в Кремле. Он рассказывал, что «особенно было холодно в день похорон, и он отморозил ухо».
      В связи с передислокацией 40-го полка Виктор Павлович получает назначение во Владимир (в то время – Ивановская область). С 19 сентября 1924 года он «начальник (полковой) школы в 40-м образцовом стрелковом полку 14-й стрелковой дивизии МВО г. Владимира (бывший учебно-образцовый полк МВО)». В 1925 году при аттестации Виктора Павловича выдвигают «в порядке очереди на должность комбата». С января по апрель 1926 года он «начальник корпусной школы старшин в 3-м стрелковом корпусе МВО г. Владимира [13]». 12 апреля 1926 года Виктор Павлович «назначен командиром батальона 40-го образцового стрелкового полка», а 8 мая 1926 года – «комбатом 41-го образцового стрелкового Ковровского полка». С 30 мая 1927 года он «помощник начальника н/о 5-го отделения штаба МВО». С 29 сентября 1927 года – «командир батальона 40-го стрелкового образцового полка г. Владимира».
      У Виктора Павловича была жена, звали её Евгения Александровна. Уезжать из Москвы во Владимир она не хотела. Жили они вместе недолго. Он говорил: «Не знаю, женат я или не женат, меня посылают, а она не хочет ехать никуда». «Она была москвичка, из дворянской семьи обрусевших немцев, на мужа смотрела свысока, он был для неё слишком простым». Он уехал, жена осталась в Москве. Виктор Павлович в свободные дни приезжал в Москву, так продолжалось какое-то время. В 1928 году Евгения Александровна прислала открытку, где писала, что подала на развод. В то время она была беременна от Виктора Павловича. Вскоре она вышла замуж «за свою первую любовь». В 1928 или 1929 году родила сына, назвала его Германом. Виктор Павлович своего ребёнка маленьким не видел. Германа воспитывал отчим.
В 1928 году при аттестации Виктору Павловичу дают заключение, что он может быть назначен начальником штаба полка. К 10-летию Красной Армии вручают в подарок серебряные часы фирмы Павла Буре «от МГПС». Со 2 октября 1929 года он «временно исполняющий должность помощника командира полка по х/ч». С 12 февраля 1930 года Виктор Павлович является сначала временно исполняющим должность начальника штаба, затем назначается начальником штаба [14]. «Приказом РВС СССР № 617 от 22 июля 1930 года командир батальона 40-го Владимирского стрелкового полка Орлеанский В. П. освобождён от занимаемой должности и назначен начальником штаба того же полка» [15].
      В 1932 году во Владимире у Виктора Павловича и его второй жены Нины Васильевны (р. 1906) родился сын Виталий. Жили они в то время в трапезной монастыря. К этому периоду относится эпизод, рассказанный племянницей Виктора Павловича Станой Васильевной Орлеанской (р. 1926). Виктор Павлович служил тогда во Владимире, а на лето его военный корпус уходил и располагался в окрестностях города Коврова. Природа там была чистая, имелось озеро, заводы ещё не были построены. Виктор Павлович взял с собой Стану с её мамой, разместил их в летнем домике. Стане было лет 5-6. Как-то прыгая по лестнице, она прыгнула так, что откусила себе язык. Откусила в буквальном смысле: язык болтался «на двух ниточках». Поднялась паника, все сбежались. Стану на руках понесли во врачебный околоток. В это время Виктор Павлович проводил учебные занятия с личным составом. Как только услышал доклад: «Ребёнок начальника штаба откусил язык!», так сразу же прекратил ученья и, не дожидаясь машины, пешком через пески помчался в тот околоток. Язык Стане залили коллодием, мать не отходила от неё несколько суток, боялась, что дочь останется немой.
      «Приказом НКО СССР № 0848/п от 19 февраля 1936 года начальнику штаба 40-го стрелкового полка 2-й Белорусской стрелковой дивизии Орлеанскому В. П. присвоено воинское звание «майор» [16]. С июля 1937 года Виктор Павлович  начальник 1-й части штаба дивизии в штабе 14-й стрелковой дивизии МВО г. Владимира [17]. Это был период разгара репрессий. В это время арестовывают и расстреливают одного из его друзей и соратников комбрига Лаура, латыша по национальности. Тут же сажают командира дивизии Василия Ивановича Калинина, с которым Виктор Павлович также был в дружеских отношениях. Связь с «врагами народа» была прямым поводом для его ареста. Виктора Павловича исключают из партии и переводят в Вологду, это его и спасает. С мая 1938 года он помощник начальника штаба в 14-й стрелковой дивизии МВО, ЛВО, г. Вологды [18]. В Вологде прослужил год. Затем его переводят в Ленинград в транспортную академию на педагогическую работу. «Приказом НКО СССР № 0077 от 17 марта 1939 года освобождён от занимаемой должности помощника начальника штаба 14-й стрелковой дивизии и назначен преподавателем кафедры тактики Военно-Транспортной Академии РККА» [19]. С марта 1939 года Виктор Павлович преподаватель кафедры тактики в Военно-транспортной Академии РКК им. Кагановича г. Ленинграда [20]. С июля 1939 года – младший преподаватель кафедры тактики там же [21]. 5 марта 1940 года ему присваивается звание «полковник» [22].
      Виктор Павлович по долгу службы жил в разных городах: Вятке, Калуге, Костроме, Москве, Владимире, Вологде, Ленинграде. В деревне Носково, где он родился и как сам рассказывал, почти все были Орлеанские, многие его односельчане занимались отхожим промыслом – точением ножей. Когда он в каком-либо из городов видел точильщика с ручным колесом, кричавшего: «Ножи точить! Ножи точить!», всегда спрашивал: «Ты откуда? Из Носкова?» И когда тот ему кивал: «Да», – то переспрашивал: «Орлеанский?» В некоторых случаях точильщик утвердительно отвечал: «Орлеанский». (Орлеанскими из Носкова, вероятнее всего, могли быть крестники дьякона Павла Васильевича – дети крестьян, не имевших своей фамилии).
      Преподавать Виктор Павлович откровенно не любил и вскоре написал рапорт с просьбой направить его в действующую армию. Начальство отправило его на Белое море в город Кемь, что недалеко от Соловецких островов (в Кемь отправлял неугодных ещё Пётр I). «Приказом НКО СССР № 03296 от 20 июля 1940 года освобождён от занимаемой должности младшего преподавателя кафедры тактики Военно-Транспортной Академии РККА и назначен начальником штаба 54-й стрелковой дивизии» [23].
      Продолжительное время Виктор Павлович служил под военным началом маршала К. А. Мерецкова, в разное время командующего Ленинградским военным округом, Карельским фронтом, а в советско-финляндскую войну одновременно 7-й Армией. Всю Финскую войну Виктор Павлович прошёл от начала до конца. С июля 1940 года в звании полковника он начальник штаба 54-й стрелковой дивизии ЛВО Карельского фронта [24]. Во время Финской войны произошёл такой случай. Его отряд попал в окружение. Виктор Павлович давно и хорошо знал эту местность. Зимой, в полной тишине, незаметно для карауливших на деревьях «кукушек» (финских снайперов), он сумел вывести свой отряд и всю технику из окружения, не потеряв при этом ни одного бойца. Наутро финны пошли в наступление, а на позициях, где они предполагали атаковать советское подразделение, никого нет. Командир дивизии (или корпуса) говорил ему: «Ну, ты герой, на героя теперь тебя представим». Но ничего он за это не получил. Через много лет в Москве на приёме в посольстве один из представителей финской делегации спросил кого-то из советского военного командования: «А где тот Орлеанский, который так ловко ушёл от нас?» Эти слова впоследствии были переданы Виктору Павловичу. О своей службе в Финскую Виктор Павлович рассказывал своему брату Василию, навестив его как-то в Москве. «Ты знаешь, – он говорил, – поднять ребят из окопов так трудно. Сколько не кричи: Вставайте! Вперёд! – ничего не помогает, никакие уговоры. Но лишь только мат употребишь, так в момент выскакивают, как будто они единственно этого и ждали».
      В 1940 году Виктора Павловича вновь приняли в члены КПСС. После Финской он остался в Кеми. Началась Великая Отечественная война. С июня 1941 года по июль 1942-го он начальник штаба дивизии и заместитель начальника штаба 7-й отдельной Армии: с августа 1941 года – начальник оперативного отделения в 7-й отдельной Армии [25]; с октября 1941 года – заместитель начальника штаба и начальник оперативного отделения 7-й отдельной Армии [26].

В своей книге «Рейды в стан врага» генерал-майор Степан Яковлевич Бунаков, в то время старший лейтенант в должности направленца при штабе 7-й общевойсковой армии, вспоминает:
«3 октября 37-я и 313-я дивизии, понёсшие существенные потери при отражении врага на подступах к столице республики, теперь заняли оборону по северному берегу реки Шуи. 272-я дивизия погрузилась на баржи и по Онежскому озеру была переброшена на Свирь, в район Ошты. Из Кондопоги в Алеховщину перебросили самолётом оперативную группу штаба нашей армии под руководством полковника Орлеанского [47, с.50]. …
Наступил март 1942 года. К полной нашей неожиданности - майора Хохлина и моей, - мы получили новую задачу: работать на направлении с Генеральным штабом. Для этого были посвящены в новую задачу армии. Полковник В. П. Орлеанский, начальник оперативного отдела, приказал подготовить рабочую карту и все необходимые данные по связи. Определив и наше место пребывания, сказал:
- Вы будете находиться здесь, у меня. Ни с кем об этом, включая и работников оперативного отдела, не разговаривать и не давать никаких справок.
Новая задача нашей армии определялась условиями, сложившимися на данном участке фронта. Ей предстояло овладеть районом Подпорожье – Свирь-3 и прочно закрепиться на южном берегу реки Свирь. В дальнейшем частью сил форсировать реку и захватить плацдарм на случай дальнейших наступательных действий армии. Предполагалось, что одновременно с нашей армией в наступление перейдёт 32-я армия с северного побережья Онежского озера [47, с.78-79]. …
Около 18 часов 19 апреля начальник оперативного отдела приказал мне взять карту и документы скрытого управления и прибыть на узел связи. Я тотчас выполнил его распоряжение и приготовился к работе. В этот момент в аппаратную «Бодо» вошли командующий армией генерал-лейтенант Гореленко и начальник оперативного отдела полковник Орлеанский. Вскоре застучал аппарат, и телеграфная лента сообщила, что на командном пункте Генерального штаба у аппарата генерал-майор Гунеев-старший, наш направленец.
Генерал-лейтенант Гореленко после взаимных приветствий по телеграфу устроился на стуле несколько в стороне, а полковник Орлеанский, стоя у аппарата, читал текст для командующего, а потом диктовал телеграфистке ответы. Генеральный штаб интересовался ходом наступления войск 7-й отдельной армии и причинами его затухания. Хотя армия и сковывала большие силы противника севернее Ленинграда, Ставке хотелось иметь большие результаты в продвижении наших войск» [47, с.82].

С июля по октябрь 1942 года Виктор Павлович – слушатель Высшей Военной Академии им. К. Е. Ворошилова [27], окончил ускоренный курс этой академии. С октября 1942 года – заместитель начальника штаба и начальник штаба 7-й отдельной Армии, временно исполняющий должность начальника штаба Армии и начальника оперативного отделения 7-й отдельной Армии [28].

Из воспоминаний С.Я. Бунакова:
«В середине января 1943 года наши войска пробили коридор во вражеской блокаде Ленинграда. Это сообщение вызвало необычайный подъём среди личного состава 7-й отдельной армии. И не только потому, что у нас было много ленинградцев. Радовались этому успеху буквально все, потому что все очень переживали за судьбу города на Неве. Помню, я только прибыл из 67-й стрелковой дивизии, где проводилась разведка боем. Были взяты пленные из 5-й пехотной дивизии. О результатах разведки пошёл доложить начальнику оперативного отдела полковнику Орлеанскому. А в отделе ликование - блокада Ленинграда прорвана! [47, с.86]. …
Стоял метельный февраль. В одну из ночей меня вызвали к генералу Крутикову, ставшему к этому времени командующим 7-й отдельной армией.  … У командующего находился начальник штаба армии генерал-майор Орлеанский. (В. П. Орлеанскому было присвоено очередное воинское звание.)
- Завтра к вечеру, говорите вы, они будут здесь? - уточнил генерал Крутиков, показав карандашом пункт на восточном берегу Ладожского озера. - А сумеют ли они оторваться от противника? Если он напал на их след, то, безусловно, будет стремиться их уничтожить (речь шла о нашем разведывательном отряде). - Командующий сделал паузу, еще раз посмотрел на карту. - До нашего переднего края им необходимо преодолеть расстояние свыше ста километров. А как ледовая обстановка на Ладоге? - резко повернувшись, спросил командующий генерала Орлеанского.
- В полосе двадцать пять - тридцать километров от восточного берега на Ладожском озере торосов нет. Фотоплан даёт ровную гладь льда, покрытую снегом. Торосы и полыньи отмечаются в центре озера. Непосредственно у берега местами наезженные санные дороги, Видимо, патрулями противника. Что касается погоды, то в течение трёх-четырёх дней изменений её не предвидится. Северо-восточный ветер, позёмка» [47, с.87].

Указом от 14 февраля 1943 года Виктор Павлович получил наконец-то звание генерал-майора, которое ему долго не давали по причине его социального происхождения да ещё в своё время исключения из партии.

Из воспоминаний С.Я. Бунакова о событиях, относящихся к последним числам апреля 1944 года:
«Начальник штаба армии генерал-майор Орлеанский, прощаясь со мной, сказал:
- Жаль, что вы уезжаете. Но надо - значит надо. Наше дело военное...
Виктор Павлович Орлеанский был одним из старейших работников управления армии. У тех, кто не знал его близко, суровость, замкнутость начальника штаба могли создать превратное впечатление о нём. Первое время мы, молодые операторы, чувствовали себя стеснённо, когда Виктор Павлович заходил в оперативный отдел. Только поработав с ним бок о бок длительное время, мы разглядели за его суровой внешностью истинную доброту, оценили широту его командирского мышления, аналитический склад ума. Он хорошо знал возможности каждого из нас и никогда не ставил перед исполнителями непосильных задач.
Как-то раз он взял меня с собой на левый фланг армии, в оборонительную полосу 3-й морской стрелковой бригады. Левый фланг оборонительных позиций морских пехотинцев упирался в восточный берег Ладожского озера, а вся полоса обороны проходила по правому, северному, берегу Свири.
Весна растопила снег. Дороги, что называется, текли, - хоть ставь на машину парус. Кое-как добрались до деревни Доможирово, где окончательно и засели на штабном автомобиле.
Командир бригады инженер-капитан 1-го ранга Гудимов прислал за нами связной катер с начальником штаба бригады майором Аникиным. Река Оять вздулась, битый лёд таранил борта нашего судёнышка. С трудом продирались по ледяной каше, пока не спустились в Свирь. Здесь льда было меньше, вода стояла высоко, и мы благополучно прошли вверх по течению к командному пункту бригады.
Познакомившись с планом обороны, генерал Орлеанский начал проверять практическое управление частями бригады. Ею интересовали и действия бригадного резерва, и организация артиллерийского огня.
Целый день мы ходили по траншеям. Шинели от воды набухли и свинцом давили на плечи. На сапогах по пуду грязи. Вместе с нами месили грязь командир бригады Гудимов и начальник штаба Аникин. Беспокоились. Их понять было можно: противник заметил оживление на наших позициях и открыл артиллерийский огонь.
Виктор Павлович словно не замечал стрельбы и волнений командования бригады. Он решительно переходил из одной траншеи в другую, рассматривал вражескую оборону.
- Вот теперь, товарищ Бунаков, нам с вами ясны возможности третьей бригады, - удовлетворённо сказал Виктор Павлович, когда вся полоса обороны была исследована вдоль и поперёк.
Назад, в Доможирово, где в грязи застряла штабная машина, добирались на том же катере. Гудимов заметно оживился, рассказывая нам о русле реки, о тех местах, по которым противник чаще всего ведёт огонь. В это время послышался свист, а за ним грохот. От разрывов снарядов река вздыбилась султанами воды. Катер начало бросать из стороны в сторону.
- Это что, противник наблюдает за нами? - спросил Орлеанский, ухватившись за поручни. Но комбриг не расслышал его вопроса - он напряжённо выяснял направление полёта вражеских снарядов.
Я взглянул вверх: над нами крутился самолёт-корректировщик.
- Смотрите, вон кто управляет огнём, - сказал я Виктору Павловичу.
Гудимов оторвал взгляд от реки, громыхавшей разрывами. В эго время со стороны станции Оять появились два наших истребителя. Вражеский самолёт не захотел с ними встречаться и быстро ретировался.
- Пронесло, - с облегчением сказал Гудимов и тут же, словно не было никакой опасности, предложил: - Товарищ генерал, разрешите застопорить ход? Сейчас оглушённая рыба всплывёт. Наберём на уху...
- Давай полный вперед, рыбак, - ответил Орлеанский, - а то, не ровен час, сами отправимся на корм твоим судакам.
Не скрывая огорчения, Гудимов направил катер в устье Ояти.
Я думал, что из Доможирова мы поедем прямо в штаб армии. Но Виктор Павлович решил заглянуть в 70-ю бригаду к Анфимову.
Бригада тихоокеанских морских пехотинцев под командованием полковника Анфимова прикрывала участок юго-восточного побережья Ладожского озера. На командном пункте шло совещание. Командир бригады, офицеры бригадного штаба и представитель Ладожской военной флотилии разбирали вопросы взаимодействия при обороне побережья.
Позвонив в штаб армии и доложив командарму о том, где он находится, генерал Орлеанский вник в суть вопроса и предложил завтра с утра проехать вдоль побережья Ладожского озера и на местности ознакомиться с организацией обороны побережья.
- На бумаге всё, кажется, предусмотрено, а на деле может этого и не быть, - заключил он.
Для отдыха нам определили землянку неподалёку от командного пункта. Когда мы остались одни, Виктор Павлович сказал:
- Завтра по минутам проверим сроки выхода подразделений бригады на угрожаемые участки.
Проверка показала, что на практике получалось не всё так, как было записано в плане.
- Видите, товарищ Анфимов, сколько неувязок набралось, - укоризненно сказал комбригу генерал Орлеанский. - Надо проводить тренировки.
- Есть проводить тренировки! - отрапортовал Анфимов. - Однако, товарищ генерал, противник на Ладоге ведёт себя спокойнее, нежели раньше.
Орлеанский нахмурился.
- Вы уверены? Вас не беспокоит то обстоятельство, что большая часть берега озера находится у противника? И кто может поручиться, что враг не высадит где-либо десант? В октябре сорок второго мы тоже не ждали десанта противника, а он попытался захватить остров Сухо.
- Я всё понял, товарищ генерал. Всё исправим.
Я не раз сопровождал начальника штаба в его поездках в войска. Неуёмная энергия командующего, его страстное стремление научить командиров побеждать врага не числом, а умением заставляли офицеров штаба во главе с генерал-майором Орлеанским больше бывать в боевых порядках частей.
Эта поездка с начальником штаба невольно вспомнилась мне, когда зашёл попрощаться к нему перед отъездом к новому месту службы.
- Руководите штабом твёрдо, - напутствовал меня Виктор Павлович. - Всегда помните, что начальник штаба наравне с командиром отвечает за результаты боевых действий части. Будьте на высоте положения. Потребуется помощь – обращайтесь.
Обращаться к генералу Орлеанскому мне, к сожалению, не пришлось. Его перевели на 1-й Белорусский фронт» [47, с.117-120].

Впоследствии С.Я. Бунакова и С.А. Гудимова  судьба столкнула ещё раз. Это было во время Тулоксинской десантной операции 23-27 июня 1944 года, в которой участвовала 70-я отдельная морская стрелковая бригада под командованием подполковника А. В. Блака. В 70-ю СБР майор С.Я. Бунаков был назначен начальником штаба. На помощь 70-й СБР была направлена 3-я отдельная бригада моряков инженер-капитана I ранга С.А. Гудимова. Получив задачу от комбрига 70-й бригады, Гудимов попросил, чтобы в деталях с обстановкой ознакомил его начальник штаба.
«- Хорошо, - согласился Блак. - Прямо здесь, на КП, и займитесь. Вы, кажется, с ним знакомы?
- Имел удовольствие познакомиться, - улыбаясь, сказал Гудимов. - Степан Яковлевич приезжал в нашу бригаду инспектирующим. Они с генералом Орлеанским все наши укрепления на переднем крае обошли тогда, ползая по-пластунски. А грязь была! И дождь, И хоть ругали мы их в душе, но и поволновались тоже крепко - ну, как прихлопнет случайным снарядом начальство?! А отвечать нам...»
Далее С.Я. Бунаков вспоминает:
«Не удержался я, сказал Семёну Алексеевичу о том, как после инспекции, когда начальство случайно оказалось живо, один отчаянный командир на радостях предложил наловить рыбки на уху под артобстрелом.
Гудимов разразился отчаянным хохотом.
- Отличные были глушёные окушки и судачки, - сквозь смех произнес он. Да Орлеанский запретил их брать. До сих пор жалею...» [47, с. 206].

С мая 1944 года В.П. Орлеанский - начальник штаба армии в распоряжении Главного Управления Кадров НКО г. Москвы [29]. С сентября 1944 года по май 1945-го - Начальник штаба 33 Армии 1-го Белорусского фронта [30]. Он был в хороших отношениях с маршалом А. М. Василевским, который называл его «наш костромич». Василевский, в частности координировавший действия 3-го Белорусского фронта, перевёл его в свою группу, а затем направил к командующему фронтом Г.К. Жукову.

По рассказам Виктора Павловича командующий армией (генерал-полковник Цветаев В.Д. – прим. авт.), когда необходимо было делать доклад Жукову, часто находил причину уйти от этой ответственной обязанности. Виктор Павлович в таких случаях был вынужден лично докладывать обстановку. Однажды Жуков не выдержал и возмутился по поводу командующего: «Что он мне всё время начальника штаба подсовывает! Где сам командующий армией?!» Виктор Павлович спокойно ответил: «Он пошёл на передовую».

    Накануне штурма Берлина состоялся военный совет руководителей нескольких армий. Виктор Павлович среди других участников совета попал в документальную хронику, (кадры вошли в телевизионный 4-серийный фильм, посвящённый Берлинской операции). Как известно, Берлинская наступательная операция завершилась встречей союзников на реке Эльбе в 100 км от столицы Германии. Сохранились фотографии, запечатлевшие рукопожатие генерала Орлеанского с представителями командования англо-американских войск. Обменялись подарками. Виктор Павлович подарил кому-то из американских офицеров небольшой браунинг «Коровина». Ответным подарком от союзников была пара швейцарских часов, производившихся специально для американской армии.

      Из записей В. П. Орлеанского: «После капитуляции фашистской Германии война была прекращена. Войска были разведены по районам расквартирования и занимались боевой подготовкой и другими вопросами. Штаб 33-й армии – город Цербст. В связи с парадом в Москве в честь дня Победы развернулась подготовка к формированию из состава войск 33-й армии сводного полка для участия в параде. Отбору подлежали офицеры, младший командный и рядовой состав – лучшие из лучших, орденоносцы, зарекомендовавшие себя боевой отвагой и образцовой дисциплинированностью. Ввиду болезни командующего армии генерал-полковника Цветаева, который должен был на параде командовать полком, его заменил заместитель – генерал-лейтенант Давидовский И. Е. Весь личный состав полка перед убытием в Москву был одет в новое обмундирование. В день Победы 9 Мая состоялась встреча с командованием 7-й американской армии в Цербсте. На встрече командующий 7-й армии генерал-лейтенант Симпсон и его начальник штаба, а так же ряд других офицеров 7-й американской армии были награждены орденами Советского Союза. С нашей стороны был ответный визит командованию 7-й армии американских войск. Встреча состоялась в западногерманском городе Брауншвейге. Группе генералов и офицеров 33-й армии были вручены американские ордена». Тогда Виктор Павлович стал кавалером американского ордена «Почётного Легиона», выданного ему за подписью Трумэна.

      24 июня 1945 года на Парад победы в Москву в составе большой группы командующих он прилетел с фронта на специально выделенном самолёте. В параде не участвовал, присутствовал как зритель. На парад взял с собой сына. Стояли около Спасской башни, Виталий прорвался в первый ряд. В тот день накрапывал дождик. Когда пришло время возвращаться, сослуживцы сказали Виктору Павловичу: «А что ты пацана с собой не возьмёшь? Самолёт всё равно наш. Пусть с нами летит». Виктор Павлович взял Виталия. Долетели до Одера. В городе Нойзальц самолёт встретила армейская штабная машина. Город был совершенно пуст. Немцы боялись прихода русских, они забрали с собой самое ценное и ушли. Дома стояли пустыми.
      Из записей В. П. Орлеанского: «На основании директив Военного министра и начальника Генерального штаба Вооружённых сил проводились мероприятия по передаче личного состава 33-й армии и материальной части в войска, остающиеся на территории восточной Германии. Управление 33-й армии в полном составе убыло в город Смоленск для формирования Смоленского Военного Округа». Вместе с выходившей армией отец с сыном проехали через Германию, Польшу, до Смоленска. В Смоленске был организован военный округ. Там прожили недолго. Реорганизация армии продолжалась.
      С июля 1945 года Виктор Павлович начальник штаба Беломоро-Балтийского военного округа [31]. Беломоро-Балтийский округ «был огромным» (1-го разряда), проходил вдоль Балтийского канала, начинался с Ленинградской области и включал в себя Вологду, Архангельск, Мурманск. Штаб округа располагался в Кеми. Виктор Павлович вернулся в свою старую квартиру. Из Смоленска он переехал в Кемь с женой и сыном, сын поступил учиться в 6-й класс. Петрозаводск был в то время разрушен и ещё не восстановлен. Через год, когда там построили жильё, штаб перешёл в Петрозаводск. Спустя некоторое время Виктора Павловича перевели в московскую военную академию Генерального штаба, сначала он прошёл «курсы повышения», затем его определили в преподаватели академии. В академии его в шутку называли «специалистом по лесисто-болотистой местности», что было справедливо. С марта 1947 года Виктор Павлович слушатель Высших Академических курсов при ВВА им. Ворошилова [32]. С апреля 1948 года он старший преподаватель кафедры оперативного искусства в Высшей ордена Суворова 1-й степени Военной Академии им. Ворошилова [33].
      Из воспоминаний Станы Васильевны Орлеанской: «После войны Виктор Павлович жил с семьёй в казармах (недалеко от Даниловской площади) в однокомнатной квартире. Казармы были вроде общежития, жили там, в основном, военные с семьями, была общая кухня. Виктор Павлович был очень добрый, любил посмеяться и пошутить, понимал юмор». О том, что он «любил пошутить», свидетельствует следующий эпизод. Многие военачальники, имевшие на то полномочия и возможности, везли из Германии разного рода трофеи. В качестве трофеев Виктор Павлович привёз из Германии легковую машину, сервант и старый немецкий книжный шкаф, и ещё в городе Нойзальц у владельца фарфорового завода за небольшую цену он купил синий сервиз. Всё это было привезено в соответствии с разрешением и указанием начальства. Человек он был скромный, жить в роскоши и приобретать ценные вещи было для него не свойственно, если адъютанты что-то и пытались ему предлагать из трофеев, то он всегда отказывался, боялся брать, был очень щепетилен в таких случаях. Тем не менее, тема военных трофеев волновала окружающих. На подобные расспросы Виктор Павлович как-то в шутку ответил, что вывез из Германии четыре вагона разного трофейного добра. «Один вагон, правда, украл подлец адъютант, – уточнил он, – но зато три остались». Слова были восприняты всерьёз, и даже его старший брат Николай Павлович впоследствии задавался вопросом: «Куда всю эту массу трофеев можно было деть? Кругом разруха, а тут, простите, три вагона стоит», – рассуждал он.
      Сохранилась Охранная грамота за подписью ВРИД Командующего 33-й Армии генерал-лейтенанта Давидовского: «Выдана капитану ДОРОНИНУ Михаилу Никитовичу в том, что с ним следует в г. Москва автомашина с личными вещами (пианино и домашняя обстановка), принадлежащие генерал-майору ОРЛЕАНСКОМУ. Вещи приобретены генерал-майором ОРЛЕАНСКИМ на территории Германии, за наличный расчёт, на основании постановления Государственного комитета обороны СССР № 09036 от 9 июня 1945 г.»
      Вскоре после войны Сталин дал распоряжение выделить генералам участки под дачи на станции    Трудовой    (по Савёловской дороге). Виктор Павлович обзавёлся участком. Места были болотистые, мелколесные, на четырёхметровом слое глины с грунтовыми водами стояли осины, хлюпала вода. Посадить и вырастить что-либо было большой проблемой. Местность осушалась, туда привозилась земля и торф. В результате участок был покрыт небольшим слоем привозной земли.
      Преподавателем в военной академии Виктор Павлович проработал до 56-летнего возраста. 16 июня 1953 года в звании генерал-майора он был уволен из кадров советской армии в запас по статье 59 «Б» [34] с правом ношения военной формы с особыми отличительными знаками на погонах.
      Сын Виктора Павловича Виталий учился в Ленинграде в академии связи. В то время у него состоялась встреча с бывшим командиром отца В. И. Калининым. Арестован был Василий Иванович в 1937 году ни за что, его выпустили из-под ареста перед самой войной и дали звание генерала. Он прошёл всю войну, был уже на пенсии и очень переживал, что теперь оказался не у дел.      
      В 1954 году Виталий женится на дочери маршала Кирилла Семёновича Москаленко Людмиле. Рассказывает Людмила Кирилловна Орлеанская (Москаленко): «Когда я вышла замуж и впервые оказалась в доме Виктора Павловича, то очень удивилась, что в семье генерала едят в основном одни макароны, редко с котлетами, никаких деликатесов и в помине не было. Я спросила Нину Васильевну: «Почему у вас всё макароны да макароны?» Нина Васильевна ответила: «Потому что мы выплачиваем ссуду, пока не выплатим, должны экономить». На постройку дачи они взяли ссуду 30 тысяч рублей, по тем временам деньги огромные, и в течение 20 лет её выплачивали. Жили они всегда очень скромно. Нина Васильевна купила себе серьги лишь перед девальвацией, других драгоценностей у неё не было».
      У Виктора Павловича и Нины Васильевны была трёхкомнатная квартира на Октябрьском поле, 3-й этаж без лифта. Виктор Павлович старел, он хотел перебраться в любой дом, только бы с лифтом. Договорился с кем-то из академии Генштаба, что свою 3-х комнатную (48 м) квартиру обменяет на предложенную ему 2-х комнатную (36 м), причём без всяких приплат и доплат. Новая квартира явно уступала прежней, да ещё и окна выходили на шумную улицу. Виктору Павловичу позже предлагали другие варианты, более для него выгодные, но он отказывался, говорил: «Нет, раз уж я пообещал человеку, то не могу ему отказать». И сколько родственники не уговаривали его пересмотреть решение, он им отвечал: «Нет, я пообещал и не могу нарушить слово». Характер он имел твёрдый, за что его всегда уважали. Так и в посёлке, когда построили дачу, 30 лет он исполнял обязанности заместителя председателя «общественного совета посёлка академии Генштаба». Многие его знавшие вспоминают о нём, как о честном доброй души человеке. В Москве он был председателем товарищеского суда [35], и тоже все его там очень уважали за честность, твёрдость, решительность и неподкупность.
      Со своим старшим сыном Виктор Павлович впервые встретился на свадьбе Станы Васильевны. Она училась с Германом на соседнем курсе в полиграфическом институте. Герман носил фамилию Орлеанский. Стана была интересная, Герману она понравилась, и он поначалу пытался за ней ухаживать. Потом её спросил: «Что-то у нас фамилия одна, может быть мы родственники?» И только тогда выяснилось, что они двоюродные брат и сестра. Виталий Викторович, который тоже был на той свадьбе, также увидел Германа впервые. Мама Нина Васильевна сказала ему: «Ты знаешь, это твой брат». После застолья Виталий пригласил Германа в свою машину и отвёз до дому. Жена Людмила потом спросила его: «Как тебе твой брат понравился, с которым тебе не давали познакомиться столько лет?» Виталий ответил: «Я против такого брата ничего бы не имел…» Герман был очень похож на отца, и с Виталием они были похожи. Виталий только тогда узнал, что его отец второй раз был женат. Это его удивило, потому что Нина Васильевна всегда любила повторять: «В нашей семье разводы не приняты, у нас никто не разводился». Хотя однажды вышел конфуз, на эту её фразу одна знакомая старушка как-то обронила: «Ой, как же? Я знала его первую жену…»
      Стана Васильевна работала редактором Детгиза. Её шеф главный редактор Василий Георгиевич Кампонеец воевал в 33-й Армии, был майором. Он рассказывал: «Как-то уже после объявления капитуляции Виктор Павлович мне говорит: Ты смотри, Вася, один не ходи туда к немцам, нечего к ним ходить, мало ли, что они сейчас закапитулировали, они могут и подстрелить…» Когда Кампонеец вышел на пенсию, то решил написать и издать книгу о 33-й Армии. Он приходил к Виктору Павловичу, они работали, писали, вспоминали Мерецкова и других. Виктор Павлович оставил записи о проведении Висло-Одерской и Берлинской операциях, сделал подробное их описание со стратегической точки зрения.
      Приближалось 80-летие Виктора Павловича. Такую дату нельзя было не отметить. Нина Васильевна и Людмила Кирилловна настояли, чтобы устроить ему настоящий юбилей. Невестка уговорила Нину Васильевну, чтобы та не возражала против приглашения Германа. Герман пришёл с женой Аллой. По профессии он был журналист. По отзывам, очень скромный и хороший человек. Герман работал в АПН и уехал в Нигерию корреспондентом, там у него случился инфаркт. Он вернулся, снова вышел на работу, но вскоре произошёл повторный инфаркт. Летом 1981 года в возрасте 56 лет он умер. Виктор Павлович плохо себя чувствовал, у него шалило сердце, и на похоронах сына он не был. На похоронах была Стана Васильевна. Потом она подробно обо всём рассказала Виктору Павловичу и Людмиле Кирилловне. О Германе все хорошо отзывались, были очень трогательные речи.
      Виктор Павлович умер вскоре после Германа, 29 октября 1981 года. Похороны состоялись 2 ноября. Его похоронили на Кунцевском кладбище (филиал Новодевичьего). Министерством обороны был поставлен памятник: гранитная стела и на ней литой из бронзы портрет анфас. Все хлопоты и переговоры по похоронам вела Людмила Кирилловна, Виталий в то время находился в долгосрочной командировке в Югославии.
      На вид Виктор Павлович всегда был очень крепким. Он никогда не говорил о смерти. Незадолго до своего дня рождения (ему должно было исполниться 84 года) он почувствовал недомогание. На общественном транспорте поехал с женой в поликлинику («от Академической на Пироговку»). Врач его осмотрела и отпустила домой. Виктор Павлович приехал назад. У подъезда ему стало плохо, он присел на скамейку, кто-то дал ему валидол, затем он сам поднялся в квартиру. Невестка ему в тот день говорила, что необходимо срочно ложиться в госпиталь. Он ответил: «Врач сказала, что, может быть, положат через две недели, а завтра с Ниной мы поедем туда опять снимать кардиограмму». Вскоре ему стало хуже, а ночью он пошёл в туалет, упал и потерял сознание. Когда приехал врач и сделал кардиограмму, то удивился тому, что Виктор Павлович вообще куда-то мог ездить, у него был обширный инфаркт, он умер.
      Был у Виктора Павловича в Петрозаводске часовой, стоял он охранником в подъезде  жилого дома, где жили офицеры, напротив Штаба округа (ул. Первомайская, 44). Звали его Лёня Фокин, было ему тогда лет 18. Виктор Павлович с ним сдружился и при переходе в Москву перевёл с собой в качестве шофёра. Дружили они до самой смерти Виктора Павловича. Лёня Фокин его и хоронил, а после смерти Нину Васильевну всегда проведывал, и в день рождения Виктора Павловича, и в день смерти всегда появлялся в доме, хотя сам был уже далеко не молодым человеком. Нина Васильевна продолжала жить в квартире на улице Дмитрия Ульянова. Она умерла в возрасте 94 лет в 1999 году.
      О своём отце Виктор Павлович никогда никому не рассказывал, даже сыну. Нина Васильевна очень боялась и не поощряла общения мужа со свёкром, когда тот был жив. Угроза репрессий постоянно висела над людьми их поколения. Виктор Павлович советский офицер, а отец его – церковнослужитель, «лишенец», значит, по логике того времени – «враг народа». В 1930-е годы по доносу могли расстрелять каждого, и не спасало ни высокое звание, ни награды. Страх у людей был подсознательный и оставался на многие годы. Тем не менее, фотографию дьякона Павла Васильевича Орлеанского всё-таки в семье сберегли. Эту фотографию его внук Виталий обнаружил в доме лишь после смерти матери.
      Виктор Павлович Орлеанский был награждён двумя орденами «Ленина» [36], четырьмя орденами «Красного Знамени» [37], орденом «Кутузова 2 степени» [38]; медалями: «ХХ лет РККА» [39], «За победу над Германией» [40], «За взятие Берлина» [41], «За освобождение Варшавы» [42], «ХХХ лет Советской Армии и Флота» [43], «ХХ лет Победы в Великой Отечественной войне» [44], «За боевые заслуги» [45], «50 лет Вооружённых сил СССР» [46].