Прыжок

Наш лайнер исполнял медленный слалом между скалами, торчавшими из моря со времён великого хаоса. Вдруг на палубе померкло. Я открыл глаза и снял черные очки. Солнце загородил гранитный массив. Совсем близко от борта протаскивалась гора магмы времён мироздания. Зеленели  лишайники с гнёздами чаек. Чернели гроты и пещеры. 
Вспугнутые близостью плывущей махины птицы шумно протестовали. Накидывались на корабль. И в этой круговерти вдруг мелькнуло, пронеслось вниз что-то родственное им, крылатым, но большое и блестящее. Человек.
Я кинулся к поручням.
В бурунах между кораблём и скалой пловец был едва различим.
Женщины кричали. Я ожидал сигнала тревоги, суеты матросов. Но лайнер продолжал идти как ни в чём не бывало. А пловец в пене прибоя, уже достиг скалы и взобрался на уступ.
Словно бы для нашего успокоения он помахал рукой и по-обезьяньи стал карабкаться по камням. Прыжки и подтягивания были выверенными. Он явно не впервые одолевал этот путь.
Он всё ещё был виден с проходящего корабля, когда поднялся до уровня нашей палубы. С карниза перед пещерой опять помахал рукой и скрылся внутри гигантского нагромождения застывшей лавы.   
Я сел в шезлонг совершенно потерянный.
Это не случайное падение, - думал я, - а умелый прыжок. Парень не разбился об воду. И вдобавок удивительно быстро взобрался по скале.
Наверное, безбилетник. Маугли в шортах. Молодой бродяга. Видел я таких на общественном пляже, - местные их называют растманами (rastman). Обвешаны дредами, с музыкой Боба Марли в ушах. Девушки с ними им подобные, - отверженные цивилизации. Свободные в любви. Дети солнца. Но без детей собственных.
Вот один такой безбашенный и решил подругу в пещере навестить. Верится с трудом?- скажете вы. Но почитайте современные книжки фентези. Ещё и не такое почудится.
Корабль огибал скалу.
Выруливал на её солнечную сторону.
На вершине стала ясно очерчиваться сквозная колоннада древнего греческого храма. Значит, эта скала посреди моря когда-то была обитаемой. И нынешним молодым бомжам субтропических широт наверняка уготован там и кров, и дом, оставшийся от античных служителей и смотрителей.
Я был возбуждён  случившимся. Опьянён игрой воображения. Включил диктофон и принялся наговаривать какой-то литературный бред, как это всегда происходило со мной в подобных обстоятельствах.
«Отщепенство присуще молодости разных поколений и племён, - взахлёб нашёптывал я в торец телефона, - …юная отвага служит жестоким укором твоим преклонным годам…Всё, что нам надо, - это любовь! Как глухо звучат для тебя теперь слова этой песни времён твоей собственной молодости…Ты погряз в пучине умственного мусора. Для тебя теперь уже ничего не значит такой императив твоих любезных хиппи: «Ни семьи, ни государства, ни Бога»…Но это мерило истинной свободы ещё живёт, оказывается, в чьём-то сердце, в этом блистательном полёте, сломя голову, с верхней палубы лайнера, в ловкости горного барса, в порыве к воле вольной…»
В горячке сочинительства я сам не заметил как оказался в ресторане за своим столиком возле барной стойки. Включил ноутбук и стал наколачивать текст уже в файле монитора.
С палубы опять донеслись панические крики женщин.
Я глянул в окно. На самом верху скалы ясно обозначался силуэт ныряльщика. Он опять помахал рукой и кинулся вниз. Сделав в полёте несколько кувырков  распрямился и стрелой исчез из вида.
«Неразделённая любовь…Измена любимой…Невозможность жизни без неё…»
Моя литература делала своё дело. Буковки сыпались, цепочки слов бежали по экрану.
Пришла жена и бурно заговорила. До моего сознания долго не доходил смысл её взволнованных  речей. Наконец я расслышал:
-…И когда он опять прыгнул, у меня чуть сердце не разорвалось от страха.
После чего поток моих мыслей снова понёсся своим путём: «Отвага не знает границ…  У настоящих романтиков всё должно быть доведено до крайности… С борта корабля – это просто. Каждый может. А вот чтобы со скалы, с подножья храма… Из обители богов!..  Тогда ты и сам становишься Богом…»
Подали салат. Я хватал листья с тарелки, жевал не чуя вкуса.
Прошло сколько-то времени и жена толкнула меня в бок.
-Смотри, вон он.
Я оглянулся по направлению её руки.
Невысокий ладный паренёк в шортах, с мокрыми волосами, стоял у лестницы, и матрос подавал ему сухую одежду из ларя.
Образный мир литературных фантазий мгновенно рассыпался во мне как карточный домик, на развалинах которого нарисовался этот молодой турок с весёлыми глазами.
Я выскочил из-за стола оттеснил матроса и попросил нас сфотографировать…
Вечером я увидел Мурада в ресторане с девушкой из нашей туристической группы. Стол был полон яств. И честно заработанные наличные лиры, наверное, тоже имелись у парня в кармане.
Его полёты со скалы оказались обычным трюком. Цирковым номером для туристов. Такая у него была работа…Такая была правда жизни…
Я пил вино (all inclusive) и жалел, что та, сочинённая мною в уме новелла о любви двух молодых людей с её трагической концовкой уже вряд ли когда-нибудь напишется.
Её вытеснила вот эта фотография.
И мне оставалось решить, – что выше в искусстве, правда фотографическая или правда литературная?
...
Июнь 2025г.Эгейское море. Турция.