Этажи судьбы. глава 10

ГЛАВА 10. «Нулевой этаж»

Часть I: Падение

Стеклянные стены подъезда сталинской высотки на Ленинском проспекте отражали вечерние огни Москвы.

Бизнесмен (Андрей С., 45, владелец IT-стартапа) в дорогом, но теперь мятом костюме раздраженно тыкал в телефон.
В лифте уже были:
официантка-курьер (Марина, 28) в поношенной форме, сжимающая термос с заказом; уставший учитель истории (Василий Петрович, 58) с потертым кожаным портфелем; и старшеклассница (Алиса, 16) в наушниках, уткнувшаяся в угол, капюшон натянут.

— Девятый, — буркнул Андрей, нажимая кнопку. Его пальцы нервно барабанили по корпусу телефона.

Двери со скрипом закрылись.
Лифт тронулся вверх.

И тут — железный скрежет!
Свет замигал бешено, кабина дернулась, как пойманная на крюк рыба, и рванула вниз. Падение! Оглушительный рев тросов, крик Алисы, тяжелый удар Андрея головой о стенку, хруст падающего портфеля Василия Петровича. Марина свернулась калачиком на полу, сжимая термос. Алиса всхлипывала, зарывшись лицом в колени.

Всё замерло.
Абсолютная, давящая темнота. Тишина, в которой звенело в ушах.
Лифт стоял.
На панели этажей — пустота.
Лишь тускло светился символ: ";" — ноль, пустота, знак без названия.

Свет включился — резкий, неоново-белый, безжалостный.
Двери открылись.
Не этаж.
Не шахта.
Бесконечность.
Белый, безликий коридор, уходящий в никуда.
Из этой белизны материализовался Мужчина в белом. Безупречный костюм, лицо — гладкая маска без возраста. Улыбка. Но глаза — две бездонные черные дыры.

— Добро пожаловать на Нулевой Уровень, — голос был мягок, как шелк над пропастью. — Вас четверо. Один получит всё: счастье, здоровье, успех, любовь... бессмертие, если пожелает. Один... останется здесь. Навсегда. Остальные двое... вернутся. Почти как были. Почти.

— Как... как решать? — хрипло спросил Василий Петрович, потирая ушибленный локоть.
— Вы решите. Каждый. — Улыбка Мужчины стала шире, холоднее. — Каждый проголосует: выберет для себя «Получить всё», выберет для себя «Уход»... или выберет кого-то другого для «Ухода». Или откажется. Тот, за кого проголосует большинство за «Получить всё» — получит. Тот, за кого проголосует большинство за «Уход»... останется. Двое остальных вернутся. — Он сделал паузу, давая словам впитаться, как яду. — Если голоса разделятся поровну... или выбор не будет сделан... решение примет Система. Она боготворит баланс.

В лифте загорелась панель.
Где были этажи, теперь горели три колонки с их именами.Под каждым именем — две кнопки: «ПОЛУЧИТЬ ВСЁ» и «УХОД».
И отдельно, внизу – «ОТКАЗ».

— Это бред! — Андрей попытался встать, пошатнулся, придерживая голову. — У меня важная встреча! Выпуск акций!
— Ваша встреча, — Мужчина в белом повернулся к нему, — давно превратилась в разбирательство страховых компаний. Возможно, вы все уже мертвы. А, может быть, нет. Это зависит... от вашего выбора. Осторожнее. Ваша правда – это лезвие, обращенное к вам же.

Он растворился в белизне коридора, не сделав ни шага. Его последние слова повисли в воздухе: — Ваше время пошло.

Температура в кабине упала.
Свет потускнел.
Четверо замерли.
Знакомый лифт стал камерой суда. Их желания — оружием.
Их совесть — приговором. А на панели мерцали их имена, как мишени.

Часть II: Сделка

Внутри лифта было тихо.
Слишком тихо.
Гул за стенами не стихал, а пульсировал, как сердце спящего гиганта.
Панель с именами и кнопками отбрасывала на лица мертвенно-белый свет. Никто не решался прикоснуться первым. Знакомый скрип механизма, запах старого металла, масла и еле уловимый запах страха – все было как всегда, и все было иным.

— Иллюзия! — Андрей резко потер переносицу, оставив красное пятно. Голос его звучал хрипло после крика. — Дорогой психологический тест! Нас выбрали крысами! Проверяют на стадный инстинкт!

— Даже если так, — Василий Петрович оправил пиджак, попытался стереть пыль с портфеля. Глаза были усталыми, но взгляд тверд. — Правила объявлены. Игнорировать их — самоубийственно.

Алиса медленно сняла наушники.
Тишина лифта ударила по барабанным перепонкам.— То есть… Один из нас… перестанет существовать? — Голос сорвался на шепот. — А остальные… пойдут ужинать?

— Один получит всё, — Марина машинально поправила края термосумки. — Не просто жизнь. Всё. Здоровье… удачу… любовь… — Она замолчала, глядя на свои красные, рабочие руки. Руки, которые только и делали, что обслуживали чужие жизни.

Говорить заставила не потребность, а свинцовая тяжесть молчания. Гул за стенами нарастал, переходя в низкое, угрожающее ворчание.

• Марина: — Я… я просто хочу не бояться. Проснуться и… не считать копейки до зарплаты. Не слушать бабкины упреки. Не бежать в метро «Юго-Западная» к открытию кафе «У Анны». Там… — она сглотнула, — там никогда не бывает тишины. Только крики поваров, звон посуды… и вечный телевизор в нашей комнате. Я забыла… как звучит покой.

• Василий Петрович: — Тридцать пять лет. У доски. Учил их Пушкина, Толстого… «Возлюби ближнего». Старался быть… справедливым. — Он сжал ручки портфеля. — А в итоге? Невидимка. Зарплата – насмешка. Уважение? От силы пара выпускников за всю жизнь. Дочь… — Голос дрогнул. — Дочь три года… не берет трубку. Говорит, я… пустое место. Скучный. Ненужный.

• Андрей: — Не смейте решать по жалости! — Он выпрямился во весь рост, пытаясь вернуть себе властность, но тень боли мелькнула на лице. — Я создал компанию из гаража! Я кормлю семьи двухсот человек! Мои алгоритмы меняют логистику по всей стране! Я – реальная польза! Я не позволю себя разменять на чьи-то… неудавшиеся жизни! Я заслужил выход!

• Алиса: — А я устала, — прошептала она так тихо, что слова едва долетели. — Устала притворяться, что мне больно. Что я хочу жить. Что все будет хорошо. Силы кончились. На всё.
Молчание сгустилось, стало осязаемым. Воздух загустел от статики, потрескивая микроразрядами.

Голос Мужчины в белом (не в ушах, а внутри черепа, как собственная мысль):
— Вы прячетесь за словами. Хотите увидеть истину выбора? Пройдите.

Стена лифта растворилась без звука.
Открылась дверь, обитая черным, мерцающим, как крыло ворона, деревом. По очереди, каждому открылось «будущее после выбора».

• Василий Петрович: Он видел свой класс – идеальная тишина внимания. Горящие глаза учеников. Чувствовал тепло уважения, как физический прилив. Вечер – уютный свет лампы, дочь смеется, внук карабкается на колени… Но на счастье наползала тень. Звонок в дверь. На пороге – повзрослевшая девушка (та, что назвала его «никем»). «Василий Петрович? Извините… Вы тут еще работаете?» Ледяной ожог разлился по спине. Горький привкус меди во рту. Она забыла. Его не было в ее мире.
•
Марина: Перед ней расцвел милый дом. Солнечные зайчики на кухне. Запах настоящего, только что испеченного хлеба. Звонкий смех ребенка. Сильные, любящие руки обнимают за плечи. Тепло разливалось по телу, согревая до костей. Но картинка двоилась. Тот же дом, но окна – черные провалы. Она сидит за столом, перед идеальным пирогом. Но глаза… стеклянные, пустые, как у фарфоровой куклы. Рука механически тянется к бутылке вина. Ледяной холодсковал ноги. Получив все, она потеряла дар чувствовать. Счастье стало красивой, мертвой картинкой.

• Андрей: Он видел небоскреб, увенчанный его именем из хромированных букв.Шикарный офис с панорамой ночной Москвы. Подчиненные ловили каждое слово, как откровение. Чувствовал власть, как электрический ток. Но тут же ощутил звенящую, давящую тишину пентхауса наверху. На экране телефона – фото жены и детей… в объятиях незнакомца. На столе – письмо от сына, написанное от руки:«Ты всегда был занят. Теперь мы заняты. Не звони». Одиночество, острое, как нож под ребро, холодное, как космос. Он стал «брендом», а не человеком. Пустотазазвенела в ушах навязчивым гулом.

• Алиса: Она увидела вернисаж. Ее картины в роскошных рамах! Ослепительные вспышки камер, ослепляющие. Гул восхищенной толпы, аплодисменты. Она – знаменитая Алиса В. Гордость ударила в голову, опьяняюще. Но за кулисы вползала тьма, липкая и холодная. На полу мастерской, в луже разлитого растворителя, лежал эскиз. На нем – не просто лицо… а ясно узнаваемый потертый кожаный уголок портфеля Василия Петровича. Чтобы она взлетела, кто-то должен был исчезнуть. По спине побежали липкие мурашки вины. Запах масляной краски смешался со сладковатой тошнотой, подкатившей к горлу.

Они вернулись в лифт.
Молчали.
Лица были пепельно-серыми, масками шока. Воздух звенел от непролитых слез и непроизнесенных криков, тяжелый, как ртуть.

— Я… я уйду, — хрипло, как будто ржавым гвоздем по стеклу, сказал Василий Петрович. Он сделал шаг к панели. Рука его дрожала мелкой дрожью. — Кто-то должен. Я… я готов. Мне… меньше терять.

— Геройствуешь, старик? — Андрей резко перегородил ему путь. — Не дури! Я несу реальную ответственность! Ты учил сказки! Я строю будущее! Я важнее! — Голос сорвался на визгливую, почти истеричную ноту.

Алиса медленно подошла к панели.
Пальцы сжались в кулаки так, что побелели костяшки. — Это ловушка, — прошипела она, глядя на кнопки.
— Он ждет, когда мы сожрем друг друга. Как крысы.
— Ловушка? — Марина испуганно оглянулась на знакомые стены лифта, на выцветший рекламный стикер «Чиним холодильники», будто ища в нем спасения. Глаза ее метались.

Василий Петрович глубоко, с хрипом вздохнул. Его палец, ледяной и неуверенный,коснулся кнопки в своей колонке:

УХОД. Тусклый красный свет зажегся под надписью.

Андрей, не глядя, почти с ненавистью, ударил кулаком по кнопке в своей колонке:
ПОЛУЧИТЬ ВСЁ.

Яркий белый свет вспыхнул под надписью.
Марина замерла. Взгляд отчаянно метнулся к Алисе. Та стояла неподвижно, как статуя отчаяния, глядя в трещину на линолеуме.

— Я… я не могу… — Марина задыхалась, поднося дрожащую руку к панели. — Решать… жизнь… смерть… нет… — Ее палец, мокрый от холодного пота, дрожа, как в лихорадке,коснулся:

ОТКАЗ.

Миг – и свет под надписью погас, как последняя надежда.
На табло ярко, ослепительно вспыхнуло:

РЕШЕНИЕ НЕ ПРИНЯТО. СДЕЛКА ОТМЕНЕНА. СИСТЕМА АКТИВИРОВАНА.

В лифте – ослепительная, белая, выжигающая сетчатку вспышка.
Когда зрение мутновернулось, перед ними снова стоял Мужчина в белом. Его безликая улыбка была ледяной скульптурой.

— Выбор не сделан. Жаль. — Голос скрежетал, как ржавые шестерни. — Но сделка заключена. С Системой. А у Системы – свои законы равновесия. Плата взыскана.

«Невидимый Выбор»

Лифт плавно, почти бесшумно тронулся. Знакомый скрип тросов. Привычное движение вниз. Тусклая лампочка под потолком мигнула раз-другой и загорелась ровным желтым светом. Панель этажей показала: «1». Обычный первый этаж.

— К-конец? — Марина вытерла ладонью липкий от пота лоб. Голос предательски дрожал. — Это… все?
— Похоже, — Алиса не подняла глаз от трещинки в полу. — Мы… остались.
— Идиотский спектакль! — Андрей резко поправил галстук, пытаясь вернуть себе напор, но тень животного страха мелькнула в глазах. — Дорогая провокация! Тест на стадность! Ничего. Не. Произошло!

Лифт скрежеща остановился. Двери со стоном распахнулись. Знакомый вестибюль.Гул голосов, запах влажных пальто, жареных пирожков из углового буфета, едкого чистящего средства. Люди спешили к турникетам, орали в телефоны. Никто не оглянулся на их кабину.

Трое вышли.
Пошли к турникетам.
Охранник, уставившись в монитор, не шевельнулся.
Но...
•
Охранник смотрел сквозь Алису, будто сквозь пыльный воздух.
• Марина, торопясь за Андреем, прошла сквозь Алису, даже не вздрогнув. Плечо Алисы онемело от призрачного ледяного касания, как от прикосновения трупа.
• Андрей, набирая код на турникете, бросил через плечо Василию Петровичу: «Надеюсь, пробки схлынули…» – как будто пространство, где стояла Алиса, было абсолютно пустым.

Алиса замерла.
Мир вокруг начал распадаться.
Краски блекли, текли, как акварель под дождем. Звуки приглушились, стали доноситься как из-под толстого слоя воды. Собственное дыхание – едва слышным.

— Эй! — Крик сорвался с губ, но прозвучал хриплым, захлебывающимся шепотом,едва различимым даже для нее. — Я ЗДЕСЬ! ПОСМОТРИТЕ! МАРИНА! ВАСЯ!
— Она бросилась к Марине, схватила ее за рукав пальто… Пальцы прошли сквозь ткань, как сквозь струйку дыма. Никакого сопротивления. Абсолютная пустота. Ледяная волнапронзила ее до самых костей, вымораживая душу.

Из лифта вышел Мужчина в белом.
Он двигался так, будто остальной мир был тенью.Подошел вплотную.
Его фигура казалась теперь единственно реальной вещью во вселенной. Голос прорвался прямо в центр сознания, ледяным эхом вечности:

— Тот, кто отказывается выбирать… выбирает громче всех. Голосом беззвучия.
— Но я… я же не… — Алиса с ужасом смотрела, как кончики ее пальцев начали терять очертания, расплываясь, как чернила в воде. — Почему… я?..
— Ты не захотела. Не решилась ни на жертву, ни на победу. Ни на что. — Голос был безжалостен, как математическая формула. — Ты выбрала стать фундаментом мироздания, где нет даже тени 'я'.

Поздравляю с вечным отпуском от бытия.
Ты выбрала Небытие.

Алиса в ужасе отшатнулась.
Ее силуэт стал призрачно-прозрачным, мерцающим. Мир превращался в блеклую, расплывчатую фотографию, теряющую резкость. Она увидела, как трое собрались у тяжелой входной двери.

Андрей говорил что-то Василию Петровичу, энергично жестикулируя, уже почти вернувшись к своему напористому «я».

Марина доставала проездной, ее лицо было просто усталым, но спокойным. Ни тени воспоминания.

Василий Петрович вдруг на мгновение замер.
Он обернулся, его взгляд скользнул сквозь то место, где стояла Алиса… и прошел дальше, в никуда. В его глазах мелькнула смутная, мимолетная тень – как эхо забытого сна. Он моргнул, потряс головой, как бы стряхивая наваждение, кивнул Андрею и пошел к двери.

У них не было ни малейшего ощущения потери.
Потому что для их мира Алисы никогда не существовало.

С ее руки соскользнул и бесшумно упал на холодный мраморный пол один черный наушник.

Люди обходили его стороной, не замечая, наступая, отшвыривая ногой, как мусор. Он лежал там, маленький, черный, истерзанный, как последний артефакт стертой жизни.

Алиса, уже почти неосязаемая тень, сгусток тоски и ужаса, смотрела на него последним взглядом, полным немого вопроса ко всей вселенной. И растворилась. Окончательно.
Беззвучно.
Не оставив в воздухе ни колебания, ни холода, ни памяти.
Вестибюль гудел своей жизнью.
Лифт скрежетал, готовясь к новым пассажирам.

Черный наушник валялся у ног спешащих людей, невидимый, ненужный, забытый.
Навсегда.