Мечты сбываются

Восход солнца. Начало нового дня, полного ожиданий и событий. Солнце медленно поднимается из-за горизонта, освещая небосвод и пробуждая жизнь. Цветы направляют свои бутоны к солнцу, благодарственно принимая его милосердие и покорно подчиняясь его величию. Птицы щебечут, приветствуя светило и благодарят его за теплоту. Человек, отдергивая рано утром занавески на окнах, впускает ласкающие теплом лучи солнца в свой дом. Наблюдать за рассветом, за начинанием нового дня - одно лишь удовольствие. Сидеть на золотистом песке пляжа у моря, обнимать любимую, нашептывая ей приятные слова, и быть свидетелем того, как солнце играючи направляет свои лучи в небо, и как эта великолепная картина, исполненная в красных, оранжевых, фиолетовых и голубых оттенках отражается в прозрачной зеленой воде спокойного моря…
- …Энтони…, - милый голос прекрасной девушки, которой принадлежит мое сердце, даже не нарушил идиллии, сложившейся в этот момент, он бесконечно дополнял ее… пышные темные волосы, закрывающие ее загорелую шею, ясные голубые глаза, в которые смотришь будто в глаза ангела, и обворожительная улыбка… когда я находился рядом с ней, меня переполняло умиротворяющее и одновременно волнующее чувство, которое, кажется, называют «любовь».
- …Энтони…, - снова прозвучало мое имя, но я резко почувствовал разницу, это был не ее голос…
- …Лейтенант Майерс!.. - прокричал склонившийся над мною солдат и, заметив, что я очнулся, принялся еще более надрываться, -  Энтони!.. Не смей закрывать глаза, мать твою!.. Мы их сделали, противник отступает с высоты, на других участках мы так же тесним его!.. - чуть ли не плача, постоянно запинаясь, кричал Максим.
- Не поможет… рана слишком серьезная… - прохрипел я, когда Максим отнял от моей раны набухший от крови тампон и поспешил заменить его новым, изо всех сил прижимая этот кусок марли к месту ранения.
- Не двигайся, чтоб тебя! И молчи, береги силы… где же этот санитар… САНИТАР! - не слушая меня и лихорадочно озираясь по сторонам, кричал он.
- Бесполезно… я потерял много крови…, - уже почти смирившись с приближающейся смертью, прохрипел я…
- Ты не можешь умереть!.. Ты не должен умирать!.. Не можешь!.. Не сейчас, не у меня на руках!.. - уже даже не пытаясь скрыть слезы, говорил Максим.
Я восстановил в голове всю цепочку событий, когда на рассвете третий батальон, при поддержке артиллерии и авиации флота, высадился на побережье близ города имени Святого Вэлиента Вотта*, и наша рота начала наступление на хорошо освещенную восходящим солнцем 262 высоту… уже через двадцать минут после начала нашей атаки войска противника дрогнули, а через двадцать три они уже эвакуировали вторую из трех линию обороны… мы уже почти заняли их штаб на вершине этой высоты, как прямо за нашими спинами, словно призраки, начали появляться засевшие в засаде бойцы, которых позднее прозвали «гуки»…
В результате такого победоносного наступления сейчас я лежу на мокрой от дождевой воды и моей же собственной крови траве, и солнце освещает мое бледное лицо, и мои веки супротив моей воли начинают закрываться… я уже не замечаю суеты Максима и подбежавшего носителя заплечной сумки с красным крестом вокруг меня, я уже не слышу не то что их голосов, а даже выстрелов и разрывов снарядов… мне почему-то вдруг захотелось встать и пойти по направлению к морю, и, к моему удивлению, это желание осуществилось. Я поднялся, сделал один шаг, второй и, не придавая значения легкости, с которой они делались, направился к побережью, изрытому воронками и покрытому телами павших бойцов и обломками разбитой техники… но что-то странное заставило меня оглянуться, и, оглянувшись, я увидел самого себя… увидел Максима, который с мрачный лицом сидел подле меня и сжимал в руке мои армейские жетоны на одной цепочке с талисманом, увидел санитара, который, понурив голову, закрывал сумку и отходил от моего тела… я почувствовал наворачивающиеся на глаза слезы и поспешно отвернул взгляд от этой жестокой картины: от войны, от убийства, от страдания… я снова взглянул в сторону моря и спокойным шагом направился к золотистому морскому пляжу, на котором сейчас я видел только лишь темноволосую девушку, которая с надеждой во взгляде любовалась восходом солнца и, видимо, кого-то ждала…



Почему воспоминания имеют такую огромную силу над человеком? Когда-то ты пережил очень значимое тогда для тебя событие. Произошло что-то очень важное, ты целыми днями терзался мыслями, переживал, недосыпал, волновался, пытался найти взаимопонимание среди знакомых, растолковывая ситуацию с разных точек зрения и позиций, которые иногда даже не соотносились с твоими собственными. Скажем, тебя бросила девушка. Вроде бы рядовое событие, мало ли их было и мало ли еще будет у тебя? Но ты усердно доказываешь всем своим друзьям за кружкой пива, что «нет, она была особенной, не такой как другие, я верю ей до сих пор, я не знаю, как она могла так поступить, она одумается». И в таком же духе повествования ты не замечаешь, как выпито с пяток кружек и сказано немало слов, и так много еще нужно сказать, и так много еще нужно, чтобы напиться до беспамятства и всё забыть. И вот, ты выговорился, на душе стало легче, ты распрощался с друзьями и идешь домой. Но тебя до сих пор что-то терзает. Ты не можешь уцепиться за эту мысль, за это ощущение, ты безумно пытаешься поймать это в своем хаотичном сознании. Но вот небо заволакивают тучи (и как ты раньше не заметил, ведь небо хмурилось над этим районом задолго до твоего прихода в бар), и с первой упавшей на тебя каплей дождя ты понимаешь – «Да ведь я люблю эту девушку. Люблю, не смотря ни на что, люблю всей душой, как только можно любить, я хочу быть с ней, я хочу еще раз начать с ней всё сначала, и хочу, чтобы на этот раз у нас всё получилось, не смотря ни на что…». И ты уже сам не понимаешь, стекают это ручьи дождевой воды с волос по твоему лицу из-за разразившегося ливня, или же дождь всего лишь малая часть в потоке твоих собственных соленых слез…
- Эй, Ковальских, удобно устроился ты здесь, - окликнул меня голос, принадлежащий моему товарищу, капралу Виктору Кочетову.
Я поспешно захлопнул дневник и убрал его в заплечную сумку.
- Да... вот, выдалась свободная минутка, ты знаешь, сейчас у нас их вряд ли будет много, решил черкануть пару строк матери…, - я не хотел грузить кого бы то ни было, даже Витька, сейчас.
- Ребята из первого взвода потеряли своего лейтенанта и троих солдат… лейтенанта я знал, хороший человек был, из парней только с одним знакомы были…, - Витёк донес до меня и так известные вести.
Наша рота отделалась сравнительно небольшими потерями, один офицер и семеро рядовых, плюс с десяток легких ранений и трое тяжелых. На других же участках фронта, на высотах #267 и #241, а так же в порту Эним, что является «входными воротами» в город имени Святого Вэлиента Вотта, потери были куда существеннее. Незадолго до высадки пляж и прилегающие районы озарило восходящее нежно-золотистое солнце, сейчас же, через какие то два с половиной часа после начала высадки и успешного взятия ключевых точек, небо затянулось черными тучами, стало темно и мрачно. Виктор сидел на ящике от боеприпасов и смотрел в сторону континента, изучая ландшафт местности, почти не тронутой боем. Я же в свою очередь полусидел, полулежал на склоне горы, смотрящем в сторону моря. Огромные воронки, разбитая и сгоревшая и от того почерневшая техника, вывернутые с корнем редкие деревья, траншеи, остававшиеся на земле тела убитых и раненных, огромные волны океана, накатывавшиеся на светлый и местами залитый кровью песок, и шторм, уже бушевавший во всю там, в океане, приближающийся к континенту. Всё это создавало угнетающую атмосферу.
- Знаешь, Витек, иногда воспоминания имеют большую разрушительную силу, чем самое современное оружие… внезапно просыпается в памяти время, когда любил, и это сравнимо с пейзажем, что ты видишь сейчас перед собой. И время, когда возненавидел, прямо как картина перед мной…
Я приподнялся на руках и сел вполоборота так, чтобы видеть его. Он повернул ко мне лицо, и я заметил катившуюся из его левого глаза слезу, и лицо его было мрачнее небес, а может мне просто показалось, так как он тут же резко вскочил, обтер лицо грязной ладонью, и после этого оно вновь стало таким же улыбчивым и умиротворенным, как и раньше, но вместе с тем грязным и суровым, и казалось вовсе не было этих секунд терзаний внутри него. Он подал мне руку:
- Вставай, тезка, скоро выступаем…