Экономика должна

 
Экономика должна… 

В Советском Союзе самые бедные — это люди самых благородных профессий. Учителя, врачи, музыканты, библиотекари — словом, интеллигенция, которую по недоразумению называли «прослойкой». Прослойка была тонкой, но держала всю конструкцию, как скромный слой масла на хлебе в столовой: вроде бы есть, а вроде бы и нет. 

Остальные слои населения жили либо так же, либо хуже — просто не успели этого понять. Некоторые, возможно, до сих пор не поняли и с оптимизмом ждут очередной пятилетки. 

Наши знакомые — супруги Макаровы — были интеллигентами высшей пробы. Наташа — музыковед, Макар — солист ансамбля народных инструментов. Оба выпускники Ленинградской консерватории, оба худые, но гордые, как бюджет на культуру. Детей не было: жили по принципу «Сначала экономь — потом живи». Именно с них, говорят, и начался лозунг: 

«Экономика должна быть экономной». 

Когда вождям захотелось вдохновить народ, они выдали это откровение. Народ задумался. Молча. 

Тогда сменился руководитель и предложил упростить: 

— Экономика должна быть. 

Народ слегка оживился. 

Следующий вождь пошёл ещё дальше: 

— Экономика должна. 

В этот момент страна встрепенулась, а потом — развалилась. Простая, как совковая лопата, логика: чем меньше слов, тем меньше смысла. А меньше смысла — и страны нет. Но зато экономно. 

Если бы лозунги сокращали дальше, всё закончилось бы фразой «Эк! », и народ бы просто икнул от удивления. 

Однажды Макаровым предложили поработать год в дружественной азиатской стране, обучать госслужащих музыкальной грамоте. Согласились мгновенно, как студент на бесплатный обед. Хотя, если бы им предложили бесплатный обед, они бы согласились ещё быстрее. 

Год прошёл. Вернулись аккурат под Новый год. Мы с женой отправились к ним: поздравить, узнать, не забыли ли русский язык и как там балалайка в условиях субтропиков. Вечер был музыкальным — если под музыкой понимать рассказы о чужой жизни. 

— Вот, например, министерство просвещения, — начал Макар. — Нас пригласили с концертом. Пришли — в зале никого. Ни публики, ни рояля. Я уж думал, может, концерт для духов. 

— Так мы это быстро исправим! — бодро сказал я. 

Но едва мы двинулись на поиски рояля, как организаторы остановили: 

— Вы, профессора, сами будете двигать инструмент? 

— Нет… — смутился я. — Просто хотели посмотреть помещение с роялем. Может, там акустика лучше. 

Улыбки остались, а концерт — нет: мероприятие перенесли на четыре месяца. До конца командировки оставалось полтора. Экономика времени — страшная сила. 

Если бы переносили ещё дольше, концерт мог бы пройти уже в следующей пятилетке. 

— А телевидение? — подключилась Наташа. — Нас пригласили рассказать о русской музыкальной культуре. Приехали заранее, надели лучшие костюмы, Макар даже побрился. Оказалось: режиссёр на больничном, оператор в отпуске, костюмерша — в декрете. Остались чай, сушёные финики и охранник, который уверенно сообщил: 

— Всё будет завтра. Или в среду. Или как Бог даст. 

На следующий день был четверг. 

В музыкальной школе для одарённых детей Наташа заговорила о Моцарте — дети рисовали танки. Макар перешёл к Чайковскому. Один мальчик спросил: 

— А он что, с комиксов? 

Пришлось перейти на местные песни. Дети оживились и начали подпевать, правда, не в тон. 

— Ну хоть ритм поймали, — шепнул Макар. — Остальное — дело времени. Или медицины. Если бы дети рисовали балалайки, я бы заплакал от счастья. 

На приёме в посольстве Наташу представили как «всемирно известную теоретика ритмики», Макара — как «пианиста - балалаечника». 

— Я не пианист, — попытался возразить он. 

— Тем более! — обрадовались организаторы. — У нас как раз нет рояля! 

Сыграли на домбре местного повара. Вышло душевно, хоть и мимо нот. Повар потом долго настраивал домбру — и, кажется, теперь она играет только «Катюшу». 

На корпоративе чиновники вручили им азиатские инструменты. В середине выступления один из них запел как в караоке, остальные поддержали. 

— Вот это и есть настоящий местный музыкальный колорит, — шепнул Макар. — Если бы они ещё пустились в пляс, пришлось бы звать скорую музыкальную помощь. 

В кафе после тяжёлого дня заказали чай и пирожные. Официантка, узнав, что они из СССР, сказала: 

— Чай у нас особенный — только из трав, собираемых на рассвете. 

Чай оказался крепким, пирожные — сухими. 

— Видимо, у них свой вкус к жизни, — философски заметил Макар. 

— Главное — тепло и забота, — улыбнулась Наташа. 

Авторская заметка: пирожные были настолько сухими, что ими можно было бы подпирать дверь. 

Под бой курантов Макаровы торжественно вручили нам бутылку «Советского шампанского». 

— Экспорт, — важно сказал Макар. — Лучшее для друзей. 

На этикетке: 

«Изготовлено на нашем городском заводе. Передано в качестве гуманитарной помощи». 

Вот она, мировая торговля: из нашего подвала — в заморские столы, обратно — в новогодние бокалы. 

Год вдали от дома, с вечной нехваткой всего и безудержным юмором жизни, подарил Макаровым не только багаж музыкальных знаний, но и коллекцию историй, которые не отличишь от сказок. Они поняли главное: в жизни, как в музыке, важно не то, что звучит, а как звучит. Даже если твоя балалайка и шампанское побывали в самых неожиданных руках. Главное — сохранить гармонию и чувство юмора. 

И ждать следующего Нового года, чтобы снова собраться и вспомнить: где бы мы ни были — дом всегда там, где тебя ждут. 

Новая редакция 28. 06. 2025 г.