4-я и 5-я конференция турецких министров с резиден

4-я и 5-я конференция турецких министров с резидентом И.И. Неплюевым о регулировании статуса лезгин в Ширване [1723]

Детали переговоров, состоявшихся в декабре 1723 года на 4-й и 5-й конференции турецких министров с резидентом И.И. Неплюевым о регулировании статуса лезгин в Ширване, в доме Мустафа-хаджжи, между Ра’ис-эфенди, упомянутым Мустафа-хаджжи, с одной стороны, и господином Неплюевым, Резидентом Московии, с другой; [французский] посол [де Боннак] присутствовал по приглашению как Великого визиря, так и упомянутого Резидента [Неплюева].

Напомним, первая конференция в г. Константинополь состоялась в воскресенье 14-го июля 1723 г./25-го июля 1723 г., вторая — в четверг 29-го июля 1723 г., третья — 8-го августа 1723 г., четвёртая — 23-го декабря 1723 г., пятая — 30-го декабря 1723 г. К сожалению полный текст стенограммы четвёртой и пятой конференции до настоящего времени обнаружить не удалось. Предлагаемый материал [детали переговоров на 4-й и 5-й конференциях] к ознакомлению взят из монографии В.Н. Витевского «И.И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 г.», 1897 г.

«С 14-го июля [14-го июля 1723 г. / 25-июля 1723 г.] и по 8-го августа [1723 г. – прим. А.А.] русский резидент Неплюев имел три конференции с Ра’ис-эфенди и де Боннаком; последний был приглашён в качестве посредника. Неплюев заявил, что Русский Император, не смотря на убытки, причиненные лезгинами русской торговле, не пошлёт против них своих войск, если Порта прикажет им оставить в покое те города, в которыхъ расположены русские гарнизоны, и не будет вводить своих войск в персидские провинции, Армению и Грузию, до тех пор, пока между Россией и Турцией не последует окончательного соглашения насчёт персидских дел. Ра’ис-эфенди, отрицая всякое право России на Грузию, Армению и на Прикаспийские области, говорил, что Порта, напротив, имеет на них полное право, особенно потому, что народы, населяющие эти области, исповедуют магометанскую веру, и владельцы их сами просили Порту об освобождении их от русской власти. Неплюев заметил, что такой взгляд на дело противоречит политическим правам, — вера не служить определением границ; если бы последние определялись по вере, то во всем свете не было бы мира: сколько христианских народов под властью Порты, а магометанских – под властью России! Неплюев решительно заявил, что Русский Император не допустить к Каспийскому морю никакой другой державы, тем более Турцию.

Между тем английский посланник продолжал интриговать и наущать Порту против России, внушая ей, что в России происходят замешательства и что война с ней не опасна. В исходе 1723 года Неплюев, по указу от своего Двора, предложил, в новой конференции с Ра’ис-эфенди и де Боннаком остановить военные действия с обеих сторон. Порта, овладевшая уже Тифлисом, отвечала, что она готова остановить действия своих войск, но не раньше, когда они займут города Эриван и Гянджа. Впрочем, тут же было решено с обеих сторон послать командующими войсками приказ, чтобы они не нарушали между собою дружеских отношений, пока дело не будет окончено на дальнейших конференциях в Константинополе.

Вдруг Порта узнаёт, что в Петербурге заключён мир между Россией и Персией. В конференции 23-го декабря [1723 г. – прим. А.А.] Ра’ис-эфенди выразил свое удивление, что Россия заключает мир с Персией, в которой нет государя и которая подвластна Турции. Неплюев отвечал, что Россия заключила мир с Тахмасибом, который занял персидский престол законным образом после отца, и предлагал, чтобы турецкие войска не переходили р. Кура, Шемаха же могла остаться во владении Да’уд-бека под тем лишь условием, чтобы город не был укреплён, и чтобы турецких войск там никогда не было. Ра’ис-эфенди стоял на своём, доказывая, что Персия вся принадлежит султану, что Тахмасиб не может быть законным шахом, потому что отец его жив, хотя и в плену.

В конференции 30-го декабря [1723 г. — прим. А.А.] Ра’ис-эфенди сообщил Неплюеву, что народ готов своею кровью защищать Персию; поэтому Порта желает только договариваться о тех местах, где находятся русские гарнизоны, а до другого ни до чего России дела нет. Неплюев отвечал, что он остается при прежних предложениях. Через два дня [т. е. 1-го января 1724 г. — прим. А.А.] к нему явился переводчик Порты, чтобы получить от Неплюева окончательный ответ, принимает он или нет условия Порты. Неплюев с прежней стойкостью отвечал: „Без указа Государя моего, этих условий принять не могу!" – „В таком случае, “ — сказал переводчик, — объявляется война, и ты должен избрать одно из трёх: или возвратиться в [своё] отечество, или быть при визире в походе, или жить в Царьграде простым человеком, ибо Порта с этой минуты тебя более не признает за министра. Хотя у нас и нет обычая при таких случаях оставлять министров на свободе, однако для тебя делается исключение за твое доброе поведение“.

Неплюев, оставаясь при своём мнении, выбрал возвращение в Россию и тотчас же послал за паспортом, но ему паспорта не дали; а между тем де Боннак старался внушить Порте, что война с Россией для Турции будет тяжела, потому что персидский народ не расположен к туркам; при этом де Боннак сообщил, что он имеет от французского посла в Петербурге Кампредона верные сведения о том, что Россия сама не начнёт войны, если Порта первая не нарушить мира. Вследствие этих внушений, Порта решила только приготовляться к войне, но самой войны не начинать. Вскоре Неплюеву дана была приватная аудиенция у великого визиря, куда приглашён был и де Боннак.

Неплюев старался уверить великого визиря, что причиною всех недоумении послужили предложения слишком общие и неопределённые, а если бы обе стороны откровенно высказали свои желания, то дело давно бы кончилось миром. — „Резидент говорить совершенную правду".  — сказал визирь, — „ и Порта объявить, чего желает. Положим, что у шаха ал-Хусайна было три сына: один турецкий государь, другой русский, а третий меньший — Тахмасиб; по смерти ал-Хусайна, каждому из них следует иметь свою часть. Российский государь взял ужо свою долю; теперь следует Порте получить свою, и пусть французский посол, как посредник, выделит каждому надлежащую часть, чтобы никому обидно не было". — „Очень благодарен за такую честь", — отвечал де Боннак, —  „только, по-моему, разделу наибольшая часть следует младшему, и я буду держать его сторону, как самого слабого". — Визирь сам было начал делёж, но Неплюев и де Боннак заявили, что без новых указов из России решить дело окончательно нельзя; почему де Боннак предложил отправить, с этой целью, в Петербургъ своего племянника Дальона. Визирь, изъявив на это полное согласие, прибавил, что он желает заключения оборонительного и наступательного союза между Россией, Турцией и Францией, на Англию же положиться нельзя и ссориться, в угоду ей, с Россией не следует: обмануть. Несмотря на это, английский посол продолжал интриговать и уверял Порту, что если она объявить войну России, то получить должное вспоможение не только от короля Английского, но и от всего народа.

Между тем Дальон отправился в Петербургъ и, в начале мая [1724 г. — прим. А.А.], в сопровождении русского курьера, возвратился в Константинополь. Когда у Неплюева открылись конференции с турецкими министрами, он сейчас же заметил перемену в тоне у турок: визирь вёл себя так, как будто совершенно забыл об условиях, предложенных им раньше; теперь Порта не хотела и слышать об ограничении будущих своих завоевании в Персии. Французский посол де Боннак, получивший перед тем 2 000 червонных от Русскаго Двора и на 1 300 р. собольих мехов от Неплюева, теперь тоже открыто потянул на сторону Порты: „Разве вы хотите ослушаться указа Государя своего, что моих советов не принимаете? Или подозреваете меня во вражде к России?“ спрашивал он удивлённого его поведением Неплюева. „Но Государь ваш", — продолжал де Боннак, — „не так смотрит на дело: он своеручно изволил мне писать, чтоб настоящие переговоры, как можно скорее, приводить к концу и во всем положиться на меня; если вы не отступите от своего требования, то я слагаю с себя посредничество!

"В другой раз, когда Неплюев посетил де Боннака, последний сказал, что он не хочет с ним больше и говорить, и выслал его из своего дома. Положение русского резидента было крайне неловко и затруднительно. Вот что, между прочим, писал он Петру о трудностях при заключении договора: „Больше того ныне без войны получить было нельзя; но хотя не очень ясно, однако сущность дела вся внесена. От французского посла, вместо помощи, были только одни препятствия; при этом трактаты раз десять переправляли; я желал, чтобы все ясно было, а французский посол при турках прямо говорил, что резидент спорит недельно, в турецком проекте разумеется все то, чего он требует; а племянник его Дальон, как ребёнок, при переводчике Порты, сказал: „не знаешь ты, что мы имеем из России проект за подписанием министерским и во всём уполномочены, “и некоторые слова о лезгинах говорил; но переводчик Порты этого туркам, по моей просьбе, не сказал. Дальон, по приезду в Царьград, прежде свидания с послом, прямо взят был к визирю, и там, невоздержанием ребяческим, сказал, что Ваше Величество на все турецкие предложения склонились, кроме самых неважных пунктов, и их резидент имеет право устранить; сказал также, что вы сильно желаете мира“.

Несколько раз исправленный договор, наконец, был заключён 27-го июня 1724 г. Для обмена ратификаций отправлен был в Константинополь чрезвычайным посланником генерал-майор Александр Ив. Румянцев, которому было поручено, вместе с комиссарами Порты, и разграничение русских и турецких владений. По этому трактату Россия получила право на владение местами, лежащими на западном берегу Каспийского моря, и всеми дистриктами, и окрестностями Дербента, Баку, Гиляна, Мазендерана и Астрабада до реки Ассы».

Подготовил с примечаниями: ‘Али Албанви

Литература

1. И.И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 г. Историческая монография В.Н. Витевского. Том 1. Казань. 1897. С. 57–58; 58–60. [Электронный ресурс] Режим доступа: https://books.google.ru/books?id=1RMLAAAAIAAJ&hl=ru, свободный. — Загл. с экрана (дата обращения: 14.06.2025). — Яз. рус.