Глава III

 Войдя в комнату, в которой он провел большую часть своего детства, Кристофер осторожно провел рукой по одной из стен, а после обратил внимание, что здесь еще остались его старые игрушки и книги. Вроде облупленной качалки-лошадки и горстки разбросанных давным-давно на полу солдатиков. Заметив его растерянность, миссис Лоренс спросила:
 - Что-то не так?
- Нет, просто… Здесь все осталось как тогда… А ведь прошло уже пятнадцать лет с тех пор.
- Да, время ничего не щадит, я могла бы конечно это все давно выбросить, но не захотела. Мне хотелось сохранить здесь все нетронутым, так, как было в тот самый день, когда вы с матерью были здесь в последний раз…
Мистер Фламберт тяжело вздохнул.
- Да, в последний раз. Я даже помню, что я тогда делал, какую книгу успел перечитать. Кажется, она лежала вот там, на столе. Если я ее так и оставил.
 С этими слова молодой человек приблизился к столу, где действительно лежало несколько пожелтевших от времени и покрытых пылью книг. Среди них были и совсем детские сказки, и легенды о короле Артуре, но Кристофер искал другую. И нашел ее лежащую под прочими. Это был роман «Айвенго» Вальтера Скотта.
 Осторожно взяв небольшой томик с бордовой обложкой в руки, точно боясь, что он рассыплется при неосторожном обращении, юноша медленно перелистнул пару его страниц, жадно глядя на редкие иллюстрации.
- Да, это она, - шепотом сорвалось с его губ, - Моя любимая книга. Помню, что Уилфред был моим идеалом, примером для подражания. Тогда, в свои десять лет, я мечтал, что когда повзрослею, стану таким как он. А теперь… - Кристофер горько усмехнулся, - О да, ему было как мне сейчас, но я все же совсем другой. Я не стал рыцарем в сияющих доспехах без страха и упрека, однако я тоже теперь в какой-то степени Лишенный наследства. И права называться своим именем.
 Отложив книгу, молодой человек поник головой. Желая его немного утешить, миссис Лоренс подошла ближе и мягко коснулась его плеча.
 - Будет тебе, не стоит сожалеть о том, чего уже не вернуть. Самое главное, что ты жив, ты преодолел все суровые испытания на своем пути, и вот ты снова в родном доме. Да, я в настоящее время являюсь его фактической владелицей, я поручилась за это после суда над Кларой. Именно потому, что надеялась однажды на ваше возвращение. И теперь этот дом принадлежит тебе по праву. Пускай он и не в лучшем виде – но это все решаемо.
 К сожалению, Кристофер не разделял оптимизм Эммы и отстранился.
- Увы, все не так просто. Ведь я больше не Джим Треверс, я не имею потому никаких наследственных прав. Потому что мне пришлось бежать, бежать с того злополучного места, с той обувной фабрики, будь она проклята, где я проработал за гроши пятнадцать лет. С ее владельцем, пожилым мистером Хокинсом у нас был договор, что в день моего двадцатипятилетия я могу быть свободен, так как отработаю всю часть долга моих родителей. Если бы даже на тот момент там оставалась какая-то незначительная сумма, он обещал лично ее закрыть из своих денег. Но увы, мистер Хокинс был уже стар, и с прошлого года всеми делами заправлял его сын. Который насчитал огромные проценты к моей задолженности и заявил, что я останусь «рабом за еду» на фабрике еще почти на десять лет. Это было подло и несправедливо. И мне ничего не оставалось, кроме побега. Я и так слишком долго терпел, ждал и мучился. Пришла пора положить этому конец.
 - И ты был прав, я нисколько не осуждаю твое решение, - подержала юношу Эмма, - Ты прошел через Ад и вернулся. Пускай другим человеком, но все же… Кристофер, я уверена, что твоя мать бы тобой гордилась.
 Слабо улыбнувшись уголком губ, мистер Фламберт подошел к тумбочке, где стоял маленький дагерротип в рамке. На нем была изображена Клара Треверс и сам Джим, еще маленький мальчик лет шести-семи. Видя, как Кристофер нежно проводит рукой по старой карточке, миссис Лоренс вновь начала говорить:
 - Ты знаешь, я не могу забыть тот день… Вскоре после похорон твоего отца. У меня самой тогда тоже уже несколько месяцев не было супруга, и я как никто другой понимала состояние Клары,  пыталась ее успокоить как умела. Вот так мы и сидели в саду, обе в трауре и черных вуалях, но никто из нас не плакал. Она мне сказала в ответ на все утешения: «Эмма, прошу тебя, не стоит. Ты прекрасно знаешь, что я со своей стороны заботилась о Джоне в период болезни как могла, насколько хватало моих сил. Но раз Господь призвал его к себе – такова была Его воля. Зато он оставил мне сына – величайший дар небес. Именно на него я возлагаю все свои надежды и хочу видеть его достойным человеком. Если я смогу добиться, чтобы он стал во взрослом возрасте именно таким, значит, прожила эту жизнь не зря».

  Слушая рассказ миссис Лоренс, Кристофер уже не мог сдерживать катящихся по щекам слез. Однако вскоре они сменились почти гневом, когда он вспомнил, что, вероятнее всего, его мать осудили по ложному сфабрикованному обвинению. Уже с совсем иным, холодным и жестоким выражением лица, он глухо спросил:
 - А есть какие-либо доказательства, что судья намеренно исказил сумму долга и специально вынес моей матери максимально строгий приговор, исходя из личной мести?
 Эмма развела руками:
 - К сожалению, никаких прямых улик против Мориса Стенфорда нет, да и откуда им было взяться, учитывая его положение… Но среди лондонцев было давно известно, что и он, и его цепной пес –начальник полиции Рональд Годвин – всегда были заинтересованы не столько в торжестве закона, сколько в личной выгоде. И Клара мне еще до кончины супруга рассказывала, что этот судья в свое время буквально преследовал ее, навязчиво приглашал на всевозможные мероприятия, присылал цветы и дорогие подарки. Но она была непреклонна и всегда отказывалась, сердцем чувствуя, что этот человек ей явно не подходит в спутники жизни. И потому я почти уверена, что гордый и привыкший к удовлетворению всех своих прихотей Стенфорд не смог ей этого простить и затаил обиду. Но пока Клара была замужем, он не мог ей причинить особого вреда, а вот после смерти ее мужа, когда она оказалась в наиболее уязвимом положении… То стала очень легкой мишенью. Потому что да, вероятно, ее муж действительно пару раз брал в долг, пару сотен фунтов, и не успел их вернуть из-за своей смерти. Но уж точно не десятки тысяч под бешеные проценты. К сожалению, закон почти никак не защищает вдов и сирот – до нас никому нет дела. Никто и не стал потому разбираться в этом странном деле.
 - Но архивы и копии бумаг с того процесса наверняка сохранились! – порывисто воскликнул Кристофер, - и копии тех векселей, долговых расписок, на которых стояла подпись моего отца! Уверен, если где-то на них была позже изменена сумма долга или вовсе поддельная подпись, это можно будет доказать! И тогда репутация моей семьи будет полностью очищена! И моя мать посмертно будет оправдана.
 - Все возможно, вот только просто так эти бумаги не достать, и я не знаю, где они теперь хранятся, возможно, в здании суда. Кристофер, я не сомневаюсь, что ты готов пойти на все, чтобы добиться правды, но все же предупреждаю: будь осторожен. Не стоит ворошить прошлое, если там замешаны настолько подлые люди, это как хранить еду в подвале, где год назад травили крыс – потом сам заболеешь, поскольку остатки яда не исчезли.
 - Я понимаю ваши опасения, миссис Лоренс, - сказал Кристофер более ровным тоном. Однако прошу: дайте мне возможность решить все самостоятельно. Завтра я приду к вам чтобы официально заключить договор о съеме этого дома – как бы там ни было, теперь я официально совсем другой человек, не наследник Треверсов, и обязан по закону платить за проживание здесь. Я не нарушу эти правила. А пока оставьте меня, мне необходимо какое-то время побыть в одиночестве.

 Кивнув головой, показывая, что все понимает, Эмма удалилась. Когда внизу за ней со скрипом закрылась дверь, Фламберт вновь посмотрел на фото своей матери и произнес:
 - Обещаю тебе: я во что бы то ни стало теперь восстановлю справедливость. И твои муки не станут напрасными. Те твари еще ответят за свои деяния и получат возмездие. Как того и заслуживают. И даже если не получится решить все мирно через нотариусов – я найду иной способ мести.
 Еще раз нежно коснувшись портрета, Кристофер поставил его на место, а затем склонился к одному из лежащих солдатиков – это как раз был рыцарь, похожий на Айвенго. Подняв его и усадив на фигурки лошади, молодой человек затем устроил их на вершине игрушечного самодельного замка, который стоял на краю подоконника комнаты. В этот момент сквозь тучи пробился легкий луч солнца и осветил этого торжествующего всадника. На губах Кристофера вновь появилась улыбка, пускай и немного пугающая:
 - Наконец-то! – произнес он в пустоту, - Рыцарь обрел свое пристанище и прежнее положение! Теперь дело осталось за малым.