Масштабирование

Утром жена кормит рыбок и включает в аквариуме подсветку. Или это делаю я. Но чаще жена, потому что раньше встает. Аквариум литров на триста, любительский, с тернециями и барбусами.
Днем, в выходные, под настроение, я могу часами сидеть, как Кощей над златом, над своими коллекциями бон или монет. А могу долго выбирать на полках книгу для чтения. Книг много – под библиотеку отведена отдельная комната.
А в будни я работаю в школе. В своей школе – некогда крупнейшей частной школе в Одессе, потом ковид да война внесли коррективы, школа стала меньше, но все равно живет - крепкая, лучшая. Создал, получается, сам себе рабочее место.
На каникулах, летом, я перегоняю самогон из падалицы. Падалица из нашего сада, перегонный куб на тридцать литров. Шесть перегонок за сезон по пять литров в каждой – разводишь до 43 градусов, получаешь в год около сорока литров готового чуда – на зубровке, калгане, девясиле, калине, дубовой коре и жгучем перце.
А вечером кто-то из нас кормит пса – кашей и сырым перемороженным мясом. Пес очень старый, - болеет, доживает последние дни, исхудал, хоть ест пока с аппетитом – старый, но по-прежнему очень большой.
В детстве рыбки были моей страстью – каждый выпрошенный у родителей рубль я пускал в дело: покупал сомов, гуппи, меченосцев, макроподов, растения, скребки, компрессоры или даже новый аквариум. Были у меня и на три, и на пять, и на восемь литров, и самый громадный, слон среди аквариумов – десятилитровый. А теперь любительский на триста литров, небольшой по современным меркам. И собака у меня в детстве была – маленькая лохматая дворняжка Дружок. А теперь мой пес – медалист, породистый статный (в его собачьей юности) аляскинский маламут в 60 килограммов весом.
С неменьшей горячностью занимался я коллекционированием. Собирал все – марки, монеты, боны, солдатиков, модели авто, календарики, спичечные коробки, наклейки, этикетки с бутылок и пачки от сигарет. Сейчас коллекция вина, боны и монеты разложены по темам, в каждой комнате - диковинные ножи и сабли, а пивными костерами (бирдекелями) можно заклеить, как обоями, стены в небольшой комнате.
А книги! Как я любил книги! Над каждой новой трепетал, как Голлум над Кольцом Всевластия. Покупал на барахолках, потрепанные, с загнутыми страницами и битыми обложками, а потом и сам зачитывал до промокашки. Читал фантастику по сотне страниц в день. Теперь аккуратно собранные книги стоят по сериям и собраниям сочинений, и читаю страниц по десять-двадцать, и не фантастов, а философов.
Школу я не любил. Одна из самых криминальных школ в Одессе, где драться учишься раньше, чем читать-писать, а вместо счетных палочек – синяки да ушибы, где коридоры во время перемен – это линия боестолкновения, и даже уроки не приносят спасения. Были, конечно, «окна света» - полузабытые ныне друзья и два-три учителя, чьи имена-отчества еще не стерлись из памяти. При первой возможности, в пятнадцать лет, я сбежал из школы в кулинарное училище. Но уже через десятилетие, в двадцать пять, открыл свою школу, где все будет «не так», где каждого учителя будут уважать и помнить, где все одноклассники станут друзьями.
Отец мой очень любил выпить. Да и мать тоже не отставала. Не всегда хватало средств на сие чуть ли не обязательное в те годы пристрастие. Отец был конструктором, создал на кульмане чертеж аппарата – со змеевиком, холодильником, сухопарником, перегонным кубом. Знакомые токари сработали по чертежам. Помню десятилитровки с брагой и надутыми перчатками вместо крышек под окном на кухне. Позже отец научился зарабатывать, играя в теннис, и разучился гнать самогон. Да и повзрослевший я «со товарищи» уничтожал продукт на стадии полуфабриката-браги. А в сорок пять производить самогон начал я. По стопам. И браги за сезон уходит не парочка десятилитровых бутылей, а литров триста-четыреста.
Могу продолжать, выстраивать примеры, подтверждающие очевидное: наша взрослая жизнь всегда создана по макету детства. Кто-то, так и не сумев повзрослеть, живет в своем детстве в масштабе один к одному, кто-то раздувает модель соразмерно своим возможностям, а кто-то создает из своего детства монументальные скульптуры государственного масштаба – в манере Церетели. А как иначе? У нас нет других чертежей, нет иных прототипов. Каждый из нас масштабирует свои детские годы, придавая им размеры и подобие жизни взрослой. Если по слоям убрать все «крафты», «апгрейды», весь лоск, глянец, все усовершенствования, то получим в остатке коллекционную модель машинки – их делали в масштабе 1:43 - у кого «Москвич», у кого «Чайка», у кого танк «Т-34», у кого – «скорая», «пожарная», милицейская, спортивная или кабриолет. Наша взрослая жизнь – это детская машинка в произвольном масштабе.