Белоснежка с чердака. Глава 12

ГЛАВА 12

— Да, ты можешь остаться, — сказала я Алине, которая смотрела на меня с надеждой. — Потом Славик тебя проводит как обычно.

— Хорошо, — сдерживая радость, ответила Алина.

После этого я прошла на свое место и стала ждать, когда весь класс разойдется. Сегодня на меня навалилось слишком много всего. Я узнала, что Алина влюблена в Славика. И это меня так встревожило, что я не могла ни на чем сосредоточиться. Если он ей нравится, то не исключено, что и он вскоре в нее влюбится. Ведь Алина хорошенькая и характер у нее не такой уж плохой. Даже придраться не к чему. Меня охватило такое бессилие, что я тяжело опустила голову на парту. Как же быть? Славик — мой самый первый друг. Я думала, что мы поженимся, когда вырастем. Мне даже в голову не приходило, что кто-то может встать между нами.

Зачем я тогда побежала? А кто ее просил бежать за мной и ломать себе ногу? Такая глупость, что даже слов нет. А Славик со своей добротой и желанием всем помочь даже не понимает, что огорчает меня этим. И еще это странное видение во время репетиции. Почему эта балерина не оставит меня в покое? Что за тайна вертится вокруг этой девушки? Почему из всех духов я вижу именно ее? Как так получилось, что я на мгновение отравилась в ее прошлое? Для чего все это? А может, я уже действительно схожу с ума? Или, может быть, уже сошла и не заметила. Я вспомнила, как мои одноклассники говорят, что у сумасшедших едет крыша. Я машинально подняла руки и потрогала на месте ли верхняя часть моей головы (должно быть, эта часть головы и зовется крышей) и тут же с гневом опустила их вниз. Как это глупо!

— Ты что, обиделась на Анну Сергеевну? — вдруг услышала я голос Елизаветы Андреевны над головой.

Я тяжело оторвала голову от парты и ответила, что все в порядке.

— Раз все в порядке, тогда будем репетировать, — радостно ответила Елизавета Андреевна. — Но сначала пообедаем вместе.

С этой фразой она прошлась за учительский стол и начала выкладывать из своей сумки металлические и стеклянные контейнеры.

— Мартин, Слава! Принесите, пожалуйста, сюда стулья, чтобы всем хватило.

— Мы будем кушать? — восторженно спросил Славик.

— Угу.

— А что будем кушать? А вы это сами приготовили? Ух, ты! Это же ватрушки! Моя бабашка тоже делает такие же. А это что? Это замороженная хурма?

— Уже отмороженная, — с улыбкой ответила Елизавета Андреевна, разливая из термоса горячий зеленый чай в цветные чашечки.

— Ого! — захлопала в ладоши Алина. — У моей куколки такие же чашечки, только маленькие.

— Мартин, помоги Алине сесть на стул, — вежливо попросила Елизавета Андреевна.

Мартин послушно пододвинул под Алину стул и подал салфетку.

— Как вы узнали? Я как раз был так голоден, — сказал Мартин, усаживаясь поудобнее.

Похоже, тут все рады застолью, кроме меня.

— Эмма, хватит дуться. Идем к нам, — пригласила меня Елизавета Андреевна.

Я не спеша заковыляла к столу и заняла место рядом с Алиной и Елизаветой Андреевной. Вообще-то мне не хотелось сидеть рядом с рыжей: я чувствовала себя рядом с ней какой-то некрасивой, но другие места уже были заняты, так что пришлось смириться.

— Никто не против, если я помолюсь, перед тем как есть? — спросила Елизавета Андреевна.

— А вы тоже молитесь? — удивился Славик. — Я тоже. Моя бабушка тоже всегда молится.

— Правда?

— Да. А можно мне помолиться?

— Ну конечно.

Славик закрыл глаза, и его длинные светлые ресницы задрожали.

— Дорогой Бог, спасибо за еду, которую ты нам посылаешь. Спасибо за эти вкусные ватрушки, которые мои любимые, и за моих друзей. Аминь.

— Аминь, — повторили мы.

Тут же чаепитие считалось открытым, и все принялись с большим аппетитом поедать ватрушки. Было еще варенье и несколько сладких гренок.

— Елизавета Андреевна, а сколько вам лет? — спросил Славик.

— Мне недавно исполнилось двадцать два.

— А готовите как бабушка, — радостно сказал Славик с набитым ртом.

Ничего не стесняется это мальчик.

— Мартин, попробуй гренки с вареньем. Варенье я тоже сама варила.

— А я тоже умею варить варенье, — ответил Мартин.

— Неужели? А какое? — захлопала глазами Алина.

— Разное. Мама научила меня варить яблочное, вишневое и абрикосовое варенье. А еще я потом их по чистым банкам и бутылкам разливаю.

— Ну перед этим ты, конечно, их стерилизуешь? — спросила Елизавета Андреевна.

— Угу. Это легко. Просто заливаешь кипяток на два сантиметра от дна и накрываешь крышкой. Банка сначала потеет, а когда вся вода снова спускается и банка становится прозрачной, значит, можно выливать воду и заливать варенье.

— Какой ты умный и хозяйственный, — с неподдельным восхищением сказала Елизавета Андреевна. — А ведь тебе всего восемь лет.

— Угу.

— А я могу вещи стирать сама, — хвасталась Алина.

Как будто кто-то ее спрашивал, что она умеет.

— А я пока не умею, но приду домой и попрошу бабушку. Она меня чему-нибудь тоже научит, — добавил Славик.

— Эмма, а почему ты молчишь? — обратилась ко мне Елизавета Андреевна.

— Потому что я ничего не умею и пока не хочу ничему учиться, — буркнула я недовольно. — Я все равно не достаю до раковины, чтобы мыть посуду и тем более до плиты. А еще мне мама пока ничего не разрешает делать. Только иногда могу со стола крошки собрать тряпкой.

— Точно как моя мама, — подхватила Алина. — Моя мама ничего мне не разрешает делать. Говорит, чтобы я играла в куколки, наслаждалась своим детством. Эмма, а тебя есть куклы?

Я замерла. Алина уже не в первый раз хочет со мной заговорить. Она что, подлизывается ко мне, чтобы я ей Славика потом уступила? Вот хитрая рыжая мордашка. Может быть, если бы сегодня я не увидела, что она влюблена в Славика, то я бы тут же ей ответила. И вообще была бы не против с ней заговорить. А так, я только промолчала в ответ, будто не услышала.

— А какие у тебя куклы? — спросила Елизавета Андреева.

— Разные. Но самая моя любимая — это кукла Ася.

Вот надоели. Мы сегодня будем репетировать или нет? Мне вообще не хотелось ни с кем разговаривать, да еще и о куклах. А им всем было так весело, что даже Мартин разговаривал необычно много. Что это с ним? Обычно он угрюм и молчалив, а это прямо разошелся. И про варенье рассказал, и про любимый предмет в школе, и вот сейчас рассказывает, как сделать торт из печенья и сгущенки. Славик, понятное дело, тараторил и смеялся как обычно. Алина хохотала как заводная. А Елизавета Андреевна все слушала, задавала вопросы, улыбалась, разливала чай. Короче, такая непринужденная милая беседа. Хорошо устроились, ничего не скажешь. Я с досадой съела одну ватрушку, потом еще одну, потом принялась за гренки. Готовила Елизавета Андреевна действительно вкусно. Тут уж не поспоришь. Когда я дожевала вторую ватрушку, настроение стало чуть улучшаться. Горячий чай делал свое дело, и я согрелась настолько, что даже стало жарко. Когда я доедала сладкую гренку, мне уже совсем стало хорошо. Я успокоилась, и все переживания куда-то сами собой улетучились. И когда в очередной раз Алина спросила меня, есть ли у меня любимая игрушка, я даже ей ответила.

Я подробно рассказала ей о том, что моя любимая игрушка — это зеленый динозавр Дина. Рассказала, как мы еще давно во дворе старой церкви поменялись со Славиком динозаврами. И тут Мартин буркнул, что вообще-то это был его динозавр. Он подарил его Славику и теперь был очень недоволен, что тот взял и так просто поменялся. Значит, у меня все это время в комнате стоял динозавр Мартина, а я ничего не знала. Мне стало стыдно, и Мартин насупился. Только Славик махнул рукой и весело сказал, что главное, что динозавр сохранился внутри нашей дружбы. Как тут можно было дальше сердиться? Мы все рассмеялись. Мартин махнул рукой и хвастливо сказал, что у него дома хранится целый набор маленьких динозавриков. И уж их он никому не отдаст. И тут Алина коснулась моего плеча и сказала:

— А давай вместе поиграем в куколки? Приходи ко мне в гости.

В гости… Меня пригласили в гости в первый раз в моей жизни. Да еще для чего? Поиграть в куколки? Такая глупость. Я ведь не играю в куколки.

— Я тебе дам одну из своих кукол, — тут же предложила Алина, будто бы читая мои мысли.

— Я не знаю. Нужно у мамы спросить, — замялась я.

Отчего мне вдруг стало так приятно и радостно? Неужели оттого, что у меня теперь есть с кем поиграть в девчачьи игры?

— У меня совсем нет сестренки, а брат уже большой. И поэтому мне не с кем играть, — грустно сказала Алина.

И тут я совсем растаяла. Мне стало так печально за эту рыжую. Так и хотелось крикнуть: «Я тоже! Мне тоже не с кем играть!» Но я сдержалась. А то еще подумает, что мы подружки.

— Так хорошо сидим, — сказала Елизавета Андреевна. — Трапезничать в компании намного интереснее, чем в одиночестве.

— А вы что, одинокая? — спросил Славик.

— Нет, — улыбалась она. — Просто ем часто одна.

— А где вы живете?

— Недалеко от школы.

— А где именно? — подхватила Алина.

— Знаете, где живет Игорь Кумякин?

— Я знаю, — поднял руку Славик, как будто к доске просился. — Он живет радом с больницей. Он живет с бабушкой Тамарой и дедушкой Эмилем в пристройке одного дома. У них такой маленький домик, что кухня и спальня в одном помещении.

— Так и есть. Так вот я живу по соседству.

— В этом большом белом доме?! — с восхищением завизжала Алина.

— Нет, — улыбнулась Елизавета Андреевна. — Я живу на чердаке этого дома.

— На чердаке? — округлил глаза Мартин. — Как так?

— Ну, просто на чердаке, — засмеялась Елизавета Андреевна.

— А там уютно? — спросила Алина.

— Мне нравится. Правда, большая часть чердака завалена хламом. А вот с западной стороны чердака есть небольшая комнатка. Там я и живу. У меня тоже спальня, кухня и прихожая в одном помещении. Но мне все равно очень нравится. Особенно зимой из моего единственного окна открывается огромное небо. Помните, когда ударил мороз неделю назад, вот тогда ночью небо было таким чистым, что целая вселенная открылась перед моим окном. Настоящий планетарий. Столько звезд я еще никогда не видела. Было так холодно, что казалось, будто эти звезды звенят, как льдинки в стакане.

— И вам ничуточку не страшно? — спросила Алина, у которой даже зрачки расширились от наплыва эмоций,

— Нет. Ни сколько не страшно. Даже весело.

— А можно к вам в гости? — спросил Славик.

Вообще-то такое неприлично говорить учителю. Мы все знали, что учителя нам не друзья. Они сами это часто произносили. Например: «Я тебе что, подружка какая-то?» или же: «Так будешь разговаривать со своем другом, а не со мной!», ну и так далее. А Славик совсем забылся. Хоть Елизавета Андреевна не такая, как все учительницы, но нельзя же так наглеть. Я даже напряглась в ожидании строго отказа. Но глаза Елизаветы Андреевны, вопреки моим ожиданиям, засверкали, и она, широко улыбнувшись, выдала:

— Конечно. Приходите вчетвером, когда хотите. Посидим вместе как сейчас.

— Здорово! — захлопала в ладоши Алина. — А можно к вам после нового года прийти?

Еще одна бесцеремонная мадам. Эта Алина иногда вела себя точно как Славик, только в юбке.

— Да хоть на Новый год приходите, — засмеялась Елизавета Андреевна.

— Правда? — удивился Мартин. — Правда можно?

Да они что, все с ума посходили? И Мартин туда же.

— Я бы очень хотел встретить Новый год на чердаке, — сказал Мартин задумчиво.

— Решено. Если мама тебя отпустит, то приходи. Вместе справим Новый год. Я покажу тебе вид из моего окна.

— Я тоже хочу! — прикрикнул Славик и даже привстал со стула.

— И я тоже! Можно мне тоже? — взмолилась Алина.

— Конечно, можно, только с разрешения родителей.

— Моя мама будет рада! — воскликнула Алина. — Она уже давно спрашивает меня, нашла ли я себе тут друзей.

— Моя бабушка тоже отпустит. Правда, немного побранится, но когда я ей все объясню, она не будет против, — сказал Славик.

— Только давайте с вами договоримся, что вы не будете ныть и канючить, если родители будут категорически против. А то они еще разгневаются.

— Да вы не переживайте за нас! — верещала Алина

— А кто за вас переживает? Я за себя переживаю. Не хочу получать выговор от ваших родителей. Все-таки я тут работаю.

Все тут же покатились со смеху. А я еле себя сдерживала. Потому что мне вдруг так сильно захотелось попасть на чердак к Елизавете Андреевне и посмотреть на то, как трещат от мороза звезды. К тому же я никогда не встречала Новый год вне дома, да еще с одноклассниками. Так сильно мне захотелось, что я не выдержала.

— Я тоже хочу! — воскликнула я чуть ли не с возмущением.

— Ну наконец-то! — воскликнул Мартин. — А то думал, что ты никогда не решишься.

— Не твое дело, — буркнула я в ответ и тут же, прибавив громкость, продолжила: — Я тоже отпрошусь у мамы. Я скажу, что мы будем с вами. Она будет рада. Она давно говорит, чтобы я начала общаться с другими детьми. Чтобы я нашла себе как можно больше друзей. Понимаете?

— Точно как моя мама! — захлопала в ладоши Алина. — Надо же, как мы похожи.

— Ты просто рыжая повторюшка! — вылетело у меня нечаянно.

Алина покатилась со смеху.

— Я не повторюшка! Это ты повторила за мной! Я ведь первая сказала!

Она смеялась так звонко и так заразительно, что улыбка проступила на моих губах против воли, и я уже ничего не смогла с собой поделать. Заметив едва заметный намек на улыбку на моем хмуром лице, все так и покатились со смеху.

— Тихо там! — пригрозила я, пытаясь сдержаться. — Вот дебилы!

— Ты как разговариваешь! — наиграно серьезно спросила Елизавета Андреевна, глаза которой уже блестели от смеха. — Где ты вообще такое слышала?

— Мартин так обзывается. Он вообще грубиян и обзывается самыми грубыми словами!

— А я-то тут причем? — держась за живот, проговорил Мартин.

Он так громко смеялся, что я даже рот открыла от удивления. Никогда не видела его таким смеющимся и веселым. На его пухлых щеках было столько ямочек, а глаза стали такие узкие, ну прямо как у нашего одноклассника Андрея Тяна.

— Так, ну хватит! — все еще смеясь, сказала наконец-то Елизавета Андреевна, вставая из-за стола. — Мы сейчас будем репетировать, а вы уберите со стола. Мартин, научи их как нужно мыть посуду.

— Хорошо, — ответил Марин, унимая смех.

Мы подновременно вышли из-за стола. Ребята принялись собирать посуду, а Алина медленно засучивать рукава.

— Давай я тебе помогу, — незатейливо сказал Славик и принялся старательно скручивать манжету на рукаве Алины.

У меня тут накатились слезы ревности. Чтобы не разреветься, я быстро отвела от них взгляд и тут же врезалась в темные зрачки Мартина. Он пристально смотрел на меня, и мне стало так стыдно, что я начала быстро моргать. Не самая лучшая идея, потому что дрогнувшие веки тут же выдавили из переполненных глаз крупные капли. Я поспешила утереть их с лица и запрокинула повыше подбородок. Сделала я это по двум причинам: первая — чтобы казаться совсем не обиженной, а вторая — чтобы слезы затекли обратно внутрь. Но было уже поздно: Мартин это заметил. Я покраснела, но не от страха, что он все расскажет Славику. Нет, Мартин на такое не способен. Стало стыдно потому, что во мне все еще осталось желание не выказывать свои слабости перед Мартином и соперничать с ним во всем. Поэтому против своей воли я натянула улыбку, вздернула повыше нос и прошлась между рядами парт, направляясь прямиком туда, где меня уже ждала Елизавета Андреевна.

— Давай быстренько разогреемся и начнем, — поспешно сказала она.

Я машинально падняла руки и начала тянуть их в стороны, потом назад, потом сомкнула их в замке за спиной, потом перед собой. Где-то под лопаткой что-то щелкнуло, а я продолжала разминаться. Потянула шею, принялась делать наклоны вперед. Подколенные мышцы натянулись, как струны, и что-то там противно стрельнуло прямо в щиколотку. А я продолжала. Села на поперечный шпагат, потом развернулась вправо, покачалась из стороны в сторону. Не отрывая бедро от пола, я повернулась влево и потянулась на другой шпагат. Соединив ноги перед собой, я начала тянуть подъем, выворачивая стопы в первую позицию. Продавив колени, я оторвала пятки и потянулась к носочкам. Тело проделывало эти упражнения слишком часто, чтобы я на них могла сосредотачиваться. Вместо этого в голове кружились мысли, а красивая ли я на самом деле? А смотрит ли на меня сейчас Славик? А вдруг, увидев меня, такую гибкую, он сразу же влюбится в меня без памяти. А то ведь Алина хоть и на лицо симпатичная, да так как я не умеет. Она ведь не сидит на шпагате и не умеет так выворачивать носок…

— Странно, — вдруг перебила мои мучительные мысли Елизавета Андреевна. — А кто научил тебя так разминаться?

— А что? — буркнула я, не глядя на нее. — Неправильно?

— Нет. Напротив. Ты разминаешься точно, как я. Ты раньше уже занималась танцами?

— Было дело.

— А кто твой педагог?

— Была одна. Вы ее все равно не знаете.

— Так удивительно, что ты делаешь все в такой последовательности… Ну ладно, это неважно. Ты готова?

Я кивнула. Елизавета Андреевна включила музыку на старом магнитофоне, который она приволокла. Сквозь старые кашляющие колонки полилась приятная зимняя мелодия. Каждая нота задрожала в воздухе, как резная снежинка. Весь класс заполнился новогодней тайной, которая тихо опустилась на смеркающийся город. Мы начали репетировать. Движения для меня были очень простыми, а последовательность была настолько логичной, что мне даже не нужно было это показывать дважды. Елизавета Андреевна не переставала удивляться. А я с каждой ее фразой и движением еще больше убеждала себя, что Елизавета и Мита — это одна и та же танцовщица. Временами я вглядывалась в нее, ожидая, что передо мной снова, как поглощающее табло, откроется картина ее прошлого, которое свернулось передо мной, как рулон, на самом интересном месте. Но ничего такого не произошло. Я продолжала танцевать, вытягивая где нужно носочек и прогибаясь назад, упруго держа корпус. Короче делала все так, как меня научила Мита. Так что Елизавете Андреевне даже не пришлось меня долго и мучительно поправлять. Когда закончилась репетиция, до моего слуха донеслись чьи-то бурные аплодисменты. Тонкие ладошки, ударяясь друг о друга, издавали такие звонкие хлопки, что походили больше на щелканье языком по небу.

— Эмма, ты такая красивая! — донеесся до меня восторженный голос Алины.

Я обернулась и увидела, как они втроем восхищенно смотрели на меня. Эмоции парили над их головами. Слова Алины действительно были произнесены искренно, без малейшей доли зависти и лукавства. Отчего у меня в горле что-то предательски заклокотало. Славик смерил меня радостным взором. Он даже с некой гордостью смотрел на меня, будто бы хвастаясь мною. А вот Мартин…

Алина поспешно приковыляла ко мне на костылях и без моего согласия обняла меня.

— Эмма, ты так танцуешь! Ты как принцесса.

— А она и есть принцесса, — гордо заявил Славик. — Я ее так и называю. Правда ведь?

Через десять минут Елизавета Андреевна повесила на ржавые петли дверей массивный замок и потянула его несколько раз, чтобы проверить хорошо ли он защелкнулся. Мы вышли на школьное крыльцо, состоящее из одной-единственной ступеньки. Елизавета Андреевна, румяная и веселая, потрепала нас по шапкам и, помахав нам варежками, побрела по скользкой дороге вверх, в сторону стадиона. Славик усадил Алину на санки и, что-то проверещав на прощанье, тоже скрылся за повтором. Оставшись вдвоем с Мартином, мы медленно побрели вниз по родным тропинкам мимо тонкостенных ларьков, освещенных тусклыми лампами. Я шла молча, но в этот раз не потому что Мартин привык идти в полной тишине. Я думала.

— О чем ты думаешь? — спросил меня Мартин.

— Да так… — ответила я.

— Ты, наверное, думаешь всякие гадости обо мне?

Я повернулась к нему и увидела на его лице шутливую улыбку. Встретившись со мной взглядом, он тут же смущенно отвернулся, принявшись разглядывать бугристую поверхность дорог.

— Не переживай. Он все равно тебя любит, — вдруг сказал он куда-то в сторону.

Вот зараза! Как я не люблю, как он говорит это слово на букву «Л». Сразу так провалиться хочется. А он как будто специально это делает.

— Это не твое дело, — огрызнулась я.

— А чье же? Я ведь твой брат. Я должен за этим следить.

На улице еще было достаточно светло, чтобы я смогла разглядеть озорные искорки в его темных зрачках. Я поняла, что он делает это с намерением меня подразнить. Никогда не видела его таким. Он хотел, чтобы я с ним поиграла. Ну что ж, пусть потом не жалуется. Я натянула на руки варежки, которые болтались на резинке из рукавов, и, собрав в охапку снег у стен ларька, пульнула в него. Глаза Мартина округлились. Успев увернуться от летящего в него комка, он как крикнет:

— Желтыми снежками не кидаться!

И тут до меня дошло, что весь снег вдоль ларька был помечен дворовыми собаками. Так стало противно, что я тут же стянула с себя варежки и скислила лицо. А Мартин так и покатился со смеху. Стоит такой пухлый, румяный и заливается от смеха. И мне стало одновременно и смешно, и досадно. Я в несколько секунд сократила расстояние между нами, и не успел он опомниться, как уже катился вниз по снежному пригорку, по которому он со Славиком так любит скатываться вниз зимой на крышке от унитаза, а летом — на сплющенной пластиковой бутылке от лимонада. Но сегодня он катился кубарем, как сдутый мяч. Так ему и надо. Не будет дразнить сестру. Об этом я думала, когда уже уносила от страха ноги с того места. Но все было бесполезно: Мартин хоть и был пухлым, но бегал быстрее, чем я. Он настиг меня у старого гранатового куста и набросился как медведь на жертву. Я вырывалась, кричала, а он заглушал мой голос задорным смехом. Не знала, что Мартин такой хохотун. Он извалял меня в снегу, а потом мы вместе покатились вниз по тому же самому холму. Вот такой он вредный и противный мальчик. Я впервые пожалела, что я не мальчик и не могу накостылять ему по шее. Хотя я все же врезала ему пару раз тяжелым портфелем, на что Мартин прикрываясь рукой кричал, что сдается и извиняется. После этих слов я плюхнулась рядом с ним на снег. Мы сидели уставшие, мокрые, дыша как сабаки после забега.

— Смотри, что ты наделала, — отдышавшись, сказал Мартин. — Ты же мне куртку порвала.

— Ты первый начал. Так что не жалуйся, — буркнула я, взглянув на лопнувший по швам рукав чуть выше локтя.

— Ты же первая меня столкнула! — оскорбленно выпалил Мартин.

— А нечего было надо мной смеяться. И без того плохо.

Мартин отвел от меня глаза и уставился вдаль. Я тоже отвернулась, скатив взор вниз по дороге. Взгляд скользил по главной улице. С вершины холма нам открывалась огромная покрытая снегом мусорная куча, которая простиралась бесконечно далеко, до самой реки Сурхан. Я там ни разу не была, но от Славика слышала, что за последнее время Сурхан обмелел, и теперь в некоторых местах можно пешком перейти на другой берег. Я очень боялась, когда он так говорил, ведь я была убеждена, что на другом берегу начинается Афганистан, а там бесконечно идут воины, кидают бомбы, расстреливают людей без разбору, иначе быть не может.

— Тебе очень нравится Славик? — неожиданно прервал мои мысли Мартин.

Спроси меня он в другой момент, я бы фыркнула на него и ушла, но сейчас я была слишком уставшей. К тому же сейчас у меня не было ни капли обиды и злости на Мартина. Сама не знаю, куда все делось. Поэтому я только тяжело вздохнула и ответила:

— Мне он всегда нравился. Он мой первый друг. До него я не играла с другими детьми. Я думала, что мы поженимся, когда вырастем. А он теперь с это рыжей… Я знаю, что она его тоже любит.

— Откуда ты знаешь? Она сама тебе сказала?

Я отрицательно покачала головой, и слезы против моей воли покатились из моих глаз. Заметив их Мартин, растерялся.

— Ты не плачь, — принялся он утешать. — Славику ты тоже очень нравишься. Он ведь сам называет тебя своей принцессой. Так ведь?

— Это просто такая игра. Он рыцарь, а я — принцесса. Рыцарю всегда нужна принцесса, чтобы ему было ради кого совершать геройские подвиги. Но на самом деле рыцарю больше нужны подвиги, чем принцесса.

Мартин вытащил из кармана носовой платок и подал его мне, а когда я не взяла, он сам принялся водить по моему лицу уголком платка.

— Сделай «хым-м», — сказал он, прикрыв мой нос платком.

Я посмотрела на него, и невольный смех вырвался сквозь пелену слез. Так всегда говорят взрослые детям, когда просят их высморкнуться. Мартин, видимо, слишком привык быть взрослым в своей семье, ухаживая за своими малышами. Я оттолкнула от себя его руку.

— А тебе кто-нибудь нравится? — спросил я.

Сквозь сгустившиеся сумерки я увидела, как вокруг него заискрило напряжение. Мартин покраснел и поспешил встать.

— Пойдем домой, а то завтра утренник. Нужно ведь подготовиться.

Я и не думала вставать. Слишком мне было хорошо сидеть на мокром снегу. Мартин обошел меня, взял подмышки и поставил на ноги. Я этому ничуть не удивилась, но даже, наоборот, будто бы этого и ждала.

— Но ты мне так и не ответил, — докучала я его всю дорогу. — Кто тебе нравится?

— Что пристала? Никто мне не нравится.

— Врешь. По глазам вижу, что врешь. Скажи, ну скажи.

— Не буду я тебе ничего говорить, — ворчал он.

— Так не честно, — заскулила я. — Ведь я тебе сказала. А ты нет.

— Почему я должен тебе говорить?

— Потому что я твой друг.

Мартин повернулся ко мне, и лицо его просияло.

— Значит, мы с тобой все-таки друзья? — спросил он, протягивая мне побелевшую от холода правую руку.

— Да, — ответила я, пожав ее ответ.

— Тогда ты должна слушаться меня как друга.

— Что?!

Я вырвала свою руку и стукнула его по плечу.

— А почему это я должна тебя слушать? Это ты теперь мне как другу должен сказать, в кого ты влюблен.

— Ни в кого я не влюблен, — тихо пробурчал Мартин. — Рано еще об этом думать. Это у вас, девочек, всякий бред в голове.

Врет и не краснеет. Но я не стала настаивать. Когда мы добрались до дома, было уже темно. Мартин проводил меня до самого подъезда, как обычно, и перед тем как мне войти в дом, он поправил мой капюшон, расправил смятые банты на голове, разгладил искусственный пух на воротнике, стряхнул снег с куртки и вытер нос. Я стояла молча, поддаваясь его братской заботе. Удивительно, что мальчик его возраста вел себя как взрослый парень. Видимо, детство у него закончилось, когда появились близняшки.

— До завтра, — сказала я, помахав ему рукой.

— До завтра, — ответил он.

В свете желтых подъездных ламп я заметила, как блеснули его глаза, будто бы в них на миг проступили слезы.

— Заходи в дом. Я посмотрю, как ты вошла.

Я кивнула и скрылась за входной дверью.

— Эмма, это ты? Почему так поздно? — услышала я голос мамы, доносившейся из ванны.

— Мы репетировали завтрашний утренник, — поспешно крикнула я и, сбросив с себя портфель, кинулась на кухню.

Не включая свет, я придвинула к подоконнику стул и быстро взобралась на него. Протерев запотевшее стекло, я припала к окну. Фигура Мартина медленно удалялась от нашего подъезда. Он шел все так же медленно, задумчиво, пиная снежные комки под собой. Временами он останавливался, чтобы что-то поднять с земли. Разглядев вещицу со всех сторон, он либо выбрасывал ее, либо бережливо клал в карман. У самых ворот он снял с себя портфель, подтянул штаны, расправил под курткой рубашку, поправил вывернутый капюшон, попрыгал, потопал, стряхнул снег с коленей, пригладил волосы на бок и вошел в дом. Нет, он совсем не похож на Славика, но наблюдать за ним гораздо интереснее.