Константин. Двадцать первая часть

Марья прищурилась, когда заметила движение вдали. Показалось? Будь она в немного другой ситуации, наверняка бы окликнула соседа. Но сейчас… наверное, не следует привлекать к себе внимание, когда в рукаве прячешь нож. Она решила не объявлять о своём присутствии, однако шаг ускорила -всё же, любопытно. Чья-то фигура — среднего размера — уверенно двигалась в сторону леса. На спине фигура несла что-то скомканное — почти круглое. То и дело опасливо озиралась, однако так спешила — фигура та — что Марью заметить не сумела. Сама же Марья почувствовала медленно нарастающий страх граничащий с интересом. Что несёт на себе фигура? Отчего так озирается? В её голове даже успела промелькнуть мысль, что рано она оболгала Константина — быть может, не он трупы в лесу оставил? На деле он действительно бегал в лес за дровами, а убийца сейчас идёт впереди? Она понимала, что вряд ли такое возможно, ведь помимо вымышленных дров Константин отличился и другими странностями, однако уверенной быть нельзя. Никогда и ни в чём. Она даже не заметила, как перешла на медленный бег. Когда фигура в очередной раз принялась осматриваться, Марья прошмыгнула за ствол дерева. Ну, что же… придётся следить!

Тихой и немой тенью Марья шла за соседом. Иногда убеждалась, что впереди идёт мужчина, иной раз не сомневалась — женщина! Как бы ни хотелось сократить дистанцию между ними и присмотреться, Марья понимала, что так делать нельзя. Угадает! Узнает! Поймёт, что за ним (ней?) шпионят. Марья никогда бы не подумала, что так хороша в слежке. Таким образом, они дошли до леса, и фигура та без колебаний пошла в самую глубь. Марья за ней. Где-то на полпути она заметила в снеге нитку — ту самую, что оставляла себе для навигации. Фигура уверенно прошла мимо, даже не обратив внимания, и свернула в противоположенную сторону. Марья насторожилась. Неужели не к трупам идёт? Но… куда? И что несёт в своём гигантском кульке? Подозрительно… Долгое время шли они по лесу, словно охотник и жертва — вот только Марья не могла точно знать, что она — именно «охотник„. Всякое бывает… Ноги уже начинали болеть, а руки онемели от холода — плохо дело. Если Марья собиралась сделать то, что собиралась, руки её должны быть готовы к работе. Может, зря следит? Спустя долгий странный путь фигура остановилась. Марья сделала то же самое. Она аккуратно выглянула из-за угла, и услышала… детский плач.

Сердце её замерло от страха. Никакого больше интереса — страх. Животный и колкий. Молитва сама сорвалась с губ, руки затряслись уже не от холода. Марья не могла и пошевелиться. Странная фигура, лес, детский плач и… сама Марья. Зачем она всем этим занялась?! Неужели действительно хотела коснуться ножом мёртвого тела?! Слёзы полились по щекам. Права была Тамара. Права!!! А Марья её не слушала. Пришёл он! И лапы свои ледяные потянул к несчастному народу! Убил он Тамару, Антона, теперь за Марью взялся! Сначала мысли демонические в голову её заложил, теперь и в лес заманил. Не выбраться отсюда… Продолжая шептать молитву она попробовала успокоиться. Сейчас главное не поверить демону… главное, не побежать на голос детский. Марья коснулась груди — места, где висел крест. Главное, не потерять. Главное…

— Тише, малыш, тише… Мы прошли совсем мало!

Услышав знакомый голос, Марья замерла. Прислушалась.

— Тише… мы только в начале пути…

Она выглянула из-за дерева. Фигура держала на руках нечто, что походило на… малыша? Марья протёрла глаза. Да… это ребёнок.

— Ну-ну… хватит…

Но малыш заплакал лишь сильнее. Да так сильно, что грудная клетка невольно сжалась — слышать плач другого всегда трудно. Тем более, когда плачет такой маленький человек. Страх начал медленно отступать, прежнему интересу нашлось места.

— Ты хочешь поспать? Или, может, поесть? Но ведь мы только вышли! Надо экономить еду!

Услышав эти слова, Марья решила более не медлить. Уверенной походкой вышла из укрытия, и позвала:

— Ангелина! Какого лешего ты здесь забыла?!

Ангелина вздрогнула от неожиданности, и… сорвалась с места. Марья не ожидала подобного, но сообразила быстро — рванула в погоню. Догнать молодую мать с ребёнком на руках удалось почти сразу — Марья была выше, и соответственно, ноги её были длиннее. А так же Марья не была отягощена дитём в одной руке и странным большим кульком в другой — победитель был определён ещё до начала гонки. Марья схватила Ангелину за руку ближе к плечу, и зло потрясла:

— Что ты творишь?!

Геля застонала, — Больно! Больно руке!

Но Марья лишь сжала сильнее. Она уже знала, что пожалеет об этом в будущем, и будет часто прокручивать эти мгновенья в памяти осуждая и принижая себя за то, что сделала невинной больно. Она бы никогда… ни за что… однако момент был напряжённым, А Марья — вся на нервах. И хотя Ангелина выглядела более чем несчастно, Марья не могла её пожалеть. Уж слишком сильно нервничала в последние мгновенья! Отчего Геля в лес пошла? Чего ради малыша с собой взяла? Что за кулёк у неё за спиной? Сплошные вопросы! А этот детский плач?! Кого угодно бы напугал! Сам по себе плач-то не страшен, но не в подобной ситуации, — всему своё место. А уж тем более, после рассказов покойной… Марья сжала руку сильнее.

— Какого чёрта?!

— Марья, отпусти!

Услышав в голосе матери тревожные нотки, Виктор вновь разрыдался. Это стало определённым знаком «стоп». Пальца Марьи медленно разжались, но отпускать не спешили — переместились ближе к запястью.

— Что ты здесь делаешь?! — шипела Марья.

— Я… ухожу. — сказала Ангелина.

— Куда?!

— Домой…

Марьявсё-таки отпустила девушку, — Ты… тебе нехорошо?

Ангелина потёрла руку, шмыгнула носом, и сказала: — Могу я тебе доверять? Не расскажешь ли никому?

— О чём?! — сердце всё ещё бешено колотилось, и соображать было трудно. Что происходит?!

— О том, что я тебе расскажу. Я всё объясню!

Марья тяжело вздохнула, стараясь успокоиться, — Так… — выдох, — Давай вот, как сделаем… пойдём к тебе домой, уложим вместе Виктора, когда он уснёт — ты мне всё расскажешь. А я обещаю, что сохраню твою тайну. Вне зависимости от того, что именно ты натворила. Идёт?

— Но я ничего не «натворила»! — голос её стал твёрже, — И… нет. Я не могу вернуться. Мы не можем вернуться! Мы уже ушли. Назад пути нет. Дом наш отныне в другом месте.

— В каком?!

— Я… не знаю. Пока что.

Марья не сдержала нервного смешка, — Ангелин… Тамара же тебя предупреждала… Я же сама лично помню, как ты переживала! Неужели не понимаешь, что делаешь что-то не то? Идём, я провожу тебя…

— Нет! — Ангелина отшатнулась, лишь сильнее прижав себе малыша, — Не надо. Не подходи!

Марья подняла руки вверх, — Я не буду тебя трогать!

Ангелина остановилась, но напряжение её не пропало, — Просто… дай нам уйти. И всё. Кому от этого хуже?

— Куда?! Куда вы собрались?! — Марья начала злиться, — Хочешь «уйти»? Так иди! Только ребёнка в покое оставь!

— А если я не сумею вернуться?! Как его верну?! Ребёнок должен быть с матерью.

— Да, если мать его адекватна! А ты… — рука сжались в кулаки, — А-ну! Показывай, что там у тебя!

— Зачем?..

— Показывай! А-то уж больно много странностей!

Марья чуть ли не силой вырвала из её рук странный кулёк. С замиранием сердца принялась разворачивать. Взяв в руки вещи, она успела догадаться, что тел там мёртвых не будет. Уж больно лёгким был кулёк! Если только части… она разложила по снегу простыню, и придирчиво осмотрела содержимое. А там… еда, питьё, одежда, детские игрушки… Марья ошарашенно подняла глаза.

— Это… вещи.

— Да. Теперь мы можем идти? У нас нет времени.

— Куда?! Хотя бы объясни куда!

И Ангелина принялась объяснять.

Говорила она долго, выражения подбирала педантично. Начала свой рассказ с самого начала: с момента, как впервые мысль о других землях её посетила. Выслушав, Марья поморщилась.

— Ангелин, это… опасно! как минимум опасно. А как максимум…

— Откуда тебе знать?

— Но… — Марья осеклась, — Я… не думала об этом раньше, — честно призналась она.

— Ну вот. А я думала. И много думала! Так что прошу, давай не будем напоследок ссориться, ладно? Я пойду своей дорогой, а ты… — Ангелина вдруг прикусила язык, — А ты… ты-то что здесь делаешь?

— Гм… А что?

— В смысле?! То есть, ты мои вещи осмотреть посмела, а я чем хуже? Давай, разворачивай карманы! Теперь тебя будем проверять. Мало ли, что ты задумала?

Увидев в глазах собеседницы страх Ангелина почувствовала себя увереннее. Неужели есть, что скрывать? Если так, то это неплохая основа для возможных будущих манипуляций. Теперь Ангелина пошла в наступление — сделала уверенный шаг вперёд. Марья отшатнулась. Может, и удалось ей немного побыть охотником…, но теперь ситуация перевернулась целиком.

— Эй! Ты что себе позволяешь?! Это не я с маленьким дитя по лесу бегаю, между прочим!

— Какая разница: с дитём или без? Факт остаётся фактом — ты «по лесу бегаешь»! Зачем?

— Я тебе что, девчонка какая-то — оправдываться?

— А я? Почему я должна это делать, а ты нет? Чем ты лучше?! — голос её стал ниже, — Тем, что старше?! Твоё превосходство — возраст? Это не заслуга!

— Моё «превосходство» в том, что я ребёнка не впутываю в свои безумства! Ты вообще представляешь, чем может заболеть Виктор, если будет ошиваться так долго в лесу? А если там, и правда, нет ничего?! Ты об этом не думала?! А если вы заблудитесь?

— Тебе какое дело?! Это мой ребёнок! Вот роди своего, и делай с ним, что хочешь!

— Без тебя разберусь!

Напряжение заметно нарастало. Оно стало таким ощутимым, что казалось, можно почувствовать его в воздухе, если поднять руку вверх. Первой решилась на отступление Марья. Ведь действительно — какое ей дело? Не будет лезть она, — не полезут и к ней. Она сказала:

— Слушай… если честно, то мне тоже интересно было бы узнать. И… быть может, когда-нибудь в будущем я бы составила тебе компанию. Но сейчас… подожди хотя бы, пока Виктор немного подрастёт! Мы с тобой вместе соберёмся, и…

— Нет. — отрезала она, — Я ждать не буду. Уже достаточно выждала! А ты… ты на это не пойдёшь. Я тебе не верю!

— Но почему?!

— Ты… не решишься на подобное. Уж слишком привязана к людям, деревне. лишь всё испортишь.

— Но…

— Нет! И знаю я, что ты, вероятно, побежишь матери моей рассказывать. А она… — Ангелина отмахнулась, — Пойду я. Времени совсем в обрез. Если мать пойдёт на поиски… мне нужно успеть уйти глубже, чтобы не нашли.

— Дело твоё… я предупредила.

Ангелина кивнула, — Хорошо. Я пойду. Прощай, Марья…

Ангелина не стала дожидаться ответа, развернулась, и быстрым шагом пошла прочь. Лишь маленький Виктор выглянул из-за плеча матери, и помахал лекарю маленькой ладошкой. Марья помахала в ответ.

— Удачи, Геля… — сказала она, и тоже развернулась.

У Марьи оставалось много дел.



Константин давился собственными слезами. Кулак его придерживал рот, глаза были красными и сильно слезились. Внутри он ощущал такое напряжение, словно вот-вот взорвётся. Может, так бы стало даже лучше… Он сидел на лавке, ноги его дёргались, словно не лавка вовсе — повозка с конём. Юра раскраснелся, и никак не мог подобрать нужных слов.

— П-простите…

И за что он извинился? За то, что переживает за родного отца? Так разве это преступление? За такое разве стоит извиняться? Юра уверен не был. Открывшийся ему новый вид плачущего священника сбивал с толку. Это… странно. Юра точно знал — должно быть наоборот! Это он должен плакать, а Константин вокруг него ходить кругами, и судорожно искать слова ободрения. Мир стал иным…

— Извините… — повторил Юра, и сел рядом, — Я не хотел…

Константин всхлипнул, — Н-ничего! Ты не виноват. Это ты меня прости!

Он достал из кармана платок, высморкался, и, кажется, немного пришёл в себя. Юра с облегчением выдохнул.

— Чего это вы?

— Я… — он зажмурился, — Я совсем стал стар…

— В смысле?

— Время моё уходит… — он позволил себе посмотреть на мальчика, и даже коснуться его руки, — Так бывает. Ты же знаешь…

Юра кивнул. Он знает. Бабушку терять было нелегко. В тот момент казалось, что такая потеря — худшая из потерь в его жизни. После отпевания старушки Юра решил, что отделался на всю жизнь. Худшее из худшего уже случилось! Более ему ничего в этом мире не страшно. Разве Боженька может посылать на одного человека столько боли? Хватит и одной беды. Однако теперь, кажется, Юра понимал, что всё не так уж и просто, как раньше казалось… Пропал отец, теперь и Константин стал… другим. Сейчас он выглядел примерно так же, как и бабушка перед смертью. Морщины их словно были одними на двоих. Это пугало…

— Вы же не… — голос его дрогнул, — Вы же не будете умирать?

— Юрка… так не бывает. Все мы когда-то уходим…

— Но… — теперь и его глаза намокли, и пришлось отвернуться.

— Но ты не переживай. — Константин окончательно взял себя в руки, — Как бы это не звучало, но у тебя нет такого права. Когда меня не станет, ты должен будешь… стать мной.

Юра поперхнулся собственными слезами, — Это… как?

— Я… Я… хотел бы назначить тебя своим приемником. Ты станешь хранителем храма…

— Но ведь это для взрослых! — спорил он.

— Ты прав…, но лучше тебя кандидата нет, так что… если вдруг не станет меня совсем скоро, придётся тебе повзрослеть. Ты… готов к такому?

Юра тяжело вздохнул. Готов ли он? Определённо нет! Однако кажется, мира и Боженьке нет до этого никакого дела — уж слишком много событий они отправили в его жизнь. Выходило… что прав был Константин — есть выбранные Богом люди. Такое решение, разумеется, стоило обдумать, но… Юра, всё же, был мальцом.

— Да. — уверенно кивнул он, — Я готов!

Константин слабо улыбнулся. И в какой момент разговор перешёл в это русло? Такое серьёзное русло, требующее подготовки. Не понять… быть может, серьёзные дела так и решаются? Просто… произносятся… ртом? И не нужно никаких подготовок. Выходило… чего ради он с Костенькой так затянул? Пора бы и миру её явить. А начать можно с…

— Константин. — Юра прервал мысленный поток священника, — Так вы…

— Что? Ох! — он покачал головой, — Прости. Ты же спрашивал о… — лицо его вытянулось, — Об отце…

— Да! — глаза его загорелись, однако спрашивать было страшновато — кто знает, вдруг, опять разрыдается, как малое дитя? Но Юра, всё-таки, спросил:

— Он был у вас… ночью?

— Мгм… — он взялся за сердце, — Нет. Он не был здесь.

— Вы… уверены? Он к вам собирался.

— Я… не уверен. Спал я ночью. И за дровами ходил! Так что не знаю. Может, и приходил, но меня не добудился. Или же в лесу я тот момент был! В общем, я его не видел.

Юра неуверенно кивнул, — Где же папу искать?

— У… соседей? С кем твой папа дружен?

— Ни с кем…

— Значит… — он похлопал мальчика по плечу, — Значит, оставь это дело маме. Ведь она его жена, а не ты? Она и должна искать мужа. А ты… — он понизил голос, — Раз ты согласен… дела у нас с тобой есть. Обучать тебя буду.

И хотя это звучало интересно, Юра радоваться не мог — за отца сердце болело. Всем телом ощущая тоску мальчика, Константин попробовал ещё раз сунуть ему книгу. Будет читать или нет… взять обязан.

— Держи! — он силой пихнул справочник Юре в руки, — Ты же просил. Отвлечёшься как раз от переживаний, вечером перед сном почитаешь.

— Спасибо… — глухо ответил он.

Константин поднялся, — Ну, ладно. Всё это подождёт… пока надо к службе готовиться. Народ вот-вот стянется! Ты будешь помогать? Помогать и… запоминать? На будущее!

Юра кивнул, и тоже встал на ноги, — Буду. Я… готов!

— Тогда начнём!

Спустя недолгое время у Константина и Юры всё было готово. Юра записал необходимую перед началом службы молитву, чтобы в будущем выучить, вместе с Константином принялся её читать:



Тьма внутри и снаружи — Ты, Свет, будь моим щитом.

Сохрани душу мою от распада и лжи.

Пусть сила Твоя прольётся через меня,

Чтоб тьма не поглотила ни меня, ни тех, кто придёт.

Во имя Света и Тьмы — Бог сохранит нас!



Следом они перешли к омовению: помыли руки, и переоделись. Константин — в привычные для служб одежды, Юра накинул сверху тёмную старую мантию Константина. Наверх ему подняться Константин не разрешил — приказал ждать внизу. Потом занялись проскомидией — подготовили хлеб и воду прихожанам. Поклонились они следом амвону, помолились ещё раз. Пора начинать! Однако Юра был прав, когда решил, что мир начал меняться.

Впервые за всю жизнь Константина на службу никто не пришёл. Ни единой души не переступило порог храма. Что-то определённо произошло.