Трансцендентный гедонизм как ответ абсурду
Мир пребывает в состоянии божественной абсурдности - мы же, узники плоти и времени, обречены искать смысл в бессмысленном. Гедонизм, подвергнутый критике поверхностными умами, на деле оказывается наиболее честной формой экзистенциального сопротивления. Когда все метанарративы рухнули, когда боги молчат, а вечность оказалась химерой - не остается ничего, кроме как превратить каждый миг в произведение искусства бытия.
Наслаждение - это не физиологический акт, но акт сознания. То, что для толпы есть просто удовлетворение потребности, для философского ума становится сложной системой знаков. Вкус спелого персика содержит в себе всю историю человеческой культуры - от садов Семирамиды до натюрмортов Шардена.
Чем острее осознание мимолетности наслаждения, тем интенсивнее его переживание. Этот экзистенциальный парадокс был известен еще стоикам, но лишь гедонист доводит его до логического завершения - превращая саму бренность в источник наслаждения.
Подлинное наслаждение всегда этично, ибо требует утонченного сознания. Вульгарный гедонизм - это бегство от себя. Философский гедонизм - способ бытия в мире.
Гуссерль учил нас феноменологической редукции - гедонист применяет ее к самому времени. Мгновение, очищенное от прошлого и будущего, становится точкой соприкосновения с вечностью.
Но здесь нас подстерегает диалектическая ловушка:
- Чем полнее погружение в мгновение, тем острее осознание его конечности.
- Чем интенсивнее наслаждение, тем болезненнее его утрата.
- Чем совершеннее эстетическое переживание, тем очевиднее его тщетность.
Этот трагический парадокс превращает гедониста в современного Сизифа, обреченного вновь и вновь катить камень наслаждения на вершину бытия.
Если стоик принимает необходимость, то гедонист превращает необходимость в свободу. Его "да" миру - не пассивное согласие, а активное сотворчество.
В эпоху, когда власть стала анонимной, а контроль - тотальным, наслаждение становится формой сопротивления. Как писал Фуко: "Тело - это место политической борьбы".
Высшая форма наслаждения - интеллектуальная эйфория постижения. В этот момент субъект выходит за пределы самого себя, достигая того, что Кант называл "трансцендентальным единством апперцепции".
Мы - поколение, потерявшее небо, но обретшее землю. Наслаждение становится нашей метафизикой, нашим богословием, нашей эсхатологией.
Когда Ницше провозгласил смерть Бога, он не учел одного - божественное просто переместилось в человеческое. В трепет руки, касающейся любимой. В блеск глаз, читающих Пруста. В тишину утра, когда мир еще чист от смыслов.
Гедонизм - это не философия удовольствий. Это философия божественного в человеке. Последняя религия постметафизической эпохи.
Свидетельство о публикации №225061300613