Бен Ааронович Распавшиеся семьи 8

8
Соревнование по писанью

Улица Аппер-Граунд-роуд аккуратно делила парк Берни Спейна пополам. Южнее этой линии балаганщики установили свою карусель. Туман сгустился настолько, что разглядеть выражение морд лошадей на ней можно было разве что с одной из них. Но пульсирующие разноцветные огоньки освещали лица детей, ожидавших своей очереди. Я решил понаблюдать за аттракционом минут десять, просто чтобы убедиться, что никто обратно не стареет.

Неподалеку был киоск, где я купил глазированное яблоко для Эбигейл в надежде, что оно на какое-то время склеит ей губы. Мы пробирались по узким тёмным проходам между прилавками, пока не добрались до палатки "Джаз" и киоска столичной полиции, где нас ждал Найтингейл.

– Так что всё это значило? – спросила Лесли.

– Это было заседание объединенного суда Темзы, первое с 1857 года, – сказал Найтингейл. – Боюсь, они немного увлеклись в своём энтузиазме.

Я посмотрел на северную часть парка, где располагался корт. В тумане виднелись только тени и огни, и выглядел он так же, как и южная часть. Но я чувствовал, что он зовёт меня. Маленькое неотвязчивое искушение, типа дурной привычки после долгого скучного дня. Я оглянулся на Лесли. Заметив, что я смотрю на неё, она подмигнула и добавила: “Мы могли бы держаться вместе, как альпинисты”.

Оперативный план состоял в том, чтобы один из нас остался с Эбигейл у полицейского киоска, а двое других расхаживали по ярмарке и во всём величии закона пресекали любые выходки, не давая им выйти из-под контроля.

Мы с Лесли решили начать с джазовой палатки, потому что джазмены по натуре своей могли выпить немного пива. А у меня возникла теория, что алкоголь, как депрессант, может нейтрализовать всё волшебство, витающее вокруг нас. А если и нет, то всё равно можно опьянеть. Лесли была настроена скептически, но против практических экспериментов в этой области не возражала. Когда мы нырнули в палатку, то обнаружили, что она уже наполовину заполнена посетителями и полностью – моей матерью.

Ради выступающего на концерте отца она надела модный костюм битника: узкие джинсы, чёрный джемпер с круглым вырезом и серебряные побрякушки – всё это снова вошло в моду среди знатоков, как и мой дорогой стареющий папа. Я заметил, что она была без берета. Некоторые события из шестидесятых остаются в шестидесятых, даже если часть из них (как в случае с мамой) произошла в конце семидесятых. Мама подбежала ко мне и, обняв, поприветствовала Лесли, спросила, как дела.

– Намного лучше, – буркнула Лесли.

Мама с сомнением посмотрела на меня и повернулась за подтверждением. “Как дела?” – спросила она на крио (языке в Сьерра-Леоне).

– Чуть-чуть лучше, – сказал я ей.

Мама кивнула, огляделась  и спросила: "Это день твоей подружки?"

Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, о ком она говорит. Девушка? На самом деле я никогда не заходил так далеко с Беверли Брук, пока она не переехала вверх по течению в рамках обмена заложниками. Это была моя идея, часть хитроумного способа остановить войну Бога и Богини Темзы друг с другом. У меня было много веских причин предложить Беверли для обмена, хотя Лесли считала, что повлияло моё подсознательное желание предотвратить переход наших с Беверли отношений в серьёзные. Лесли говорит, что книга о моих проблемах в отношениях была бы длинной, скучной и очень похожей на все подобные книги на рынке.

– Она не моя девушка, – сказал я, но мама проигнорировала меня и спросила:

– Это не семейный бизнес?

–  Что-то вроде, – ответил я.

– Эти люди очень странные и непохожие друг на друга, – сказала мама. Лесли фыркнула.

– Согласен, – улыбнулся я.

– Она точно не ведьма? – продолжила пытать меня мама. Мою последнюю подругу, кстати, она подозревала в том же. Мама вздохнула. – У неё отличная подготовка.

– Как папа? – попытался я отвлечь внимание мамы.

– Он отлично справляется. Каждый день слышу, что он много выступает.

Как рассказывали мне члены его группы, было много концертов, как и слухов об эксклюзивном выпуске только на виниле, тщательно разработанном для истинных поклонников "настоящего" джаза – каким он был в те дни.

Мама оглянулась на отца в отглаженных хлопчатобумажных брюках и зелёном кашемировом джемпере с v-образным вырезом поверх белой хлопчатобумажной рубашки с воротником на пуговицах. Он обсуждал технические вопросы с остальными участниками группы. Жестами он указывал, где должно звучать соло, поскольку считал, что великого исполнителя всегда отличает  спонтанная импровизация остальных участников группы – такая, как ему нужно. При этом он часто говорил, что импровизация и спонтанность – отличительные черты великого джаза.

– Нам надо поговорить с тобой наедине, – сказала мама.

– Сейчас?

– Сейчас, сейчас.

Я помахал рукой Лесли и последовал за мамой в туман.

– Знаю, что твой папочка Саби играет на пианино, – сказала она. – Но с трубой у него лучше получалось, хотя труба не успела сделать его знаменитым.

Несмотря на все мамины усилия, героин доконал зубы отца, и он "потерял губу".

– Если он когда-нибудь сыграет на трубе, то сможет продать гораздо больше пластинок, – сказала мама таким вкрадчивым тоном, что можно было подумать, что со мной вот-вот случится что-то необычайное.

– Сколько ты хочешь? – спросил я прямо.

– Не знаю ни одного дантиста, который смог бы починить зубы твоему папочке, – сказала она. – Четыре тысячи фунтов стерлингов.

– У меня столько нет, – признался я.

– Чувствую, однажды ты сэкономишь достаточно денег, – сказала мама.

У меня было, но пришлось как-то спустить всё, чтобы умилостивить Богиню Темзы. Она как раз в этот момент вершила суд метрах в десяти от нас. Мама нахмурилась, глядя мне в глаза спросила: “Ты хорошо тратишь свои деньги?”

– Ты же знаешь, мам, – серьёзно отвечал я. – Вино, женщины и песни.

У неё был такой вид, словно хотела спросить: какие именно женщины и что за песни исполняют. Хотя я никогда не старался быть слишком большим, чтобы меня можно было победить, я больше не жил дома, так что не было возможности бить меня.

– Что ж, мы соберём немного денег, продавая пластинки, но позаботимся, чтобы и ты получил немного денег, – сказала она.

Я чуть было не спросил, пробовала ли она пользоваться Kickstarter (сайтом по сбору денег на разные проекты), но промолчал, зная, что мама так и сделает. Вместо этого я сбивчиво произнёс стандартный набор извинений и обещаний взрослого мужчины, столкнувшегося со сверхъестественной способностью своей мамы видеть его лет на десять младше.

– Подумаю, что смогу сделать, – сказал я, и мы вернулись в палатку, где обнаружили, что Лесли действительно купила пинту пива, не меньше, и с удовольствием пьёт его через соломинку, которую носит с собой как раз для таких случаев.

– Где добыла? – поинтересовался я.

Лесли лукаво посмотрела на меня. “Помнится,  ты читал мне лекцию о научном методе, – сказала она. – И чтобы этот эксперимент был успешным, один из нас должен воздержаться от выпивки – для контроля. Верно?”

Я глубокомысленно кивнул. “Ты права, нам нужен контроль".

– Серьезно? – удивилась она.

– Ну а, как ты ещё узнаешь, что меняемая тобой переменная дала эффект?

Лесли достала ещё одну пинту с полки позади нее. “Так ты не понимаешь этого?”

– Нет, нет, – возразил я. – На самом деле, нужно выпить и то, и другое, чтобы уровень алкоголя в крови был достаточно высоким, если мы хотим получить измеримый результат.

Лесли уставилась на меня. Её маска имела ужасный бледно-розовый цвет, даже по меркам белых людей с трудом напоминающий цвет кожи, и в значительной степени скрывала выражение лица Лесли. Но я научился распознавать форму её глаз и  движение челюсти под гипоаллергенным пластиком. На мгновение она полностью поверила мне. Затем расслабилась и передала мне пинту, сказав: “Смешно”.

– Так и думал, – быстро ответил я.

– Выпей свою чёртову пинту.

Я так и сделал и поболтал с отцом, хотя концерт был так близок, что обычно в это время он никогда не прислушивался к тому, что я говорил. Но он, казалось, был очень рад мне и спросил, собираюсь ли я посмотреть их выступление.

– Сколько смогу, – не стал я врать.

Пиво закончилось, мы вышли из палатки. Там стало многолюдно – появилось ещё больше туристов и любопытных местных жителей. Пара лет патрулирования Вест-Энда и Сохо – и привыкаешь к толпе, но туман приглушал голоса, вокруг было неестественно тихо. Тихая толпа немного беспокоит копа, поскольку не понять, что она собирается делать дальше, в отличие от шумной толпы. В тихой толпе люди наблюдают и думают. А это всегда опасно, ведь можно и такое подумать: "Интересно, что будет, если я запущу этой половинкой кирпича вон в того особо красивого молодого полицейского?"

– Не прекратить ли нам это? – Лесли кивнула на полицейскую будку.

Там Эбигейл была загнана в угол стройным белым парнем в красной охотничьей куртке, камуфляжных брюках и ботинках фирмы "Доктор Мартен". Он навис над ней в классической школьно-дискотечной манере, а Эбигейл стояла, скрестив руки на груди и отвернув от него лицо с выражением дипломатичным и сдержанно-хитрым. Она заметила меня раньше, чем он, и её усмешка стала ещё самодовольнее.

– Эй, ты, – сказал я. – Проваливай.

Парень развернулся достаточно быстро, вынуждая меня автоматически сделать шаг назад и принять стойку. Не назвал бы его высоким – всего на десяток сантиметров выше Эбигейл, но определённо лет на десять старше. Имел он треугольное лицо с копной волос цвета ржавчины, карие глаза с золотыми крапинками, белые и острые зубы.

– Вы меня напугали, офицер, – произнёс он тем шикарным голосом, который используют аристократы, желающие произвести впечатление своим голосом. – Что-то не так?

На его белой футболке под расстёгнутой курткой было изображено нечто похожее на средневековую гравюру на дереве: человек, разрываемый на части гончими собаками. Над картинкой современным шрифтом было напечатано: Но они почти не пострадали. Я серьёзно сомневался, что его именем будет что-то вроде мистер Бэджер.

– Да, – сказал я. – Это называется Закон о сексуальных преступлениях 2003 года. В данном случае для вас – пожизненное заключение, если её отец не догонит вас первым.

– Уверяю вас, офицер, – учтиво произнёс этот тип. – Мои намерения – абсолютно благородные.

– За углом в припаркованном фургоне полно сильно скучающих полицейских, – сказал я. – Они провели большую часть своей карьеры в морально непростом мире современной полиции и будут рады познакомиться с вами – столь понятным и презренным.

– Вы меня обижаете, офицер, – сказал парень, неосознанно попятившись от Эбигейл и киоска.

– Ничего такого, что не позволило бы Отделу профессиональных стандартов оправдать меня.

– Хорошо, – неуверенно сказал мужчина. – Приятно было познакомиться, Эбигейл, офицеры. – Он повернулся и убежал.

– И что смешного? – спросил я Лесли, сдерживающуюся от смеха из последних сил.

– Питер, – она с трудом сохраняла серьёзность. – Когда ты угрожаешь людям, то получается эффективнее, если им не приходится обдумывать пять минут сказанное тобой, чтоб просто понять.

Эбигейл скрестила руки на груди и бросила на меня недобрый взгляд, промолвив: “Привет, у меня тут был разговор”.

– Так вот что это было? – округлила глаза Лесли, мне так показалось. И я добавил: “Через пять лет договоришь с ним”.

– Если не передумаешь, – всё же хихикнула Лесли.

Эбигейл не успела ответить, как чей-то голос окликнул Лесли по имени. Пока та поворачивалась в нужном направлении, молодая женщина с гривой дредов вынырнула из тумана и обняла её. Это была Беверли Брук.

Она отодвинула Лесли на расстояние вытянутой руки и уставилась на неё – маска и всё такое.

– Мне сказали, что ты разгуливаешь, но не сказали, что ты в хорошей форме. Я беспокоилась о тебе, но застряла в верховьях реки с жителями графства и студентами.

Лесли была слишком ошеломлена, чтобы говорить, и на это стоило посмотреть.

Беверли взглянула на меня. Её глаза были такими же чёрными, как я помнил, по форме как у кошки. Нос гладкий и приплюснутый, рот широкий, губы полные, а кожа, несмотря на зиму, гладкая, безупречная и смуглая.

– Привет, Питер, – сказала она и повернулась к Лесли. – Я подумала, это Питер Грант с Южного берега. Глаза, как всегда, широко раскрыты, а яйца горят огнём.

Беверли наклонилась и, к большому неудовольствию Лесли, понюхала её шею, но обратилась ко мне: ‘Это правда. У тебя плохие манеры, как у мистера, который никогда не пишет, – она сердито смотрела на меня. – Ни одного звонка за девять месяцев, ни одного письмеца в мейле".

Я знал, что не стоит оправдываться.

– На берегу реки живут люди, которые всё ещё ждут выплаты по страховке из-за тебя, и я не шучу по этому поводу, – она снова повернулась к Лесли. – Вам двоим лучше обязательно заглянуть и засвидетельствовать своё почтение Маме и Старику, пока они не начали думать, что вы принимаете их как должное.

Маленькая фигурка в ярко-жёлтом шёлковом жакете влетела в нашу гущу, как маленькая солнечная граната.

– Бев-Бев-Бев, – крикнула девочка. – Ты должна пойти со мной, ты ж обещала.

– Подожди чуток, Ники, – сказала Беверли. – Я разговариваю.

Ники, как я догадался, произошло от Некингер, ещё одной затерянной реки из верхней части Саутуорка. Девочка, временно сбитая с толку, повернулась ко мне и широко, лучезарно улыбнулась.

– Волшебники, – она ткнула пальцем и рассмеялась, будто это было забавно.

Низкий голос позвал Ники по имени. Я узнал его.

– О-о-о, – отреагировала она и скорчила мне рожицу.

Оберон шагнул к нам из тумана. Высокий мужчина с квадратным красивым лицом. Одет в старинную военную куртку (когда-то красную, но выцветшую до грязно-коричневого), чёрные армейские брюки и ботинки. На поясе у него висело нечто, напомнившее настоящий старинный британский армейский меч, причем не парадный. Одна рука покоилась на рукояти, чтобы меч не путался в камзоле. Он вежливо кивнул мне и Лесли.

– Констебли, – обратился он. – Я верю, что всё так, как и должно быть.

– Насколько это возможно, – уклончиво ответил я.

Он протянул руку Ники. Та театрально вздохнула, прежде чем подскочила и схватила её.

– Ты обязательно придёшь навестить меня, – сказала мне она, уводимая Обероном. – Не забудь захватить подарки.

– Это её отец? – спросила Лесли.

Беверли покачала головой. “Оберон – мужчина Эффры, но они оба вынуждены присматривать за Ники. Кстати, мне пора идти. Но нам нужен девичник. Так что напиши мне, ладно?”

Я кашлянул и спросил её, можно ли с ней поговорить позже. Она лукаво улыбнулась: "Конечно, позже”.

Лесли ударила меня кулаком в плечо, предлагая: “Давай навестим её маму, пока твой мозг еще работает?"

Многих удивляет, что у лондонских рек есть свои богини. Даже люди, официально воспитанные в вере в речных духов (а это, кстати, около трети населения земного шара), не могут смириться с мыслью, что у Темзы могут быть божества. Нигер – безусловно. Амазонка – конечно. Миссисипи – само собой. Но Темза?

На самом деле их два. Старейшина реки старше второго на пару тысячелетий. Тиберий Клавдий Верика, возможно, британец римского происхождения правил Темзой от истока до устья до 1858 года, когда превращение реки Лондоном в открытую канализацию заставило его в гневе сдвинуться вышне по течению. Так что город обходился без его помощи до конца пятидесятых, когда убитая горем медсестра-стажёр из Нигерии бросилась с Лондонского моста и обнаружила, что вакансия богини открыта. Во всяком случае, она так это рассказывает.

Старейшина реки считает, что его владения должны быть признаны как изначальные. А она, в свою очередь, говорит, что, раз он не удосужился выступить на Фестивале Британии, не говоря уже о Блице (бомбардировке Великобритании в 1940-41 гг), он не может просто прийти и требовать, чтобы его усадили во главе стола. Этот конфликт между поколениями и этническими группами делает жизнь в большом городе стоящей того, чтобы жить. Тот факт, что мы полицейские и должны защищать наше драгоценное физическое "я" от таких потенциальных конфликтов, объясняет, почему мы с Лесли взяли за правило быть вежливыми и уважительными, имея дело с ними.

Итак, мы направились туда, где сидели они, блистая в своих лучших воскресных нарядах. Отец Темза был одет в чёрный двубортный костюм в тонкую полоску, пёстрый жилет и шляпу в тон, которая изо всех сил старалась держать под контролем его спутанные седые волосы. В честь такого случая он был чисто выбрит, что выделяло его тонкие губы, крючковатый нос и мрачные серые глаза.

Рядом с этим унылым человеком блистала Мама Темза – в блузке и сандалиях золотого, серебряного и чёрного цветов. Её лицо было столь же гладким и смуглым, как у дочери Беверли, но круглее, хотя глаза были так же чуть приподняты. Волосы были заплетены в нечто, прошитое золотой нитью – в стиле, занимающем её подружек часами, если не днями.

Следуя инструкциям Найтингейла, мы постарались проскользнуть внутрь и выйти обратно как можно незаметнее. Услышали что-то вроде: “И как давно вы офицеры полиции? Это замечательно”. Когда я уходил, Леди Тай, стоявшая за правым плечом Мамы Темзы, одарила меня едва заметной, но опасно жизнерадостной улыбкой. У меня даже зачесалось между лопатками.

Затем мы вернулись в джазовый шатёр на выступление папы, где нашли Найтингейла, обсуждавшего эволюцию биг-бэнда Теда Хита из оркестра Джеральдо с парнем, специально приехавшим из Ноттингема на концерт. Я пробыл там достаточно долго. Убедившись, что отец заметил меня, отправился обратно. В конце концов, мы не могли держать все силы правопорядка в одном месте – кто знает, что может случиться, пока мы будем славно проводить весенний вечер.

Подойдя к Эбигейл, одиноко стоявшей под плакатом "Работаем вместе для безопасности Лондона", я услышал, как группа отца заиграла эксцентричную аранжировку "Мисти". “Можешь осмотреть ярмарку, если не будешь разговаривать с незнакомцами,” – предложил ей.

–Хорошо.

– Или со странными вещами, – добавил я.

– Как скажешь, – сказала она и ускакала.

– Или со странными существами, которые тоже люди, – крикнул ей вслед.

Ни одна из перечисленных мною категорий, похоже, не захотела остановиться у полицейского киоска и поболтать. Лишь пара бразильских студентов поинтересовалась, в чём цель ярмарки.

– Это праздник весеннего равноденствия, – разъяснил я.

Они оглянулись на голые, окутанные туманом деревья и вздрогнули, потом музыка увлекла их к джазовой палатке. Они обогнали Лесли, шедшую в другую сторону, и с любопытством уставились на её маску. Лишь когда Лесли остановилась и спросила, не нужно ли им чего-нибудь – они осознали нетактичность своего поведения, покачали головами и поспешили прочь.

Лесли несла ещё одну пинту пива, и вручила её мне, подойдя к ларьку и сказав: “Привет от Оберона, говорит, Питеру это точно понадобится до конца рабочего дня”.

– Объяснил, зачем?

Лесли сказала "нет", но я всё равно выпил пиво. Это было настоящее пиво, а не шипучее светлое из бочки. Подумалось: наверное, из какого-нибудь ларька.

Я услышал, как Эбигейл смеётся где-то в тумане – звучало странно. Подумал, не пойти ли и позвать ее.

– Привет, красавица, – раздался голос позади нас.

– Привет, Зак, – ответила Лесли. – Я думала, ты персона нон грата.

– Так и было, – с улыбкой подтвердил Зак – худощавый белый парень с влажными каштановыми волосами и большим ртом на худом лице. На нём были по-настоящему нестиранные выцветшие джинсы и серая толстовка с капюшоном до локтей. Он театрально поклонился. – Но сейчас Весенний Двор. Времена года сменились, жестокая зима прошла. Ягнята резвятся, птицы вьют гнезда, а самые зимостойкие банкиры получают свои премии. Это время прощения и второго шанса.

– Ага, – Лесли, выудила из кармана куртки десятку и помахала ею перед ним. – Тогда иди и приготовь нам что-нибудь на ужин.

Зак выхватил десятку у неё из рук. “Какой суровый приказ”, – крикнул он и убежал.

– У него и в самом деле нет чувства собственного достоинства, – не удержался я.

– Абсолютно никакого, – поддержала меня Лесли.

Пока мы ждали, я предложил проверить периметр.

– Заодно поймаешь Эбигейл, – добавила она.

Мой отец начал с аранжировки "Темы любви из "Спартака"”, ставшей недавно его коронным произведением. Остальные участники группы практически не играли, в то время как он старательно подражал Биллу Эвансу. Надеюсь, это не касалось неизлечимого гепатита. Его пианино словно преследовало меня в тумане, то появляясь, то исчезая за разносчиками и механическим органом на карусели. Это раздражало, как обычно бывало с нравящейся мне музыкой отца, если она вдруг пропадала при моём передвижении.

Я нашёл Эбигейл стоящей перед высоким узким прилавком, напоминающим  формой огромную будку Панча и Джуди. Края арки авансцены украшали резные совы, четверть луны и оккультные символы. Должно быть, когда-то она была очень красивой. Теперь золотая и голубая краска облупились, а жёлтая занавеска, скрывавшая интерьер, выцвела и стала тонкой. Резная вывеска в верхней части арки гласила: "Артемис Вэнс: Поставщик настоящих талисманов, заговоров, волшебных приманок и заклинаний". Чуть ниже была приколота визитная карточка с написанными фломастером словами: "Возврату не подлежит!"

– Одолжи нам пятёрку, – попросила Эбигейл.

Было любопытно посмотреть, что есть в ларьке, поэтому дал деньги. Эбигейл постучала по его задрожавшей стенке. Распахнулся занавес, перед нами предстал парень с крючковатым носом и серебристо-седыми волосами, торчащими во все стороны, словно сахарная вата. На нём был тёмно-бордовый бархатный пиджак с высоким воротником – поверх сиреневой рубашки с оборками.

Он подозрительно посмотрел на меня, и ещё более подозрительно – на Эбигейл. По крайней мере приоритеты он расставил правильно. После чего поинтересовался: “Чего вам?”

Эбигейл спросила приманку для фей. Но парень развёл руки в стороны: “Извините, мы больше не занимаемся ими”.

– Почему? – продолжила докапываться Эбигейл, склонив голову набок.

– Потому что Европейский суд признал её незаконной, – сомнение парня в нашей покупательной привлекательности возросло, но он разъяснил. – Никакой охоты на фей, никаких приманок для фей. Хотя технически я мог бы продать вам приманку, при условии, что вы не будете приманивать ею фей. Это если бы я мог их делать ещё.

– И почему вы не больше не можете их делать?

– Потому что у вас должна быть настоящая фея. Иначе приманка не сработает.

– Но если мне нужна приманка не для охоты на фей, почему бы вам всё равно  не сделать такую приманку? – спросила Эбигейл. – Поддельную приманку для фей.

– Не говорите глупостей, юная леди, – сказал продавец. – Только шарлатану могло прийти в голову изготовить волшебную приманку, которая не оправдает ожиданий в самом главном. Даже предположить такое – абсурдно до наглости.

– А как насчет заклинания? – спросил я, заинтересованный таким подходом.

– Увы, – сказал парень, – я опозорю себя, предлагая жалкие потуги собственного мастерства такому человеку, как вы, джентльмену, а я никогда не ошибаюсь, уже обученному высокому и могущественному искусству ньютоновского практика.

– А мне приманку? – спросила Эбигейл.

– Несовершеннолетняя, – продавец не сомневался.

– А заклинание? – не отступала Эбигейл.

– Увы, моё заклинание – всего лишь синоним настоящего заклинания. Моего предыдущего ответа должно хватить, – Замолчав, продавец взглянул на вывеску. – Это название добавлено лишь для придания нашей рекламе большей привлекательности и таким образом привлечь внимание пресыщенной публики.

– Вы хоть что-нибудь продаете? – нагло спросила Эбигейл.

– Могу сделать для вас амулет.

– Можете сделать мне амулет против учителей географии?

– Увы, дитя моё, – сказал мужчина. — Как, легко объяснит тебе твой большой и грозный брат, никто не выбирает талисман, скорее, талисман выбирает тебя. Всё это часть великого и изнурительного космического цикла Вселенной.

– Хорошо, – Эбигейл не отставала. – Какие амулеты мне можно взять?

– Поищу, – продавец окинул её быстрым взглядом и, пригнувшись, скрылся из виду.

Мы с Эбигейл обменялись взглядами. Я уже открывал рот, предлагая уйти, как появился парень и продемонстрировал нам маленький кулон. Маленький жёлтый полудрагоценный камень грубой огранки, вставленный в серебряную корзиночку на кожаном шнурке длиной до колена. Эбигейл с сомнением посмотрела на него.

– Для чего он? – спросила она.

Продавец на мгновение задумался. Потом продолжил, помогая себе руками, описывающими в воздухе круг: “Это твой основной защитный амулет, для защиты от…” он замялся.

– Оболочка? – подсказала Эбигейл.

– Сверхъестественное, – сказал он серьёзно и добавил: – Таинственное и зловещее.

– Сколько с меня тогда?

– Пять фунтов.

– Держи, – она протянула деньги. Когда она потянулась за амулетом, я взял его первым. Сжал в кулаке и сосредоточился, но ничего не почувствовал. Камень был холодным и неактивным. Он показался мне безвредным, поэтому я передал его ей.

Эбигейл вопросительно посмотрела на меня, надевая амулет через голову. Он зацепился за огромный африканский шар, который она носила на затылке. Она замешкалась, прежде чем смогла спрятать его под джемпер. Я подождал, пока она снимет резинки для волос, уложил её волосы на место и закрепил их парой привычных поворотов.

– Тебе лучше вернуться в нашу кабинку, – посоветовал я. Эбигейл кивнула и затрусила прочь. – И ты должна мне пятёрку, – крикнул ей вслед.

Я оглянулся на продавца, который благосклонно кивнул мне. Прошёл вдоль ряда киосков и повернул направо, где в киоске продавались традиционные сыры, пиво и крысоловки. Скрывшись из виду, я остановился, сосчитал до шестидесяти, а затем быстро повернул обратно за угол, пока не увидел киоск Артемиса Вэнса.

Продавец тоже просматривался, он опирался локтями о стойку и, увидев меня, помахал рукой. Я не ответил, решив, что, вряд ли это таинственный волшебный киоск, и отправился осматривать оставшуюся часть периметра.

Беверли ждала меня напротив входа в гавань Габриэля, подпирая садовую ограду, имитирующую террасу в стиле регентства, любимом, как ни странно, стиле местных жителей. На ней была чёрная вельветовая куртка поверх джинсовой майки, оставлявшей обнаженной полоску кожи над красными обтягивающими джинсами с высокой талией. Туман украшал бисером её локоны и плечи куртки, и я подумал: похоже, долго так простояла.

– Ты хотел поговорить, – произнесла она, когда я подошёл.

Она пахла какао-маслом и дождевой водой, поцелуями на диване под "Новости в десять" с выключенным звуком и песню Трейси Чепмен "Быстрая машина" на родительской стереосистеме. Пахнущие краской воскресные мастер-классы и нагретые солнцем автомобильные сиденья, шумные вечеринки, на которых в спальнях громоздится мебель, а в гостиной стоят встроенные в шкаф колонки, отдающиеся в грудной клетке, в то время как чья-то мать устраивает приём на кухне, раздавая ром и кока-колу. Мне так сильно захотелось обнять Беверли за талию и ощутить пальцами тёплую кожу. Это походило на воспоминание о чём-то, уже деланном мною. Рука моя вздрогнула.

Я глубоко вздохнул. “Мне нужно спросить тебя кое о чём важном”.

– Да?

– Пока ты поднималась вверх по реке… – начал я.

– Слишком далеко, – прервала она, теребя лацкан моего пиджака. – Целый час на машине или сорок минут на поезде. От Паддингтонского вокзала. Они отправляются каждые пятнадцать минут.

– Пока тебя не было, – продолжил я. – Эш поранился железными перилами.

– Слышал бы ты крики, что раздавались с нашей стороны, – она улыбнулась.

– Да, но я опустил его в реку, и он выздоровел. Как это сработало?

Беверли прикусила губу. Звуки эксцентричной аранжировки ‘The Way You Look Tonight’ в исполнении моего отца пробивались сквозь туман и окружали нас.

– Ты об этом хотел меня спросить?

– Я подумал о лице Лесли. Могли бы мы сделать то же самое?

Беверли c изумлением уставилась на меня, а затем сказала, что не знает.

– У Эша это сработало, – настаивал я.

– Но Темза – это его река, – возразила она.

– А я думал, что это твоей мамы река.

– Да. Но это еще и река его отца.

– Разве это не может быть обоюдным? – спросил я.

– Да, это возможно, Питер, – рассердилась почему-то она. – Вещи могут быть двумя вещами одновременно, они могут быть даже тремя вещами одновременно. Мы не такие, как вы. Для нас мир устроен по-другому. Мне жаль, что у Лесли такое лицо, но если вы окунёте её в реку, то всё, что она получит, – это заражение крови. – Беверли отступила на шаг. – И тебе не должно быть дела до того, есть у неё лицо или нет.

– Ей не всё равно. А тебе?

– Ничем не могу помочь тебе, Питер, – сказала она. – Я бы сделала это, если б могла, честно.

Мой запасной телефон, которым я готов рисковать в случае неожиданной магии, выдал сообщение с предупреждением.

– Мне нужно возвращаться, – сказал я. – Ты идёшь?

Беверли уставилась на меня, как на сумасшедшего. “Нет. Я собираюсь затопить Ротерхит или что-то в этом роде”.

– Увидимся позже, – попрощался я.

– Конечно, – она повернулась, пошла прочь. И не оглянулась.

Я знаю, о чём ты думаешь. Но, оглядываясь назад, можно сказать, что это было всего лишь небольшое наводнение, а материальный ущерб составил максимум пару миллионов фунтов стерлингов. И, кроме того, страховые компании покрыли большую часть ущерба.

Я вернулся в джазовую палатку как раз вовремя, успев попрощаться с родителями, собиравшимися домой после концерта, и Эбигейл, которая должна была подвезти их обратно.

После их ухода что-то заметно изменилось. И не только потому, что молчавшая в знак уважения к моему отцу звуковая система рядом с "Тропой к Темзе" включила динамики со звуком будто взлетающего аэробуса A380. Семьи туристов с детьми постепенно расходились, и промежутки между прилавками внезапно заполнились парнями и девушками, пьющими из банок и пластиковых стаканчиков или открыто передающими друг другу косяки.

Мы с Лесли знали эту толпу с давних времен, или, по крайней мере, её версию в Вест-Энде по субботним вечерам. Пришлось вернуться в Asbo и облачиться в защищающую от ударов и бросающуюся в глаза форму современного констебля. Не говоря уже о рыцарском снаряжении – удлиняемой дубинке, перцовом баллончике и быстрых наручниках. Я включил свою радиоволну и проверил, находится ли разорительно дорогая вторая смена гражданской обороны (TSG) на дежурстве.

Звуковая система исполняла исключительно плейлист BBC iXtra. Достаточно грубый для собравшейся в верховьях реки публики, с достаточным количеством правильных ритмов, чтобы не раздражать лондонцев. Лесли это нравилось, и я справлялся, но пару раз, когда мы сталкивались с Найтингейлом, было видно, что он едва терпит. Мы по очереди отправлялись на импровизированную танцплощадку в конце парка у реки, хотя по тепловым свойствам защитный комплект Metvest оказался не идеальной клубной одеждой.

В какой-то момент я оказался один на берегу реки, наблюдая, как луна в три четверти касается крыши вокзала Чаринг-Кросс. Сквозь туман пробивался шум машин, но небо было достаточно ясным, чтобы почти разглядеть звезды. Мне показалось, что я услышал возмущённый крик со стороны Лондонского моста. Он был длинный, низкий и тонкий, но в то же время пронизанный каким-то безумным ликованием, и я мог бы его узнать. Но думаю, что это  сработало моё воображение.

Соревнование по писанью проходило в три или четыре часа утра. Я уже потерял счет времени, когда даже сверхъестественное среди нас начало угасать. Впервые я узнал о нём, когда Оберон схватил меня за руку и потащил в восточную часть парка.

– Это конкурс, – ответил он на мой вопрос: что происходит. – И нам нужно, чтобы ты выступал, представляя нас.

– Представлял что? – уточнил я.

– Честь столицы.

– Доверьте это леди Тай, – попробовал я перевести стрелки. – Она достаточно проницательна.

– Но не для этого, – уверенно сказал Оберон.

Мы подобрали группу поддержки, в которую вошли Олимпия и Челси, богини Каунтерс-Крик и Уэстборна, а также победительницы лондонских соревнований "Я шикарный подросток". Дайте мне возможность участвовать в них пять лет подряд – так вдохновила эта поддержка.

– Сделай это для Лондона, – призвала меня Челси.

– Целься прямо, – крикнула Олимпия.

– Что, чёрт возьми, мы должны делать? – схватил я Оберона за руку.

Он сказал, я возмутился: “Ты шутишь?”

Итак, мы выстроились в ряд: я и Оксли в центре, Отец Темза справа от нас с Эшем и парой его последователей за ним. Слева от меня были Оберон, дядя Бейлиф и ещё несколько парней, которых я не узнал.

Женщины – слава богу, все девочки спали, укутанные одеялом, – выстроились в линию в трёх-четырёх метрах позади нас, что позволило нам не краснеть.

– Ладно, парни, вынимайте оружие из ножен, – скомандовал Оксли, и послышался звук расстёгивающихся молний и ругательств, пока кто-то возился с пуговицами. – Только по моему сигналу. Ждите продолжения. Ждите! – крикнул Оксли под стоны и свист.

– Разойдитесь, – крикнул Оксли, и мы разошлись.

Мне неловко говорить, какое место я занял в этой группе. Все мы ранее успели выпить пива, поэтому перед нами поднялась стена пара. Последними оставались Оксли, Оберон и сам Отец Темза. Последний, непринужденный, как джентльмен в писсуаре паба, посмотрел налево и направо вдоль шеренги, чтобы убедиться, что всё внимание на нём, прежде чем закончить и спокойно застегнуться на все пуговицы.

– Ну, а чего вы ожидали, ребята? – невозмутимо произнёс он в наступившей тишине. – В конце концов, я хозяин источника.

Я проснулся на заднем сиденье Asbo и, несмотря на это, почувствовал себя на удивление хорошо. На самом деле, это было чертовски здорово. Я вышел из машины и был встречен тёплым утренним солнцем. Сразу же заподозрив неладное, я включил свой мобильный и с его помощью проверил дату. Убедился в ожидаемом – я не провёл пятьдесят лет в волшебном веселье фей. Но в моей профессии нельзя быть слишком осторожным.

И всё же волшебная ярмарка исчезла вместе с утренним солнцем, оставив после себя груды мусора и грязные прямоугольные следы на газонах. Будто большая грязная река вышла из берегов, оставив свой след на сухой земле. Ситуация плачевная, но, к счастью, моя мама знала даму, управляющую компанией, специализирующейся на уборке после рок-фестивалей. Эта дама сказала, что после уборки в Гластонбери, вас больше ничто, кроме ядерных отходов, не испугает.

Прибыли её люди, разместились в районах, недавно освобожденных силами гражданской обороны. В основном это были молодые сомалийцы, центральноафриканцы, албанцы и румыны, а также поляки, турки и курды. Они были в комбинезонах, ботинках со стальными набойками, а в руках держали лопаты, грабли и другие орудия разрушения.

Лесли, свернувшаяся калачиком на переднем сиденье, выглядела жизнерадостно забытой, так что я оставил её в покое и отправился на поиски кофе и сэндвичей с беконом. Когда я вернулся, она уже встала и махала мне с восточного края парка, где мы проводили соревнование по писанью.

– Что, чёрт возьми, здесь произошло? – спросила она.

Перед местом, где стоял Отец Пензы, расцвели цветы. Найтингейл назвал их, подъехав к нам, чтобы присоединиться: дикий дягиль, красный клевер, жёлтый донник, дикая резеда, чесночная горчица, вдовушки, синец луговой и высокие заросли красной валерианы. Он выглядел восхищённым и сказал, что чуть позже отвлечётся: “Надо нарвать букет для Молли. Но сначала разберёмся с этими перилами”.

Несмотря на солнечную погоду, дул сильный ветер с востока. Дядя Бейлиф аккуратно сложил отрезанные части поручней и закрепил их пластиковыми стяжками. Мы с Найтингейлом взялись за концы первой секции и просунули их в щель. Найтингейл положил руку на перекладину и произнёс довольно длинное заклинание, пятого или шестого порядка, как мне показалось. Я почувствовал вибрацию, как будто по трубчатому колоколу аккуратно ударили молотком, и покалывание в руках, которыми я держал поручень, а затем тепло.

– Давно я этого не делал, – признался шеф.

– Это что, часть странного способа Вейландов? – спросил я. Было не совсем похоже на изготовление посоха волшебника, но направление такое же. Металл нагревался, и я уже пожалел, что не в рабочих перчатках, когда Найтингейл отпустил свой конец. Я передвинул руку, чтобы он мог взяться за мой конец, и внимательно наблюдал, как он повторяет заклинание. Оно содержало Люкс, но также формы и модификаторы, не узнанные мной.

–  Хорошо, что я вспомнил, – сказал Найтингейл. – Мы должны продолжить наше собственное кузнечное дело. –  Он разжал пальцы, и на металле остался оранжевый отблеск, постепенно исчезнувший и не оставивший никаких следов соединения.

–  У нас есть время? – спросил я, когда мы перешли к следующему ограждению. –  Что с делом Малкерна и Безликим?

– Я слишком долго прожил, не помня прошлого – сказал он. – Прошлое не поможет мне найти этого безликого ублюдка. – Перила под его руками засияли белым, а затем погасли, – если только вы с Лесли не будете готовы исполнить свой долг.

Порыв ветра обдал меня холодом, я вдруг понял, что Найтингейл всё спланировал на случай, если не выживет в этой схватке.

– Эта практика пойдёт мне на пользу, – добавил он.

Закончив, мы подошли к Лесли, собиравшей вещи в нашем ларьке. Ларёк, заметил я, следует убрать.

– Заметил что-нибудь странное? – спросила она.

Я огляделся по сторонам. Уборщики почти закончили, и на дорожках стояли чистые пластиковые мешки, готовые к приёму мусора. Мужчина выгуливал свою собаку, а пара любопытных подростков в толстовках наблюдали за происходящим в надежде, что произойдёт что-нибудь достаточно интересное, чтобы выложить это на Ютуб.

– Ничего особенного, – сказал я.

Лесли хлопнула меня по плечу, указывая на официальный герб столичной полиции с написанным на нём ободряющим слоганом. Только кто-то изменил его, пока мы спали. Кто-то с соответствующими навыками, потому что, если бы я не знал, что название изменилось, то подумал бы, что оно всегда гласило: "Столичная полиция: Работаем вместе для незнакомого Лондона".