Мороженое

Дождь пошел, когда я ела мороженое.
Мороженое было то самое, которое «было здесь всегда», как я сказала загорелой женщине с ромбовидной серебряной серёжкой в ухе (она была в профиль, что у неё в другом ухе, я не видела).

Женщина стояла передо мной и так же, как я, в витрине с мороженым взглядом искала что-то и не находила, пока обе мы с ней, почти одновременно, не заметили вторую, под прямым углом стоявшую к первой, витрину. Это мороженое, простой сливочный брикетик в вафлях, было там.

Женщина положила в сумку бутылку водки и ещё что-то, а я, держа за хвостик прозрачного пакета три помидора, отдельно – мороженое, вышла из магазина.

Велосипед, старинный дачный велосипед с мужской рамой, был припаркован неподалёку, рядом с бетонкой, по которой проносились огромные ревущие трайлеры.

На автобусной остановке одиноко стояла дама в очках, со множеством сумок перед нею. Я, мысленно посочувствовав ей, порадовалась за себя: что предпочла всё же привести машину в порядок, вместо того, чтобы ездить на дачу на автобусе.

Положив пломбир на верх железного ограждения трассы, я извлекла из бардачка потрёпанные пластиковые пакеты, жёлтый и белый, продукты в   двух пакетах привязала сзади седла на багажник.
 
Отстегнула тросик, взяла руль в одну руку, мороженое – в другую, и пошла вдоль трассы. Свернула налево, к нашему СНТ.  Я собиралась съесть мороженое в придорожном лесочке.
 
Подходящее место, среди подростков-сосенок с длиннющими светло-зелёными свечками  молодых побегов, скоро нашлось.
На краю дороги лежал сломанный чёрный зонтик. Первое желание, как всегда в таких случаях, у меня было: а нельзя ли его починить?

Не успела я подумать об этом, как мой взгляд упал на молоденькие дубки. К моему удивлению, они оказались такие же, будто чем-то побитые, как их ровесник-дубок, в моё отсутствие пробивающийся к свету сквозь сныть на нашем участке.
То, что другие дубки в этой местности ничем не лучше, немного меня успокоило.

Тут я заметила турецкую гвоздику, светло-розовую с малиновой серединкой, которая только начала расцветать. Слева, в метре от неё, росла дикая гвоздичка. «Как интересно, гвоздика – там и тут!»- подумала я.

И вдруг я поняла, что турецкая гвоздика – именно то, что нужно мне для моей городской клумбы у подъезда, потому что она прекрасно растёт в тени.
Я решила выкопать её на обратном пути. К тому же, подумала я, земля под соснами достаточно сухая, и, стало быть, поливать цветок мне не придётся слишком часто. Я искала именно такое растение, и вот я его нашла!

Под эти прекрасные мысли я развернула фольгу, вынула пломбир, облизала бумажку с внутренней стороны, держа мороженое за вафли, а потом стала есть его, переворачивая и следя, чтобы нигде не подтаяло и не начало капать. Когда я доедала мороженое, пошёл дождь.
 
На велосипеде ехать мне было десять минут, и я не стала пережидать дождь в лесочке. Я его постаралась не замечать, насколько это было возможно, и ехать так, как будто никакого дождя нет.
Лето, тепло, вымокну – переоденусь. Одежды много на даче! Когда я доехала, дождь перестал.
 
Но это было не всё. Скоро он пошёл снова, такой же, или сильней, чем тот, под который попала я на велосипеде. Закончился и этот.

Приехали соседи.
 
В каком-то странном состоянии абсолютной заторможенности я наблюдала, как за огромным окном моей террасы соседка снуёт от машины ко входу в дом, вдоль длинной стены кирпичного цвета, бережно прижимая к сердцу поддончики с рассадой; как работник, громко гортанно переговариваясь с нею, хватает косилку и начинает судорожно косить, всё время задевая за сетку-рабицу, натянутую между нашими участками.

Может быть, моя заторможенность происходила оттого, что мне надо было заводить неприятный разговор: их как попало сложенные пустые бочки, с куском чего-то твёрдого между ними, выпирали вместе с рабицей на полметра в мою сторону, и мне надо было просить их это убрать.

Но, едва соседка перестала сновать, а работник – косить, как хлынул ливень, да какой! И носа немыслимо было показать на улицу!

Единственное, за что я порадовалась, был водосток, который этот соседкин работник приладил ещё осенью. Водосток работал отменно!
Вода лилась по нему в водосточную трубу, из неё – в наклонённое корыто, откуда, переливаясь через замусоренный ольховыми серёжками край, попадала, в метре от дома, в дренажные канавки, а из них – в большую придорожную канаву.
Вода больше не подмывала фундамент террасы, как это было без водостока.

Дождь лил и лил: видно, циклон пришёл какой-то. Делать было абсолютно нечего.
Я сожгла в печке обрезки от малины и ежевики, предназначенные для этого. Спустилась на верхнюю, единственную сухую, ступеньку крыльца и, дотянувшись, достала из-под него приготовленный осенью пакетик с сучьями и корой жимолости.
Жимолость горела прекрасно и пахла приятно.

Работник соседки, в белой рубашке, всё ходил под дождём, а потом прошла в своей полосатой фотболке соседка, и они сели в машину и уехали.
А дождь всё лил и лил.
 
Когда он всё-таки закончился, это было очень странно. Показалось солнце, уже оттуда, с западной стороны. Оно ненадолго, но всё же осветило всё желтоватым светом.
 
После шума ливня, в котором ещё погромыхивало что-то периодически, наступившая тишина казалась очень необычной.

Вышли гулять дети, со стороны дороги раздавались их голоса и резиновый звук ударов большого мячика о землю.

Куковала кукушка.