Ключ. Часть 13

Бывают такие дни, когда все идет не так. Начиная от ночных кошмаров, заканчивая надетой шиворот-навыворот рубашкой. Пока я переодевалась в туалете, Ираида держала мой рюкзак и читала сообщения в беседе класса:

— Вика пишет, что ей не нравится оформление альбома. Говорит, что это не розовый мрамор, а кусок мяса. Витя и Денис пишут, что им все равно. Лера категорически против розового.

— А Сережа? — Спросила я, застегивая последние пуговки.

— Ничего не ответил. Мне кажется, он просто промолчит.

— Похоже на него.

Я вышла, и мы постарались успеть на биологию. С улицы ужасно пахло жженой резиной. Пришлось сидеть с закрытыми окнами, но даже так постоянно хотелось закрыть нос прищепкой.

— Как душно, — пожаловалась Ираида, грустно глядя в сторону окна.

— Это еще урок не начался, — закатила глаза Катя, сидевшая на соседней парте. — Вот начнет Ирочка затирать, какие мы никудышные, вот тогда и начнется духота. Как она надоела со своими тестами! Вечно докапывается.

«Ирочкой» она называла Ирину Витальевну, которая вела биологию и химию. Кате действительно доставалось больше других. Как-то учительница сказала — будет большая удача, если она получит хотя бы шестьдесят баллов на экзамене.

Но сегодня ей выдали выходной. За нее на смену вышла я.

— У тебя всегда такие хорошие работы были, — посетовала учительница, в голосе которой читался серьезный укор. — А сейчас — что это? Неужели ты не знаешь, в каком порядке на глаз поступает изображение? И почему таранную кость не отметила среди костей нижних конечностей? Это же еще в восьмом классе проходят! Позор. Просто позор! В том классе мне про зародыш бредятину такую написали, а вы как будто отставать не желаете. Вот, Катя, смотри. У тебя в четырнадцатом задании…

Половину урока мы посвятили разбору наших работ. К моей она возвращалась еще не раз, на весь класс посмеиваясь над моими ошибками. Я молча рисовала в тетради.

— Разве ты не знаешь законы Менделя? — Спросила она меня в который раз и заставила выйти к доске и прорешать несколько задач по генетике. — Смотри, вот тут идет же расщепление, да? Так какой будет ответ?

— Черного с нормальными крыльями потомства будет меньше всего? — Съязвила я, уже порядком устав от ее упреков.

Учительница тяжело вздохнула.

— Ну, хотя бы решетку Пеннета помнишь. А нормальный ответ будет какой?

— Сорок один с половиной процента будут серыми с нормальными крыльями, такой же процент черные с маленькими крыльями, а восемь с половиной процента разделят между собой мухи с черным телом и нормальными крыльями и с серым телом и маленькими крыльями.

Я с такой силой вернула мел на место, что подставка под доской опасно зашаталась.

— И почему ты так в тестах не можешь писать?

Вместо ответа я пожала плечами. Иногда все получается как-то само, а иногда все идет кувырком — будто что-то стеной ограждает меня от решения. И неужели учителя сами забыли, как это бывает? Неужели мы должны знать все и вся? Разве нельзя нам допустить ошибку? Что-то мы знаем хорошо, что-то — не очень. Неужели взрослые совсем об этом забыли?

Я еще помню, как ребята рассказывали мне, что их прямо заставляли уходить после девятого класса, чтобы они не опозорили школу своими результатами экзаменов. На тех, кто остался и настоял на своем, еще долго давила администрация, пытаясь согнать их хотя бы после десятого класса. Особенно доставалось Сереже. Завуч даже лично приходила к нему домой и просила его забрать документы. Странно было бы ожидать от таких людей какого-то понимания.

Вновь нас оставили после занятий писать пробный экзамен. Я нервничала и никак не могла вспомнить, относится ли овогенез к половому размножению организма. Потом вообще задумалась, что это такое? Точно уж с оводами не связано. Так-так-так… Не могла же я пропустить такой простой термин. Ведь он попался в первой части, значит, не мог пройти мимо.

Ладони вспотели, ручка постоянно выскальзывала. В какой-то момент в ушах бешено забился пульс. Не могла же я такое забыть… Ладно, нельзя терять времени. К этому вопросу можно вернуться позже.

Со схемой строения уха я расправилась довольно быстро. Вот с заданием, где нужно было правильно распределить функции листа и корня, пришлось попотеть. Ботаника всегда давалась мне тяжелее других разделов биологии. Ну, а определить какая характеристика к какому типу тканей относится оказалось намного проще.

Задание с анализом таблицы показалось мне подозрительным. Нужно было вставить пропущенные значения в одной из трех колонок: термине, функции или расположении в клетке. Сложность была в том, что как будто было несколько правильных последовательностей цифр. Но ведь так не бывает. Вроде бы. Как будто такое уже случалось, когда я решала задания дома. Но вспомнить наверняка не удавалось. Неуверенность не позволяла принять иной исход. Поэтому пришлось признать, что такого не бывает, и нужно искать только один правильный ответ. Но ведь ДНК бывает и в ядре, и в митохондриях… Но за что отвечает рибосома — за биосинтез белка или гликолиз? А, может, вообще за транскрипцию? Нет, глупости, транскрипция происходит в ядре. Но что тогда выбрать для митохондрий?

Под конец экзамена разболелась голова. В кабинете царила ужасная духота, так еще кто-то из девочек так надушился, что казалось, будто все цветы мира зацвели в один момент. Хуже всего было Любе. У нее с детства аллергия на пыльцу и резкие запахи. Даже сидя далеко от источника аромата, она то и дела тихо чихала.

— Ты как? — Спросила я, когда мы сдали работы и вышли в коридор. Глаза у подруги покраснели.

— Нормально, — улыбнулась она. — Я с утра таблетки от аллергии приняла. Просто уж очень надушились девчонки.

Она вновь чихнула. Я вдруг подумала, как бы я жила с такой проблемой. Скорее всего переживала бы в два раза больше. И ходила бы в респираторе.

Надя вышла из кабинета с расстроенным видом. На ней буквально не было лица.

— Ты в порядке? — Спросила Люба. Как будто о ней самой не стоило беспокоиться. Всего-то аллергия. Как будто это пустяк.

Надя покачала головой. Затем устало прислонилась к стене и сползла на пол. Поджала ноги в груди, обняла их руками и спрятала от нас лицо. Но даже так было понятно, что она плачет.

Мы присели рядом на корточки. Люба сочувственно погладила ее по руке.

— Дома меня просто убьют, — наконец, поделилась Надя. В ее тихом прерывистом голосе сквозил не столько страх, сколько усталость.

— Ну-ну, — Люба прижалась щекой к ее плечу. — За что?

— Ирина Витальевна сказала, что придет на с-с-следующее родительское собрание и покажет эти раб-б-боты.

— Ну, и чего?

— Ты смеешься? — Надя резко подняла голову. Любе даже пришлось отодвинуться. — Я завила вторую часть полностью! Задачу вообще кое-как решила. Дома опять устроят нагоняй. «Зачем мы платим деньги репетиторам?», «Что ты вообще делаешь на занятиях?», — при этих словах голос ее стал карикатурно противным. — И так каждый день выслушиваю, а теперь еще хуже станет.

Она вновь уронила голову на сложенные руки, а у меня по коже прошелся холодок.

— Овогенез… — Прошептала я, вспомнив то самое задание.

— Что овогенез? — Не поняла Люба. Да я и сама бы не поняла. Но отвечала ей так, будто это было самой элементарной вещью на Земле:

— Я вспомнила. Овогенез — это синоним оогенеза.

Подруга так и продолжила сверлить меня непонимающим взглядом.

— Задание из пробника!

— Да помню я! — Люба тоже повысила голос, и мне стало стыдно. Не нужно было на нее кричать.

— Я забыла про это задание, — пояснила я уже спокойнее. Хотя внутри все переворачивалось.

— Ну, и что? Это всего лишь одно задание.

— Если в других не было ошибок, — меня раздражало, что она не могла понять мою проблему. Хотя сейчас я легче могу принять ее позицию. Ее мать терпимее относилась к ошибкам и оценкам. Таким людям просто не понять, что даже за четверку можно получить нагоняй. — Я совсем не уверена в шестнадцатом задании. Филогенетический ряд лошади — это сравнительно-анатомический или палеонтологический метод?

— Палеонтологический, — не поднимая головы, ответила Надя.

— Но там же изучаются анатомические особенности, — от нервов я прикусила большой палец. Даже не подумала о том, что с начала экзамена не мыла руки.

Надя заплакала пуще прежнего. Люба наградила меня осуждающим взглядом, а я, будто не замечая, кивнула ей, мол, как получилось у тебя?

— А что ты на меня смотришь? — Она развела руками, прямо, как любила делать в детстве. — Я вообще это задание наугад сделала.

Ноги ужасно затекли. Пришлось встать и пройтись. Но я тут же начала нервно носиться взад и вперед, пока Люба не попросила перестать.

В этот момент из кабинета вышла учительница. Черно-зеленая сумка с искусственной крокодиловой кожей странно сочеталась с коричневым легким пальто.

— Что у вас тут за собрание? — Спросила Ирина Витальевна, обводя подозрительным взглядом нашу компанию. Видимо, боялась, что мы поджидаем ее, чтобы просить о чем-то.

— Да так… — Люба захлопала глазами, и тут учительница спросила, не плачет ли Надя. — У нее…

Она замялась, активно придумывая отмазку, поэтому я решила ей помочь. Но случилось так, что мы одновременно выпалили:

— Кошку задрали собаки.

— Вылетел попугай.

Учительница нахмурилась, а я не придумала ничего лучше, как продолжить врать:

— Из-за кошки вылетел попугай, а отец Нади выгнал кошку на улицу. А там как раз ошивалась собачья стая…

Я постаралась выглядеть настолько убедительной, насколько могла. Морщинки на ее лице разгладились, взгляд приобрел мягкость и сочувствие. Ирина Витальевна подошла к Наде и погладила ее по голове.

— Не переживай так. Знаешь, главное — не принимать близко к сердцу, — искренне попыталась она утешить, а сидевшая рядом Люба старалась не рассмеяться. — «Не стоит нервничать, а то заболеешь» — не слышала такое? Все болезни от нервов. А ведь еще экзамены впереди. Не засиживайтесь, девочки, хорошо? Проводите Надю домой.

Мы кивнули и проводили ее взглядом. Я боялась, что Надя обидится на нас за эту выходку, но она даже посмеялась.

— Ну, вы и стелете. У отца на шерсть аллергия.

— Она же об этом не знает, — беззаботно пожала плечами Люба.

В слепой надежде, что учительница забыла закрыть дверь, я подошла к кабинету. Все-таки закрыла. В ушах вновь застучало.

— Что ты делаешь? — Ко мне незаметно подошла Люба. Я даже вздрогнула.

Стыдно было признаться, но я хотела исправить ответы. Нельзя, чтобы Ирина Витальевна показала эту работу маме. Аж поджилки затряслись.

— У нее не было с собой пакета, — будто поняв мою затею, сказала Надя.

— И что? Не хотите же вы сказать…

Люба обвела нас ошарашенным взглядом.

— Или хотите? Боже, и это два светоча нравственности в нашем темном царстве дремучей невежественности! Знаете, я всегда «за», если нужно проникнуть в какой-нибудь класс и сделать пакость, но вы…

— Кончай толкать мораль, — нетерпеливо прервала ее я. — Знаешь, где достать ключ?

Она задумалась, взглянула на номер на двери, полезла в телефон и что-то кому-то написала.

— У старосты девятых классов. Денис сказал, это кабинет девятого «Б».

Где-то внизу громко хлопнули дверьми. Я шарахалась от каждого шороха, будто мы уже находились в кабинете и проворачивали свои темные делишки.

Люба позвала нас за собой, точно зная, где искать загадочную старосту. Мы с Надей не были так уж уверены в ее знаниях, и все же ничего другого не оставалось. Не знаю, насколько наши ситуации похожи, но не думаю, что Надя решилась бы отступить. Трус, Балбес и Бывалый — только посмотрите! Только вот отчего-то нам совсем не смешно. И как бы ни было стыдно перед незнакомым мне человеком, придется просить старосту о столь необычной просьбе.

На улице уже потеплело. Мы даже не надели легкие курточки, которые очень пригождались ранним утром. Солнце перевалило за зенит, и все же его силы не ослабли. В городе уже было бы душно, но в этих местах близость к морю позволяла временами наслаждаться сильным прохладным ветром. К лету это преимущество оставит эти места, и жара вовсю войдет в силу.

Большинство деревьев обновили листочки. Их веселый шелест вторил нашим шагам, пока мы двигались на задний двор, в сторону футбольной площадки.

Старые ржавые турники недавно покрасили, и они вновь приняли более-менее приличный вид. Два столба для волейбольной сетки одиноко прятались в зарослях сорняков. Траву в этом году еще не косили.

На футбольном поле, огражденном покосившемся заборчиком, играли мальчики и одна девочка. Команда последних активно поддерживалась группой девчонок на деревянных скамьях для болельщиков.

— Настя! Настя! Настя! — Скандировали они, позабыв про мальчишек, отчего они то и дело шутливо огрызались: «Мы вообще-то тоже играем!».

Люба направилась прямо к красивой блондинке с ярко подведенными глазами. Глядя на таких девушек, мне всегда было обидно, что такие же чудеса с косметикой совсем мне не удавались. Если бы не Люба, то я даже не знала бы, что перед нанесением тонального крема нужно смачивать спонж.

— Привет, Кристин, — она чмокнула девушку в щечку. Это и есть староста девятого класса? На вид она казалась старше нас. — Как играют?

— Да продуют сто пудов, — ответила Кристина, не переставая при этом следить за подругой на поле. — Настя ногу недавно подвернула, а Пашка с велика свалился. Еле бегают.

— Понятненько, — Люба замялась на пару секунд, а потом просто выпалила: — Слушай, не одолжишь ключ от вашего класса?

Кристина удивленно перевела на нее взгляд.

— Зачем это?

— Ну, надо.

— «Ну», значит не дам.

За спиной раздался громкий металлический лязг — мяч пролетел мимо ворот и ударил по забору.

— Ну, кто так кидает? — Кричал вне себя Игорь. Еще я узнала среди других сверстников: Диму, Егора и, к моему удивлению, Никиту. Еще человек пять-шесть были мне незнакомы. — Передай Паше, ну, он же открыт был.

Люба пыталась умаслить старосту, но делала это так неумело, что я даже подивилась. Неужели за столько лет она не научилась врать? Надя уже потеряла всякую надежду — глаза вновь наполнились слезами.

— А когда вы дымили в женском туалете, я почему-то даже не подумала про правила, — заявила Люба, когда спор зашел в тупик. — А ведь по правилам нужно было сказать завучу.

— Слушай, мы же не можем кого попало пускать в кабинет! — Староста уже начинала злиться. — Там лежат личные вещи учительницы, острые предметы, ноутбук в конце концов в шкафу!

— Этому ноутбуку сто лет в обед. Кому он нужен?

— Какой ноутбук? — Раздался голос позади. К нам подошли футболисты, решившие сделать перерыв. Я даже не заметила, когда они перестали играть. Девушка тут же потянулась к бутылке с водой, а когда увлеклась, ее выхватил прямо из рук Игорь и отпил сам.

— Фу, — поморщился Паша, глядя на них. За это Игорь вылил остатки прямо на него.

Футболистка прикрыла глаза от яркого солнца и как-то больно пристально стала меня разглядывать. Стало даже как-то неуютно, и я придвинулась к Любе.

Девочки на трибуне открыли упаковку шоколадок. Желудок тут же заурчал, а во рту показалась горечь. Сколько я не ела шоколад? Наверное, больше месяца. Как будто снова оказалась в детстве, когда шоколадка была сродни подарку. Только теперь я сама ставлю себе ограничения.

Не то чтобы я не пробовала шоколад за все то время, что меня пожирает этот ужасный страх. Просто едва я начинала его разжевывать, слюна становилась вязкой и противной, по коже пробегали мурашки, и мне казалось, что вот-вот поперхнусь. Приходилось после жевания тут же выплевывать. Сколько бы я себя ни уговаривала, мне пришлось оставить эту затею.

— Ну, слушайте, это действительно уже перебор, — сказала одна из девочек на трибуне.

— Кристине потом прилетит, если что-нибудь пропадет или сломается, — поддержала ее подруга.

Я не сводила глаз с блестящей упаковки от шоколадки, сверкающей на солнце. Как же хотелось есть!

— Люба, блин, ну не могу я дать тебе ключи от кабинета. Не ставь меня в такое… хреновое положение.

— Та ладно, так они и просят лично, чтобы украсть… что там вообще можно украсть? — Паша покрутил пальцем у виска, а потом поставил ногу на скамейку и оперся на нее. — Там даже реактивов нет. Из ценного — только фикус, которому лет двадцать. Его еще мой отец помнит. Исторический артефакт.

Игорь грубо оттолкнул его ногу и сел на скамью. Девушка, которая играла с ними, Настя, села ему на колени.

— Слушай, это не ты со мной под зонтиком шла? — Спросила она.

Я честно не могла ее припомнить, пока Настя подробно не рассказала про тот день. Тогда я встретила ее, дрожащую от холода под деревом.

— А я думаю, ты — не ты? — Засмеялась Настя, а потом обратилась к Кристине: — Дай им ключ.

— Слушай, если так хочешь, можешь пойти с ними, — Кристина поджала губы, но взгляд ее заметно подобрел. Даже девчонки с верхних скамеек стали упрашивать ее разрешить нам пройти.

— Я оставила… кольцо от близкого мне человека, — я сделала настолько печальный вид, насколько только могла. Но тут вспомнила, что колец не ношу, а вокруг стоят мальчики из моего и параллельного класса, которые могли это знать. — Я не ношу его на пальце, только в кармане или пенале. И вот он на уроке вывалился, карандаши попадали, и, наверное, тогда из него выпало кольцо. Нигде не могу его найти, а оно очень важно для меня.

Кристина задумалась, но под просящим взглядом Насти все же полезла в карман и протянула нам ключ с желтой пластмассовой этикеткой, на которой указывался номер кабинета.

— Через полчаса жду вас здесь, — сказала она Любе. — Ну, вы будете играть?

— Дай отдышаться, слушай! — Заскулил Паша.

— Да пошлите уже, — согласился с Кристиной высокий незнакомый мне парень. — А то опять недоиграем.

Настя поднялась, подмигнула мне и пошла на поле. Игорь, к моему удивлению, протянул мне руку.

— Спасибо, что не оставила мою дуреху тогда под дождем, — мы пожали руки, и стало как-то необычайно приятно. Даже несмотря на то, что его ладонь была потная. — Слушай, у меня будет тусовочка для выпускников перед экзаменами. Где-то в конце мая. Буду рад тебя видеть. И вас девчонки, — обратился он к Любе и Наде. — Остальным позже скажу. Надеюсь, придут все.

— А… эм… Сережа? — Мне было неловко спрашивать его, но идти куда-то без друга, пусть мы с ним и не общаемся сейчас, казалось предательством.

— Да, конечно, позову его. Мы с детского сада знакомы. Переживаешь?

— Да. Он, знаешь ли, скромный малый, сам не попросится. А идти без него было бы не по-пацански.

Внезапно он второй раз протянул мне руку и даже приобнял. Я опешила и с испугом посмотрела на Настю. Но та только улыбнулась. Забавно, в прошлой школе одна девочка набила мне синяк за то, что я написала ее парню. Хотя кто вообще знал, что у него есть девушка, если даже он сам об этом не сообщил? С тех пор об отношениях даже думать себе запретила. Даже жаль, что сама же изменила этому правилу.

Мы пошли в кабинет. Открывала Люба, и руки ее дрожали. Она испуганно оглядывалась по сторонам, просила обступить ее с двух сторон, чтобы не видно было в камеры, которые и так не работали. В итоге дело взяла в свои руки Надя.

Пустующий кабинет без шума и гвалта снаружи казался необычайно умиротворенным местом. Но мы тут же спугнули все спокойствие из него, когда принялись капаться в ящичках стола. Кабинет закрыли изнутри, чтобы точно никто не нарушил нашего покоя.

Когда нашли работы, уже руки Нади задрожали. Мы принялись перелистывать листы, едва не помяли несколько, но все же отыскали нужные. Мы с Любой сели вместе за первую парту, Надя осталась стоять подле нас и даже не заметила, когда ей предложили взять стул. Взгляд ее лихорадочно бегал по листу и выискивал ошибки.

Я исправила несколько заданий у себя, затем мы с Надей принялись обсуждать их, пока она искала правильные ответы в Интернете. Люба все это время спокойно списывала мою работу, хотя я пару раз в шутку прикрывала мои решения.

— У тебя в решетке Пеннета есть пара ошибок, — сказала Люба, за что я ее едва не испепелила взглядом.

— Я просто торопилась.

— Ты не должна оправдываться, — хмыкнула она, — я же тебя ни в чем не обвиняю. Просто подсказываю.

На самом деле внутри меня все скрутилось от страха и злости. Так бывало каждый раз, когда кто-то указывал на мои ошибки. Но почему? Люба действительно не хотела ни в чем меня обвинить.

— Вот, кстати, насчет филогенетических рядов…

Но Надю я слушала только в пол-уха. Основное внимание переключилось на изящную руку Любы, что спокойно сравнивала ответы в наших работах, исправляла свою, если видела другую цифру у меня. Она совсем не думала о том, что я или Надя могли посчитать ее глупой — только спокойно делала то, что было ей нужно.

— … примерами могут служить пресмыкающиеся, археоптерикс и птицы. Думаешь, в этом задании может получиться…

— Ага.

— И я вот думаю, на счет задачи. Лучше подробнее описать используемый закон…

— Ага.

— Вот, а если я еще сделаю вот так — будет вообще идеально. Ей даже докопаться будет не до чего!

— Угу.

Мне уже было так все равно на эти работы. Люба сидела довольная и листала ленту соцсетей. Наде проверяла все задания по третьему кругу. Я же просто уставилась в печатные листы и вообще ни о чем не думала. Такая пустота вдруг накатила, что вообще ничего не хотелось.

— Думаю… все! — Торжественно заявила Надя. Мы осторожно сложили листы, положили на прежнее место, закрыли дверь — благо закрывала не я, а то еще полчаса пришлось бы дергать ручку, чтобы проверить, точно ли она закрыта — и ушли. Опоздали к назначенному сроку только минут на десять, но Кристина простила. Команда Насти как раз начала вести в счете, поэтому настроение их болельщиков сильно поднялось.

Надя поспешила домой, хотя Люба предложила прогуляться в какое-то красивое место.

— Ты ведь не знаешь, но весной у нас так классно, — сказала она и тут же чихнула.

— Помню. Если ты не забыла, я тут жила когда-то.

К моему удивлению, она не ответила никакой колкостью. Ее глаза вдруг загорелись какой-то идеей, хотя поначалу казалось, что это сильная аллергическая реакция.

— Тогда ты помнишь, как мы купались на речке? Нас еще твой дядя учил с тарзанки прыгать. Ее, правда, пришлось убрать, когда старую иву спилили, но там все еще также красиво.

Мне пришлось признаться, что не помню. Но фотографии такие действительно были. Ее дедушка как-то нас фотографировал, потом ездил в город, напечатал два экземпляра. Иногда я даже представляла, будто что-то вспоминаю: смех, брызги, голоса. Но это было лишь разыгравшейся фантазией.

Мы направились именно туда. Деревянный мосток поскрипывал, иногда встречались чуть выпирающие гвозди.

— Осторожно, — предупредила об одном таком Люба. — Он тут постоянно выскакивает, но дядя Петя старается следить за ним.

Речка текла довольно мирно. Далее по течению она впадала в море и образовывала илистый лиман. Вот его я хорошо помнила. Когда-то дядя любил устраивать пикники на песчаном пляже, особенно на день рождения.

Мы пришли уже к закату, и солнце стало совсем рыжим. Его блики на воде слепили глаза, но было так красиво, что не хотелось отворачиваться. Люба присела на самый край, сняла кроссовки и опустила ноги в прохладную воду.

— Ты не боишься церкариоза? — Поинтересовалась я, подозрительно всматриваясь в реку, будто могла разглядеть маленьких личинок.

— Оно ведь бывает в стоячей воде. А ты погляди, какое тут течение! — В доказательство она подняла ногами брызги.

— В реках тоже может быть, особенно, — я показала руками на заросли камыша, — рядом с растительностью.

— Поэтому тут и сделали мостки. Да к тому же скоро их опять уберут. У нас тут за рекой следят. А вообще, я тебя не заставляю. Смотри еще, простудишься. А там еще пойдут осложнения. Ты слышала об одном случае в Мексике, когда человек после купания в речке…

— Все-все, я поняла, — пришлось и мне повторить за подругой. Сперва вода и вправду показалась ледяной, что шутка с простудой не стала казаться такой уж шуткой. Но ноги быстро привыкли, но вот держать их на весу из-за прохладного вечернего воздуха было куда сложнее.

Мы болтали про выпускной. Люба рассказывала смешные ситуации на прошлогодних линейках. Однажды просто пошел дождь, и всю школу отправили в скромный по размерам спортзал. В другой раз кто-то из семиклассников сорвал линейку, когда притащил козу на выпускную церемонию брата. Была еще девочка, которая пришла в таком пышном платье, что ее одноклассник во время танца свалился прямо вместе с ней, да еще и порвал юбку.

В какой-то момент она чем-то зашелестела в сумке.

— Будешь? Можем съесть напополам.

Она предложила мне сладкую булочку, и живот болезненно заурчал. Но я с легкой улыбкой отказалась.

— Ты и в столовку перестала ходить, — протянула Люба. Мне совсем не понравился ее тон. — Да и похудела… У тебя случайно не булимия?

Под ее пристальным взглядом стало как-то не по себе. Мне не хотелось врать, но и говорить правду желания не было. А вдруг выслушает и поможет? Вдруг не высмеет и не отвернется? Нет, так рисковать нельзя. Мы только начали вновь общаться, не за чем пугать ее. Вдруг еще решит, что я полоумная или надумает еще что похуже.

— Просто нервничаю, а в такие моменты кусок в горло не лезет.

И не соврала, получается, но и не выставила себя в дурном свете. И все же стало как-то тоскливо. Опять мы разговорились об экзаменах, а я только и думала, может, все же рассказать, когда подвернется удобный случай?

Но так и не решилась. В груди появилась какая-то тяжесть. Разве могут давить несказанные секреты? Нет, просто я себя накручиваю опять, вот и все.

Мы шли обратно по незнакомой мне дороге. Люба утверждала, что она короче, а так как занимались сумерки, нам обеим хотелось как можно скорее добраться до дома. Ногам было холоднее всего. Ужасно хотелось надеть теплые носки и выпить горячего чая.

Но проходя мимо однотипных одноэтажных домиков с металлическими заборами, мне попалось на глаза кое-что сильно выделяющееся. Собаки. Целая стайка собак играла посреди улицы, через которую нам следовало пройти. Слева — одинокий ряд небольших домиков, за которыми начинались огороды, за ними поля. Казалось, мы на краю света, и никто не сможет нам помочь в случае чего.

Однако Люба была совершенно спокойна.

Я вцепилась ей в руку, когда одна из шестерых собак — большая рыжая с белым дворняга — повернула к нам слюнявую голову. Возможно, где-то в ее роду были лабрадоры.

— Ты чего, собак боишься? — Хмыкнула Люба, будто я боялась плюшевых, а не настоящих.

— Давай пройдем другой дорогой?

Она наотрез отказалась.

— Ты просто не бойся их, делай вид, что вообще их не замечаешь. Они чуют страх.

— А если это они замечают меня?

Люба оставила последнюю фразу без внимания. Мы подходили все ближе и ближе, и тогда заметили, что вокруг рыжей с белым прыгают еще и два щенка, а сама она недобро оскалилась.

— Ладно, знаешь, давай все-таки обойдем, — сдалась Люба и потащила меня за руку на обратно.

Мы обогнули крайние дома и прошли на другую улицу через покосившийся деревянный заборчик. Здесь дома уже были повыше, но многие стояли недостроенными или заброшенными. Заборы иногда представляли собой просто плетенную леску на железных столбиках. Издалека доносился собачий лай.

— Они за нами не идут? — Спросила я и опять вцепилась в ее руку.

— Нет, конечно, успокойся.

— Успокойся? Думаешь, я бы не хотела? С удовольствием, только бы…

За соседним забором в виде натянутой вокруг участка металлической сетки послышался звон цепи. Уже в следующее мгновение на нас лаяла огромная немецкая овчарка, натянув цепь до упора. Я опешила и забежала в примеченный до этого заброшенный недострой. Красный кирпич местами осыпался, деревья стояли вплотную, их листва через пустующие окна проникала внутрь, сквозь треснувший пол и кучи мусора проросли сорняки. Второй этаж едва-едва начали, под лестницей развелось целое паучье царство. Гигантская паутина напугала меня едва ли не также сильно, как лающая до сих пор собака.

Едва я зашла, чуть не поскользнулась на разбитом кирпиче. Пол был устлан строительным мусором, пустыми пакетами чипсов, битым стеклом, потускнувшими упаковками каких-то таблеток, соков и печенья.

— Ты смеешься? — Развела руками Люба, приближаясь к дому. Заходить, однако, она не спешила. — Она на цепи и за забором.

— Там такой забор, что его и чихуахуа порвала бы.

Любе явно было неуютно рядом с этим домом. Она смотрела наверх так, будто он мог осыпаться в любой момент.

— Слушай, пошли отсюда. Это старый хлам, ненадежный…

— А я думала, ты любишь опасные места.

— Не знаю, с чего ты так решила. Самое опасное место, которое мне довелось посетить — это кабинет алгебры, — скривилась Люба.

Мне стало неловко, ведь я ляпнула, не подумав. Поэтому решила перевести все в шутку:

— Жаль, с виду ты авантюристка.

— Здоровое стремление к приключениям часто приводит к проблемам, если выключить разум. Особых проблем у меня нет, так что, сама видишь, разум у меня на месте.

Что-то пробежало рядом, и я с дрожащими руками включила фонарик. Прижимаясь к ближайшей к выходу стене, я пыталась отыскать источник шороха.

— Слушай, я не верю в приведений и все такое, — ворчала за спиной Люба. — Но сюда часто приходит не самые благородная часть населения. Если ты понимаешь, о чем я. И пьют они тут не только сок. А еще иногда пацаны используют его, как туалет. Так и зовут — Красный туалет.

Свет скользнул по темному углу под лестницей, и руки вновь стали дрожать. Я сдвинулась правее, чтобы рассмотреть лучше, и Любе пришлось заглянуть внутрь.

— Что ты…

— Смотри! — Почти крикнула я, освещая потускневший рисунок на стене.

— Ну, птица, да. Красивая…

— Люба! — В тот момент мне казалось, что я в шаге от того, чтобы сойти с ума. — Это же сокол!

***

До самой развилки, что разделяла дальнейший путь до наших домов, мы спорили о том, является ли сокол из Красного Дома тем самым. Я была уверена, что да. Эта странная деталь не давала мне покоя все это время, а теперь все как будто стало ясно. Вот, о чем писал дядя. Осталось только сопоставить все остальное. Любе же это все казалось обычным совпадением.

Когда я пришла домой, было уже совсем темно. Думала, устроят нагоняй, но случилось куда более страшное.

— Ты за этим вышла за меня? — Кричал Слава из-за дверей кабинета. — Ты хоть понимаешь… да как это вообще… Как тебе такое в голову взбрело?

— Как взбрело? Мне напомнить, как ты крышевал тут все? Как бедные продавщицы тряслись от одного вида ваших машин?

— А ты бы хотела, чтобы у нас было, как в Ивовке? Тебе сказать, что там делали с продавщицами? Мы и пальцем никого не тронули — без нас тут бы такое…

— Только не строй из себя благородство! Есть только одна причина, по которой ты этим занимался…

Когда-то давно я завидовала девочкам, которые рассказывали, как ссорятся их родители. Они бы обиделись, если бы я сказала это вслух, но совсем не понимали, как порой тяжело без отца вовсе. Но теперь я не видела в этом ничего, чему стоило бы завидовать. Зазналась или поумнела?

В конце концов это было просто больно слушать. Я поднялась к себе, но оставила небольшую щелочку. Ничего конкретно слышно не было, только отдельные слова. И даже этого мне было достаточно. Через какое-то время Слава просто-напросто хлопнул дверью и куда-то уехал посреди ночи.

Мама плакала. Может, стоило ее утешить или что-то такое. Но я не знала, что нужно говорить и как утешать. Поэтому решила просто дать ей побыть одной. В какой-то момент она начала писать мне — спрашивала, где я. Но я не отвечала. Лежала на кровати под тонким одеяльцем, отвернувшись к окну. Когда мама пришла проверить меня, то решила, что я уже сплю.

Несколько дней прошли в ожидании того, когда мне напишет Слава. Мне было неловко писать первой, тем более звонить. И мои мысли постоянно скакали от одной крайности к другой: «Вдруг он обидится, если я не позвоню?», «Вдруг он не хочет меня видеть?», «Вдруг я ему просто надоела?», «Вдруг они с мамой порвали навсегда, и он просто исчезнет из моей жизни, будто его и не было?». И в тоже время ужасная, мерзкая тревога острыми когтями скребла душу. Где он? Что с ним?

В какой-то момент я не выдержала и посреди ночи написала ему: «С тобой все хорошо?». Естественно, человек со здоровым графиком сна ответил мне только утром, когда я собиралась в школу. Оказывается, он остался у Олега с Лилей, но просит меня не переживать. Пока я отвечала на его вопросы про школу, даже забыла застегнуть брюки, чуть так и не пошла. Весь путь до школы я не отрывала взгляда от телефона, потому как Слава все спрашивал и про меня, и про маму, и пытался выяснить, что я слышала в вечер их ссоры, старался донести, чтобы я вообще на это не обращала внимание. «К тебе это не относится. С мамой у нас свои отношения, с тобой — свои. Ты всегда можешь на меня положиться».

Положиться на него? Эта мысль была также странна, как и заманчива. Ужасно хотелось сказать: «Давай рванем куда-нибудь прямо сегодня? Хоть в пиццерию. И кино можно посмотреть», но здравая моя часть осознавала, что наши отношения совсем не похожи на те, что рисовало мне богатое воображение.

К тому же меня все еще беспокоил их брак с мамой. Едва только почувствовав жизнь в полноценной семье, я могла тут же все потерять в один миг. Это не на шутку меня тревожила, аж даже живот скрутило.

Из-за этих болей я решила не идти на физкультуру. В прошлом месяце нам пришлось поменять местами ее с астрономией, поэтому теперь мы переодевались вместе с другим одиннадцатым классом. Тогда я и поделилась с Любой переживаниями.

— Слушай, твой хотя бы тебе пишет, — хмыкнула Настя. Сегодня она надела широкую футболку с горящими черепами. На мой взгляд, обтягивающие вещи шли ей больше. — Мой только звонит и постоянно орет в трубку. Будто по-другому я не услышу.

— Ну, он говорил, что ради Вани ему пришлось научиться, — ответила я, чувствуя какую-то странную гордость внутри. — Типа он иначе со Славой отказывался общаться.

— Серьезно? Не удивлена, — Света закатила глаза. Сказала она это таким тоном, что я не могла не уточнить, что она имеет в виду. — Просто он весь из себя вот такой, — она сделала неопределенный жест рукой, — напыщенный и очень уж гордый. Мой брат с ним учился в параллельных классах. Ну, такой зазноба, я не знаю. Как-то в классе седьмом что ли даже унижал брата за то, что у того старый кнопочный телефон.

В это было трудно не поверить. Никто из здесь присутствующих, кроме Любы, не знал, что Ваня мой кровный брат. Даже в моей голове это все еще укладывалось с трудом.

Вскоре девочки начали использовать дезодоранты, и по раздевался распространился сладковатый туман.

— Когда мои родители поссорились, я упала в обморок, — сказала Вика, размахивая ладонью перед носом, чтобы разогнать насыщенный запах. Даже открытое под потолком окошко, дотянуться до которого могли лишь несколько высоких девушек, и то, только встав на лавочку, не спасало.

— В обморок? — Спросила Люба. — Не знала, что ты от нервов падаешь в обморок.

— Дурочка? — Без обиняков ответила Вика. — Ты меня с третьего класса знаешь. Я не падаю в обморок. Но тогда мне просто пришлось это сделать. Мама позвонила папе, он тут же приехал, потом они вместе повезли меня в больницу.

— А разве врачи не поняли, что это был ложный обморок?

— Сослались на стресс, как я и думала, — пожала плечами Вика.

Тогда я ничего на это не ответила, хотя очень хотелось сказать, как было неправильно отвлекать врачей по надуманному поводу. И все же эти мысли меня не отпускали.

Ираида тоже не переодевалась, и учительница отправила нас не бегать по гравийной дорожке вокруг футбольного поля, как остальных, но ходить. Поэтому мы могли вдоволь с ней наговориться:

— Я не думаю, что это хорошая идея, — высказала Ираида и мои мысли тоже. — Все же врачи люди занятые. Итак хватает олухов, которые при тридцати семи вызывают скорую, а тут…

— Ну, они же сами повезли ее, как я поняла…

— Да какая разница? У тебя мама врач, думаешь, она хотела бы разбираться с такой ерундой, пока ее ждут пациенты с реальной угрозой жизни?

— Медсестра, — аккуратно поправила я. — Но да, не хотела бы. Ты права, в общем-то. Просто мне бы хотелось, чтобы они вновь жили вместе. Хотя они часто ссорились, но в основном из-за… — я осеклась, поскольку в последнее время их ссоры были связаны исключительно со мной и моим состоянием. Противное, холодное чувство вины вновь захлестнуло меня с головой. Но Ираиде знать этого не обязательно. — Из-за какой-то ерунды в общем-то.

— Знаешь, — Ираида потянула меня в сторону, чтобы дать пробежать запыхавшемуся Сереже, — если люди в браке ссорятся из-за ерунды, это не то, чтобы счастливый брак. Я не хочу тебя как-то обидеть, но, может, они просто не подходят друг другу?

«Но они подходят мне», — хотелось ответить, но я, как обычно, промолчала. Вскоре учительница отвлеклась на мальчишек, решивших поиграть в футбол, и девчонок, играющих в волейбол. На нас она перестала обращать внимание, и поэтому мы сошли с дорожки в противоположном конце от остальных, и направились в заросли сирени и жимолости с пряными желтыми цветками. Сели на выступающие корни огромной раскидистой ивы. Здесь было тихо и прохладно.

— Думаю, мне бы все же не удалось их так свести, — сказала я, когда разговор о популярном сериале сошел на нет, и повисла тягучая тишина. Только шелест листьев и далекие крики одноклассников раздавались нарушали наш покой. — Мама с ходу бы отличила настоящий обморок от выдуманного.

— Дурная это затея, — тут же нахмурилась Ираида. Ей явно не нравилось возвращаться к этой теме. — Тем более, что твоя мама действительно повидала их немало.

При этих ее словах я отвела взгляд от двух сцепившихся у ног пожарников и вперилась в нее взглядом.

— Видела…

А что, если она не увидит его, а услышит? Тогда ей ничего не останется, кроме как сообщить Славе. И тогда он приедет и… Нет. Я же знаю маму — она быстро меня приведет в чувство и вызовет скорую. А уж потом будет звонить кому-то еще. Нет, для меня это не подходит.

***

Неожиданно Слава предложил заехать за мной на выходных, чтобы мы поехали с Лилей И Олегом выбирать коляску. Про маму было спрашивать неловко, так что я просто спросила ее разрешения. Надеялась, что она скажет, что ее тоже пригласили, но, конечно, ничего такого не случилось. Против она тоже ничего не имела, так что оставалось только в нетерпении дождаться заветной субботы.

Пока мы выбирали коляску, ничего особого не случилось. Это было утомительно и не очень интересно, зато мы много времени провели вместе. Лиля показалась мне более разговорчивой, но все еще такой же скромной. Славу она звала исключительно по имени и отчеству, да и то довольно редко. Олег показался ужасно усталым, ему будто и не хотелось где-то ходить и что-то выбирать. Но при этом каждую предложенную женой коляску осматривал и оценивал с дотошностью, будто выбирал новую машину. А когда за спиной остались пять магазинов и выбор был сделан, он будто оживился и предложил сходить в кино.

Навряд ли Славе вообще было это интересно. Скорее всего он просто хотел, чтобы я стала хотя бы немного ближе с ними. В кино мы смотрели какую-то совершенно глупую комедию, но не на ужастик же идти с беременной женщиной, правда? Каждый раз, когда меня пробивал смех, я машинально поворачивалась к Славе. Иногда мы переговаривались по поводу очередного странного поступка главного героя. «Ну, я сделала бы также», — улыбнулась я, когда герой на экране подстроил так, чтобы его противный сосед получил деревянной доской по лбу. «Да ладно, не верю. Ты скорее кинулась бы его спасать», — ответил мне на это Слава.

А вот когда мы приехали к дому, и выяснилось, что он не вернется со мной, тогда вся прелесть совместной прогулки куда-то испарилась. Тягучая, странная тяжесть сдавила мне грудь. Вот он сейчас уедет, и мы увидимся только через несколько недель. Разве это правильно? Я едва обрела этого родного мне человека, причем мне настолько легко и свободно с ним, что сегодня даже удалось съесть два наггетса, маленькую картошку фри и мороженное в общественном месте! Почему взрослые не могут оставить свою гордость и хоть немного подумать и о моих чувствах?

С этими мыслями я поняла, что именно сейчас должна сделать выбор. Они освещали фарами дорогу до калитки. Тогда я специально как будто запуталась в связке ключей, несколько раз не сумела попасть ключом в замок, а потом и вовсе схватилась за голову.

— Солнце, все хорошо? — Обеспокоенно спросил Слава в открытое окно.

Нужно было срочно что-то делать. Назад пути нет, нужно и дальше играть в недомогание. Но и обмороков делать нельзя. Мама быстро все раскусит. А вот если закружится голова, то она свалит это на изнеможение и недостаток еды.

Поэтому я сделала несколько маленьких шагов назад, схватилась за лоб и упала на колени. Да, так лучше всего.

Олег и Слава тут же выбежали из машины и принялись спрашивать о моем состоянии. Пришлось постараться их успокоить и убедить, что все хорошо, чтобы никому из них не пришло в голову вызвать скорую.

— Наверное, это просто из-за того, что я мало ем, — сказала я, пытаясь сделать голос одновременно твердым и слабым.

Слава отнес меня домой на руках. Сказать, что я была потрясена, ничего не сказать. Он тут же позвал маму и спросил, нужна ли скорая. Что тут началось! Олега послали за маминой коробкой с таблетками, Славу — за тонометром, сама мама принялась измерять мне пульс и задавать наводящие вопросы.

— Еще можно измерить сахар, — сказала мама Славе, и тот вновь скрылся за дверью.

Все начали бегать вокруг меня и интересоваться самочувствием. Вдруг я ощутила себя такой нужной, что даже порадовалась использованной уловке. Только когда Лиля тоже показалась в дверях, мне стало ужасно стыдно. Заставлять ее беспокоиться совсем не входило в мои планы.

— Мы же говорили, что ты мало поела, — сказала она, поглаживая огромный живот. Олег с ней согласился и добавил, что скромность в таких делах совершенно не нужна, а даже опасна.

— Просто она нервничает из-за экзаменов, — подмигнул мне Слава. На первый взгляд он заметно успокоился. Как бы это ни было эгоистично, но мне понравилось, как он за меня переживал.

И давление, и сахар в крови оказались в норме. Мама предложила попить чай. Но Олег с Лилей отказались. Когда и Слава собрался уезжать с ними, я едва не схватила его за руку, чтобы остановить. Но вместо этого лишь попросила:

— Не уезжай.

— Я еще приеду, не волнуйся. Звони, пиши, — он потрепал меня по голове, как маленького ребенка и пошел обуваться. Но в это время у Олега зазвонил телефон.

— Что ты говоришь? Успокойся… Успокойся, скажи нормально…

Мы замерли. Лиля оперлась о стену. Она ближе всего находилась к Олегу и в какой-то момент, судя по ее реакции, услышала что-то страшное.

— Вань… ты что такое говоришь? — Олег, казалось, опешил. Перевел на Славу какой-то пустой, невидящий взгляд. — Почему она не сказала мне?..

И тут даже я услышала. Ваня плакал. Причем навзрыд, как ребенок. Слава тут же выхватил телефон из рук сына и пошел в кабинет. Мама подошла и положила руки мне на плечи.

— Что случилось? — Спросила она, но никто из нас троих не мог ответить. Лиля придержала Олега, который, казалось, вообще перестал понимать, что происходит.

Все вокруг казалось каким-то сном. Все изменилось в один миг. Мама хлопотала вокруг паникующей Лили и находящегося в шоке Олега. Слава кричал на Ваню и просил его рассказать нормально. Если я что-то и понимала, то только то, что случилось нечто ужасное.

Чай все-таки я сделала. Странно, я не хотела, чтобы мое желание исполнилось так. Я правда не хотела! Но почему-то все внутри кричало о том, что это именно моя вина. С кем-то случилось что-то страшное, а все из-за того, что я притворилась больной! Это карма, наказание свыше…

Руки Олега дрожали. Лиля размешала сахар вместо него. Но он как будто забыл, что чай нужно пить, а не смотреть на него. Мы с мамой тактично молчали. Но в какой-то момент, когда в кабинете Славы все стихло, она одними глазами намекнула, чтобы я к нему сходила.

Вдох-выдох. Костяшки пальцев замерли в нескольких сантиметрах от двери. Почему-то было очень неловко его прерывать. Вдруг он хотел подумать? Вдруг хочет побыть один?

Но если бы что-то случилось с Ваней, он бы уже ехал к нему, правда? Это не может быть что-то совсем страшное. А вдруг с ним и впрямь случилось что-то страшное? Вдруг он в больнице? Вдруг…

— … но почему ты не позвонила мне сразу? — Донесся из-за двери его тихий, усталый голос. Он подолгу молчал, видимо, кто-то на другом конце провода тяжело подбирал слова. — Послушай, ты не должна переживать сейчас. Нет, ну, раз врач сказал, значит, все ведь будет хорошо, верно? Нет, ты даже не думай о деньгах, слышишь? Нет… Нет, не желаю ничего слушать. Я все оплачу, даже не смей спорить.

Это мама Олега и Вани. Только о ней могли так сильно все переживать. В груди вновь появилась тяжесть. Каким-то первобытным чувством мне казалось, что это именно я накликала на эту семью беду. И ведь знала же, что нельзя с таким шутить, а все равно сделала!

Моя рука так и не коснулась двери. Я вернулась к остальным и молчала, пока мама отвлекала Лилю расспросами о коляске. Возможно, мне стоило сказать что-то ободряющее Олегу, пойти к Славе и обнять его, но я не знала, ни что сказать, ни нужно ли им мое сочувствие вовсе. Поэтому я решила сделать то, что у меня получалось лучше всего. Помолчать.