Татьянин день

               

Троллейбус деловито сбрякал штангами и замер. …Дожили,    возить уже некого: один лишь я сунулся в салон да рыжий мужик лет сорока.
Старый знакомый! Видел его несколько раз у городского сада. Всегда расхристан, пьян и нахален. Так и лезет  ко всякому прохожему.
Нынче он опять под хмельком, но выглядит малость попригляднее: причесал вихры и скинул неопределенного цвета пиджак. 
Потоптался на площадке, вызывающе кхекнул в сторону   водительской кабинки, в дверях которой о чём-то беседовали   пожилая кондукторша и обтянутая джинсой  молодая крупная баба, но, видя, что им не до него, двинул в салонную оконечность.   
И выискал-таки в троллейбусном пространстве объект для   домоганий: двух девиц лет по восемнадцати, расположившихся на крайнем сиденье с пивными бутылками в руках:
- Привет, девчонки! – бросил задиристо. – Пивко пьете? – Выждал, давая возможность обозреть себя и предложил: - Угостили бы! – Но, видя отсутствие желания угощать, вильнул на другое: - Споем?! – И затянул, нарочито фальшивя: - Потоло-о-ок ледяно-ой…
Нет, не подтягивают попутчицы!
Тогда певун оборвал зачин:
- Не ваша песня?   
Подружки переглянулись, потом одна смешливо фыркнула, но другая тут же ткнула её бутылочным горлом в локоть: не связывайся с придурком!
Но певун не унимался:
- А эта? – и вывел уже без фальши: - Увезу тебя я в тундру… – Но все одно получилось неказисто: - Тоже не ваша?
Может, и сказали бы ему что-то девчонки, да молодая баба, что беседовала с кондукторшей, вдруг решительно ступила к задней площадке:
- Что, девки, мешает? - Те согласно молчали. Певун же попытался было грозно встать с сиденья, но баба так пихнула его в грудь, что он плюхнулся на место. – Пристает?!
И только тут я заметил, что блюстительница троллейбусного порядка тоже маленько пьяна…
Посчитав, что для выяснения инцидента сделано уже предостаточно, она грозно скомандовала:
- Марш на улицу! Считаю до трех…
Но троллейбус-то не стоит на месте, гремит и гремит по   центральной улице и поэтому певун хорохорится:
- Ты кто такая?
- Я-то? – переспросила баба. И ухмыльнулась: – Х-ха! …Служба охраны троллейбусов! Понял?!
Рыжий возмущенно хлюпнул носом:
- Удостоверение покажи!
Тогда блюстительница порядка, побагровев от досады, ткнула ему под нос тяжеленный кулак:
- Видишь?!
Силён мандат! Даже из чуть ли не середины троллейбуса я вижу тот кулачище и крупные буквы на нём: «Танюха». Грешком, знать, юности была та наколка - вот и пригодилась для дела.
Хотя рыжий был подавлен «документом», но вякнул-таки по инерции: «Евсеева знаешь?» и лишь затем обреченно склонил башку.
Но когда троллейбус притормозил у остановки, он получил   мощный тычок и полетел к дверям! …Да, знать, и на воле ему не будет покоя: Танюха шагнула следом.
Мне бы сходить много дальше, но интересно же, черт побери,  что она сделает с нарушителем транспортной благодати!
Только та, видать, ничего делать и не собиралась:
- Ну, - нарочито громко вымолвила, прихватывая дланью плечо рыжего, - возьму-ка я грех на душу: живи! - И отпихнула от себя: - Мой день сегодня!
Тот, почуяв волю, встряхнулся, хотел, знать, припомнить пресловутого Евсеева, что вот-вот заявится и учинит разборку, да опасливо притих и ерзнул на всякий случай к торчащей возле перекрестка милицейской будке.
Вот ведь какой! …А что за день сегодня особый у Танюхи? Да и сама она личность презанятная: «служба охраны»! …Надо бы её порасспрашивать, редко подкидывает судьба таких   забойных людей.
А Танюха между тем постояла, покачиваясь на пятках   кроссовок, понаблюдала за снующими туда-сюда легковушками и уселась на одну из скамеек возле тротуара.
Я подсел рядом:
- Лихо вы... А что за день у вас сегодня? 
Та вроде и не удивилась моему вопросу: надо, мол,  мужику - пусть спрашивает! И потрафила любопытству:
- На конюшне ведь раньше  работала. - И, видя моё недоумение, пояснила: - В троллейбусном парке, значит… А сейчас день-деньской дома сижу.
- Как? – не согласился с ней. Поймал, так сказать, на слове: – А сегодня-то на улице!
- Вот и говорю: «Мой день!» -  досадливо отмахнулась Танюха.  – Раз в месяц такое бывает: свекровка с детишками осталась, а я -   на волю. …Тоскую, зараза! Столько ведь лет гоняла на троллейбусах… Не здесь, правда, в Свердловске! …Ты вот кем работаешь?
А черт его знает, кем я работаю! Если писателем, так это   слишком громко… Настоящих писателей раз-два и обчелся! Скорее всего бывший таксист.
Так и ответил.
- А что, - одобрила она, - хорошая работа, денежная! Только больно вы мешаете нашему брату, убила бы! …Всех пассажиров запомнила на своём маршруте. И веришь? – Танюха, знать, решила сказать самое сокровенное: – Мне сундуки эти, мать твою так, и нынче снятся!
- А как в Свердловске оказалась?
- Но-но! – Танюха предостерегающе подняла кулак и даже   помаячила им возле моего носа: так, мол, тебе всё и сказала! И закруглила емким: - Оказалась и оказалась!
- Понятно… – были, знать, и у неё моменты в жизни, которые высказывать не очень-то и ловко.  – Так и рулила бы дальше, - кольнул собеседницу, - зачем уходить из парка?   
- Рулила бы… – усмехнулась она. –  А судьба? …Муха вон жужжит, жужжит, да и то паука дожужжится! Так и у баб! …Дети пошли.
И кто же тот удалой «паук»?
А собеседница и не скрывала!
Ехала, мол, как-то с вокзала, а он стоит у дверей и смотрит на неё во все глаза.
- Ты, - сказала тогда Танюха, – или туда - или сюда, не стой на пороге! И так сквозняков хватает.
Мужик покраснел, как рак, и ступил внутрь кабины!
Отбросила тогда она шутки и турнула его прочь:
- Не положено посторонним!
Тот зарделся ещё больше и выскочил из троллейбуса прямо на ходу.
Неделю его не видела, а в понедельник глядь: опять у дверей! «А мне что, - думает Танька, - я этого долгоносого не трогаю!» Дверь только шваброй поприжала.
Дней пять он у кабинки торчал, знать, на работу по утрам ездил.  Надоел!
- Что, - не выдержала тогда, - глядишь и глядишь? Понравилась?
- Ну, - обронил долгоносый, - понравилась…
- Бери замуж, да любуйся! – отрезала Танюха. Опять, стало быть, пошутила. Водитель без шутки, что селезень без утки! – Нечего видимость закрывать!
А он, чудак такой, хохмы и не понял! Взял и ляпнул:
- Только в Тюмени жить будем! Оттуда я. А сюда в командировку на машине приехал.
       «Ну и ладно! - сказала себе Танюха. – Худой жених сватается, доброму путь кажет.».
И закочевряжилась, девки без этого не могут:
- Не-е, я за шофера не пойду! …За печника - пошла бы: бабке Поле надо печку перекладывать. …Нету печников в деревне! – И руками развела: извини, мол!
Пропал долгоносый. Полгода не было, а где-то в июле месяце едет Татьяна спозаранку - он! Стоит Буратиной и носом вертит. И сразу же про бабку спрашивает. В какой, мол, она деревне живет?
Он ведь что учудил?! Он ведь те полгода Ваньку не валял, а на печника учился в каком-то Вагае.
Только не доверила ему Татьяна бабкин адрес, а вместе с ним в   следующие  выходные в деревню и поехала. Вечером она обратно в город укатила, а Санька в Нечаихе остался. Не любит  он свою работу тяп-ляп делать: сначала потешет, погладит кирпичик, а потом  на глину и садит.
Неделю она его не видела, что, думает, за дьявол такой?! За это время сто печей сложишь! И понеслась на всех парах в Нечаиху. Примчалась, а там Санька с бабкой «дым пускают». Затопили печку, уселись, чуть не в обнимку и тем дымом любуются. Тут уж не то, что Танькино - каменное сердце не выдержит!
Но как не нравился бабке Поле её жених, как не упирала она в разговоре, что жить человеку одному нельзя, но скорой свадьбе воспротивилась: ждите, мол, до осени! Какая девка на Казанскую замуж выйдет, та счастливая и будет!
Согласился Санька, но сказал, что память у него крепкая и слово о переезде в Тюмень помнит.  …И в троллейбусном парке, чтобы больше не работала: дети ведь пойдут!
- Ладно, - ответила, - согласная! Девкой меньше - бабой больше! Только слушай и другое условие, - тут моя собеседница решительно пристукнула кулаком по туго обтянутой джинсой коленке: -  хоть день в месяц, да будет мой! …В троллейбусный парк съезжу, с девчонками поговорю. Отведу душу! …Я ведь столько лет те сундуки гоняла, нарезала круги! А что Тюмень, что Свердловск – какая разница? Люди везде одинаковые…
Это верно… И полюбопытствовал:
- Встретилась сегодня с девчонками?
- Ну… Заметно? – И сожалеюще пояснила: – Знать, развожжило маленько… Не любит Санька этого, он ведь ух! – сжала кулачище.
        И, судя по кулаку, был её Санька прямо-таки богатырь!
- Договорились с ним сегодня в кино пойти, - добавила чуть помедлив. – После его работы. Вот и жду. – И вдруг спохватилась: - Все, исчезни! …Вон Санька-то!
И я увидел, как из подъехавшего к остановке автобуса бойко выскочил на асфальт русый мужик лет тридцати пяти. Вот он склонился к низу штанов, охлапывая пыль, и уверенно направился к моей собеседнице.
Не такой уж он был и долгоносый… Мужик, как мужик. И ростом не с Егорьевскую гору!
Но счёл всё-таки за благо встать по-быстрому со скамьи и «исчезнуть» в людской толкотне. …Чтобы не подтачивать ревностью Татьянин День.