Запах

Вечерний воздух был теплым и густым, пропитанным сладковатой горечью свежескошенной травы. Я приехал на стоянку, закрыл машину и отправился к своему дому.
После изнуряющего солнца, которое жгло весь день, вечер обдавал прохладой.
Коммунальщики с тримерами прошлись по проспекту, оставив за собой ровные, влажные полосы зелени, и этот запах резкий, живой вонзился в сознание, как крюк. Я остановился, будто наткнулся на невидимую стену.

Пахло детством.

Не тем приглаженным, книжным, а настоящим где руки в царапинах, где солнце жжет спину, а земля теплая под босыми ногами. Деревня. Бесконечные поля, заросшие клевером где косьба оставляла за собой волны аромата, густого, как мед. Сенокос. Корова Зорька, кролики, шевелящие носами в клетках из горбыля. Озеро за околицей, где на рассвете вода была черной и неподвижной, а рыба брала так, что поплавок исчезал мгновенно, с сердитым всплеском.

Я присел, провел ладонью по скошенной стерне, поднял к лицу пучок и вдруг они были здесь, все те дни. Лапта на вытоптанном поле у котельной, где гоняли мяч, яблоневый сад, где падали яблоки, сладкие пахнувшие летом; гитара во дворе, когда ночь такая темная, что пальцы ищут струны по памяти, а голоса срываются на смехе.

Минуту, другую я сидел так, сжимая в кулаке эту зелень, эту ниточку, связывающую меня с тем мальчишкой, который жил там, не зная, что когда-нибудь будет вспоминать это счастливое время.

Потом разжал пальцы. Встал. Пошел домой.

Дочка склонилась над вышивкой, вторая возводила башню из кубиков, сын слушал притчи по радио — голос диктора был тихим, как шелест страниц. Супруга накрывала на стол. Жизнь продолжалась. В кармане у меня еще лежал травинка, и я знал: стоит ее понюхать и снова побегу по полю, смеясь, потому что трава высокая, солнце яркое, а впереди целая вечность.