Шестьдесят восьмая

Но это уже совсем другая история.
А пока мы жили довольно тесно и, мягко говоря, не слишком комфортно, но весело и дружно. Полуподвал, конечно, не давал ощущения уюта, но зато у нас все-таки было уже два отдельных помещения: собственная кухня с печкой (а печка с плитой) и просторная жилая комната площадью примерно 15 квадратных метров. Я уже в предыдущих капельках кое-что рассказывал про ту жизнь. Так вот, пока я учился в той самой школе № 8, на наших глазах произошло много чего разного, иногда печального, но чаще интересного, иногда забавного, а для моей жизни - важного и порою знаменательного. Например, в начале 60-х годов, помимо того, что срыли один из семи исторических холмов Москвы - Таганский – и угробили всю местную историческую застройку, так снесли и почти весь исторический район Зарядье, да и сварганили там гостиницу «Россия», в просторечии – «сундук». Хотя, как я уже рассказывал ранее, ее тоже недавно снесли.  В том здоровенном здании, кроме собственно громадной гостиницы (в банкетном зале одного из пяти ресторанов которой я, кстати, играл свою первую свадьбу), был еще большой концертный зал, который мамина/папина контора снимала для своих торжественных мероприятий в большие советские праздники, а также хороший кинотеатр на два больших зала с шикарным, по тем временам, буфетом. В фойе гостиницы были газетные киоски, где продавали зарубежную прессу. А какие замечательные бары имелись на антресолях в фойе каждого входа! Правда, после гигантского пожара 1977 года, вход в гостиницу ограничили. Но это все потом, а пока этот огромный комплекс стал центром притяжения для студентов, фарцовщиков, шпионов всех мастей и оттенков, ну, и проституток, конечно. Много позже, уже после развала СССР, главными постояльцами гостиницы стали богатые уголовники и депутаты – родня, практически...    
 Но все это случилось потом, в другой жизни, а в 1960-е годы нам еще одно отдельное счастье привалило. Дело в том, что в те годы было принято, чтобы разные предприятия и учреждения шефствовали над школами. Эта была тогда такая форма дружеской опеки, этакого спонсорства, смешанного с просветительством и профориентацией. Например, у нашей школы были три шефа: Меховая фабрика, Кондитерская фабрика «Красный Октябрь» и Театр на Таганке. И, если с первыми двумя шефами отношения школы носили формально-деловой характер (экскурсии на производство, подарки разные – то сладкие, то мохнатые, помощь в ремонтах и прочее), то с театром все было иным. Особенно, когда в него пришел режиссер Ю.П.Любимов и с ним актеры В.Золотухин, А.Демидова, З.Славина, Б.Хмельницкий, В.Смехов…потом, по настоянию Н.Л.Дупака и В.Высоцкого приняли – кстати, Любимов вначале был против. Театр из захудалого, мало кому известного и вечно пустующего театрика быстро стал популярным, а зал его оказался маловатым для такой огромной волны популярности, билетов было не достать. И тут директору театра, оставшемуся из прежнего состава руководства Московского театра драмы и комедии (так до Любимова назывался театр) и именуемому нами дядей Колей (Николаю Лукьяновичу Дупаку), стал регулярно являться кошмар всей его жизни в виде завучей и комсомольских активистов нашей школы, которые, потрясая им же когда-то составленным шефским договором, вымогали у него билеты на спектакли, соответствующие школьной программе («10 дней, которые потрясли мир» Дж.Рида, «Послушайте» В.Маяковского, «Добрый человек из Сезуана» Б.Брехта», «Мать» М.Горького, «Пугачев» Есенина…). Вначале он «откупался» услугами замечательного художника Давида Боровского-Бродского - тот оформлял школу к праздникам. Потом это не прокатывало… Пик наших посещений театра пришелся на период с 1967-го по 1970 гг. – именно в те годы вокруг здания театра не оскудевала толпа  желающих приобрести «лишний» билетик на любой спектакль. Некоторые, в ожидании распродажи «брони», ночевали рядом с театром, даже жгли костры. И вот представьте себе зрелище: распихивая локтями этих взрослых, усталых дядек, в окошечко администратора нагло стучит какой-нибудь пацан лет 15-16 и юношеским баском небрежно так: «Я из школы №8, попрошу сорок пять билетов на «Пугачева», желательно — на один спектакль. Разве дядя Коля не предупредил?». После этого администратор, исторгая стоны раненого бизона и явно страдая болью душевной, все же отслюнявливал требуемое, ибо приказ руководства обычно не обсуждался, а если и обсуждался, то только в части обеспечения наилучшего его исполнения...
Нынешним понаехам, нагло вторгшимся в мой родной город, убившим дух Москвы и заразившим её всяческой скверной, невдомек, что означал в те годы этот ТЕАТР для жителей моей Москвы. Если захотят узнать, пусть спросят настоящих, коренных москвичей – желательно, не моложе меня и моих ровесников. Нужно ли упоминать, в каком шоке от всего этого пребывали свидетели этого нашего бесчинства – взрослые, уставшие дядьки и тети, которые месяцами пытались попасть хоть на какой-то спектакль.